CC BY
48DOI: 10.24411/ 2587-7607-2018-10005
Статьи
С.А. Аверина
христианские ценности и культурные традиции: взгляд сквозь призму агиографического текста
В статье рассматривается психологический тип святого человека на материале памятников русской духовной письменности ХУ-ХУП вв. При этом показываются черты агиографического тезауруса, характерные для северного русского менталитета. Автор приводит мнения ведущих специалистов по древнерусской письменности и культуре. Также дается богословско-философская экспликация изучаемого феномена.
Ключевые слова: духовная ценность, христианские ценности, агиография, житие, психологический тип святого, лингво-ментальная атрибуция, языковая актуализация.
Русские жития святых представляют интерес не только как памятник религиозной литературы, но и как прекрасный образец высокой («высоконравственной») книжности.
Следует учитывать особый характер христианской духовности на Руси.
Сохраняя аскетическую традицию Византии, она усилила евангельский элемент — в центре внимания оказывается действенная любовь, служение людям, милосердие. Именно поэтому в древнерусской святости формируется особый русский религиозный тип.
Каков психологический тип святого/подвижника?
В этой связи весьма важными являются результаты лингво-ментальной атрибуции (и интерпретации) соответствующего материала памятников русской духовной письменности, представленные в работах проф. В. В. Колесова. Речь идет об актуализации с помощью языковых средств сущностных характеристик психологического типа русского святого как проявлении языковой личности святого/подвижника.
Несколько показательных тезисов/рассуждений демонстрируют глубинное понимание идеи святости и глубокое проникновение в сущность психологического типа святого.
наглядным подтверждением сказанного могут служить материалы средневековой севернорусской агиографии ХУ-ХУ11 вв., дающие яркое представление о характере языковой актуализации рассмотренных понятий.
Оставляя в стороне специальные и дискуссионные вопросы, связанные с теоретической проблематикой аксиологии, укажем на некоторые принципиально важные — существенные для обозначенной темы — положения1.
Ценность/ценности традиционно трактуются как положительная или отрицательная значимость «объектов окружающего мира для человека, класса, группы, общества в целом»2, определяемая не их свойствами самими по себе, а их вовлеченностью в сферу человеческой жизнедеятельности, интересов и потребностей, социальных отношений и др3.
Светлана Андреевна Аверина — кандидат филологических наук, доцент кафедры древних языков Санкт-Петербургской духовной академии (swe-ta2008@yandex.ru).
1 В социально-психологическом аспекте материал агиографических текстов рассматривался нами в статье «Духовные ценности и культурные традиции: взгляд сквозь призму агиографического текста» (в печати).
2 Советский энциклопедический словарь / гл. ред. А. М. Прохоров. Изд. 3-е. М., 1985. С. 1462.
3 Там же.
Но такая трактовка, весьма социологизированная, с несомненностью предполагает экспликацию, что с удовлетворением можно отметить в ряде работ последнего времени, где акцент делается на личностном начале.
Под ценностями принято понимать определенные объекты и явления, которые имеют значимость для личности (выделено мной — С. А.), социума или культуры4.
Это ценности личности. Множественность и разнообразие ценностей дает возможность каждой культуре предлагать «своим членам прежде всего высшие ценности, в свете которых видятся все другие»5.
Следует остановиться на некоторых психологических интерпретациях последних лет в связи с особым интересом к духовной сфере общества.
Характерна констатация современного философа: «...духовность, являющаяся совокупностью аскетизма и альтруизма, упорядочивает общество и фактически выводит человека из животного мира. По сути, духовность, являющаяся своеобразной антиживотностью, стала пружиной, приводящей в действие механизм очеловечивания человека»6.
несомненную духовную ценность представляет великое наследие русской культуры, и, в частности, литература.
Роль русской классической литературы в духовном формировании общества/ нации невозможно переоценить. Эта тема неоднократно затрагивалась и плодотворно разрабатывалась в разных аспектах в публикациях филологов, философов, историков, культурологов, психологов.
