CC BY
239
[ поэтическая речь]
ИНСУХИХ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР НЕКРАСОВА
СПОР ОБ ИСКУССТВЕ: ПОЭТ КАК ГРАЖДАНИН
Николай Алексеевич НЕКРАСОВ 1821-1877
Игорь Николаевич Сухих Профессор, доктор филологических наук СПбГУ
Некрасов — одна из самых спорных и противоречивых фигур не только в русской культуре, но и в русской поэзии.
Тургенев в шестидесятые-семидесятые годы не раз объявлял, что в стихах Некрасова «поэзия и не ночевала». «В белыми нитками сшитых, всякими нелепостями приправленных, мучительно высиженных измышлениях «скорбной» музы г. Некрасова — ее-то, поэзии, нет и на грош» («По поводу «Отцов и детей», 1868). А Д. С. Мережковский через несколько десятилетий назовет Тютчева и Некрасова «двумя тайнами русской поэзии».
Достоевский, как мы помним, поставил Некрасова сразу за Пушкиным и Лермонтовым. А молодые читатели возразили: Некрасов — «выше Пушкина». (Столь же противоречивые оценки позднее вызовет лишь поэзия Маяковского.)
Проблема заключается в том, что Некрасов не просто сочинял стихи, лучше или хуже пушкинских или тютчевских. Он предложил иную систему художественных координат: новый взгляд на задачи поэта, новые поэтические темы, даже новую стиховую систему. Некрасов, действительно, пришел в русскую поэзию с новым словом, которое далеко не все современники (да и потомки) готовы были принять и признать.
Сборник стихотворений 1856 года открывается программой, манифестом «Поэт и гражданин». Размышления о поэте и поэзии продолжают пушкинское «Поэт и толпа» (1828) и лермонтовское «Журналист, читатель и писатель» (1840), и в то же время во многом противоположны художественным концепциям поэзии золотого века.
Пушкинский поэт — пророк, питомец вдохновения, подчиняющийся лишь «веленью Божьему» и голосу Музы, находящий источники творчества прежде всего в собственной душе, презирающий «толпу» и «светскую чернь».
Лермонтовский писатель (на самом деле и он — Поэт) тоже сочиняет под властью вдохновенья. Однако темы его поэзии связаны уже с житейскими волненьями и битвами: «Тогда пишу. Диктует совесть, Пером сердитый водит ум: То соблазнительная повесть Сокрытых дел и тайных дум...» Но и он презирает суд толпы, противопоставляя ей свое свободное творчество.
В стихах Некрасова Муза остается одной из главных героинь, но
принципиально меняется ее привычный облик, поэт находит ей новое место в творческом процессе.
В «Поэте и гражданине» стихи Пушкина цитирует Гражданин, но сразу же утверждает, что стихи Поэта — его современника — ближе ему, чем пушкинская гармония: «Но признаюсь, твои стихи Живее к сердцу принимаю».
Из этого стихотворения часто повторяют известную контрастную формулу: «Поэтом можешь ты не быть, Но гражданином быть обязан». Однако Гражданин не только противопоставляет, но и объединяет эти общественные роли, обозначает свои требования к Поэту, не отрицающие его призвания:
Будь гражданин! Служа искусству,
Для блага ближнего живи,
Свой гений подчиняя чувству
Всеобнимающей Любви...
Пушкинская гармония уже невозможна в мире, где «не видно солнца ниоткуда». Служенье искусству, звукам сладким и молитвам сменяется у нового поэта долгом перед обществом. Вместо презренья к толпе («подите прочь.) поэт чувствует свою вину перед ней и ее посланником, Гражданином.
Стихотворение «Поэт и гражданин», таким образом, становится декларацией нового искусства: активного, гражданского, ориентированного на воспроизведение острых общественных проблем и социальных конфликтов.
Некра-совскаяземная Муза спускается с поэтиче-
ского Олимпа на городские улицы или сельские пашни.
Муза и страдающая крестьянка — сестры: такова позиция Некрасова.
