CC BY
10
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 821.511.131
А. А. Арзамазов
Художественные контексты настоящего времени в современной удмуртской поэзии (творчество Петра Захарова)
Удмуртский федеральный исследовательский центр Уральского отделения РАН,
г. Ижевск, Россия
Аннотация. Актуальность исследования продиктована недостаточностью, неразвернутостью лингвопоэтического подхода в рассмотрении феномена развития удмуртской литературы, отсутствием научных работ, сфокусированных как на грамматике поэзии, так и на категории темпоральности поэтического целого, его художественных контекстах. Новым является выделение основных грамматико-лексических сегментов лирической трансляции темпоральности, выявление сценариев индивидуально-авторской семантизации настоящего времени, изучение стихотворного корпуса П. Захарова с точки зрения языковых трансформаций и лингвопоэтических реалий, проецирующихся на современную удмуртскую литературу в целом. В статье поставлены следующие задачи: зафиксировать структурообразующую значимость презенса в системе поэтического идиостиля П. Захарова, определить ключевые грамматические маркеры его художественной выразительности, установить основные мотивно-ситуативные контексты внутристихотворной актуализации презенса, определить «линии движения» удмуртского поэтического языка в начале XXI столетия. Цель исследования - проанализировать разноуровневую связанность грамматического плана текста и его художественной семантики, проявить взаимообращенность формы и содержания, языковых элементов и индивидуально-авторского мировидения. В статье использовано комбинированное сочетание метода лингвопоэтического анализа художественного текста, структурно-семантического и лингвостилистического методов, метода художественно-биографической реконструкции, герменевтического приема. Анализ поэтических произведений П. Захарова позволил выделить ключевые художественные контексты настоящего времени - проблемно-тематический комплекс социального реагирования, авторский дискурс недовольства своим этническим и экономическим положением, риторика любовного признания и экзистенция романтического переживания, медитативная погруженность
АРЗАМАЗОВ Алексей Андреевич - д. филол. н., в. н. с. Удмуртского института истории, языка и литературы Удмуртского федерального исследовательского центра Уральского отделения РАН. E-mail: [email protected]
ARZAMAZOV Alexey Andreevich - Doctor of Philology, Leading Researcher at the Udmurt Institute of History, Language and Literature of the Udmurt Federal Research Center of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences.
в себя лирического субъекта. Интерпретация стихотворного корпуса Захарова показала, что существуют две репрезентативные группы - в первую входят тексты, отмеченные эксплицированными языковыми поисками, во вторую - тексты, лишенные видимого лингвистического участия автора. Исследование поэтической темпоральности, ее художественных контекстов является перспективным, поскольку значительно расширяет и углубляет представления о развитии национальной литературы, специфике трансформации литературного языка на современном этапе. Кроме того, лингвопоэтический метод - метод интегративного характера - позволяет аналитически проследить динамику авторских языковых поисков, лингвоэстетических решений.
Ключевые слова: удмуртская поэзия, этнофутуризм, идиостиль, лирический субъект, лирический сюжет, художественный контекст, настоящее время, категория темпоральности, глагольные формы, поэтический язык.
DOI 10.25587/SVFU.2019.72.35049
А. А. Arzamazov
Artistic contexts of the present in modern Udmurt poetry (the creativity of Peter Zakharov)
Udmurt Federal Research Center of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences,
Izhevsk, Russia
Absrtract. The relevance of the research is dictated by the insufficiency and non-expansiveness of the linguo-poetic approach in considering the phenomenon of the development of Udmurt literature, by the lack of scientific works focused both on the grammar of poetry and on the category of the temporality of the poetic whole, its artistic contexts. The novelty of the work is the selection of the main grammatical-lexical segments of the lyrical transfer of temporality, the identification of scenarios of individual author's semantization of the present, the study of P. Zakharov's poetic corpus from the point of view of language transformations and linguistic poetic realities, projected onto modern Udmurt literature in general. The article has the following objectives: to fix the structure-forming significance of the present in the system of P. Zakharov's poetic idiostyle, to identify key grammatical markers of his artistic expression, to establish the main motive-situational contexts of intra-poetic mainstreaming of a present, to define the "lines of movement" of the Udmurt poetic language at the beginning of the twenty-first century. The purpose of the study is to analyze the multilevel connectedness of the grammatical plan of the text and its artistic semantics, to show the interconversion of form and content, language elements and individual author's world view. In the article, the combined combination of the method of linguo-poetic analysis of the artistic text, structural-semantic and linguistic-stylistic methods, the method of artistic and biographical reconstruction, hermeneutical technique were used. Analysis of the poetic works of P. Zakharov allowed to identify key artistic contexts of the present time - the problem-thematic complex of social response, the author's discourse of dissatisfaction with his ethnic and economic position, the rhetoric of love recognition and the existence of a romantic experience, meditative self-absorption of a lyrical subject. Interpretation of Zakharov's poetic corpus showed that there are two representative groups - the first group includes texts marked by explicated language searches, the second group includes texts lacking the author's visible linguistic participation. The study of poetic temporality, its artistic contexts is promising, because it greatly expands and deepens the understanding of the development of national literature and the specifics of the transformation of literary language at the present stage. In addition, the linguo-poetic method as an integrative method makes it possible to analytically trace the dynamics of the author's language searches and linguistic aesthetic decisions.
