CC BY
0
References
1. Grande B.M. Kurs arabskojgrammatiki vsravnitel'no-istoricheskom osveschenii. Moskva: Vostochnaya literatura, 2001.
2. Ismonov K.B. Leksiko-grammaticheskie ottenki«i'raba» v tadzhikskomyazyke. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Dushanbe, 2013.
3. Magomedov A.A. Arabskij literaturnyj yazyk. Strukturnyj metod. Sankt-Peterburg: Dilya, 2024; Ch. 1.
4. Abdullaev Z.G. Darginskij yazyk. Yazykinarodov SSSR. Moskva, 1967; T. 4: 508-523.
5. Abdullaev S.N. Grammatika darginskogo yazyka (fonetika imorfologiya). Mahachkala: Dagistanskij filial AN SSSR, 1954.
6. Byhovskaya S.L. Perezhitki inklyuziva i 'eksklyuziva v darginskih dialektah. Yazyk i myshlenie. Moskva - Leningrad, 1940; T. 9.
Статья поступила в редакцию 17.06.24
УДК 82-311.6
Magomedova Z.K., Dootor of Sciences (Philology), chief researcher, Institute of Language, Literature and Art n.a. Tsadasa, Dagestan Federal Research Centre
of the Russian Academy of Sciences (Makhachkala, Russia), E-mail: m.zuleyha68@mail.ru
ARTISTIC TRANSFORMATION OF FOLK-MYTHOLOGICAL REALITIES IN THE STORY KHALIL-BEK MUSAYASUL "COUNTRY OF THE LAST KNIGHTS".
The story "The country of the Last Knights" was created by the world famous Dagestani Khalibek Musayasul during his stay in Germany. The book was published by the Munich publishing house K.H. von Beck in 1936, enjoyed success among readers, and was translated into other European languages. 63 years later, Khalilbek Musayasul's story was published in the author's homeland in Dagestan. The story describes calendar and ritual events in some detail, which indicates not only the author's good memory, but also, without a doubt, a thorough acquaintance with ethnographic literature. Pictures of the nature of the mountain region occupy a significant place in the story. In this nature, the author sees the law and order that will later serve as an example of the sublime and beautiful for him throughout his life. His heightened perception of the surrounding world is often associated with mythological images that populate mountains and gorges, rivers and valleys, ancient gods and spirits, which the artist repeatedly mentions in his work. The mixing of myth and reality occurs in the story through the use of details related to real life. The synthesis of artistic means, the factual and mythopoetics of the story, the figurative system give the work volume and depth.
Key words: mythopoetics, synthesis, ethnography, interpretation, specifics, ritual
З.К. Магомедова, д-р филол. наук, гл. науч. сотр. Института языка, литературы и искусства имени Г. Цадаоы Дагестанского федерального
исследовательского центра РАН, г. Махачкала, E-mail: m.zuleyha68@mail.ru
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ ФОЛЬКЛОРНО-МИФОЛОГИЧЕСКИХ РЕАЛИЙ В ПОВЕСТИ ХАЛИЛБЕКА МУСАЯСУЛ «СТРАНА ПОСЛЕДНИХ РЫЦАРЕЙ»
Повесть «Страна последних рыцарей» создана всемирно известным художником-дагестанцем Халилбеком Мусаясул во время его пребывания в Германии. Книга, изданная Мюнхенским издательством К.Х. фон Бека в 1936 году пользовалась успехом у читателей, была переведена на другие европейские языки. Спустя 63 года повесть Халил-бека Мусаясул была издана на родине автора - в Дагестане. В повести довольно подробно описываются календар-но-обрядовые действа, что свидетельствует не только о хорошей памяти автора, но и, без сомнения, об основательном знакомстве с этнографической литературой. Значительное место в повести занимают картины природы горного края. В этой природе автор видит тот закон и порядок, которые в дальнейшем станут служить для него образцом возвышенного и прекрасного на протяжении всей его жизни. Обостренное восприятие окружающего мира зачастую связано у него с мифологическими образами, которыми населены горы и ущелья, реки и долины, древними богами и духами, которых художник неоднократно упоминает в своем произведении. Смешение мифа и реальности происходит в повести путем использования деталей, относящихся к реальной жизни. Синтез художественных средств, фактология и мифопоэтика повести, образная система придают произведению объемность и глубину.
