CC BY
35
Хроника «второго парохода»
Рец. на: Прот. Александр Шмеман. Прот. Георгий Флоровский: Письма 1947-1955 годов / Сост., пред. П. Гаврилюк. М.: Изд-во ПСТГУ, 2019. 448 с.: илл.
A Chronicle of the "Second Steamship"
Rev. of: Прот. Александр Шмеман. Прот. Георгий Флоровский: Письма
1947-1955 годов / Сост., пред. П. Гаврилюк. М.: Изд-во ПСТГУ, 2019.
448 с.: илл.
В 2019 г. в издательстве Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета была опубликована переписка двух известных богословов ХХ в. прот. А. Шмемана и прот. Г. Флоровского. Книга подготовлена к печати известным американским православным богословом — профессором Павлом Гаврилюком. Издание снабжено обстоятельной вступительной статьей (с. 8—102; П. Гаврилюк скромно называет ее «предисловием»), а также многочисленными комментариями, помогающими понять общий исторический контекст эпохи и проясняющими частные детали.
Опубликованная переписка охватывает относительно узкий период времени, менее десяти лет — 1947—1955 гг. Всего в книгу вошло 62 письма Шмемана и 26 писем Флоровского. Причем львиная доля этих писем относится к 1949— 1951 гг. (31 письмо Шмемана и 23 письма Флоровского). Именно в эти три года между двумя богословами велась интенсивная переписка в связи с подготовкой переезда прот. А. Шмемана из Франции в Америку. Не будет преувеличением сказать, что опубликованная переписка прежде всего детально документирует историю так называемого «второго парохода».
Во вступительной статье П. Гаврилюк подробно описывает жизненный путь Флоровского и Шмемана, постоянно обыгрывая тему этого символического «второго парохода». Ему удалось создать весьма емкую и многозначную метафору. «Первым пароходом» (или точнее, «философским пароходом») П. Гаврилюк по традиции называет события 1922—23 гг., когда советскими властями была проведена акция по высылке за рубеж оппозиционных представителей интеллигенции (в том числе богословов и философов). На пароходах, отправлявшихся из Петрограда, Одессы и Севастополя, а также на поездах из Москвы за границу были высланы несколько сотен человек. Среди них были известные русские философы Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, И. А. Ильин, Н. О. Лосский, С. Е. Трубецкой, и другие. «Философский пароход» был насильственной акцией, которая олицетворяла жесткую борьбу новой власти с инакомыслием.
Но в истории русской религиозно-философской мысли «первый пароход» стал не только символом репрессий, но и знаком принципиальной смены парадигмы. Именно в эмиграции высланные с Родины философы осуществили синтез, который не мог состояться в старой России. Как верно отмечает П. Гав-рилюк, именно в эмиграции мы видим тесное сотрудничество академического богословия и вольной религиозной философии (с. 71). Плодом этого сотрудничества стал Свято-Сергиевский богословский институт и родившееся в нем так называемое парижское богословие.
Хотя семья Флоровских добровольно выехала в эмиграцию еще в 1920 г., все же, как выражается П. Гаврилюк, «их также можно считать пассажирами богословской палубы "философского парохода"» (с. 12). С 1926 г. Г. В. Флоровский был профессором Свято-Сергиевского института, преподавал здесь патрологию. Тогда он относился к молодому поколению «русских парижан» и в своем творчестве сделал принципиальный шаг вперед по сравнению с классическим «парижским богословием». Флоровский не разделял софиологических построений прот. С. Булгакова. «Пути русского богословия», изданные Флоровским в Париже в 1937 г., содержали жесткую критику в адрес русской религиозной философии. Эта книга была сдержанно воспринята парижской эмиграцией. К 1940-м гг. Флоровский идейно полностью разошелся с большинством профессоров Свято-Сергиевского института и в результате в 1948 г. уехал в США, где стал ректором Свято-Владимирской семинарии.