Однако имеется (и весьма значительный) пласт литературы в русском литературном наследии, который, как представляется, заслуживает особого внимания, но вместе с тем не являлся, насколько можно судить, объектом более широкого исследования в данном аспекте.
Это агиография — жития святых, представляющие интерес не только как памятники религиозной литературы, но и как прекрасный образец высокой («высоконравственной») книжности.
«Основы научного изучения житийной литературы (на Западе — С. А.) были заложены на рубеже XVI-XVП вв.»7 В отечественной традиции несколько позднее.
Однако сначала исследовательский интерес был сосредоточен на проблемах сугубо теологических (напр., «противоречивые отношения политеизма и монотеизма при формировании культа и совокупности характерных черт святого» и под.)8, и только значительно позднее агиография оказалась в поле зрения разных гуманитарных наук, а затем и различных общественных наук.
Обратимся к русской агиографии, составляющей довольно значительную часть русского рукописного наследия и на протяжении длительного времени (с XI и фактически до XVII в.) являвшейся одним из основных литературных жанров.
Прежде чем ответить на вопрос о причинах такой популярности, укажем на некоторые особенности жития как жанра христианской письменности.
Основная характеристика его — «следование канону, проявляющееся на всех уровнях произведения — структурном, стилистическом, идейном и символико-богослов-ском»9, что позволяет в целом говорить о стереотипе житийного жанра10.
4 Руденко А. М. Философия в схемах и таблицах: учебн. пособие. Ростов н/Д., 2017. С. 295.
5 Золотухина-Аболина Е. В. Философская антропология: учебное пособие. Изд. 2-е. Ростов н/Д., 2017. С. 238.
6 Вальцев С. В. Закат человечества. М., 2008. С. 122-123.
7 Бёш-Гайано С. Изучение житий святых и историография // Русская агиография: Исследования. Материалы. Публикации / Отв. ред. Т. Р. Руди, С. А. Семячко. СПб., 2011. Т. 2. С. 504.
8 Там же. С. 506.
9 Руди Т.Р. Жития святых // Православная энциклопедия. М., 2008. Т. XIX. С. 283-284.
10 Аверина С.А. К жанрово-стилистической характеристике севернорусской агиографии (на материале севернорусских житий XVI в. // Историческая стилистика русского языка. Межвузовский сборник. Петрозаводск, 1990. С. 62.
Подходя к агиографии как к историко-культурному источнику, такой стереотип оценивают негативно, имея в виду «помехи в выяснении конкретных реалий»11.
Между тем именно агиографический канон (не оригинальное, не отступление от традиции) был существенным, значимым в восприятии житий.
специфика жития как жанра христианской письменности в том, что целью агио-графа становится «не воссоздание исторически достоверной биографии, а выявление сути и вневременного содержания подвига святого, земная жизнь которого была путем к Богу»12.
следование канону и ориентация на образцы, как основные принципы построения агиографического текста, приводят к частым заимствованиям из житий известных подвижников при создании житий новопрославленных святых: таким образом, новый святой уподобляется его великим предшественникам, а агиограф свидетельствует святость своего героя.
«Установка на канон, являвшаяся важнейшей чертой христианского сознания, распространялась как на художественную реальность, так и на историческую: можно полагать, что не только агиограф уподоблял своего героя прежним прославленным церковью святым., но и сам подвижник в жизни старался уподобиться им»13.
По справедливому замечанию Г. П. Федотова, смысл и идея самой агиографии — «проблемы духовной жизни»14. И именно это делает такими востребованными жития.
совершенно очевидно, что воздействие жития на читателя — особого типа. здесь очень важен субъект восприятия. Традиционно повторяемый прием «служит сигналом для создания у читателя определенного настроения»15. Это как бы «взгляд сквозь текст, к читателю»16.
Какого же рода сопереживание должен был вызвать этот образ?
«Духовное присутствие среди нас человека, давно отошедшего в иную жизнь, которое для нас имеет метафорическое значение теплого воспоминания, для древнерусского биографа было впечатлением живой действительности»17.
