Хорватская культура XVIII в. Далмация, Дубровницкая республика Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ

И. И. Лещшовская (Москва)

Хорватская культура XVIII в. Далмация, Дубровницкая республика

Карловацкий мир 1699 г., завершивший войну Священной лиги — Австрийской монархии, Венецианской республики, Речи Посполитой, а с 1686 г. и России — против Османской империи, принес расширение территории венецианского государства в северной Адриатике. К Республике Св. Марка, владевшей прибрежной Далмацией, отошла и значительная континентальная часть провинции. В 1714-1718 гг. вновь разразилась война христианских государств против Турции. В результате этой войны, последней в истории венецианско-турецких отношений, Венеция потеряла ряд территорий, но увеличила свои владения в Далмации вокруг города Имотски. На этой линии венецианско-турецкая граница стабилизировалась до конца столетия.

В XVIII в. блестящая Венеция, несмотря на территориальные приращения республики и сохранение позиции в мировой торговле, неуклонно катилась к упадку. Причины этого крылись в передвижении торговых путей на Атлантический океан, растущей конкуренции промышленного производства в Англии, Франции и Германии. Венецианская республика становилась второстепенной величиной. Ее общественная и культурная жизнь носила лихорадочный характер, представляя последние отблески былой славы.

Далмация переживала влияние отрицательных процессов, протекавших в венецианской метрополии. Экономическое ослабление Венеции усугублялось для нее ограничительной торговой политикой венецианских властей. В"первой половине XVIII в. экономика провинции находилась в состоянии застоя. Ушла в прошлое автономия далматинских городов-коммун, которая была основой средневековой торговой и общественной деятельности.

Но с середины столетия в годы непрерывного мира наметилось общее оживление жизни в Далмации. Венеция по меркантилистическим мотивам ввела некоторые послабления для торговли провинции. Спрос в Европе на далматинские суда и вино дал толчок подъему судостроения и виноделия. Стали расти внешняя торговля и морское судоходство Далмации. Но особое значение в ее экономике получила транзитная торговля, связавшая Балканы и Италию.

На протяжении XVIII в. выросла численность населения в Далмации. Если в 1718 г. оно составляло 108 090 человек, то в конце века на

той же территории проживало 288 320 человек, т.е. в три раза больше. Если административным центром провинции считался Задар, то главным торговым городом являлся Сплит. В конце XVIII в. он с предместьями имел более 8000 жителей, а включая котар — 12 ООО. Это был крупный порт на восточном побережье Адриатики. Во второй половине XVIII в. начала складываться новая экономическая обстановка в Далмации, благодаря чему протекало укрепление городов, а в них — торгово-предпри-нимательского слоя населения. Общество медленно накапливало силы, чтобы двинуться по пути обновления.

Дубровницкая республика, находившаяся в вассальной зависимости от Османской империи, благодаря торговой конъюктуре с середины века также переживает подъем. Развитие культуры в Далмащи в значительной мере определялось жизнью городов-коммун. Потеря ими под венецианской властью автономии, общее ослабление к первой половине XVIII в. повлекли за собой затухание культурной деятельности. Далмация и Дубровник утрачивали ведущую роль в хорватском культурном процессе в целом. Но с середины XVIII в., с оживлением общей обстановки в Далмации и Дубровнике наметились активизация культурной жизни и появление в ней новых черт.

В XVIII в. в толще жизни южных славян разворачивались процессы, которые при влиянии Западной Европы обусловили изменения в общественном сознании. Постепенно крепнувшая и обострявшаяся коллективная память народа, объединяя людей с разной психологией, неодинаковыми житейскими интересами, различным уровнем образования, порождала потребность понять, кто они, где их корни, что с ними стало и как выжить в складывавшихся условиях. Так, на первых порах в форме исторического мышления наиболее талантливые и чуткие одиночки задумались над судьбами своих народов.

Почти одновременно в середине XVIII в. у хорватов, сербов и болгар появились сочинения, обращенные к истории и содержавшие в той или иной мере осмысление актуальных вопросов современности. Первыми выступили в печати далматинские хорваты францисканские монахи Филип Грабовац с к«игой «Цвет беседы народа и языка иллирского или хорватского» (Венеция, 1747) и Андрия Кашич Миошич с сочинением «Приятный разговор славянского народа» (Венеция, 1756). Затем серб Захария Орфелин, живший тогда в Сремски — Карловцах, издал в Венеции же стихотворное произведение «Плач Сербии» (1762) и болгарин монах Хиландарского монастыря на Афоне Паисий написал «Историю славяноболгарскую» (1762), оставшуюся в рукописи, но получившую в списках широкое распространение в народе.

Эти сочинения, созданные в разных условиях, объединяли обращение авторов к простым людям на их родном или максимально близком к

нему языке, напоминание о славном прошлом своих народов, наконец, призыв к народному пробуждению, первоочередному условию выживания. Названные авторы, ощутившие на ранней стадии дыхание эпохи, принесшей в Западной Европе появление национальной идеи, предвосхитили грядущее национальное Возрождение южных славян. Типологическая общность их сочинений вобрала в себя закономерность и своеобразие развития общественной мысли на славянском юге в процессе духовного преображения.

Далматинские хорваты находились под сильным влиянием умственной и художественной жизни в Венеции. В 60-80-х гг. XVIII в. в Республике Св. Марка зародилось и развернулось культурное движение под знаком идей Просвещения. Они получили наибольшее развитие в Венеции и Падуе. Одной из главных особенностей идеологии венецианского Просвещения было переосмысление роли церкви и религии в государстве, а также отношений церкви и государства в русле нового видения мира

В идейном пространстве венецианского Просвещения находился молодой хорват Иван Ловрич (1754-1777). Он происходил из состоятельной семьи города Синя, учился в Венеции, затем продолжил медицинское образование в Падуе. Будучи студентом, Ловрич издал в 1776 г. в Венеции на итальянском языке книгу «Заметки о путешествии по Далмации Альберто Фортиса» 2. Его побудило к этому сочинение итальянского аббата ученого-естественника, известного представителя венецианского Просвещения Альберто Фортиса «Путешествие по Далмации» (Венеция, 1774). Оно было переведено на немецкий, французский и английский языки и получило широкую известность в Европе. Исходя из знания народной жизни своего края, Ловрич нашел в работе итальянского автора много неточностей в описании крестьянского быта и обычаев в Далмации, как и неполноту приведенных им сведений 3.

Книга хорватского автора содержала большой фактический материал о природных достопримечательностях далматинского Загорья, его малой родины, об остатках римской старины здесь, а главное — о народной жизни, прежде всего морлаков — загорских крестьян. В ней досконально описаны верования, обычаи, образ жизни, методы ведения хозяйства сельского населения континентальной Далмации. Наблюдения автора сопровождались замечаниями, оценками и советами. Эта книга явила собой зарождение национальной этнографии в Далмации. В то же время она стала документом обретения хорватской общественной мыслью новых современных черт.

Ловрич выступил как большой патриот Далмации и ее народа. Он с гордостью писал, что из его среды вышли интеллектуалы, заслужившие похвалу самых культурных европейцев. Ловрич назвал при этом старого далматинского мыслителя М. А. де Доминиса и Р. Бошковича, «одного

из первых европейских математиков». Эти «два светила», продолжал автор, убедительно доказывали, до какого совершенства могли возвыситься природные умственные способности далматинцев. Он указал также на «знаменитого и вовеки бессмертного» Ивана Гундулича из Дубровника, отмечая «возвышенность мысли, сладость стихов и естественность рифмы» поэта. Ловрич назвал Гундулича гордостью «иллирского народа» и сравнил его с Гомером 4. Автор выражал восхищение деятелями, которые достигли вершин в науке и искусстве хорватов.

Ловрич видел природную одаренность крестьянства, в массе которого были ловкие резчики по дереву, искусные гончары, другие умельцы. Он высоко ставил народные песни, содержавшие, по его словам, важные сведения по отечественной истории и созданные по правилам стихосложения, при том что их творцы не имели понятия о стихе 5.

Тем с большим сожалением этнограф писал об отсутствии возможности у далматинцев, особенно у морлаков в Загорье, совершенствовать свой ум и способности за неимением средств. Поэтому они полны суеверий, «абсурдных мыслей» и незнания 6. «Самое большое счастье (морлаков. — И. Л.) состояло бы в том, — продолжал автор, — если бы они освободились от старых предрассудков. Таким путем они стали бы трудолюбивыми в мирное время и храбрыми в войне. Просвещенный народ творит счастье свое и своего правителя» 7. Разоблачение предрассудков и борьба против закоснелых форм жизни, традиционализма были краеугольным камнем идейной платформы европейского Просвещения. И Ловрич, придерживаясь взгляда на мир, основанного на разуме и знаниях, видел путь к возвышению населения Далмации до уровня просвещенных европейских народов через преодоление предрассудков и необразованности.

Молодой хорватский автор был сторонником распространения книг, отказа от философии Аристотеля и перехода к новым философским методам, изучения современной физики и пр. Но прежде всего ученый-этнограф ратовал за приобщение простого народа к элементарному образованию8. Это особенно актуально было в Далмации, где не сложилась школьная система.

Ловрич указывал на виновников духовной убогости крестьян. Это были те, кто извлекал для себя пользу из незнания простолюдин и действовал по принципу «разделяй и властвуй». Автор осуждал и соплеменников, которые проявляли безразличие к несчастью «боязливого народа» 9. Среди них были служители католической и православной церквей.

Хорватский этнограф с осуждением писал, что темнотой крестьян без зазрения совести пользовались монахи, как православного, так и католического обрядов, в целях их подчинения себе и поборов. Автор ставил даже вопрос о секуляризации монастырской земли. В отношении православного монастыря Драгович он замечал, что монахи имели дос-

таточно земли, «которую очень хорошо можно было бы употребить в помощь некоторым бедным морлакским семьям, которые ее не имеют» 10. Осуждение монашества за мздоимство автор подкреплял ссылкой на церковную политику Петра Великого в России.

Критика Ловрича была обращена и в адрес белого католического духовенства. Отмечая общую малограмотность жителей города Синя, он замечал: «Уметь читать, писать и иметь немного поверхностного знания арифметики — вот и вся наука этого края, а кто знает больше, того считают еретиком, особенно священники. Все они — католики, которых в настоящее время насчитывается не более двенадцати. Их знания состоят в переписывании, переиначивании и уродовании философии Аристотеля и в философском битье друг друга, которое набожно совершается в темноте. Речь идет о самых ученых» п. Обвинения Ловрича в адрес священников находились в созвучии с политикой Венецианского государства, направленной против попыток римской курии вмешиваться в его внутренние дела. В 60-х гг. XVIII в. Сенат предпринял антицерковные реформы, задачами которых были усиление светской власти, ограничение деятельности и доходов католического духовенства и секуляризация церковного имущества 12. Антиклерикальная политика Республики пользовалась поддержкой венецианских просветителей. На страницах печати развернулась полемика философов-эрудитов с их оппонентами.

Находясь в Падуе, Ловрич был в гуще споров. Светское положение автора освобождало его творчество от полагавшегося в Далмации контроля со стороны монастырских старейшин. А бурная идейная обстановка в самой Венеции и отмена Сенатом Республики в 1765 г. церковной цензуры сделали издательскую деятельность в этой части свободной.

