CC BY
46
УДК 16:001(47) ББК 87.3(2)521-587
ИДЕАЛ НАУКИ В КОНЦЕПЦИИ А.И. ГЕРЦЕНА: КОНТРОВЕРЗА УТОПИЗМА И РЕАЛИЗМА
О.Б. КУЛИКОВА
Ивановский государственный энергетический университет ул. Рабфаковская, 34, г. Иваново, 153003, Российская Федерация E-mail: kulickovaolg@yandex.ru
Дается анализ концепции науки и научного познания А.И. Герцена. Выявляется противоречивость его представлений о науке, в которых соединились черты утопизма и реализма. Критика Герценом состояния научной деятельности в России и Европе середины ХХ века рассматривается в контексте основных событий и тенденций истории науки. Показана не только оригинальность концепции Герцена, но и ее связь с классическими учениями европейской философии, а также влияние ее на традиции русской философии.
Подчеркивается особая роль идеала, в соответствии с которым учреждалась европейская наука и который имеет значение для сохранения ее идентичности в целом. Оценивается вклад Герцена в осмысление и конкретизацию этого идеала, преломление его к специфическим условиям России.
Ключевые слова: наука, концепция науки, идеал науки, утопизм, реализм, научная истина, научное познание и практика.
IDEAL OF SCIENSE IN CONCEPTION OF A.I. HERZEN: THE CONTROVERSY OF UTOPIANISM AND REALISM
O.B. KULIKOVA
Ivanovo State Power University 34, Rabfakovskaya str., Ivanovo, 153003, Russian Federation E-mail: kulickovaolg@yandex.ru
The article presents the analysis of the conception of science and scientific knowledge ofAI. Herzen. The contradiction of his ideas about science, in which features of utopianism and realism are connected,
is revealed. Herzen's criticism of scientific activity state in Russia and Europe in the middle of the 19th century is considered in the context of basic events and tendencies of the history of science. Not only the originality of Herzen's concept is shown, but also its connection with classical doctrines of European philosophy, as well as its influence on the traditions of Russian philosophy.
Special emphasis is placed on the role of the ideal, in accordance with which European science founded was established and which is important for retaining its identity as a whole. The contribution of Herzen to comprehension and concrete definition of this ideal, his refraction to the specific conditions of Russia are evaluated.
Key words: science, the concept of science, the ideal of science, utopism, realism, scientific truth, scientific knowledge and practice.
А.И. Герцен представляет собой тип мыслителя, удивительным образом сочетавшего в своем творчестве как следование ключевым традициям мировой духовной культуры, так и концептуальное своеобразие. Модель науки и научного познания, которую он выстроил, в полной мере воплотила в себе эти особенности его дарования.
Герценоведы не обошли вниманием тему науки, разработанную в трудах русского мыслителя, однако сама по себе эта тема не была предметом их специального анализа. К ней, как правило, обращались лишь в отдельных аспектах. В основном же интерес исследователей был сосредоточен на осмыслении вклада А.И. Герцена в сферу социально-политических идей, в философию истории, в развитие традиций русской публицистики и др. Как собственно эпистемолог и философ науки Герцен представал в работах отечественных авторов, пожалуй, не так часто, преимущественно в контексте его совокупного влияния на философскую и социально-реформаторскую мысль в России XIX века, а также в контексте истории его жизни1.
Нами предпринята попытка не только показать оригинальность герце-новской концепции науки и научного познания, но и выявить в ней некоторые общие тенденции развития идеала науки, игравшего и играющего существенную роль в реальной истории последней.
Судьба науки как особо организованного вида деятельности всегда определялась представлениями о ней в общественном мнении. Необходимость такого согласования диктовалось и диктуется тем обстоятельством, что науке вменяется производство нового знания в интересах общества в целом. Наука российская особенно нуждалась в специальной общественной поддержке. Ее
1 Среди работ последних лет, где проводился анализ отдельных сторон герценовской эпистемологии и философии науки, следует отметить следующие: Менцин Ю. Дилетанты, революционеры и ученые // Вопросы истории естествознания и техники. 1995. № 3. С. 21-34; Сирот-кина И.Е. Герцен-отец и Герцен-сын: спор о науке и человеке // Вопросы истории естествознания и техники. 2001. № 4. С. 5-23; Мамчур Е.А. А.И. Герцен о философии, науке и реализме // Александр Иванович Герцен и исторические судьбы России: материалы Междунар. науч. конф. к 200-летию А.И. Герцена (Институт философии РАН, Москва 20-21 июня 2012 г.). М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2013. С. 380-387; Коробкова С.Н. Идеи А.И. Герцена и естественно-научный реализм // Историческая и социально-образовательная мысль. Краснодар, 2013. № 1. С. 221-226.
позитивное паблисити сформировалось далеко не сразу и довольно дорогой ценой. Имеются в виду поистине героические усилия первых отечественных ученых по продвижению проекта «Наука», результат которых стал сколь-ни-будь заметным для общества только к середине XIX в.
В целом образ науки в российском общественном мнении (а этот институт, кстати, складывался практически параллельно с институтом отечественной науки) был довольно неопределенным и неоднородным. В представлениях о ней в России нашли преломление различные социальные (реформаторские, просветительские, патриотические) настроения, сформированные соответствующими референтными группами2 и их идейными лидерами.