Keywords: Udmurt poetry, ethnofuturism, idiostyle, lyrical subject, lyrical plot, artistic context, present tense, temporality category, verbal forms, poetic language.
Введение
В статье рассматриваются художественные контексты настоящего времени в стихотворном дискурсе Петра Захарова, одного из наиболее ярких представителей современной удмуртской поэзии конца ХХ-начала XXI столетий, олицетворяющего этнофутуристическое течение.
Феномен времени в культуре, искусстве, литературе рассматривают с разных позиций, обращаются к различным его граням. Если остановиться на поэтическом времени, речь, в первую очередь, может идти об индивидуально-авторской философии, грамматике и словарном репертуаре времени, конкретных темпоральных моделях, концептах в том или ином идиостиле, художественной модели мира. Тема времени на первый взгляд дает исследователю достаточно ясный маршрут анализа, интерпретации, однако эта ясность нередко утрачивается на уровне глубинных структур языка, семиотического целого, сознания творчески моделирующей индивидуальности. Отправной точкой исследования темпоральных особенностей произведения, авторского миротекста можно считать понятие художественного времени: «художественное время опирается на определенную систему языковых средств - для русского языка это прежде всего система видовременных форм глагола, их последовательность и противопоставления, транспозиция (переносное употребление) форм времени, лексические единицы с темпоральной семантикой, падежные формы со значением времени, синтаксические конструкции, которые создают определенный временной план, имена исторических деятелей, мифологических героев, номинации исторических событий» [1, с. 125]. На сегодняшний день можно говорить о значительном теоретико-методологическом разнообразии научных работ, в рамках которых представлен лингвопоэтический подход и рассматривается феномен художественного времени, описываются варианты поэтической темпоральности прежде всего русской языковой сферы. Широкий спектр аналитических стратегий представлен в трудах отечественных филологов [2-11]. Репрезентативность, многообразие исследовательских подходов к проблеме художественного времени свидетельствуют о сложности, гетерогенности этого важного явления языка, литературы, творчески созидающего сознания. Приведенный «свод» аналитических опытов, многие из которых носят концептуально-универсальный характер, дает представление о масштабности данного теоретико-методологического направления, позволяет наметить некоторые важные пути изучения удмуртской поэтической грамматики, стиховой композиции, художественной традиции в целом. Данная статья продолжает серию наших работ, посвященных лингвопоэтическому исследованию удмуртской поэзии [12, 13].
Цель исследования - проанализировать разноуровневую связанность грамматического плана текста и его художественной семантики, проявить взаимообращенность формы и содержания, языковых элементов и индивидуально-авторского мировидения,
Есть все основания заключить, что без Петра Захарова невозможно представить современную поэзию Удмуртии, невозможно вообще рассуждать о целостности удмуртского этнофутуризма, его постоянных мифологемах. Мы полагаем, что творчество П. Захарова является ключом к осознанию культурных смыслов и ориентиров этнофутуристического течения. П. Захаров в своих стихотворениях уделяет большее внимание этничности как «поэтике поведения», демифологизирует устоявшееся представление о гендерном первенстве женщины в удмуртской этнокультурной среде. Поэт культурологически многомерно моделирует образы современности, противопоставляя ей или включая в ее символическую орбиту образы своего этнофутуристического мира, основанного на художественной реконструкции прошлого. Императив его оригинальности в большей степени маркирован диалектной реальностью удмуртского языка. Принципиальной особенностью поэзии П. Захарова является стремление ввести в дискурс удмуртского «поэтического реагирования» целый ряд ценностных ориентиров,
идеалов или просто культурогенных образов, выступавших эмблемами хронологически удаленных и локально дистанцированных мировоззренческих, художественных традиций.
