CC BY
31
МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ
А.Ю.Балакин
И.А. ГОНЧАРОВ В ПИСЬМАХ К.Ф.ОРДИНА К ЖЕНЕ (1872)
В научный оборот вводится ранее неизвестный биографический источник о И.А. Гончарове: письма чиновника К.Ф. Ордина к жене, рассказывающие о его совместном с Гончаровым путешествии за границу в 1872 году.
Ключевые слова: И.А. Гончаров, К.Ф. Ордин, Б.К. Ордин, Мариенбад, письма.
The author introduces a previously unknown source expanding our knowledge of I.A. Goncharov's biography: these are K.Ph. Ordin's letters addressed to his wife and telling of his travelling abroad together with I.A. Goncharov in 1872.
Key words: I.A. Goncharov, C.F. Ordin, B.C. Ordin, Marienbad, correspondence.
В рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН хранятся две рукописи Бориса Кесаревича Ордина - «И. А. Гончаров в семейных воспоминаниях и письмах К. Ф. и С. А. Ординых»1 и биография его отца, Кесаря Филипповича Ордина, обрывающаяся на главе «Путешествие за границу с И.А. Гончаровым в 1872 году»2.
Первая рукопись, состоящая из 24 листов тетрадного формата, датирована 9 февраля 1924 г., в Пушкинский Дом поступила в 1948 г.; во второй около 250 листов, она не датирована, но, вероятно, писалась ранее первой, а поступила на хранение по архивным меркам совсем недавно - в 2008 г. Обе они находятся в так называемом «разряде» - фонде отдельных поступлений, обе не отражены в картотеке, ни на букву «О», ни на букву «Г». Очевидно, последнее обстоятельство и явилось причиной того, что обе до настоящего времени не попадали в поле зрения биографов Гончарова.
Начало 1870-х гг. - самый малодокументированный период биографии Гончарова после его возвращения из кругосветного плавания в 1855 г. В 1869 г. в «Вестнике Европы» публикуется роман «Обрыв», который не получил ни одной положительной рецензии в журналах3; выпущенное
1 ИРЛИ. Р. I. Оп. 5. Ед. хр. 366.
2 ИРЛИ. Р. I. Оп. 21. Ед. хр. 164.
3 См. подробнее: Гуськов С. Н. 1) Полемика, которой не было (из истории критики романа «Обрыв») // Русская литература. 2012. N° 2. С. 80-89; 2) О некоторых мотивах критики «Обрыва» // ВШюНюса Slavica Savariensis. Schomba1:hely, 2012. Т. XIII: Гончаров: живая перспектива прозы. С. 397-404.
в следующем году самим писателем отдельное издание романа постигает коммерческая неудача4. Гончаров это списывает на происки Тургенева, обостряется его душевная болезнь, которая вскоре приведет к созданию «Необыкновенной истории» - удивительного рассказа о том, как его всю жизнь якобы преследовал и преследует менее талантливый, но более ловкий и удачливый конкурент. Гончаров замыкается в себе, обрывает почти все литературные связи, более или менее регулярное общение поддерживает лишь с редактором «Вестника Европы» М.М. Стасюлевичем. Круг его знакомств в эти годы составляют в основном чиновники, к которым принадлежал Кесарь Филиппович Ордин (1836-1892). 5
Ордин был младше Гончарова почти на четверть века. К моменту знакомства с писателем6 он служил начальником отделения канцелярии во-
4 См. об этом: Вдовин А.В. Гончаров и деньги (по материалам писем 18611891 гг.) // Гончаров после «Обломова»: Сб. статей. СПб., 2015. С. 314-315.
5 О нем см.: А.В. Ордин Кесарь Филиппович // Русский биографический словарь. СПб., 1905. Т. [12:] Обезьянинов-Очкин. С. 280-281; Барышников В.Н. 1) Кесарь Филиппович Ордин - первый отечественный исследователь российско-финляндских отношений // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы Четырнадцатой ежегодной международной научной конференции (11-12 апреля 2012 г). СПб., 2013. С. 12-24; 2) Балтийский вопрос и его изучение в Санкт-Петербурге (XVIII-XXI вв.) // Journal of Modem Russian History and Historiography. 2014. № 7. P. 109-110.
6 По свидетельству Б.К. Ордина, его отец был знаком с Гончаровым уже к 1863 г. (см.: ИРЛИ. Р. I. Оп. 21. Ед. хр. 164. Л. 92); в другом месте он писал: «Расположение Гончарова к Ординым объясняется прежде всего тем, что он познакомился с ними и встречался в симпатичных ему домах их родных: в доме очень умной и замечательно литературно образованной старшей сестры Софии Алексеевны, Екатерины Алексеевны Богушевич, муж которой Юрий Михайлович служил по управлению по делам печати, и у матери Софии и Екатерины Алексеевен - Софии Павловны Андреевой. <. > У Богушевичей часто собирались писатели, литераторы, беседовали на интересовавшие их литературные темы и читали свои произведения. Там бывали, кроме И. А. Гончарова, Г. П. Данилевский, Ф. Ф. Берг, К. К. Случевский, Ф. М. Достоевский, Н. Лесков и другие. У С. П. Андреевой, жившей очень близко от Гончарова по Моховой улице в д. № 20/12, принадлежавшем тогда фабриканту Кнопу, близ угла Пантелеймоновской, бывали лишь члены ее довольно многочисленной семьи и их друзья, нравивш<ие>ся Гончарову оживлением молодости, а главное, что его туда привлекало, было радушие редкое доброй и приветливой Софьи Павловны, которая сама была отличная хозяйка и имела превосходную кухарку Арину, которая очень долго у нее жила и готовила превкусно русские блюда и булку к чаю, до которых И. А. Гончаров был большой охотник» (РНБ. Ф. 209. Ед. хр. 22. II пачка. Л. 2а об.—2). Самые ранние дошедшие до нас письма Гончарова к Ординым относятся к 1866 г
енного генерал-губернатора, через несколько лет стал правителем дел Попечительного Совета учреждений общественного призрения в Санкт-Петербурге; впоследствии им была издана книга история этого совета7, которую сочувственно отрецензировал Гончаров8. В начале 1870-х гг. Ордину был пожалован чин действительного статского советника, тогда же он стал камергером Высочайшего двора. По словам современного историка, «это означало, что он уже переходил в касту российского чиновничества, которое как считалось, могло определять курс политики государства»9. Отношениям Гончарова и Ординых посвятил несколько статей В.И. Мельник (вернее, несколько раз перепечатал одну статью с небольшими вариациями), пересказавший уже известные по предыдущим публикациям факты10.
Сын К.Ф. Ордина, Борис Кесаревич Ордин (1866 - после 1935)11, с отличием окончил историко-философский факультет Петербургского университета, его выпуская работа «Осада и взятие Константинополя турками в 1453 г.» была удостоена золотой медали. Но, к сожалению, научная карьера его не прельстила, и фактически он пошел по стопам отца: служил в Российском обществе Красного Креста, в Министерстве Императорского Двора и уделов, в канцелярии императрицы Александры Федоровны - в должности гофмейстера; дослужился до чина действительного статского советника, был награжден многими орденами. О жизни же Ордина по-
7 См.: Ордин К.Ф. Попечительный совет заведений общественного призрения в С.-Петербурге: Очерк деятельности за пятьдесят лет 1828-1878. СПб., 1878.
8 Голос. 1878. № 67. 8 марта (без подписи); атрибутировано Гончарову А. Ма-зоном на основании его писем к А.А. Краевскому (см.: Русская старина. 1912. №№ 6. С. 505-506; далее перепечатан текст рецензии).
9 Барышников В.Н. Кесарь Филиппович Ордин - первый отечественный исследователь российско-финляндских отношений. С. 17.