А.И. Герцена в полной мере можно отнести к числу именно таких лидеров. Он являлся лидером «партии» русских западников с характерными для их идеологии просветительскими и сциентистскими установками. Основанием герценов-ской концепции науки стала довольно противоречивая программа социального переустройства, соединившая в себе идеи так называемого русского социализма и западного либерализма. Общий утопический (романтический) характер социальных воззрений Герцена не мог не экстраполироваться и на образ науки.
Интересно, что первыми его собственно философскими работами еще до эмиграции были статьи о науке: «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы», написанные в начале 1840-х гг. В них обосновывается ключевая идея (утопическая по своей сути) - идея общенародной науки, и даже более того, общности всех через науку.
В истоке герценовского образа-проекта была критическая рецепция современной ему науки, точнее, критика ее состояния как в России, так и на Западе. «Нам навязали чужеземную традицию, нам швырнули науку», - писал Герцен в одной из своих более поздних статей (1867 г.) [1, с. 75]. Он считал, что наука должна вызреть в неких глубинах общественной жизни, вызреть, по его мысли, через самоотверженный труд: «Наука не достается без труда - правда; в науке нет другого способа приобретения, как в поте лица; ни порывы, ни фантазии, ни стремление всем сердцем не заменяют труда» [2, с. 9].
Разочарование в науке определенной части российского общества того времени вполне объяснимо: она с большими трудностями приживалась в нем. Сам А.И. Герцен, как известно, получил прекрасное университетское образование3, отличался широким диапазоном научных интересов (что, кстати, было свойственно именно русским ученым XIX века). С другой стороны, такой интерес к научным занятиям не был в целом характерен для большинства интеллектуалов, определявших умонастроения эпохи 40-60-х гг. XX в. в России. Герцен же непрерывно вел напряженную умственную работу, что называется, держал руку на пульсе времени, откликаясь на все его вызовы. Как справедливо отмечает В.С. Соловьев, из поколения «детей»4 Герцен был единственным среди
2 На тот момент, преимущественно, западниками и славянофилами.
3 В 1833 г. он закончил физико-математический факультет Московского университета.
4 Имеется в виду знаменитая антитеза «отцы и дети».
соратников по революционным исканиям, кто показал «умственную подвижность», или точнее, прошел необходимую эволюцию идей и не остался в пределах представлений только 40-х годов5.
Герцен довольно рано приобщился к серьезному научному труду, более того, он именно прочувствовал конкретные обстоятельства его осуществления и те действительные «рифы», на которые неизбежно наталкивались занятия наукой в николаевской России.
Одним из препятствий на пути развития наук на отечественной почве являлось то, что русский язык, в известном смысле, противился введению научной терминологии. На это указывают многие отечественные исследователи, подчеркивая особый консерватизм национальных языковых традиций XVIII - начала XIX вв.6 Осмысливая современную ему ситуацию в российской науке, А.И. Герцен не мог не уделить внимания этой проблеме. Так, он иронизирует над «дилетантами», которые воспринимали науку как алхимию, существующую «только для адептов, имеющих ключ к ее иероглифическому язы-ку»7. Почти за век существования в России науки отношение к ее профессиональному языку в массовом сознании, как констатирует русский мыслитель, почти не изменилось.
Критика Герцена также направлена и на общее состояние науки на Западе. От западных ученых, по его мнению, исходят тенденции застоя и дробления научной деятельности. Их он обвиняет в цеховой замкнутости, в схоластичности (школьности), в том, что они переродились в неких прозекторов, что они «жуют жвачку», не устремляясь к новому, довольствуясь лишь дискуссиями об известном, об уже состоявшемся8. Отсюда, делает вывод Герцен, и неизбежная их отсталость или, как можно было бы назвать это сейчас, некомпетентность.
Так, в отношении, например, германских профессоров русский мыслитель пишет: «Некоторые из них всё читали и всё читают, но понимают только по одной своей части; во всех же других они изумляют сочетанием огромных сведений с всесовершеннейшею тупостью»9. Такими стараниями берлинской университетской «ученой касты», по словам Герцена, великие учения Лейбница и Гегеля были умерщвлены, превращены в скелеты10. Известный историк науки Ю. Менцин считает, что здесь выражено непонимание Герценым «специфики работы ученых-профессионалов, занятых решением своих узкоспециальных задач, смысл которых можно понять, лишь находясь в постоянных творческих
5 См.: Соловьев В.С. Из литературных воспоминаний. Н.Г.Чернышевский // Соловьев В.С. Соч. в 2 т. Т. 2. М.: Изд-во «Правда», 1989. С. 640-641 [3].
6 Автор статьи специально обращалась в данной проблеме (см.: Куликова О.Б. Научность как основание университетского образования в России: специфика становления // Соловьев-ские исследования. 2012. Вып. 2(34). С. 26-27 [4]).
7 См.: Герцен А.И. Дилетантизм в науке // Герцен А.И. Собр. соч. в 30 т. Т. 3. М.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 12 [2].
8 Там же. С. 51-52.
9 Там же. С. 54.
10 Там же. С. 52.