Материал и методы
Материалами исследования являются стихотворные произведения Петра Захарова, вошедшие в его дебютную книгу «Вож выж» («Зеленый мост») [14]. В статье использовано комбинированное сочетание метода лингвопоэтического анализа художественного текста, структурно-семантического и лингвостилистического методов, метода художественно-биографической реконструкции, герменевтического приема.
Настоящее время неустроенности
Открывающий сборник «Вож выж» («Зеленый мост») раздел «Берытскон» («Возвращение») включает в себя тексты, являющие собой опыт художественной интерпретации социальной проблематики. Петра Захарова, наряду с другими удмуртскими поэтами Виктором Шибановым и Вячеславом Ар-Серги, можно отнести к «социально реагирующим» поэтам. В их поэтическом творчестве достаточно часто звучат мотивы неустроенности, обделенности, отсутствия материальных благ. Однако помимо этой эгоцентрической позиции, ведущей к жизненной модели «Я»-субъекта, стихотворные сюжеты названных авторов отражают и макроисторические реалии, описывают, как скромно, бедно и свободно жили люди на рубеже 1980-1990-х гг. И зачастую поэтическая картина современности оказывается более убедительной, достоверной, визуально более яркой по сравнению с той, что предлагает удмуртская проза.
Стихотворение «Уй» («Ночь») [14, с. 21], как многие другие социально ангажированные тексты Захарова, отличается категоричностью авторских выводов, оценок, эмотивной интонацией. Очевидно, что данное произведение протестное, оно реализует ситуацию острого возражения лирического «Я» против наивности, глупости, мыслительной пассивности общей массы людей.
Главным стихотворным противником, оппонентом героя, одурманивающим народ, становятся то ли религиозные деятели, именуемые в стихотворении «святыми», то ли политики постсоветской России, стремительно вызывавшие разочарование. Возможно, это некий собирательный образ, вбирающий в себя и тех, и других. Развивая первую версию, заметим: П. Захаров, родившийся и выросший в Татарстане, на земле, где вплоть до сегодняшнего дня живы исконные удмуртские верования, очень сложно относится к христианству. Заглавие стихотворения «Ночь» - прочитываемая метафора состояния социума в начале 1990-х. У Захарова ночь семантически корреспондирует со «слепотой» сознания, темнотой людского большинства. Обычные люди в его понимании становятся заложниками маргинализованной экспансивной идеологии, адептами новой социально-экономической картины мира, по привычке-природе своей внимают многообещающим лозунгам, для них в целом нехарактерна серьезная самостоятельность мышления. Лирическое «Я» противопоставляет себя описанному типу человека - субъект всё видит, всё понимает - его глаза горят зеленым «кошачьим» огоньком, ночная темень не является препятствием для созерцания, понимания происходящего. Выделяется особый статус героя - он наделен сверхзнанием, сверхвидением. Упоминается, что он пребывает в просторах звездного неба - т. е. он или жрец, или поэт. О поэтическом амплуа персонажа может говорить четвертая строчка первой строфы - распитие вина, кажущаяся другим опьяненность - чем не обыкновения художника? В последующих строфах происходит коммуникативное «переключение»: «Я» обращается к группе адресатов, грамматически обозначенных местоимением «дам» «вы». Он пытается им рассказать об истинной сущности «святых», описывает скрытые стороны их деяний, снимает маску с их внешне благородных намерений, призывает заглянуть в их «змеиные глаза». Звучит фраза о
том, что красивые, заумные речи «святых» сгубили многих молодых людей, сыновей. В четвертой строфе представлен мотив «покупаемости» и продаваемости всего на свете - тезис, особенно остро звучавший в социальном дискурсе 1990-х. Страна, родина превращаются в базар, стихийный рынок, на котором в том числе продаются-покупаются духовные ценности целых народов. Высушенные родники, заболоченные озера возникают как «говорящие» метафоры - повсюду распад, разрушение, гниение, «высыхание». В контексте стихотворения семантически ударной кажется финальная строфа: во-первых, конкретизируется местоположение «Я»-субъекта (разумеется, это Удмуртия, «родниковый» край), за «сильно поющим» народом угадываются удмурты; во-вторых, терпению лирического героя приходит конец - он готов взяться за топор, в его глазах сверкает-блестит колючая проволока.