10 См., например: Мельник В.И. 1) И. А. Гончаров и его знакомства в храме св. Пантелеимона (к вопросу о христианской биографии писателя) // Православная культура в России: Прошлое и настоящее (по материалам Вторых Свято-Филаре-товских чтений). М., 2007. С. 113-125; 2) Гончаров и Ордины в храме великомученика Пантелеимона // Христианская культура и славянский мир: Материалы круглого стола от 19 февр. 2009 г. М., 2009. С. 95-101; 3) Автор «Обломова» и его знакомства в храме великомученика Пантелеимона: (Чета Ординых) // Христианская культура и славянский мир: Материалы круглого стола от 27 янв. 2010 г. М., 2010. С. 48-55; и др.
11 Биографические сведения о нем см. в статье: Шилов Л.А. Ордин Борис Кесаревич // Сотрудники Российской национальной библиотеки - деятели науки и культуры: Биографический словарь. СПб., 1999. Т. 2. С. 476-478.
сле революций красноречиво свидетельствует его письмо от 6 сентября 1929 г. в Центральную Комиссию по проверке Советского аппарата:
Будучи лишь скромным работником, сперва делопроизводителем, а потом помощником заведующего канцеляриею, я работал по делам всякой помощи бедным и обездоленным, и, благодаря жалованию по министерству двора, мог работать безвозмездно во многих учреждениях на помощь нуждавшимся. <...>
В политическом отношении мое поведение всегда было вполне корректно. Ни к каким партиям я не принадлежал. Поняв все историческое значение революции, я не только сразу подчинился Советской власти, но, уверенный в чистоте моей деятельности в дореволюционное время, с 1917 года работал в Советских учреждениях и, несмотря на опасность, сопряженную с бывшим придворным званием, сознательно оставался все время в Ленинграде, где я родился и прожил все мою жизнь, и никогда ничего из своего прошлого не скрывал.
Когда в 1917 г. я был приглашен на работу в Публичную библиотеку, все лица, от которых зависел мой прием на службу, знали мое прошлое, но ценили мою образованность.
В 1918 г., при ликвидации бывшего О-ва Красного Креста, где я много работал, я был арестован «в целях изоляции», как мне потом объяснили.
Наведя справки о моей деятельности, покойный председатель ЧК Феликс Дзержинский приказал меня освободить на 5-ый день ареста, и я больше органами ГПУ арестован не был.
<...> Я всегда жил на трудовой заработок и никогда ни капиталами, ни домами, ни доходными имениями не обладал и решительно никого никогда не эксплуатировал и не угнетал.
<...> Наконец, не желая сколько-нибудь вызывать подозрение властей, я сознательно отказался от всякой руководящей или направляющей работы и все десять лет усердно трудился в Советских учреждениях, исполняя самые скромные обязанности, претерпевая большие лишения, т. к. получал 25-40 р. в месяц, и утешался только сознанием пользы, приносимой мною. Мне скоро 63 года и я ни на какие карьеры не рассчитываю. Ищу лишь возможности в области моих знаний, все более редких могущих быть полезными не в одной лишь византийской комиссии12.
12 ОР РНБ. Ф. 585. Оп. 1. Ед. хр. 3728. Л. 5, 7об.-8об. 118
С 1918 по 1924 г. Ордин работал в Публичной библиотеке, в отделе «Россика», где его ценили как выдающегося специалиста. В начале 1920-х гг. он передал в библиотеку 13 писем Гончарова к своим родителям, сопроводив их краткой биографической справкой о своем отце13 и примечаниями, из которых, видимо, и вырос упомянутый мемуарный очерк. Сейчас эти письма по большей части опубликованы14, остаются ненапечатанными только три недатированные записки (одна, несомненно, относится к 1872 г.) и одно сугубо деловое письмо, сложное для комментирования. В 1935 г. Ордин, несмотря на свое болезненное состояние, был выслан из Ленинграда, и дальнейшая его судьба неизвестна.
Глава книги Б.К. Ордина о зарубежной поездке его отца с Гончаровым основана на письмах, которые тот посылал своей жене Софье Алексеевне (1844-1919) из этого путешествия. Значительная часть его мемуарного очерка о Гончарове также рассказывает об этой поездке, правда, выписки приведены менее обширные, чем в книге. Подлинники писем пропали, поэтому выписки Б.К. Ордина имеют характер первоисточника, хотя они сделаны не с дипломатической точностью: тексты писем в статье и в книге иногда незначительно расходятся, и не всегда понятно, где именно допущена ошибка.
Сами письма, несомненно, занимают уникальное место в небогатой мемуарной литературе о Гончарове. Это едва ли не единственный случай, когда живущий бок о бок с писателем его близкий приятель оставляет регулярные записи о беседах с них, о его настроении, об их совместном времяпрепровождении15. По письмам видно, как с течением времени меняется отношение Ордина к своему спутнику: если первоначально он сочувствует ему и его настроению, то под конец дело доходит едва ли не
13 Характер этого текста говорит о том, что письма готовились к печати.
14 См.: Неизданные письма И.А. Гончарова / Публ. Р.Б. Заборовой // Труды ГПБ им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1963. Т. 11 (14). С. 158-161; Иванов К.Е. Неизданные письма И.А. Гончарова // И.А. Гончаров: (Новые материалы о жизни и творчестве писателя). Ульяновск, 1976. С. 146-149. Заявление В.И. Мельника, что «письма Гончарова к Ординым в большей своей части не опубликованы» (Мельник В.И. И.А. Гончаров и его знакомства в храме св. Пантелеимона (к вопросу о христианской биографии писателя). С. 124), можно списать на слабую осведомленность этого плодовитого автора.
15 С ними можно сопоставить письма А.Ф. Кони, который жил бок о бок с Гончаровым в Гунгербурге летом 1887 г., к своей подруге и конфидентке Л.Г. Гогель (опубл. нами в статье: Балакин А.Ю. Одним летом в Гунгербурге: (К творческой истории очерка И.А. Гончарова «На родине») // Седьмая международная летняя школа по русской литературе: Сб. статей. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 2012. С. 3-12), но они гораздо более лапидарны и менее эмоциональны.
до ссор и скандалов. У Гончарова был сложный, тяжелый характер, он сам понимал это, поэтому первоначально старался уклониться от предложения Ордина поехать с ним за границу. 6 июня 1872 г. он писал: «Я думал, думал - боролся с собою, ехать или не ехать - и наконец вижу, что не могу. Пусть назовут это обломовщиной: оно неправда, да нужды нет! Я знаю только, что я душевно болен (вероятно, и Вы заметили это) и эта болезнь духа мешает мне во всем вообще, в путешествии в особенности. С первого шага я буду ждать неприятностей, огорчений, и "тонких", и толстых - всяких. Буду, конечно, бояться их и дома, но там, за границей, я чувствую себя беззащитнее и вдвое больнее, нежели здесь. Так чувствовал я себя почти во всех поездках - и вместо того, чтоб поправиться и окрепнуть - я возвращался более расстроенный и больной!»16 Однако Ордину, впервые едущему за рубеж, нужен был опытный спутник, и он уговорил автора «Обломова» о чем впоследствии, судя по письмам, пожалел. И хотя Б.К. Ордин вспоминает об этой ситуации иначе, свидетельство самого Гончарова в данном случае достовернее.
Публикуемые письма много могут добавить к новой «Летописи жизни и творчества Гончарова»: это сведения о перемещениях писателя, о посещении им музеев и театров, о встречах с отдыхающими в Мариенбаде соотечественниками, даже забавный анекдот о происшествии в табачной лавке во Франкфурте. Но самое ценное - они доносят до нас характер и настроения писателя, то, что не могут отразить самые подробное, честные и добросовестные мемуары. Создается замечательная «иллюзия присутствия», что возможно только благодаря отсутствию временной дистанции между фактом и документальной фиксацией его на бумаге.