контактах с коллективами исследователей передовых лабораторий» [5, с. 22]. Скорее всего, на наш взгляд, здесь можно усмотреть другое: Герцен исходит из идеала науки, считая его необходимым регулятивом реальной научной деятельности, поэтому для него все то, что является серьезным отступлением от такого идеала, подвергается критике.
Для Герцена идеал (любого плана) - это не «занебесный» ориентир, а нечто изнутри определяющее действительность, причем определяющее непрерывно. Особое понимание Герценым идеала как такового стало точкой расхождения его с Гегелем (высоко им чтимым), доктрина которого не предусматривала данную категорию в том смысле, каким наделял ее Герцен.
Г. Флоровский отмечает, что отстаиваемая Герценом, в отличие от Гегеля, непредопределенность развития через свободное действие личности есть, как заключается из герценовской доктрины, действие протеста против существующего порядка, действие личности, «противопоставляющей существующему порядку нормы должного и лучшего»11. Личность у Герцена, как справедливо указывает далее Флоровский, обладает правом и силой созидания благодаря действенности идеала, понимаемого как человеческое оценочное сознание12.
Герцен очень ярко (хотя и несколько утрированно и нарочито, а где-то и издевательски) показал те следствия, которые ожидают научное познание, если его участники (ученые) слишком будут увлечены специализацией: «Каждая отрасль естественных наук приводит постоянно к тяжелому сознанию, что есть нечто неуловимое, непонятное в природе; ... и именно в этом, недостающем чем-то, постоянно ускользающем, предвидится та отгадка, которая должна превратить в мысль и, следственно, усвоить человеку непокорную чуждость природы» [7, с. 95].
Герцен считал, что для ученого, как и в целом для человека, характерно стремление ко всеобщему: «Как бы человек ни считал себя занимающимся одними фактами, внутренняя необходимость ума увлекает его в сферу мысли, к идее, к всеобщему» [2, с. 61]. Именно наука, по убеждению Герцена, требует и освящает «вечное, родовое, необходимое», в чем и состоит ее единая и великая цель.
В этом можно усмотреть определенную аналогию взглядов А.И. Герцена и Вл. Соловьева, который позднее так же весьма критично отзывался о процессах дисциплинарного разобщения в науке. Создатель учения о всеединстве и всеобщей истине выступал, как известно, за органическое соединение всех наук, «чтобы все они с одинаковою необходимостью определяли друг друга»13. Развивая эту мысль, Владимир Соловьев провозглашал необходимость «всеобщей науки» -т.е. науки подлинной, которая «должна выражать то, что необходимо содержится во всяком опыте, что лежит в основании всего существующего»14. Правда,
11 См.: Флоровский Г.В. Герцен в сороковые годы // Вопросы философии. 1995. № 4. С. 83 [6].
12 Там же.
13 См.: Соловьев В.С. Критика отвлеченных начал // В.С. Соловьев. Сочинения в 2 т. Т. I. М.: Мысль, 1988. С. 668-669 [8].
14 Там же. С. 673.
надо отметить, что при некотором созвучии идеи этих двух русских философов вырастали все же на совершенно разных мировоззренческих основаниях.
Следует учитывать то обстоятельство, что весь XIX век в европейской науке проходит под знаком преобладания дисциплинарной дифференциации - той самой специализации научных исследований, которые вызывали у Герцена и Соловьева неприятие и критику. Дисциплинарное размежевание в научной деятельности с его ярко выраженным эмпиристским уклоном с точки зрения логики развития самого научного познания было объективным и необходимым. Его можно считать тенденцией к преодолению известного теоретического перекоса, который был характерен для длительного периода зарождения и прорастания науки в лоне натурфилософии15. Однако значимость научной специализации для многих в XIX в., а особенно для тех, кто, как и Герцен, обладал философичным складом ума, судя по всему, не была столь очевидной. С другой стороны, русские мыслители усмотрели в ней определенные кризисные моменты, которые стали явными значительно позднее - во второй половине XX века.
Еще более показательной в плане прогностичности взглядов Герцена является его критика позитивизма16, в котором он видит серьезную угрозу научному познанию17 и который, надо отметить, был естественным идеологическим «спутником» указанных дезинтеграционных тенденций в европейской науке XIX века. Позитивисты, как пишет в данной связи Герцен, есть дилетанты (или для него -«враги науки»), «потерявшие дух за подробностями и упорно остающиеся при рассудочных теориях и аналитических трупоизъятиях» [2, с. 9].
Сам по себе первый позитивизм (позитивизм О. Конта и его прямых последователей) можно считать утопическим учением о науке как альтернативе всему тому, что признавалось отжившим (например, классическая философия), учением о науке, которая действительно является, как казалось, инструментом совершенствования общества. Но контовский сциентистский утопизм существенно отличается от герценовского утопизма тем, что низводит научное по-
15 По вполне справедливому мнению историка науки Ю.Менцина, ученые-экспериментаторы (эмпирики) XIX века «просто «обогнали» тогда теоретиков» [5, с. 28.] Правда, это опережение было кратковременным и вскоре многократно оказалось компенсированным теоретиками вроде Дж.Максвелла, а особенно тех, кто явился олицетворением научной революции конца XIX - начала XX в. (Н. Бор, Э. Резерфорд, В. Гейзенберг и др.).