Лица и голоса: страдание и сострадание
Не оставляя прежних поэтических тем, Некрасов резко расширяет их круг и сдвигает их вниз по социальной вертикали. В его поэзию входят коллизии и персонажи, лишь изредка или вовсе не попадающие в поле внимания других поэтов: жизнь городских низов (мелких чиновников, бедняков-разночинцев, «падших» женщин), но, прежде всего — крестьянский мир в самых разнообразных его проявлениях: семейные конфликты, тяжелый труд, детство и старость, праздники и будни. Поэзия Некрасова словно становится продолжением прозы натуральной школы.
«Новый» Некрасов начинается стихотворением «В дороге» (1845), в котором ямщик рассказывает попутчику о своей трагической любви к воспитанной в барском доме жене. Некрасов — и здесь тоже его принципиальное отличие от предшествующей лирики — дает не только образ, но и голос, точку зрения своему герою. С этого времени и до конца жизни одной из самых важных линий некрасовского творчества становится ролевая лирика — рассказ какого-либо персонажа о своей судьбе («Огородник», «Нравственный человек», «Буря», «Песня Еремушке», стихотворения из цикла «О погоде»).
В других случаях поэт отказывается от точки зрения героя, но сохраняет фабулу, повествование о нем. Многие стихи Некрасова (в отличие от лирики его современников Фета или Тютчева) можно не только процитировать, но легко пересказать.
Одно из ранних иронических стихотворений Некрасова называлось «Современная ода». Намного чаще он пишет современные баллады, стихотворения-рассказы, в основе которых, в отличие от старых баллад Жуковского или Лермонтова, — не таинственно-фантастические, а современные бытовые темы («Размышления у па-
Н.А.Некрасов. Литография Бореля, 50-е годы XIX века
радного подъезда», («Железная дорога», «Генерал Топтыгин»). Именно поэтому вполне логичным был переход Некрасова к поэмам, увенчанный главным его созданием — эпопеей «Кому на Руси жить хорошо». (Тютчев и Фет, чуждые повество-вательности, вовсе не писали поэм).
При большом разнообразии тем, персонажей и сюжетов в поэзии Некрасова есть центральный герой и основной эмоциональный тон, эмоциональная доминанта. Еще в одном обращении к музе сказано: «Сестра народа — и моя!» («Музе», 1877).
Понятие народ имеет для поэта четкий социальный характер. Народ — это не помещики или чиновники (даже из бедных петербургских углов), купцы или интеллигенция (включая самого поэта). Народ — это деревенский мужик, хранитель и кормилец; это русская женщина, баба; это крестьянские дети.
В «Элегии» (1874) Некрасов полемически настаивает на важном, исключительном характере этой темы.
Пускай нам говорит изменчивая мода, Что тема старая "страдания народа" И что поэзия забыть ее должна, Не верьте, юноши! не стареет она.
Поскольку судьбу народа Некрасов видит в трагических тонах, чувство глубокой скорби, уныния становится доминирующим в его стихах.
«Родная земля! Назови мне такую обитель, Я такого угла не видал, Где бы сеятель твой и хранитель, Где бы русский мужик не стонал?» («Размышления у парадного подъезда», 1858).
«В полном разгаре страда деревенская. Доля ты! — русская долюшка женская! Вряд ли труднее сыскать» («В полном разгаре страда деревенская.», 1862)
«Холодно, голодно в нашем селении, Утро печальное, сырость, туман.» («Молебен», 1876).
Начинаясь с сострадания народной доле, чувство уныния заполняет весь мир: поэт видит ужас городской, петербургской жизни («О погоде»), воспринимает как страдание любовь («па-наевский цикл) и практически все события соб-
ственной жизни. Лирический герой Некрасова с ужасом вспоминает детство и молодость, клянет свою застенчивовость, страдает от невозможности выполнить долг.
Мир Некрасова — сплетение человеческой боли, социальной, личной, философской.
«Что ни год — уменьшаются силы, Ум ленивее, кровь холодней.Мать-отчизна, дойду до могилы, Не дождавшись свободы твоей!» («Что ни год — уменьшаются силы.», 1860).
«О слезы женские, с придачей Нервических тяжелых драм» («Слезы и нервы», 1861).
«Ты грустна, ты страдаешь душою: Верю — здесь не страдать мудрено. С окружающей нас нищетою Здесь природа сама заодно» («Утро», 1874).