Ниже печатается десятая глава книги Б.К. Ордина о его отце -«Путешествие за границу с И.А. Гончаровым в 1872 году»17. В тексте сделаны купюры: выпущены подробные описания быта и нравов гостей и жителей Мариенбада, пространные дорожные впечатления, рассказы о проблемах со здоровьем автора, о его консультациях у врачей и т. п. фрагменты, не относящиеся с Гончарову. В паре мест текст писем уточ-
16 Труды ГПБ им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1963. Т. 11 (14). С. 160. Год на подлиннике не проставлен; Б.К. Ординым это письмо датировано предположительно 1875-м г. (см.: РНБ. Ф. 209. Ед. хр. 22. II пачка. Л. 5об.), что, несомненно, ошибочно: едва ли после поездки 1872 г. К.Ф. Ордин захотел бы ехать с Гончаровым куда-нибудь еще раз, к тому же о его последующих поездках за границу сведений нет.
17 ИРЛИ. Р. I. Оп. 21. Ед. хр. 164. Л. 213-244.
нен по рукописи статьи «И.А. Гончаров в семейных воспоминаниях и письмах К.Ф. и С.А. Ординых»18. Примечания Б.К. Ордина даются под строкой, комментарии - в конце текста. Благодарим за консультации К.М. Азадовского, М.Б. Лавринович и Т. А. Кукушкину; в подготовке текста к
печати принимала участие А.С. Пахомова.
* * *
Необходимость серьезно заняться своим здоровьем побудила Кесаря Филипповича решиться на лечебную поездку за границу. Софья Алексеевна, со свойственною ей твердостью и самоотверженностью, устранила смущавшие мужа затруднения. Ни средства его, ни возраст детей - младший сын Георгий родился лишь 16 мая 1872 года (1), - а старшему, Борису, шел всего шестой год, - не допускали возможности ехать всею семьею. Она настояла, чтобы он ехал один: его здоровье для нее было вопросом самым важным. А что она, никогда не бывавшая за границею, не поедет туда и не увидит всего того занимательного и интересного, что влекло в чужие края такое множество русских барынь - это казалось ей вполне естественным: ее прямой долг, внушала ей ее стоическая совесть, оставаться с детьми, из которых младшему еще не было и шести недель и которого она кормила. Благо мужа и долг перед семьей у нее всегда были решающими мотивами.
Итак, Кесарь Филиппович отправился за границу без нее, причем сдался на упрашивания старого знакомого еще Софьи Павловны (2), известного писателя Ивана Александровича Гончарова и, вопреки советам жены, верно подметившей капризный, брюзгливый и неприятный для спутника характер Гончарова, согласился ехать с ним вдвоем.
София Алексеевна рассталась с нежно любимым мужем, обливаясь слезами; но, сейчас же, со свойственною ей энергией, отдав дань своему чувству, забрала себя в руки, скоро уложилась и с детьми, няней и горничной уехала на все лето на дачу, в Лужский уезд, в имение <...> Колище, которое она наняла пополам с сестрою Е.А. Богушевич®.
23 / 11 июня 1872 года, едва приехав в Берлин вместе с И. А. Гончаровым, - Кесарь Филиппович спешит, не имея еще чернил, карандашом писать своей жене: «Прости, милый друг мой, что пишу Тебе карандашом и утруждаю Твои прелестные глазки: дело в том, что нет под рукою чернильницы ни у меня, ни у Ивана Александровича. Итак, я в Берлине. В Берлине с 5-ти часов утра, был у обедни в посольской церкви, а затем
18 В настоящее время готовится нами к печати.
с 12 часов и до 3 на ногах, ходил менять деньги и осматривать город... Мы смотрели только сад общий, да 2-3 хорошие улицы. Но что это за улицы!.. Что за дома, из которых каждый есть произведение искусства, а садик пред ним - прелестнейшая выставка растений... Зная мою любовь к тому, и к другому, Ты поймешь, как я наслаждался видом этих даров цивилизации. Да, наслаждался; но какое-то горькое, больное, даже злое чувство просыпалось не раз, когда думалось, отчего у нас нет того же, и будет ли когда...» <...>
Первые впечатления своего путешествия Кесарь Филиппович описал своей жене так: «Поместились мы в особом купе, устроенном благодаря знакомству И. А. (Гончарова) с чиновниками и чиновницами почтового ведомства... Он находит, что я не довольно восхищаюсь нашим помещением отдельно. "Точно, говорит, балованный лягавый пес, который слопал в два глотка поданный ему великолепный кус ростбифа, чавкнул и равнодушно отошел в сторону". Сравнение это удивительно мне понравилось своею картинностью, и я передаю Тебе его отчасти как характеристику наших объяснений с моим приятелем. Ехали мы до вечера большею частью всё в разговорах, или, вернее, в слушании одним того, что говорил другой (читай И.А.). Темы были разные; но в начале преобладала тема на известный минорный тон, повторенная не раз и не два(4). В дальнейшем я уже перестал выражать даже какое-нибудь сочувствие этой теме, и она как-то посгладилась, уступив место другим. Впрочем, менялись и впечатления, особенно перевалившись за границу. Затем вечером, т. е. после обеда, спали, ели, пили (в русской земле; в прусской плохо)... Ночевали в купе своем не особенно важно, впрочем И.А. лучше, чем я. Он немножко капризен в пути, вероятно, тоже и в жизни вообще. Поэтому я постарался предоставить ему удобнейшее помещение. На границе пришлось заплатить 4 гроша 8 пфенингов за чай, который я при себе вез. В половине 1-го днем, в субботу, мы переехали через границу. Мне не хватает слов, или нужно долго рассказывать, какая тоска, отчуждение будто бы от всего дорогого, защемила сердце, когда я переезжал нейтральную полосу, передвигаясь от русского вокзала к немецкому. До слез было грустно. Впрочем, слезы у меня нынче как-то наготове.
Вечером, подъезжая, кажется, к Бромбергу, т. е. часов в 10, мы с компаньоном замолчали на несколько секунд; я думал задремать. И что же, в тишине, почти ненарушаемой ровным, хотя и весьма быстрым ходом поезда, я слышу напевание, плохим голосом, но с полным чувством известных Тебе стихов: "Сердце пусто, празден ум и томит меня тоскою
однозвучный жизни шум..."(5) Мне стало так больно, так скорбно, так тяжко за моего доброго, любящего соседа, который, отдавшись мыслям, выливал тоску свою в простых, но трогательных звуках. Я рад, что он не увидел моих слез, которых я не мог удержать при всем желании. И сегодня за обедней он стоял подле, мы молились усердно, и мне стало жутко, и волнение, меня охватившее, трудно мне было скрыть. Так-то, сердце, сердце Ты мое дорогое.
Мы только что пообедали - 6 блюд, в которые вошли, кажется, все аптеки, так в них много разной москатели. И.А. заходил сейчас ко мне звать идти. Мы с ним в разных комнатах, в 3-м этаже».