Ключевые слова: мифопоэтика, синтез, этнографизм, интерпретация, конкретика, обряд
Актуальность данной статьи связана с тем, что творчеству Халилбека Мусаясул присуща индивидуально-образная манера осмысления национального мира. Сочетание условного и отвлеченного с жизненной конкретикой, синтез и взаимодействие различных видов художественного высказывания сгущают и собирают как в фокусе реальность, перетекающую порой в мифологический дискурс. Все это сказалось на художественных особенностях повести.
Целью исследования является выявление художественной трансформации фольклорно-мифологических мотивов в повести Халилбека Мусаясул «Страна последних рыцарей». Для достижения цели автор статьи ставит перед собой следующие задачи:
- определение доминирующих черт поэтики и стилистики повести;
- выявление особенностей образной системы, художественных и содержательных элементов, посредством которых автор пришел к созданию оригинального по своей художественной форме произведения.
Научная новизна статьи обусловлена рассмотрением индивидуально-образной манеры автора, которая органично соединила разноплановый материал: художественный, этнографический, мифопоэтический.
Объектом статьи является повесть Халилбека Мусаясул «Страна последних рыцарей».
Предмет статьи - художественное воплощение разностилевого материала в едином содержательном дискурсе.
Практическая значимость статьи состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в программах вузовского преподавания, а также при составлении спецкурсов на филологических факультетах республиканских вузов и колледжей.
Теоретическая значимость статьи заключается в том, что она должна восполнить пробелы в изучении творчества Халилбека Мусаясул, представить полную картину специфики его литературного творчества.
Образ родины в повести «Страна последних рыцарей» строится по законам романтического двоемирия. Как у всякого романтика, реальная действительность, увиденная автором сквозь призму идеала, предстает несоответствующей этому идеалу и потому часто отвергается и заменяется другой - воображаемой.
Издалека Страна гор представляется художнику обиталищем особой породы людей. В повести большое место занимают истории о нартах и джиннах, рассказы о древних богах, о добром духе дома (домовом), баллады о легендарном абреке Хочбаре из Гидатля. Все эти фольклорно-мифологические тексты сливаются в обширный пласт, представляя единое метатекстовое единство. Мусаясул предстает как мифотворец, умело стилизующий древние фольклорные архетипы и умело вплетающий их в ткань повествования.
По этому поводу К. Султанов верно замечает, что «...на наших глазах творится динамичный культурный миф, выстраивается определенная мифопоэти-ческая модель, отмеченная доминирующими признаками уникальности и неповторимой самобытности, которая не сводится только к магии этнокультурного субстрата» [1, с. 109].
Особое место в книге занимают описания календарных обрядов горцев, таких как «оцбай» и «гвай», обряд вызывания дождя. Все эти обряды, помещенные в контекст мемуарно-автобиографического описания, становятся значимыми компонентами художественной структуры произведения.
Мусаясул обнаруживает хорошее знание мифологических представлений и культовых обрядов горцев и свободно ориентируется в мире сказок, преданий, баллад, в передаче которых он довольно подробен. Если учесть, что повесть «Страна последних рыцарей» была издана в 1936 году, а он уехал из Дагестана гораздо раньше, то возникает вопрос: можно ли это объяснить особенностями памяти, удерживавшей все тонкости и детали, или все-таки художник пользовался еще какой-то специальной литературой?
В какой-то мере свет на эти моменты проливают письма Халилбека брату Каиру из разных мест. В письме из Мадрида, датированном 1930 годом, он упоминает об известном немецком лингвисте и библиографе Адольфе Дирре, который был автором грамматик табасаранского, арчинского и других языков Кавказа, собирателем текстов ашугских песен. Сборник текстов кавказских сказок, составленный Дирром, был издан в Йене (1920) и Лондоне (1925).
В указанном письме Халилбек пишет: «...он был большой знаток наших языков и написал целую серию книг о Кавказе, баллады и сказки, бедный, недавно умер, и я очень огорчен» [2, с. 189].
Можно предположить, что тяга к романтически-фантазийному описанию горских реалий, помимо собственных наклонностей художника, питалась еще и внешними факторами, а дружба и сотрудничество с Адольфом Дирром сыграла немалую роль в неугасающем интересе художника к преданиям, обычаям к обрядам родины.