Текст «Уй» («Ночь») - из разряда тех произведений, в которых проявляются значительная политизированность, социальная реакционность авторских творческих интересов, размышлений. Действительность новой эпохи не оставляла других вариантов для удмуртских писателей. После долгих лет цензуры, молчания стало модным и даже естественным выражать свое политическое мнение, акцентировать свое социальное несогласие. Этот тематический вектор обогатил национальную словесность новыми тропами, стал своеобразным сюжетно-мотивным кластером в рамках удмуртского этнофутуризма.
Как и во многих лирических текстах П. Захарова, в стихотворении «Уй» («Ночь») темпоральный код является композиционно и семантически значимым. В произведении преобладает настоящее время - 11 глаголов маркированы презенс-показателями. Вместе с тем в третьей строфе единожды употребляется форма прошедшего очевидного времени, в смысловом аспекте акцентированная, привносящая оттенки трагичности в лирическое повествование. Текст также изобилует причастиями, семантически реализующими значение завершенности, законченности, необратимости некоторых действий, процессов. Высокая частотность использования настоящего времени, по-видимому, связана с выбранной для поэтической рефлексии темой, коммуникативной установкой, позволяющей обратиться к адресатам vis-à-vis, без посредников, исключая какую-либо хронологическую дистанцию. Актуализация презенса в поэтическом повествовании, думается, обусловливается и обобщенностью, собирательностью, регулярным характером приписываемых условным «святым» злодеяний, корреспондирует с фактом наличия объективированных реплик в конце произведения (глагол шуо «говорят»), выражающих банально-клишированные, стереотипные ассоциации, усиливающие градус авторского протеста. Доминанта настоящего времени дает ощущение максимально-достоверной включенности «Я»-субъекта в художественно осмысливающуюся ситуацию современности, в режиме настоящего разворачивается дискурс разоблачения. Необходимо обратить внимание на субъектно-объектную многоплановость текста: «Я»-герой, вы-адресат, выраженный множественным числом отрицательный персонаж - не единственные грамматически фиксируемые «фигуранты» стихотворного сюжета. Текстуально представленное третье лицо единственного числа (первая, последняя строфы) семантически соотносится с основным лирическим героем, маркирует его интенции, визуальные сигналы.
Еще один текст, выбранный нами для иллюстрации идиостилевой значимости настоящего времени, «Нош урамын - толэзь, кынмись пуны...» («А на улице - месяц, замерзающая собака...») [14, с. 59-60] структурно и семантически отчасти напоминает выше рассмотренный текст. В рамках произведения используются формы презенса, идея времени выражена центральными грамматическими средствами. Данный текст с другими стихотворениями Захарова сближают художественно раскрывающиеся мотивы неоптимальности жизненного устройства, неудовлетворенности окружающим миром, ситуации внутреннего томления, терзания. Во многих текстах повествование зиждется
на авторской обращенности к «Ты»-субъекту. Переход от «Я» к «Ты» - регулярный коммуникативно-сценарный ход в поэзии П. Захарова, дающий ощущение несколько большей объективности, экзистенциальной правдивости поэтически излагаемых состояний, событий. Думается, говорить о себе, делиться сокровенными переживаниями иногда легче, «апеллируя» к другому грамматическому лицу.
