CC BY
64
В. И. Косик (Москва)
«И на камени веры утверди мя» (из истории русско-сербских связей)
Византия — это некогда могучая христианская держава, откуда в Россию и Сербию пришел свет православной веры -гибла, задыхаясь во тьме нашествий иноплеменных, терзаемая раздорами, междоусобицами и войнами. Последний камень в ее гробницу вмуровали турки-османы, покорившие Константинополь в 1453 г. и превратившие храм св. Софии в мечеть, окружив его четырьмя джамиями.
Еще раньше волны исламского нашествия накрыли и Сербию: в 1389 г. в битве на Косовом поле турецкая армия, не знавшая поражений, в очередной раз одержала победу. На славянской земле начиналось растянувшееся почти на пятьсот лет владычество Полумесяца. В то грозное время дело доходило до того, что над верующими - без исповеди - читалась только разрешительная молитва. Все это было сделано для того, чтобы пастыри не могли под пытками открыть тайну какого-либо заговора, бунта, акции против иноверческой власти. Не стало своего государства, но устояла вера. Сербский народ оставался духовно непокоренным. И не страшился он властей «убивающих тело, души же не могущих убити» (Мтф. 10. 28). У него оставался Бог и Россия.
Единство веры было вечным животворящим источником для наших народов, связанных еще и близостью языка. Наши общие славянские корни теряются в глубине веков, но не стираются славные имена наших предков. Вспомним святого Савву, прославляемого Церковью святого покровителя Сербии, создателя независимой сербской церкви. Замечательно, что первыми духовными наставниками будущего сербского святителя были русские монахи из афонской обители св. Пантелеймона, где Савва и принял монашеский постриг, посвятив жизнь свою Богу, укреплению веры и благочестия в людях сербских 1.
«Русской была и первая библиотека (в монастыре св. Пантелеймона. — В. К.), в которой он преданно посвящает себя изучению святоотеческих сочинений. Позднее „Кормчая" Святого Саввы (Номоканон), для которой, как предполагается, в качестве подлинника послужила рукопись из монастыря Св. Пантелеймона (этот сборник переведен на Афоне и в Салони-
ках под надзором и с исправлениями сербского просветителя), станет своего рода символом взаимопроникновения и прочности русско-сербских связей: на Владимирском соборе (1274) Кормчая была утверждена для общего руководства как единственный канонический сборник Русской Православной Церкви — „да просветится вселенная русская", а многие ее положения будут перенесены в знаменитое „Соборное уложение" царя Алексея Михайловича (1649), явившееся основным 'законопра-вильником России. С середины XVII века до 1914 года Сборник Святого Саввы пережил в России десять печатных изданий, некоторые из которых попадали в сербские земли в скорбную и грозную годину порабощения сербского народа, когда под угрозой исчезновения оказалось само имя народное и вера его православная... Культ Святителя Саввы распространился по русской земле еще со времени Ивана Грозного, происходившего по материнской линии из сербской семьи Якшич; этот культ нашел свое отражение и в русской иконографической традиции» 2. Икона св. Саввы во времена Ивана Грозного была помещена в главный храм земли Российской - Успенский кафедральный собор в Москве. В православной России насчитывалось более 80 списков этой чтимой иконы. Составлялись службы св. Арсению, св. Савве, св. Лазарю.
В жестокое время исламского владычества русское духовенство, знать и «черный» народ воздадут сторицей своим единоверным братьям: на сербские земли пойдет помощь, вначале церковной утварью, книгами, денежными пожертвованиями, потом воинской силой и дипломатической деятельностью. На Русской земле найдут прибежище и возвысятся такие высокоученые монахи, как Киприан, ставший митрополитом Киевским, а потом-Московским и всея Руси, Григорий Цамблак, возведенный в сан митрополита Киевского и Литовского, Па-хомий Логофет или Пахомий Серб, один из самых замечательных книжников допетровской Руси. Их труды вошли в сокровищницу русской мысли. В страну Гиперборея, далекую от Балкан, но родную по вере и языку, переселится и ряд сербских богомазов, чьи имена не дошли до нас. Присущий их работам стиль обнаруживают в новгородском Спасском соборе, роспись которого сопоставима с сербскими традициями живописи. Во время правления великого князя московского Василия I Дмитриевича мастер по имени Лазарь построит в Кремле за Благовещенским собором колокольню с часами 8.