Взгляды Ловрича были окрашены религиозной веротерпимостью. Он не противопоставлял католиков и православных в Загорье, рассматривая их как один народ, часть великой славянской общности.

Как следствие духовной неразвитости, но также и непрестанных войн, Ловрич отмечал примитивность земледелия и скотоводства у мор-лаков. В меру своих знаний и особенностей мышления автор давал в книге советы по улучшению сельского хозяйства. Главным из условий он считал появление патриота соотечественника, способного показать пример рационального хозяйствования. Сам он рекомендовал посадку тутовых деревьев и развитие шелководства. «Было бы поистине замечательно, — заключал автор, — если бы этот народ начал свой прогресс с земледелия, к которому народы возвращаются только тогда, когда уже станут воспитанными» 13. Все это было благородной утопией, но она отражала озабоченность Ловрича бедственным материальным положением далматинских крестьян.

Патриотическое настроение и вера в природный талант крестьян определяли отношение Ловрича к народному языку. Воздавая должное старой хорватской литературе, особенно дубровницкой, за то, что она была на родном языке, автор с сожалением отмечал отход от него современных ему образованных поэтов. «А некоторые от страха, чтобы не казаться варварами, — писал он, — говорят даже и то, что не знают и языка, полагая глупо, что это заслуга» 14. Выступая в поддержку литературного языка на народно-разговорной, т. е. штокавской, основе, далматинский интеллектуал обращал внимание на сохранение его чистоты. Он считал, что народный язык наименее подвергался внешним воздействиям вдали от городов (Дубровника). В начале XIX в. именно на эти края как колыбель нетронутой городом народной штокавской речи будет ориентироваться выдающийся сербский ученый — лингвист Вук Караджич в своей реформе сербского литературного языка 15. Ловрич проявлял близкое понимание литературно-языкового развития штокав-ских хорватов с теми же издержками языкового пуризма.

В поле зрения Ловрича, как и некоторых образованных хорватов того времени, был «славянский язык». Не представляя себе историю литератур-но-языкового развития славян и языковую иерархию в славянском мире, он воспринимал его как данность. «Обилием слов и силой выражения, наряду со своей большой распространенностью, — писал он, — этот язык возвышается над всеми остальными. В нем, кроме того, замечается естественность старых языков» 16. Ловрич обращал внимание на широту распространения, чистоту и древность «славянского языка». Эти взгляды имели прямую связь с представлением о некоей славянской общности, которое с XVI в. присутствовало в хорватской литературе Далмации и Дубровника. Морально поддерживая интеллектуалов в трудные периоды исторического развития, оно утверждалось как идейная традиция.

Идейный облик Ловрича включал патриотизм, расположенность к крестьянству, славизм в сочетании с элементами критической мысли и просветительской утопии.

Книга Ловрича не осталась незамеченной. Францисканцы в Далмации встретили ее враждебно. Но она получила известность в Европе. Французский писатель-романтик Ш. Нодье использовал материал из нее в своем творчестве 17. Монография вошла в науку своим обилием историко-эт-нографических данных о патриархальной среде на юго-западе Балкан.

В XVIII в. хорватскую общественную мысль в Далмации затронуло своим крылом Просвещение, хотя оно не развернулось здесь в зрелую систему. Тем не менее этот факт имел принципиальное значение, поскольку знаменовал собой подъем хорватского общественного сознания на уровень восприятия и осмысления действительности с позиции рационализма.

Оживление с середины XVIII в. умственной жизни в Далмации и Дубровнике получило выражение в подъеме науки. Желание интеллектуалов понять место своего народа в кругу других народов, осознать традиции и пути выстраивания взаимоотношений с ними в менявшемся мире привели к увеличению числа, расширению тематики и обновлению методов исторических работ.

В Дубровнике интеллектуалы проявляли особый интерес к своей «малой» родине и ее знаменитостям. Они оставили в рукописи сочинения по истории города и местной церкви. Расширялось изучение литературных явлений. Росла потребность изучения биографий видных дуб-ровницких писателей. Пытливые умы активно занимались собиранием литературной старины. Видный поэт Иг. Джурджевич составлял жизнеописания с характеристикой литературного творчества некоторых видных дубровчан. Но работа осталась незавершенной. Ученый доминиканец С. Цриевич (Церва) создал сборник на латинском языке, включив в него биографии 435 дубровницких знаменитостей, в том числе и музыкантов. Но его «ВгЬПоЙеса Яа£и$та» также осталась в рукописи. Были и другие попытки того же рода. Авторы использовали архивные материалы и документы, изучали литературные тексты. При этом трезвое исследование источников сочеталось с воодушевленным восприятием биографий и творческих достижений земляков-знаменитостей 18.

Своеобразным обобщением этой деятельности на исходе века стало двухтомное сочинение на итальянском языке дубровчанина итальянского происхождения пиариста, преподавателя, а затем ректора местной гимназии Франьо М. Аппендини (1768-1837) «Исторические и критические заметки о древностях, истории и литературе Рагузы» (Дубровник, 1800, 1802-1803). Это было первое фундаментальное исследование по истории культуры знаменитого города.

Недостаточно критический в археологическом и историческом планах труд Аппендини тем не менее, основанный на рукописных и печатных материалах XVI — первой трети XVIII в., благодаря большому био-библиографическоу фонду долгое время оставался научной базой для изучения истории дубровницкой литературы. Желание образованных и просто грамотных дубровчан больше узнать о прошлом своего народа и его видных деятелях встречалось с патриотическим стремлением интеллектуалов раскрыть культурное достояние и тем самым значение Дубровника.

В Далмации подъем интереса к прошлому пришелся на 70-80-е гг. XVIII в., хотя и ранее публиковались работы как хорватских авторов, так и иностранцев по истории отдельных местностей и Далмации в целом. Вышли из печати книги исторического содержания Ивана Рос-синьоли и Петара Нутризио Грисогоно из Трогира, Луки Владимирови-

ча, Р. А. Михиели Виттури, Томко Мрнавича и др. Историографическую культуру Далмации дополняли биографические сочинения Петара Боге-тича из Сплита о видных спличанах (1784) и Михиели Виттури о старых далматинских мыслителях (1778). Книги издавались на итальянском языке и были ориентированы на городскую образованную среду. Много текстов осталось в рукописи. Большинство исторических работ были в русле критического изучения источников о прошлом Далмации |9.

Несколько выделялся из круга сочинений трактат Петара Нутризио Грисогоно «Исследование о теперешнем состоянии Далмации. Экономико-политическое сочинение» (Флоренция, 1777). Он был обращен к современности 20.

Исторические сочинения, помимо познавательной функции, формировали в хорватском обществе историческую память — коллективные представления о прошлом народа, родины, — которая играла важнейшую роль в процессе его самоидентификации, ориентации в мире, понимании своего места в нем. Хотя итальянский язык большей части работ с историческим содержанием сужал социальное пространство их восприятия.

На фоне историографической активности в Далмации пробудился интерес к археологии. Этому способствовало античное прошлое провинции. В 1750 г. архиепископ Бицца основал за свой счет «Музей Сплит-ской архиепископии», в котором быстро образовалось богатое собрание археологических экспонатов. Это подтолкнуло любительские занятия археологией. Возникли частные музейные собрания. Особой известностью пользовалась солидная археологическая коллекция задарского врача А. Даниели.

Большой интерес властей и отдельных эрудитов вызвали в 1771 г. неожиданные открытия остатков строений раннесредневекового хорватского Солина, одного из центров государства Трпимировича. Началось изучение той местности, которое проводилось лицами без специальной подготовки, но, тем не менее, было полезным. В 1789 г. в Задаре при рытье котлована для фундамента здания были обнаружены разные серебряные предметы, а несколько позднее вблизи города были найдены римские урны, стеклянная посуда, медные медали и другой археологический материал. Вещественные предметы поступали, как правило, в закрытые коллекции.

С накоплением археологических находок появилась потребность их описания. Предположительно еще в 1759 г. Петар Ферро с острова Кор-чула изучал надписи на античных памятниках в городе Скрадине. Первой научной работой далматинской археологии было исследование Михиели Виттури, посвященное античной Салоне, главному городу римской провинции Далмации. Оно вышло на итальянском языке в Венеции. Десятью годами позже священник Иван Павлович Луцич описал архео-

логические находки в приморье города Макарска, а в 1796 г. издал работу с описанием дворца императора Диоклетиана в Сплите 21.

На начальном этапе археология в Далмации сводилась к бессистемному собиранию вещественных предметов и их первичному описанию. При этом развивалось коллекционирование среди частных лиц и закладывались начатки музейного дела.

Утверждение в литературе штокавского диалекта активизировало в Дубровнике и Далмации лингвистические исследования. В 1754 г. в Венеции вышла книга францисканца из Дубровника С. Долди (Сладе) с многозначительным названием «О древности и распространенности иллирского языка».

В 1728 г. по поручению сплитского архиепископа иезуит Арделио Делла Белла составил и издал в Венеции «Словарь итальянско-латин-ско-иллирский» и «иллирскую» грамматику *. Это было сделано с целью повышения грамотности хорватского духовенства, из числа которого половина исполняла службу на церковнославянском языке 22.

В 1781 г. в Венеции же вышло третье издание «Латинско-иллирской грамматики» Л. Ситовича (Любушича), в которой были рассмотрены многие грамматические вопросы хорватского языка. В 1808 г. увидела свет новая грамматика Аппендини. В завершение этого этапа появился лексикографический труд — фундаментальный трехъязычный латинско-италь-янско-хорватский словарь францисканца Й. Стулли (1810). В научной лингвистической среде Дубровника и Далмации набирала силу тенденция к стандартизации штокавского диалекта.

В обстановке, когда в Далмации было немало дворян, которые не знали родного языка или сознательно не хотели говорить на нем, задарский архиепископ М. Караман опубликовал в 1763 г. в Венеции «Букварь славянской письменности» с целью приобщить соотечественников к обучению письму на родном языке. Эта книга пользовалась спросом и в 1769 г. выдержала второе издание. Были и другие лингвистические работы 23.

В Далмации и .Дубровнике создавались научные, прикладные и учебные работы по разным областям знаний. Появились книги по юриспруденции. Разрабатывались вопросы церковного права. В 1778 г. каноник А. Коста, родом из Синя, опубликовал в Венеции «Церковный закон», первый учебник канонического права на хорватском языке. Это было авторитетное в свое время издание. Выходили работы на медицинские темы, по гидрологии. Францисканец М. Зоричич выпустил в 1766 г. в Анконе «Арифметику», первую книгу по математике на хорватском языке, написанную по методике П. Ферро 24.

* В названиях многоязычных словарей на латинском языке использовались понятия «illirico», «illiricum», «linguae Illiriae». В кн. «Povijest hrvatske knji 2ev-nosti» эти понятия переведены как «хорватский».

Увеличение объема и расширение сферы научных исследований, гуманитарных и естественных, были показателями состояния не только науки, но и шире — общественного сознания, углубления запросов общества в познании жизни.