Переезд Флоровского за океан и стал символическим началом эпохи «второго парохода». Переезд мыслителей-эмигрантов в США был не только сменой географической локации. Это была очередная смена парадигмы. Если «первый пароход» породил синтез русской философии и академического богословия, то «второй пароход» фактически означал преодоление в эмигрантском богословии национального начала и создание богословской школы, которая претендовала на «вселенское измерение». Флоровский предчувствовал этот переворот еще в 1930-е гг. Уже тогда он писал о собственном отречении от «национального» в пользу «вселенского» (см. с. 23—24).
Эпоха «второго парохода» связана с более внимательным обращением как к патристическому наследию, так и к традиции Церкви в целом. В трудах прот. А. Шмемана американского периода была осуществлена попытка нового осмысления литургического предания. Его книги без преувеличения совершили переворот в православной мысли и решающим образом повлияли на дальнейшее развитие богословия.
Публикуемая переписка хорошо фиксирует хронику «второго парохода». Речь идет не только о многочисленных бытовых деталях, связанных с подготовкой и переездом семьи Шмеманов в Америку, но и об идейном осмыслении этого события. Письма Шмемана полны размышлений об актуальном состоянии Свято-Сергиевского института и о поисках путей к новой парадигме богословской мысли. Он в весьма мрачных тонах описывает ситуацию в институте в Париже на рубеже 1940-50-х гг. Здесь следует согласиться с П. Гаврилюком, который призывает к «сбалансированной оценке» высказываний Шмемана о Свято-Сергиевском институте (с. 59). Тем не менее переписка наполнена глу-
боким переживанием смены эпох. Золотой век «парижского богословия» подходил к концу. Оба респондента (и Шмеман, и Флоровский) ясно это понимали и искали новое качество православной мысли. Они буквально вынашивали идею этого «нового богословия». И в переписке можно видеть еще неясные очертания новой эпохи.
Одну из этих черт мы уже обозначили: преодоление «национального» в пользу «вселенского». Вторая черта, о которой тоже было сказано, — это подлинное возвращение к отцам Церкви и преодоление «модернизма» парижской школы. Еще одна важная черта новой эпохи — это активное вовлечение православных богословов в экуменическое движение. И Флоровский, и Шмеман на рубеже 1940-50-х гг. были активными участниками экуменического движения, участвуя, например, в работе Всемирного совета церквей и иных межхристианских организаций.
В этом отношении чрезвычайно важны размышления прот. А. Шмемана в письме от 12 августа 1947 г. Здесь он ясно разграничивает два возможных подхода к экуменизму со стороны православных богословов. Первый подход рассматривает межхристианские форумы исключительно как удобную площадку «для проповеди и обращения, но не для общей работы» (с. 113). К сторонникам такого подхода Шмеман, в частности, относит В. Н. Лосского и Е. Е. Ковалевского. С этой точки зрения участие Православной Церкви в экуменическом движении обусловлено лишь возможностью свидетельствовать о православии и обращать в православие инославных. Однако сам Шмеман смотрел на экуменизм иначе. Рассуждая о деятельности Содружества святого Албания и преподобного Сергия, в котором сотрудничали православные и англикане, Шмеман говорит, что Содружество всегда было внутренне единым, «и это единство происходило от сознания общего ответственного богословского искания». В этом искании каждый участник, «не отказываясь от своего, старался до конца понять другого, иметь его опыт — и извлечь из него для себя всё ценное и важное» (с. 113). Такой подход видит цель экуменизма в открытости к иным христианским традициям. Шмеман понимает общение с другим как обогащение. То есть, с его точки зрения, экуменический диалог — это взаимное свидетельство и взаимная открытость, которая предполагает взаимное же обогащение. После переезда в США прот. А. Шмеман всегда развивал именно такой подход к экуменизму.
Таким образом, «второй пароход» привел к формированию нового облика православного богословия. И несмотря на то что США вовсе не принадлежат к странам с традиционной православной церковностью, вклад американских богословов в развитие православной теологии во второй половине ХХ в. был весьма значимым.
