Христианский взгляд на государственную стратегию России Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Игумен Иннокентий (Павлов)

ХРИСТИАНСКИЙ ВЗГЛЯД НА ГОСУДАРСТВЕННУЮ СТРАТЕГИЮ РОССИИ

Будучи специалистом в области библейского богословия и церковной истории и взявшись выступить на тему «Христианский взгляд на государственную стратегию России», я в полной мере отдаю себе отчет в том, какой скепсис может вызвать такая формулировка у экспертного сообщества.

Так, социолог обратит внимание на то, что практикующих христиан в России, по данным исследований, проводившихся в последние 12 лет (первый такой опыт, ставший образцовым, ВЦИОМ провел в 1993 г. при непосредственном участии автора) [4, с. 105], будет не более 5% ее населения, при том, что постоянная клиентская база крупнейшей христианской структуры страны - Русской Православной Церкви - Московский Патриархат (РПЦ-МП) окажется в 2 с лишним раза меньше. Но главное здесь даже не эти цифры, вполне достойные нашего секулярного века и нашей безусловно передовой в культурном отношении страны, а в том, что российские христиане, точнее приверженцы РПЦ-МП, составляющие их абсолютное большинство, не представляют собой сколько-нибудь консолидированную массу, обладающую тем, что покойный Л.Н.Гумилёв называл «пассионарностью», и способную предложить, прежде всего, самим себе реалистичный социальный проект.

В свою очередь скепсис историка будет базироваться на том простом соображении, что в истории России церковь была не столько социальным и культурным, сколько ритуальным институтом, и остается таким до сих пор. Достаточно сказать, что попытка Петра Великого придать ей в своем модернизаторском проекте социально-каритативные и идеологические функции, подобно тому, как это имело место в тогдашней Западной Европе, оказалась безрезультатной. Общеизвестно, что как богоугодные заведения, устраивавшиеся

в послепетровской России вплоть до Октябрьского переворота, так и общественные структуры каритативного характера лишь в редких случаях являлись результатом церковной инициативы.

Наконец, религиовед вообще обратит внимание на эсхатологический характер христианства, ищущего полного осуществления своего идеала за гранью истории, а не в этой жизни, подчеркнув при этом, что историческое православие, в форме которого оно веками присутствовало в России, делает на этом особый акцент. Это действительно так, в связи с чем можно вспомнить слова основателя Московской Патриархии митрополита Сергия (Страгородского), писавшего в 1926 г.: «Прогресс церковный мы видим не в приспособляемости церкви к "современным требованиям", не в урезке ее идеала и не в изменении ее учения или канонов, а в том, чтобы при современных условиях в церковной жизни и в современной обстановке суметь зажечь и поддержать в сердцах нашей паствы весь прежний огонь ревности о Боге их и научить пасомых в самом зените материального прогресса находить подлинный смысл своей жизни все-таки за гробом, а не здесь»1. Другое дело, что наши нынешние политические прожектеры, грезящие неоимперской идеей, апеллируют к православию, не ведая, с чем они имеют дело. Решая взять его в качестве идеологического знамени, они, толком не зная отечественной истории, не учитывают его неэффективность в этом качестве в ситуации ХХ, а тем более XXI в., что наглядно показали революционные события 1917-1920 гг. Поэтому с учетом сказанного встает вопрос: а нужно ли вообще государству, светский характер которого оправдан всем ходом его истории, учитывать взгляд на свою стратегию религиозного учения, основывающегося на вере в воскресение мертвых и окончательный Божий суд, кото -рые произойдут уже вне исторического времени2?

Тем не менее, учитывая все приведенные выше замечания, я дам положительный ответ на поставленный вопрос, приведя следующие

1 Цит. по: Акты Святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России, позднейшие документы о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917-19)43 [1, с. 474].

2 Учитывая необходимость как для экспертного сообщества, так и для всех, кто в нашей стране так или иначе интересуется христианством, иметь систематическое представление о его идеях на основе первоисточников, автор, будучи в первую очередь специалистом в области библейского богословия, подготовил специальное пособие «Новый Завет. Избранные тексты. Интерпретации и комментарии» [10], включающее новый литературный перевод наиболее актуальных новозаветных текстов с поясняющими примечаниями, а также необходимые вводные статьи и глоссарий библейских терминов.

очевидные соображения. Прежде всего следует сказать, что наряду с эсхатологическим базовым элементом христианство, находясь в контексте библейской традиции, содержит также весьма важный как для себя, так и для развития европейской цивилизации компонент, который я определяю таким вышедшим ныне из моды в нашей гуманитарной среде термином, как общечеловеческий. Речь идет о справедливости как о высочайшей, не подверженной никакой исторической девальвации ценности, или, правильнее было бы сказать, бесценности. К государству это имеет уже самое непосредственное отношение, поскольку поддержание справедливости во все века считалось его первейшей функцией, и именно с точки зрения того, как эта функция им выполнялась, о нем судили как современники, так и последующие историки. В свою очередь о том, что справедливость выступает в качестве высочайшей общечеловеческой святыни, можно судить по известной римской юридической максиме: Pereat mundus, fiat justitia1. Впрочем, смысл ее состоит вовсе не в желании гибели этого мира, а в том, что само существование человеческих институтов, и прежде всего именно государства, теряет смысл, если в своей деятельности они не следуют началам справедливости. Далее я хотел бы обратить внимание вот на какое обстоятельство. Хотя догма античного, еще римского, права до сих пор лежит в основе правового регулирования и судопроизводства государств, которые принято называть цивилизованными, имея в виду именно модель обретшей ныне глобальную перспективу евроатлантической цивилизации, все-таки не столько оно, сколько именно христианство определило ее лицо, имея в виду ее нынешнюю аксиологическую ориентацию. Собственно, речь здесь должна идти о таком очевидном теперь принципе справедливости, как всеобщее равенство перед законом. С этим связана такая же несомненная святыня, или же бесценность современной европейской цивилизации, как права человека, которые также носят универсальный характер. В связи с этим необходимо указать на то, что, в отличие от таких исторически значимых цивилизаций, как египетская, ассиро-вавилонская, персидская и греко-римская, окружавших евреев, то есть народ, в котором зародилась библейская традиция, в их среде осознание себя народом Божьим подразумевало равенство всех принадлежащих к нему перед Богом независимо от их преходящего социального статуса. Это следует из имеющей центральный, если так можно сказать, политический характер библейской заповеди о любви к ближнему как к самому себе