Ввиду трудных условий для развития науки в Дубровнике и Далмации наиболее талантливые ученые покидали родину и работали в Европе. Бенедиктинец А. Бандурович-Бандури проявил себя как один из самых известных в свое время византологов и нумизматов. Врач Дж. Арме-нац-Баливи, рано покинувший Дубровник и трудившийся в римском университете, получил известность как один из первых анатомов, теоретиков и практиков медицины. Выходцы из Дубровника и Далмации сохраняли подчас тесные контакты с родиной, способствовали ознакомлению соотечественников с естественнонаучными и гуманитарными знаниями, поддерживали отечественные таланты.

Подлинным научным колоссом, выдающимся ученым с европейским именем был Руджер Бошкович (1711-1787) — физик, математик, астроном и философ. Он родился в Дубровнике, но еще в ранней молодости покинул город, чтобы в Римской иезуитской коллегии получить образование. Здесь он стал членом иезуитского ордена. Ряд лет, с 1740 до 1757 г., Бошкович, профессор философии и математики, преподавал математику в Римской коллегии, затем был профессором в университете Павии. Находясь вдали от Дубровника, ученый сохранял тесные контакты с ним. Патриот города, он оказывал влияние на его политическую жизнь.

Бошкович совершил многочисленные поездки с дипломатическими и научно-исследовательскими целями. Он посетил Париж, Лондон, Венецию, Стамбул, Варшаву. В 1763 г. ученый вернулся в Рим. Некоторое время Бошкович преподавал в университетах Парижа и Лондона, возглавлял во французской столице учреждение «Оптика», связанное с морским флотом. В 1782 г. он оставил Францию и приехал в Италию, где и умер в Милане.

Бошкович вошел в науку серией статей о закономерностях в природе, написанных в первый римский период жизни. Мировую славу и признание ученый получил"благодаря фундаментальному труду «Теория естественной философии» (Вена, 1758; Венеция, 1763). Опираясь на сформулированные И. Ньютоном законы механики, Бошкович развил качественную теорию строения вещества и высказал гипотезу о зависимости характера (притяжения или отталкивания) сил взаимодействия частиц от расстояния между ними. Восторженный поклонник Ньютона, он, тем не менее, критиковал введенное английским математиком понятие «абсолютное пространство» и считал пространство относительным. Тем самым Бошкович предвосхитил некоторые положения теории относительности и квантовой физики XX в.

В конце жизни Бошкович издал работу в пяти частях из области оптики и астрономии. Ученый разработал методику определения движения комет. В практической астрономии он предложил методику исправления ошибок и пр. Его труды были написаны на латинском языке.

Бошкович был членом ряда европейских академий и научных обществ — академии «Аркадии» в Риме, общества Royal Society в Лондоне, членом-корреспондентом Французской академии, иностранным почетным членом Петербургской академии наук 25.

Обладая литературным даром, Бошкович изложил некоторые свои научные работы в стихах («О затмении солнца и луны» — 1735, второе расширенное издание — 1760). Плодотворным было его научное и поэтическое сотрудничество с философом, математиком, знатоком латинского языка Б. Стаем-Стойковичем (1714-1801). Ученый обратил внимание на первые научные и литературные сочинения молодого Стая, выпускника Дубровницкой коллегии, — стихотворное переложение на латинский язык философии и физики Декарта (Венеция, 1744, в последующие пять лет вышло еще два издания). Под влиянием Бошковича Стай приобщился к философии Ньютона. Плодом их совместного творчества стали «Десять книг новейшей философии в стихах» (т. I—III. Рим, 1755, 1760, 1792). Стай изложил здесь закон всемирного тяготения, основное содержание «Оптики» Ньютона и привел собственные математические выкладки, теоремы и доказательства. Самостоятельная работа Стая получила высокую оценку Бошковича. Первые два тома ученый снабдил введением, пространными комментариями и дополнениями (третий том не был завершен) 2б.

Руджер Бошкович принадлежал к ренессансному типу универсальных мыслителей. Его научные открытия были солидным вкладом в понимание жизни. Но принадлежность к иезуитскому ордену делала его общественную позицию противоречивой. Ученый скептически относился к России, старался изолировать Дубровник от нее, не одобрял антиклерикальную позицию французских энциклопедистов, выступал за сохранение латыни как языка науки.

В рассматриваемое время в Далимации и Дубровнике вырос объем научной деятельности, углубилась дифференциация науки. В ряде гуманитарных и естественных исследований были заложены основы научных знаний Нового времени, появились большие словари. Научная мысль переходила от описания к объяснению явлений действительности на основе свободного от теологии ее понимания. Именно в научных работах проявлялись новое видение мира, углубленное понимание действительности.

В XVIII в. литература в Далмации была представлена почти исключительно поэзией. По жанровому составу это были преимущественно

стихи, написанные по какому-либо случаю, как правило, в честь видных особ в связи с днем их рождения, венчания, служебного продвижения, и лирика дидактическо-морализаторского характера. Такого рода сочинения создавались доморощенными стихотворцами на латинском и итальянском языках. Отдельные интеллектуалы пытались сочинять песни на родном языке, но они в подавляющем большинстве остались в рукописях. Пользовались популярностью комедии, написанные в подражание, в частности К. Гольдони, на итальянском или хорватском языках и предназначенные для чтения в узком кругу лиц, а не для сцены 21.

С середины XVIII в. церковные лица во множестве издавали небольшие книжки на хорватском языке с целью просвещения верующих в вопросах религии, христианской морали, канонического права и пр. Они были рассчитаны как на широкую читательскую публику, так и образованный клир. Эти книги пользовались большим спросом 28.

Наряду с конфессиональной письменностью и сочинениями рядовых стихотворцев появились новые виды литературы, проникнутые ожившим историческим сознанием и интересом к устному народному творчеству. Патриотическое направление выдающихся писателей, озаривших своими книгами ярким светом литературную жизнь, сложилось как антитеза обособлению от этноса католического дворянства и горожан провинции в результате усвоения ими итальянского языка и бытовой культуры.

Ответы на вопросы современников в процессе этнической самоидентификации, «каковы были времена стародавние», пытался дать в своих сочинениях Филип Грабовац. Он родился в Подосое близ Врлики в 1697 или 1699 г., в сельской среде. Это был край, переживший три венецианско-турецких войны, опустошенный, подверженный грабежам дружин ускоков. По окончании церковной школы юноша вступил во францисканский орден в монастыре Заострог. Высшее образование (по философии и теологии) Грабовац, по всей вероятности, получил в Италии. Будучи священником, он читал проповеди прихожанам, преподавал. В 1729 г. Грабовац стал капелланом в хорватской кавалерийской части, находившейся на службе у венецианского государства. В этой должности он оставался в Вероне до 1747 г.

Хорошо познав быт и нравы хорватских военных на итальянской службе, Грабовац выступил в 1729 г. в печати со стихотворением, в котором осудил их моду отказываться по прибытии в Италию от хорватской одежды и обычаев. Этот шаг молодого священника сразу породил недоброжелательство к нему в далматинских конформистских кругах.

В 1747 г. Грабовац издал в Венеции свою главную книгу «Цвет беседы народа и языка иллирского или хорватского». Она имела отчетливо патриотическую направленность. По доносу хорватских офицеров венецианские власти книгу конфисковали, и весь тираж (400 экземпляров) был сожжен на главных площадях Задара, Сплита и Синя. Лишь

несколько книг «Цвета» сохранилось. Сам автор как бунтовщик и предатель был брошен в венецианскую тюрьму. Затем ввиду его болезни он был переведен в монастырь на острове Сан Спирито, где располагалась тюрьма для духовных лиц. Там священник-патриот и умер в 1749 г. 29.

Грабовац был первым далматинским хорватским писателем, который обратился на родном языке к сельской среде. «Цвет беседы» был написан на штокавском икавском диалекте. По жанру книга сочетала в себе поучения и литературное творчество. Идейно она выделялась из круга далматинской хорватской литературы.

«Цвет беседы» состоял из двух частей. В первой содержались написанные преимущественно стихами «духовные разговоры» разного содержания. Эта часть, построенная в форме диалога юноши и старца, носила религиозно-морализаторский характер. В разделе о нравственности автор устами героев отмечал, что в мире «нет ни правды, ни любви», все живут в грубости, «в народе нет согласия», людьми правит неверие и ненависть друг к другу. Грабовац писал о падении нравов в обществе 30.

Вторая часть книги имела историческую основу, охватывая «времена, народы и королевства». Она написана частично стихами, но преимущественно прозой. Основное место в ней заняла Далмация. Вместе с тем Грабовац четко выразил хорватское самосознание. В центре его внимания были жизнь и судьба «рватов» (хорватов). В отношении языка автор отождествлял понятия «иллирский», «словиньский» и «рвацкий».

В этой части выделялось стихотворение «Слава Далмации», которое проникнуто любовью к родной земле. Автор, полный гордости за славное прошлое Далмации, выражал горечь по поводу ее упадка:

Что так низко нынче пала, В землю себя закопала? Где твоя старая сила, Которой столь в тебе было? Изменники теперь тебя топчут. То, чем была ты, не чтут 31.

В другом стихотворении «О природе и нравах хорватов» Грабовац называл причины плачевного состояния народа и показывал путь выхода из него:

Если б хорваты согласны были, Горькой чаши бы не пили 32.

Автор призывал к сплочению и единению хорватов, чтобы занять достойное положение.

Эти стихотворения Грабоваца, опередившие свое время, были на славянском юге первыми «будницами» — песнями с призывом к пробуждению народа.

С большой творческой силой будительско-патриотическую линию в хорватской литературе продолжил Андрия Качич Миошич (1704-1760). Он родился в селе Брист, расположенном близ францисканского монастыря Заострог, в приморье города Макарска, начальное образование получил в монастыре. В 1720 г. юноша принял монашеский постриг. Предположительно он получил философское и богословское образование в Буде.

С 1730 г. Качич Миошич в монашеском чине преподавал в философской школе в Шибенике, основанной в 1726 г., а с 1735 г. стал уже «lector generalis» в духовной семинарии того же города. По прошествии десяти лет он ушел в монастырь Сумартин на острове Брач, где в 1747 г. стал старейшиной. С 1750 г. Качич Миошич жил в Заостроге. За это время он совершил поездку в Венецию, где пробыл почти год, посетил Задар.

Францисканские монастыри, расположенные на границе Далмации с Боснией и Герцеговиной, были своего рода региональными социокультурными и военными центрами. Братию составляли выходцы из сел, говорившие на «боснийском языке» (штокавском диалекте), хорошо знакомые с жизнью аграрной части Далмации с ее традиционной народной культурой. Важно и то, что до 1735 г. Босния с Герцеговиной и Далмация входили в одну францисканскую провинцию и между монахами внутри нее поддерживались тесные связи. В Заостроге Качич Миошич и закончил свой жизненный путь 33.

В Заостроге Качич Миошич написал две книги на «боснийском языке» — «Приятный разговор славянского народа» (Венеция, 1756, второе расширенное издание — 1759) и «Кораблица» — ковчег (Венеция, 1760)34.