«Страстный к страданью поэт!» — воскликнул Достоевский, прочитав «Последние песни» и увидев в этом концентрированном страдании что-то родственное себе. («Дневник писателя» за 1877 год).
Через сорок лет К. И. Чуковский гиперболически развил это наблюдение: «Это был гений уныния. В его душе звучала великолепная заупокойная музыка, и слушать эту музыку, передавать ее людям и значило для него творить. <...> И вообще тот всемирный человеческий стон, не прекращающийся в течение веков, .звучал у него в ушах непрерывно.<.> Из множества разрозненных образов, постоянно привлекаемых им как объекты для слез, в конце концов, выкристаллизовалось у него несколько устойчивых мифов, которые стали главенствующими и явились синтезом всех остальных, средоточием их разрозненных качеств; эти образы у него были такие: народ, мать, Белинский и собственная «безрассудно-разбитая» жизнь («Кнутом иссеченная Муза»).
У каждого из этих персонажей лирики Некрасова обнаруживается своя драма.
О страданиях народа уже говорилось выше.
Судьба Белинского, «честного сеятеля добра», трагична не только из-за ранней смерти, но также по причине литературных и правительственных преследований, тяжелой работы, бед-
ности, зависти конкурентов, отсутствия видимого результата деятельности.
Два образа «мученицы-матери» в лирике Некрасова также объединяет общий мотив страдания.
Женщина-крестьянка страдает от притеснений помещика, ругани и побоев мужа, непосильного труда, солдатчины и смерти детей («Тройка», 1846; «В деревне», 1854; «Внимая ужасам войны.», 1855; «Орина, мать солдатская», 1863).
У женщины из образованного общества судьба немногим отличается от крестьянской. Ее дети избавлены от ужасов воинской службы, но она сама не избавлена от тяжести домашнего гнета и преследований. В стихотворении «Родина» (1846), написанном в один год с «Тройкой», судьба матери поэта изображена в сходных тонах.
Навеки отдана угрюмому невежде,
Не предавалась ты несбыточной надежде —
Тебя пугала мысль восстать против судьбы,
Ты жребий свой несла в молчании рабы...
Определение раба применяется и к свободной женщине из дворянской усадьбы. В поведении обеих отмечается сходный «вечный испуг». «Муж-привередник» из крестьянской избы и «угрюмый невежда» из дворянской усадьбы в равной степени оказываются домашними тиранами.
Лирический герой: нервы, слезы, веселье
Лирический герой поэзии Некрасова является частью этой всеобщей боли, вселенского страдания. Причины его весьма разнообразны и сильно расширяют традиционный образ лирического поэта.
Он несет с собой груз драматического прошлого, мрачного детства и голодной юности. Но к этим мрачным воспоминаниям добавляются и новые источники нервности. Он, как и Белинский, испытывает зависть врагов и предательство друзей, ощущает невозможность осуществления взятой на себя задачи. Его «раненое сердце», как сейсмограф, ловит любую человеческую боль. Он страдает от застенчивости и безвестности, от отсутствия счастья и воли, от вековой тишины во
глубине России, от вида крови и убийств, от скрежета лопаты на городской мостовой и дождливого мутного неба над деревенской пашней.
Не является исключением из общей атмосферы и чувство любви. В стихотворениях, связанных с отношениями Некрасова с А. Я. Панаевой («панаевский цикл») главным мотивом становится не восторг и красота любви, а непонимание, нервность, взаимные страдания.
Стихотворение «Мы с тобой бестолковые люди» (1851) посвящено ссоре близких людей. Надежда на счастье вырастает здесь из прозы взаимного примирения, возможно, не окончательного.
Если проза в любви неизбежна, Так возьмем и с нее долю счастья: После ссоры так полно, так нежно Возвращенье любви и участья.
«Панаевский цикл» Некрасова часто сравнивают с «денисьевским циклом» Тютчева. Но трагизм этих стихотворений все-таки имеет разную природу. Влюбленные Тютчева вдвоем противостоят всему миру. Причиной трагедии и смерти оказываются здесь внешние обстоятельства, враждебная толпа. «Толпа, нахлынув, в грязь втоптала, То, что в душе ее цвело» (О, как убийственно мы любим.», 1851).