1 Да будет справедливость, даже если ради этого погибнет мир.

(Лев. 19:18). Кстати, с ней напрямую связана другая фундаментальная заповедь Моисеева законодательства, весьма актуально звучащая в современной России, а именно - о справедливом и главное своевременном вознаграждении наемных работников (Лев. 19:13). Заповедь о любви к ближнему, представляющая собой в библейском контексте не столько даже этическую, сколько юридическую норму, присутствует во всех передовых этических учениях древности - от Конфуция до Цицерона и Сенеки, - имея в разных вариантах такую формулировку: Не делай другому ничего того, чего ты не желаешь себе. Христианский богослов должен здесь сказать, что отмеченный универсализм требования справедливости, по учению апостола Павла, относится к Божьему закону, начертанному на сердцах людей (Рим. 2:15), что, говоря светским языком, должно быть охарактеризовано как естественный (или врожденный) нравственный закон. Отсюда следует и другое воззрение Павла, будь-то еврейского учителя, каковым он был до своего обращения, будь-то апостола Христа, а именно: пока существует этот мир, государство, даже если оно и не религиозно в библейском понимании, все равно выступает как Божье установление, призванное охранять своих подданных от преступных посягательств как на отдельных индивидов, так и на общество в целом (Рим. 13:1-10). Впрочем, для современной глобальной аксиологии куда большее значение имеет радикализация Павлом библейского учения о любви к ближнему, которое в раскрытии учения Иисуса формулируется им в том смысле, что в церкви Христовой нет уже никаких социальных, культурных, национальных и гендерных различий (см. Гал. 3:28, ср. Кол. 3:11). При этом, в отличие от ветхозаветной эксклюзивности, ко -гда ближним является лишь принадлежащий к обществу Израиля, в Новом Завете в этом качестве рассматривается уже любой человек, независимо от его происхождения и социального статуса, поскольку к нему обращено церковное свидетельство о пришедшей во Христе любви Божьей к роду человеческому.

Однако встает естественный вопрос: а как рассмотренные выше морально-юридические нормы, будь то Ветхого Завета в Древнем Израиле, будь то Нового Завета в провозгласившей себя в IV в. христианской Римской империи и затем в государствах, включая и наше, заимствовавших от нее христианство в качестве государственной религии, реализовывались на практике? Вопрос этот, понятно, риторический, поскольку ответ на него являет нам трагический разрыв между теорией и практикой, о чем ниже придется сказать особо. Здесь же необходимо отметить то очевидное обстоятельство, что,

воспитанное на христианской идее универсальной справедливости и всеобщего равенства пред Богом, ставшее автономным (то есть мыслящим себя независимым от Бога в своей практической жизни), сознание Нового времени1 в своем политическом развитии выдвинуло в качестве категорического императива требование справедливости на основе всеобщего равенства уже не перед Богом, что в конечном итоге предполагает эсхатологическую перспективу, а в имманентной реальности. Христианская мысль отреагировала на этот вызов нарастающего секуляризма лишь на рубеже Х1Х-ХХ вв., когда Европа и Америка успели пройти через не одну социальную революцию. Ответ ее сводился к той простой идее, что общество, провозглашающее себя христианским, должно радикально проводить в жизнь христианские начала в своей политике. В связи с этим в качестве христианского социального мыслителя Сергей Булгаков писал в 1906 г.: «Если мерить исторические формы правления по степени их приближения к идеалу, то христианской формой правления по преимуществу является никоим образом не деспотический автократизм татарско-турецкого типа, возведенный в этот ранг Византией и раболепствующей официальной церковью, а федеративная демократическая республика, как это хорошо понимали в свое время английские диссиденты, эмигрировавшие в Америку. Какова бы ни была форма политического устройства, она должна ограждать естественные права человеческой личности: свободу слова, свободу совести, свободу общения людей между собой, иначе говоря, свободу союзов и собраний и т.д., и должна исключать сословные и всякие иные привилегии, нарушающие правовое равенство людей. Эти права должны быть аксиомой христианской политики, и если подвергать сравнительной оценке разные политические формы с точки зрения их целесообразности, то те формы, которые не способны обеспечить этих прав свободного развития личности, подлежат безусловному осуждению» [5, с. 14]. Касаясь рассматриваемой нами сегодня темы, весьма интересно взглянуть на мысли Булгакова, высказанные им столетие тому назад, учитывая, что в перспективах своего развития Россия возвращается теперь к необходимости решения стоявших перед ней тогда стратегических задач. Говоря о российском народе, лишенном полноценного исторического бытия, Булгаков писал в

1 Об автономизации сознания в Новое время весьма интересно пишет один из крупнейших современных христианских богословов Вальтер Каспер в своей известной книге «Бог Иисуса Христа» (см. раздел «Отрицание Бога в современном атеизме» (с. 20-90)) [9].