«Такое присутствие, такое общение „аки яве" было необходимо, потому что дается в подобной „биографии" не просто образ и не просто человеческая жизнь, но образец, святое житие»18; и далее: «.агиография не столько искусство, сколько „искусство спасения", стремящееся обрисовать. образец спасительной, т. е. святой, жизни и предполагающее подражание»19.
«здесь действует и общий закон агиографического стиля, подобный закону иконописи: он требует подчинения частного общему, растворения человеческого лица в небесном просветленном лике»20.
Как отмечал Г. П. Федотов, «в древнерусской святости формировался особый русский религиозный тип»21: «Христианская духовность на Руси» имела особый характер: она, «сохранив аскетическую традицию Византии, усилила евангельский элемент, который ставил во главу угла действенную любовь, служение людям, милосердие»22. «Первый этап в истории древнерусской святости сменяется новым — мистическим»23,
11 Берман Б. И. Читатель жития (Агиографический канон русского средневековья и традиции его восприятия) // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 159.
12 Руди Т.Р. Жития святых. С. 284.
13 Там же.
14 Федотов Г.П. Святые Древней Руси / Предисл. Д. С. Лихачева и А. В. Меня. М., 1990. С. 32.
15 Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 3-е. М., 1979. С. 92.
16 Берман Б.И. Читатель жития. С. 161.
17 Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988. С. 406.
18 Берман Б.И. Читатель жития. С. 161.
19 Там же.
20 Федотов Г.П. Святые Древней Руси. С. 30.
21 Там же. С. 21.
22 Там же.
23 Там же.
когда актуализируется идущая от исихазма практика духовного самоуглубления, молитвы, преображения личности через ее сокровенное единение с Богом»24.
Каков же психологический тип святого/подвижника? Современная православная психология понимает подвиг христианина, поставившего себе целью достижение религиозно-нравственного совершенства, как стяжание всех мыслимых добродетелей. Добродетельное житие человека ведет к его единению с Богом. Добродетели — это подражание божественным совершенствам. Учение о святости, богоподобии как воспроизведении личностью божественных совершенств — добродетелей — красной нитью проходит через все святоотеческое учение, отмечает С. М. Зарин25.
Т. И. Петракова, подчеркивая, что «духовность и нравственность являются базовыми, сущностными характеристиками личности, вскрывает в выделенной семантической паре духовность-нравственность не только семантическую, но и онтологическую связь: нормы и принципы нравственности получают идейное обоснование в идеалах добра и зла, являющихся категориями духовности»26.
Под добродетелью в нравственном богословии понимаются «проявления человеческой воли, согласные с нравственным законом или божественною волею и проистекающие из любви к Богу»27.
В таком случае, «слово „добродетель" равносильно со словом „нравственность", а слово „грех" — безнравственность»28.
Поскольку «добродетели христианина исходят из нравственного закона, человек вступает в своей жизни в троякие отношения: к верху — к Богу; вовне — к ближним и во внутрь — к самому себе. Таким образом, все эти обязанности христианина можно разделить на три разряда: на обязанности к Богу, ближним и к самому себе»29.
обязанности христианина по отношению к самому себе — попечение о своей душе, образование души — развитие ума, воли и чувства.
обязанности христианина по отношению к ближним — добродетели уважения, милосердия, справедливости, почитания и попечения о них30.
Каковы же эти добродетели? Это все те добродетели, о которых говорит Бог в Нагорной проповеди.
Добродетели имеют разные ступени и уровни, связанные друг с другом.
Свт. Евагрий Понтийский говорит: «Пусть телесные добродетели в тебе будут залогом душевных, душевные — залогом духовных, а духовные — залогом нематериального и сущностного ведения»31; и еще: «...все добродетели между собою связаны, как звенья в духовной цепи, одна от другой зависят: молитва от любви, любовь от радости, радость от кротости, кротость от смирения, смирение от веры, вера от послушания, послушание от простоты»32.
Таким образом, «образуется целостная и последовательная лестница добродетелей, указывающая, в каком порядке и каким способом нужно стяжать добродетели»33.
«Лестница предполагает, что человек пройдет её всю, то есть в результате своего духовного развития приобретет все добродетели. К этому сам Иисус Христос призывал
24 Там же.
