CC BY
62
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
В. А. Васильев, А. С. Блинова
Васильев В.А., доктор философских наук, профессор,
профессор каф. философских наук МГЛУ;
e-maiL: fiLosof-mgLu@yandex.ru
Блинова А. С., аспирант каф. философских наук;
старший преподаватель каф. лексикологии
и стилистики немецкого языка МГЛУ;
e-maiL: asbLinowa@gmaiL.com
И. А. ИЛЬИН О ПУТИ ДУХОВНОГО ОБНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА
В статье анализируются воззрения русского философа Ильина И. А. на важную философско-нравственную проблему духовного обновления человека. Она отражает не только наш внутренний мир, но и общественные отношения, традиции, нормы поведения; несет в себе нравственные ориентиры в достижении духовных ценностей.
Ключевые слова: духовность; совесть; любовь; терпение; благо; зло. V. A. Vasiliev, A. S. Blinova
Vasiliev V A, Doctor of PhiLosophy (Dr. habiL.), Professor, Department of PhiLosophy, MSLU; e-maiL: fiLosof-mgLu@yandex.ru Blinova A. S., Postgraduate Student, Department of PhiLosophy; Senior Lecturer, Department of German LexicoLogy and StyListics, MSLU; e-maiL: asbLinowa@gmaiL.com
I.A. ILYIN ABOUT THE WAY OF THE SPIRITUAL RENEWAL OF A PERSON
The articLe anaLyzes the views of the Russian phiLosopher I. A. ILyin on the important phiLosophicaL and moraL probLem of the spirituaL renewaL of a person. It refLects not onLy our inner worLd, but aLso sociaL reLations, traditions, norms of behavior, carries moraL guideLines in the achievement of spirituaL vaLues.
Key words: spirituaLity; conscience; Love; patience; good; eviL.
Необходимость обращения к духовной жизни человека Ильин объясняет социальными потрясениями, которые приводят к падению
нравственности, духовных ценностей. В частности, анализируя процессы в России после Октябрьских событий, Гражданской войны, вынужденной эмиграции миллионов россиян, он отмечает, что злу удалось освободить себя от всяких нравственных норм и открыть свое истинное лицо. Во Второй мировой войне подлинное зло впервые открылось человеческому духу с такой откровенностью. Чтобы противостоять социальному злу человек должен быть духовно сильным. Однако человеческая природа устроена так, отмечает Ильин, что ей легче всего удается удовлетворение материальных и телесных наслаждений и труднее достигается духовное совершенствование. Поэтому путь духовного восхождения потребовал от Ильина анализа человеческой природы. «Зло начинается там», - считает Ильин, - где начинается человек, и притом именно не человеческое тело во всех его состояниях и проявлениях как таковых, а человеческий душевно-духовный мир -это истинное местонахождение добра и зла» [Ильин 1993, с. 313].
Как творение Божие, пишет Ильин, человек имеет душу и дух. Душа в огромной своей части состоит из бессознательных влечений, склонностей и привычек, из полусознательных ощущений, настроений, ассоциаций. Это весь поток не телесных, а духовных переживаний, помыслов, болевых ощущений; приятных и неприятных, значительных и незначительных состояний; воспоминаний и праздных фантазий и т. д. Сердцевиной души является дух, который есть дыхание Божие в природе человека или сокровенный внутренний свет во всех существующих вещах. Он освещает жизнь, дабы она не превратилась в невыносимую мертвую пустыню, и он же придает человеку силы, чтобы тот укрепился в духе и обрел духовность. С его деятельностью связаны душевные состояния, в которых человек живет благородными стремлениями, обращенными на познание истины, на созерцание красоты, на совершение добра. «Духовное начало в человеке есть источник и орудие божественного откровения; оно дает человеку нечто такое, из-за чего стоит жить, стоит воспитывать себя и других, нести страдания» [Ильин 1996 с. 112].
В человеческой духовности, отмечает Ильин, противодействуют добро и зло. Добро состоит в осознанной преданности Божественному. Зло по своему естеству противорелигиозно, ибо оно устраняется от Божественного. Добро есть одухотворенная любовь; зло - противо-духовная вражда. Добро есть любящая сила духа; зло - слепая сила
ненависти. Зло есть злая воля и злое чувство; и лишь потом - злое внешнее дело и система злых внешних поступков. Зло не внешнее, а внутреннее. Как бы ни были велики и стихийны внешние, вещественные, разрушения и уничтожения, они не составляют зла. Правда, стихийные естественные бедствия могут развязать зло в слабых человеческих душах, деморализовать их. Люди сильного духа отвечают на внешние бедствия укреплением в добре, духовным очищением [Ильин 1996, с. 43-47].