1903 г.: «Вынужденный аскетизм и смирение, нищета и бесправие еще стоят на пути его развития» [6, с. 286]. Отсюда следует и постановка стратегической задачи: «Освобождение его (народа), создание условий не зоологического, а человеческого существования есть насущная историческая необходимость» [6, с. 286]. При этом настоящий «российский ренессанс», в том числе и духовный, по его мнению, наступит тогда, когда произойдет «поднятие личности, ее прав, потребностей и имущественного благосостояния» [6, с. 287]. Думаю, нет смысла здесь много говорить о том, насколько все сказанное Булгаковым и спустя более чем 100 лет звучит актуально в нынешней России. Одно лишь обращение к российской прессе последнего пятнадцатилетия могло бы дать нам многие тома примеров. Так что в постановке своей государственной стратегии, если смотреть на нее с христианской точки зрения, с каковой на нее и смотрел Булгаков, нам во многом следует обратиться к тому, о чем он говорил на заре ХХ в.

Но вернемся к автономии человеческого сознания Нового времени, в котором современные христианские мыслители видят причину нового вектора социального развития, хотя и базирующегося на христианской аксиологии, но решительно порвавшего с христианством как в философском, так и в практическом отношении. Первым наиболее ярким примером такого разрыва явилась Великая революция во Франции. Однако, начертав на своих знаменах лозунг «Свобода, равенство, братство», она в конечном итоге породила политический режим, явивший нам классический образец коррупции государственных институтов. Кстати, связанный с современной российской коррупцией термин «новый русский» есть не что иное, как калька с родившегося в послереволюционной Франции термина «nouveau riche» («новый богатый»). Этот банальный пример я привел для того, чтобы показать, что ни осознание себя древними евреями или древними христианами народом Божьим, ни осознание атеистами Нового времени себя людьми, отстаивающими равенство и справедливость, никогда не гарантировало ограждение общества от беззакония или, как теперь принято говорить, коррупции. Сие латинское слово означает порчу. Однако эта самая порча государственных институтов, хорошо известная и по истории Древнего Израиля, и по истории Римской империи, и по истории Нового времени, и, наконец, по нашей отечественной истории, что называется, от Рюрика до Путина, если на нее смотреть с библейской, а следовательно, и с христианской точки зрения, лежит в испорченности самой человеческой природы. «И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышле-

ния сердца их были зло во всякое время» (Быт. 6:5). Так священный автор в самой первой книге библейского канона обозначает начальную драму человеческой истории. Обращаясь к библейской традиции, мы увидим, что она вся полна глубокого антропологического пессимизма, который в полной мере был затем воспринят христианской мыслью. Это может быть темой весьма пространной самостоятельной работы, во много раз превышающей рамки статьи. Здесь же я лишь отмечу то очевидное обстоятельство, что антропологический пессимизм, а проще говоря, неверие в человека как в существо, способное к законопослушному поведению без эффективного контроля, также является не только важным компонентом христианства, но и господствующей общечеловеческой идеей, которая без лишних деклараций вполне реализуется в современной глобальной теперь уже цивилизации (другое дело, что иные локальные цивилизации не готовы пока в нее вписаться). О чем идет речь? А о том, что современный уровень информатизации позволяет просто-напросто исключить коррупционное поведение. Хрестоматийным примером этого является автоматизированный контроль за автомобильным движением, осуществляемый в западноевропейских странах, когда то же превышение водителем дозволенной скорости фиксируется монитором, его идентификация осуществляется компьютером, и от дорожного инспектора уже не зависит принятие (или же коррупционное неприятие) по отношению к нарушителю законных санкций. Не случайно также и то, что в современном политическом и экономическом лексиконе центральное место занимает понятие транспарентности, или, по-русски говоря, прозрачности, когда речь идет о принятии политических и правовых решений или же об имеющей общественную значимость экономической деятельности.

В связи с этим сейчас в самый раз поставить проблему даже более масштабную. А не настало ли время выработки новой социальной философии, исходящей из уже наступившей информационной эпохи? Суть ее я вижу в дегуманизации, то есть в философском обосновании исключения, насколько это возможно, теперь и в обозримом будущем человеческого участия в принятии решений там, где вероятны либо непреднамеренная ошибка, либо слабая эффективность, либо все то же коррупционное поведение. Здесь можно было бы говорить об очень многом, и я надеюсь, что такой разговор у нас состоится. А сейчас укажу только на два характерных обстоятельства современной российской жизни. Например, наша общественность, мыслящая себя «прогрессивной», ратует за такую архаику, как суд присяжных, правовая неэффективность которого в Рос-

сии была очевидна уже в XIX в., вместо того чтобы ставить вопрос о компьютеризации судопроизводства, позволяющей минимизировать возможный произвол. Или же возьмем пресловутое противление единому государственному экзамену на аттестат о среднем образовании, уже давно показавшему свою надежность в Западной Европе. О чем это говорит, как не о глубочайшей коррумпированности российского образовательного сообщества, отражающей, впрочем, историческую коррумпированность российского общественного сознания в целом, последствия чего для страны станут в самом ближайшем будущем довольно неприятными.

