CC BY
48
© 2007 г.
А.А. Бурыкин
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР АЛЬБЕРТА МИФТАХУТДИНОВА
Российская региональная художественная литература богата именами писателей, чье творчество хорошо известно лишь немногим жителям какого-то города или области, и почти неизвестно за их пределами. Одно из таких имен — Альберт Валеевич Мифтахутдинов (1937—1991), который, несмотря на то, что носил башкирскую фамилию своего отца, вошел в историю как представитель русскоязычной литературы Крайнего Северо-Востока России, Чукотки и Магаданской области.1
Альберт Мифтахутдинов так написал о своем творчестве в предисловии к книге «Закон полярных путешествий» — пока последней из изданных2: «В литературе есть Чукотка Тана-Богораза, есть Чукотка Семушкина и Шундика, Чукотка Рытхэу, Чукотка Куваева и Христофорова. У меня своя модель.» Здесь все очень точно — пожалуй, именно четыре разных литературных модели Крайнего Северо-Востока можно увидеть за творчеством перечисленных писателей. Мифтахутдинов — это действительно особая модель, доказавшая свою жизнеспособность и ценность. Когда это было сказано, она существовала уже более двух десятилетий с середины 1960-х до конца 1980-х годов. Жива она и сейчас.
Мифтахутдинов вошел в литературу как мастер малых форм — короткого рассказа, зарисовок о путешествиях. Даже повестей у него немного: «Воспоминание о Крабовой реке», «Время игры в эскимосский мяч», «Совершенно секретное дело о ките», «Крестовый поход» на блондинок», «Перегон лошадей к устью реки Убиенки», «Наблюдатель» — и то два последних из названных произведений выглядят как объемные рассказы. Однако наследие писателя составило столь заметное явление в литературе Северо-Востока, что когда в середине 1980-х годов признанный романист Юрий Рытхэу вдруг выпустил в Магадане сборник небольших рассказов «Молчание в подарок»,3 в нем явственно почувствовалось влияние новеллистов Чукотки и Колымы — в первую очередь Альберта Мифтахутдинова, затем — Евгения Рожкова и других литераторов Чукотки. Не случайно герой рассказа Ю.Рытхэу «Золотозубая» оказался так похожим на мифтахутдиновского Аттаукая.
Сказать, что творчество Альберта Мифтахутдинова занимает особое место в литературе Северо-Востока, что его рассказы составили целую эпоху — это значит не сказать ничего. Миниатюрные рассказы Мифтахутдинова как бы перекрыли собой все пространство жизни, созданное северянами — коренными жителями и приезжими за все минувшее время. Творчество Мифтахутдинова в целом — это отдельный мир, как бы закрытый изнутри, совершенно самостоятельный, законченный и, если угодно, самодостаточный.
Этот мир устроен по своим правилам. Здесь четыре заповеди — Красота, Доброта, Любовь к людям, животным и растениям, Память.
Этот мир уникален и неповторим. В нем нет ни одного отрицательного героя. Даже несимпатичные персонажи очень редки: Геннадий из рассказа «Грустный человек в тундре», любитель и пропагандист джаза («Два ранних регтай-
ма»), смешной Федот Федотыч Пивень («Совершенно секретное дело о ките»)
— вот и все, собственно. Кто еще из литераторов может этим похвастать?
В этом мире нет ни одной трагедии. Исключение — судьба Медучина, героя повести «Воспоминание о Крабовой реке» — и то мы так и не можем узнать, что с ним произошло, одолела ли его болезнь, или напал медведь-шатун... Этот прием — загадочная концовка, когда так и неясно, что произошло с героем — часто встречается в драматических финалах у Юрия Рытхэу («След Росомахи», «Магические числа», «Унна»), но кто впервые применил его в литературе о Севере — надо внимательно изучить.