Россия стала для многих сербов новым домом, а для их потомков отечеством. Вспомним необычайную судьбу дипломата, солдата, писателя Симеона Пишчевича - со страниц его биографии, суховатых по стилю, «брызжет» бурный XVIII век, напоминающий итальянское Возрождение, правда, в военном мундире. Имя Пишчевича неразрывно связано с переселением в Россию сербов из Далмации, Хорватии, Славонии, Воеводины и других мест, где они подвергались религиозным гонениям. Только в православной России с ее необъятными просторами они находили свободу, землю, закон. Жизнеописание Пишчевича связано и с русской историей. Во время русско-ту-рецкой войны 1768—1774 гг. он командовал славным Ахтыр-ским гусарским полком, командиром которого в войну 1812 г. стал гусар, поэт и забияка Денис Давыдов. И еще одна биография. Всем хорошо знакомо имя кавалера высших орденов Российской империи Михаила Милорадовича, портрет которого находится в Зимнем дворце в галерее Героев войны 1812 г., но немногие знают о других представителях этой семьи, верой и правдой служивших России. Основатель русской ветви Ми-лорадовичей был эмиссаром Петра I в Черногории, командовал знаменитым Гадячским полком, заслужил царскую милость и познал горечь падения. Его внуки с честью носили свою фамилию, не щадя жизни для славы славянской России в борьбе с турками, этим личным «леменным» врагом. В сербском созвездии талантов, засиявших на российском небосклоне, есть имя и Йована Раича, чьи труды по истории славянских народов отмечены влиянием русской богословской мысли. Рядом с ним можно поставить не менее известного Захарию Орфелина с его «Житием Петра Великого».
На рубеже ХУП-ХУШ вв. стали постепенно налаживаться церковно-политические контакты первоиерархов Сербской Православной Церкви с российскими властями.
Подчеркну, что русско-сербские связи нельзя ограничивать только религиозной сферой. Сербские архипастыри - плоть от плоти своего народа, подвластного туркам, потом австрийцам -неоднократно обращались к единоверной России и с чисто политическими просьбами, выражая от имени своих пасомых вступить в христианское воинство в случае войны с Османской империей. В свою очередь северная православная империя, не отказывавшаяся от помощи балканским единоверцам, понимала, что обретение и укрепление реального авторитета и влияния среди них
возможно только при поддержке их освободительного движения под знаменем защиты православия.
Немного истории. Сербская патриархия, учрежденная в 1346 г., после турецкого завоевания Сербии стала хиреть и приходить в запустение. В 1557 г. султан Сулейман Великолепный восстановил ее с центром в г. Пече. Значительную роль здесь сыграл великий везир, серб-потурченец Мехмед Соколович, брат которого Макарий и стал печским патриархом. В годы войны «Священной лиги» с Османской империей (1684? 1699 гг.) высший клир, всегда лелеявший мысль о высвобождении из-под турецкого господства, поддерживал венецианцев и австрийцев, искал покровительства у России, также входившей в состав антитурецкой коалиции. Поэтому не кажется случайным то обстоятельство, что главной задачей Крымского похода 1689 г. провозглашалось освобождение православных от «басурманской неволи».
Уже во время переговорного процесса с Портой русские дипломаты стремились добиться «свободы и вольности без всякого отягощения и лишних податей» церквам и монастырям, всем народам, исповедующим веру греческую 4. Эта попытка была лишь началом длительной дипломатической борьбы России за права восточных христиан. Неудачи в войне в конечном итоге отразились и на самой Печской патриархии. В 1766 г. она - но не сербская православная церковь с многочисленной паствой - была ликвидирована, войдя в состав Константинопольской патриархии, давно желавшей распространить свою юрисдикцию на ее земли. Однако к этому времени в Австрийской империи, где нашли приют немало сербов, уже сформировался и стал достаточно авторитетен новый религиозный центр - Карловацкая митрополия, игравшая важную роль в жизни тамошней сербской общины.
Пожалуй, "её ярчайшим и в то же время безыскусным свидетельством служит история с русскими учителями, отправлявшимися наставлять детей своих сербских братьев по вере мудрости книжной. В 1718 г. турецкое владычество над ними на короткое время сменилось австрийским. Католическая Австрия представляла для православной церкви в Сербии еще большую опасность, нежели власть султана. Сюда хлынули представители монашеских орденов - минориты, францисканцы, капуцины, бенедектинцы. Занимаясь пропагандой католицизма, они захватывали в свои руки и сферу школьного образования. Просвещение православного сербства, подготовка его духовных пастырей были в опасности.