Важной составной частью публикации переписки прот. А. Шмемана и прот. Г. Флоровского являются обстоятельные комментарии. Они позволяют более широко понять исторический и идейный контекст переписки. Павел Гав-рилюк проявляет чудеса эрудиции, идентифицируя личности, которые лишь вскользь упомянуты в письмах. Он также сообщает массу важных подробностей о жизни Свято-Сергиевского института и Свято-Владимирской семинарии, о взаимоотношениях внутри русской эмиграции как во Франции, так и в США,
поясняет реалии межхристианского диалога в 1940-50-е гг. Все это существенно повышает научную ценность издания.
Тем не менее порой и во вступительной статье (предисловии), и в комментариях встречаются суждения, которые хотелось бы дополнить, уточнить или скорректировать. Приведем несколько таких примеров.
В предисловии П. Гаврилюк указывает, что Г. В. Флоровский был сыном протоиерея Василия Антоновича Флоровского (1852—1928), который в 1900 г. был назначен ректором Одесской духовной семинарии, однако уже в 1903 г. «был вынужден подать в отставку по причине студенческих протестов». И далее П. Гаврилюк пишет: «Хотя обстоятельства отставки о. Василия неизвестны, студенческие волнения были нередко связаны с авторитарным стилем руководства, присущим администрации духовных учебных заведений дореволюционного периода» (с. 11). Это лаконичное упоминание о протоиерее Василии Флоровском требует уточнений. Хотя мне не приходилось встречать специальных исследований, посвященных событиям в Одесской семинарии осенью 1902 г., все же упоминания об этом сюжете присутствуют как в источниках начала ХХ в., так и в более поздней литературе.
Протоиерей Василий Флоровский был назначен ректором Одесской духовной семинарии указом Св. Синода от 25 октября 1900 г. и вступил в должность 6 ноября 1900 г. Предыдущий ректор протоиерей Мартирий Чемена был уволен на покой по собственному прошению1. Назначение нового ректора было связано, прежде всего, с тем, что в августе 1900 г. Св. Синод дал разрешение на строительство новых зданий для Одесской семинарии и 8 сентября 1900 г. было совершено освящение места для будущего строительства2. После этого началась активная подготовка к строительным работам. К тому времени протоиерею М. Чемене шел уже 70-й год. И по возрасту, и по состоянию здоровья он уже не мог руководить масштабным строительством. Именно поэтому прот. М. Чемена подал прошение об отставке. Вместо него был назначен более молодой, но уже вполне опытный священник Василий Флоровский, тогда же возведенный в сан протоиерея.
Нужно сказать, что прот. В. Флоровский справился с этой нелегкой задачей. Как и планировалось, строительные работы заняли весь 1901 г. и более половины 1902 г. Ожидалось, что в сентябре 1902 г. семинария начнет учебный год в новых зданиях. Однако переезд семинарии в новые помещения несколько затянулся, и потому учебный год начался не 1 сентября, а 4 октября3.
Буквально через месяц после начала учебы в новопостроенном семинарском здании случилось чрезвычайное происшествие. Упоминание о нем сохранилось, например, в дневнике митрополита Арсения (Стадницкого). На момент описываемых событий владыка Арсений был ректором Московской духовной
1 Определения Святейшего Синода // Херсонские епархиальные ведомости. 1900. № 22 (15 ноября). С. 381-382.
2 Из летописи Одесской духовной семинарии // Прибавления к «Херсонским епархиальным ведомостям». 1900. № 18 (15 сентября). С. 512-516.
3 Освящение новых зданий Одесской духовной семинарии и начало занятий в них в наступившем 1902/1903 учебном году // Прибавления к «Херсонским епархиальным ведомостям». 1902. № 20 (16 октября). С. 643-647.