Если настоящее местонахождение добра и зла находится во внутреннем мире человека, то и пороки, подчеркивает Ильин, также следует искать в нем самом. Его душевная и духовная жизнь скрыта от людей и непосредственно доступна только его собственному самонаблюдению. Зная это и сильно переоценивая свою скрытность и недоступность, люди в большинстве своем строят поведение на вытекающей отсюда возможности самораздвоения: одно «Я» остается про себя, а второе Я состоит из того, что обнаруживается перед другими. При этом человек охотно забывает о себе многое неприятное и дурное, перетолковывает всё это в лучшую сторону и потому идеализирует себя. Только тот, кто систематически исследовал свое бессознательное и свой характер, может понять и измерить, насколько люди в действительности имеют ограниченное и неверное представление о самих себе.
При таком наивном восприятии себя человек обычно не подозревает, что его телесная внешность выражает и верно передает его душу во всем ее бессознательном и сознательном состоянии. Тело (глаза, выражение лица, походка, манеры, смех, голос, интонация и все внешние поступки) не только укрывает душу, но и обнаруживает ее. Человек как бы говорит на двух языках сразу: на языке тела и на языке души. И благодаря этому удвоенному бытию тело человека «пробалтывает» то, что душа, может быть, хотела бы скрыть не только от других, но и от себя. В силу такой цельности и глубины бессознательного общения ни доброе, ни злое событие в жизни человека не остается исключительным достоянием его изолированной души. Каждый внутренний акт злобы, ненависти, зависти, мести, презрения, лжи изменяет ритм душевной жизни самого человека и столь же неизбежно, хотя и незаметно, выражается через тело и передается всем окружающим. Волна зла идет тем сильнее и заметнее, чем сильнее душа предается этим состояниям. И точно так же каждый внутренний акт доброты, любви,
прощения, благоговения, искренности влияет на душевную жизнь и, выразившийся во взгляде, в лице, в походке, незаметно передается окружающим.
Следует признать, что по своему проявлению зло многогранно, на свете существует много мерзостей, против которых уместными и естественными кажутся моральное негодование, духовное отвращение, справедливый гнев, определяемый нашей совестью. А что есть совесть? В одном древнем труде сказано: «Совесть - это весть о спасении души». И с точки зрения Ильина, совесть «есть один из чудеснейших даров Божиих, полученных нами от Него. Это как бы сама Божия сила, раскрывающаяся в нас в качестве нашей собственной глубочайшей сущности. То, на что указывает нам совесть, к чему она зовет, о чем она нам вещает, есть нравственно-совершенное; не «самое приятное», не «самое полезное», не «самое целесообразное» и т. п., но нравственно-лучшее, совершенное» [Ильин 1993, с. 110]. Совесть нужна человеку, и не только в великие моменты его жизни, но и в ежедневных делах, и в обыденных отношениях. Она есть внутренний акт самоосвобождения от зла, живой и могущественный источник справедливости.
Люди порой пытаются «замуровать» совесть в тайниках своей души, вытесняют ее возможные укоры. Дело может дойти до того, что каждый намек на совесть или на совестный акт будет встречаться с затаенной иронией или прямым издевательством. «Отвращение может перенестись с совестного переживания и на то, к чему оно призывает, и тогда самая идея добра, доброты, добродетели может стать человеку ненавистной и отвратительной. Душа становится циничной, черствой и холодной» [Ильин 1993, с. 117].
Если человеку не удается вытеснить совестные укоры и как бы заставить замолчать свою совесть, считает Ильин, то весь внутренний мир его остается расколотым и ослабленным. Часто совесть проявляется в душе неожиданно, но захватывающе и властно. В бессловесной тишине совесть овладевает нашим сердцем и нашей волею. А слова и мысли просыпаются в нас лишь позже, при попытке описать и объяснить совершившийся поступок. В тот миг, когда совесть овладевает нашей душой, у нас нередко бывает ощущение, будто в нас что-то проснулось или восстало, исчезают «трезвые» расчеты, стихают большие страсти и мелкие пристрастия. Совесть научает человека
забывать о себе и делать самоотверженные поступки; утверждает, созидает и укрепляет духовно-личностное начало в человеке.