26 / 14 июня наши путешественники уже на берегу Эльбы, в Дрездене, в «лучшей гостинице "Belle-vue"». «Окно открыто, воздух хороший, пред глазами часть сада, идет дождь». После нескольких строк сердечных излияний Кесарь Филиппович продолжает: «Мы приехали в Дрезден сегодня в 12 часов ночи. И.А. телеграфировал в свой знакомый отель, чтобы приготовили комнаты и выслали экипаж. Приезжаем, - нет экипажа. Берем знаменитые "Droschki" и едем в знакомый моему товарищу "Stadt Франкфурт"®. На пути извощик слезает с козел и объявляет, что такого уже нет, что хозяин обанкрутился. И.А., который уже начал волноваться оттого, что нет кареты, заволновался пуще. Предстояло бродить по городу и искать, где главу преклонить». Эти поиски, кончившиеся тем, что пришлось остановиться в крошечных комнатушках в гостинице «Belle-vue», до того расстроили Гончарова®, что Кесарь Филиппович близок был к тому, чтобы как-нибудь развязаться с ним, «как-нибудь отделаться» от него. «Он просто взвыл, завопиял, замахал руками и ногами, и пошли истории». «Два дня как-то удавалось оберегать его от излишних волнений; я выслушивал все эти жалобы, сетования, колебания, с терпеньем...» «Но - мне жаль его, капризы его выношу безропотно, но упадок нерв действует на меня невозможно гадко».
После рассказа о волнениях и капризах Гончарова Кесарь Филиппович возвращается к описанию всего пребывания в Берлине. «Ознакомился в возможной мере с центральною частью города, походил довольно много пешком, осмотрел с внешней стороны главнейшие зданья и памятники, был в музее, который, разумеется, мог осмотреть только поверхностно; был в прекрасном зоологическом саду; был в прекрасном аквариуме, где Боря (старший сын Кесаря Филипповича, которому тогда шел шестой год) - мог бы насладиться и змеями гремучими, - и удивительными крабами, и крокодилами, и прелестнейшими райскими пташками, фла-
минго, колибри, реющими в большом пространстве, и, наконец, прехорошенькими маленькими обезьянами (Lôwenaffe)... Есть там и хороший шимпанзе - наш родоначальник, по мнению крайних материалистов. Впрочем, всего не перескажешь. Был я и на гулянье у Краля, вроде нашего Павловска. Был и в большом "Charité", которую осмотрел вместе с домом помешанных. Наконец, пообедал с И.А. у Гиллера - это Берлинский Борель» (т. е. первоклассный ресторан). «Прекрасный обед из 6-ти блюд, с фруктами, кофе, полубутылкою шампанского, и все это обошлось в Fr^geM^ (т. е. с "начаями") по 2 талера 5 грошей на брата, т. е. по 2 р. 35 коп. Сравнительно с нашими чрезвычайно дешево. Но зато table d'hôte в гостинице, где мы стояли, невозможный: это какая-то подлость, а не кушанье; можно решительно себе расстроить желудок».
В Дрездене Кесарь Филиппович и И.А. Гончаров провели два дня. Кесарь Филиппович «был два раза в знаменитой галерее, любовался и удивлялся тем сокровищам, которые любовь к искусству собрала там». Гончаров, мало понимавший в живописи, мешал Кесарю Филипповичу спокойно наслаждаться сокровищами Дрезденской Пинакотеки. «Если бы я был один, быть может, был бы довольнее этими осмотрами и имел бы возможность посвятить им чуть ни все время». «Был в зоологическом саду, очень хорошо устроенном, в Grossgarten'е любовался видом и слушал музыку на Брюллевской террасе, - кто же, быв в Дрездене, этого не делает?! - толкался по старому городу, совсем отличному от Берлина по своей древности, наслаждался цветами, что и все делают... Ах, цветы, цветы, я начинаю млеть по ним, как некая немецкая девица; но, в самом деле, это наслаждение для нас с Тобою. К сожалению, для моего спутника цветы почти не существуют. Но можешь себе представить утеху глазу, когда пред Тобою великолепные лилии, розы всех возможных оттенков и величин, когда простейшие бабы торговки сидят, стоят на рынке, у домов, везде, и предлагают Тебе великолепнейшие букеты, например, из розовых бутонов».
Из Дрездена К.Ф. Ордин и И.А. Гончаров выехали при отличной погоде, утром в 4 часа. «Ивану Александровичу очень не хотелось, при его апатии, ехать с этим поездом, так как нужно было вставать в 2^ часа. Однако я пересилил, и он был потом рад... Мы безостановочно со Schnel^g^® приехали прямо в Мариенбад в 4-м часу дня (17 / 29 июня 1872 г.) и даже в тот же день нашли квартиру, что теперь трудно. Поместились сперва, до приискания, в одной комнате, а потом и вовсе разлучились, чем я не особенно огорчен, (сказать в скобках). Он поме-
стился в "Sans Souci", а я в "Bloedère"(9). По Мариенбаду это довольно далекое расстояние, но само по себе оно не более 6-7 минут ходьбы... Выехав из Дрездена при великолепном утре, мы нашли здесь холод и дождь, впрочем без всякого ветра... Все под зонтиками и в грязи. Дороговизна квартир страшная, - я плачу за свою комнату, с весьма посредственною мебелью, 35 гульденов в неделю, без прислуги, т. е. около 160 гульденов в месяц, т. е. следовательно около 110 рублей. ...К 10ти часам, и даже к 9-ти все спят; зато встают в 5. Я тоже поднялся сегодня в 5, хотя проснулся в 4, совершил свой туалет - ...и без У в 6 был приветствован сперва каким-то церковным гимном, а потом всем нам известным персидским маршем, под который и пошел в 6 часов к источнику, где нашел уже большую толпу в сборе".
<...> В Мариенбаде предположено было, что Кесарь Филиппович проведет там целый месяц. Это ему казалось ужасно долгим сроком. 19 июня /1 июля 1872 г. он пишет жене: «И пошла моя жизнь скучнейшим колесом... Скука, скука, бесконечная - и утром, и вечером, и в полдень. Не скучно только, слава Богу, ночью, когда спится... Милый друг мой, сердце мое золотое, зачем Тебя нет со мною, зачем я уехал от Тебя!..»
Курс лечения должен был состоять из питья упомянутых вод и из ванн, грязевых и минеральных. Погода была худая: «Тот же Петербург в дурную погоду», - шел дождь и было холодно, так как дул сильный северный ветер.
Свой образ жизни Кесарь Филиппович описывал так: «...я прозябаю как некое плохое растение; жизнью это назвать нельзя. Встаю в 5 часов, исполняю свой туалет и пр., под музыку иду к источнику. Для непривычного человека это очень странно: утренняя свежесть, чуть ни мороз, -не успела еще хоть сколько-нибудь смягчиться солнцем, которое из-за окрестных шаршавых гор выглядывает поздно, а между тем большой бульвар наполнен пестрою толпою, гремит музыка, движение, жизнь, открываются лавки, - все как бы среди дня, после завтрака нашего и между обедом. Дам много нарядных: туалеты утренние особо, среди дня другие, вечером на музыку опять иные, хотя, разумеется, не у всех. Есть много недурных лиц, довольно много с еврейским отпечатком, но полнота, от которой и приезжают отделываться, уничтожает благоприятное впечатление лица.
К кранам с водою, над которыми сделана крытая галерея и ротонды, подходят между решетками, в 3 ряда, делая длинные queues1. У каждого
1 queues = хвосты, очереди
свой стакан; из него затем он и попивает, выходя из ротонды, в хорошую погоду на широкий бульвар, в дурную - в покрытую галерею. Вода Kreutzbrunnen, которую я и большинство пьет, портит зубы и имеет чернильный вкус, содержа железо; поэтому некоторые дамы тянут из стаканов воду в рот чрез стеклянные трубочки».
Дав описание примитивного устройства некоторых учреждений, имеющих для пьющих воды значение, ввиду особого действия Мариенбадских вод(10), Кесарь Филиппович замечает: «Нашего комфорта нигде нет».