16 Интересно отметить, что В.В. Зеньковский, например, относил А.И. Герцена к сторонникам позитивизма, хотя и в сочетании последнего с реализмом и романтизмом (см.: Зеньковский В.В. История русской философии. Гл. VI. А.И. Герцен. М.: Академический Проект, Раритет, 2001. С. 272 [9]). Наверное, согласиться с этим можно отчасти, имея в виду лишь то, что Герцен, как и позитивисты, связывал общественный прогресс с применением научного знания.
17 Вл.Соловьев, как известно, отдал значительную дань в своем творчестве полемике с позитивистами, что было предметом специального внимания и автора данной статьи (см.: Куликова О.Б. Наука и философия в концепциях О. Конта (первого позитивизма) и Вл. Соловьева: современное прочтение // Соловьевские исследования. 2008. Вып. 16. С. 74-91 [10]; Куликова О.Б. Образы трех родов знания в «Критике отвлеченных начал» Вл. Соловьева и позитивистская парадигма познания // Владимир Соловьев и философско-культурологическая мысль XX века: материалы Междунар. науч. конф. Иваново, 17-19 мая 2000 г. Иваново, 2000. С. 27-30 [11]).
знание до функций описания и делает, таким образом, необязательным его единство, а позитивистское обоснование социально-преобразующей миссии науки тем самым становится совершенно неубедительным.
Такая наука, где начинают задавать тон разного рода дилетанты, безусловно, не нужна России. Герцен считает, что наука «засиделась» в своем собственном лоне (в лоне чистого познания), а у нее, по его мнению, другое предназначение. «Современная наука, - пишет он, - начинает входить в ту пору зрелости, в которой обнаружение, отдание себя всем становится потребностью. Ей скучно и тесно в аудиториях и конференц-залах; она рвется на волю, она хочет иметь действительный голос в действительных областях жизни» [2, с. 45].
Герцен при этом следовал, по его собственному признанию, идеалу науки Ф. Бэкона, назвавшим в свое время только нарождавшуюся науку «благороднейшим учреждением на земле». В своей неоконченной утопии «Новая Атлантида» английский философ подчеркнул то, ради чего учреждается наука и функционирует научное сообщество, а именно - стремление к познанию объективному и общезначимому, к познанию «причин и скрытых сил вещей и расширение власти человека над природою, покуда всё не станет для него воз-можным»18. Созданный воображением Бэкона «Дом Соломона» - прообраз будущих академий наук - послужил, как известно, ориентиром, сознательно выбранным для организации профессиональных научных сообществ в Европе XVII-XVIII вв.
Следуя бэконовскому идеалу полезности знания («что в действии наиболее полезно, то и в знании наиболее истинно»19), первые академики стали постепенно вводить в свою деятельность соответствующие этому правила. Известна, например, особая приверженность заветам Ф.Бэкона одного из основателей Парижской академии наук - знаменитого X. Гюйгенса20.
Подчеркивая свою идейную связь с создателем великого новоевропейского проекта «Наука», А.И. Герцен пишет: «Бэкон, как Коломб, открыл в науке новый мир, именно тот, на котором люди стояли спокон века, но который забыли, занятые высшими интересами схоластики; он потряс слепую веру в догматизм, он уронил в глазах мыслящих людей старую метафизику» [7, с. 267]. Симпатизируя бэконовским идеям, Герцен, тем не менее, не разделял установок радикального эмпиризма, не считая при этом и самого автора «Новой Атлантиды» и «Великого восстановления наук» однобоким эмпириком. Подчеркивая «многообъемлемость Бэкона», Герцен с сожалением констатирует, что она не перешла в полной мере к его последователям и первым академикам.
Эмпиризм, подвергнутый обстоятельной критике в «Письмах об изучении природы», тождественен, по мнению Герцена, материализму и тем самым
18 См.: Бэкон Ф. Новая Атлантида / Бэкон Ф. Соч. в 2 т. 2-е изд., испр. и доп. Т. 2. М., 1978. С. 499, 509 [12].
19 См.: Бэкон Ф. Книга вторая афоризмов об истолковании природы, или О царстве человека / Бэкон Ф. Соч. в 2 т. 2-е изд., испр. и доп. Т. 2. М., 1978. С. 82 [13].
20 См. об этом, например: Копелевич Ю^. Возникновение научных академий: середина XVII -середина XVIII в. Л.: Наука, 1974. С. 96 [14].
предстает не просто точкой зрения по некоторым вопросам познания, а гно-сеолого-онтологической (скорее, даже идеологической) позицией. В герце-новской трактовке материализм как таковой означает отрицание специфики психического, точнее, отрицание его онтологической роли. Развертывая широкую критику материалистического мировоззрения, он указывает на его слабое место: «Материалисты не поняли, что эмпирическое событие, попадая в сознание, столько же психическое событие». Утверждая, что «материализм хотел создать чисто эмпирическую науку», он провозглашает поверхностность и одномерность эмпиризма, обедняющего науку в ее общественно-преобразующем назначении, на каковом, в свою очередь, сам Герцен категорически настаивал21.
Герценовские рассуждения о науке и научном познании не могли не нести на себе определенный отпечаток дискуссий, которые разворачивались в европейском интеллектуальном пространстве этого периода. В частности, в первые десятилетия XIX в. постепенно, в основном с подачи немецкого философа, психолога и педагога И.Ф. Гербарта, в философский обиход вводится понятие реализма, как альтернатива идеализму, в особенности гегелевско-фихтеанского толка.
