АРХЕОЛОГИЯ И ЭТНОГРАФИЯ
М. В. Богданов
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ ФИГУРКИ КРЫЛАТОГО МЕДВЕДЯ ИЗ ВАСЮГАНСКОГО КЛАДА (ОПЫТ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ДЕШИФРОВКИ)
Среди изделий металлической пластики рёлкинской культуры, входящих в обширный ареал искусства звериного стиля Урала и Западной Сибири, имеется фигурка стоящего на задних лапах крылатого медведя, держащего перед собой антропоморфное существо. В 1958 г. она была доставлена в Музей истории материальной культуры при Томском университете в числе других предметов, происходящих из коллекции бронзовых вещей, найденных на р. Васюган (Среднее Приобье). Более точных сведений о месте находки не имеется.
Фигурка высотой 10,4 см, шириной 11,5 см и толщиной около 1 мм, отлита из белой бронзы и отполирована с наружной стороны. Изделие выполнено в сложной технике: плоское туловище, объемная, выступающая вперед голова. Голова медведя полая, вогнутая оборотная сторона не обработана. Крылья трактованы в виде отдельно торчащих перьев, соединенных около концов жгутом. Сверху на крыльях — полукруглые ушки для крепления. Четырехпалые лапы имеют около пальцев углубления, заполненные «жемчужинами». Крылья, нижние конечности медведя и браслеты на них и на левой передней лапе, а также ноги антропоморфного существа декорированы выпуклым жемчужным орнаментом. Аналогично переданы и бусы на шее медведя. На лапах и перьях — ребристые возвышения (рубчики). Передние лапы медведя оформлены гранями.
Представляется возможным, что данное изделие изготавливалось не как подвеска, а крепилось к какой-то поверхности.
Изделие отлито в двусторонней литейной форме, которую, в отличие от закрытой глиняной формы, можно было использовать многократно.
В связи с этим хотелось бы заметить, что изделия, аналогичные описываемому нами, были найдены в 1896 г. при раскопках могильника в окрестностях Томска на берегу
© М. В. Богданов, 2008
Крылатый медведь из Васюганского клада
р. Малой Киргизки1 и при распашке земли у с. Спасское бывшей Усть-Тартасской волости Томской губернии2. Данные изображения настолько близки в деталях к описываемому нами, что некоторые исследователи предполагают изготовление всех трех изделий одним мастером3. Тождественной является и случайно найденная на р. Тартас подвеска, изображающая крылатого медведя, держащего фигуру человека (фонды МАЭС, колл. № 1226)4.
Изделие выполнено в реалистичной манере. Следует заметить, что реализм, сочетавшийся, правда, с некоторой стилизацией, звериному стилю Среднего Приобья был свойственен более, чем другим районам, занимаемым финно-угорским населением. Вместе с тем допускалась и стилизация. Она характерна как для собирательных, мифических образов (к которым, собственно, и относится рассматриваемое нами изображение), так и для передачи отдельных деталей (схематизм частей тела). К элементам стилизации относится и декорирование изображения «жемчужным» орнаментом, трактовка оперения в виде рубчиков, членение граней и плоских поверхностей, что характерно для орнаментального стиля VI-VIII вв.
Изобразительные элементы бронзовой фигурки медведя из Васюганского клада в своей совокупности представляют большой интерес для изучения знаково-понятийной системы художественной металлической пластики. Анализ изображения требует тщательного подхода, поскольку любое изображение — это своеобразный текст, который можно расшифровать. При этом следует учитывать то обстоятельство, что семантическая дешифровка изображения с позиций знаковой структуры может быть достоверна лишь в том случае, если она проводится комплексным методом с привлечением смежных дисциплин (этнографии, фольклора, лингвистики)5.
Знаковая структура изображения Васюганского медведя состоит из зооморфной основы и дополнительных знаков-индексов. Основой является натуралистичное воспроизведение комплекса естественных признаков животного: видовых, возрастных, половых.
Несмотря на то, что некоторые исследователи относят данное изображение к орни-томорфным идолам, в которых нашел свое отражение культ птиц6, видовые признаки изображенного животного сохраняют облик медведя, весьма близкий к натуре. Особенно близко к натуральному прототипу передана тщательно выполненная голова зверя: форма и пропорции головы, мощная шея, вытянутая вперед морда, заканчивающаяся характерным для изображения медведя в искусстве металлической пластики «пятачком» носа, небольшие арочной формы уши. Пропорции туловища, крупная голова, мощные когтистые лапы, граненая поверхность передних лап, имитирующая, вероятно, густую шерсть зверя, свидетельствуют о том, что изображено взрослое матерое животное.