Глава Сербской Православной Церкви митрополит Моисей Петрович видел спасение только в России. В 1718 г. в своем обращении к Петру I он писал: «Как ныне взяти под протекцию цесарского величества, немало нам стужают римские учители, спор творяще и прелщающе незлобивых и неученых словом о православной вере нашей и о исповеданию нашем, яко да приведут их последовати им учению и чадом быти римского костела. Того ради просим... чтоб быти по своей превысокой монаршей милости и ради ревности благочестивой веры нашей православной определити из иных учителей двоих послати к нам у Белиград ради учения детей благочестивых»
Однако его слезное письмо было положено в «долгий ящик». Лишь повторное обращение (1721 г.) возымело действие. Весной 1722 г. последовало распоряжение царя об отправке в Белград двух учителей из Киева. Вначале выбор пал на Т. Постникова и И. Каргопольского. Потом было принято решение остановиться на кандидатуре Максима Терентьевича Суворова. 5 февраля 1724 г. император Петр I подписал указ о его посылке в Сербию учителем славянского и латинского языков.
О роли России тех лет в православном мире писал Платон Андреевич Кулаковский: «В то время, когда Россия, двинутая мощным гением Петра Великого, сама искала западного просвещения, не боясь потерять своего характера восточной культурной православной страны, когда она посылала своих сыновей учиться западной мудрости и художествам в тогдашние центры западноевропейского просвещения, когда ее царь усиленно заботился о переводе и составлении книг на тогдашнем русском книжном языке, — она несла свой свет просвещения к своим братьям по крови и вере, нуждавшимся в нем для защиты своей народной самобытности и преданий, и веры, завещанных им их предками» 6.
Путь в Белград был долгим. Болезни членов семьи и недостаток средств вынудили Суворова задержаться в Сремских Карловцах, где 1 октября 1726 г. он на своей квартире и открыл «словенскую» школу. Зимой следующего года по приглашению митрополита Моисея переехал в Белград. В устроенной в его доме школе обучалось уже не семь человек, как в Сремских Карловцах, а более полусотни.
Чтобы понять все значение суворовских школ, надо вспомнить, что в те времена использовали на уроках навощеные доски, на которых учителя писали «псалмы, акафисты... И егда
ученик из уст написанное изучит, тогда оное изглаждается с доски. И тако учившиеся, аще и чрез 15 лет едва не вси чита-ти всяку книгу не могут, сказуя всяк себе во оправдание: я-де сей книги не учил» 7.
Суворов же сразу стал обучать по печатным книгам: грамматике Мелетия Смотрицкого и букварю Феофана Прокопови-ча «Первое учение отроком, в немъже буквы и слоги». (Русский учитель привез с собою 400 букварей и 100 грамматик. В XVIII в. это была вторая по счету помрщь книгами: первая была осуществлена в 1705 г., когда по указу Петра Великого сербским церквам было отправлено 470 псалтирей, требников и других богослужебных книг. Третья крупная посылка датируется 1766 г., когда православный клир получил из России 330 богослужебных книг и несколько комплектов священнических облачений 8.) Эти пособия сербы использовали вплоть до реформы письменности, проведенной Вуком Караджичем в первой половине XIX в.
Нельзя сказать, что жизнь Суворова шла гладко. Скромность содержания, которое при этом ему присылали из России крайне нерегулярно, была настолько очевидна, что митрополит в письме-обращении к царю Петру III в феврале 1728 г. просил прибавить русскому учителю 100 рублей, дабы он «со своею фамилею безнужно пробавится возмогл» 9. Сам глава сербской церкви счел необходимым доплачивать 200 австрийских гульденов. Суворов неоднократно просил Сенат об увеличении жалованной ему платы, но в Санкт-Петербурге, где началась череда дворцовых переворотов, прошения полузабытого учителя, посланного за счет казны в далекую славянскую страну, оставались втуне.
Собственно педагогическая деятельность его также проходила в нелегкизг-условиях. Преподавание «десятословия (10 заповедей Моисея. - В. К.), писания с придатком детской арифметики» вызывало недовольство у полуграмотных учителей. Суворов с его ученостью стал для них серьезным конкурентом. Начались интриги. Родителям внушалось: «Что-де вашим детям учиться у москаля десятословию, что в церкви не чтется и наши-де владыки сего сами не знают, а мы-де их научим тому, что повседневно в церкви чтется, сие есть «Слава тебе, Боже наш с трисвятым», и протчему таковому» 10. В результате большинство учеников вернулось к прежним учителям.
Спасение пришло неожиданно. В 1727 г. вместе с митрополитом, чей дом был разрушен вследствие перестройки белградской
крепости, Суворов переехал в знакомые ему Сремски Карловцы. В' новой школе уже собрались 124 ученика. Среди них было немало и лиц духовного звания. Все они - почти безграмотные -начали учебу с изучения грамматики Смотрицкого. Учение шло тяжко. Здесь, как и в Белграде, у просветителя было предостаточно недоброжелателей. Кулаковский отмечал, что в церковной среде возникли опасения: «если младшие научатся», то займут со временем их места, и тогда дети мирских людей „прервут левит-ское наследство", заняв священнические места» 11.