А.И. Герцен, безусловно, был в курсе основных тенденций развития философской мысли. Он использует понятие «реализм» как синонимичное понятию «материализм», но за этим уже мыслится контроверза материализма и реализма, с одной стороны, и идеализма, с другой. У Герцена критике подвергнута вся «триада». Но, тем не менее, в его рассуждениях можно обнаружить некоторый позитивный настрой в отношении реализма, о чем свидетельствуют его «Письма об изучении природы». В частности, автор «Писем...» демонстрирует симпатию к учениям Ф. Бэкона и Д. Юма, которые определенно и в равной мере характеризуются им как реалистические. В реализме просматривается главное для герценовской модели науки - ее неразрывность с человеческим жизненным опытом, с практикой жизни. Наука не может быть вне жизни, выше или ниже ее, поскольку «конкретно истинное не может быть ни выше, ни ниже жизни» и «живая целость состоит не из всеобщего, снявшего частное, но из всеобщего и частного»22.
Герценовский реализм оказал влияние на настроения первой (еще не очень широкой) волны русских нигилистов, отрицавших все отжившее и грезивших о радикальных социальных переменах, жаждущих конкретных дел по обновлению России. Д.И. Писарев, который, как известно, не избежал влияния Герцена, называл адептов нигилизма реалистами, имея в виду, что «реализм, сознательность, анализ, критика и умственный прогресс - это. равносильные по-нятия»23. Надо сказать, однако, что в целом наука не рассматривалась реалис-
21 См.: Герцен А.И. Письма об изучении природы // Герцен А.И. Собр. соч. в 30 т. Т. 3. М.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 265 [7].
22 См.: Герцен А.И. Дилетантизм в науке. С. 75.
23 См.: Писарев Д.И. Реалисты // Писарев Д.И. Соч. в 4 т. Т. 3. М.: ГИXЛ, 1955. С. 61 [15].
тами такого толка приоритетным поприщем или генеральной линией «умственного прогресса»24.
Герцен в понимании науки в целом позиционировал себя как реалист. Так, он пишет: «Было время, когда многое прощалось за одно стремление, за одну любовь к науке; это время миновало; нынче мало одной платонической любви: мы -реалисты; нам надобно, чтоб любовь становилась действием» [2, с. 13-14]. Но воззрения «реалиста» Герцена существенно отличались от того, что имели в виду нигилисты. Герценовский реализм можно назвать конструктивным, ибо выстраивался он из особого идеала, в котором были эксплицированы фундаментальные принципы научного познания: объективность, системность, рациональность. Дея-тельностная же установка как таковая не являлась атрибутом только разрабатывавшегося в тот момент тренда реализма, она была вполне естественной и для других направлений общественной мысли в предреформенной России. А.И. Герцен, несомненно, был одним из тех, кто собственно и продуцировал ее.
Для Герцена наука есть закономерный и объективно складывавшийся феномен общественной жизни. Так, в одной из своих незавершенных работ (1838 г.), где речь идет, в частности, о так называемой исторической необходимости, он особо подчеркивает, что «религия, наука и искусство всего менее зависят от всего случайного и личного»25. Более того, наука рассматривается им как инструмент неизбежного переустройства общества на началах справедливости, как своеобразная духовная предвестница такого переустройства. В другой работе («Порядок существует!», 1866), говоря о специфическом русском социализме как воплощении «экономической справедливости», Герцен подчеркивает, что возможности его подтверждены наукой26, ведь она «есть именно форма самосознания сущего»27. Будучи по сути своей гегельянцем, он отводит науке всемирно-историческую миссию, которая есть «последовательное развитие разума и самопознания»28.
Герценовский идеал, конечно, можно считать утопичным. Но как ни парадоксально, он может считаться в такой же мере и реалистичным, так как в нем науке не предписывается творить чудеса, потрясать и удивлять воображение обывателей. Герцен подчеркивает естественность науки, что означает не ее приземленность (прикладные функции), а устремленность к истине. Истина же, в свою очередь, у него не есть идея или формула, она аналогична внутреннему смыслу всего, она есть ясность и открытость жизненного процесса как условия для осмысленного (разумного) действия личности29.
24 Д.И. Писарев показал достаточно негативное отношение к науке в ее сложившихся формах. Автор статьи обращался специально к анализу его позиции (см.: Куликова О.Б. Научность как основание университетского образования в России: специфика становления. С. 39-40).
25 Герцен А.И. Из статьи об архитектуре // Герцен А.И. Собр. соч. в 30 т. Т.1. М.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 326 [16].
26 См.: Герцен А.И. Порядок торжествует! // Герцен А.И. Собр. соч. в 30 т. Т. 19. М.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 193 [17].
27 См.: Герцен А.И. Письма об изучении природы. С. 265.
28 Герцен А.И. Дилетантизм в науке. С. 19.
29 Там же. С. 59.