25 Зарин С.М. Аскетизм по православно-христианскому учению. М., 1996. С. 376.
26 Петракова Т. И. Святоотеческая традиция в духовно-нравственном воспитании: к осмыслению понятий // Святоотеческое наследие в духовно-нравственном воспитании детей и молодежи: Материалы из опыта работы. М., 2002. С. 16.
27 Олесницкий М. Нравственное богословие. СПб., 1907. С. 83.
28 Там же.
29 Там же.
30 Там же.
31 Евагрий Понтийский, свт. Творения. М., 1994. С. 89.
32 Там же. С. 286.
33 Шеховцова Л. Ф. Концепция личности в православной психологии. СПб., 2015. С. 117.
своих учеников, а значит, и всех христиан: „Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Мф. 5: 48)»34.
Поскольку мы говорим о русской агиографической литературе, целесообразно определить, каков психологический тип русского святого/подвижника.
В этой связи являются весьма важными результаты лингво-ментальной атрибуции (и интерпретации) соответствующего материала памятников русской духовной письменности, представленные в работах проф. В. В. Колесова. Речь идет об актуализации с помощью языковых средств сущностных характеристик психологического типа русского святого, иначе говоря — как это принято обозначать в терминах собственно лингвистических — о проявлении языковой личности святого/подвижника.
Отталкиваясь от постулируемой П. Флоренским триипостасности культурной личности, В. В. Колесов выявляет три типа-лика (в своей последовательности отражающих развитие идеала во времени), которыми оперирует русское коллективное бессознательное (герой, святой, Вестник — Поэт), аналитически сосредоточив внимание на типе святого и характеристике святости.
Вот несколько показательных тезисов/рассуждений, демонстрирующих глубинное понимание идеи святости и глубокое проникновение в сущность психологического типа святого.
«Сам святой. одновременно и конкретная личность, и воплощение части себя самого в своем идеальном типе — совместно и телесность вещи, и идея как идеал»35.
«Святой воплощает совесть.»36
«Святость — вхождение в тайну Ничто без духовной ничтожности, отчуждение от мира явлений, чтобы познать конечную тайну Абсолюта (концепта.) <.>
«Святость личностна. <.> различие в понимании святости разными народами. У славян — идея служения идеалу вплоть до отречения от личного»37.
«Святость у русских — религиозное чувство поклонения тому, что дает избавление, спасает и защищает — подчас незаметно обыденное служит осуществленной идее, т. е. не личная, как на западе, а соборная святость, которую чтят»38.
«Русская святость — нарождение народного духа и окормление личной души. Это свобода в духе, которая выше свободы тела»39.
«Для иноземцев всегда казалось удивительным, что „русские любят возводить своих героев в сонм святых". Но как раз это понятно. Возводя героя в сан святого., русское сознание продлевает миг (его) подвига в вечность, подвиг превращая в подвижничество. Подвиг есть творчески свободный акт — но и святость также»40.
«Лики героя и святого структурируют этическое пространство русского сознания, на них сходятся все добродетели»41.
Итак, это действительно тот психологический тип, который являет собой образец высокой духовности, все лучшие качества, все мыслимые добродетели.
замечательным подтверждением этих рассуждений могут служить материалы средневековой севернорусской агиографии — житий ХУ-ХУП вв., которые здесь по вполне понятным причинам не могут быть широко приведены и развернуто прокомментированы.
Ограничимся, чтобы показать характер агиографического материала, некоторыми примерами языковой актуализации рассмотренных понятий42.
34 Там же. С. 117-118.
35 Колесов В.В. Язык и ментальность. СПб., 2004. С. 149.
36 Там же.
37 Там же.
38 Там же. С. 150.
39 Там же.
40 Там же. С. 151.
41 Там же. С. 154.
42 Иллюстративный материал приводится из житий: Антония Сийского (АС), Григория Пель-шемского (ГП), Дионисия Глушицкого (ДГ), Евфросина Толвского (ЕТ), Зосимы и Савватия
Специфика агиографического текста (обусловленная богословскими представлениями, лежащими в основе христианской идеологии) — с его строгим следованием литературному этикету, традиционным приемам и штампам, обилием трафаретных формул — предопределила особую наполненность, весомость, значимость практически каждого его элемента, каждой текстовой единицы.