Отношения любящих людей у Некрасова разрывают внутренние конфликты. Герои смертельно противостоят друг другу и, в конце концов, остаются в одиночестве посреди враждебного мира.
Мы разошлись на полпути, Мы разлучились до разлуки И думали: не будет муки В последнем роковом «прости», Но даже плакать нету силы. Пиши — прошу я одного. Мне эти письма будут милы И святы, как цветы с могилы, — С могилы сердца моего!
(Прощанье», 1856)
Чем беспощаднее лирический герой судит себя за ошибки и заблуждения, бездействие и бессилие поэтического слова, тем сильнее его же-
лание найти человека, в котором эти недостатки преодолены.
Подвижник, борец за народное дело — главный положительный герой лирики Некрасова. Этот образ, как правило, создается с опорой на биографии современников Некрасова, его знакомых и друзей (Белинского, Добролюбова, Т. Шевченко, Чернышевского). Но Некрасов создает не стихотворения-портреты, а стихотворные легенды. Образы монументально укрупняются, включаются в культурный контекст, приобретают богатырский характер.
Однако лирика Некрасова не ограничивается доминирующими печальными мотивами.
К. И. Чуковский заметил, что временами «гений уныния» превращался совсем в иного поэта. «Народ призван спасать его .от уныния. <.> Только в народе Некрасов умел улыбаться. Все веселые его стихотворения — все до одного — о народе. Даже больше, чем веселые — радостные. Первые главы «Коробейников», «Дядюшка Яков», великолепная «Сельская ярмон-ка», «Крестьянские дети», — везде мы чувствуем улыбку Некрасова. Только здесь он гармонически ясен, в ладу с самим собой» («Кнутом иссеченная муза»).
Некрасов умел смеяться и по-иному: злым сатирическим смехом. Начиная с «Современной оды» (которая на самом деле — сатира), в стихах Некрасова появляется галерея помещиков-самодуров, чиновников-проходимцев и казнокрадов, промотавшихся аристократов, мечтающих поправить свои дела с помощью выгодной женитьбы.
Важной особенностью поэзии Некрасова является не только разъединение, но и сочетание разных эмоциональных тонов и жанровых традиций.
В «Размышлениях у парадного подъезда» (1858) «Железной дороге» (1864) в рамках одного произведения соединяются и традиционное для поэта сочувствие к русскому народу, и сатира на его гонителей и притеснителей, и покаянное чувство лирического героя-рассказчика.
В художественном мире Некрасова на равных правах существуют жанры оды, элегии и сатиры. Образ лирического героя дополняется
изображением многочисленных персонажей со своими судьбой и словом. Поэтому лирику Некрасова принято называть многоэлементной лирической системой.
Но творчество Некрасова не исчерпывается лирикой. Поэт, которого интересовали другие люди и характеры, который любил рассказывать в стихах, неизбежно должен был обратиться к большим повествовательным формам.
Поэмы (их поэт сочинил более десяти) — важнейшая часть творчества Некрасова. Поэмы, как правило, завершают и переводят на иной, монументальный, уровень главные темы некрасовской лирики.
«Коробейники» (1861) и «Мороз Красный нос» (1863-1864) — продолжение народной линии некрасовского творчества.
«Дедушка» (1870) и «Русские женщины» (1871-1872) изображают героические типы, которые в данном случае поэт находит в предшествующем поколении, среди декабристов и их жен.
«Современники» (1874) вырастают из некрасовских сатир.
Но главным созданием Некрасова, поэмой-итогом, поэмой-синтезом стала «Кому на Руси жить хорошо».
Кому на Руси жить хорошо (1863-1877)
Экспозиция: в мире сказки
«Кому на Руси жить хорошо» оказалась главной некрасовской книгой. Задумав поэму в 1863 году, вскоре после отмены крепостного права, поэт работал над ней — с большими перерывами — до последних дней. Книга оборвалась вместе с жизнью, оставив читателям и исследователям много загадок.