Единственной опорой для Суворова и его школ оставался митрополит Моисей, понимавший всю важность умственного и духовного просвещения своего народа с помощью единоверной России. В его завещании находим такие строки: «... без учения мы порабощены многими народами, по сказанному: мудрые обладают неискусными, а учение всегда есть свет для ду-12
ши и дает крепость»
Тогда и знание латыни считалось наинужнейшим делом. Однако ее преподавание было сопряжено с рядом трудностей. Самая основательная заключалась в том, что Суворов недостаточно хорошо знал местный язык, который им был охарактеризован как венгеро-немецко-турецко-сербская смесь, а его ученики плохо владели «славянским» языком. Местное католическое духовенство, считавшее преподавание латыни сферой своих интересов, с подозрением смотрело на деятельность Суворова. Тем не менее с лета 1729 г. он начал обучать языку Квинта Горация Флакка.
Положение русского просветителя стало особенно затруднительным после смерти в 1730 г. митрополита Моисея. Отношения с его преемником складывались далёко не лучшим образом. Новый глава сербской церкви считал, что деятельность Суворова не принесла той пользы, на которую сербы рассчитывали. Но это мнение резко расходилось с оценкой Собора сербского духовенства*(1731 г.), на котором труд русского учителя был признан «угодным и полезным».
Однако на практике духовные иерархи, занятые плетением интриг друг против друга, довольно равнодушно взирали на русского учителя и его школы. Высший клир особо не интересовала проблема неграмотности сельского священства, плохой осведомленности в догматах веры. Суворов стал все больше задумываться над вопросом: «Нужен ли он, забытый и в России, сербам?» Он был «безпищен и безодежден», поскольку денежное содержание
из России не поступало уже четвертый год. Утешение было в одном: его ученики сами становились учителями. В 1731 г. он просил у Святейшего Синода позволения вернуться в отечество 1 а.
Но отъезд по различным причинам затягивался. Лишь в 1737 г. он приехал в Санкт-Петербург, где получил назначение на должность директора Московской синодальной типографии. Умер Суворов в 1770 г. и погребен в ограде Спасо-Андроньево-го монастыря.
Дело его продолжили другие. В 1733 г. митрополит Викен-тий начал хлопотать о присылке учителей из России. В письме на имя киевского архиепископа Рафаила (Заборовского) он приглашал тех, которые могли бы учить «латинско-словенско-му языку», гомилетике и арифметике. Вскоре объявились и охотники. Это были Эммануил Козачинский, Петр Казунов-ский, Трофим Климовский, Георгий Шумлян, Тимофей Леван-довский, Иван Минацкий. Как известно, некоторые из них осели в Сремских Кар ловцах, где была восстановлена латинская школа, ректором которой стал Козачинский. Однако и теперь школьное дело с русскими наставниками не получило эффективной поддержки церковных властей, вынужденных оглядываться на Вену, где сербов небезуспешно стремились вовлечь в имперскую систему образования. В 1738 г. Козачинский со своими коллегами возвратился в Киев. Замечу мимоходом, что и сама Россия предоставляла места в своих учебных заведениях братьям-сербам. Так, в Киевской духовной академии с 1721 по 1762 г. прошли курс обучения 28 сербов 14.
Несмотря на непродолжительность деятельности первых русских учителей в Сербии, влияние их было столь велико, что к концу XVIII столетия «выработался так называемый сла-вено-сербский"~язык, пестревший церковно славянскими речениями и насыщенный русскими оборотами... во многих выражениях современного литературного языка заметны следы русских и церковно-славянских форм» 1о. И еще одно свидетельство: «... в борьбе с русским влиянием австрийские власти предприняли несколько попыток вытеснить кириллическую азбуку, навязав сербам латиницу или даже глаголицу. Дружные протесты народа, который латинскую азбуку окрестил почему-то «чивутской», т. е. еврейской, возымели действие, и кириллица была сохранена» 1е.