В повести календарно-обрядовые действа описываются довольно подробно, что свидетельствует не только о хорошей памяти автора, но и, без сомнения, об основательном знакомстве с этнографической литературой. Эффекты достоверности знания того или иного обряда усиливаются посредством высокой степени беллетризации материала. Взгляд художника отмечает все, что связано с приходом весны, с ожиданием расцвета природы. В таком отражении даже этнографический материал, описание обряда, оставаясь научно достоверными, становятся явлением художественной литературы. В такой же тональности передается все, что связано с работами на природе - сенокос, жатва, стрижка овец, заготовка продуктов на зиму.
В описании всех этих процессов доминирует яркое мироощущение художника, все наполнено радостью бытия, единения с природой, людьми. Эпизоды мирного быта составляют особенный мир, расцвеченный красками природы.
В памяти художника сохранялись детские воспоминания, подкорректированные ознакомлением с этнографической литературой. В результате читатели повести имеют возможность окунуться в самую гущу событий, описываемых автором. Ярко и выразительно рисует он один из самых распространенных календарных обрядов в Дагестане - праздник первой борозды (в аварском варианте - «оцбай»).
Автор подробным образом описывает этапы этого календарно-обрядового действа, общего у всех народов Кавказа, но в каждом этносе и даже селе имеющего свои отличительные признаки.
Передавая свои эмоции, он представляет объективные и субъективные представления о них. Безусловно, здесь он субъективен, позитив, которыми пронизаны его воспоминания, имеют свою подоплеку, но далеко не во всем. Идеализация горского быта, самих образов горцев - явление довольно нетипичное, в особенности, если автор сам является представителем данного этноса.
Образная интерпретация действительности романтизирована и оттого далека от объективности. При этом конкретная семантика дескрипций окружающего мира вполне соответствует реальности. Более того, эти дескрипции органично сочетаются с фольклорным, этнографическим, фактологически выверенным материалом.
Описание еще одного обычая может служить примером вышеуказанного синтеза этнографизма и художественной его интерпретации.
Мусаясул рассказывает и об обычае «гвай», который сохранился с древности. Образ жизни, хозяйственная направленность, стародавность традиции коллективизма создали условия для распространения в сфере дагестанских горцев определенных видов взаимопомощи. Она распространялась на многие сферы жизни горского общества и была большим подспорьем для семьи либо тухума, которые всегда могли рассчитывать при необходимости на помощь и поддержку родственников и односельчан при различных видах хозяйственных работ, в подготовке к свадьбе, проведении похорон и т. д.: «Очень важной составной частью «гвая» была музыка. Кто-то приносил чунгур и пел под его аккомпанемент хорошо всем знакомые шутливые куплеты, на них, в свою очередь, отвечали девушки. Время от времени кто-то тут же сочинял новую частушку, которая, как метко пущенная стрела, достигала своей цели. Все новое быстро подхватывалось и запоминалось наизусть» [3, с. 23].
Национальная жизнь, описанная в повести, втягивает в зону своего воздействия целый ряд других подробностей и деталей.
Характерным для творчества Халилбека Мусаясул является сочетание условного и отвлеченного с живописной конкретностью, порой натурализм, стремление к синтезу и взаимодействию различных видов фольклорно-мифологиче-ского материала, причудливый метафоризм.
Аллегорические элементы, более свойственные пантеистическому мировосприятию европейского ренессансного типа, органично врастают в ткань повествования. Возникают два аспекта отражения мифологического пласта в тексте - сугубо национальный, фольклорный и общеевропейский с превалированием антропоморфных элементов. Эта двойственность придает повести новую глубину, выявляя множественность архетипических моделей мира, вызывая разнообразие мифических и литературных ассоциаций.
Наиболее показательно в этом смысле описание обряда вызывания дождя. При всех сугубо традиционных элементах, свойственных именно данному региону, здесь явственно проступает описание живописной языческой европейской традиции, когда женские образы представляют богинь лесов (дриады, нимфы), водоемов (наяды), а в пышных зарослях лесов таится множество духов леса, воды, цветов.
Антропоморфизм охватывал мифологические системы всех народов. В каждом народе наблюдается своеобразное выражение древних архетипов природы. В данном случае можно говорить о том, что на реальную основу - молебен о ниспослании дождя - накладывается два аспекта мифологической традиции, каждая со своей внешней символикой.