«Разговор» — это хроника событий в стихах и прозе из истории хорватов, других славян, а также соседних народов. В первой части книги, где излагаются события с древних времен до падения Константинополя под натиском турок в 1453 г., преобладают прозаические тексты. Во второй части, посвященной истории до XVIII в., больше стихов. Качич Миошич следовал за Грабовацем и в изложении фактов, и в чередовании прозы и стихов. Но их разнило отношение к Венеции.

В предисловии «Любезному читателю» ко второму изданию «Разговора» Качич Миошич писал, что он черпал материал из книг латинских, итальянских и хорватских авторов, из различных песен, дипломов, постановлений венецианского дожа, аттестатов, а также свидетельств старцев, монахов и мирян 35. Книга предназначалась «бедным земледельцам и пастухам славянского народа» 36.

В «Кораблице» Качич Миошич раскрыл состав «славянского народа». Это — «московы, поляки, амазоны, богемы, моравы, словаки, тоты, краньцы, истрияне, рваты, славонцы, сервияне, сербы, валахи, молдавы, булгары, бошняки, далматины, верхние скендерцы и многие другие». К славянам автор относил древних иллирийцев, Александра Великого,

императора Константина, Скандербега и др. 37. Представления Качича Миошича о славянах были весьма туманными. Но одно в его сознании было непреложным — убежденность в древности, многочисленности и величии славян, давших миру знаменитых личностей. Книги Качича Миошича, проникнутые идеей общности славян, наиболее выразительно продолжили славянскую мысль в хорватской далматинской литературе в XVIII в., ведущую свое начало из более ранних времен.

Качич Миошич писал, что земли, в которых был распространен «славянский язык», простирались от латинского моря до ледяной Балтики. Автор подчеркивал «великолепие» и «величавость» славянского языка, так как, по его словам, он был дарован Богом, в то время как другие языки были составлены людьми. Писатель обращался к читателям с призывом не стыдиться говорить на своем «славном языке». А если кого спросят, какого он народа, продолжал автор, отвечай: «Я далматин, хорват, бошняк или славянин» 38. Но при всем славянском кругозоре Качич Миошич на практике дал в «Разговоре» поэтизированную историю прежде всего хорватов и других южных славян.

Францисканский монах, создавая свою книгу, преследовал три задачи. В предисловии к первому изданию «Брату читателю» он писал: «В естестве каждого человека — свой народ хвалить, возвышать и возвеличивать» 39. Поэтому свою первую задачу автор видел в том, чтобы дать простым людям представление о славной истории своего народа. Качич Миошич хотел показать современникам подвиги их предков, чтобы гордиться ими. Наконец, он считал необходимым запечатлеть на века имена мудрых и справедливых властителей и храбрых юнаков 40. Их подвиги должны были стать ориентиром для настоящего и будущих поколений. При этом, зная о печальной участи Грабоваца (оба были связаны с Заострогом), Качич Миошич избегал критики венецианских властей. Наоборот, он восхвалял «светлого» дожа и «счастливое и райское существование» Далмации под крылом Венеции 41.

«Приятный разговор славянского народа» — книга особенная для своего времени. В предисловии к первому изданию Качич Миошич отмечал: «Бог дал нашему народу такой естественный разум, чтобы он то, что другие народы хранят в книгах, сохранял в уме», распевая песни о своих королях, банах, витязях и героях. Эти песни, продолжал автор, «хотя и не совсем истинные, тем не менее каждая содержит твердую основу правды» 42. Исходя из факта широкого распространения на славянском юге народных песен — живой исторической памяти народа — и ощущая дух времени с его пробуждавшимся общественным интересом к народной поэзии, Качич Миошич талантливо изложил в своей книге исторические события в стилизованных стихотворениях «под эпос» на языке, близком к штокавской народной речи, включив в сборник и три

подлинные народные песни. Тем самым он сделал свою книгу близкой и понятной простому человеку на славянском юге, а с другой стороны, подтвердил историческую основу народной поэзии.

Качич Миошич стремился глубже проникнуть в поэтику устного народного творчества. Все свои песни (кроме двух) он написал десяти-стопным стихом (десетерцем). Он заимствовал из фольклора постоянные эпитеты, устойчивые выражения и даже целые стихи. Его песни были проникнуты народной интонацией. Сам автор выступил в образе старого певца Милована, который ходил с гуслями по пространству «от Скадара до Задара, от Мостара до Котара» и пел 43.

Качич Миошич изложил в стихах исторические факты, как он их представлял на основе литературы. Он не позволял себе фантазии и вымысла. Но это не лишало его песен поэтического вдохновения и чувства (например, «Песнь о короле Владимире»),

Главным предметом «Разговора» была история борьбы с турками. Герои Качича Миошича — «люди разного рода и занятий». Автор выразил свое кредо словами: «Все мы от одного отца и матери рождены» 44. В этой позиции было недалеко до признания просветительского «естественного закона».

С момента выхода «Разговор» Качича Миошича был воспринят в Далмации как книга для чтения. Она пробуждала у читателей чувство достоинства и гордости за свой народ. Песни Качича Миошича с их героикой и народной стойкостью отвечали потребности людей в жизнеутверждающем слове.

В XVIII в. вышло четыре издания сборника. Он получил огромную популярность не только среди хорватов, но и шире — на славянском юге. Уже вскоре после публикации книга была в библиотеке иезуитской коллегии и академии в Пожеге. Известный кайкавский комедиограф Тит Брезовачки отдал дань Качичу Миошичу, написав в его честь два стихотворения штокавским десетерцем.

Выдающийся сербский писатель-просветитель Досифей Обрадович признавался, что сочинения Качича Миошича придали ему уверенности писать на народном штокавском языке. В 1794 г. в сербской газете «Славено-сербския ведомости», выходившей в Вене, впервые у сербов было напечатано сочинение хорватского автора. Это была «Песнь Стефана II Немани, короля сербского» из книги Качича Миошича. Она получила распространение и у болгар, оказав влияние, в частности, на «Зографскую болгарскую историю». Сборник был известен Фортису. При этом он считал собранные в нем песни подлинно народными, а автора рассматривал как собирателя фольклора 45.

Сочинение Качича Миошича стало вкладом в расширение связей между южными славянами. Оно способствовало также укреплению ела-

вянского самосознания как духовного фактора в решении жизненных задач этих народов.

За свою историю книга выдержал 50 изданий. Она стала самой распространенной и читаемой у хорватов 46.

«Кораблица» Качича Миошича представляла хронику главных мировых событий от сотворения мира до 1760 г. с публицистическими вставками. Книга разделена на две части — до и после рождения Христа. Опираясь на Библию, автор использовал, по его словам, сочинения латинских, итальянских авторов, а также «Хронику» загребского историка П. Витезовича. Сочинение написано прозой на «боснийском языке». «Кораблица» стала историческим дополнением к «Приятному разговору славянского народа».

Францисканец Качич Миошич не мог не знать о литературной и церковно-просветительной деятельности собратьев по ордену в Боснии и Герцеговине. Они утверждали практику писания религиозно-дидактических книг и учебников на народном языке — боснийском штокавском диалекте, защищали хорватскую старину, поддерживали у населения любовь к родной земле 47. Но литературная деятельность Качича Миошича, прежде всего его «Приятный разговор славянского народа», отличалась от творчества боснийских монахов, как отличалась от традиционного церковного просветительства в целом с его сосредоточенностью на церковном учении и житейской добродетели. Она представляла новое явление благодаря антиосманскому пафосу, вере в жизнестойкость народа и практической опоре на его духовную мощь.

В отличие от хорватской литературной практики ХУ1-ХУП вв. у Качича Миошича был иной подход к народной поэзии. Он впервые увидел в устной культуре форму исторической памяти широких масс, а для себя — источник поэтического вдохновения. В центре внимания Качича Миошича были простые земледельцы и пастухи, у которых песня была неотъемлемой частью их жизни. На них был ориентирован в своем творчестве автор, к ним непосредственно он обращался, стремился быть понятным простому человеку. Поэзия Качича Миошича была шагом на пути демократизации хорватской литературы.

Творчество Качича Миошича обострило в образованных кругах Далмации и Дубровника интерес к народным песням. Этому способствовало также издание Фортисом книги «Путешествие по Далмации». Описывая крестьянскую культуру, автор опубликовал в оригинале и итальянском переводе славянскую мусульманскую песню «Хасанагиница». В переводе И. В. Гёте она была включена И. Г. Гердером в собрание «Народные песни» (1778) и стала общепризнанным достоянием европейской культуры.

Внимание к этнографии и народному творчеству со стороны интеллигенции Далмации и Дубровника проявлялось в разных формах — в описании быта крестьян, подражании народным песням, собирании и

публикации фольклора. Впервые записи текста и напевов двух рыбацких песен сделал в XVI в. поэт П. Гекторович. В рассматриваемое время в числе собирателей народных песен, не только текстов, но и мелодий, были в Дубровнике М. Бруеревич, священник Дж. Маттеи. Достоверные фольклорные записи оставил деятель культуры в Сплите Ю. Баямонти. Священник Дж. Ферич обращался к народным песням и пословицам, создавая на их основе сочинения на латинском языке, в частности басни (1794) 48. Приобщение к фольклору, хотя в это время большей частью поверхностное, как явление литературной жизни Далмации и Дубровника стало одним из предвестников наступавших перемен в литературном процессе.

В Дубровнике интерес литераторов к устному народному творчеству сочетался с подражанием античному наследию. На традиции латинской дубровницкой поэзии налагался культ античности заявлявшего о себе классицизма. Хорошее знание греко-римских классиков давала образовательная программа иезуитской коллегии, где получали образование состоятельные молодые дубровчане. Поэтому не случайно в Дубровнике в XVIII в. наблюдалась «латинизация» литературного творчества. Местные писатели, в основном духовные лица, а также отдельные нобили-любители, пользовались латинским языком и античной стихотворной техникой.

Формы обращения дубровницких писателей к античному литературному наследию были разные. Поэты писали на латинском языке оригинальные послания, оды, элегии. Выше уже говорилось о своеобразном сочетании науки и поэтического мастерства в книгах Бошковича и Стая.

Большое место заняла переводческая деятельность с греческого языка на латинский. В вековых традициях латинского стихосложения знаток древностей иезуит Р. Кунич, дубровчанин, работавший в Риме, перевел «Илиаду» Гомера (Рим, 1776). Ему принадлежали также другие переводы с греческого языка и оригинальные стихотворения на латинском языке. Его ученик монах Б. Джаманич (Заманя) сделал перевод на латинский язык «Одиссеи» (1770) и других произведений греческих авторов. Он издал также несколько книг оригинальных стихотворений преимущественно моралистического содержания на латинском языке.

На рубеже ХУШ-Х1Хвв. в Дубровнике писательской деятельностью на латинском языке занимались вышеупомянутый Джуро Ферич (1739-1820) и Джоно Растич (1755-1815). В 1791 г. в Дубровнике вышла книга псалмов в переложении латинскими стихами гекзаметром Ферича. Интересуясь народным творчеством, он пытался соединить фольклорную традицию с латинизмом. Ферич издал на латинском языке гекзаметром книгу оригинальных стихов с описанием дубровницкого края (Дубровник, 1803). Он занимался также переводом с латинского на родной язык. На двух языках он опубликовал сборник сочинений римского баснописца Федра (Дубровник, 1813).