Ну а как же быть с государственной стратегией России в свете всего вышесказанного? Позволю себе в связи с этим применить традиционный библейский прием аналогии, наиболее ярко представленный в притчах Иисуса. Моя аналогия взята из не слишком давнего советского прошлого, когда в 70-е годы, имея шальные нефтедоллары, советское руководство предпринимало попытку наладить сферу производства товаров народного потребления. В связи с этим имел место и такой ставший анекдотическим случай. Для одной из многочисленных тогда макаронных фабрик была закуплена итальянская автоматизированная линия по производству спагетти. Итальянские специалисты линию установили, наладили, выпустили образцовую партию изделий и уехали. Однако, когда эту линию стал эксплуатировать советский персонал, она через несколько часов вышла из строя. Вызванные вскоре представители итальянской компании - производителя указанной линии, обратившись к записи установленного на ней компьютера, в то время еще довольно примитивного, показали советским товарищам, в чем причина. Оказывается, линия не может работать, если строго не соблюдаются технологические условия. Проще говоря, если уменьшается закладывание исходного сырья: муки, масла, яиц и т.д. Отсюда вывод: стоит ли говорить о какой-то государственной стратегии в стране, которая осталась на том же советском уровне мышления, когда все в ней только и думают о том, как бы урвать свой кусок от общественного пирога. Ведь коррупция - всегда явление двухстороннее и, будучи феноменом традиционным, предполагает наличие не только патроната, но и клиентуры. Очевидно, нынешнюю российскую клиентуру (экономически активный класс) пока устраивает характер отношений, сложившийся у нее с ее патронатом (классом политическим). И пока этот кризис так или иначе не разрешится, думаю, что разговоры о государственной стратегии будут носить чисто

теоретический характер. Другое дело, что думать о ней, безусловно, нужно уже теперь, причем не иначе, как имея в виду включение России в глобальную цивилизацию, поскольку другого пути у нее просто нет, что бы нам ни говорили разного рода горе-идеологи. А что касается реализации такой стратегии, то остается только надеяться, что она начнется еще при нашей жизни.

Однако, рассуждая о государственной стратегии нашей страны, нам следует обратиться еще к трем фундаментальным темам, имеющим, можно сказать, коренное значение для ее нормального существования и развития, поскольку именно в связи с ними теперь как раз просматривается ее явное выпадение из своего цивилизаци-онного контекста. Причем речь здесь идет отнюдь не о передовых технологиях и инновациях. Речь идет о ставших в рамках современной евроатлантической цивилизации весьма консервативными явлениях политики, под которыми, следуя цитировавшемуся выше Сергею Булгакову, следует понимать не что иное, как общественную мораль1, имеющую, несмотря на весь современный секуля-ризм, библейские корни.

Основой Закона (Торы), данного, согласно вере древних евреев, Богом через пророка Моисея, являются Десять заповедей, с кото -рых как иудеи, так и христиане по сей день начинают свою катехизацию, то есть научение основам своей веры. Следует сказать, что в Древнем Израиле Моисеев Закон был не столько сводом нравственных предписаний, сколько кодексом юридических норм. При этом, если первые четыре заповеди определяли религиозные обязанности членов общества Израиля, то последующие касались их фундаментальных общественных обязанностей. Первая среди этих, можно сказать, социальных заповедей формулируется так: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь Бог твой дает тебе» (Исх. 20:12; Втор. 5:16). Если даже отрешиться от религиозного компонента сказанного, то все равно остается признать, что мы имеем здесь фундаментальный постулат общественного бытия, кстати, имеющий аналоги в законодательных памятниках иных цивилизаций и потому опять же носящий общече-

1 О политике (от греч. пуХкуНз - город, то есть совместное проживание многих, отсюда жуХтщ - следование правилам и обычаям, связанным с таким проживанием) именно как об общественной морали С.Н.Булгаков рассуждает в цитировавшейся выше работе, игравшей роль манифеста несостоявшегося российского христианско-социального движения «Неотложная задача. (О Союзе христианской политики)» (с. 11).

ловеческий характер. Итак, о чем же в первую очередь идет речь? Специалисты-библеисты знают, что библейский язык порой прибегает к эвфемизмам, то есть в нем имеет место использование возвышенной терминологии, когда следует указать на довольно грубые и вполне материальные явления. Так и здесь под почитанием родителей понимается не только и даже не столько оказание им знаков внешнего почтения, что, впрочем, в древних цивилизациях было делом само собой разумеющимся, но именно заботу взрослых детей о материальном благополучии вырастивших их родителей, когда они состарятся и уже не смогут «в поте своего лица» добывать хлеб свой (Быт. 3:19). Впрочем, забота о престарелых, равно как и о тех, кто не мог в силу объективных причин добывать свой хлеб (вдовах, сиротах, убогих, то есть инвалидах), или же о тех, кто оказался в бедственном положении, согласно Закону Моисея, была в Древнем Израиле не только обязанностью близких родственников, но и, в случае необходимости, всей местной еврейской общины1. Но вернемся к пятой заповеди Моисеева Десятословия. Здесь-то мы как раз и сталкиваемся с фундаментальной с точки зрения социальной мысли идеей о том, что долгоденствие и благополучие, причем не столько даже индивидуального человека, но именно прежде всего народа, к которому и обращены заповеди Божьи, ставятся в прямую зависимость от того, как он относится к старшему поколению, вырастившему его и подготовившему к самостоятельной жизни.

Уже в рамках христианской (а теперь и постхристианской) цивилизации, следуя требованию рассмотренного выше непреложного закона общественного бытия, предписывающего заботу о старших, постепенно выработалась эмеритальная система, равно как и система общественного призрения (по советской терминологии, социального обеспечения), когда заботу о престарелых членах общества и, прежде всего, тех, кто имеет перед ним заслуги, а также о тех, кто объективно не в состоянии себя материально обеспечить, стала делегироваться соответствующим общественным и го -сударственным институтам, которые поддерживаются трудоспособным населением через систему социального страхования.