академии. В пятницу 29 ноября 1902 г. он записал в дневнике, что общался с инспектором Курской духовной семинарии иеромонахом (впоследствии архиепископом) Борисом (Шипулиным). О. Борис рассказал владыке Арсению о событиях в Одессе. По его словам, после переезда в новое здание воспитанники семинарии «потребовали себе льгот, права ходить куда и когда угодно, свободы во всем». Сложилась конфликтная ситуация, результатом которой стало «предназначение к увольнению двадцати учеников». Однако до утверждения этого решения архиепископом Херсонским и Одесским Иустином (Охотиным) воспитанники, которых предлагалось отчислить, продолжали жить в семинарском общежитии. Они учинили жестокую расправу над руководством семинарии. Как говорил о. Борис (Шипулин), в начале ноября 1902 г. недовольные решением ректора семинаристы «повалили его на землю, топтали, кажется, изранили ножом, по крайней мере кровь пролита». Пораженный этим рассказом владыка Арсений воскликнул: «Боже, Боже, что делается, и это — будущие пастыри! Нет, положение наших семинарий, как места подготовки пастырей, совершенно ненормальное»4.
О бунте в Одесской семинарии упоминал позже и историк Б. Титлинов. В 1924 г. в своей книге «Молодежь и революция» он писал, что в результате беспорядков в октябре-ноябре 1902 г. в Одесской семинарии были избиты ректор и инспектор, а также разгромлены учебные и спальные комнаты. Для подавления бунта была привлечена полиция. После этого семинария была временно закрыта5.
В дневниковой записи от 30 декабря 1902 г. епископ Арсений рассказывает, как товарищ обер-прокурора В. К. Саблер иронически описывал случившееся в Одессе. Владыка писал: «Меня возмущало то вышучивание, приправленное славянизмами, с каким рассказывал Саблер об этом грустном событии, как "буии юнцы, прикрывши ланитами свои лики, устремились на протопопа и сокрушили ему ребра, причинив ему велие досаждение"; как "матушка-протопопица" взмолилась на коленях, чтобы ради нее и детей "не предавали умертвию" протопопа, и в подобном шутовском тоне. Да что же это за глумление? Там трагедия, а тут — комедия! Противно было также, как Саблер не без удовольствия повествовал, что он получал письма от одесских семинаристов (анонимы), которые вопияли о тех унижениях, какими они подвергались от своего начальства. Вот истоки сведений о начальстве! И "там" придают этим мутным источникам значение!» Вывод владыки Арсения был неутешителен: «Наша школа — банкрот... Ничего не делается для излечения больных сторон нашей школы. Все говорят о реформе, но если она и будет, то, несомненно, мертворожденная. Почему бы не устроить съезды ректоров, инспекторов, преподавателей? Боятся, чтобы не обнаружились воочию язвы нашей школы»6.
4 Арсений (Стадницкий), митр. Дневник: 1902-1903. Т. 2. М., 2012. С. 60.
5 Титлинов Б. В. Молодежь и революция. Из истории революционного движения среди учащейся молодежи духовных и средних учебных заведений. 1860-1905 гг. Ленинград, 1924. С. 82.
6 Арсений (Стадницкий), митр. Указ. соч. С. 78-79.
Сам отец Василий Флоровский тяжело пережил случившееся и подал прошение об увольнении с должности ректора. Как видно из дневника епископа Арсения, в Синоде виновным в конфликте считали само одесское семинарское начальство. В результате определением Св. Синода от 25 февраля 1903 г. протоиерей В. Флоровский был уволен от духовно-учебной службы, после чего перешел на епархиальную службу7. Уже 1 марта 1903 г. он был назначен настоятелем Покровской церкви г. Одессы8, а 4 августа 1905 г. стал настоятелем кафедрального Спасо-Преображенского собора в Одессе9.
Этот сюжет представляется нам крайне важным в контексте будущего участия отца Георгия Флоровского в создании системы духовного образования в эмиграции. Вполне очевидно, что события 1902 г. были потрясением не только для его отца, но и для всей семьи Флоровских. Георгию на тот момент было всего девять лет, и мы можем лишь гадать, как запечатлелись эти события в его детском сознании. Дерзнем предположить, что травматические воспоминания Флоровского о событиях 1902 г. могли влиять и на его отношение к духовному образованию в годы эмиграции. Создавая Свято-Владимирскую семинарию, прот. Г. Флоровский не мог не помнить о горьком опыте своего отца-ректора...