У каждого из этносов Дагестана бытовал свой обряд вызывания дождя, отличавшийся лишь деталями. «У аварцев мальчика наряжали до пяток в зеленый
наряд из растений. Это чучело символизировало растительное царство, томимое жаждой.
Люди обливали зеленое чучело водой и одаривали мальчиков чем-нибудь, но большей частью яйцами - символом плодородия...» [4, с. 139].
В повести вместо мальчика фигурирует девочка: «Когда участники шествия дошли до нашего дома, я увидел, что одетым в зелень загадочным существом была не кто-нибудь, а Билан, маленькая пастушка, которую я хорошо знал. Но сегодня, когда она стала центром такой важной церемонии, я впервые по-настоящему разглядел ее. Она была сплошь покрыта листьями и вьющимися растениями» [3, с. 146].
При всей реальности изображаемых событий данная зарисовка сохраняет условность изображения, действия, времени и даже физического пространства, в котором совершаются события. Условные приемы дескрипции выделяются посредством слов «загадочное существо», «маленькая пастушка», «покрыта листьями и вьющимися растениями», «венок из листьев», «духи, обитающие в деревьях».
Обряд вызывания дождя в горном ауле претерпевает в повести художественные превращения. Он сочетается с мотивами европейской мифологии, вызывает в памяти пантеистические картины, а образ девушки удивительным образом связан с образом лесной нимфы, многократно воспетой классиками европейского и русского романтизма.
Идущие из глубины веков мифологические сюжеты представлены в повести либо как фольклорный материал, но чаще - как событие, трансформированное автором и вписанное в контекст его биографических реалий.
Исследователь мифологии народов Дагестана, этнограф РИ. Сефербеков отмечает, что «до сих пор в быту и культуре аварцев-андаляльцев сохранилось множество языческих мифологических персонажей былого пантеона и пандемониума» [5, с. 103].
Так, описание классического мифологического персонажа - домового -носит в повести характер достоверного факта, поскольку этот персонаж является наиболее распространенной фигурой параллельного мира, всегда соседствующего с человеком. Удивляет тонкость детализации автором повести всех черт и характеристик, совпадающих со многими описаниями домового, приведенными в трудах этнографов. Художник вспоминает: «Каждую неделю по пятницам в подвале на один и тот же камень доброму духу ставили хлеб и мед в качестве пожертвования, но в последние годы обычай был забыт, потому что братья не верили в домового и запретили подношение даров, которые, несмотря на все запоры и замки, каждый раз находили съеденными. Легенда гласила, что джинн похож на овна с золотой шерстью, но когда тетушка Айшат увидела его однажды под сумрачными сводами, то была поражена, потому что ей он явился в образе петуха, но с золотой бараньей головой. Айшат была наивная, простая душа, которая не осмелилась бы придумать такое» [3, с. 179].
Миропонимание юноши Халилбека базируется на различных способах восприятия им окружающего мира - религиозном, мифологизированном, художественном. Образ жизни, прописанный семейной и общественной традициями, приводит мальчика в стены медресе, где он прилежно изучает священные тексты. Влияние, которое оказали на него учеба и, главное, учителя, не могли пройти бесследно. С теплотой и почитанием описывает он образ главного учителя в медресе, старца Мухаммада, который оставил в душе подростка настолько яркое впечатление, что передает даже мельчайшие бытовые детали, связанные с ним, ту ауру благости, которая в Дагестане называется «барака-том».
Несмотря на искреннюю набожность подростка, он постоянно испытывал нестерпимое желание рисовать героев преданий, образы, порожденные его фантазией. «За это меня обвиняли в безбожии, постоянно отнимали и выбрасывали мои карандаши» [3, с. 158].
Противоборство двух начал в душе мальчика подчеркнуто в повести неоднократно. Отъезд на учебу в Грозный в русскую школу стал равноценен полному краху все основ его бытия. И только старец Мухаммад в медресе поддержал его и благословил на отъезд. С этих пор началась для будущего художника дорога из дома, которая закончилась совсем в других краях.