Растич, потомок родовитой дубровницкой фамилии, князь Республики, был разносторонне образованным человеком. Помимо литературы, он занимался геометрией и физикой, был известным юристом. В области литературы Растич был сатириком консервативных убеждений. Его сочинения на латинском языке посмертно издал Аппендини (Падуя, 1816).

На родной язык античных писателей (Анакреона, Овидия, Горация, Вергилия) переводили Й. Бетондич, Л. Бунич, Ф. Соркочевич. На рубеже веков в литературе Дубровника в духе времени, под влиянием итальянской культуры сложилась своеобразная школа классицизма на новолатинском языке 49.

Новым явлением в дубровницкой культуре XVIII в. было освоение французской литературы. Образованные дубровчане учили французский язык, но знакомились с французской культурой и опосредованно через Италию. Были сделаны переводы или переработки на родной язык почти всех комедий Ж. Б. Мольера. Они вошли в репертуар разных любительских театральных трупп.

В XVIII в. замедлились темпы развития и уменьшился объем литературы в Далмации и Дубровнике. Писательским творчеством занимались преимущественно представители католических орденов и немногие дво-ряне-любители. Но на этом тернистом пути были достигнуты важные рубежи: утвердились позиции новоштокавского диалекта в литературе, усилилась ее идейная патриотическая направленность с охватом простого народа, окрепла и обрела новые черты связь литературы с фольклором, началось ее приобщение, правда, через «латинизацию», к классицистическому направлению, расширились литературные связи с Западной Европой.

В XVIII в. изобразительное искусство в Далмации и Дубровнике носило провинциальный характер. Известная живописная школа в Дубровнике зачахла. Местные живописцы, лишенные полета мысли и воображения, трудились изолированно, выполняя мелкие заказы. Они испытывали влияние Венеции, чаще Южной Италии и Рима, но вносили в свои работы и особенности, порождаемые местными условиями. Потребности католической церкви и нобилей в произведениях искусства удовлетворяли большей частью венецианские мастера.

Наиболее известным местным художником, работавшим в стиле барокко, был в Дубровнике Петар Маттеи (1670-1726). Выходец из простонародья, он тем не менее получил образование в Венеции и Неаполе. Творческая атмосфера этих двух городов сказалась на его творчестве. Венецианский колорит и композиция сочетались в его работах с декоративностью неаполитанского барокко.

На исходе века в Дубровнике трудились два художника, осваивавшие новую стилистику. Петар Катушич (1767-1788), простолюдин, благодаря городской стипендии, полученной по рекомендации Стая, учился

в Риме у известного художника А. Марони, приверженца классицизма. Не завершив учебу, он по болезни вынужден был вернуться на родину, где вскоре умер. Катушич за свою недолгую жизнь написал с натуры портреты Стая, Кунича и Замани, заложив основы отечественной школы портрета. Но они не сохранились.

Портретную практику Катушича продолжил Рафо Мартини (1771-1846). Он родился в Дубровнике, получил, как и его предшественник, стипендию для получения художественного образования в Италии и обучался в мастерской Марони. Он также в Риме заболел, вернулся раньше времени в Дубровник, но все же затем продолжил учебу, покинув Рим окончательно в 1795 г. Некоторое время Мартини преподавал рисование в новом дубровницком лицее, с 1821 г. служил «подинспек-тором» отдела древностей Солина при основанном Археологическом музее в Сплите. Мартини окончил свой век в Дубровнике. Художник создал портреты Растича, Аппендини, Казначича и других видных современников. Но из его творческого наследия остались лишь единичные работы. По косвенным данным хорватские исследователи установили, что Катушич и Мартини эстетически развивались в классицистическом направлении 50. Оба художника работали в портретном жанре, проявляя в поисках модели интерес к творческой личности.

В области музыкальной культуры выделялся Дубровник. Сюда приезжали исполнители из разных городов Италии, Германии, Греции. Они обзаводились семьями и оседали в Республике. Были и местные профессиональные музыканты. На исходе столетия в Дубровнике протекала кипучая музыкальная жизнь.

На профессиональной основе были организованы оркестры князя Республики — духовой состав исполнял большей частью марши, сопровождая выходы князя, и основной оркестр с разнообразным репертуаром. В 1774-1777 гг. по решению Малого совета он дважды в месяц выступал с концертами, в программе которых были сложные инструментальные композиции. Музыкальные инструменты приобретались большей частью в Италии (Венеция, Неаполь).

В Дубровнике поддерживалась традиция театральной музыки. В представления включались музыкальные интермедии. В их исполнении принимали участие местные любители и оркестр. Отдельные музыкальные номера получали самостоятельную жизнь и исполнялись горожанами при разных случаях. Власти направляли талантливых молодых людей в Неаполь на учебу в консерваторию. В 1794 г. в Дубровнике итальянские труппы исполнили первые оперы 51.

В музыкальной культуре Дубровника важные позиции занимала католическая церковь. Кафедральный собор имел свой оркестр, капельмейстера и постоянного органиста. Но все же центром духовной музыки

в Дубровнике всегда был францисканский монастырь Малой братии. Большое число монахов здесь занимались не только вокалом, но и игрой на музыкальных инструментах. В монастырской церкви постоянно были два органа, воздвигнутых венецианскими мастерами. Духовная музыка сопровождала литургию, церковные обряды и исполнялась в других случаях52.

Помимо публичных мест, светских и церковных, музыка звучала в домах состоятельных дубровчан, особенно по праздникам. В домашнем музицировании практиковались светские виды вокального и инструментального искусства.

Высоким профессионализмом было отмечено творчество талантливых композиторов Луки Соркочевича Сорго (1734-1789) и его сына. Они принадлежали к дубровницкому патрициату. В родном городе Л. Сорко-чевич провел большую часть жизни, занимая государственные должности. С дипломатическими поручениями он много ездил по Европе. Музыкальное образование Л. Соркочевич получил, вероятно, в Дубровнике и Риме. Он стал первым хорватским светским композитором, автором семи небольших симфоний. Ему принадлежали также вокальные и инструментальные произведения, в том числе сольные сонаты, характерные как жанр для классицизма 53.

Антун Соркочевич (Дубровник, 1775 — Париж, 1841) был высокообразованным человеком, занимался политикой, увлекался историей, изучал естественные науки, знал несколько европейских языков. В 1794 г. он был избран в Большой совет Республики и стал последним посланником Дубровника в Париже. Жизнь в культурном центре Европы сделала его большим поклонником французской литературы, изобразительного искусства и науки. Композитор написал четыре симфонии, несколько камерных сочинений, а также ряд церковных композиций и пр. Творчество А. Соркочевича соединило хорватскую музыкальную культуру XVIII и XIX вв. 54.

В Дубровнике трудились на профессиональной основе выходцы из Италии как капельмейстеры, органисты и композиторы.

В Далмации музыкальная жизнь была наиболее развита в Сплите, Шибенике и Хваре. В Сплите средоточием духовной музыки был кафедральный собор. С ним была связана деятельность большинства музыкантов. Еще в XVI-XVII вв. в соборе были сооружены органы. Церковное пение здесь с давних времен было столь профессиональным, что служило примером для певческого искусства в других далматинских городах.

В XVIII в. в Сплите и других городах устраивались также светские музыкальные мероприятия. Обычно они состояли в исполнении религиозных песнопений и инструментальных произведений. В Сплите была исполнена оратория композитора Ю. Баямонти, написанная по типу барочной мелодрамы. Случалось местные дилетанты — дворяне и горожане — ставили целые оперы 53.

Со Сплитом было связано творчество яркого деятеля хорватской культуры Юлие Баямонти (1744-1800). Это была увлекающаяся личность с неуемной жаждой знаний и деятельности. По окончании семинарии в Сплите он получил медицинское образование в Падуанском университете. В 40 с лишним лет Баямонти переселился на остров Хвар, где получил должность коммунального врача. Он сочетал врачебную практику с работой органиста в местном кафедральном соборе, с занятиями литературой, историей, археологией, философией, математикой, метеорологией и другими предметами. Баямонти писал стихи на итальянском и латинском языках. Кроме них, он владел немецким и французским, отчасти английским и греческим языками.

В 1790 г. Баямонти вернулся в Сплит. Здесь он, частный врач, был руководителем хора в кафедральном соборе, создавал музыку, написал около 140 музыкальных сочинений, большей частью церковных и полуцерковных. Некоторые из них были весьма обширными. Композитор выступил автором почти 50 мотетов, осваивая утонченное итальянское хоровое мастерство. Среди его светских сочинений были мадригалы, арии, хоры, симфония. Баямонти выступил в числе первых собирателей народных напевов в Далмации. Он оставил после себя также незавершенный музыкальный словарь. Деятель культуры активно участвовал в театральной и концертной жизни Сплита. В 1793 г. по его инициативе в городе прошла благотворительная акция в пользу бедных.

Баямонти пользовался признанием в Далмации и вне ее. Ему не хватало свежей струи в духовной атмосфере Сплита, и он находил отдушину в живой переписке с видными представителями культуры Задара, Дубровника, Венеции и пр. Хорватский деятель сопровождал Фортиса в его поездке по Далмации 56. По широте интересов и образу деятельности Баямонти был близок к ренессансному типу личности. Однако он не был чужд духовных исканий своего времени.

Важным культурным центром был Хвар. До 1774 г. здесь зимовал венецианский флот, затем власти перевели его в Боку Которскую. Пребывание флота в значительной мере обеспечивало материальное благополучие города. А присутствие здесь епископской кафедры поднимало его духовный авторитет. Местные властели и горожане отличались гуманистической культурой.

Хвар издавна славился своими пышными церковными мистериями. Они появились у хорватов еще в XV в. под влиянием Италии. В мистериях разыгрывались религиозные сцены, написанные в форме безыскусной народной поэзии. В них включались музыкальные номера. Некоторые мистерии целиком были в вокальном исполнении, превращаясь таким образом в музыкально-драматические оратории. Эта традиция продолжалась в XVIII в., перешагнув хронологический рубеж и XIX столетия 57.

В Далмации трудились композиторы и музыканты П. Кнежевич, А. Альберти, Б. Пеллинари, Й. Рафаелли, М. Стратико. Они сочетали игру на скрипке с сочинительством церковных и светских произведений. В Далмации и далеко за ее пределами пользовался известностью конструктор органов Петар Накич. Он создал около 500 таких инструментов58.

Хорватская духовная музыка еще в XVII в. достигла вершины своего развития. В рассматриваемое время появились крупные имена светских композиторов и музыкантов, расширилась сфера присутствия светской музыки, родились музыкальные жанры, характерные для классицизма. Отныне именно со светским направлением в первую очередь было связано обогащение хорватской музыкальной культуры.

Тесно связан был с музыкальной культурой театр. Особенностью его развития в Далмации было отсутствие школьного театра. И сценические представления в городах носили, как правило, общедоступный характер. Еще в XVII в. в ряде городов появились постоянные сцены для выступлений временных любительских трупп. Эта тенденция нарастала в XVIII в.