Как известно, сложение житийных схем под влиянием представлений о символическом значении всех событий в жизни человека сделало вполне естественным в агиографии стремление избежать индивидуального, но показать общее, что приводило к абстрагированию, порождая целую систему символов. Символика пронизывает художественную ткань жития.
Центральный персонаж жития — святой, отринувший все мирское ради духовного блаженства, — являет собой всю красоту и величие христианского идеала.
Путь святого — путь нравственного совершенствования (возможно, изначально ему предначертанный, но чаще — через страдания, борение, преодоление), ведущий к достижению им высшей степени духовности в христианском понимании.
олицетворение всех мыслимых добродетелей, как правило, посредник между Богом и людьми (самым широко употребляемым топосом является формула византийской агиографии «земной ангел, небесный человек»; она читается в житиях и похвальных словах многих русских преподобных43, он фактически становится символом вечного, божественного, высокого.
Не случайно так богат словесный ряд символических обозначений святого (атрибутируемых как сравнения в числе других художественных тропов)44.
По наблюдениям Д. С. Лихачева в «Похвальном слове Сергию Радонежскому» (СР) приведены сразу 34 сравнения святого45: светило пресветлое, звезда незаходимая, кринъ в юдоли морской, финикъ процветший, гроздь многоплоденъ, сосуд избраныи, бисеръ многоценныи...
Кажется, это максимально распространенный словесный ряд. Полный набор лексем не зафиксирован ни одним из исследованных житий.
Вместе с тем имеющийся материал довольно показателен: он включает слова, общие СР и другим северным житиям, но также слова — номинации святого, — встречающиеся только в рассмотренных нами текстах: солнце, весна, луна (ЕТ); ветвь (ДГ); сокровище (ЗСС, НН); кладязь (АС, ЕТ); пристанище (АС, ЗСС), шипок, яблоко (НН) и др.
обращает на себя внимание экспликация ключевого слова посредством распространителей; как правило, это прилагательные, реже существительные и причастия: фуникъ цветущь, сокровище духовное, светозарное солнце, основание твердое граду нашему и под.
Все это одно- или двухэлементные лексические структуры.
Примеры многочленных словесно-синонимических рядов, где в качестве опорных компонентов представлены символы — сравнения святого, практически не встречаются.
Поэтому весьма показателен фрагмент, где ключевые слова эксплицированы распространителями разного типа различными способами: яко сапфир в златеи утвари яко бисер сияше и яко крин в удолии белеяше и яко шипок в поли цветяше и яко яблоко благовонно в саду блазе предлежаше (НН).
Возникающий словесный образ может получить адекватное (истинному, «сущностному») истолкование, только если исходить при его интерпретации «из того „двойного" восприятия мира, которое характерно для символизирующего мировоззрения средневековья»46.
Соловецких (ЗСС), Иосифа Волоцкого (ИВ), Кирилла Белозерского (КБ), Никиты Новгородского (НН); церковнославянский текст воспроизводится в упрощенной орфографии.
43 Руди Т.Р. Топика русских житий (вопросы типологии) // Русская агиография: Исследования. Публикации. Полемика. СПб., 2005. С. 88.
44 Лихачев Д. С. Поэтика. С. 176-184.
45 Там же. С. 177.
46 Лихачев Д. С. Поэтика. С. 165.
Несомненно значительным в смысле результатов может быть системный анализ лексики агиографических текстов.
Приведем одну из возможных систематизаций лексического материала (раскрывающего содержание понятия «житие святого») и покажем основные направления и перспективы подобной его интерпретации:
Великое, добродетельное, постническое житие святого — это и. воздержанию земному прилежа и всенощному бдению, посту же и молитве (ДТ), и труды и постное пребывание и всенощное бдение и на земле легание (ЕТ), ...преходя во молитвах и постех и бдениих во всяком воздержании (КБ), в посте и воздержании и в безмолвии и в молитвах (ИВ); нача подвизатися... постом и молитвами и бдением (ДГ); и богоработную плоть свою иссуши постом и бдением и молитвою и всенощным стоянием... или постом и бдением и труды всегдашними в молитвах и слезах и в виденном сладком умилении (ЕТ).