Пространство почти всех рассказов и новелл Мифтахутдинова — это Север, Чукотка, Камчатка, Колыма. Очень редко действие переносится в другие места: «Скандал в Марокко», «Очень жарко», «Случай в Коктебеле», но и там героями оказываются северяне, выезжающие в отпуск — это часть их жизни, которую хотел отразить автор. Это усиливает впечатление гармоничной завершенности, замкнутости и целостности художественного мира писателя. Даже ранние рассказы, где герой лишь недавно появляется на Севере и его мировосприятие сродни мировосприятию автора — такие, как «Странные дни Хан-Гирея», не выпадают из общего ряда и не выглядят робкими дебютными опытами нового северянина. Лишь однажды у Мифтахутдинова проявятся воспоминания военного детства (повесть «Крестовый поход на блондинок»), но это станет лишь эпизодом.
Портреты местных жителей в рассказах Мифтахутдинова составляют целую галерею. Мужчины и женщины, чукчи и эскимосы, старые и молодые, почти всегда — мудрые, редко — легкомысленно-простодушные, как чудаковатый Пеневье в рассказе «Потом был понедельник». Каждый из них неповторим, каждый по-своему симпатичен, у каждого необыкновенно богатый собственный внутренний мир — микрокосм. Многие имеют свои собственные невымышленные имена, как, например, Вири, герой небольшой повести «Наблюдатель» — имя этого человека называет Г.А.Меновщиков в своей книге воспоминаний «На Чукотской земле» среди своих первых учеников.4 Соседка автора Тею, — ее реальным узнаваемым прототипом является эскимосская поэтесса Зоя Нен-люмкина, бабушку которой действительно звали Альпына. И таких примеров много — иногда люди названы своими именами, иногда они легко узнаются по инициалам или чуть измененным фамилиям.
Как бережно писатель относится к древней традиционной культуре местных жителей, чукчей и эскимосов — об этом говорят такие рассказы, как «Старая яранга», «Праздник Луны»; как совершенны для автора, прекрасно знающего реалии, даже самые мелкие детали чукотского быта, обращаемые в назидание другим (например, безопасные в обращении ножны для ножа чукотской конструкции из рассказа «Случай во льдах»). Коренные жители трогательно берегут свою культуру, борются как могут с тем, что по их мнению, угрожает ей — вспомним, как наивно это делает старый эскимос Нанук из повести «Время игры в эскимосский мяч», когда стреляет по емкостям с горючим, чтобы вездеходы не ездили по тундре — и автор на его стороне.
Герои автора — полевики, геологи, метеорологи, охотники, летчики, местные жители с их вечными занятиями, разбивающимися на тысячи забот и дел.
С каким трудом приходится искать привычные для северной литературы типовые персонажи, как мало отведено им места. Учительница Иноземцева в рассказе «День большого везения» (другое название этого рассказа «Всю ночь был шторм...»): вся история с ней — нарочитая и демонстративная литературная выдумка, однако было время, когда один анадырский горе-литератор пересказывал этот эпизод как правдивую историю из своих дневников. Эскимос (точнее, наполовину эскимос, наполовину чукча) Эски с его московским дипломом, позвонивший в Данию принцу Гамлету — по профессии и по образованию он учитель, но мы так и не видим его за работой. Да, еще эскимоска Ноэ — выпускница северного факультета Ленинградского пединститута имени Герцена, которая более запоминается нам своей внешностью и характером. Из всего, чему она научилась в городе на Балтике, мы видим одно — она научилась плавать как моржиха... Что же, весьма полезно. Изредка появляются председатели поселковых советов с их заботами («Время игры...», «Совершенно секретное дело...»), а ответственных работников более высокого уровня нет совсем — они автору неинтересны. Однако это большая смелость для того времени, когда все эти писалось и печаталось.
Видимо, придуманных сюжетов у писателя нет совсем. Ранний подзабытый рассказ «Треугольник», несколько дидактический по тональности — уж слишком хорошим получился герой, получивший выговор по комсомольской линии за терпимость к старым обычаям, — поразительным образом совпадает по сюжету с эпизодом из биографии этнографа Елизаветы Орловой, рассказанного в сборнике «Люди первой тропы»,5 только там действие происходит среди нивхов в Приамурье. Случайность? Пожалуй, да, но такие совпадения в северной литературе не редкость, просто мир Севера всегда и везде одинаков.