Если бы мы предались всецело голосу совести, размышляет Ильин, то вся наша жизнь сложилась бы из одних дел любви, мужественной верности, радостного исполнения долга, правды и великого служения добру. В действительности жизнь идет иначе: мы слышим этот голос и не слушаемся его; а когда изредка слушаемся, то внутренняя раздвоенность лишает нас цельности и душевной радости. Совесть же взывает к нам, печалится и укоряет. Поднимается недовольство, особого рода печаль и тоска, называемая в народе угрызением совести. Если человек делает то, что должен делать по долгу совести, то наступает светлая радость жизни, потому что он совершает то, чего желает его собственная воля. И то, чего она желает, будет не порочно, а добродетельно. И это лучшее станет для него внутренней необходимостью, единственной возможностью и осуществленным делом. Так возникает совестная цельность человеческой души.
Современное человечество, отмечает русский философ, утрачивает духовность и пытается создать культуру без творческой энергия любви, веры, без сердца, без созерцания, без совести. Человек становится «дельцом» и эгоистом. Он вытесняет из себя совесть, потому что ее живые напоминания о себе не укладываются в быстрый ритм жизни. Часто за всем этим скрывается ложный стыд выглядеть в глазах окружающих бедным и незаметным. Люди учатся осознавать, что «бессовестным» живется гораздо легче: им просто чужда потребность в объективной правоте, и вместо душевной самооценки и духовного самочувствия в них живет личное самолюбие и тщеславие, охотно удовлетворяющееся житейским успехом и купленной лестью. Если совесть вытравляется из жизни, ослабевает чувство долга, расшатывается дисциплина, уходит чувство верности, исчезает из жизни начало служения; повсюду воцаряются продажность, взяточничество, измена и дезертирство; всё превращается в бесстыдное торжище, и нравственная жизнь становится невозможной.
По Ильину, совесть есть не только источник праведности и святости, но и живая основа элементарно упорядоченной или тем более расцветающей культурной жизни, но пока люди живут в состоянии внутреннего раскола, от которого они страдают и который не умеют преодолеть. Это результат расхождения между нашими лично-
эгоистическими побуждениями и нашим божественным призванием, которое мы переживаем как внутреннее влечение, как духовную жажду. Влечение духа требует от нас всегда нравственно лучшего. Дело не в том, чтобы все стали праведниками, отмечает Ильин, а в том, «чтобы каждое новое поколение расчищало в себе внутренние пути, ведущие к совести, и держало бы открытыми те священные ворота, за которыми она скрывается. Ибо бессовестное поколение, если оно придет когда-нибудь, погубит жизнь человека и его культуру на Земле» [Ильин 1993, с. 141].
Важный путь совершенствования человеческой духовности определяется, с точки зрения Ильина, божественным даром любви. Человеку даны две разновидности любви: инстинкта (чувства) и духа. Любовь инстинкта сводится к наслаждению чужим присутствием, исчерпывается жалостью к чужому телесно-душевному страданию. Она ищет того, что человеку субъективно нравится, что несет в себе удовольствие. Подобная любовь без духа слепа, своекорыстна, подвержена опошлению и уродству. Она не есть еще добро, но лишь возможность добра. Напротив, духовная любовь ищет подлинно хорошее - доброту и бескорыстие, благородство души и справедливость. Она тяготеет к достоинству, всегда искренне желает духовного совершенствования. Духовная любовь, отмечает Ильин, есть «некий голод души по Божественному». Она не исключает инстинктивную или чувственную любовь, а только прожигает ее Божиим лучом, очищает и облагораживает. Сила инстинкта и сила духа сочетаются, чтобы не разлучаться; и тогда чувственная любовь становится верным и точным знаком духовной близости и духовной любви.
Любить ближнего, значит, любить в нем начало Божественное, осуществить связь духа с духом, а затем уже связь души с душою и тела с телом. Всё в человеческой судьбе решает сердце, наполненное любовью, которая может подсказать нам, что делать, чем жить, за что бороться, за что идти на смерть. Она одухотворяет всё дарование человека, наполняет мысль живым содержанием. Любовь есть духовное отождествление любящего с любимым. Видимое эмпирическое разъединение и замкнутость не исчезают, но любовное отношение преодолевает эту атомистическую изолированность. Любящая душа воспринимает чужую жизнь своим сердцем, приемлет чужой интерес и чужое содержание, сосредоточивается на удовлетворении
и совершенствовании принятого в свое сердце другого человека. Любовь как добродетель есть самый глубокий и могучий источник духовного опыта. Она наполняет любящего добротой, делает его счастливым и вызывает потребность осчастливить близких, наслаждаться их счастьем как излучением своего собственного. Любящий человек проявляет полное самоотречение. Для него любимый становится центром его жизни, которому он служит, нисколько этим не унижаясь, и которому он приносит многое в жертву.