В 1770 г. в Сплите было обновлено помещение, предназначавшееся исключительно для сценических постановок. Локальными центрами театральной культуры были Шибеник, Трогир и Хвар. В Шибенике представления давались в здании княжеской резиденции. Настоящие театральные торжества периодически устраивались на Хваре, где еще в XVII в. театр постоянно расположился в надстройке арсенала. Репертуар любительских представлений составляли небольшое число переводных пьес преимущественно итальянских драматургов (мелодрамы С. Маффеи и П. Метастазио, комедии К. Гольдони)59.

Но главные события театральной жизни Далмации развернулись в Задаре. Здесь для представлений был отведен зал в княжеском дворце. В 1784 г. в далматинской столице был открыт постоянный общедоступный театр. Здание для него было построено на пожертвования дворянских семей. Задарский театр был организован на профессиональной основе. Руководство им осуществляли директор и несколько импресарио, в ведении которых были кадровая политика, репертуар, реквизиты, костюмы и пр. Уже в 1788 г. был приглашен из Италии профессор музыки, который тотчас основал школу игры на скрипке с целью создания театрального оркестра. Тогда же были ангажированы в Италии еще несколько профессиональных музыкантов, артистов и танцовщиков. Этого было достаточно, чтобы театр давал регулярно несколько представлений в год. Его профессионализация требовала качественного репертуара, который составляли многочисленные драмы, комедии и оперы. Особой популярностью у публики пользовалась опера-буфф итальянских композиторов. Первый профессиональный общедоступный театр в За-

даре представлял новое явление в истории хорватской сценической культуры 60.

В первой половине XVIII в. в хорватскую культуру южных земель началось проникновение французского влияния. Это было особенно заметно в Дубровнике. Нобили и состоятельные горожане прониклись французской модой, усиленно учили французский язык. Всеобщая галломания сказалась и на театральной жизни города.

С конца XVII в. сценические представления в Дубровнике проходили на постоянной сцене — в переоборудованном помещении арсенала. Театр получил название Орсан. Здесь он функционировал до 1817 г., когда арсенал сгорел. Организаторами и исполнителями сценических действий были разные любительские труппы, местные, а в XVIII г."и итальянские. Репертуар составляли пьесы местных авторов. Последними комедиографами в Республике, писавшими на родном языке, были Ф. Путица, М. Бруе-ревич и В. Стулич (Стулли). Но их пьесы ставились мало. В основном преобладали переводные комедии, прежде всего французские. Петар Бошкович, брат известного ученого, перевел трагедию «Сид» П. Корнеля, представителя французского классицизма XVII в. Но поистине господствовали на дубровницкой сцене социально-бытовые комедии Ж. Б. Мольера. Из 34 сочинений французского комедиографа были переведены и поставлены 24. Они пользовались большим успехом у публики.

Популярность Мольера объяснялась в немалой степени особенностями перевода и постановок его комедий. Переводчиками выступали главным образом молодые нобили. Пьесы французского автора переводились, как правило, в прозе. При этом местные литераторы обращались с оригиналом очень свободно, используя его в качестве основы и приспосабливая содержание к реалиям дубровницкой жизни. Переводчики переносили место действия в свой город, давали хорватские имена персонажам, меняли события, вводили колоритные мотивы. Приемы адаптации и локализации пьес Мольера сочетались с простым разговорным языком действующих лиц. Ситуации и персонажи становились узнаваемы для публики. В сценическую жизнь комедий вносились хорошо известные приемы: куплеты, танцевальные номера с музыкальным сопровождением, элементы комедии дель арте с ее масками, импровизацией и буффонадой. Все это делало представления более зрелищными и развлекательными 61.

В первой половине XVIII в. в силу количественного и качественного снижения уровня дубровницкой литературы, повышения театральных запросов местной публики и усиления культурного влияния Западной Европы на дубровницкой сцене возобладали образцы мировой драматургии — комедии Мольера, которые в облегченном виде как нельзя лучше отвечали задачам местного театра, дидактического и развлека-

тельного. Опыт обработки Мольера в соответствии с местными общественными задачами в рассматриваемое время и позднее имел место в театральных культурах и других народов Центральной и Юго-Восточной Европы б2.

Освоение творчества Мольера дубровницким театром способствовало его эстетическому развитию, воспитанию вкуса публики, упрочению литературного языка на штокавской основе. Но преобладание комедий Мольера в местном театре не привело к глубокому воздействию Франции на малочисленных нобилей, которые ещ^ играли в Республике главную общественную роль.

Во второй половине XVIII в. в Дубровнике и далматинских городах стали появляться профессиональные труппы из Италии. С 1778 г. эти приезды получили регулярный характер. Гастролеры ставили драматические спектакли, главным образом мелодраму (Метастазио), а также оперу-буфф на итальянском языке. В конце столетия после тридцатилетнего перерыва в Дубровнике вновь возродился интерес, не без влияния внешней обстановки, к переводной французской комедии 63. Все это расширяло рамки сценического искусства на хорватском юге. Но на пороге XIX в. перед театром вставали уже иные задачи.

XVIII век в истории далматинской и дубровницкой архитектуры стал временем барокко. Но условия для его развития, особенно в Далмации, не были благоприятными. Прежде всего этот стиль требовал высокопрофессиональных архитекторов и строителей. В Далмации же, как правило, строительные навыки передавались из поколения в поколение в рамках местных семейных мастерских. Сооружение барочных зданий было связано с большими материальными затратами, это при оскудении приморских городов превращалось для потенциальных заказчиков — дворян и горожан — в серьезную проблему. Наконец, барокко предполагало наличие свободного для строительства пространства, что в скученных средневекового типа городах сложно было найти. Поэтому в Далмации, особенно в первой половине XVIII в., строительные работы сводились к поправке фортификационных сооружений, возведению небольших церквей, реставрации, достройке или частичной перестройке старых городских зданий.

В Далмацию барокко пришло из Италии. Его принесли главным образом венецианские и римские зодчие. Местные мастера учились на практике у них и, как умели и могли, вникали в сущность нового стиля, хотя так и не смогли его понять до конца. Жизненные обстоятельства определили особенности барокко в архитектурном облике далматинских приморских городов. Оно практически не проявлялось самостоятельно, но налагалось, переплеталось, сосуществовало с более ранними стилями. За плечами местных мастеров были устойчивое совершенство

романского, готического и ренессансного строительства и богатый опыт династий, что затрудняло разрыв с традицией и переход к новой архитектурной концепции.

В XVIII в. пользовались известностью семейные архитектурно-строительные мастерские Скоко, Форетичей и Макановичей. Местные зодчие работали в основном в церковном строительстве, решая ограниченные архитектурные задачи и возводя скромные культовые и жилые здания. Они сводили освоение нового стиля к внешним деталям или нагромождению украшений. Это не исключало, однако, проявления у наиболее талантливых мастеров хорошего вкуса, устойчивого чувства гармонии и пропорции, умения формировать небольшое городское пространство.

Богатые заказчики видели скромные возможности меетных строителей и для решения крупных проектов стремились привлекать иностранных архитекторов. Их услуги стоили дорого, поэтому далматинским заказчикам приходилось довольствоваться зодчими «средней руки». Итальянским архитекторам, последовательно следовавшим принципам барочной эстетики, принадлежали самые репрезентативные, монументальные сооружения в городах Далмации. Свободно владея приемами барокко, они умело использовали их и при реставрации зданий прошлых времен б4.

Из крупных сооружений в это время был построен кафедральный собор в городе Макарска, подверглись обновлению церкви в Задаре и Шибенике, возводились и перестраивались колокольни. Городская архитектура включила несколько больших объектов военного и торгового назначения (арсеналы, лазареты * и пр.). Строительство и ремонт защитных сооружений в далматинских городах проводились под руководством венецианских военных инженеров, но при участии местных строителей 65.

В XVIII в. в Сплите еще достраивался большой дворец Циндро, в архитектуре которого сочетались позднеренессансные черты венецианских зданий и барокко. Поворот к новым приемам виден в доминирующих трифориях на втором и третьем этажах по центральной оси здания, в мотиве балконов с каменной оградой, характерной мансарде. Красива была палата семьи Грисогоно с выдвинутыми балконами, встроенная между арками на площадй" Диоклетианового Перистила. Одним из красивейших в Далмации был сплитский дом семьи Милеси, строительство которого было также завершено в XVIII в. Эта семья до конца века принадлежала к низшему слою городского населения, а затем получила дворянство. Фасад дома, расчлененный большим продольным балконом на втором этаже, имел ряд окон с маленькими балконами, украшенными барочной оградой.

* Помещения, где пережидали карантин от чумы люди, скот и товары, прибывавшие из Османской империи.

Сущность барокко в архитектуре составляла новая концепция пространства и включения строения в ближайшую среду. Из нее проистекали все остальные главные черты стиля. В архитектуре выразительно проявлялись отход от плоскостности стены, расчлененность поверхности фасада, выделение центральной оси здания. К числу важнейших признаков барокко относились порталы с треугольным фронтоном, который раздвигался на две части и в образовавшемся проеме помешалась скульптура ангела или святого-защитника в плаще с играющими складками. Принадлежностью барокко были длинные балконы с каменной оградой, мансарды, многочисленные окна, соединенные попарно или трифории, наконец, буйный декор, элементами которого все еще оставались розетки в виде каменного кружева и все чаще становились кудрявые головки ангелов.

Колокольни возводились с открытыми проемами, создающими контрастную игру света и тени, иногда они имели завершение в форме луковицы. В фортификации элементы барокко присутствовали в устройстве и орнаментации ворот и окон.

В интерьере новый стиль давал о себе знать в функциональном распределении пространства, размещении внутренних лестниц, освещенности помещения через большие окна, в церквах — в подчеркнутом выделении главного алтаря 66.

Городской пейзаж создавали не только монументальные здания, но и многочисленные небольшие каменные и даже деревянные дома мелких торговцев, ремесленников, рыбаков, крестьян. Атмосфера барокко сказалась и на этих скромных постройках. В рассматриваемое время сложился тип каменного дома с небольшой внешней лестницей в несколько ступенек, помещением для проживания, кухней и погребом. Этот тип складного и удобного дома получил распространение во всей провинции. Он хорошо гармонировал с окружающей средой 67.

Чем дальше располагались населенные пункты от приморских городов в глубь континентальной Далмации, тем устойчивее было присутствие в архитектуре церквей и жилых строений приемов и форм предыдущих времен, но и здесь на фасадах зданий угадывались элементы украшений в духе провинциального барокко.

В городской архитектуре Далмации господствовал эклектизм — поверхностное наложение барочных приемов на ушедшие стили. При этом далматинское барокко отражало более продвинутое понимание задач зодчества. Оно было призвано ответить на возросшие потребности человека в комфорте жизни (пространство, функциональность здания и жилья, освещенность, нарядность и пр.) при сочетании чувства и разума.

В отличие от Далмации, в Дубровнике барокко в архитектуре выступало в более чистом виде. Это объяснялось наличием свободного пространства в городе после разрушительного землетрясения и много-

дневного пожара в 1667 г., уничтоживших практически город, и притоком благодаря исключительной торговой конъюнктуре больших денег в руки местных судовладельцев, торговцев и дворян. В таких условиях итальянские зодчие получили широкие возможности для своей деятельности.