Должны были пройти сто лет с революциями в Европе и на Балканах, прежде чем русские учителя вновь появились в Сер-
бии, восстановление государственности которой в XIX в. обильно омыто и русской кровью, пролитой во время русско-турецких войн 1806-1812 гг. и 1828-1829 гг. (Достаточно вспомнить, что император Николай I - изображаемый обычно в русской историографии реакционером и «деспотом» - весьма почитался в сербском народе. Приведу здесь такой эпизод. Один из сербов, приехав в 1867 г. на славянскую этнографическую выставку, счел своим долгом поклониться гробу этого русского царя. Услышав от своего либерального спутника весьма неодобрительный отзыв о покойном императоре, наш брат-славянин ответил, что «русские могут относиться к этому как им угодно, а «за нас, ко.щ смо ималц Турке на врату (шее. - В, К.), ¿есте «(хорош)» 17.
Спустя год после получения страной политической автономии (1830 г.) Сербская Православная Церковь обрела и церковную - со статусом митрополии. Уже в первой половине XIX столетия в Сербском княжестве на фоне возрождения национальной культуры укреплялась идея о необходимости изучения русского языка.
В 1846 г. в российский МИД поступила просьба о присылке в Белград преподавателя русского языка. В 1847 г. Николай I положительно решил вопрос о командировке двух учителей, но помешала революция 1848 г.
Лишь в 1849 г. представители Кишиневской духовной семинарии В. Т. Вердиш и Д. А. Рудинский прибыли к месту новой службы. В семинарии имени св. Саввы в Белграде Вердиш стал преподавать библейскую географию, а Рудинский -русский и церковнославянский языки. Один из их учеников М. Миличевич вспоминал, что «только из уст этих двух преподавателей, особенно Рудинского... мы услышали чистый и приятный русский язык». Знание последнего позволило ему, прибыв на открытие в 1867 г. этнографической выставки, при встрече с Александрой! II «говорить языком Пушкина, Лермонтова и Гоголя» 18.
В мае 1859 г. богослов Никанор Зисич обратился к властям с предложением ввести изучение в сербских гимназиях и лицее русского языка, обосновывая это тем, что «молодежи нашей... как нельзя более требуется знание языка русского. Зная язык русский, могла бы она знание сие разносторонне ко всем изучаемым предметам приложить... На языке этом мы читать можем не токмо произведения русские и западные (т. е. римского происхождения), но и славянские; ибо русские зорко
следят за развитием всех племен славянских. Наконец, нам, сербам, еще только вступающим на путь образования нашего, необходимо ознакомиться с литературою соплеменного нам народа, что развился самостоятельно и далее развивается на
19
твердых началах, при том в духе славянском»
Не всем был по нраву «дух славянский» - родолюб Любомир Ненадович в своей сатирической поэме «Кузман» писал:
Шта je та Pycnja? Европа се срди -
Ко je год просвепен треба да je грди.
Балкански народи! Вером оштепен и!
Покаж'те се сада да сте просвеЬени!
Гледа]те на запад и тамо идите.
Ено CHja сунце - зар га не видите?
Покровител Москва више власти нема
Нов и свилен покров Европа вам спрема.
Раду]те с'народи: Севастопол nao!
А Балкан ода екну: жао нам je жао ...
Без Русще нема ни наших племена,
Пропаст je Pyciije пропаст свих Словена.
Кад Русща од нас дигне CBoje руке,
ВидеЬемо свуда ми крштене турке 20.
(Подстрочный перевод автора: Что такое Россия? Европа сердится - кто мало-мальски просвещен, должен бранить ее. Балканские народы! Верой убогие, покажите сейчас, что вы просвещенные! Смотрите на запад и туда идите. Там сияет солнце - разве вы не видите? Покровительница Москва власти больше не имеет. Новый и шелковый покров Европа вам готовит. Радуйтеетг-народы: Севастополь пал! А Балканы эхом отгремели: жаль нам, жаль ... Без России не будет наших племен, гибель России - гибель всех славян. Когда Россия отымет от нас свои руки, мы увидим всюду крещеных турок.)
С восстановлением сиЛы России после Крымской войны ее имя вновь обретало былой авторитет.
В 1863 г. в предшественнице университета — Великой школе в Белграде под руководством Алимпие Васильевича начались факультативные занятия по русскому языку. Именно он выступил инициатором его введения в качестве учебного предмета в некоторых образовательных заведениях Сербии. Подобно многим соотечественникам Васильевич учился в России, где закончил Киев-
скую духовную академию и получил степень магистра. В последней четверти XIX в. четыре раза возглавлял Министерство просвещения. В 1862 и 1871 гг. опубликовал два учебника русского языка. Несколько позже в Сербии был принят закон о преподавании русского языка в ряде учебных заведений. Его стали изучать и в Учительской школе и в Высшем женском училище.