С его точки зрения, научная истина «не зависит от личности трудящихся», т.е. она и возможна только как объективная, неизменная, надвременная, что должно выражаться в каждом, даже самом малом шаге обретения научного знания. «Каждый момент развития науки, - пишет Герцен, - проходя, как односторонний и временный, непременно оставляет и вечное наследие. Частное, одностороннее волнуется и умирает у подножия науки, испуская в нее вечный дух свой, вдыхая в нее свою истину. Призвание мышления в том и состоит, чтоб развивать вечное из временного!» [7, с. 138].
Наука в этом отношении, как подчеркивает русский мыслитель, не может быть простой чередой экспериментальных действий, наука - это не сами по себе «опыты, выдуманные разными особами в разные времена, без связи и отношения между собою»30. Факты для рационалиста Герцена несостоятельны перед стоящим над ними разумом, перед его светом, освобождающим все сущее от случайностей и ведущим к истине.
Дилетанты, или те, кто, по герценовской мысли, занимается исключительно специализированными исследованиями, не всегда понимают, «что они только органы развивающейся истины; они не могут никак постигнуть ее высокое объективное достоинство», что «наука имеет свою автономию и свой генезис; свободная, она не зависит от авторитетов; освобождающая, она не подчиняет авторитетам»31. Здесь обнаруживается органичное пересечение двух герценов-ских концепций - концепции науки и концепции свободы. Это отмечено гер-ценоведами. Так, Р.З. Xестанов подчеркивает, что у Герцена «дискурс о свободе сложно переплетался с дискурсом о новом смысле принадлежности к некоторому человеческому сообществу», при этом «средством достижения искомой Герценом формы солидарности была наука, а идеальным прообразом ее - ученое сообщество, или "республика ученых" которую следовало бы, по его мнению, распространить на все человечество»32. Причем такое сообщество понимается как объединение свободных личностей.
В связи с этим строится и образ субъекта научного познания. Он хотя и признается у Герцена свободной личностью с необходимой для нее самобытностью, но, по сути, эта личность есть нечто абсолютное. «Личность, - как пишет мыслитель, - выходящая из науки, не принадлежит более ни частной жизни исключительно, ни исключительно всеобщим сферам; в ней сочетались частное и общее в единичности гражданского лица» [2, с. 76]. Причем все это противоречиво сочетается у Герцена с его представлениями о конкретно-исторической обусловленности человеческого бытия, о непредопределенности этого бытия, о существенной роли в нем случайностей, что показывает непосредственную связь герценовской модели науки с его порой весьма противоречивыми взглядами на мир. Точнее, герценовская философия познания облада-
30 Герцен А.И. Дилетантизм в науке. С. 22.
31 Там же.
32 См.: Xестанов Р. Церковь и республика ученых: И. Киреевский и А. Герцен // Логос. 1999. № 2 (12). С. 122 [18].
ет особой объемностью за счет онтологической, социально-исторической, аксиологической и других компонент.
Некоторые авторы не считают, однако, что такая объемность шла на пользу укреплению позиций науки в общественном мнении, на которое, как уже указывалось, Герцен оказывал заметное влияние. Так, Ю. Менцин, например, пишет: «Пытаясь помочь распространению в стране науки, Герцен только ей повредил. Своими статьями он фактически дезориентировал молодежь, внушая ей неадекватные, а то и просто ложные представления о мире ученых» [5, с. 28]. С этим все же трудно согласиться, даже имея в виду утопизм Герцена. Ведь его концепция науки резонировала не только с теми представлениями, которые были присущи Герцену как русскому западнику и патриоту, призывавшему к определенным социальным преобразованиям, но и с теми принципами, на которых в действительности вырастало научное познание как наднациональная профессиональная деятельность. И если его призывы в чем-то и «дезориентировали» молодое поколение, то речь может идти прежде всего, о тех, кто уже имел о науке не вполне корректное представление, в частности, ожидал от нее непременно скорого и ощутимого практического результата.
Практический аспект бытия науки не был обойден вниманием и Герценым, но его рассуждения об этом находились в контексте предписаний его же идеала. Своеобразным апофеозом рассуждений Герцена о науке можно считать следующие его слова: «Природа и наука - два выгнутые зеркала, вечно отражающие друг друга; фокус, точку пересечения и сосредоточенности между оконченными мирами природы и логики, составляет личность человека. Природа, собираясь на каждой точке, углубляясь более и более, оканчивает человеческим я; в нем она достигла своей цели. Личность человека, противопоставляя себя природе, борясь с естественною непосредственностью, развертывает в себе родовое, вечное, всеобщее, разум. Совершение этого развития - цель науки» [2, с. 84]. Здесь вполне обнаруживается главный принцип не только модели науки Герцена, но и всей его философии - принцип неразрывности мышления и деятельности, здорового философского умозрения и практической активности. Наука, таким образом, предстает как осмысленное социально-преобразующее и объективно разворачивающееся общечеловеческое практическое действие.
В.В. Зеньковский справедливо называет философию Герцена «философией деяния», и это, замечает он, весьма «существенная поправка к гегелианству»33. Герцен, безусловно, не был рядовым эпигоном немецкого классика, а уж тем более в части понимания роли личности как практического субъекта - как существа, целесообразно изменяющего мир. Принцип приоритета практического над созерцательным был обоснован Герценым еще до провозглашения его в качестве 11-го пункта «Тезисов о Фейербахе». Герценовские неологизмы «одей-ствотворяться» и «одействотворение»34 означали нечто большее, чем тождество мысли и действия, они полагали мысль как действие.