Если учесть весь этот непростой контекст, то можно по-новому взглянуть на споры между Флоровским и Шмеманом о том, каким должен быть надзор за студентами семинарии и какими, в частности, должны быть функции инспектора (см., например, письмо Шмемана Флоровскому от 22 февраля 1952 г., с. 339-344).
В целом было бы важно понять, как и в какой степени Флоровский желал транслировать в условиях эмиграции дореволюционную модель духовного образования. Его критика в адрес Свято-Тихоновской духовной семинарии в Южном Ханаане (South Canaan, штат Пенсильвания, США) была во многом связана с тем, что возглавлявший эту семинарию еп. Никон (Гревве) понимал ее именно как традиционную пастырскую школу. Флоровский же, создавая Свято-Владимирскую семинарию, стремился построить, прежде всего, богословскую школу. Для него в семинарии во главу угла необходимо было поставить богословское образование. При этом прот. А. Шмеман, как видно из его письма от 22 февраля 1952 г., пытался внести в жизнь семинарии заметную воспитательную составляющую. Шмеман, не отвергая значимости образовательных задач, стоящих перед семинарией, при этом настаивал, что не менее (а может, и более) важными являются задачи, связанные с воспитанием будущих пастырей Церкви.
Еще одно мое замечание связано с письмом прот. А. Шмемана от 12 августа 1947 г. Здесь он рассказывает о своей поездке в Абингдон (Abingdon, Великобритания), где проходил съезд Содружества святого Албания и преподобного Сергия. Шмеман пишет, что в составе делегации Западно-Европейского экзархата Московского Патриархата в съезде принимали участие «Евграф с Виннартихой»
7 Определение Святейшего Синода // Херсонские епархиальные ведомости. 1903. № 6 (16 марта). С. 102.
8 Распоряжения епархиального начальства // Там же. С. 104.
9 Распоряжения епархиального начальства // Там же. 1905. № 16 (16 августа). С. 283.
(с. 112, выделено мной. — В. Б.). Павел Гаврилюк абсолютно точно указывает, что «Евграф» — это священник Евграф Евграфович Ковалевский (впоследствии епископ Иоанн-Нектарий, 1905—1970), который был энтузиастом православия западного обряда10. Но вот кто такая «Виннартиха»? П. Гаврилюк делает предположение, что тут «речь идет о родственнице или знакомой» архимандрита Иринея (Виннарта (Irénée Winnaert), 1880—1937). Отец Ириней был основателем первой православной общины западного обряда в Париже11. После его смерти в 1937 г. одним из главных продолжателей его дела стал о. Евграф Ковалевский.
Что же это за «родственница или знакомая»? Вполне очевидно, что «Виннар-тихой» прот. А. Шмеман называет Ивонн Виннарт (Yvonne Winnaert), урожденную Бард (Barde) (1905-1997). Она была вдовой Иринея Виннарта. Здесь следует пояснить, что Ириней Виннарт (до принятия православия — Луи Шарль Виннарт) прошел весьма непростой путь. С 1905 г. он был католическим священником, однако в 1919 г. за свои либеральные взгляды был запрещен в служении, после чего сначала был протестантским пастором, потом сблизился с Англиканской Церковью, затем вошел в состав Свободной католической церкви (которая в 1916 г. выделилась из состава Старокатолической церкви). В 1922 г. в Лондоне глава и основатель Свободной католической церкви Дж. И. Веджвуд рукоположил Виннарта во епископа. Однако вскоре Виннарт разорвал отношения и с этой конфессией. В результате он создал независимую Католико-Евангелическую церковь с центром в Париже. С 1928 г. Ивонн Бард была прихожанкой этой церкви, а в июне 1930 г. вышла замуж за Луи Шарля Виннарта (который в то время был уже епископом).