Единоверие, единоплеменность, единоязычие были в очередной раз подтверждены в ходе сербско-турецкой войны, начавшейся в 1876 г. Вот как пишет об этом времени современный писатель Момо Капор: «В мае 1876 г. в Белград приехал Михаил Григорьевич Черняев, посланник славянского комитета - центра славянофильского движения. Сербское гражданство принял 15 мая и произведен в чин сербского генерала. Восемнадцатого июня объявлен манифест о войне. Двадцатого выстрелила первая пушка ... Несмотря на настойчивые требования великих держав не воевать с Турцией, Сербия с ее немногим менее полутора миллионами жителей, напала на Турецкую империю, которая в то время насчитывала более сорока миллионов подданных. На Балканах у Сербии не было ни одного союзника. Но все же она нашла его в русских братьях - в страну прибыли русские добровольцы. Среди них были профессиональные военные, воображалы, герои, любители приключений, сорви головы. Все они пришли на помощь небольшому православному народу сохранить свою честь» 21. Между ними был и полковник Николай Николаевич Раевский, погибший на поле брани за свободу сербского народа. В 1903 г. Катерина Николаевна Раевская воздвигла часовню Св. Троицы в честь и память своего брата на месте геройской его смерти в сражении при Горнем Адровце 20 августа 1876 г.
Потом, в 1877-1878 гг., была еще одна война - русско-турецкая, одним из результатов которой стало международное признание Сербского княжества независимым государством. Тогда в университете организовалась кафедра русского языка и истории русской литературы. Первым ее руководителем стал уже упоминавшийся Платон Кулаковский, рекомендованный двумя столпами славянофильства - Иваном Сергеевичем Аксаковым и Владимиром Ивановичем Ламанским.
Заграничное назначение не было получено с помощью «связи». Кулаковский еще во время учебы в Московском университете интересовался историей и литературой славянских народов. Сблизившись со славянофилами, он «рассматривал
славянство как целостный организм и считал, что Россия призвана возглавить славянский мир... ему была особенно близка идея о превращении русского языка в общеславянский» 22. Ученый и педагог, он в своей просветительской деятельности стремился не только научить своих «детей» русскому языку, но и возбудить любовь к богатейшей русской словесности.
Деятельность Кулаковского была высоко оценена в Сербии. В частности, Васильевич в феврале 1892 г. писал ему, что «в сербском обществе явилось желание изучать русский язык и русскую литературу, этому много способствовали Вы Вашими лекциями в белградской Великой школе и Вашими симпатиями к сербскому народу. Теперь почти все молодое поколение читает и понимает по-русски, а многие и говорят» 23. Разумеется, это было некоторым преувеличением, но заслуги Кулаковского бесспорны.
В то же время для многих славян, в том числе и сербов, Российская империя была обетованной землей, где они получали европейское образование, приобщались к высотам православия в духовных учебных заведениях. Одни из них потом становились, как ни горько об этом писать, яростными критиками и неприятелями самодержавной России, другие — продолжали любить свою единоверную сестру, тем более в имперских одеждах. Некоторые становились политиками, дипломатами, министрами, иные — посвящали свою жизнь служению Богу. Таким был и сербский митрополит Михаил, в чьей судьбе отразилось непростое время в истории русско-сербских связей. Он был выпускник Киевской духовной академии. В 1859 г. стал главой Сербской Православной Церкви. В своей деятельности молодой митрополит не ограничивал себя только церковными делами. Он активно вмешивался в политическую жизнь страны, где не все ее столпы были настроены на активное сближение с Россией. Сербский первоиерарх, будучи горячим русофилом, был непоколебим в своем убеждении, что существование его страны, сохранение ее самобытности возможно только с помощью единоверной России. И фактически за свое русофильство он в 1881 г. был лишен митрополичьей кафедры князем Миланом Обреновичем, связавшим судьбу своей династии с Австро-Венгрией.
В Северной Пальмире удаление митрополита Михаила вызвало взрыв негодования в общественных, церковных и политических кругах. «Сам российский император Александр III почувствовал себя оскорбленным, когда маститого владыку и верного друга России, к тому же недавно награжденного его
трагически погибшим отцом престижным русским орденом св. Александра Невского, выгнали из митрополичьего дворца без пенсии, как проштрафившегося чиновника... Официальные контакты с Сербией, бывшие и до того весьма прохладными, но корректными, полностью замерли. Россия напрочь отстранилась от белградского режима. Все попытки и предложения последнего восстановить с ней нормальные межгосударственные отношения наталкивались на упорно выдвигаемое в Петербурге условие — вернуть на митрополичью кафедру свергнутого Михаила. На долгие восемь лет вплоть до отречения теперь уже самого Милана Обреновича от королевского престола, так называемый „церковный вопрос", превратившийся из чисто религиозного в острополитический и принципиальный, отбросил российско-сербские отношения к точке почти абсо-
24
лютного замерзания» , пишет современный славист.