В связи с этим, обращаясь к недавнему советскому прошлому, остается сказать, что система социального обеспечения в нашей стране, причем, прежде всего, именно пенсионеров, имевших перед

1 Об этом см. статью «Бедность, бедный, попечительство о бедных» в «Библейской энциклопедии Брокгауза» [2].

обществом трудовые заслуги, мягко говоря, оставляла желать много лучшего. Однако уже просто возмутительным является то, что, оставшись практически той же «социалистической», эта система существует уже в условиях рыночного экономического уклада, обрекая представителей старшего поколения на, говоря библейским языком, униженное положение, то есть положение крайней бедности, если не нищеты. Речь об этом тем более следует начать, касаясь именно государственной стратегии России, поскольку нынешнее российское руководство видит одним из ее компонентов создание в 2007 г. «фонда будущих поколений», первоначальный объем которого предположительно должен составить 50 млрд. долл., а в 2009 - 6-7% ВВП1.

Идея создания такого фонда, как и многое в нынешней российской политической и политико-экономической мысли, не оригинальна и является прямым заимствованием опыта современной Норвегии, где такой фонд имеется. Однако, как и некоторые иные заимствования, подобный опыт в условиях нашей страны с учетом ее нынешних социальных проблем не применим. В самом деле, население Норвегии - страны, богатой полезными ископаемыми, а теперь еще нефтью и газом, традиционно эксплуатирующей опять же богатые морские биоресурсы и к тому же имеющей достаточно конкурентную промышленность, составляет менее 5 млн. человек. Все это позволяет ей в условиях развитой демократии и правовой системы иметь едва ли не лучшие в мире системы социального обеспечения и экологической защиты. При таких показателях создание некоего «фонда будущих поколений» с учетом невосполни-мости запасов нефти и газа, равно как и вероятного падения цен на них, может представляться чем-то разумным. Хотя, с другой стороны, думая о будущем, не рациональнее ли было бы инвестировать эти средства в передовые технологии, которые позволят стране сохранить конкурентоспособность в дальнейшем? Мой недавний (в июле 2006 г.) опыт знакомства с Норвегией, в том числе с ее вполне обустроенным Заполярьем, показывает, что политика, связанная с «фондом будущих поколений», представляется отнюдь не бесспорной, поскольку порождает весьма опасное для развития любой нации социальное иждивенчество. Достаточно сказать, что теперь любой норвежский школьник может без экзаменов поступить в

1 Об этом со ссылкой на высокопоставленные источники в Министерстве финансов РФ сообщила газета «Ведомости» [3].

университет, и это при том, что специалистов с высшим образованием как в сфере норвежского народного хозяйства, так и на государственной службе реально требуется меньше, чем в стране имеется студентов. Более того, в Осло да и в других крупных городах страны весьма развитая сфера обслуживания занята уже преимущественно не коренными жителями, а выходцами из стран, представляющих иные цивилизации, пока, увы, еще малосовместимые с евроатлантической, что в обозримом будущем поставит перед страной весьма непростые социальные проблемы.

Кстати, Норвегия до сих пор позиционирует себя как христианская страна. Ее Церковь, имеющая национальный характер (еван-гелическо-лютеранская по своей конфессиональной принадлежности), при наличии в стране реальной свободы совести (процент атеистов по сравнению с другими европейскими государствами достаточно высок) продолжает оставаться государственным институтом. Можно также в связи с этим указать на довольно эффективную систему катехизации верующих, притом что упор делается именно на изучение Библии. Да и богословский факультет университета Осло должен быть признан одним из лучших в Европе теологическим высшим учебным заведением. Все это я говорю потому, что как раз с библейской точки зрения создание «фонда будущих поколений» представляется затеей не слишком нравственной. В связи с этим вспоминается сетование автора, пожалуй, самой философской книги Библии - Екклезиаста: Бывает, человек трудится умело, со знанием и успехом, а остается все тому, как будто это его, кто не трудился. Вот в чем никчемность и великое зло! (Екк. 2:21). Очевидно, что здесь имеется в виду не кто иной, как потомок труженика, получивший в наследство то, что позволяет ему беззаботно существовать и к чему он не приложил своего собственного труда1.

1 Из этой же аксиологии выводится и мораль притчи Иисуса о безумном богаче (Лк. 12:16-21), успешном сельском хозяине (в современном понимании зажиточном фермере), у которого уродился богатый урожай, способный обеспечить ему безбедную жизнь «на многие годы». И когда он об этом подумал, то Бог, явившийся ему во сне объявить, что в эту же ночь забирает его душу, задает ему странный с точки зрения современного человека вопрос: «Кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лк. 12:20). Очевидно, что у этого богача, как это было принято у евреев в древности, была семья и наследник, скорее всего даже не один. Сознание того, что он сам не сможет воспользоваться плодами своих трудов и все достанется тем, кто к этому не приложил усилий, составляет его трагедию, как это понимали непосредственные слушатели Иисуса. Однако из этой притчи Иисус делает следующий вывод: «Так бывает с тем, кто для себя собирает сокровища, а не для Бога богатеет»