Анализируемое стихотворение пессимистично. Оно открывается сочетанием часто встречающихся в творчестве П. Захарова образов: улица, месяц, одиноко мерзнущий пес (возможно, это автометафора) реже вместе, чаще по отдельности привлекаются поэтом как детали, изобразительные слагаемые хронотопа. Наряду с визуальными константами в тексте представлено эффектное словосочетание внутреннего состояния кылиськисьтэм вузон «неслышимый вой», символизирующее невысказанное отчаяние, молчание боли, страдания. Упомянутые образы, сочетания получают в четвертой строке первой строфы семантическую конкретизацию: все они ассоциативно сопрягаются с жизнью, являются ее метафорами, проявлениями. Во второй строфе осуществляется переход от общего плана к субъектно-частному. Акцентируются трезвость, сознательность «Ты»-героя, который оценивает свою жизнь как она есть, без «пьяных преувеличений», искажений. Однако такой фокус восприятия словно лишает человека иммунитета, защищенности. Поэт придает глаголу чильпыраны «светиться» новое значение: лирический герой блестит, т. е. исчезает, становится прозрачно-стеклянным, растворяется, превращается в воздух. Глагол чильпыраны «светиться» употребляется и применительно к сознанию субъекта - речь идет о некоем «мыслительном скачке», «вспышке» беспокойства. Сознание героя твердит, что он фактически умер, перестал быть актантом действительности. Но это «внутренний вердикт», на самом деле он, конечно, остается живым. Только неясно, что с этим делать. В стихотворении звучит важная для П. Захарова тема забвения - оно естественно, неотвратимо, его метастазы обрекают человека на «стеклянную пустоту», «атмосферную прозрачность» небытия.
В этом небольшом стихотворении 10 глаголов, употребляемых в настоящем времени, репрезентируют значение «актуального постоянства»: описываемые состояния, превращения - жизненные, духовные константы лирического субъекта, они, по всей вероятности, случаются с определенной периодичностью. Самоанализ осуществляется в режиме презенса, при этом на семантическом уровне ощутима и некоторая ретроспективность взгляда на себя со стороны «Я - Ты» персонажа. Первые два предложения заканчиваются многоточием, то ли приглашающим читателя к продолжению ассоциативно-образной цепочки, то ли подчеркивающим важность, знаковость приведенных утверждений. В третьей строке приводится конструкция потенциальности, фокализирующая авторское понимание природы жизни. Во второй строфе преобладают глаголы состояния (чильпыраны «светиться», луыны «быть»), маркированные 2 л. ед. ч., которые выражают метаморфозы, происходящие с субъектом. В последней строчке речь идет о привыкании к небытию. В заключительно-кульминационной третьей строфе обозначается примечательный диссонанс: внутреннему небытию, утверждаемому сознанием, противопоставляется внешняя повседневная реальность. Крик петуха дает понять герою, что он жив.
Выбор настоящего времени в данном стихотворении неслучаен - это вполне очевидный когнитивный знак, показывающий общую «иносценарность» жизни лирического субъекта, грамматически «сосланного» в «Ты»-форму. Ему сложно и неуютно в настоящем, но именно поэтому настоящее время становится постоянным кодом речи, мышления. Внешний мир разочаровывает, отталкивает банальностью, обыденностью, однако и интеллектуальных ресурсов для полноценной внутренней эмиграции у лирического персонажа нет. Очевидно, что используемое настоящее время снова становится избранным временем самоописания, временем раскрывающихся метафор творчества, социального страха, максимального психологического напряжения.
Настоящее время любви
Ситуация настоящего времени в ранней поэзии Петра Захарова может быть связана с высокой риторичностью поэтического посыла. Это характерно для любовной лирики, которая в творчестве удмуртского поэта занимает достаточно большое место. Любовные стихотворения в целом удаются Захарову - читатель получает возможность соприкоснуться со сложной простотой поэтического высказывания, очень верным, магическим определением, «измерителем» любовного чувства. Стихотворение «Малы толэзь мыным, малы инбам?» («Зачем месяц мне, зачем небо?») [14, с. 105] - образец современной удмуртской любовно-интимной поэзии, представляющий интерес и в смысле реализуемой нежно-героической интонации и образности, и в аспекте проявляющихся грамматических, темпоральных тенденций.