К сказанному следует добавить, что сам митрополит вследствие травли был вынужден покинуть родину, сменив немало мест проживания - Константинополь, Афон, Болгария и, наконец, Россия, куда он приехал в 1884 г. и где прожил до своего возвращения в Сербию в 1889 г.
Nota bene: самые теплые воспоминания о его пребывании в Москве сохранил Патриарх Московский и всея Руси Алексий I, который в дни своей юности встречался с сербским иерархом, с «особым расположением» относившимся к семейству Симанских
Вспомним и грозный 1914 год, когда в Сараеве после выстрела Гаврилы Принципа погиб австрийский престолонаследник Франц Фердинанд. Тогда в ответ на сербскую просьбу о помощи в связи с ультиматумом Австро-Венгрии (кстати, в нем не было особо позорных и невыполнимых требований) русский император ответил (14 июля) принцу-регенту Александру телеграммой, в которой говорилось: «Пока есть малейшая надежда избежать кровопролития, все наши усилия должны быть направлены к этой цели. Если же, вопреки нашим искренним желаниям, мы в этом не успеем, Ваше Высочество может быть уверенным в том, что ни в коем случае Россия не останется равнодушной к участи Сербии». Это телеграфное сообщение было получено в Белграде в день объявления Австрией войны Сербскому королевству. Что было с Россией потом - всем слишком хорошо известно: большая славянская империя погибла, на смену ей - на русской крови -
взметнулась югославянская. Память о жертве России жила и живет в Сербии.
Особых доказательств здесь не требуется. Я обращусь лучше к переживаниям человека, на своем опыте познавшего цену жизни и смерти.
Пусть процветают славянские земли, которые в своей совокупности образуют нашу общеславянскую родину - Святую СлавикА
Пусть каждый славянский народ проникнется сознанием необходимости общеславянского политического объединения и, отбросив планы о создании маленьких и, следовательно, слабых государств, устремится к образованию под главенством России великой Всеславянской Империи» 26.
Что ж, можно с полным правом сказать, что мыльный пузырь панславизма лопнул! Политический, имперский - да, но духовный, культурный, чувственный — нет. И это главное, а там посмотрим.
Далее. В связи с прибытием в 1935 г. в Белград праха русских солдат для перезахоронения один из современников писал: «В день славянских просветителей и научителей свв. Кирилла и Мефодия, огромная масса народа собралась на площади перед Белградским вокзалом. Эта масса сербов и русских собралась, объединенная тем, что должно служить вечною спайкою, нерушимою связью во веки: гробы с останками славных русских воинов, проливших кровь свою и отдавших жизни на Салоникском фронте, выручая своих братьев-сербов в их тяжкой борьбе. Без всякого принуждения, совершенно добровольно, записались эти русские в Особую Бригаду, покинули родных и близких, и ... направились к южной Сербии, чтобы... сложить свои кости на братской земле, отбивая ее от врага. «Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя!...»... Огромный автомобиль с горою венков. Лафет с прахом 8-ми офицеров. И снова огромный автомобиль, задрапированный черным крепом и уставленный 44-мя гробами с прахом 379 русских солдат. (На Салоникском фронте, как писал В. А. Маевский, сложили свои головы более шести тысяч русских, однако большинство захоронений было перепахано крестьянами, а кресты выброшены. — В. К.) Отряд суровых и доблестных сербских четников с черным знаменем; «народна одбрана», сербские инвалиды, запасные офицеры, воинские части, и русские... много русских, плачущих слеза-
ми гордости!... Славные формы наших боевых полков, поношенные черкески лихих казаков; ордена, милые косынки боевых сестер и старенькие гимнастерки ветеранов с примятыми погонами. Разочарованные и подавленные изгнанники ... недавние герои в потрепанных одеждах! Все они на мгновение как бы воскресли: души их наполнились национальною гордостью и глаза заблистали боевым огнем у праха орлов, в счастливые еще времена вылетевших из Великого Гнезда - Императорской России ... Есть величие и в рубище! Есть слава и в поношенной старенькой форме! Есть гордость и в измятых погонах!... Но вот понеслись по площади мелодии православного панихидного пения - этого единственного по силе скорби и красоте надгробного рыдания. В своем надгробном слове патриарх Варнава сказал: «Мы много пережили в Белграде горьких и радостных событий и давно, давно ожидали этого благословенного дня, когда из глубины своего сердца можем вознести горячие молитвы об упокоении наших братьев русских воинов ... Мы давно ожидали дня, когда всенародно и торжественно сможем принести им нашу благодарность и засвидетельствовать перед всей нашей страной и перед всем человечеством, что ничто не может угасить наших чувств любви и благодарности к царской России и к великому русскому народу... В истории мира не было страны, подобной России: эта страна -бездонный океан святых чувств православных христианской любви! ... И все мы хорошо знаем, как наши северные братья, русские, вместе с нами боролись и гибли в битвах на полях Сербии и своею кровью, своею смертью подтвердили свою любовь к нам, меньшим братьям своим. И теперь, еще так недавно, уже на наших глазах, - в критические минуты нашего государственного бытия, - протянул нам руку братской помощи царь Николай Второй. Протянул нам руку помощи не из-за политических, экономических или каких-либо иных соображений, а исключительно по безграничному чувству искренней христианской любви, подобно которой невозможно найти ни в
27
каких современных международных отношениях» .