Однако то, что норвежцам можно лишь попенять, имея в виду скорее теоретический вопрос о более или менее рациональном способе размещения и/или инвестировании излишних (после безусловного выполнения государством всех своих довольно высоких социальных обязательств) средств, вырученных от эксплуатации природных богатств, в современной России следует рассматривать как национальный позор, поскольку в связи с идеей «фонда будущих поколений» речь должна прежде всего зайти о бедственном положении поколения, отдавшего стране многие годы воистину самоотверженного труда. Здесь, кстати, мы сталкиваемся с интересным парадоксом социальной политики, напрямую связанным с библейской заповедью о почитании родителей. Ее исполнение, как уже отмечалось выше, обеспечивает долголетие и благополучие нации. И это не случайно. Воздавая должное тем, чье существование нынешнее российское чиновничество, кажется, превзошедшее все возможные пределы цинизма, называет «дожитием», государство, безусловно, делает самые эффективные инвестиции в будущие поколения, показывая им лучше любой пропаганды (которая, увы, кажется, стала финансироваться теперь в России едва ли не в советских масштабах), что оно надежно, что на него можно положиться, что, живя именно в нем, стоит честно и эффективно трудиться и платить установленные им налоги и сборы. Иными словами, речь идет о государственной стратегии обеспечения России поступательного развития, участие в котором призваны принять как раз будущие поколения1. А что касается тех, кто уже завершил свой

(Лк. 12:21). Последнее выражение для непосредственных слушателей притчи означало необходимость следования Божьей заповеди о помощи нуждающемуся (Втор. 15:7-11), что в историческом контексте, имея в виду значительное социальное и имущественное расслоение общества Израиля в I в. н.э., указывало на его значительное отступление от тех принципов общинной (или же национальной) солидарности, которые провозглашал в качестве нормы Моисеев Закон.

1 Когда я писал эти строки, мне на глаза попалась, пожалуй, первая виденная мной за весь постсоветский период внятная политическая программа, точнее пока еще ее проект, составленная в недрах Союза правых сил, пусть и не во всем бесспорная, но зато дающая оптимальные ориентиры государственной стратегии нашей страны в области социальной и экономической политики. Любопытно, что опубликовавший ее (причем даже не полностью) в «Московских новостях» со своими «маргиналиями» главный редактор указанного издания Виталий Третьяков, выступающий с позиций пропагандиста в роли оппонента СПС, пеняет составителям проекта: «Нужен всего лишь яркий и лапидарный раздел о молодежи. У вас слово ''молодежь" вообще, по-моему, отсутствует. Зато раз пять возвращаетесь к "старикам" и "пенсионному обеспечению"» [7]. Прочтя это, я вос-

трудовой путь, то обеспечение достойной старости путем расходования средств, в том числе и тех, что было задумано вложить в совершенно социально безответственный в нынешних российских условиях «фонд будущих поколений», также имеет самое непосредственное отношение к решению стратегической задачи увеличения на отечественном рынке доли российских товаров народного потребления, поскольку очевидно, что даже заметное повышение пенсий все равно не позволит пенсионерам в полной мере ориентироваться на более дорогой импорт.

Следующая идея, на которой я бы хотел остановиться, была недавно высказана директором Института народнохозяйственного прогнозирования РАН академиком Виктором Ивантером и касалась, несомненно, важной стратегической задачи отечественного развития, а именно - выработки с учетом множества локальных целей социального и экономического плана российского стандарта образа жизни, достижение которого в обозримом будущем собственно бы и определило национальную государственную стратегию1. На мой взгляд, разработку данного стандарта следует начать именно с проблемы достойного социального обеспечения, имея в виду как пенсионеров, так и тех, о ком российское общество в лице соответствующих государственных институтов имеет попечение. Такой подход был бы наиболее морален с христианской (она же традиционно библейская) точки зрения, и наиболее политичен с позиции формирования образа страны, прежде всего, в глазах ее собственных граждан.

Однако вышеупомянутая идея академика Ивантера касается, прежде всего, другой, хотя и связанной самым непосредственным образом с предыдущей, проблемы, на которую также может быть высказан христианский взгляд, опирающийся на библейскую традицию. Речь идет о справедливой оплате наемного труда.

кликнул про себя: «Браво, СПС!». Лучшего комплимента от идейного противника, кажется, и получить невозможно. Ведь «старики» и «пенсионное обеспечение» -это то, что реально болит в современной России и это та проблема, которую в первую очередь следует решать, думая о будущем. А зачем, спрашивается, специальный раздел о молодежи, коли есть разделы об образовании, о военной организации, то есть о тех сферах, где как раз и задействована молодежь, наконец, когда речь идет о социально ориентированной экономике, в которую также будут вливаться молодые кадры. Вообще-то специальное апеллирование к молодежи - удел тоталитарных идеологий и авторитарных режимов, против чего и выступает СПС.

1 Автор этих строк узнал об этой идее академика В.В. Ивантера из его интервью газете «Гудок» [8].

Опять же справедливая и своевременная оплата наемного труда есть фундаментальное требование библейской морали, связанной с заповедью о любви к ближнему, как к самому себе (Лев. 19:18). Не случайно ей предшествует соответствующий постулат Моисеева Закона, который гласит: «Не обижай ближнего твоего и не грабитель-ствуй. Плата наемнику не должна оставаться у тебя до утра» (Лев. 19:13). Таким образом, речь идет о том, что расчет за проделанный труд должен был осуществляться, как это было принято в древности, в конце рабочего дня, должен быть справедливым и, во всяком случае, покрывать необходимые расходы трудящегося. Другое дело, что общество Израиля по мере классового и связанного с ним имущественного расслоения все более и более отступало от этого идеала. Поэтому уже в VII в. до н.э., закончившемся национальной катастрофой евреев, связанной с разрушением Иерусалимского храма как места богопочитания и вавилонским пленением значительной части народа, пророк Иеремия произносит слова, которые весьма актуально звучат в нынешней России: «Горе тому, кто дом свой строит несправедливостью, чертоги свои - беззаконием. Ближнего заставляет работать даром, за труд ничего не платит!» (Иер. 22:13). Таким образом, проблема справедливой оплаты труда, способной поднять потребности населения, а с ними и увеличить спрос на продукцию, прежде всего отечественного производства, имеет традиционный библейский, а следовательно, и христианский подход.