В 1936 г. Виннарт вместе со своими прихожанами вошел в состав Русской Православной Церкви, принял монашество с именем Ириней и был возведен в сан архимандрита. С этого момента, естественно, его брак с Ивонной был прекращен (хотя, по всей видимости, Виннарт не успел оформить этот развод юридически). Его бывшая супруга также присоединилась к православию. В 1937 г. архим. Ириней скончался. После этого Ивонн Виннарт оставалась прихожанкой православной общины западного обряда в Париже, которой руководил Евграф Ковалевский. До конца жизни она оставалась активной пропагандисткой идеи западного православия и была ближайшей помощницей Евграфа Ковалевского. Неудивительно, что в 1947 г. она участвовала в съезде в Абингдоне вместе с о. Евграфом.
Весьма примечательно, что Шмеман шутливо называет ее «Виннартихой». Это ясно отражает то неоднозначное отношение к Ивонн Виннарт, которое сложилось в кругах русской эмиграции в Париже. Например, родной брат Евгра-фа Ковалевского Петр в 1948 г. писал в дневнике, что в Париже было распространено мнение, что Ивонн Виннарт сильно компрометирует дело западного
10 См.: Бурега В. В., Тюшагин В. В. Иоанн-Нектарий (Ковалевский Евграф Евграфович), епископ // Православная энциклопедия. Т. ХХУ. М., 2010. С. 139-142; Бурега В. В. Западный обряд в Православной Церкви: к проблеме православного свидетельства в Западной Европе // Свидетельство: традиции, формы, имена. К., 2013. С. 465-492.
11 См. о нем: Бурега В. В. Ириней (Винарт Луи Шарль), архимандрит // Православная энциклопедия. Т. XXVI. М., 2011. С. 456-458.
православия, так как «является вдовой епископа»12. Видимо, такое отношение к Ивонн Виннарт разделял и Шмеман.
Еще одна наша ремарка связана с письмом прот. Г. Флоровского от 18 августа 1953 г. Здесь он рассказывает Шмеману о своем пребывании в Боссэ (Швейцария) на собрании комиссии Всемирного совета церквей «Вера и церковное устройство». Между прочим, Флоровский пишет, что в праздник Преображения (то есть 19 августа, на следующий день после написания письма) он собирается совершать литургию в Боссэ в «мал[ой] chapel, в башне» (с. 355). При этом Флоровский упоминает, что антиминсом его «очень мило снабдил» епископ Леонтий. Ниже (в том же письме) Флоровский сообщает, что «еп. Леонтий в Женеве считается митрополитом». И добавляет: «До сих пор я не имел случая поговорить с ним обстоятельно» (с. 357). Павел Гаврилюк указывает в комментариях, что здесь имеется в виду Североамериканский митрополит Леонтий (Туркевич). Фразу о том, что в Женеве Леонтия считают митрополитом, П. Гаврилюк комментирует следующим образом: «Иными словами, в экуменических протестантских кругах, связанных с ВСЦ, вопрос о каноничности РПГКАЦ (Русской Православной Греко-Кафолической Церкви в Северной Америке. — В. Б.) и ее первоиерарха митр. Леонтия (Туркевича) не оспаривался» (с. 357).