Жестокое, трудное, аскетическое, немятежное житие его — это и. бдение же и сухоядение и еже на земли легание и молитва непрестающа и чистота душевная и телесная устнама и умом, совершенное безмолвие. (ДГ), уединение. и присное молчание (ЕТ), безмолвно житие. во всяком благоверии и чистоте (НН).
В результате подвигов телесных и духовных, нередко в страшных нравственных мучениях, в борениях и терзаниях — ...постом бо и бдением изнуряя тело свое., по-щением и бдением. труды к трудам пологаа (ДГ), нача. на бесы вооружатися постом и молитвою (ЗСС) и т. д.
Святой — ...сподобися божественныя жизни (ДГ), т. е. — ...обретоша бессмертие (ДГ). любовию духовною подвизаа на вечное житие (ЕТ).
При этом как личность он наделен всеми высочайшими христианскими добродетелями — послушанием и смирением и кротостью украшен (ЗСС), все соблазны и суеты и любления и сласти мирскыя отрезает (ГП), являет. и кротость и смирение и незлобие сердца (ИВ), великое усердие и тщание и любовь не плодскую но духовную (ИВ), чистоту телесную и душевное незлобие, смирение, братолюбие нелицемерное ко всем и малым и к великим. (ЕТ) и т. д.;
словом премудрости украшенъ... (ИВ), от уст праведнаго каплет премудрость... течаше бо изо устъ его сладкое учение исполнено умиления и удивлению достоино. (ИВ).
Неудивительно поэтому, что он — ...равностоятель святых аггел... божественно показася. аггелы удивил. добродетельми. силою божественаго духа. своему подобяся владыце (ДГ).
Если иметь в виду сферу понятийно-логическую, этот понятийно-словесный ряд как совокупность словесных рядов, связанных с актуализацией идеологически важного в системе христианского мировоззрения понятия «праведник» (святой) по отношению к рассмотренному ранее — «символизации» святого — может расцениваться как «экспликатор».
Приведенная выше своеобразная «цитатная амплификация» содержит достаточно значительный и разнообразный материал, системная организация которого возможна прежде всего в виде различного типа словесных рядов, где репрезентируются семантически словообразовательные, стилистические коннотации.
Стержневые компоненты таких словесных рядов могут эксплицироваться распространителями, являющимися одновременно компонентами нового словесного ряда и в свою очередь также имеющими при себе распространители, и т. д.; это создает сложный синтаксический и стилистический рисунок фразы.
Сказанное может служить несомненным свидетельством высоких художественных достоинств агиографии.
Предлагаемый подход к описанию лексического материала памятников конфессиональной литературы позволяет оценить книжно-литературный язык русского Средневековья по характеру проявления системных связей, манифестирующих специфику литературной нормы в пределах жанрово локализованного материала (агиография).
Г. П. Федотов указывал в свое время: «Изучение русской святости в ее истории и ее религиозной феноменологии является. одной из насущных задач нашего
христианского и национального возрождения. В русских святых мы чтим не только небесных покровителей. России: в них мы ищем откровение нашего собственного духовного пути»47.
Позволю себе в заключение еще одну цитату: «Если мы не обманываемся в убеждении, что вся культура народа, в последнем счете, определяется его религией, то в русской святости найдем ключ, объясняющий многое в явлениях и современной русской культуры»48.
Завершая свою «апологию агиографии», полагаю уместным сослаться на в каком-то смысле программное высказывание итальянской исследовательницы Софии Бёш-Гайано, весьма недвусмысленно свидетельствующее о том, что потенциал агиографии еще далеко не исчерпан: «Агиография еще могла бы оказаться в чем-то полезной для понимания прошлого, настоящего и, быть может, будущего»49.
источники и литература
источники
1. Житие Антония Сийского, по рукописи РНБ, XVI в., Q. 1. 22, лл. 73-368 об.
