CC BY
42
Сперанская А.Н. ©
Кандидат исторических наук, доцент кафедры истории, Южно-Уральский государственный университет (национальный исследовательский университет)
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ КАМПАНИИ 1946 -1953 ГОДОВ И НАУЧНОПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ УРАЛА
Аннотация
Статья посвящена анализу идеологических кампаний середины 1940-х - начала 1950-х гг. на Урале. На основе архивных материалов исследуется региональная специфика проводимых кампаний, и ответная реакция научно-педагогических кадров.
Ключевые слова: идеологические кампании, космополитизм, Урал.
Keywords: ideological campaigns, cosmopolitanism, Ural.
После окончания Великой Отечественной войны начинается постепенное ужесточение идеологического диктата над всеми сторонами жизни общества. Послевоенное советское общество уже не было монолитным. В нем нарастали с одной стороны критические настроения, с другой - надежды и ожидания, направленные на либеральную трансформацию сталинского режима. Необходимость укрепления существующего режима была вызвана также ухудшением международной обстановки. Идеологический контроль над научной интеллигенцией стал частью партийно-государственной политики, направленной на усиление контроля над обществом.
Идеологические кампании принимали различные формы и охватывали все сферы духовной жизни. Начало было положено известным постановлением ЦК от 14 августа 1946 г. «О журналах «Звезда» и Ленинград». Оно было направлено в первую очередь против деятелей культуры и искусства. Но уже с 1947 г. проводимые властью мероприятия напрямую затронули и научно-педагогическую интеллигенцию.
Одним из важнейших направлений партийно-государственной политики во второй половине 1940-х - начале 1950-х гг. стала кампания, направленная на утверждение советского патриотизма и борьбу против низкопоклонства перед Западом. У ее истоков стояли суды чести, организованные 28 марта 1947 г. постановлением Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) в 82 министерствах и ведомствах. Они рассматривались руководством страны и как форма контроля над настроениями и поведением работников партийного аппарата и интеллигенции, и как средство воспитания советского патриотизма. В обязанности судов чести входило рассмотрение «антипатриотических, антигосударственных и антиобщественных действий, совершенных руководящими, оперативными и научными работниками» [1,68]. Основное внимание судов чести было сосредоточено на выявлении фактов «пресмыкательства перед Западом». К таким фактам относились любые международные контакты, использование достижений зарубежной науки, публикации в иностранных журналах или ссылки на иностранные источники.
В 1947 г. под личным контролем Сталина состоялось первое разбирательство судов чести. Обвиняемыми были Н.Г. Клюева и Г.И. Роскин. Дело «КР» обозначило курс правительства на свертывание международных научных контактов, и противопоставление «советской» и «западной» науки, борьбу с «буржуазным объективизмом». Продолжением и развитием данного идеологического курса с 1949 г. стала кампания по борьбе с космополитизмом.
Высшее политическое руководство страны инициировало начало идеологических кампаний и проведение в центре «показательных» мероприятий. Далее инициатива центра передавалась в регионы. В конце июля 1947 г. закрытое письмо по делу «КР» с установкой
©© Сперанская А.Н., 2014 г.
«покончить с низкопоклонством перед иностранцами и установить контроль за людьми, склонными к раболепию перед иностранцами», поступило в свердловский, пермский и челябинский обкомы. Письмо имело двух адресатов - партийные структуры и научнообразовательное сообщество. Сначала с документом ознакомились члены обкома, потом он был направлен в горкомы, райкомы и в партийные организации вузов и НИИ. Однако в связи с тем, что большинство научных работников находились в этот период в отпусках, с письмом ознакомилась лишь небольшая часть сотрудников. Повторное обсуждение документа прошло в вузах Урала в начале сентября.
Далее партийное руководство развернуло активную деятельность по «патриотическому воспитанию» научно-педагогических кадров. Важным орудием борьбы с низкопоклонством перед Западом стала систематическая пропаганда, направленная на утверждение приоритета русской науки. По решению горкома Челябинска для научной интеллигенции были проведены семинары по темам: «Реакционная сущность космополитизма», «И.П. Павлов - великий
русский ученый патриот» [2,55]. В Перми горком провел собрания ученых на темы «Об идеологической работе в современных условиях», «Задачи советской интеллигенции в развитии отечественной науки и культуры», «Роль и задачи молодых ученых в развитии советской науки» [3,25].