Женщины у Мифтахутдинова совершенно неповторимы. Эскимоски Ноэ («Время игры...»), Аминак, дочь великого наблюдателя Вири («Наблюдатель») и Нуна («Все может быть в такую погоду»), чукчанки Катя Вэен и Омрынаут («Случай во льдах»), Эмуль («Спроси заклинателей духов»), чуванка Мелания («Перегон лошадей...»). А разве не симпатична Келенеут из рассказа «Келенеут
— дочь пурги»? Рассказ построен так, что мы знаем про нее все — и тут мы вполне можем понять ее поступки, можем оценить ее характер, который поверг в шок материковского критика из газеты «Советская Россия». Этот ряд можно продолжить — северянки с небольшим стажем Светлана («Странные дни Хан-Гирея»), Виолетта («Аттаукай-похититель женщин»), москвичка Валерия — подруга Эски («Звонок в Копенгаген»), этнограф Ирина из Москвы («Запах мимозы»), пожилая эстонка Магда («Перегон лошадей...»), четыре блондинки в матросской форме из повести «Наблюдатель» — и вправду с такой симпатией и таким теплом мог писать о представительницах приезжего населения только Мифтахутдинов — во всяком случае, больше таких персонажей нет ни у кого. И только он мог написать — во всяком случае он это написал: «Если в путь провожает женщина, ничего плохого в тундре с тобой не случится» (рассказ «Египетские ночи Ванкаре-ма»). И не зря он призывает нас — «Соверши ради женщины подвиг», назвав рассказ с этой фразой «Девятое правило судьбы» — чтобы нам, его читателям, лучше это запомнилось. К своим героиням и читательницам автор тоже обращается с назиданием: «Рецепт счастья для женщины простой — она должна гор-
диться мужчиной. Но чтобы это было так, она должна гордиться и его берегами» (рассказ «Звонок в Копенгаген»). Сложно следовать этому рецепту — но, может быть, в нем и в самом деле заключается женское счастье.
Любовь... Все герои автора по-своему счастливы и довольны — кто чем, даже когда их отношения легкомысленны и не обещают будущего. Каждый стремится к своему счастью, борется за него — как может, как умеет. Как сложны, как драматичны некоторые коллизии, сколь велика степень напряжения в прозаических миниатюрах — например, в рассказе «Запах мимозы», где событий хватило бы на целый роман. Повесть «Время игры в эскимосский мяч» по своей сюжетной схеме легкомысленна как оперетта, действие которой перенесено дальше некуда — на узнаваемый остров Врангеля, однако какие сложности судеб героев сконцентрированы в повествовании с таким счастливым концом. Как мало в рассказах людей, нашедших свое счастье — но ведь их не больше, чем в жизни вокруг. Поэтому автор так осторожно и так бережно преподносит нам едва ли не единственный свой рассказ с таким оптимистическим, но опять же непростым сюжетом, и таким оптимистическим названием — «Жить и радоваться», каким теплом окружены со всех сторон герои этого рассказа, наконец нашедшие свое счастье, как сопутствует им удача — и в то же время как все вокруг них хрупко и непрочно — как привезенная из Японии на Чукотку хризантема, маленький символ...
Дети — особая тема в творчестве Мифтахутдинова, начиная с его раннего рассказа «Этот вредный мальчик Шишкин», и это особая любовь писателя. Это своеобразие их внутреннего мира, часто не менее напряженная внутренняя жизнь, и особое отношение детей ко всему — к природе, к старшим, к животным и даже к умершим («Чай в Ту Вигвамс»).