При восстановлении Дубровника власти стремились сохранить его старую планировку. Знаменитые стены города, памятник европейской фортификационной архитектуры Средневековья, выдержали удары подземной стихии при небольших разрушениях. Их ремонт проводился с учетом новых веяний.

Ускоренная застройка главной улицы города Страдуна проходила однотипными домами. Это были трехэтажные здания, на первом этаже которых размещались лавки, а два верхних этажа предназначались для жилья. Плоскостной фасад украшали окна с нарядными наличниками по 3-4 на каждом этаже. Вход был сбоку. Архитектурный облик таких домов был незатейливым, но легким и элегантным 68.

Вершины барочная архитектура в Дубровнике достигла в храмовых сооружениях. Власти Республики возложили задачу восстановления кафедрального собора в городе на уроженца Дубровника Степана Гра-дича (1613-1673). Это был историк, поэт, дипломат. Он постоянно проживал в Риме, служил кустосом, а затем управляющим библиотеки в Ватикане и выполнял обязанности неофициального посланника Республики Св. Влаха при папском дворе б9.

Градич выступил идейным вдохновителем проекта. Он представлял римскую церковную строительную концепцию своего времени, которую считал продолжением ренессансной архитектурной традиции. По его рекомендации проект разработал итальянский архитектор Андреа Буффалини. В самом Дубровнике строительством руководили, сменяя друг друга, ряд итальянских архитекторов, а на завершающей стадии местный зодчий И. Катичич. Строительство началось в 1673 г., а освящение собора состоялось в 1713 г. Это монументальное и гармоничное здание стало типичным памятником высокого римского барокко на хорватском юге.

К монументальным архитектурным сооружениям в стиле барокко относились еще два храма в Дубровнике. В 1699-1725 гг. была построена иезуитская церковь по проекту видного архитектора ордена Игнацио Поццо. С 1706 г. почти 10 лет велось строительство церкви Св. Влаха, небесного покровителя города. Она стала творческим достижением венецианского зодчего и скульптора Марино Гропелли. Ему принадлежали и другие работы в городе.

В комплекс крупных сооружений в Дубровнике, отвечавших барочной эстетике, входила большая лестница. Ее спроектировал в 1738 г. римский архитектор Пиетро Пассалаква. Прообразом для нее послужила знаменитая лестница на Площади Испании в Риме 70.

Архитектура Дубровника освоила объемно-пространственные сооружения при главенстве храмов и новые принципы градостроительной целостности.

Городки в Боке Которской, бухте на юге Адриатического моря, в свою очередь застраивались домами с архитектурными мотивами барокко. Эта территория, где проживали сербы и хорваты, также находилась в составе венецианского государства.

В силу отсутствия крупных заказов в Далмации сворачивалась деятельность некогда процветавших мастерских резьбы по камню. Изделия местных мастеров, работавших в основном для церкви, уступали готовым произведениям из мрамора, во множестве ввозимым из Венеции. Зато переживала расцвет резьба по дереву. Из местных мастеров талантливым резчиком был Ф. Бакотич. Работы в стиле барокко украшали алтарь церкви Св. Андрии на острове Раб (1765), интерьер собора на острове Кор-чула. Здесь в 1795-1796 гг. работал местный мастер В. Тирони с острова Брач, создавший резные скамьи и богато украшенную кафедру. В Далмации успешно трудились резчики по дереву иностранного происхождения, оставившие высокохудожественные барочные алтари со скульптурами71.

В результате ограничительной политики венецианских властей в Далмации не сложилась система образования. Начальное обучение дети и подростки из состоятельных семей в приморских городах получали с помощью пришлых учителей, прежде всего из Италии. Коммуны оплачивали их труд. Кроме светских учителей, начальную грамотность давали своего рода школы при католических монастырях и приходах. Здесь дети, в том числе из ближайших сел, бесплатно обучались чтению и письму. В Далмации кратковременно действовали разного рода небольшие частные школы. Так было на острове Крк, в Подгоре близ города Макарска, в Нине.

Подготовка священников для службы на латинском языке проводилась с 1700 г. в семинарии Сплита. В ней учились и миряне. В 1712 г. в семинарии насчитывалось 60 учеников, в том числе 24 клирика и 36 мирян. Сюда съезжалась молодежь из всех далматинских городов. Возможно, некоторые прелаты за свой счет открывали небольшие школы, где готовились молодые кадры церковнослужителей. Но все это было недостаточно для обеспечения местной католической церкви образованным духовенством.

Глаголическое духовенства получало образование отдельно. Молодежь обычно обучалась в селах у священников. Отношение к глаголице и священникам-глаголяшам было в определенной мере проявлением родо-любия в то время. Писатель М. А. Кухачевич критиковал жителей родного Сеня за отречение от старых обычаев — глаголической традиции. Ее защитником выступал церковный деятель и плодовитый писатель В. Змаевич из Пераста в Боке Которской. Будучи задарским архиепи-

скопом, он основал в городе семинарию для воспитания молодых глаго-ляшей. Но глаголическая традиция исторически себя изживала 72.

Мирская молодежь для получения высшего образования отправлялась учиться в университеты Венеции и Падуи. Молодые люди изучали здесь право, медицину и, возможно, технику. Но для поступления в паду-анский университет требовалось отличное знание латинского языка, что представляло для далматинцев большую трудность в силу отсутствия в то время на родине средних школ с классическим образованием. Среди далматинской молодежи получило распространение так называемое «заочное» обучение, когда юноши проходили предметы самостоятельно дома, а затем сдавали экзамены в каком-нибудь венецианском университете. Но такого рода образование в глазах общества имело невысокую цену. В свою очередь получившие знания выпускники нередко оставались в городах Венецианской республики. Духовные особы высшее теологическое образование получали в Италии (Лоретто и Рим).

В 1759 г. в Вероне открылась военная школа, где многие юноши из Далмации обучались военному делу. В 1781 г. в связи с растущими потребностями Венеции в офицерах была основала по образцу веронской военная школа и в Задаре. Первые два года кадеты изучали здесь арифметику, геометрию и военное строительство, а с 1783 г., кроме того, черчение, тактику, итальянский и хорватский языки. Теоретические предметы подкреплялись практикой военного дела. Школа работала очень успешно. Это было первое профессиональное учебное заведение в Далмации 73. В Дубровнике действовала иезуитская школа.

В рассматриваемое время произошли сдвиги в сфере хранения и распространения культурных ценностей. В начале XVIII в. в Сплите появилась первая в Далмации публичная библиотека. При многих монастырях и капитулах существовали книгохранилища, фондами которых пользовались члены обителей. Многие представители интеллигенции — учителя, юристы, врачи, а также епископы и священники имели частные библиотеки, которые часто насчитывали по несколько сот церковных и светских книг на латинском, итальянском и французском языках. Дворянские семьи приобретали целые комплекты Французской энциклопедии и другие сочинения французских энциклопедистов и приверженцев рационалистической философии 74. Это было в русле общественного интереса к Франции как следствия моды, но и, возможно, духовного обновления. В целом расширение сети библиотек разного рода в Далмации отражало повышение общего культурного уровня грамотной части населения.

Первая типография на хорватском юге появилась в 1783 г. в Дубровнике. Лишь в 1792 г. печатное заведение в Далмации было основано венецианским типографом Боболином. Венецианские власти не разрешали ранее создание типографии в этой провинции, прежде всего из

экономических соображений, чтобы сохранить типографам Венеции хорошие заработки, которые они получали на издании многочисленных книг далматинских авторов. Кроме того, монополия Венеции на выпуск книг облегчала центральной власти цензуру далматинских изданий. Без государственного разрешения ни одна книга в Республике Св. Марка не могла выйти в свет 75. Появление типографии в Далмации было важным условием для развития литературы в провинции. Оно изменило ситуацию и на книжном рынке.

На протяжении ряда столетий Венеция была самым важным типографским и книготорговым центром для Далмации. Незадолго до конца столетия в некоторых городах провинции появились свои книжные лавки. Одни торговали смешанным товаром, другие специализировались на продаже книг. В Задаре, например, работали две книжные лавки, принадлежавшие выходцам из Венеции Баттаре и Риболини. Последний продавал даже запрещенные книги 76. Это была приближенная к потребителю форма распространения книжной продукции. Вместе с тем книжные лавки, как и публичная библиотека, служили местом встреч и дискуссий образованных людей.

Еще в начале XVII в. власти основали в Задаре первый провинциальный («государственный») архив — хранилище документов, который действовал до конца венецианского господства. В нем работал архивариус, который обеспечивал хранение документов и за установленную плату выдавал их дубликаты. Должность эта была выборная и хорошо оплачиваемая. В архиве была проведена инвентаризация документов и составлена систематизированная опись фондов, которая больше являлась имущественной книгой, нежели информационным средством.

В Задаре действовал коммунальный архив при княжеской канцелярии, основанный за счет города. В нем хранились документы, которые не использовались в каждодневной оперативной работе. Это были не только официальные материалы, но и частные, принадлежавшие наиболее видным городским семья. В Задаре архивная служба включала, наконец, хранилище документов по пограничным вопросам.

Коммуна Сплита, как и менее значительные административные единицы провинции (Лошинь, Крк, Книн), имела свой архив, в котором хранились местные материалы. В Дубровнике архивные собрания документов возникли еще в средневековье 77.

Налаживание и функционирование архивного дела в Далмации отражало осознание в обществе важности сохранявшихся бумаг, их значения и роли. Архивы входили в систему культурных ценностей Далмации.

Как и в XVII в., в прибрежных городах Далмации и Дубровнике писатели и ученые группировались в академиях, одни из которых были недолговечны, другие существовали длительный срок. В Сплите с 1704 г.

некоторое время действовала «Иллирская (словинская) академия». Ее члены ставили задачу развития родного языка и помощи в издании книг на нем. Наиболее авторитетным членом этого общества был поэт Е. Ка-ванин. В 1752 г. в Задаре на смену старым академиям возникло обновленное объединение интеллигенции, которое, однако, вело тусклое существование. В таком же положении находилась старая академия в Дубровнике. Тогда вокруг поэта Иг. Джурджевича образовалась Иллирская академия, а около Ф. Геталдича — Академия сверчков. Последняя академия старого типа была основана в 1802 г. А. Казначичем. Члены этих академий читали на заседаниях свои стихотворные произведения и обсуждали вопросы литературы 78.

Во второй половине XVIII в. в Далмации появились академии, преследовавшие практические хозяйственные цели. В 1767 г. в Сплите была основана «Сельскохозяйственная академия», переименованная в 1774 г. в Экономическое общество. Ее члены занимались изучением новых методов работы в сельском хозяйстве, рыболовстве, ремесле и торговле для их применения в Далмации. Общество имело опытный сад, где осваивались новшества. В 1781 г. сплитская академия провела акцию по обучению грамоте крестьян околицы, чтобы они могли пользоваться печатными рекомендациями по рациональному ведению домашнего хозяйства и земледелия. Несколько позднее опыт работы этой академии использовала аграрная академия в Трогире. В 1787 г. в столице Далмации была основана Академия экономико-литературная, ' которая занималась вопросами развития литературы и хозяйства. В эти же годы в Задаре работала и чисто литературная академия 79.