Очень выразительна поза животного: медведь стоит на задних лапах, голова запрокинута, пасть разинута в крике, передние лапы опираются на плечи антропоморфного персонажа. В естественных условиях в такую позу встают медведи (чаще всего медведицы), отпугивая врагов или защищая свое потомство.
Весьма примечательно, что при очевидном соответствии общего облика животного натуральному прототипу, наблюдаются и определенные нарушения натуры, что никак не может являться случайностью7. Следовательно, данные нарушения — знаки условные. Лапы животного изображены четырехпалыми, тогда как в природе медведи пятипалые. На лапах медведя отсутствует большой палец, что можно считать условным знаком. У селькупов большой палец называется «кагаль-мун» — «человеческая душа», «человек, потерявший большой палец, превращается в зверя»8. Медведь, лишенный большого пальца — оборотень, человек в шкуре медведя, медведь-человек9. Неполный комплект пальцев — знак, отличающий оборотня от простого медведя10.
Кстати говоря, количество пальцев и их расположение на нижних конечностях животного является еще одним доводом в пользу того, что изображенное животное никак не может быть птицей. На изображении четко обозначены четыре когтистых пальца, расположенные в одной плоскости, тогда как у большинства птиц максимальное количество пальцев — четыре (у «бегающих» видов их число уменьшается, к примеру, у дроф — до трех пальцев, у страусов — до двух), причем первый палец обращен назад и противопоставляется остальным11. Таким образом, у птиц в одной плоскости лежит максимум три пальца; в нашем случае их четыре. Если обратиться к изображениям птиц в искусстве художественной металлической пластики, то можно заметить, что в том случае, когда пальцы на лапах птиц обозначены, количество их — не больше трех12.
Определенными знаками-символами являются и украшения у медведя — бусы на шее и браслеты на лапах. По представлениям древних, любой круглый предмет (кольцо, браслет, ожерелье, ошейник и др. — т. е. все, чем окружают) относится к группе предметов «овеществленной магии», поскольку в его основе лежит магический круг, и является талисманом, амулетом-оберегом, символом магической защиты. Главная идея круга заключается в разграничении внутреннего и внешнего пространств, т. е. в отделении космоса, порядка, от внешнего неорганизованного хаоса. Владеющий таким «круглым» талисманом «окольцован» — находится под защитой, и сам может осуществлять защиту. Следует отметить также почти универсально распространенную связь круга и других круглых форм с женским началом13. Этнографические материалы свидетельствуют об участии браслетов, бус, ошейников и других украшений в ритуальных действах медвежьего культа. Убить «окольцованного» медведя — все равно, что убить человека14.
Особо следует остановиться на бусах, декорирующих шею медведя. Бусы несут еще одну, не менее важную, смысловую нагрузку — определяют пол животного. Поскольку бусы, как правило, являлись женским украшением, то с большой долей вероятности можно утверждать, что изображена женская особь — взрослая, матерая медведица.
Остается решить вопрос, почему медведица изображена с крыльями? Поскольку в древнем искусстве нет и не может быть ничего случайного, то крылья медведицы можно также считать определенным знаком-символом, требующим семантической дешифровки. Как известно, в природе животного с таким комплексом признаков не существует. Следовательно, мы имеем дело с ассоциированным образом, построенным по принципу слияния различных образов (или их частей) в единое целое.
Возможно, в данном предмете нашли свое отражение сразу два зооморфных культа: культ медведя и культ птицы. В этом случае можно предположить изначальную множественность образа данного персонажа, существование на стадии тотемизма представлений о нескольких родоплеменных предках зоо- и орнитоморфного облика. Существует и другое объяснение наличия крыльев у медведицы. Анализируя сходное изображение крылатой медведицы из села Спасское, Е. И. Оятева пришла к выводу, что таким образом подчеркивается тот факт, что перед нами изображение небожительницы: «Медведица-мать, оставив на земле дочь, поднялась на небо, поэтому она и изображена с крыльями, как небожительница»15. Данное утверждение не лишено оснований, при этом, правда, следует заметить, что крылья — необязательный атрибут небожителя. Скорее всего, зверино-птичья сущность изображенного персонажа свидетельствует об его обобщающем характере, о слиянии идеи неба с идеей земной природы. В любом случае, перед нами существо, способное летать, что, в сочетании с медвежьим туловищем, говорит о сверхъестественной природе данного персонажа.