В 1949-1950 гг. под контролем партийного руководства начались проверочные акции в вузах и НИИ Урала по выявлению «непатриотично» настроенных сотрудников. Под особый контроль были взяты преподаватели с «сомнительными» политическими качествами. В их числе сотрудники, являющиеся по национальности евреями или немцами (заведующий кафедрой строительных материалов А.В. Гаген-Торн, заведующий кафедрой высшей математики В.И. Шнейдмюллер, заведующий кафедрой энергетики М.М. Слиозберг в Магнитогорском горно-металлургическом институте (МГМИ) [4,42]. Кроме того, «не вызывающими политического доверия» были объявлены преподаватели непролетарского происхождения (Н.И. Архангельский, В.Н. Фаворский, Н.И. Халевин в Свердловском горном институте (СГИ), либо преподаватели, жившие во время войны на оккупированной территории (В.Г. Максенков из СГИ), либо ранее осужденных по политическим мотивам (М.П. Клер, Д.С. Штейнберг, А.И. Бредихин из СГИ) [5,18].
Специальная комиссия по заданию Свердловского обкома несколько раз обследовала институты УФАН. Комиссия отметила, что в аспирантуру принимают «слишком много евреев», поэтому следовало обратить особое внимание на подбор кадров. Сам отчет включал также стандартные призывы развернуть критику и самокритику, вести «непримиримую борьбу с аполитичностью, безыдейностью и семейственностью» [6, 6].
В вузах были организованы проверки во главе с преподавателями кафедр марксизма-ленинизма, членами партийной организации вуза и представителями обкома и горкома. Проверяющие комиссии разных вузов обычно действовали по одной схеме. Члены комиссии посещали лекции, семинары, проверяли конспекты. Особое внимание уделялось идейной направленности лекции, тому, как преподаватель сумел показать приоритет советской науки. Проверяющие внимательно подсчитывали количество ссылок на отечественных и зарубежных авторов. Отчеты рассматривались на заседаниях партийных организаций вузов и предоставлялись в обком.
Во всех учебных учреждениях проходили заседания, где ученые «разоблачали» своих коллег в раболепии перед Западом, или «признавали свои ошибки», развивали «критику и самокритику». Обращает на себя внимание многократное повторение на происходивших заседаниях штампованных, однотипных обвинений.
В ряде вузов с обвинениями против своих научных руководителей выступили аспиранты и студенты. Так в Свердловском горном институте развернулась настоящая травля выдающихся минерологов М. П. Клера и К. К. Матвеева. В парторганизацию вуза сначала поступили «сигналы» от студентов, о том, что М.П. Клер и К.К. Матвеев плохо преподают свои предметы. Утверждалось, что они «читали лекции без системы, не придерживаясь программы, в отрыве от производственных задач, на мало доступном для студентов языке» [7,19]. Затем было
организовано выступление партийных студентов с критикой преподавателей на заседании партийного бюро. Итогом стало увольнение обоих ученых.
По итогам проверки в МГМИ критике были подвергнуты лекции преподавателей М.М. Слиозберга, В.В. Россохина, В.И. Шнейдмюллера как не достаточно «идейные» по содержанию, или только формально отражающие превосходство советской науки [8, 63]. В Молотовском государственном университете проверяющая комиссия раскритиковала работы выдающихся геологов Г.А. Максимовича, В.К. Воскресенского, П.Н. Чирвинского [9, 82]. В СГИ обвинили профессора В.И. Веселова «за пропаганду американской техники», доцента М.Г. Новожилова за использование чертежей из иностранных книг, заведующего кафедрой геологии рудных месторождений С.А. Вахромеева в «преклонении перед авторитетом иностранных ученых», использование иностранной лексики и изложение курса с позиций «буржуазного объективизма». Ему было предъявлено требование, переписать курс минералогии.
Материалы протоколов партийных собраний не дают полного представления о внутренней мотивации участников тех событий. Можно предполагать, что мотивы были различны и противоречивы: кто-то верил в правильность и справедливость проводимого курса, другие подчинились административному нажиму. Некоторые пытались свести личные счеты, прикрываясь идеологическими лозунгами.
Различным было и поведение. Большинство ученых, пытаясь адаптироваться в этот период, выполняли необходимые для власти мероприятия, стараясь при этом свести обсуждения к конкретным профессиональным задачам. Анализируя протоколы партийных собраний и ученых советов, можно отметить, что критика «низкопоклонства перед Западом» носила зачастую формальный характер. А сами выступления чаще всего были сдержанными и обтекаемыми по форме.
В некоторых учреждениях сотрудники, насколько возможно, пытались уйти от необходимости искать в своих рядах космополитов, стараясь привлечь внимание к действительным проблемам и нуждам. Такие резолюции, например, принимались на партсобраниях в Магнитогорском горно-металлургическом и Уфимском нефтяном институтах. За формальными заявлениями о «борьбе с низкопоклонством», «усилением бдительности» обычно следовало детальное обсуждение конкретных вопросов об улучшении качества преподавания и выпуска студентов, развития материально-технической базы лабораторий, улучшения работы аспирантуры и т.д. [10, 44; 11]. В протоколе обсуждения в УФАН доклада А. А. Иванова «Проблемы современной геологии и задачи геологической науки на Урале в свете трудов товарища Сталина по языкознанию» не зафиксировано высказываний ученых об методологических или теоретических проблемах своей науки. Велось обсуждение только конкретных вопросов по состоянию материально-технической базы и направлений научных исследований [12, 357].