Понятно, что я не возьмусь указывать конкретные меры для решения данной болезненной проблемы. Отмечу лишь, что связанный с этим инновационный сценарий, разработанный Институтом народнохозяйственного прогнозирования РАН, который озвучил академик Ивантер в упомянутом выше интервью, представляется достаточно убедительным. Другое дело, что эти рекомендации не новы. И здесь следует лишь посетовать на то, что в начале 90-х годов, когда страна перешла к рыночной экономике, тогдашнее российское руководство, вместо того чтобы пойти путем соответствующей ей социальной настройки, которая привела бы к конкуренции на рынке труда, выбрало инерционный путь, оставив лишающую труд мотивации низкую «социалистическую» оплату труда, да еще не вовремя выплачивавшуюся, тем самым во многом повторив сталинский опыт «ликвидации безработицы» в конце 20-х - начале 30-х годов. Но в любом случае и нынешнее положение с оплатой труда в России ни в коей мере не может быть признано нормальным. А если иметь в виду

проблему государственной стратегии, то она оказывается даже острее, чем это было 14 или 12 лет тому назад.

В заключение статьи я считаю нужным обратиться еще к одному феномену нынешней российской жизни, представляющему заметное препятствие для социального развития, а по сему требующему устранения именно в рамках возможной государственной стратегии. Однако, прежде чем я этот феномен обозначу, следует обратиться к соответствующему цивилизационному контексту, безусловно, имеющему свое христианское измерение.

Покойный папа Иоанн-Павел II и здравствующий понтифик Бенедикт XVI, равно как и другие европейские христианские лидеры, включая Патриарха Московского Алексия II, выражали и выражают свое недовольство тем, что в проекте Конституции Европейского союза не нашлось места упоминанию о «христианских кор -нях Европы». Действительно, историк, причем не только церковный, также мог бы поспорить с таким подходом. Однако в том-то и дело, что нынешняя политическая история Европы, включая Россию, берет свое начало не столько от христианских корней, сколько от уже упоминавшейся Великой революции во Франции, свершившейся под уже приводившимся лозунгом «Свобода, равенство, братство». Путь, который прошла евроатлантическая цивилизация за истекшие 200 с лишним лет, был прежде всего путем борьбы за эгалитаризм, то есть за утверждение реального равенства в правах и обязанностях всех членов общества, что привело уже в ХХ в. к утверждению соответствующей ментальности и политической культуры. При этом необходимо заметить, что стоявшие на позициях атеизма творцы Французской революции в формулировании ее основного лозунга не были оригинальны, более того, он был прямым заимствованием из библейской традиции, известной в Европе благодаря многим векам христианской проповеди. Другое дело, что церковь Христова, первые три века своего исторического бытия стоявшая в свободе во Христе и строившая свою внутреннюю жизнь на библейских началах братства (Лев. 25:46; 1 Петр. 2:17) (собственно, термин «равенство» есть не что иное, как его синоним), пойдя затем на союз с Римской империей и прочими государствами, образовывавшимися на ее обломках или в окрестностях былой Pax Romana, не смогла их социально преобразовать, и, более того, сама стала существенным элементом образовавшейся феодальной системы, хотя и продолжала возвещать равенство всех перед Богом во Христе Иисусе. Так что, начиная с эпохи Просвеще-

ния достижение библейского в своей основе идеала свободы и равенства стало осуществляться в Европе уже на путях секуляризации. При этом как католическая церковь, так и другие европейские христианские деноминации оказались в положении догоняющих, имея в виду несомненный нравственный (и он же политический) прогресс, который прошла за два последних столетия евро-атлантическая цивилизация. При этом церкви, с одной стороны, приходится заново осмыслять свое социальное учение, основанное на библейской традиции и Новом Завете (в этом отношении, прежде всего, показателен опыт именно католической церкви, нашедший в 1965 г. отражение в пастырской конституции II Ватиканского собора «Gaudium et spes» - «Радость и надежда»), а с другой - быть участником конфликта с окружающим ее секулярным обществом, который связан, как мне представляется, с тем, что современная церковь еще не осознала свой новый формат, точнее, возвращение к своему изначальному формату «малого стада» (Лк. 12:32), когда ее границы не совпадают с границами некогда христианских наций.

Что в связи с этим можно сказать о России? Октябрьский переворот, как известно, также проходил под лозунгом свободы и равенства, к которому был добавлен тезис об уничтожении эксплуатации человека человеком. Следует отдать должное большевистской аксиологии: благодаря ей эгалитаризм вошел в народное сознание. Тем не менее уже последующая политическая практика привела к появлению новой аристократии в лице партийной номенклатуры. Казалось бы, этому уродливому во всех отношениях явлению был дан бой на завершающем этапе «перестройки», когда объявленная борьба с привилегиями обнаружила в обществе демократические тенденции. Увы, но последовавший затем развал СССР как бы снял эту тему, притом что уже очень скоро в России и других постсоветских странах (за исключением, пожалуй, Эстонии и в меньшей степени Латвии и Литвы) появилось куда более постыдное явление, нежели прежняя номенклатура, для которой не было найдено иного обозначения, как «элита», в коей нашлось место и наиболее ловким представителям прежней партийной номенклатуры, успешно занявшейся конвертацией власти в собственность. История и анатомия новой российской «элиты», насчитывающей теперь уже как минимум две генерации, может стать предметом масштабного научного исследования, в рамках которого было бы что изучать представителям многих гуманитарных дисциплин. Теперь

можно утверждать, что данный феномен является основным тормозом экономического и политического развития страны.