Любовь предполагает связь всех людей со всеми, поскольку род человеческий душевно и духовно един. Душевно един, ибо все люди, независимо от того, знают они об этом или не знают, желают этого или не желают, связаны друг с другом всеобщей взаимной связью в добре и во зле; и эта связь налагает на них взаимные обязательства и подчиняет их определенным духовным правилам. Род человеческий духовно един, ибо творчески восходит к единой истине, единому добру и единой красоте.
Путь духовного совершенства, с точки зрения Ильина, объединяет любовь, совестливость со смирением и скромностью. Смирение начинается там, где человек преклоняется перед Всевышним. Это состояние души не является достоянием только избранных, прошедших путь религиозного очищения. Смирение повышает духовную ценность каждого человека. Истинному смирению присущи простота и доброта, легкость и скромность. Если у человека нет цели в жизни или она определяется сугубо корыстными интересами, скромность будет ему казаться чем-то странным. Его желание показать себя будет причиной заносчивости, тщеславия и гордыни. Гордыня не ведает скромности и смирения. Достаточно заметить в выдающемся человеке признак гордыни, самодовольства, высокомерия или тщеславия, как он тут же меркнет в наших глазах, и мы теряем к нему всякий интерес. И происходит это не потому, что мы чувствуем себя приниженными, отодвинутыми в сторону, как если бы величие его унижало нас. И не потому, что нас возмущает в нем недооценка наших качеств. «У нас еще появляется ощущение, что его заносчивость снижает его собственную ценность» [Ильин 1998, с. 531].
Тщеславие, как и гордыня, результат порочной души и отсутствия духовности. Тщеславный человек, считает Ильин, совершает несколько ошибок. Во-первых, он принимает себя за очень важную
персону; во-вторых, ему кажется, что он чрезвычайно многого достиг в жизни; и, в-третьих, ему хочется, чтобы эти великие «достижения» были повсеместно признаны и превознесены. Чтобы избежать подобного порока, человек должен приучиться к невысокой оценке того, чего достиг. Если он силен, то пусть не считает себя сильным; если умен, то он не должен причислять себя к «умнейшим»; если человек порядочный, то пусть не переоценивает свою добродетель. Кто сознает свои слабости и недостатки, тот будет бороться с ними, побеждать их и совершенствоваться. Настоящий человек вырабатывает особую духовную культуру, стараясь ее не преуменьшать и не преувеличивать. Это и есть источник истинной скромности, секрет духовного роста. Конечно, замечает Ильин, скромный человек не так скоро обретет значение и вес, как самоуверенно ступающий по жизни горделивый «самообожатель», но в истинной скромности есть нечто милое, трогательное, пленительное.
Омерзителен такой порок, считает русский философ, как ненависть. Это нравственная болезнь для самого ненавидящего и его окружения. Всё подчинено душевному спазму отрицания, пропитывается ненавистью и опирается на нее. Ненавистник внутренне не может отделить себя от своего врага. У него неутолимая потребность видеть его в черном свете, желать ему зла. Он унижает его, заставляет страдать и наслаждается его воображаемой гибелью. Он мечтает о «наказании» и упражняет свою душу в злобе и мерзостях. Всё, что он замышляет, что желает своему врагу, выражает все уголки его собственной души. Кто хотя бы раз видел глаза, горящие ненавистью, никогда их не забудет. Они говорят о личной злобе и предвещают беду. Луч ненависти заряжен злобной энергией и направлен от одного духовного очага к другому. Когда мы встречаемся в жизни с настоящей ненавистью, в нас просыпается чувство большого несчастья, потом огорчения и ощущения своего бессилия.