Есть примеры и открытых выступлений в печати и на партийных собраниях, противоречивших официальной политике. Например, профессор СГИ Быков выступил в газете с заявлением, что нельзя давать политическую оценку научным ошибкам [13, 102]. Его выступление было поддержано директором СГИ Н.Н. Толокновым. Преподаватель Д.С. Штейнберг на партийном собрании высказался против обвинений в «буржуазном объективизме», выдвинутых против его коллеги С.А. Вахромеева. Доцент МГМИ М.М. Слиозберг в беседах с коллегами и студентами утверждал, что «борьба с космополитизмом это -кампания, она продлится не долго, через год о космополитизме не будут вспоминать» [14, 42].
Многие ученые практически не использовали в своей работе идеологические штампы. Не случайно, по итогам проверки, партийный комитет МГМИ отмечал, что «отражение приоритета русских и советских ученых во многих курсах имеет место только при чтении вводных лекций, и не стало еще органичной частью преподавания всего курса» [15, 30].
Видимым результатом проводимой кампании в вузах на Урале стало корректирование планов учебной и научно-исследовательской работы, частичное переписывание лекций, докладов, статей, вычеркивание некоторых имен, ссылок на авторитеты. Таким образом, изменения в основном затронули оформление, а не научное содержание работ.
Произошли также кадровые перестановки. Несколько человек были уволены как «несоответствующие по политическим качествам», либо понижены в должности. В МГМИ в 1950 г. от заведования кафедрой были отстранены В.В. Россохин, М.М. Слиозберг; с должности декана металлургического факультета уволен Гесс де Калье [16, 69].
Но некоторые преподаватели, подвергавшиеся критике, не только продолжили свою работу в вузе, но и были повышены в должности. Так М.Г. Новожилов с 1950 г. был назначен заведующим кафедрой открытых работ и заместителем директора по науке, в этом же году А.Е. Малахов заместителем директора по учебной работе.
Одной из причин такой непоследовательности в действиях партийно-государственного руководства в уральских вузах являлся недостаток высококвалифицированных кадров. Многие ученые наряду с основной должностью работали и по совместительству в других вузах. Подобрать кандидатуру на место уволенного ученого было практически невозможно. Поэтому «не внушающие политического доверия» сотрудники в некоторых случаях снимались с административных постов, но оставались в вузах в качестве преподавателей. Начальник Магнитогорского ГО МВД в 1950 г. в письме секретарю горкома указывал, что ряд «неблагонадежных» специалистов Магнитогорского горно-металлургического института не могут занимать руководящие посты в вузе, а «должны использоваться как специалисты на рядовой преподавательской работе под непосредственным контролем дирекции и парторганизации института» [17, 22].
Идеологические кампании, смещаясь из центра в регионы, теряли свою остроту. Однако постоянное давление на научно-образовательное сообщество со стороны партийного руководства, угроза обвинений, применение административных мер создавало нервозную обстановку в среде научной интеллигенции, негативно отражалось на научной и педагогической деятельности, снижая ее эффективность.
Литература
1. Постановление Политбюро ЦК ВКП (б) о судах чести в министерствах СССР и центральных ведомствах от 28 марта 1947 г. // Источник. 1994. № 6. С. 68-81.
2. Объединенный государственный архив Челябинской области (ОГАЧО). Ф. 1025. Оп. 1. Д. 547.
3. Пермский государственный архив новейшей истории (ПермГАНИ). Ф. 105. Оп. 13. Д. 141.
4. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 13. Д. 271.
5. Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО). Ф. 4. Оп. 49. Д. 219.
6. ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 42. Д. 24.
7. ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 49. Д. 219.
8. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 13. Д. 271.
9. ПермГАНИ. Ф. 717. Оп. 1. Д. 103.
10. ОГАЧО. Ф. 1509. Оп. 1. Д. 19.
11. ЦАОО РБ. Ф. 3170. Оп. 2. Д. 2, 16.
12. Научный архив УрО РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 125.
13. ЦДООСО. Ф. 303. Оп. 3. Д. 64.
14. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 13. Д. 271.
15. ОГАЧО. Ф. 234. Оп. 32. Д. 112.
16. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 13. Д. 271.
17. ОГАЧО. Ф. 234. Оп. 35. Д. 9.