Таким образом, в статье показано, что повесть Халилбека Мусаясул «Страна последних рыцарей», построенная на мемуарных материалах, выходит за пределы воссоздания индивидуальной судьбы. Внешне это произведение как будто не претендует на то, чтобы быть чем-то большим, чем ностальгические заметки об эпизодах детства и юности художника, но повествование незаметно теряет конкретные очертания, отходит от жанровой заданности, достигает высокого уровня, отражающего онтологическую суть национального художественного сознания.
Халилбек Мусаясул осмысливает мир своей юности в индивидуальной образной манере. Мифы, предания, легенды являются такими же текстовыми реалиями, как сюжет, композиция, реалистические детали, которые опираются на глубинный архетипический контекст.
Обращение к фольклорно-мифологическим образам и традициям - характерная черта художественного мышления автора повести. Сложное сочетание реалистических и мифопоэтических компонентов текста нарушает общепринятую жанровую схему, в результате чего повесть приобретает элементы композиционной новизны.
Рисуя картины быта, пейзажи родного края, художник обращается к сюжетам древних преданий, которые нашли отражение в традициях и обрядах населяющих его людей.
В повести «Страна последних рыцарей» мифологические сюжеты - не просто эстетическая категория, но древнее наследие его родины, связующее прошлое с настоящим.
Библиографический список
Переосмысление и трансформация фольклорно-мифологических образов и преданий способствуют тому, что автор красочно творит свой национально окрашенный мир, в котором он рос и формировался.
Очевидно, что тяга художника в основном питалась не общепринятыми для дагестанцев нормами религиозного мировосприятия, а духовной энергией сакрали-зованных им самим причудливых мистических представлений об окружающем мире.
1. Султанов К. От дома к Миру: Этнонациональная идентичность в литературе и межкультурный диалог. Москва: Наука, 2007.
2. Халил-Бек Мусаясул - художник и личность: сборник материалов юбилейной сессии, посвященной 110-летию со дня рождения Халилбека Мусаясул им 100-летия баронессы фон Нагель. Махачкала: ИЯЛИ ДНЦ РАН, 2009.
3. Мусаясул Х.-Б. Страна последних рыцарей. Повесть о мире Кавказских гор. Махачкала, 1999.
4. Халилов Х.М. Календарно-обрядовая поэзия. Традиционный фольклор народов Дагестана. Москва: Наука, 1991.
5. Сефербеков РИ. К характеристике некоторых мифологических персонажей аварцев-андаляльцев. Вестник ДНЦ РАН. Махачкала. 2004; № 19. References
1. Sultanov K. Ot doma k Miru: 'Etnonacional'naya identichnost' v literature i mezhkul'turnyj dialog. Moskva: Nauka, 2007.
2. Halil-Bek Musayasul - hudozhnik i lichnost': sbornik materialov yubilejnoj sessii, posvyaschennoj 110-letiyu so dnya rozhdeniya Halilbeka Musayasul im 100-letiya baronessy fon Nagel'. Mahachkala: lYaLI DNC RAN, 2009.
3. Musayasul H.-B. Strana poslednih rycarej. Povest' o mire Kavkazskih gor. Mahachkala, 1999.
4. Halilov H.M. Kalendarno-obryadovaya po'eziya. Tradicionnyj fol'klor narodov Dagestana. Moskva: Nauka, 1991.
5. Seferbekov R.I. K harakteristike nekotoryh mifologicheskih personazhej avarcev-andalyal'cev. Vestnik DNC RAN. Mahachkala. 2004; № 19.
Статья поступила в редакцию 06.06.24
УДК 811
Milovanova M.V., Doctor of Sciences (Philology), Professor, Volgograd State University (Volgograd, Russia), E-mail: mv_milovanova@volsu.ru
HISTORY OF THE DEVELOPMENT OF CONCEPTS ABOUT MAN AND WOMAN IN THE RUSSIAN LANGUAGE (BASED ON LEXICOGRAPHICAL SOURCES). The article examines features of objectification in lexicographic sources of the Russian language of various chronological periods of the universal opposition "man - woman" using the example of key representatives - the lexemes of the same names man and woman. As a result of the definitional analysis of these units, changes within the opposition are revealed. it has been established that in explanatory dictionaries of the 18th - 19th centuries, in comparison with earlier sources, the following changes occur: within the framework of the opposition, a new characteristic appears - maturity (in relation to a man this is a social parameter, in relation to a woman - a natural one). The concept of "woman" takes on a positive connotation. The research determines that in the materials of dictionaries of the XX and XXI centuries within the framework of the opposition under consideration the natural component of these concepts is emphasized to a greater extent. A conclusion is made about changes in the reflection of gender stereotyping processes in dictionary sources. Thus, a number of stereotypes are disappearing, new ones are appearing, however, in all the selected chronological sections, the persistence of the stereotype "firm, courageous" in relation to a man and "ambivalent (multidirectional) behavior" in relation to a woman can be traced.