Чтобы ответить на вопросы, кем же являются изображенные персонажи и какое место они занимают в общей системе представлений, следует обратиться к фольклорным материалам. Однако прежде необходимо рассмотреть образ женщины.
В древнейшем искусстве образ женщины «.. .занимает второе место после зверя»16. Образ женщины фигурирует во всех мифофольклорных жанрах богатейшей сокровищницы финно-угорских мифологий. Он составляет структурно стройную, постоянно эволюционирующую систему. Любое изменение в обществе влекло за собой и соответствующие изменения в образе женщины. В наиболее архаических пластах мифологий образ женщины, обладающей великой тайной рождения, ассоциировался с Землей-Матерью. Она мыслилась как Мать Природы, некогда родившая и продолжающая рождать все живое. В этой роли облик ее зооантропоморфен. Это вполне закономерно, поскольку только такое существо, соединяющее в себе животное и человека, способно партеногенетически, без участия мужского начала, родить все живое на земле, стать «Матерью зверей и людей», «Великой Матерью — хозяйкой природы» и даже «Матерью богов и людей». «Великие Матери — хозяйки природы» легко меняли свой внешний облик, могли превращаться в животное, растение или даже камень. Что касается зооморфного облика Матери Природы, матери-прародительницы, то у любого народа в качестве прототипа выбирался, как правило, наиболее значимый представитель фауны занимаемого им региона. В процессе эволюции мифологических представлений образ Матери Природы постепенно антропо-морфизировался. Однако, как бы не менялся образ женщины, одно оставалось неизменным — рождающее начало. В мифологиях всех народов мира женщина фигурирует как Мать-рожаница, положившая начало роду человеческому.
Древнейший пласт финно-угорской мифологии насыщен свидетельствами существования представлений об органичной взаимосвязи человека и животного, ведущей роли женского начала в процессе творения Природы. Подтверждением этого может служить и наша композиция. Однако для того, чтобы по возможности более точно идентифицировать образы, запечатленные в нашем изображении, следует, как нам кажется, обратиться к мифологии того народа, на территории которого была сделана данная находка. Фигурка происходит из клада, найденного на реке Васюган, то есть с территории, населенной хантами. Ханты-мансийская мифология насыщена выразительными примерами, связанными с дальнейшей эволюцией образов Матерей Природы. Так, в образе богини Калташ-эква — жены-сестры верховного бога хантов Нуми-Торума — воплощено много ярких черт, известных по древнейшим — «материнским» — образам. Калташ-эква именовалась «Земная Мать» и, воплощая собой богиню Земли, первоначально, очевидно, и была Землей-Матерью. В плане генезиса образа обращает на себя внимание связь Калташ-эква с архаическим миром тотемных персонажей зооморфного облика. Так, в своем древнейшем прообразе она мыслилась прародительницей хантыйской фратрии Мось (мош). В этом архаическом качестве Калташ-эква принимает зооморфный облик Гусыни (или Зайчихи). Родоначальница второй фратрии Пор — медведица. Ее образ также связан с архаическими Матерями Природы, которые могли принимать зооморфные и орнитоморфные обличия. Согласно тотемическому преданию, первая женщина, Пор, родилась от медведицы, съевшей зонтичное растение порых (откуда, согласно мифу, и идет название фратрии). Медве-дицу-родоначальницу убили охотники, взяли ее дочь, маленькую девочку, и воспитали ее. Предвидя свою смерть, медведица-мать заповедала дочери обряды почитания медведя.
Учитывая вышеизложенное, возможным объяснением такого своеобразного «симбиоза» птицы и медведя в Васюганском изображении, с нашей точки зрения, может
являться то, что в данном изображении нашли свое отражение две фратрии рода. В этом случае логичным выглядит и декорирующий фигурку точечный орнамент, визуально объединяющий крылья медведицы, ее нижние конечности (до ступней; как уже говорилось, ступни принадлежат именно медведю) и нижнюю половину туловища и ноги (кстати говоря, опять же до ступней) антропоморфного персонажа. Таким образом, в нашем изображении одна фратрия представлена верхней медвежьей половиной туловища и ступнями, а вторая — крыльями и нижней птичьей половиной.