33 См.: Зеньковский В.В. История русской философии. С. 280.
34 См.: Герцен А.И. Дилетантизм в науке. С. 59, 71.
Разрабатывая данную идею, Герцен выстраивает также и свою концепцию особой философии - философии научной, а точнее, органичного союза философии и науки35. Универсальность научной философии, считал Герцен, обеспечит преодоление двух философских крайностей - идеализма (гегелевского толка) и реализма (в духе Ф. Бэкона). Герцен обосновывает тождество универсальности и жизненной силы новой философии. Русский мыслитель выражает надежду на то, что само время объективно приведет к достижению общей (единой) истины через такую действенную онаученную философию. При этом Герцен высказывается почти в духе концепции цельного знания Вл. Соловьева, но с иным акцентом: наука рассматривается им в качестве системообразующего начала по отношению к знанию философскому. Кроме того, в отличие от Соловьева, Герцен, как уже указывалось, не отождествлял научное познание с сугубо эмпирической деятельностью, а научное знание - с фактами.
Герценовская модель науки, как показывает ее анализ в целом, безусловно, утопична, но надо признать, что утопичен всякий идеал. Наука, как известно, вырастала из сверх-идеи, в которой было выражено высшее предназначение этой духовной сферы. И если бы кто-то из непосредственных ее участников - от первых академиков до сотрудников современных исследовательских центров - предпринял попытку напрямую и бескомпромиссно следовать идеалу, то неизбежно потерпел бы неудачу. Но свою идентичность наука сохраняет именно потому, что каждый, кто приобщается к ней, не может не следовать идеалу - тому, что должно, что безусловно в ней. В свою очередь, идеал неизбежно подвергается периодической «поверке» - настройке на конкретно-историческое состояние не только самой науки, но и общества, которому она изначально и всегда призвана служить. А.И. Герцен, что нельзя не признать, не только внес свой вклад в построение идеала-проекта «Наука», но и выявил его проблемные места в соотнесении с реалиями научной жизни и определенными прогнозами на ее будущее.
Список литературы
1. Герцен А.И. Prolegomena // Герцен А.И. Собр. соч. в 30 т. Т. 20. М.: Изд-во АН СССР, 1954-1965. Кн.1. М., 1960. С. 70-79.
2. Герцен А.И. Дилетантизм в науке // Герцен А.И. Собр. соч. в 30 т. Т. 3. М.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 7-88.
3. Соловьев В.С. Из литературных воспоминаний. Н.Г.Чернышевский // Соловьев В.С. Соч. в 2 т. Т. 2. М.: Изд-во «Правда», 1989. С. 639-650.
4. Куликова О.Б. Научность как основание университетского образования в России: специфика становления // Соловьевские исследования. 2012. Вып. 2(34). С. 20-48.
5. Менцин Ю. Дилетанты, революционеры и ученые // Вопросы истории естествознания и техники. 1995. № 3. С. 21-34.
6. Флоровский Г.В. Герцен в сороковые годы // Вопросы философии. 1995. № 4. С. 79-97
7. Герцен А.И. Письма об изучении природы // Герцен А.И. Собр. соч. в 30 т. Т. 3. М.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 89-315.
35 Последняя мыслилась А.И. Герценым как естествознание.
8. Соловьев В.С. Критика отвлеченных начал // Соловьев. В.С. Соч. в 2 т. Т. I. М.: Мысль, 1988. С. 581-756.
9. Зеньковский В.В. История русской философии. Гл. VI. А.И. Герцен. М.: Академический Проект; Раритет, 2001. С. 265-290.
10. Куликова О.Б. Наука и философия в концепциях О. Конта (первого позитивизма) и Вл. Соловьева: современное прочтение // Соловьевские исследования. 2008. Вып. 16. С. 74-91.
11. Куликова О.Б. Образы трех родов знания в «Критике отвлеченных начал» Вл. Соловьева и позитивистская парадигма познания // Владимир Соловьев и философско-культу-рологическая мысль ХХ века: материалы Междунар. науч. конф., 17-19 мая 2000 г. Иваново, 2000. С. 27-30.
12. Бэкон Ф. Новая Атлантида / Бэкон Ф. Соч. в 2 т. 2-е изд., испр. и доп. Т. 2. М., 1978. С. 483-518.
13. Бэкон Ф. Книга вторая афоризмов об истолковании природы, или О царстве человека / Бэкон Ф. Соч. в 2 т. 2-е изд., испр. и доп. Т. 2. М., 1978. С. 80-214.
14. Копелевич Ю.Х. Возникновение научных академий: середина XVII - середина XVIII в. Л.: Наука, 1974. 265 с.
15. Писарев Д.И. Реалисты // Писарев Д.И. Соч. в 4 т. Т. 3. M.: ГИХЛ, 1955. С. 7-137.
16. Герцен А.И. Из статьи об архитектуре // Герцен А.И. Собр. соч. в 30 т. Т.1. М.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 325-329.
17. Герцен А.И. Порядок торжествует! // Герцен А.И. Собр. соч. в 30 т. Т. 19. М.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 191-199.
18. Хестанов Р. Церковь и республика ученых: И. Киреевский и А. Герцен //Логос. 1999. № 2 (12). С. 111-121.
