CC BY
213
Фихте И. Г. Речи к немецкой нации /
Пер. с нем. А. А. Иваненко.—
СПб.: Наука, 2009.— 349 с.— (Серия «Слово о сущем»)
Идея человека, преодолевающего конечность, смертность и восходящего к своей бесконечной и нетленной сущности, возникла задолго до вероучения Христа, однако у такого христианского мыслителя, как Иоганн Готлиб Фихте, эта идея впервые получает наиболее развитую в научном смысле форму. Путь восхождения к действующей в себе самой разумной субстанции, к истинной целостности, по Фихте, если рассматривать его творческую деятельность в целом, т. е. в единстве спекулятивно-теоретического, морально-практического и историософско-религиозного аспекта, предполагает одновременно как развитие религиозного сознания, так и философского способа мышления. «Не просветлив своего дела в свете религии» (так писал Фихте в работе «О сущности ученого и ее явлениях в области свободы»), в царство всеобщего самосознания и понимания войти просто невозможно. Речь идет о том, что учение Христа в преобразованном виде, в форме религии разума, является необходимой предпосылкой, предтечей науки разума, поскольку раскрытие содержания науки в форме понятия предполагает уже то, что содержит в себе развитое религиозное представление о единстве Бога и человека, хотя и в неадекватной абсолютному содержанию форме. Основу такого представления, по Фихте, можно найти преимущественно в Евангелии Иоанна, сакральное содержание которого следует философски осмыслить, чтобы оно стало действенным способом «нового воспитания» как «воспитания к истинной религии» (С. 92). Ближайшей же причиной, препятствующей продвижению человека к этой цели, является, как считает Фихте, господство мнимой свободы или свободы мнения, порожденное историческим христианством и развившимся на его почве англофранцузским эмпиризмом и скептицизмом, а поэтому чреватое даже уничтожением отличительной черты человечества — разума. Немецкий философ ведь не случайно критикует воззрения Дж. Локка, справедливо усматривая в них идейную связь с про-поведавшимися апостолом Павлом ветхозаветными по сути своей представлениями о договоре-завете, который Бог, согласно этим представлениям, соблаговолил вновь заключить с человеком. Такого рода мнениям, получившим, кстати говоря, популярность особенно в наше время в виде формального права, защищающего преимущественно партикулярные интересы транснациональных корпораций и соответствующих этим интересам рыночно-денежных и условно-контрактных отношений между людьми,
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2010. Том 11. Выпуск 1
201
он противопоставляет непосредственное знание Христа, подлинным выразителем которого и был упомянутый выше «споспешник истине» (3 Ин 8) Иоанн, и основанную на безусловном знании идею национального единства человека. Знание в отличие от мнения не есть внешним образом осознанное бытие Бога, но есть само это бытие как объективный процесс разумного самопознания, в который человек должен войти с полным сознанием сути дела. «Бытие Бога и знание — одно»,— пишет Фихте в «Основных чертах современной эпохи» и далее продолжает — «познать это, в смирении примириться с этим и быть блаженным в сознании этой нашей тождественности с божественной силой,— доступно всем людям; осмыслить в ясном понятии общее, абсолютное и вечно неизменное в этом руководительстве — задача философа». Более того, жизнь человеческого общества, по Фихте, это выражение всеобщего, или Бога (характерно, что в русском языке термин «общество» явно указывает на свою этимологическую связь с термином «общее»), абсолютная деятельность которого имеет в общественном облике человека как внутренне-духовное содержание, так и внешнематериальные очертания, которые могут и должны стать в итоге соответствующими божественной разумной природе. Таков в общем плане философский смысл проблемы образования и назначения человека, вставшей, по мысли Фихте, перед всем честным народом в начале XIX столетия.