Однако возможно, что в данной композиции нашли отражение сразу два звериных культа: культ медведя и культ птицы. В этом случае для древнего скульптора важны были оба тотемных предка; слившись воедино, они образовали существо, соединяющее в себе свойства, которые в таком комплексе в природе в едином существе не существуют, что указывает на сакральное значение данного персонажа.
Кем бы ни было изображенное зооантропоморфное существо — птицей или медведем, одно является бесспорным — пол животного. Как уже говорилось, изображена женская особь, мать-прародительница, родоначальница. Труднее сделать вывод о половой принадлежности антропоморфного персонажа. Исходя только из анализа изображения, сделать однозначных выводов нельзя, поскольку знак пола или какие-либо другие знаки-символы, указывающие на пол данного персонажа (украшения, дополнительные детали костюма и т. д.), отсутствуют. При этом правда, следует обратить внимание на пять овалов, расположенных на груди антропоморфного персонажа. Возможно, это всего лишь пуговицы. Археологические материалы свидетельствуют о том, что верхняя распашная одежда мужчин и женщин, как правило, не имела застежек, но в отдельных случаях удалось зафиксировать использование пуговиц в качестве застежек, в том числе, и круглых металлических пуговиц с петелькой для крепления к одежде17. Но, может оказаться, что пять овалов являются каким-то определенным знаком-символом, расшифровать который пока не представляется возможным (как возможный вариант — 5 душ у мужчин). Вернемся к полу антропоморфного персонажа. Если обратиться к мифологическим материалам, то, по законам мифотворчества, мать-прародительница рождает дочь; у семейной пары рождается сын. Основываясь на подобном заключении, Е. И. Оятева считает антропоморфное существо, запечатленное в сходном изделии из села Спасское, дочерью крылатой медведицы18. Учитывая вышеизложенное, можно заметить, что подобное утверждение не противоречит мифофольклорным материалам: матерью первой женщины фратрии Пор (одной из двух экзогамных группировок ханты и манси) была медведица. Однако, если предположение о том, что в данном изображении нашли свое отражение две фратрии рода, верно, то пол антропоморфного персонажа может быть и мужским, поскольку родоначальница второй фратрии Мось — гусыня, родила сына Эква-Пырища (или Мир-Суснэ-Хума (манси); Мир-шэтиви-хо (ханты)), выступавшего в ханты-мансийских мифологии и фольклоре в зооморфном облике гуся19. Примечательно, что в этом случае логичным будет и точечный узор, нанесенный на ноги антропоморфного существа, хорошо согласующийся с «птичьей составляющей» крылатой медведицы. Здесь следует сделать оговорку: по мнению Л. А. Чиндиной, человек изображен до пояса20.
Если определение пола антропоморфного существа вызывает затруднения, то трактовка его взаимосвязи с медведицей однозначна: антропоморфный персонаж является потомком крылатой медведицы. На это указывает меньшее, по сравнению с медведицей, количество пальцев антропоморфного персонажа, что, согласно принципам древнего искусства, является свидетельством того, что запечатленный персонаж стоит рангом ниже на иерархической лестнице.
Обращает на себя внимание и еще один не менее важный знак-символ. Если у медведицы глаза, обозначенные овалами, не имеют зрачков, то у антропоморфного персонажа и глаза, и зрачки гипертрофированно увеличены, что свидетельствует о великой прозорливости данного персонажа, он видит за двоих. Возвращаясь к финно-угорской мифологии, следует отметить, что одной из функций Эква-Пырища было объезжать землю на крылатом всевидящем коне Товлынг-лув, проверяя, все ли в мире в порядке, и передавая людям наказы своего отца Нуми-Торума21. Таким образом, «озирающий всю землю» должен был иметь более чем хорошее зрение.