На наш взгляд, здесь в комментарии вкралась ошибка. На протяжении всей переписки со Шмеманом прот. Г. Флоровский ни разу не называет владыку Леонтия (Туркевича) «епископом». До 1950 г. он именует его «архиепископом» (см., например, с. 242, 247), а после избрания владыки Леонтия первоиерархом Русской Православной Греко-Кафолической Церкви в Северной Америке (6 декабря 1950 г.). Флоровский именует его не иначе как «митрополитом». Причем Флоровский, как правило, называет его просто «митрополитом» или «нашим митрополитом», без указания имени (с. 272, 293, 305, 306, 307, 308, 323). Потому, по нашему мнению, в письме 18 августа 1953 г. упоминается не митрополит Леонтий (Туркевич), а викарий Западно-Европейской епархии РПЦЗ епископ Женевский Леонтий (Бартошевич, 1914—1956)13. Он стал епископом в 1950 г. и тогда же получил назначение в Женеву. Позже первоиерарх РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский) так говорил о назначении епископа Леонтия в Швейцарию: «Женева — центр, где сплетается множество международных отношений и где главный центр т. наз. экуменизма, с которым нам так часто приходится встречаться. Он (епископ Леонтий. — В. Б.) обладал общими дарованиями, к которым относится и то, что он блестяще владел французским языком, чем облегчалось сношение с внешним миром»14. То есть предполагалось, что епископ Леонтий, находясь в Женеве, сможет более внимательно изучить экуменическое движение и снабдить руководство РПЦЗ надежной информацией на сей счет.
12 Пасхальный свет на улице Дарю: Дневники Петра Евграфовича Ковалевского 1937— 1948 годов / сост., автор предисл. и примеч. Николай Росс. Н. Новгород, 2014. С. 599.
13 См. о нем: Нивьер А. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920—1995: Биографический словарь. М.; Париж, 2007. С. 290-291.
14 Протокол № 1 Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей. URL: https://sinod.ruschurchabroad.org/Arh%20Sobor%201956%20Prot.htm (дата обращения: 05.08.2020).
В этом смысле выглядит вполне логичным, что, находясь в Женеве по экуменическим делам, прот. Г. Флоровский планировал пообщаться и с епископом Леонтием. Из цитированного письма видно, что и сам епископ Леонтий был открыт к общению с таким «зубром экуменизма», каковым являлся Флоровский. Более того, он откликнулся на просьбу Флоровского и снабдил его антиминсом, чтобы тот смог совершить литургию в Боссэ в праздник Преображения. Если так интерпретировать текст письма прот. Г. Флоровского, то оно предстает в совершенно ином свете. Фактически мы имеем любопытное свидетельство о вполне братском общении представителей двух ветвей русского зарубежья, которые со второй половины 1920-х гг. находились в очень сложных отношениях. Отчасти здесь можно видеть и осторожные шаги епископа Леонтия к сближению не только с представителями Североамериканской митрополии, но и с экуменическими кругами в Женеве. Однако спустя два года после написания цитированного письма епископ Леонтий скончался в Женеве в возрасте 42-х лет. Митрополит Анастасий (Грибановский) с горечью говорил, что смерть епископа Леонтия стала крайне тяжелой утратой для РПЦЗ. В этом контексте сложно понять, что могли означать слова Флоровского о том, что епископа Леонтия в Женеве считают митрополитом? Лаконичность высказываний о. Георгия не позволяет дать этой фразе какое-то однозначное толкование.
Понятно, что эти дополнения и уточнения никак не умаляют ценности рецензируемой книги. Благодаря усилиям П. Гаврилюка в научный оборот введен важнейший корпус источников, не только позволяющих лучше понять внутренний мир и мировосприятие двух выдающихся православных мыслителей ХХ в., но и содержащих ценную информацию о состоянии Свято-Сергиевского богословского института в Париже и Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке в конце 1940-1950-х гг. Вне всякого сомнения, издание переписки прот. А. Шме-мана и прот. Г. Флоровского открывает новые горизонты для изучения истории православной богословской мысли в ушедшем столетии.
Бурега Владимир Викторович, канд. богословия, канд. ист. наук, профессор,
Киевская духовная академия и семинария
Украина, 01015, Киев,
ул. Лаврская, 25, корп. № 64
VBureha@gmail.com
ORCID: 0000-0001-9207-7723
Volodymyr Bureha, Candidate of Theology, Candidate of Sciences in History, Professor, Kiev Theological Academy and Seminary 25, Lavrskaja Str., Kiev 01015, Ukraine VBureha@gmail.com ORCID: 0000-0001-9207-7723