Из четырех ее фрагментов только «Часть первая» мыслилась Некрасовым как законченная, завершенная. Главы «Последыш» и «Пир на весь мир», связанные между собой и сюжетно, и по времени действия (в «Пире.» действие происходит в той же деревне Большие Вахлаки ночью, сразу после дневных событий, описанных в «Последыше»), имеют авторские пометки «из второй части». А «Крестьянка» — подзаголовок «из части третьей».
Какие еще фрагменты вошли бы во вторую и третью части, осталось неизвестным. Некрасовское произведение, таким образом, входит в число тех великих созданий русской литературы («Мертвые души», «Братья Карамазовы»), работа над которыми так и не была завершена. Они похожи на недостроенный храм: вглядываясь в сохранившиеся части, мы должны догадаться о смысле целого.
Современные литературоведы, помня о незавершенности поэмы, располагают написанные части в порядке авторской работы над ними: «Часть первая» — «Последыш» — «Крестьянка» — «Пир на весь мир». В некоторых изданиях «Крестьянка» публикуется раньше «Последыша». Но «Часть первая» и «Пир на весь мир» всегда остаются на своих местах, создавая рамочную композицию поэмы.
Некрасов задумывает «Кому на Руси жить хорошо» в те же годы, когда Толстой начинает работу над «Войной и миром». И поэт, и прозаик руководствовались сходным замыслом: показать русскую нацию в кризисной ситуации, на переломе. И Толстого, и Некрасова волновала «мысль народная».
Прозаику, однако, для воплощения замысла романа-эпопеи, понадобились исторический материал и собственная философия истории. Поэт в создании поэмы-эпопеи обратился к явлениям современной, пореформенной действительности, но зато нашел точку опоры в фольклорной поэтике.
Толстой в своей эпопее смотрел на прошлое с точки зрения современности. Некрасов вглядывался в современность словно из глубины веков.
В каком году — рассчитывай,
В какой земле — угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков.
Уже первое четверостишие некрасовской поэмы — привычный для русской поэзии трехстопный ямб с непривычными дактилическими окончаниями — обозначает важные принципы художественного мира, определяет особенности ее художественного мира.
Характеристика места и времени имеет
условный, сказочный характер (сравним: в некотором царстве, в некотором государстве). Условность поддерживается названиями деревень, которые нельзя найти на карте, но легко понять как характеристику их обитателей: «Подтянутой губернии, Уезда Терпигорева, Пустопорожней волости, Из смежных деревень: Запла-това, Дырявина, Разутова, Знобишина, Горелова, Неелова — Неурожайка тож»
К сказке восходит и главный мотив путешествия, странствия с какой-то заранее определенной целью (в сказке это называется «трудная задача»). А хронотоп большой дороги, который использует Некрасов, оказывается одним из самых важных в русской литературе от Радищева до Чехова.
Герои-спорщики не индивидуализированы, как другие персонажи поэмы. Они представляют образ коллективного «счастьеискателя». Наконец, само число странников оказывается символическим: семерка в фольклорной поэтике — магическое, загадочное число.
Естественно, на первых же шагах путешествия героям встречаются особые персонажи: похожая на ведьму «корявая Дурандиха», говорящая птица, дарящая «скатерть самобранную».
Путешествие некрасовских странников начинается в мире сказки. По-сказочному сформулирован и главный, образующий завязку поэмы вопрос, который мечтают разрешить странники:
Кому живется счастливо,
Вольготно на Руси?
Современность: в поисках счастливого
Но сразу же после пролога, в первой главе, герои из фольклорного, сказочного мира попадают в мир реальный. Ответ на свой вопрос герои поэмы должны получить уже в пореформенной России.
В первых спорах странников кандидатами в счастливые оказываются представители всей надстраивающейся над мужиком социальной вертикали: помещик, чиновник, поп, купец, вельможный боярин-министр, царь.
Но «высоко Бог, далеко царь.». В первой части странникам удается узнать лишь мнения
попа и помещика, персонажей, наиболее близких к мужицкой жизни. Оба они отказываются от звания счастливых.
Однако уже в первой части фабула поэмы отклоняется от заданной в прологе линии. В главах «Сельская ярмонка», «Пьяная ночь», «Счастливые» странники начинают «в толпе — искать счастливого». Поиск, следовательно, начинается уже не по вертикали, а по горизонтали, среди таких же мужиков, как и сами герои.