Соответствует нашей трактовке образа крылатой медведицы и предполагаемое назначение данного изделия. Бронзовая фигурка крылатой медведицы — родоначальницы — не индивидуальный амулет-оберег, а родовой фетиш. Подобное заключение основано на том, что, во-первых, персонажи изображены в фас, лицом к зрителю; во-вторых, оборотная сторона отливки не обработана, вероятно, она была скрыта от глаз; в-третьих, специфическая форма данного изделия предполагает крепление его к предмету, имеющему круглое сечение — посоху, столбу; в-четвертых, петли на крыльях свидетельствуют о том, что изделие было предназначено для жесткого закрепления.
В культовых постройках возле очага помещался вертикальный (воршудный) столб, на котором и крепился родовой фетиш. Весьма возможно, что фигурку не постоянно держали на столбе. Размеры ее небольшие, фигурка легко умещается в ладони или может быть закреплена на посохе. Это дает нам основание предполагать, что фигурка могла служить иллюстрацией рассказа о фратриальных родовых предках во время медвежьего праздника.
В заключение хотелось бы заметить, что древнее искусство запечатлело и другие, не менее удивительные, образы синкретичных существ. Так, в могильнике Окуневской культуры у р. Черновой среди изображений, запечатленных на плитах, использованных для строительства могил — каменных ящиков, особое внимание привлекает образ синкретичного существа с головой медведя, телом волка и лапами птицы. Аналогичный персонаж присутствует и в наскальных изображениях Енисея22.
1 Анучин Д. Н. К истории искусства и верований у приуральской чуди // МАВГР. III. М., 1899. С. 127, 128.
2 Там же. С. 127, 128.
3 Могильников В. А. Васюганский клад // Советская археология. № 2. М., 1964. С. 229.
4 Чиндина Л. А. История Среднего Приобья в эпоху раннего средневековья (рёлкинская культура). Томск, 1991. С. 60.
5 Оятева Е. И. Бронзовая фигурка медведя из собрания Строгановых (опыт семантической дешифровки) // Археологический сборник Государственного Эрмитажа (далее — АСГЭ). Вып. 30. СПб., 1990. С. 110.
6 Косарев М. Ф. Западная Сибирь в древности. М., 1984. С. 187, 188.
7 ОятеваЕ. И. Язык искусства // АСГЭ. Вып. 33. СПб., 1998. С. 142.
8 Анисимов А. Ф. Космогонические представления народов Севера. М.-Л., 1959. С. 32, 33.
9 Оятева Е. И. Бронзовая фигурка медведя из собрания Строгановых (опыт семантической дешифровки) // АСГЭ. Вып. 30. СПб., 1990. С. 110.
10 Гемуев И. Н. Некоторые аспекты культа медведя и их археологические параллели // Урало-алтаистика. (Археология. Этнография. Язык): Сб. статей. Новосибирск, 1985. С. 140, 141.
11 Большая Советская Энциклопедия. Т. 35. М., 1955. С. 266.
12 Оборин В. А., Чагин Г. Н. Искусство Прикамья. Чудские древности Рифея. Пермский звериный стиль. Пермь, 1988. Рис. 3. С. 55; Рис. 5. С. 56; Рис. 13. С. 59 и др.
13 Мифы народов мира: В 2 т. / Гл. редактор С. А. Токарев. Т. 2. М., 1992. С. 19.
14 Алексеенко Е. А. Культ медведя у кетов // Советская этнография. № 4. М., 1960. С. 92, 93.
15 Оятева Е. И. Мифологические персонажи и их отражение в художественной пластике Прикамья I - начала II тыс. н.э. // АСГЭ. Вып. 35. СПб., 2001. С. 161.
16 Столяр А. Д. Генезис изобразительной деятельности и ее роль в становлении сознания. (К постановке проблемы) // Ранние формы искусства. М., 1972. С. 54.
17 Крыласова Н. Б. История Прикамского костюма. Костюм средневекового население Пермского Предуралья. Пермь, 2001. С. 45, 48-50.
18 Оятева Е. И. Мифологические персонажи и их отражение в художественной пластике Прикамья I — начала
II тыс. н. э. // АСГЭ. Вып. 35. СПб., 2001. С. 160, 161.
19 Мифологический словарь / Гл. редактор Е. М. Мелетинский. М., 1991. С. 368.
20 Чиндина Л. А. Указ. соч. С. 60.
21 Мифологический словарь / Гл. редактор Е. М. Мелетинский. М., 1991. С. 367.
22 Студзицкая С. В. Искусство Восточной Сибири в эпоху бронзы // Археология СССР. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М., 1987. С. 350.