Key words: woman, Frau, Weib, translation, lexical correspondences
М.В. Милованова, д-р филол. наук, проф., Волгоградский государственный университет, г. Волгоград, E-mail: mv_milovanova@volsu.ru
ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О МУЖЧИНЕ И ЖЕНЩИНЕ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ)
В статье рассматриваются особенности объективации в лексикографических источниках русского языка различных хронологических периодов универсальной оппозиции «мужчина - женщина» на примере ключевых репрезентантов - одноименных лексем мужчина, женщина. В результате дефиниционного анализа данных единиц выявляются изменения внутри оппозиции. Установлено, что в толковых словарях XVIII-XIX вв., по сравнению с более ранними источниками, происходят следующие изменения: в рамках оппозиции появляется новая характеристика - зрелость (по отношению к мужчине - это социальный параметр, по отношению к женщине - природный), при этом понятие «женщина» приобретает положительную окрашенность. Определено, что в материалах словарей XX и XXI вв. в рамках рассматриваемой оппозиции в большей степени подчеркивается природная составляющая данных понятий. Сделан вывод об изменениях в отражении в словарных источниках процессов гендерной стереотипизации. Так, ряд стереотипов уходит, появляются новые, однако на всех выделенных хронологических срезах прослеживается сохранение стереотипа «твердый, мужественный» по отношению к мужчине и «амбивалентное (разнонаправленное) поведение» по отношению к женщине.
Ключевые слова: гендерные стереотипы, лексикографические источники, мужчина, женщина, диахрония
Актуальность работы определяется междисциплинарным характером такого направления, как гендерная лингвистика, которое тесно связано с различными другими направлениями гуманитарных исследований. Особое внимание в рамках гендерной лингвистики занимает проблема стереотипов. В трудах зарубежных ученых проблематика гендерной стереотипизации рассматривается в различных аспектах, прежде всего прикладных [1; 2]. В центре внимания отечественных ученых, занимающихся разработкой данной проблематики, находится изучение особенностей репрезентации гендерных стереотипов в языке в рамках лингвокультурологии, аксиологической лингвистики, теории и практики дискурса [3; 4].
Особого внимания заслуживает проблема отражения процессов гендерной стереотипизации в лексикографических источниках, которая не до конца разработана, в том числе в аспекте диахронии. В этом аспекте толковые словари содержат ценные сведения, позволяющие проследить, как изменялась в истории языка интерпретация тех или иных универсальных понятий. Целью работы является рассмотрение особенностей представленности в толковых словарях русского языка различных хронологических периодов понятий «мужчина», «женщина». В рамках цели можно обозначить следующие задачи: 1) определить особенности развития оппозиции, которую образуют обозначенные понятия; 2) проследить
специфику отражения в материалах словарей процессов гендерной стереотипи-зации; 3) охарактеризовать сложившиеся в обществе представления о данных понятиях на разных этапах его существования, влияющие на приписываемые определенному гендеру социальные роли.
Научная новизна предложенной тематики определяется расширением сведений о процессах гендерной стереотипизации и развитии универсальной оппозиции «мужчина - женщина» в русском языке. Теоретическая значимость работы заключается в дальнейшей разработке вопросов гендерной лингвистики в области отражения в языке типичных представлений о мужчине и женщине. Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть применимы в вузовских курсах лексикологии, лексикографии, в рамках спецкурсов по гендерной лингвистике. Основными методами в работе являются элементы метода компонентного анализа, сопоставительный метод (анализ ключевых единиц-репрезентантов рассматриваемой оппозиции на материале различных хронологических срезов).
Материалом исследования послужили толковые словари русского языка различных хронологических периодов: XVIII, XIX, XX, XXI вв. В качестве ключевых репрезентантов оппозиции «мужчина - женщина» нами рассматриваются одноименные лексемы мужчина, женщина, которые, как известно, вошли в ли-