Здесь следует сказать, что в развитых демократических странах мы встречаем успешных политиков и бизнесменов, в отношении которых еще прежняя советская политология использовала этот заимствованный термин. Однако в той же Британии, где сохраняется родовая титулованная аристократия, ни одному политику или публицисту не придет в голову апеллировать к элите, вместо того чтобы убеждать в правильности своих взглядов на развитие страны избирателей и искать поддержку в общественном мнении. Между тем, в России апелляция именно к новоявленной «элите» не столько официальная политика ввиду ее малой публичности, сколько стойкий стереотип в сознании экспертного сообщества и публицистов.

Заинтересовавшись темой «элиты», я за короткое время собрал немало иллюстраций связанных с ней стереотипов в печатных и сетевых СМИ. Приведу только один весьма показательный пример, тем более что речь идет о весьма ценимом мной авторе, выступления которого я стараюсь не пропускать. Итак, в августе 2006 г. на страницах либеральной «Новой газеты» известный политический аналитик и при этом высококвалифицированный ученый-географ Дмитрий Орешкин представил в высшей степени интересный и весьма убедительный материал «РФ. Идеология пространства» [11, 12]. Касаясь вопроса дальнейшего пути России в связи с ее огромной и весьма неоднородной территорией, он пишет: «Итак, две проблемы. Первая, объективная, заключается в том, что с середины прошлого века роль лидеров в политике, культуре, международной конкуренции и вообще в жизни человечества начинают играть не просто большие, а интенсивные, плотные, насыщенные (наука еще не придумала подходящих терминов) территории». Что ж, это действительно, объективный факт, с которым приходится считаться. Ну а в чем же вторая проблема, которую Орешкин определяет как «субъективную». Оказывается, она «заключается в том, что наши элиты не готовы эту объективность признать и объяснить народу» [11, с. 7]. Вот это да! Оказывается не экспертное сообщество, не ученые должны народу объяснить объективные закономерности развития современной цивилизации, а пресловутая «элита», которая вместо народа должна что-то признать, а затем ему же и «объяснить», хотя здесь более правильным был бы термин «навязать». Увы, но Дмитрий Орешкин по сути дела констатирует ту печальную реальность, что россияне еще не состоялись как нация,

поелику лишены субъектности по примеру других европейских наций, которые сами при помощи известных правовых механизмов решают свою судьбу (как, к примеру, те же норвежцы, не желающие, чтобы их страна вступила в Европейский союз). Заканчивая свое выступление на страницах «Новой газеты», Орешкин задается вопросом: «В какой степени элитные группы (на самом деле только они сегодня обладают реальными экономическими интересами и реальными рычагами политического влияния) согласны быть Востоком?» [12, с. 13]. Право же, горько читать такое. Ведь совершенно очевидно, что без того сознания, что россияне являются одним народом, в котором интересы пресловутых «элит» не могут противопоставляться интересам всего общества, ни о какой реальной государственной стратегии России как целостного сообщества не может быть и речи1.

Список литературы

1. Акты Святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России, позднейшие документы о каноническом преемстве высшей церковной власти, 19171943: Сб. / Сост. Губонин М.Е. - М.: Правосл. Свято-Тихоновский богословский ин-т, 1994. - 1063 с.

2. Бедность, бедный, попечительство о бедных // Библейская энциклопедия Брокгауза. - Paderborn: Christliche Verlagsbuchhandlung, 1999. - C.72-73.

3. Беккер А. $50 млрд. - детям // Ведомости. - 2006. - 28 июня.

4. Борзенко В., Павлов И. Читатели Библии в России: групповой портрет в цифрах // Мир Библии. - М.: Рос. библ. об-во, 1994. - Вып. 2. - С. 105-106.

5. Булгаков С.Н. Неотложная задача: (О Союзе христианской политики). - М., 1906. - 47 с.

1 В упомянутом выше проекте программы СПС слово «элита» неизменно берется в кавычки и о ней пишется с нескрываемой иронией. При этом здесь важны два тезиса. Первый: «Они (читай: представители "элиты". - Авт.) хотят жить по своим особым законам, мы хотим, чтобы в стране было построено общество равных возможностей». Второй: «Свобода не просто абстрактная, но и утилитарная ценность. Демократия и капитализм выгодны каждому гражданину России. Мало того, они в большей степени выгодны бедным, чем богатым. Потому что четкие, прозрачные, единые правила игры уравнивают шансы граждан страны, а не создают преимущественные условия для "элиты"» [7, с. 23].

6. Булгаков С.Н. Об экономическом идеале: Вступительная лекция в курс «Критическое введение в политическую экономию», (1903) // Булгаков С.Н. От марксизма к идеализму: Сб. ст. (1896-1903). - СПб., 1903. - С. 263-287.

7. Горизонт-2017. Вернуть России будущее // Моск. новости. - 2006. - 17 сент. - С. 22-24.

8. Ивантер В. Нужно заставить бизнес повысить зарплаты в обмен на снижение налогов // Гудок. - 2006. - 28 июля. - С. 5.

9. Каспер В. Бог Иисуса Христа: Пер. с нем. - М.: Библейско-богословский ин-т св. ап. Андрея, 2005. - 444 с.

10. Новый Завет. Избранные тексты. Интерпретации и комментарии. - М.: Высш. шк., 2005. - 439 с.

11. Орешкин Д. РФ. Идеология пространства // Нов. газ. - 2006. - 17-20 авг. -С. 6-7.

12. Орешкин Д. РФ. Идеология пространства // Нов. газ. - 2006. - 21-23 авг. -С. 12-13.