В русле этой проблематики, проявляя в высшей степени бесстрашие и патриотизм, Фихте обращается к согражданам со своими знаменитыми «Речами к немецкой нации» (1807) как раз в то время, когда Пруссия, вступив в войну с наполеоновской Францией, оказалась ею оккупированной. Потеря политической независимости не должна вызывать пораженческие чувства, утраты веры в собственные духовные силы народа, которые, наоборот, как раз в трудную годину, по Фихте, и следует направить на раскрытие в нем всеобщего, божественного, или, говоря популярно, вселенского содержания. Только таким образом народ, или язык, если употреблять изначальный термин, обозначающий определенную духовно-кровную человеческую общность, может стать настоящей нацией. В этом вопросе определяющую роль — роль воспитательницы должна сыграть философия (С. 106). В нашу задачу не входит вопрос о том, в силу каких причин немцы не пошли по этому тернистому пути самопознания, а впали в соблазн преодолеть присущий им внутренний раскол путем скачка в доисторическую общность племени, проведя над собой опыт национал-социализма. В нашу задачу входит, во-первых, намерение высказать добрые слова всем тем, кто причастен к выпуску «Речей к немецкой нации» в Санкт-Петербурге, прежде всего издательству «Наука» и, конечно, Антону Александровичу Иваненко, который с пониманием сути классического трансцендентального идеализма сделал перевод этого произведения и во вступительной статье дал достойный серьезного внимания его критический анализ, во-вторых, в краткой форме показать значимость содержания этой книги для нашего Отечества, переживающего своеобразное духовное пленение в области образования и воспитания, в силу чего испытывающего острейший дефицит нравственности, духовного единения. Идея, с которой сознательно выступил Фихте, заявив, что «мы намерены посредством нового воспитания образовать немцев к новой общности» (С. 66), есть идея, которая сегодня актуальна прежде всего для нас, ибо у нас есть неистребимая никакими бичами исторической судьбы сокровенное желание стать единой нацией, «стать настоящим русским <...> стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите» (Достоевский). «Чистая нравственность» (С. 89), о которой пишет философ, известна нашему на-
роду как бескорыстная любовь к правде-справедливости, однако необходимо, чтобы государственные мужи как минимум проявили мудрость в плане ограничения распоясанной ныне мнимой, чужеродной свободы, мутные потоки которой, хлынувшие со всех СМИ, явно препятствуют всходам доброго семени национального единства. Как максимум необходимо, если мы, разумеется, хотим «образовывать человека в человеке» (С. 95), а не создавать абстрактные образовательные проекты, расщепляющие личность набором заимствованных из опыта других народов схем, в корне менять политику национального образования, опираясь на развитое учение о человеке. В этом отношении нам и могут помочь научно-педагогические труды великого классика немецкой философии Иоганна Готлиба Фихте.
Философия всеобщего самосознания, с которой философ вышел на широкую немецкую аудиторию, оказалась, как уже сказано, этой аудитории не по зубам. Однако охваченный великой целью и будучи в состоянии патриотического пафоса, он на время как будто бы вытеснил из своей памяти замечания, высказанные им же еще во «Втором введении в наукоучение» (1897). Напомним, что тогда он сетовал на то, что немецкий дух оказался не способным понять суть учения своего великого представителя, Канта, чтобы возвысить самого себя до значения всеобщего законодательства, до чистой нравственности, в силу чего этому учению не удалось «в корне изменить образ мыслей его века». В этом смысле коперниканского переворота не произошло. Здесь, наверное, можно было бы сказать не только о времени, которое в эпоху классиков трансцендентального идеализма «не созрело» до всеобщего самосознания. На суд предполагаемого читателя «Речей к немецкой нации» можно было бы вынести так же имеющиеся в этой работе просчеты мыслителя и даже утопичность его взглядов в плане предложенных им путей и способов реализации концепции «нового воспитания». Чего стоит, к примеру, предложение изолировать воспитанников от реальных проблем общества, поместив их в закрытые учебно-воспитательные подразделения, которые должны еще и функционировать на основе полного самообеспечения. Однако важно отметить идейное содержание книги, о том, что не подлежит тлению, вместо того, чтобы критиковать его по тем или иным частным предложениям воспитательного характера.
В современной России, несмотря на все традиционные для нее беды и проблемы, есть реальные предпосылки для того, чтобы собрать воедино разбросанные историей мысли, и вопреки большинству по-современному философствующих субъектов, пытающихся выискивать существенное в до-сознательном, без-сознательном и под-со-знательном, дать солнцу классической философской мысли возможность освещать путь человека к себе, к своей абсолютной сущности. «Ходящий во тьме не знает, куда идет» (Ин 12: 35). Постсоветский период русской истории еще должен пройти определенный путь, чтобы быть тщательно «обработанным» мыслью, однако для классической философии трансцендентального идеализма общая картина сегодняшнего социально-политического положения в принципе ясна — она соответствует понятию «пустой свободы» (Фихте), когда под флагом либерализма культивируется принцип формального права, где господствует право без правды, без истинного содержания, без нравственности, а это, как известно, тот же большевизм, только вывернутый наизнанку. Вывести ситуацию из затяжного кризиса, на мой взгляд, может только возрождение на русской почве всеобщего самосознания как научного принципа, который был впервые раскрыт Иоганном Готлибом Фихте, только на таком основании национальное единство станет действительным, а не показным единством.
Актуальность философского идеализма Фихте для образования нашего национального духа не вызывает сомнений, ибо идея духовной свободы, которую философ развивал и проповедовал, есть сама по себе чистая христианская идея познания и спасения. Поэтому, несмотря на разделяющее нас время, Фихте — наш современник и, более того, несмотря на свои немецкие корни, по духу своего стремления к идеалу он — наш соотечественник. Поэтому можно с уверенностью заявить, что его усилия, направленные на пробуждение в нас нашей же духовной сущности не канут в Лету, что его «Речи к немецкой нации» будут прочно связаны «с нашим выздоровлением в отношении нации и Отечества» (С. 218).
А. Г. Ломоносов