Обращает на себя внимание композиция стихотворения - первые три строфы вполне традиционно-консервативного вида, последняя - две рефренные строки, повторяющиеся в каждой из предыдущих строф. Данные строки являют собой эмоционально-смысловую квинтэссенцию текста: взгляд возлюбленной важнее, превыше всего - месяц, небо меркнут, теряют свою космическую значимость, красоту на фоне человеческой любви. Эти два рефренных утверждения автор разворачивает достаточно интересным способом - первая строка формально как бы закрывается вопросительным знаком, а вторая, напротив, грамматически соотносится с последующей поэтической сценой, открывает новое предложение. Этот структурный ход повторяется и в других четверостишиях. Условно-рефренная презенсная форма учкиськод ке «если смотришь ты» в первой строфе является абсолютным смысловым центром, логически ударной фразой, предполагающей дальнейшую сюжетную конкретизацию. Настоящее время становится для поэта грамматико-описательным кодом любовных переживаний. Глагольная лексема дыректэ «вздрагивает», выражающая трепет любящей души, явлена в побудительной вариации (дыректэ вместо возможного дырекъя), что прочитывается как маркер особой экспрессивности. В первой же строфе обнаруживаются две важные художественные детали - сравнение вздрагивающей души с натянутым луком и деепричастно оформленное выражение «пилиськыса бурдо уллёослы»: в любви душа «разбивается» на стаи птиц.
Во втором четверостишии - та же исключительность настоящего времени любви. Привлекаются природные символы: когда возлюбленная смотрит в глаза, моментально наступает весна, на деревьях распускаются почки, мужское «Я» рассеивает молнии. П. Захаров в поисках рифмы нередко впускает в стихотворное пространство неожиданных персонажей - в тексте как адресат лирического рассуждения появляется соловей. В третьей строфе помимо условного презенса представлены две инфинитивные комбинации, которые усиливают риторическую выразительность текста. «Я»-субъект объявляет о готовности вырвать собственную душу во имя любви, встряхнуть мир от любовного нетерпения. В целом, стихотворение обходится небольшим количеством глаголов, без грамматической индикативной инерции. Частично это связано с именной структурой первой строки, экстраполируемой в остальные и с всё той же громкостью любовного признания. Несмотря на постоянное сюжетное присутствие «Ты»-субъекта, текст с точки зрения художественной коммуникативности является «Я»-ориентирован-ным, субъекту важно проявить масштабы своей любви, мужской решительности. В любовно-стихотворном репертуаре П. Захарова настоящее время вбирает в себя различные семантико-функциональные оттенки презенса. В рассмотренном тексте настоящее момента речи становится расширенно-абстрактным: «сегодня, сейчас» в любви рифмуется со «всегда, навсегда».
Настоящее время созерцания
Одно из ярких, художественно впечатляющих стихотворений П. Захарова «Сьод куакаос» («Грачи») [14, с. 197] характеризуется широкой сеткой презенсных глаголов.
В стихотворении два основных плана - улетающие в ночь птицы и люди, попавшие под дождь. Они прячутся от дождя, но он срывает с них маски, приоткрывает их естество. Минорная тональность свойственна поэзии «раннего» Захарова: достаточно часто звучит сожаление о быстротечности жизни, проскальзывает разочарованность в себе, в своем окружении, эпохе. Текст «Сьод куакаос» («Грачи») состоит из четырех строф, в которых репрезентированы 14 глагольных лексем. Поэтически привлеченные глаголы маркированы формой 3 л. мн. числа - это и глаголы движения, речи, зрения, ментальной деятельности - в основном они соотносятся с птицами, людьми и дождем, указывая на их явное и неявное сюжетно-смысловое взаимодействие. В первой строфе фокусируется образ исчезающих в сумеречной темноте грачей, ставится вопрос о том, куда они летят и в поиске чего пребывают. Настоящее описательное время, возникающее в связи с конкретной сценой созерцания и имеющее прямое отношение к моменту речи, лишено грамматически акцентированного субъекта восприятия. Во второй строфе в поэтический кадр попадают люди, убегающие от дождя, скрывающие свои лица то ли чтобы избежать внешнего воздействия непогоды, то ли опасаясь изобличающей мощи небесной воды. П. Захаров в своем творчестве достаточно часто снижает онтологическую значимость человека, отражая его в зеркале бытовых реалий. И в анализируемом стихотворении люди едят пирог, осматривают свой «грим», в этих своих повседневных внезапно-случайных потугах они кажутся автору обреченно-приземленными, они несвободны, как птицы, им совсем не присуще высокое «птичье» благородство. В третьей строфе речь снова заходит о людях, об их странностях, проявляющейся в дождь взаимной отчужденности. Поэтому и стучатся в крыши, стены человеческого жилища дожди -как напоминание о затаенной возможности глубокого одиночества каждого человека. Смысловым центром четвертой строфы можно считать первые две строки, в которых формулируется ключевой для автора / героя риторический вопрос - куда уходят годы, куда уходит молодость? Здесь же намечается ассоциативная перекличка между ускользающим временем и улетающими в ночь грачами. Следует заметить, что стихотворение сконструировано кинематографически: происходит смена двух визуальных планов, каждый из которых самоценен, самодостаточен. Смена кадров, эпизодов могла бы вызвать темпоральное «переключение», однако лирическое повествование выдержано в едином временном режиме. За счет этой монолитности усиливается связь между разнородными персонажами текста - птицами, дождем и людьми.