И еще нужно обязательно подчеркнуть, что в памятной книге усыпальницы русских воинов есть и записи советских солдат, приходивших сюда после освобождения Белграда поклониться праху своих братьев по крови. Так, капитан Павел Вий писал: «В первый раз увидел памятник русской славы, усыпальницу погибших за веру, царя и отечество. Я - офицер
Красной армии, но духом воспитанный в православии и любви к русскому человеку ...». Капитан Г. Розанов написал 8 июля 1945 г.: «Слава русским воинам, погибшим за освобождение славянских народов». В другом месте книги подписи 30 советских солдат, а под ними стоит - «И я - Таничка Чупкова, са-28
нитар»
Примечания
1 См. Жит1я святых святителя Димитргя Ростовскаго. Репринт. М., 1993. Январь. Ч. 1. С. 343-380.
2 Кончаревич К. Единоверие, единоплеменность, единоязычие / Светигора. (Издание Черногорско-Приморской митрополии Сербской Православной Церкви). 1994. № 1. С. 60.
3 См.: Там же. С. 61.
4 См.: Достян И. С. Сербская церковь в эпоху турецкого господства Ц Церковь в истории славянских народов. Балканские исследования. Вып. 17. М., 1997. С. 23-28.
5 Политические и культурные отношения России с югославян-скими землями в XVIII в. Документы. М., 1984. С. 57.
Кулаковский П. А Начало русской школы у сербов в XVIII веке. СПб., 1903. С. 87.
7 Политические и культурные отношения России... С. 79.
8 См.: Костяшов Ю. В. Русско-сербские церковные связи в XVIII веке (По материалам российского посольства в Вене) / Церковь в истории славянских народов. С. 156.
9 Политические и культурные отношения России ... С. 74-75.
10 Там же. С. 79.
11 Кулаковский П. А. Указ соч. С. 109-110.
12 Цит. по: Кулаковский П. А Указ соч. С. 110.
13 См. Политические и культурные отношения России... С. 83-85.
14 См.: Костяшов Ю. В. Сербы в Австрийской монархии в XVIII веке. Калининград. 1997. С. 175.
15 Голенищев-Кутузов И. Русская культура и Югославия / Числа. Париж, 1930. С. 293.
1в Костяшов Ю. В. Сербы в Австрийской монархии ... С. 178.
17 Погодин А. А. Император Александр II и его время в оценке сербского общественного мнения. Шестидесятые годы Ц Записки Русского Научного Института. Белград, 1934. № 11. С. 7.
Цит. по: Радевич М. Русский язык в белградских школах до 1878 г. Ц Советское славяноведение. 1979. № 6. С. 88.
19 Цит. по: Кончаревич К. Единоверие ... С. 64. 20Цит. по: Погодин А. А. Указ. соч. С. 6.
21 Капор М. Никола} Hикoлajeвич Разевски Ц Руси без Русще. Српски Руси. Београд, 1994. С. 82.
22 Там же. С. 74-75.
23 Цит. по: Данченко С. И. Русско-сербские общественные связи (70-80-е годы XIX в.). М., 1989. С . 91.
24 Шемякин А. Л. Сербский митрополит Михаил: годы изгнания (1883-1889) / Церковь в истории славянских народов. С. 261-262.
25 См.: ГА РФ. Ф. 6991 1С. Оп. 1. Д. 18. Л. 35. 28 Там же. С. 307-308.
27 Маевский Вл. Русские в Югославии. Взаимоотношения России и Сербии. В 2 т. Нью-Йорк. 1966. Т. 2. С. 41-44.
28 Там же. С. 46.