«После вод и прогулки я иду завтракать. После завтрака опять немножко хожу, затем кое-чем занимаюсь, потому ванна, потом обед, - думаю я сегодня обедать в "Belle-vue", - очень хороший стол, только несколько далеко, по-здешнему, и притом надо накануне заказывать; затем опять прогулка с И. А. (Гончаровым), музыка, вечерний чай или ужин и на боковую часов около 10™». <...>
Иванов день, 24 июня / 6 июля, Кесарь Филиппович отмечает как «счастливейший день»: в день именин Ивана Александровича Гончарова наконец пришло долгожданное письмо от Софьи Алексеевны. «Едва ли Ты можешь испытать ту радость, то счастье, которое я испытал, - пишет ей Кесарь Филиппович 25 июня / 7 июля 1872 г. - Даже И.А. на минуту встрепенулся и с оживлением пожал мне руку, увидев мое счастие». Вообще же Гончаров все больше нервничал и докучал Кесарю Филипповичу - «почтеннейший И. А., - пишет он жене, - усугубляет тяжесть удаления от Тебя своим нравственным состоянием. Он так расстроен нервами, что при всем моем к нему сочувствии, я скоро решительно не буду в состоянии быть с ним. Очевидно, что ему воды и ванны, которыми он пользуется без врача, по собственному усмотрению, принесут более вреда, чем пользы. Даже не думает ли он оправиться в обратный путь, не дожидая ничего долее. Я был бы не прочь остаться один, даже очень. Могу даже сказать, что он вредит моему лечению... Мои нервы, чувствую это, падают от частых сношений с ним и от убийственной его раздражительности; неопределенной, противоречивой, основанной на каких-то галлюцинациях. Да, Ты, как всегда, была права, выражая желание, чтобы он не ехал за границу со мною. Отчасти и мои догадки предсказывали это, но я хотел думать, что ошибаюсь и что могу способствовать восстановлению его сил. Сначала будто бы на это было похоже, но потом так, ни с того ни с сего, de but en blanc(11), только под гору и все хуже и хуже. Я уже свел к тому, что живем мы врознь, теперь и обедаем розно, и среди дня не видимся; но остается утро на promenaded, куда
он приходит позже меня и задерживается, и вечером, с 4-х часов; когда мы ходим вместе на окружающие холмы и в прелестные леса. Речи его, жалобы, сетования, галлюцинации - ужасны; но леса прелестны... » При письме приложен был вид Мариенбада - фотографическая карточка, - на которой были отмечены дома, где жили Кесарь Филиппович и Иван Александрович. Говоря с восхищением, как любитель красот природы, о прекрасных лесах, Кесарь Филиппович пишет: «Если мой компаньон не очень уж меня душит, то эти вечерние прогулки прелестны. Великолепные, частые леса, хорошие дороги, благорастворенный воздух, - от времени до времени далекий вид, - все это действует успокоительно и, вероятно, сколько-нибудь полезно для здоровья. Леса эти, как Ты видела на фотографии, облегают Мариенбад» (12).
<...> С наступлением тепла и хорошей погоды И. А. Гончаров ожил и даже шутит и пускается на шалости. То он «пилит» Кесаря Филипповича «до бесконечности» за то, что он носит ботинки, а не сапоги с голенищами, страмит <sic!> его перед «стариком» Утиным и шутит с двумя 60-тилетними генералами2, которые очень льнули к Гончарову и Кесарю Филипповичу.
«Теперь - пишет Кесарь Филиппович Софье Алексеевне 2 / 14 июля 1872 г., - когда пошла третья неделя нашего пребывания в Мариенбаде, мы каждый день пересчитываем, сколько мне еще осталось каких ванн, сколько дней на то и на другое, сколько денег нужно и пр. Не думай, впрочем, что все разговоры наши на этом только и вертятся: иногда предметы бывают более серьезные и даже совсем серьезные. Но иногда, когда оба мы случаемся в духе и, сидя вечером на promenaded, смотрим, как собирается публика на музыку - когда музыка начинает играть, "мы" обыкновенно уходим в лес, находя, что музыка "c'est un bruit plus en mains desagreille"3, - тогда, говорю я, смеху не бывает конца от обоюдной передачи своих замечаний и мнений, впрочем совершенно безобидных. В публике и бывший Португальский король(16), и герцог Саксен-Кобургский(17), и знаменитый князь Шварценберг4 (18) и пр., и пр., и, наконец, небезызвестная княжна Гагарина(19) - только что приехала, -и все они представляют что-нибудь забавное, не говоря уже о некоторых
2 Один из генералов был Толстой(13), имени другого выяснить не удалось(14); «старик» Утин - вероятно, отец известного позже банкира Якова Исааковича Утина(15).
3 «Это шум, более или менее неприятный»
4 Князь Феликс Шварценберг - австрийский премьер-министр, управлявший делами Австрийской империи после революции 1848 года.
жидах, о! это прелесть, и юмору пище неиссякаемая. А между тем Ваш муж одержал какую-то победу... Attention! И.А. говорит: "Я только четыре строчки напишу Софье Алексеевне:
А он, забыв любовь и слезы, Своей подруги молодой, Рвет на чужбине счастья розы...(20) ......не помню последнего стиха".
Сегодня, только что возвратился с promenade'bi утром и стал кипятить себе воду для чая, как стук-стук в дверь "Herein!" Входит Marie, девушка из одной лавки, где мы с И.А. кое-что покупаем, и подает мне прекрасный букет из роз с резедой в кружевной обложке, все как бы должно.
"Откуда это? Вы, вероятно, ошиблись, у меня нет никого знакомых здесь!"
"Nein, mein Herr, ich weiss nichts davon; ich weiss nur dass zwei sehr schöne israelitische Damen empfehlen sich Ihnen und schiken dies Bouquet!"5
Можешь себе представить! "Да кто такие?" "Ich weiss nicht, zwei schöne israelitische Damen"6 Каково, а? Israelitische... Недаром, верно, в прошедшем письме я похвалил тебе евреек отчасти... Ну, что же, пущай себе стоит букет! Двадцать полураспустившихся роз, да резеда, наполняют комнату "благоуфанием", как говорит Никитенко... И.А. говорит: "Шлю Софье Алексеевне телеграмму самую лаконическую: "Спасайте, на краю гибели, хочет даже переменить христианскую веру"" и тому подобный вздор. Оказывается, с букетом подшутил И.А., о чем я и догадывался».
Как известно, Гончаров очень ревниво относился к своей литературной славе, кичился ею и преувеличивая свою известность. Как-то во время пребывания в Германии он расхваливал немецкую образованность и, в подтверждение этого, приводил будто бы несомненный факт почитания его даже мелкими лавочниками. Желая показать это Кесарю Филипповичу на примере, он повел его, во Франкфурте на Майне, в табачную лавочку, где они очень любезно были встречены хозяином. Иван Александрович сейчас же дал понять Кесарю Филипповичу, что это один из почитателей его литературного таланта и стал вызывать признание лавочника. Табакоторговец долго не мог сообразить, в чем дело, и, когда, после долгих наводящих разговоров Гончаров открыл ему, что он
5 «Нет, сударь, я ничего об этом не знаю; я знаю только, что две очень красивые дамы-еврейки кланяются Вам и посылают этот букет».
6 «Я не знаю, две красивые дамы еврейки».
и есть автор «Обломова», то немец с радостью воскликнул «Ach! Herr Oblomoff», чем, к великому неудовольствию Ивана Александровича, обнаружил, что ни Гончаров, ни Обломов не запечатлелись в его памяти.
Во Франкфурт на Майне Кесарь Филиппович вместе с И.А. Гончаровым поехали ровно через месяц пребывания в Мариенбаде. Они приехали во Франкфурт 18 / 30 июля 1872 г. <...>
Приехав во Франкфурт на Майне, Кесарь Филиппович, «благодаря упорству, совершенно тупому», как он пишет, И.А. Гончарова, принужден был остановиться на шумной улице Zeil^ в большой, но очень не понравившейся Кесарю Филипповичу гостинице «Zum Römischen Kaiser»(21), где нашлись комнаты лишь в четвертом этаже, на припеке. Неуютность гостиницы, шум и стук большой, пыльной при жаре улицы произвели на Кесаря Филипповича удручающее впечатление: «так скверно здесь и так хорошо вспомянулся Мариенбад», где было «тихо, спокойно, кругом лес».