Заключение
В поэзии П. Захарова превалирует время индивидуальное, явлено индивидуализированное восприятие реальности. В центре его художественно-поэтического мира - чувствующий, вопрошающий, оценивающий себя и других человек. У Захарова значительную текстовую распространенность получает ситуация монотемпорального лирического повествования, темпорально-грамматическим стержнем авторского высказывания становится настоящее время, ассоциативно связанное с личным опытом переживания современности, эпохи перестройки, 1990-х годов. Проанализировав текстовой корпус книги «Вож выж» («Зеленый мост»), мы пришли к выводу о достаточно широком поэтическом употреблении разных временных форм. Репертуар выражения времени в поэзии П. Захарова видится нам достаточно богатым. Язык всё более воспринимается автором как важная составляющая творчества, а время художественно анализируется в зеркале ощущений, переживаний и критических оценок «Я»-субъекта. Стихотворения Захарова можно разделить на две большие группы - в первую входят тексты, отмеченные эксплицированными языковыми поисками, во вторую - тексты, лишенные видимого лингвистического участия автора. Интересно, что в первом случае наблюдаются многочисленные темпоральные «переключения», во втором обычно имеет сильные семиотические позиции только одно время. Преобладание настоящего
времени контекстуально может быть сопряжено с регулярной позицией наблюдателя, созерцателя, присущей лирическому субъекту, с его в широком смысле «политизированностью», проявляющейся в том числе в резком неприятии дискурса российских политических и религиозных элит в 1990-е гг., с обостренным социально-творческим самоощущением авторского «Я». Презенсные темпоральные конструкции в произведениях П. Захарова аккомпанируют любовным признаниям, выполняют любовно-риторические функции. В сборнике «Вож выж» («Зеленый мост») немало текстов, в которых манифестируется семантическая знаковость будущего времени - оно выходит на новый уровень семантической выразительности в лирических контекстах мечтательно-воображаемого любовно-романтического уединения, возвращения в места детства, юности. Достаточно редко имеет место грамматико-поэтическая абсолютизация прошедшего очевидного времени. Поэт, как правило, «принимает», возвращает прошлое сквозь призму настоящего.
Л и т е р а т у р а
1. Николина Н. А. Филологический анализ текста: Учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений. - М.: Издательский центр «Академия», 2003. - 256 с.
2. Тураева З. Я. Категория времени. Время грамматическое и время художественное. Учебное пособие [для институтов и факультетов иностранных языков]. - М.: Высш. школа, 1979. - 219 с.
3. Гловинская М. Я. Семантические типы видовых противопоставлений русского глагола.
- М.: Наука, 1982. - 155 с.
4. Шапир М. И. «Versus» vs «proza»: Пространство-время поэтического текста // Philologica. - 1995.
- Т. 2. - №3/4. - С. 7-47.
5. Гин Я. И. Проблемы поэтики грамматических категорий. - СПб.: Академический проект, 1996.
- 224 с.
6. Бондарко А. В. Основы функциональной грамматики. Языковая интерпретация идеи времени. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. - 260 с.
7. Липгарт А. А. Лингвопоэтика: традиции и перспективы // Научные доклады филологического факультета МГУ. Выпуск 5. - М.: МГУ, 2005. - С. 70-77.
8. Карпова Л. С., Липгарт А. А. Теория повествовательных типов и ее применение в лингвопоэтике // Вестник Поморского университета. Серия Гуманитарные и социальные науки.
- 2008. - № 14. - С. 224-228.
9. Липгарт А. А. К методологическим основаниям функционально-стилистических исследований // Философия языка. Функциональная стилистика. Лингвопоэтика: Сборник научных статей / Под ред. А. А. Липгарта, Е. М. Болычевой / Под ред. Е. М. Болычева. - Т. 3. - М.: Макс пресс, 2009. - С. 75-80.