В этих главах Некрасов объединяет многочисленных героев своей ролевой лирики. На ди-огеновский призыв «ищу счастливого человека» являются самые разные люди с историями своей жизни: старуха, вырастившая огромную вкусную репу; выживший в двадцати сражениях, битый палками, но оставшийся в живых солдат; хвастающий своей силой и своим огромным молотом каменотес; больной крестьянин, счастье которого видится в мечте умереть на родине.
Некрасов строит эти картины на ироническом парадоксе. Парад «счастливых» завершается нищими. В надежде получить бесплатное угощение они тоже толкуют о своем счастье: им с охотой подают милостыню. Зато о своем несчастье плачется «дикий помещик», лишенный привычных забав в виде псовой охоты и «удара скуловорота».
Иной тип счастливого человека предлагает крестьянин Федосей из деревни Дымоглотова: «Коли Ермил не выручит, Счастливцем не объявится, Так и шататься нечего.»
Ермил Гирин — первый появляющийся в поэме тип «просто мужика», который перестает быть только страдальцем и вырастает в народного заступника, действующего «не колдовством, а правдою».
Портреты: три судьбы
В главах из второй и третьей части, «Последыш» и «Крестьянка», темы первой части развиваются, но меняется композиция. Теперь поэт дает не движущуюся панораму современной жизни, а портреты персонажей из намеченных ранее двух противоположных лагерей.
Князь Утятин — словно выживший из ума Оболт-Оболдуев.
В главе «Крестьянка» поэт подводит итоги давно волновавшей его теме женской судьбы («Тройка», «В полном разгаре страда деревенская.»). Поиски счастливицы «среди баб» приводят странников к Матрене Тимофеевне. Она прошла почти все испытания, которые могут выпасть на долю крестьянки: семейный «ад» в доме мужа, страшная гибель ребенка, публичное наказание по прихоти самодура-помещика, солдатчина мужа. Тем не менее, она правит домом и растит детей, но сама соглашается со словами «святой странницы»:
Ключи от счастья женского, От нашей вольной волюшки Заброшены, потеряны У Бога самого!
И эту главу Некрасов строит на контрасте. Если Матрена Тимофеевна демонстрирует великое терпение, то Савелий богатырь святорусский — предел этого терпения, бунт против насилия, хотя тоже очень своеобразный. «Клейменый, да не раб!» — говорит о себе бывший каторжанин.
Определение «богатырь», применяемое к Савелию, полно горькой иронии.
"Как вы терпели, дедушка?" — А потому терпели мы, Что мы — богатыри. В том богатырство русское.
Позднее, вернувшись с каторги, Савелий становится невольным виновником гибели внука, уходит странствовать, кается и умирает, дожив до «ста семи годов».
Судьба этого героя перекликается с судьбой Ермила Гирина: и последовательная защита мужицких интересов, и внезапный бунт приводят к одному итогу.
Как вы ни бейтесь, глупые, Что на роду написано, Того не миновать! Мужчинам три дороженьки: Кабак, острог, да каторга.
Пир на весь мир: счастье поэта
Последнюю часть поэмы, «Пир на весь мир»,
Некрасов пишет уже смертельно больным, зная, что не успевает окончить свой заветный труд, пытаясь вложить в эти страницы все, передуманное за жизнь — договорить, объяснить, объясниться. Здесь происходит возвращение к композиционному принципу первой части. «Площадка перед Волгою, луною освещенная», на краю села, у большой дороги становится местом разговоров, рассказов, песен, воспоминаний о недавнем прошлом и гаданий о будущем — пира на весь мир.
Спокойно течет великая река — течет перед читателем река народной жизни.
О недавнем прошлом напоминают многие песни и сюжеты. «Голодная» и «Веселая», «Барщинная» и «Соленая» песни на самом деле не очень отличаются друг от друга.
«Кушай тюрю, Яша! Молочка-то нет» — успокаивает сына женщина в «Веселой». «Никто как Бог! Не ест, не пьет Меньшой сынок. Гляди — умрет!» — отчаивается другая мать в «Соленой».