References
1. Gertsen, AI. Prolegomena, in Gertsen, AI. Sobranie sochineniy v301., t. 20 [Works in 30 vol., vol. 20], Moscow: Izdatel'stvo AN SSSR, 1960, pp.70-79.
2. Gertsen, AI. Diletantizm v nauke [Dilettantism in the science], in Gertsen, AI. Sobranie sochineniy v 301., t. 3 [Works in 30 vol., vol. 3], Moscow: Izdatel'stvo AN SSSR, 1954, pp. 7-88.
3. Solov'ev, VS. Iz literaturnykh vospominaniy. N.G. Chernyshevskiy [From the literary recollections. N.G.Chernyshevskij], in Solov'ev, VS. Sochineniya v 2 t., t. 2 [Works in 2 vol., vol. 2], Moscow: Izdatel'stvo «Pravda», 1989, pp. 639-650.
4. Kulikova, OB. Nauchnost' kak osnovanie universitetskogo obrazovaniya v Rossii: spetsifika stanovleniya [Scientific nature as the base of university education in Russia: the specific character of the formation], in Solov'evskie issledovaniya, 2012, issue 2(34), pp. 20-48.
5. Mentsin, Yu. Diletanty, revolyutsionery i uchenye [Amateurs, revolutionaries and the scientists], in Voprosy istorii estestvoznaniya i tekhniki, 1995, no. 3, pp. 21-34.
6. Florovskiy, G.V Gertsen v sorokovye gody [Herzen in the forties], in Voprosy filosofii, 1995, no. 4, pp. 79-97.
7 Gertsen, AI. Pis'ma ob izuchenii prirody [Letters about the study of nature], in Gertsen, AI. Sobranie sochineniy v301., t. 3 [Works in 30 vol., vol. 3], Moscow: Izdatel'stvo AN SSSR, 1954, pp.89-315.
8. Solov'ev, VS. Kritika otvlechennykh nachal [Criticism of the abstract beginnings], in Solov'ev,VS. Sochineniya v2 t., 1.1 [Works in 2 vol., vol. I], Moscow: Mysl', 1988, pp. 581-756.
9. Zen'kovskiy, VVIstoriya russkoy filosofii. Gl. VI. A.I. Gertsen [History of Russian philosophy. Chapter VI. AI. Herzen], Moscow: Akademicheskiy Proekt, Raritet, 2001, pp. 265-290.
10. Kulikova, О.В. Nauka i filosofiya v kontseptsiyakh OKonta (pervogo pozitivizma) i Vl. Solov'eva: sovremennoe prochtenie [Science and philosophy in the concepts of OKont (first positivism) and of Vl. Solovyov: the contemporary perspective], in Solov'evskie issledovaniya, 2008, issue 16, pp. 74-91.
11. Kulikova, OB. Obrazy trekh rodov znaniya v «Kritike otvlechennykh nachal» Vl. Solov'eva i pozitivistskaya paradigma poznaniya [Means of three kinds of knowledge in «The criticism of the
140
CoAoebeecKue uccnedoeaHun. BbmycK 4(40) 2013
abstract beginnings» of Vl. Solovyov and the positivistic paradigm of the knowledge], in Materialy Mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii «Vladimir Solov'ev i filosofsko-kul'turologicheskaya mysl' XX veka» [«Vladimir Solovyov and philosophical-culturological thought of the XX century». International scientific conference proceedings], Ivanovo, 2000, pp. 27-30.
12. Bekon, F Novaya Atlantida [New Atlantis], in Bekon, F Sochineniya v 2 t., t. 2 [Works in 2 vol., vol. 2], Moscow, 1978, pp. 483-518.
13. Bekon, F Kniga vtoraya aforizmov ob istolkovanii prirody, ili O tsarstve cheloveka [Aphorisms- Book 2: On the interpretation of nature, or about the Reign of man], in Bekon, F Sochineniya v 2 t., t. 2 [Works in 2 vol., vol. 2], Moscow, 1978, pp. 80-214.
14. Kopelevich, Yu.Kh. Vozniknovenie nauchnykh akademiy: seredina XVII - seredina XVIII v. [Appearance of the scientific academies: middle XVII - middle XVIII c.], Leningrad: Nauka, 1974, 265 p.
15. Pisarev, D.I. Realisty [Realists], in Pisarev, D.I. Sochineniya v41., t. 3 [Works in 4 vol., vol. 3], Moscow: GIHL, 1955, pp. 7-137.
16. Gertsen, AI. Iz stat'i ob arkhitekture [From the article about the architecture], in Gertsen, AI. Sobranie sochineniy v301., t.1 [Selection of works in 30 vol., vol. 1], Moscow: Izdatel'stvo AN SSSR, 1954, pp. 325-329.
17. Gercen, AI. Porjadok torzhestvuet! [The order triumphs!], in Gertsen, AI. Sobranie sochineniy v 301, 1.19 [Selection of works in 30 vol., vol. 19], Moscow: Izdatel'stvo AN SSSR, 1960, pp. 191-199.
18. Khestanov, R. Tserkov' i respublika uchenykh: I. Kireevskiy i A Gertsen [Church and the republic of the scientists: I.Kireevskiy and AHerzen], in Logos, 1999, no. 2 (12), pp. 111-121.