Едучи во Франкфурт из Мариенбада, наши путешественники приостановились в городке Эгере, отмеченном в истории смертью в нем знаменитого Валленштейна7, а в то время славившемся цветами - «цветочным производством», по выражению Кесаря Филипповича, но в жару отвратительно пыльным и скучным. «Наутро выехали в 8 часов и путь держали на Аш», таможенный пункт на границе Баварии, где «переломали» у Кесаря Филипповича «коробку Мариенбадских облаток, прелестнейшего кушанья к чаю». <... >
После обеда, 30 / 18 июля, Кесарь Филиппович вместе с И. А. Гончаровым совершили большую «прогулку по городу и за город в так называемый "Palmengarten"». «Прогулка, особенно возвращение, были прелестны, хотя и приустали ноги. Дорога лежала по прекраснейшей тенистой улице "Bockenheimenlandsshtrasse", сплошь усаженной вековыми каштанами и застроенной прелестнейшими виллами, что называют французы "entre cour et jardin"8. Этот jardin невелик при каждом доме, но так хорошо убран, с таким вкусом, что, глядя, воображаешь себя на цветочной выставке. Но где глаза мои разбежались - так это перед цветником Palme^ai^en^! Вот нам с Николаем (садовником) походить бы тут да поучиться с месяц, так тогда вышло бы чего-нибудь, а теперь мне про
7 В 1634 г. Валленштейн знаменит своими победами во время 30-тилетней войны. Между прочим он разбил знаменитого шведского короля Густава Адольфа в сражении при Лейпциге, где погиб этот король.
8 «между двором и садом».
наши цветники и вспомнить стыдно... Что за вкус, что за подбор цветов, что за сорта растений!
К сожалению, в спутнике я не встретил никакого сочувствия(22).
Собирались тучи, и он все обозревал горизонты. Послушав немного музыку, мы около 9-ти часов вечера пошли домой, - и я в первый раз в жизни, кажется, вдыхал вечерний воздух этот, теплый, мягкий, не сырой, настолько не сырой, что несколько времени я шел с открытой головой».
Из Франкфурта Кесарь Филиппович и И.А. Гончаров съездили почти на целый день в Гомбург, а 1-го августа, по старому стилю 20 июля, в Ильин день, в 4^2 часа со скорым поездом выехали из Франкфурта в Париж.
Поездка в Париж их и манила, и пугала. Ведь это было стревожное <sic!> время, вскоре после франко-прусской войны, коммуны и падения империи Наполеона III. Накануне отъезда из Франкфурта Кесарь Филиппович так излагал свои опасения относительно Парижа: «...он мятежный, не знаешь, что будет завтра, и не придется ли оттуда бежать стремглав, если, впрочем, пустят бежать. Поэтому продолжительность моего там sejour^23 будет зависеть от политических обстоятельств... К разным неудобствам присоединилось еще то немалое, что теперь во Франции наплодили бумажных денег, которые вне ее не имеют хода. Кроме того объявлена подписка на иностранный заем, и деньги отвлекаются на подписку, золото дорожает, и во Францию ехать без золота плохо».
Итак поехали прямо со скорым поездом: «У нас решено было ехать прямо, не останавливаясь в Кёльне, а он (т. е. И.А. Гончаров), проехав по Рейну, стал томиться до невозможности... "Вот, в Кёльне, лучше бы ночку-то проспать хорошенько в hoteld", да и "У меня что-то руки начинают побаливать", да "Приедем мы завтра совсем изломанные", да "Вот чайку бы тогда хорошенько напились" и прочее, и прочее, всё в этом роде". В таких случаях Кесарь Филиппович взял себе за правило упорно молчать. Гончаров охал: "Ну, вот, мы опаздываем, мы очень опаздываем; тот поезд наверное уж уйдет, а не то так едва успеем место занять; где же тут поесть и чаю попить!?" - восклицал он. Наконец приехали в Кёльн. Суматоха, беготня, множество поездов, едва светло от фонарей (11™ час вечера). "Долго ли остаемся?" - "Paar Minuten". Я складываю свои пожитки, вылезаю и бегу искать: "wo ist der Zug nach Paris?" Нашел, водворяюсь; за мной и Иван Александрович, кряхтит, бранится, весь - гнев и досада, к тому же еще мы не вдвоем: с нами третий господин. Однако ему, т. е. Ивану Александровичу, необходимо удалиться, и он, оставив
нас настороже, бежит. Я жду, стою, сижу, похаживаю; проходит малая толика времени; начинают запирать вагоны. Вдруг Иван Александрович, весь сияющий: "А я ведь успел, - говорит он веселый и радостный, - и чайку выпить, и всё, и вот, смотрите-ка еще чего добыл: это нам на дорогу ужин. Каков цыпленок!? а?! Одни восторги! А вот и хлеб, pain de famille, и соль есть, всё. Поедим всласть. Уж придется руками рвать, ну да ничего..." и т. д., и т. д. Вот Тебе один из тысячи более или менее похожих один на другой эпизодов».
«Друзья сердечные» прибыли в Париж в 10У часов утра. Въезд во Францию и в Париж сопровождался неприятными впечатлениями. «На франко-бельгийской границе в "Feumont" некая баба, помощница что ли досмотрщика, в моем маленьком саквояже перерыла всё и, разумеется, ничего не нашла, потому что я не курю. Но еще более возмутили меня объяснения в Париже, при досмотре большого багажа, только не моего, а Ивана Александровича. В моем чемодане порылись - и все тут. Я объявил фунт чаю. - "Vous pouvez gardez votre thé"(24). Но с сигарами Ивана Александровича это целая история. Его перебуравили всего, отыскивая сигары, которых, впрочем, он объявил 75 штук. Он, по непрактичности своей, стал с ними объясняться, заявлять права на доверие; на то, чтобы его не беспокоили, что он 15-ый раз в Париж приезжает, и прочее, и прочее. До сих пор не могу вспомнить хладнокровно, как они насмехались над его довольно наивными заявлениями прав на доверие, когда всё десять раз менялось с революцией, коммуной, немцами и прочее, и когда нет действительно никакой возможности помнить, что из миллионов приезжающих ежегодно был когда-то "un monsieur Comte Scharoff", как они его, между прочим, окрестили. Меня возмущало не исполнение обязанностей, а грубость и насмешки, с которой это делалось».
«Остановились в маленьком hôtel d'Orient, весьма знакомым Ивану Александровичу(25), - Rue neuve St Augustin, совсем близко от Rue de la Paix и от бульваров. Отель очень миленький, и, разумеется, я не желал бы променять его на какой-нибудь "Grand Hôtel", где 900 с чем-то номеров и человек перестает быть Mr un tel(26), а делается только номером. Я имею во дворе, по-здешнему во 2-м, по нашему в 3м этаже две комнатки, очень миловидные, хотя несколько fanées, salon и спальня. У И. А-ча то же самое этажом пониже и понаряднее. Цена та же - 6 франков в день. Обедаю в table d'hôte, в этой же гостинице, очень мило».
4 августа / 23 июля Кесарь Филиппович продолжает: «Я был прерван И. А-чем, который пришел ко мне и потащил меня ходить по городу и
делать покупки. Я их и делал, и истратил все свои деньги. Да, Париж не Берлин, не Франкфурт и т. п. В нем можно потеряться от избытка прелестей.