О животных в рассказах Мифтахутдинова можно говорить бесконечно. Один из рассказов писателя так и назван «Хорошее отношение к собакам». Собаки из рассказов «Дни ожидания хорошей погоды», «Собачий вальс», пес Верный из «Воспоминания о Крабовой реке» — собаки есть почти в каждом рассказе писателя. Лошади, которым посвящена целая повесть «Перегон лошадей к устью реки Убиенки»; как трагичен конец каждой из них — коня по имени Матрос убил медведь, Богатырь околел, не выдержав тяжести перехода, Серый утонул в реке — не смог справиться с течением и выплыть, Орлика застрелил пилот при неудавшейся попытке перевезти его на самолете — и как радуется читатель за то, что две лошади из шести все-таки остались живы... Медведи (рассказ «Танец маленьких медведей»). Песцы, отпущенные на волю из мешка («Все может быть в такую погоду»). Белый медведь и человек в рассказе «Мишаня» — воистину вот к чему приложимы слова Сент-Экзюпери о том, что мы в ответе за тех, кого приручили.
Бесхитростная проза жизни — основное содержание рассказов Мифтахутди-нова, но и в нее врывается иногда что-то, осложняющее ее до предела, и тогда в рассказах с такими же знакомыми нам героями вдруг смещаются пространство и время — таков рассказ «Крылья Экзюпери», в котором лежащий на чукотской сопке разбившийся самолет ледовой разведки вызывает у автора и читателя ассоциации с жизнью, профессией и творчеством великого французского писателя и летчика.
Внимательные читатели давно заметили — в рассказах писателя часто присутствует персонаж с инициалами «А.М.» Неизвестный герой М. в одном из первых рассказов «Мастерская» (ранее он назывался «Головы моих друзей»), Мухин из рассказа «Закон полярных путешествий», Маркин («Наблюдатель»), Артур Миронов («Инфаркт»), Антон Машкин («Время игры...»), Аникей Марков («Перегон лошадей...»), отпускник Авдей Маркелов («Случай в Коктебеле»), метеорологи Алекс Мурман («Совершенно секретное дело...») и Андрей Матвеев («Крестовый поход»...). При всей прозрачности намеков это не автопортрет писателя Альберта Мифтахутдинова — у него много рассказов, написанных непосредственно от первого лица, и много таких историй, где повествователь меняется. И конечно, не разбрасываемая по отдельным рассказам автобиография — хотя такое в северной литературе обычно, но такого не позволило бы автору его литературное мастерство, да и герои с этими инициалами оказываются слишком разными. Тогда что же это? Вероятно, только одно — особенная симпатия и сопричастность автора к главному герою своего очередного повествования, которая находит столь своеобразное выражение — которого, кстати, опять же ранее в литературе вообще не было.
Альберт Мифтахутдинов в литературе Северо-Востока остался не только как автор коротких рассказов и повестей — он получил известность и своими экспедиционными репортажами, которые стали ценнейшим материалом для краеведов. Его ранняя повесть «Очень маленький земной шар», давшая название одной из первых книг, чем-то напоминает молодого Олега Куваева, особенно книгу «Два цвета земли между двух океанов». В дальнейшем литературная манера, форма, сюжеты у двух писателей оказались совершенно разными, но правдивые, без вымысла и особого изящества словесности рассказы о путешествиях у Мифтахутдинова не только продолжали появляться, но и стали ярко индивидуальными. Таковы «Орден Костяной пластинки», где впервые была рассказана правда о судьбе Алитета — героя известного романа Тихона Семуш-кина; «Под знаком Полярного круга» — рассказ об установке памятного знака на побережье Ледовитого Океана, «Озеро нетающего льда» — повествование о сплаве по реке Белой от озера Эльгыгытгын до поселка Усть-Белая на Анадыре, «Отражение в Реке» — история похода по Омолону, по тому самому пути, по которому когда-то отправился Олег Куваев, написавший о том своем путешествии книгу «Дом для бродяг». Сколько еще смогут эти рассказы поведать грядущим поколениям читателей, как широк в них фон повествования, сколько разнообразной информации вплетено в канву истории о путешествии по этому замечательному краю — Чукотке.