Можно ли проникнуть в душу своего ненавистника, вопрошает Ильин, и погасить или преобразить его ненависть? Это возможно сделать, считает он, если установить причину подобного отношения к нам. Нет ли и нашей вины в том, что мы страдаем? Два человека всегда связаны друг с другом единой нитью. Его или моя ненависть обрывает эту нить. Особенно легко люди зажигаются ненавистью в тех случаях, когда страсти преобладают над разумом, а обоюдные
обвинения становятся несправедливыми. Ненависть и вражда лишают обе стороны возможности объективности суждений, заглушают добродетель. Ненависть исцеляется только любовью, которая рассеивает напряжение злобы, злой инстинкт теряется, вовлекается в атмосферу мира и гармонии.
Весьма тонким душевным пороком, который легко принимается наивными людьми, подмечает Ильин, является лесть. Она начинается там, где один хочет взять верх над другим человеком с помощью похвалы. И тут важно не то, что один хвалит, а другой становится податливым, а то, что неоправданно делаются комплименты. Настоящий лжец необъективен в своей похвале. Его главное намерение -склонить к себе того, кого он хвалит. Лесть выступает своеобразным подкупом, который бывает искусно завуалированным, едва заметным. Однако льстец должен иметь чувство меры, не переходить рамки здравого смысла, учитывать степень проницательности и тщеславия того, перед кем он рассыпается в чрезмерной похвале. Опытный тонкий льстец никогда не будет прибегать к откровенным дифирамбам, а сначала «проложит себе путь» незначительными учтивыми фразами и только затем так выразит свой восторг, облачая его в форму «истинного» восхищения, что «жертва» ничего не заметит.
Наивные и недалекие люди внемлют даже самой неуклюжей форме лести. Серьезные и умные натуры легко чувствуют фальшь протягиваемых им льстецами даров. Чем выше духовный уровень человека, тем безразличнее для него лесть. Однако в человеке живет детская легковерность к похвале, скрытая жажда признания, своеобразная симпатия к тому, кто льстиво преувеличивает наши достоинства. Поэтому от всякой лести в нас вкрадывается что-то необъективное относительно своих деяний и возможностей. Из этой тяги к лести между людьми незаметно образуются нравственные беды. Следует согласиться с мнением Ильина, что лесть особенно становится безнравственной, когда проявляется в деятельности политика. Льстивыми обещаниями он подкупает людей, которые с легкостью хватаются за щедрые посулы, предоставляя возможность использовать их наивную доверчивость в корыстных целях.
Следуя учению Ильина, можно сделать вывод о том, что, слабея духом, человек разлагается нравственно, он гибнет от активизации в нем зла. Оно прокрадывается в его душу, пробуждает чувство
обиды, зависти, вражды, мстительности, ненависти и злобы; подкупает выгодою, почетом, властью; старается подорвать в душе чувство собственного достоинства. Злой человек есть живой очаг зла. Даже если он злится только «про себя», то и в этом случае он зол и вреден для окружающих. Добрый человек непроизвольно облагораживает других своим личным благородством. Когда мы смотрим в глаза по-настоящему доброму человеку, мы ощущаем струящийся из них мягкий свет, в котором нам сразу же становится тепло и уютно. В них нет сарказма, настороженности, жестокости, неприятия, а только участливое внимание к нашим тяготам, бедам. Это приветный лучик из темноты в светящемся окне родного дома.
Следует отметить, что в рассуждениях о пути духовного обновления человека Ильин не выступает сторонником сурового стоицизма. Ничто человеческое ему не чуждо. Людям свойственны естественная радость бытия, чувственные наслаждения. Человек инстинктивно жаждет удовольствия, стремится быть счастливым. Будучи счастливы, люди обретают в себе духовность, совершенствуются в нравственных деяниях, привносят в мир красоту. Всё великое рождается в любви, страсти, радости, удовольствии, но для этого необходима активная работа души, обратить взор к проблемам воспитания и самовоспитания. Все люди непрерывно воспитывают друг друга всяким своим проявлением: ответом и интонацией, улыбкой и ее отсутствием, просьбой и требованием, общением и бойкотом. Люди воспитывают друг друга не только своими поступками, но и вялым, безвольным уклонением от поступка. Эти внешние условия воспитания души требуют интенсивной душевной самоотдачи, чтобы каждый человек желал нравственного самосовершенствования.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Ильин И. А. Соч. : в 10 т.
Т. 1. М. : Русская книга, 1993. 543 с. ;
Т. 5. М.: Русская книга, 1996. 605 с. ;
Т. 8. М.: Русская книга, 1998. 573 с.