Итак, мы ходили; часа полтора провел в огромном и прекрасном Magasin de la Paix. Он очень хорош, но дешевле несколько Compagnie Lyonnaise, где за посмотренье чуть ни тысяча франков. Затем дождь - холод и здесь меня преследует, и в Париже - прогнал домой, где я позавтракал. Потом опять пошли по некоторым улицам, а затем взяли извощика и приехали в Notre Dame de Paris; я осмотрел этот собор бегло внутри и снаружи; далее проехали мимо Margue и Hôtel Dieu - новая больница, великолепная; начата была давно Наполеоном, - в Jardin des Plantes, откуда опять выгнал дождь; потом на площадь Бастилии, где Июльская колонна, - ее теперь чинят, так как пробита коммунистами, - по многолюдным бульварам - Beaumarchais и др. и потом с бульвара Paissonière прошли пешком, осмотрев по дороге недостроенную еще прелесть Nouvel Opéra. Забыл сказать, что перед тем уже мы осматривали развалины Tuileries, Palais Royale^, Hôtel de Ville и остатки Вандомской колонны. Если бы Ты могла себе вообразить то тяжелое чувство, которое давит, глядя на эти свежие развалины, на это отвратительное варварство! И везде эти политические хлыщи поспешили написать на видных местах: "Propriété nationalle, Liberté, egalité, fraternité"(27). Мы обедаем в б часов. В 8 отправились в Comédie Française, где посредственно исполнена была "Valérie"(28) и великолепно "Le gendre de Mr Poirier"(29), где Got(30) и давно известный Петербургу Bressant(31) меня восхитили».
Непрекращавшаяся дурная погода во все пребывание в Париже, израсходование денег, взятых с собою на покупки подарков жене и родным, а главное, мечта еще пожить с семьею в деревенской тиши, побудили Кесаря Филипповича отказаться от намечавшейся ранее поездки в Булонь и спешить домой. «Нет, решительно, еду домой, - пишет он жене 5 августа / 24 июля, - хотя достопочтеннейший И.А. и Бог весть как меня ругает; вчера так даже мы совсем с ним поссорились. Он мне наговорил дерзостей, я его назвал деспотом, и мы разошлись часа на два. За table d,hôte'ом, впрочем, мы опять были друзьями. Но, ах, как он тяжел для житья с ним более или менее близкого! Нервам успокоиться не на чем, сказать нечего. Впрочем, Бог с ним; я ему очень много обязан за сопутничество, за некоторые советы, многие указания и т. п., притом он очень добрый человек». «И<ван> А<лександрович>, когда застает меня за письмом, все подсмеивается: "Всё о чувствах что ли пишете?!" Да,
теперь ему уже трудно усвоить понятие о необходимости в жизни такой привязанности, какою я к Тебе счастлив. У него какие-то свои, полустарческие, полухолостяковские теории. Но об этом на словах много и много поговорим».
Кесарь Филиппович рвался < >(32). Его последнее письмо из Парижа 6 августа / 25 июля 1872 г. полно горячей любви к жене и детям. «Думаю, желаю и надеюсь, - писал он, - что это письмо мое будет последним, милый друг мой. Пора домой: очень душа просит».
«Когда Ты получишь это письмо, - так закончил его Кесарь Филиппович, - я буду уже в дороге, может быть, даже в Берлине». 1 августа старого стиля он рассчитывал быть в деревне, в имении Колищах, с женою и детьми. Отъезд из Парижа был назначен 9 августа / 28 июля 1872 года.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Как сообщал в другом месте Б.К. Ордин, его брат Георгий «преждевременно, в цвете сил, скончался 2 апреля 1914 г. вследствие неудачной несложной операции, вызвавшей заражение крови» (ИРЛИ. Р. I. Оп. 5. Ед. хр. 366. Л. 5).
2 Софья Павловна Андреева (1805-1883) - мать С.А. Ординой.
3 Екатерина Алексеевна Богушевич (ок. 1837-1877) - сестра С. А. Ординой, жена сослуживца Гончарова по газете «Северная почта» Ю.М. Богушевича.
4 Имеются в виду маниакальные подозрения Гончарова, которые спустя три года легли в основу «Необыкновенной истории».
5 Цитата из пушкинского стихотворения «Дар напрасный, дар случайный...» (1828), до 1870-х гг. несколько раз положенного на музыку (см.: Пушкин в музыке: Справочник / Сост. Н.Г. Винокур и Р.А. Каган. М., 1974. С. 44).
6 В этом отеле Гончаров останавливался в 1870 г.
7 Реакция Гончарова не совсем понятна; двумя годами ранее, 7 (19) июля 1870 г., он писал М.М. Стасюлевичу: «Если Вы придете в Дрезден, то рекомендую Вам Hotel Belle-vue - она над Эльбой - вся в зелени, с террасами на Эльбу» (М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке. СПб., 1912. Т. 4. С. 102; далее - Стасюлевич).
8 Скорый поезд (нем.).
9 Согласно курлистам (см.: Marienbader Curliste. 1872. № 68. 2 jul.) 28 июня в Мариенбад прибыл «Herr Johann von Gontscharoff, kais. russ. Wirklicher Staatsrath aus Petersburg», поселившийся в модном отеле San-
ssousi, где останавливались сиятельные особы. Спустя два дня в отеле Belvedere зарегистрировался и К.Ф. Ордин (см.: Marienbader Curliste. 1872. № 70. 3 jul.); сведения об отеле Bloedere не найдены; возможно, это ошибка кого-то из Ординых.
10 Имеются в виду туалеты. Об «особом действии Мариенбадских вод» Гончаров писал, в частности, Евг.П. и Н.А. Майковым 7 (19) июля 1859 г.: «Встречаясь друг с другом на променаде, на музыке, знакомые говорят не о политике, а с участием спрашивают друг друга: "Действует ли вода?" "Да, порядочно". "Сколько раз" и т. д. следует^с!> подробности о том, как действует, когда и прочее. Иной любезничает с дамой, да вдруг остановится сначала как вкопанный, потом убежит на полуслове» (ИРЛИ. Ф. 166. Оп. 4. Ед. хр. 35. Л. 35). Ср. также в письме к И.И. Льховскому от
15 (27) июля 1857 г. (Литературный архив: Материалы по истории литературы и общественного движения. М.; Л., 1951. Т. 3. С. 114).
11 Здесь: ни с того, ни с сего (фр.).
12 Из письма от 30 июня (12 июля) 1872 г. Далее опущен большой фрагмент из этого и следующего писем с подробным описанием Мариенбадской жизни, лечебных заведений и местных нравов.
13 Генерал-лейтенант Илья Андреевич Толстой (1813-1879), брат хорошей знакомой и корреспондентки Гончарова Александры Андреевны Толстой; согласно курлистам (см.: Marienbader Curliste. 1872. № 98. 25 jul.), приехал в Мариенбад 22 июля.
14 Возможно, генерал-лейтенант Эрнст Карлович Петерс (1813-1891), приехавший 5 июля (см.: Marienbader Curliste. 1872. № 77. 7 jul.).
15 Исаак Осипович Утин (1812-1876), купец первой гильдии, отец Л. И. Стасюлевич и ее многочисленных братьев, приехавший в Мариенбад
16 июня (см.: Marienbader Curliste. 1872. № 53. 18 jun.). О нем Гончаров писал М.М. и Л.И. Стасюлевич 15 (27) июля 1872 г.: «Был здесь Ваш Тятенька - и уехал - таким же здоровым, как был, но в новых ботинках» (Стасюлевич. С. 120).
16 Фернанду II (Fernando II de Saxe-Coburgo-Gota-Koháry, 1816-1885), муж королевы Португалии Марии II, с которой правил совместно с 1837 по 1853 г.; после ее смерти сложил с себя корону. Прибыл в Мариенбад со своей морганатической женой 19 июня под именем графа Вила-Висоза (Villa-Vigosa) (см.: Marienbader Curliste. 1872. № 57. 21 jun.).