10. Ахапкина Я. Э. Семантика времени в поэтическом тексте (на материале лирики Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама акмеистического периода творчества). - СПб.: Свое издательство, 2010. - 234 с.
11. Сидорова М. Ю., Липгарт А. А. Грамматика современной русской поэзии: линеаризация и синтаксические техники // Мир русского слова. - 2018. - № 3. - С. 52-71.
12. Арзамазов А. А. To be, or not to be: структурно-семантические вариации инфинитива (-ны) в удмуртской поэзии. - Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2012. - 257 с.
13. Арзамазов А. А. Лингвопоэтика времени в творчестве Петра Захарова: структурно-семантические репрезентации // Вестник угроведения. - 2018. - № 1. - С. 7-15
14. Захаров П. М. Вож выж = Зеленый мост: стихи, поэмы, переводы. - Ижевск: Изд-во ИжГТУ, 2001. - 272 с.
R e f e r e n c e s
1. Nikolina N. A. Filologicheskii analiz teksta: Ucheb. posobie dlya stud. vyssh. ped. ucheb. zavedenii. -M.: Izdatel'skii tsentr «Akademiya», 2003. - 256 s.
2. Turaeva Z. Ya. Kategoriya vremeni. Vremya grammaticheskoe i vremya khudozhestvennoe. Uchebnoe
posobie [dlya institutov i fakul'tetov inostrannykh yazykov]. - M.: Vyssh. shkola, 1979. - 219 s.
3. Glovinskaya M. Ya. Semanticheskie tipy vidovykh protivopostavlenii russkogo glagola. - M.: Nauka, 1982. - 155 s.
4. Shapir M. I. «Versus» vs «proza»: Prostranstvo-vremya poeticheskogo teksta // Philologica. - 1995.
- T. 2. - №3/4. - S. 7-47.
5. Gin Ya. I. Problemy poetiki grammaticheskikh kategorii. - SPb.: Akademicheskii proekt, 1996. - 224 s.
6. Bondarko A. V. Osnovy funktsional'noi grammatiki. Yazykovaya interpretatsiya idei vremeni. - SPb.: Izd-vo SPbGU, 1999. - 260 s.
7. Lipgart A. A. Lingvopoetika: traditsii i perspektivy // Nauchnye doklady filologicheskogo fakul'teta MGU. Vypusk 5. - M.: MGU, 2005. - S. 70-77.
8. Karpova L. S., Lipgart A. A. Teoriya povestvovatel'nykh tipov i ee primenenie v lingvopoetike // Vestnik Pomorskogo universiteta. Seriya Gumanitarnye i sotsial'nye nauki. - 2008. - № 14. - S. 224-228.
9. Lipgart A. A. K metodologicheskim osnovaniyam funktsional'no-stilisticheskikh issledovanii // Filo-sofiya yazyka. Funktsional'naya stilistika. Lingvopoetika: Sbornik nauchnykh statei / Pod red. A. A. Lipgarta, E. M. Bolychevoi / Pod red. E. M. Bolycheva. - T. 3. - M.: Maks press, 2009. - S. 75-80.
10. Akhapkina Ya. E. Semantika vremeni v poeticheskom tekste (na materiale liriki Anny Akhmatovoi i Osipa Mandel'shtama akmeisticheskogo perioda tvorchestva). - SPb.: Svoe izdatel'stvo, 2010. - 234 s.
11. Sidorova M. Yu., Lipgart A. A. Grammatika sovremennoi russkoi poezii: linearizatsiya i sintaksicheskie tekhniki // Mir russkogo slova. - 2018. - № 3. - S. 52-71.
12. Arzamazov A. A. To be, or not to be: strukturno-semanticheskie variatsii infinitiva (-ny) v udmurtskoi poezii. - Izhevsk: UIIYaL UrO RAN, 2012. - 257 s.
13. Arzamazov A. A. Lingvopoetika vremeni v tvorchestve Petra Zakharova: strukturno-semanticheskie reprezentatsii // Vestnik ugrovedeniya. - 2018. - № 1. - S. 7-15
14. Zakharov P. M. Vozh vyzh = Zelenyi most: stikhi, poemy, perevody. - Izhevsk: Izd-vo IzhGTU, 2001.
- 272 s.
^SMír^ír