2. Житие Григория Пельшемского, по рукописи РНБ, XVI в., Пог., 853, лл. 301-326 об.
3. Житие Дионисия Глушицкого, по рукописи РНБ, XVI в., Соф. 438, лл. 1-68 об.
4. Житие Евфросина Толвского, по рукописи РНБ, XVI в., Соф. 1424, лл. 324 об.-388.
5. Житие Зосимы и Савватия Соловецких, по рукописи РНБ, XVI в., Кир.-Бел. 35/1274, лл. 1-150.
6. Житие Иосифа Волоцкого, по рукописи РНБ, XVI в., Соф. 451/1, лл. 1-88 об.
7. Житие Кирилла Белозерского, по рукописи РНБ, XVI в., Пог. 732, лл. 1-110 об.
8. Житие Никиты Новгородского, по рукописи РНБ, XVI в., Кир.-Бел. 109/1186, лл. 178-246.
литература
9. Аверина С. А. К жанрово-стилистической характеристике севернорусской агиографии (на материале севернорусских житий XVI в. // Историческая стилистика русского языка. Межвузовский сборник. Петрозаводск, 1990. С. 61-70.
10. БерманБ.И. Читатель жития (Агиографический канон русского средневековья и традиции его восприятия) // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 159-183.
11. Бёш-Гайано С. Изучение житий святых и историография // Русская агиография: Исследования. Материалы. Публикации / Отв. ред. Т. Р. Руди, С. А. Семячко. СПб.: Пушкинский Дом, 2011. Т. 2. С. 503-516.
12. Вальцев С.В. Закат человечества. М., 2008.
13. Евагрий Понтийский, свт. Творения. М., 1994.
14. Зарин С.М. Аскетизм по православно-христианскому учению. М., 1996.
15. Золотухина-АболинаЕ.В. Философская антропология: учебное пособие. Изд. 2-е. Ростов н/Д.: феникс, 2017.
16. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988.
17. Колесов В.В. Язык и ментальность. СПб., 2004.
18. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 3-е. М., 1979.
19. Олесницкий М. Нравственное богословие. СПб., 1907.
47 Федотов Г. П. Указ. соч. С. 27.
48 Там же.
49 Бёш-Гайано С. Указ. соч. С. 516.
20. Петракова Т. И. Святоотеческая традиция в духовно-нравственном воспитании: к осмыслению понятий // Святоотеческое наследие в духовно-нравственном воспитании детей и молодежи: Материалы из опыта работы. М., 2002.
21. РуденкоА.М. Философия в схемах и таблицах: учебн. пособие. Ростов н/Д.: Феникс, 2017.
22. РудиТ.Р. Жития святых // Православная энциклопедия. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2008. Т. XIX. С. 283-284.
23. Руди Т. Р. Топика русских житий (вопросы типологии) // Русская агиография: Исследования. Публикации. Полемика. СПб.: Дмитрий Буланин, 2005. С. 59-101.
24. Федотов Г.П. Святые Древней Руси / Предисл. Д. С. Лихачева и А. В. Меня. М., 1990.
25. Шеховцова Л. Ф. Концепция личности в православной психологии. СПб.: РХГА, 2015.
Справочные издания
26. Советский энциклопедический словарь / гл. ред. А. М. Прохоров. Изд. 3-е. М.: Советская энциклопедия, 1985.
Svetlana Averina. Christian Values and Cultural Traditions: a View through the prism of Hagiographic Text.
The article deals with the psychological type of the holy man on the material of the monuments of Russian spiritual writing in the 15th-17th centuries. At the same time, there are shown some features of the hagiographic thesaurus, which characterize the northern Russian mentality. The author cites the opinions of leading experts on Old Russian script tradition and culture. Also, the theological-philosophical explication of the phenomenon being studied is given.
Keywords: spiritual value, Christian values, hagiography, life, psychological type of a saint person, linguistic-mental attribution, linguistic actualization.
Svetlana Andreyevna Averina — Candidate of Philological Sciences, Associate Professor at the Department of Ancient Languages at St. Petersburg Theological Academy (swe-ta2008@yandex.ru).