Их было трое — трое друзей, писавших о Чукотке: Олег Куваев (1934—1975), Николай Балаев (1939—1988) и Альберт Мифтахутдинов. У всех — разные сюжеты, разная манера, совершенно разные книги. Никого из них уже нет с нами, хотя сейчас и самому старшему из них было бы всего семьдесят с небольшим лет. У северных писателей какое-то особое отношение к уходу из жизни. Геолог Олег Куваев в романе «Территория» устами своего героя-геолога Отто Яновича Кал-диня сказал, что смерть — это переход из мира биологического в мир минералов. Мифтахутдинов остается самим собой — в повести «Крестовый поход на блондинок», глядя на Млечный путь — огни чукотского Верхнего мира, он ерничает:
— «А когда я туда попаду, и вам доведется меня хоронить, не делайте скорбных лиц. Помните, что бы я на вашем месте думал сейчас о том, как крупно не повезло усопшему — не успел он познакомиться вон с той блондинкой, что идет, вытирая глаза кончиком платочка. А у вас все впереди — и с блондинкой, и с катафалком».
Север долго хранит память о людях, которые там бывали и жили. Он хорошо сохраняет оставленные жилища и вещи, если, конечно, их не уничтожают плохие люди — так сгорел домик Олега Куваева на реке Кремянке на Чаун-Чукот-ке. Северная литература хорошо хранит книги своих авторов: в равной мере всех, местных и приезжих, талантливых и не очень, конъюнктурщиков и свободных художников. И книги из всего многообразия имен и названий будут еще очень долго открывать нам неповторимый мир Альберта Мифтахутдинова. Этот мир шире, чем знакомые нам рассказы. В каталоге магаданской областной библиотеки указаны отдельные стихотворения автора — признанного прозаика, они нынче неизвестны даже большим любителям творчества этого писателя. Совершенно не изучено наследие Мифтахутдинова-публициста, еще не собраны историками литературы его журналистские материалы. Но то, что Альберт Мифтахутдинов успел сделать в прозе, говорит нам о том, что перед нами незаурядный мастер малых прозаических форм — рассказа, повести и новеллы. Творчество Альберта Мифтахутдинова — часть ценнейшего наследия, доставшегося нам от сложной эпохи литературного безвременья соцреализма. И оно не должно быть забыто.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. О нем см.: Писатели Дальнего Востока. Биобиблиографический словарь. Хабаровск, 1973. С. 174—176; Писатели Чукотки. Биобиблиографический справочник. Вып. 1. Анадырь, 1993. С. 65-65.
2. Мифтахутдинов А.В. Закон полярных путешествий. Магадан, 1986. В этой книге собрано все наиболее значительное и ценное из написанного автором. Другие книги А.В.Мифтахутдинова: Расскажи про Одиссея.[Повесть. Рассказы]. Магадан, 1967; Головы моих друзей. [Рассказы]. Магадан, 1969; Очень маленький земной шар [Повесть и рассказы]. М., 1972; Аттаукай — похититель женщин. [Повесть и рассказы]. М., 1977; Время игры в эскимосский мяч [Повесть и рассказы]. Магадан, 1978; Дни ожиданий. [Повести и рассказы]. Владивосток, 1979; Спроси заклинателей духов. [Рассказы и повести]. М., 1982; Совершенно секретное дело о ките. Повести и рассказы. Магадан, 1983.
3. Рытхэу Ю. Молчание в подарок. Рассказы. Магадан, 1985.
4. Меновщиков Г.А. На Чукотской земле. Магадан, 1977.
5. Люди первой тропы. Новосибирск, 1968.
ALBERT MIFTAHUTDINOVS ART WORLD А.А.Burykin
The article is devoted to A.V. Miftahutdinov's (1937-1991) creativity. He is the representative of the Russian-speaking literature of Extreme Northeast of Russia, Chukotka and the Magadan area. A.V. Miftahutdinov has come in the literature as the master of small forms — the short story, sketches about travel. The writer's heritage has made up to be the outstanding phenomenon in the literature of the Northeast USSR.