«Пухнет с мякины живот» у Калинушки, героя «Барщинной». «Стоит мужик — Колышется, Идет мужик — не дышится! С коры его Распучило, Тоска-беда измучила», — начинается «Голодная».
Герои других рассказов-баллад демонстрируют бунт на коленях или предательство народных интересов. Настоящий бунт изображен в «древней были» «О двух великих грешниках» (она, действительно, опирается на народные предания). Страшный разбойник Кудеяр-атаман искупает грехи убийством жестокого пана Глухов-ского, который мучил, пытал и вешал холопов, не испытывая никаких мук совести. Это убийство оправдано не только людским мнением, но и Божьим промыслом: «Рухнуло древо, скатилося С инока бремя грехов!»
Эта месть — предельный случай прошлой жизни. Отмена крепостного права, действительно, является для автора поэмы великим переломом. Личная свобода по указу государеву не отменяет всех проблем, но создает основу для новой жизни, в которой уже будут невозможны ни прежние герои, ни прежние конфликты
Образы странников в этой главе раздваиваются: то они «люди гордые с уверенной поход-
кою», то опять вахлаки, «досыта не едавшие, несолоно хлебавшие, которых вместо барина драть будет волостной». Однако выбор между этими вариантами все-таки происходит в эпилоге.
В первые годы работы Некрасов, как Пушкин в случае с «Евгением Онегиным», еще неясно различал даль своей эпопеи. «Начиная, я не видел ясно, где ей конец.» Из шести первоначально обозначенных кандидатов на роль счастливого странникам, как мы помним, удалось побеседовать лишь с двумя.
В середине 1870-х годов, через десятилетие после начала работы, предполагались весьма печальные варианты финала. «Если порассудить, то на белом свете нехорошо жить никому», — сказал поэт одному собеседнику.
Но умирая, поэт хочет поставить иную — оптимистическую — точку. В эпилоге поэмы появляется еще один персонаж с говорящей фамилией Добросклонов.
Гриша Добросклонов, сам выйдя из народной среды, выбирает обратный путь, ведущий к униженным и обиженным. Но его оружием, его инструментом на этом пути оказывается слово.
Счастливым герой предстает в тот момент, когда сочиняет «песню новую», в ней четко формулируются и некрасовские заветные мысли о России. Даже в крепостном рабстве народ сохранил свое золотое сердце и спокойную совесть. Вскоре появится неисчислимая рать (видимо, народных заступников), которая проявит несокрушимую силу.
Композиционным кольцом «песенки» становится с незначительными изменениями повторяющаяся строфа, имеющая максимально широкий, противоречивый и в то же время цельный характер (ее можно понять как главную формулу творчества Некрасова). Ты и убогая, Ты и обильная, Ты и забитая, Ты и всесильная, Матушка-Русь!..
В душе героя зреет и «новая песенка». Счастье творчества, находящего отклик у народа, воодушевляющего его, напоминающего
ему о лучшей жизни, — становится последним, окончательно найденным финалом некрасовской поэмы.
Слышал он в груди своей силы необъятные, Услаждали слух его звуки благодатные, Звуки лучезарные гимна благородного — Пел он воплощение счастия народного!..
Счастливым человеком у Некрасова оказывается не царь и не пьяный, а поэт, поющий лучезарные гимны о народном счастье. Умирая, «гений уныния» создал образ молодого творца, своего счастливого наследника, за которым — будущее.
«Кому на Руси жить хорошо» — эпопея национальной жизни, в которой страдание, уравновешивается улыбкой, безнадежность преодо-
левается надеждой и верой. Со страниц книги мощно звучит плачущий и смеющийся народный хор.
Один французский поэт говорил: мир существует, чтобы войти в книгу.
Великие книги, в свою очередь, существует, чтобы войти в жизнь нескольких поколений — стать пословицей, мифом, нарицательным образом, вечным вопросом.
Русь, куда ж несешься ты?
Кто виноват?
Что делать?
Кому на Руси жить хорошо?
Некрасов поставил еще один русский вопрос, ответ на который всякий раз, во всякую эпоху приходится искать заново.