17 Эрнст II, герцог Саксен-Кобург-Готский (Ernst II von SachsenCoburg und Gotha; 1818-1893), приехавший 24 июня (см.: Marienbader Curliste. 1872. № 63. 26 jun.)
18 Примечание Б.К. Oрдина ошибочно: австрийский политик Феликс Людвиг Иоганн Фридрих цу Шварценберг скончался в 1852 г. В Мариенбаде Гончаров и К.Ф. Oрдин видели его старшего брата, коммерсанта Иоганна Адольфа II цу Шварценберга (zu Schwarzenberg, 17991888), приехавшего 2 июля (см.: Marienbader Curliste. 1872. № 74. 5 jul.).
19 7 июля в Мариенбад приехала княгиня Лидия Аркадьевна Гагарина (1818-1895) с дочерью (см.: Marienbader Curliste. 1872. № 80. 10 jul.); возможно, говоря о «княжне Гагариной», Oрдин все же имеет в виду ее, а не дочь (в одном из предыдущих писем он сетовал на ее «неопрятность»).
20 Неточная цитата из стихотворения К.Н. Батюшкова «Разлука» (последняя строка «С красавицей другой»).
21 В этом отеле Гончаров останавливался в 18б8 и 1871 гг. (см.: Стасюлевич. Т. 4. С. 30, 104, 10б; Литературное наследство. М., 2000. Т. 102. С. 414).
22 Ср. с впечатлениями Гончарова из письма к М.М. Стасюлевичу от б (18) июля 1871 г.: «Вчера был в Palmergarten: нарочито гнусно! Карикатура неудачная на Parc Monceaux!» (Стасюлевич. С. 105).
23 пребывания (фр).
24 «Можете оставить свой чай» (фр.).
25 В этом отеле Гончаров неоднократно останавливался в 18б0-е гг.
26 Здесь: кем-то, личностью (фр.).
27 Ср. с впечатлениями Гончарова из письма к Стасюлевичу от 24 июля (5 августа): «Париж так велик, что следы пожаров почти незаметны, кроме как в Тюльери, от которого осталась только наружная декорация да Hotel de Ville и Министерство финансов представляют вид развалин, а всё прочее перестроено и замазано. Удивительно то, что эта сволочь жгла не одни только монархические памятники, но и свои народные, даже памятники революции. Например, они подвели в канал под июльскую колонну целую лодку петроля и хотели тоже ее разрушить! Или - сожгли еще так называемый grenier d'abondance громаднейший запасный хлебный магазин: зачем это все? Какой принцип, какие идеи и чувства управляли разрушителями? Впрочем каких принципов, идей и чувств можно ожидать от выпущенного из клеток зверинца? O, сукины дети, сукины дети! Жгут памятники, музеи, библиотеки, хлебные запасные магазины, убивают - и смеют говорить о свободе и цивилизации! Везде понаписали: propriete nationale, всюду -egalite, fraternite et liberte! Черта с два!» (Стасюлевич. Т. 4. С. 122)
28 «Валери», прозаическая комедия в трех актах Эжена Скриба (Scribe) и Мельвиля (Mélesville); премьера состоялась 21 декабря 1822 г. в Комеди Франсез.
29 «Зять господина Пуарье», прозаическая комедия в четырех актах Эмиля Ожье (Augier) и Жюля Сандо (Sandeau) (премьера 8 апреля 1854 г. в Театр Жимназ), пользовавшаяся огромной популярностью и многократно ставившаяся в различных театрах (в 1933 г. по ней был снят художественный фильм).
30 Эдмон Гот (1822-1901), французский актер, член товарищества Comédie Française (дебютировал на сцене этого театра в 1847 г.); по словам современника, «талант его обладает гибкостью и разнообразием, которые уже давно не нуждаются в доказательствах» (см.: d'Heilly G. Foyers et coulisses: Hisroire anecdotique des théatres de Paris. Comédie-Française. Paris, 1873. T. 2. P. 107).
31 Проспер Брессан (1815-1886), французский актер, член товарищества Comédie Française; с 1838 по 1846 г. играл в Михайловском театре в Петербурге. В рукописи ошибочно: Bressiaux.
32 Край рукописи оторван, утрачено одно слово.
ЛИТЕРАТУРА
А.В. Ордин Кесарь Филиппович // Русский биографический словарь.
СПб., 1905. Т. [12:] Обезьянинов-Очкин. С. 280-281. Балакин А.Ю. Одним летом в Гунгербурге: (К творческой истории очерка И.А. Гончарова «На родине») // Седьмая международная летняя школа по русской литературе: Сб. статей. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 2012. Барышников В.Н. Кесарь Филиппович Ордин - первый отечественный исследователь российско-финляндских отношений // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы Четырнадцатой ежегодной международной научной конференции (11-12 апреля 2012 г.). СПб., 2013. Барышников В.Н. Балтийский вопрос и его изучение в Санкт-Петербурге (XVIII-XXI вв.) // Journal of modern russian history and historiography. 2014. № 7.
Вдовин А.В. Гончаров и деньги (по материалам писем 1861-1891 гг.) // Гончаров после «Обломова»: Сб. статей. СПб., 2015. Гуськов С.Н. О некоторых мотивах критики «Обрыва» // Bibliotheca Slavica Savariensis. Schombathely, 2012. T. XIII: Гончаров: живая перспектива прозы.
Гуськов С. Н. Полемика, которой не было (из истории критики романа
«Обрыв») // Русская литература. 2012. № 2. Иванов К.Е. Неизданные письма И.А. Гончарова // И.А. Гончаров: (Новые материалы о жизни и творчестве писателя). Ульяновск, 1976.
Литературное наследство. М., 2000. Т. 102: И.А. Гончаров: Новые материалы и исследования.
Литературный архив: Материалы по истории литературы и общественного движения. М.; Л., 1951. Т. 3.
Мельник В.И. И.А. Гончаров и его знакомства в храме св. Пантелеимона (к вопросу о христианской биографии писателя) // Православная культура в России: Прошлое и настоящее (по материалам Вторых Свято-Филаретовских чтений). М., 2007. С. 113-125.
Мельник В.И. Гончаров и Ордины в храме великомученика Пантелеимона // Христианская культура и славянский мир: Материалы круглого стола от 19 февр. 2009 г. М., 2009. С. 95-101.
Мельник В.И. Автор «Обломова» и его знакомства в храме великомученика Пантелеимона: (Чета Ординых) // Христианская культура и славянский мир: Материалы круглого стола от 27 янв. 2010 г. М., 2010.
Неизданные письма И.А. Гончарова / Публ. Р.Б. Заборовой // Труды ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. 1963. Т. 11 (14).
Ордин К. Ф. Попечительный совет заведений общественного призрения в С.-Петербурге: Очерк деятельности за пятьдесят лет 1828-1878. СПб., 1878.
Пушкин в музыке: Справочник / Сост. Н.Г. Винокур и Р.А. Каган. М., 1974.
М.М. Стасюлевич и его современники в их переписке. СПб., 1912. Т. 4.
Шилов Л.А. Ордин Борис Кесаревич // Сотрудники Российской национальной библиотеки - деятели науки и культуры: Биографический словарь. СПб., 1999. Т. 2.
d'Heilly G. Foyers et coulisses: Hisroire anecdotique des théatres de Paris. Comédie-Française. Paris, 1873. T. 2.
Сведения об авторе: Балакин Алексей Юрьевич, канд. филол. наук, старший научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинского дома) РАН, ученый секретарь Пушкинской комиссии РАН. E-mail: balakin@inbox.ru.