С середины XVIII в. в Далмации стали возникать казино, которые вскоре превратились в культурно-просветительные клубы. Первое из них было основано в 1753 г. в Задаре. Оно стало местом сбора и общения местной интеллигенции. В Шибенике подобное заведение появилось в 1775 г. В это же время было открыто казино и в Сплите, где его члены собирались для чтения и обсуждения высокой литературы. Казино работали в Трогире и Паге. Большинство этих заведений, которые посещали представители высших и средних слоев городского общества, были хорошо организованы 80. Это была новая форма общественной жизни. В ней сочетались литературная деятельность, развлечения, но и азартные игры.

Сами города во многом сохраняли средневековый уклад. Улицы были узкими, что затрудняло проход горожан. Только в Задаре имелась главная относительно широкая улица, по которой могла пройти повозка. Во многих городах (так было и в Венеции) вдоль улиц были вырыты канавы для сбора мусора. Стоял смрад, а дорога покрывалась нечистотами.

В 1785 г. в Задаре была организована служба, которая на профессиональной основе должна была обеспечивать чистоту городских улиц.

Были запрещены как проезд повозок по главной улице, так и прогон скота. В начале 1797 г. генеральный провидур провинции запретил под угрозой денежного штрафа выброс отбросов на улицу и обязал собственников домов и лавок содержать в чистоте прилегающую к ним территорию. Материальные расходы по поддержанию чистоты в городе были возложены на самих горожан 81.

Во второй половине XVIII в. в облике и жизни городов появилось такое новшество, как ночное освещение улиц. В Задаре оно было введено в 1771 г., раньше, чем во многих крупных западноевропейских городах. Затраты на эту коммунальную услугу покрывали горожане. В 1792 г. была организована «ночная полиция», которая следила за порядком на слабо-или вовсе не освещенных улицах. В 1797 г. в Задаре было установлено 63 фонаря, что стоило горожанам 5000 лир ежегодно. Освещенность города при этом значительно улучшилась. На исходе века ночное освещение было организовано в Шибенике, а, возможно, также в Сплите и Трогире. Облик далматинских городов обретал более цивилизованный вид. Бичом скученных далматинских городов, где значительную часть жилого фонда составляли деревянные постройки, были пожары. В 1772 г. властями было издано распоряжение о превентивных мерах по предупреждению пожаров и их быстрой ликвидации. Зарождалась пожарная служба82.

В Далмации не существовало гостиниц или постоялых дворов. Лишь к 70-м гг. XVIII в. в Задаре и Сплите появилось несколько трактиров, где офицеры и иностранцы могли получить еду. Но для загорцев, которые в большие праздники посещали города, здесь открывались корчмы, в которых продавались вино и печеное мясо 83.

Устоявшейся формой отдыха и развлечений горожан были церковные и официальные празднества. Помимо торжественной литургии особое внимание горожан привлекали церковные процессии. Это было красочное зрелище, собиравшее население целого города. Такие процессии устраивались для прославления святых, но иногда и «по случаю», например с мольбой о дожде.

В Дубровнике особенно популярным был праздник Св. Влаха. Он отмечался пышно и шумно. Активное участие в торжествах принимали музыканты, которые были на службе у городских властей. Атмосферу наполняли звуки органов, инструментальной музыки, монашеских хоров. Праздничные торжества перерастали в народные гуляния 84.

Обычную размеренную жизнь Сплита оживляли официальные церемонии. Например, торжественное посещение князем архиепископа по случаю занятия им кафедры и ответный визит прелата или обмен визитами князя и капитана галеры по прибытии ее в Сплит. Торжества в сплитской гавани сопровождались салютом, пением гимна, наплывом разношерстной публики.

Расширились виды развлечений городского населения. Выше уже говорилось о популярности театральных представлений и музыкальных вечеров. Они были событием как для устроителей и исполнителей, так и для простых горожан. При этом в области сценического искусства видные дворяне и торговцы проявляли высокий вкус. Они развлекались также на маскарадах. В конце столетия в Сплите и, возможно, в Задаре устраивались балы. Все большую популярность среди зажиточной части населения получали общественные лотереи 85. Публичные развлечения не только удовлетворяли возросшие потребности горожан в отдыхе, но и расширяли круг общения их между собой.

Важной формой проведения городским населением досуга были спортивные игры и состязания. Особый вид спортивных..игр в Далмации представляли алки — конные состязания, при которых всадники на полном скаку должны были попасть копьем в подвешенное кольцо — алку. Они вели свою историю от рыцарских турниров. Открытию состязаний предшествовали торжественные и красочные церемонии. Наиболее известные алки устраивались в Сине, Задаре и Паге. Славилась гребными регатами Макарска. Они собирали множество народа, в том числе из соседних мест.

С середины XVIII в. в некоторых городах (Задар, Шибеник, Трогир, Сплит) работали кофейни. Здесь удовольствие от напитка посетители подкрепляли игрой в карты и бильярд. Велись неторопливые беседы, обсуждались последние новости. Кофейни играли тогда роль политических клубов. Власти с опаской относились к таким заведениям 8б.

Еще в период Ренессанса у нобилей, творческой интеллигенции и состоятельных торговцев Далмации и Дубровника была заложена культурная традиция путешествий. Они предпринимались прежде всего в Италию для получения образования и знаний. Потребность разнообразить обыденную жизнь, расширить круг впечатлений, приобрести новый жизненный опыт в сочетании с изменившимися эстетическими ценностями обогатила традицию, придав иные формы путешествиям. Они, как никогда ранее, становились самостоятельной и самоценной досуговой деятельностью.

В XVIII в., особенно во второй его половине, повседневная жизнь зажиточной части населения далматинских городов и Дубровника все больше определялась не только самыми настоятельными, «базовыми» потребностями, но и высшими формами в их иерархии — социальными потребностями: стремлением к саморазвитию, познанию жизни, общению, взаимному пониманию, культурному диалогу и пр.87. Историческое развитие Далмации и Дубровника характеризовалось, в частности, тем, что население городов-коммун еще в период Ренессанса выражало социальные потребности в том или ином их виде. Это проявлялось в

театральной увлеченности, в тяге горожан к публичным мероприятиям, спортивным играм, путешествиям. К XVIII в. они превратились в устойчивые формы проведения досуга и вошли, став традицией, в быстроменяющуюся жизнь городов. А она между тем наполнялась новыми интересами и обогащалась возникавшими видами досуговой деятельности населения.

* * *

XVIII век был переходным временем в истории хорватского народа. При всех перипетиях судьбы Далмации и Дубровницкой республики процесс развивался в направлении Нового времени. Черты некоторой модернизации экономики и общества в этих землях стали особенно заметными во второй половине столетия. Историческое развитие привело к решению одних общественных вопросов, обострению других и появлению новых задач.

Развитие культуры, определявшееся повышением и усложнением духовных потребностей хорватского народа, проявилось прежде всего в сдвигах в общественном сознании. Важным показателем было обострение регионального хорватского самосознания с проблесками понимания сопричастности судеб Далмации и Хорватии в наступившем тревожном мире конца столетия.

Эти чувства присутствовали, помимо других мотивов, в стремлении части дворянства, духовенства, богатых торговцев Далмации в 1797 г., в связи с падением венецианского государства, к воссоединению Далмации с Хорватией и тем самым включению ее в состав Венгерского королевства. Такие настроения особенно окрепли после вступления в Далмацию летом 1797 г. австрийских войск под командованием хорвата барона Матии Рукавины.

Особенностью умственного развития интеллектуалов в Далмации и Дубровнике, начиная с XVI в., были осознание ими славянской общности, представления о Существования общего славянского языка. При всей смутности и неоформленности эти идеи уверенно заявляли о себе в XVIII в., разрывая духовную изолированность хорватов на юге Адриатики от славянского мира.

Принципиальным моментом в развитии общественного сознания хорватов в Далмации в XVIII в. была наметившаяся идейная дифференциация на социальной основе. В литературе в широком ее значении зародились будительско-патриотическое и просветительское на основе рационализма течения, отразившие в большей или меньшей степени, в смутной или более зрелой форме образ мышления, настроения и предчувствия людей в менявшееся время. Идейная дифференциация была наиболее убедительным показателем сдвигов в духовном развитии хор-

ватского общества в сторону новых ценностных ориентиров. Все это происходило на фоне традиционного просветительства церковного характера, сосредоточенного на чистоте вероучения и христианских нравственных ценностях.

В рассматриваемое время в далматинско-дубровницком культурном регионе в пестрой литературно-языковой ситуации обостренно присутствовал вопрос о главном литературном языке. В 1711 г. в ходе обсуждения правил дубровницкой академии ее члены приняли решение о латинском языке как главном из трех официальных языков (латинский, итальянский и хорватский) в работе академии, но уже в следующем году предпочтение было отдано родному языку.

Другой стороной лингвистических интересов и занятий была стандартизация штокавского диалекта. В середине XVIII в. в далматинско-дуб-ровницкой литературе победил новоштокавский диалект, распространенный в Далмации, Дубровнике, Герцеговине, Славонии и части Боснии. Шел процесс его стандартизации, так что в нем устанавливалось грамматическое, лексическое и фразеологическое единообразие, предпринимались и первые попытки установления нормативности. Но оставался открытым вопрос об иекавском и икавском говорах. С XVI в. утверждался латинский алфавит, однако правописание было неупорядоченным и пестрым. Чакавский диалект прекратил существование в хорватской литературе. Однотипные действия предпринимались писателями и лингвистами в Славонии 88. Так процесс литературно-языкового упорядочения протекал у штокавских хорватов, культурная же судьба кайкавских хорватов оставалась отдельной.

В рассматриваемое время художественное мышление далматинских хорватов было отмечено уникальным явлением — глубоким и проникновенным соединением литературного творчества с фольклором.

Стилевой облик художественной культуры в Далмации и Дубровнике был многоликим. Барокко в архитектуре сосуществовало с формами ушедших времен, в поэзии, светской музыке и портретном творчестве во второй половине столетия проявились признаки классицизма. При этом становилась все более явственной «провинциализация» искусства, особенно изобразительного искусства и архитектуры. Беднела творческая мысль, ослабевала ее реакция на современные европейские художественные явления, она не выходила из круга второстепенных эстетических задач. Но Дубровник благодаря итальянским зодчим достиг в градостроительстве вершин барокко при понимании красоты как богатства и пышности.

Имевший устойчивые традиции общедоступный любительский театр на родном языке в Далмации и Дубровнике был на подъеме. Этому немало способствовало появление еще в конце XVII в. постоянной сце-

ны в Дубровнике и «театральных» городах Далмации. Важным событием стало функционирование в Задаре профессионального хорватского театра. Но этот период театральной деятельности на родном языке («народного театра») по существу завершился в 1778 г., когда его стали вытеснять профессиональные итальянские труппы. Течение времени поставило задачу создания постоянного хорватского театра с оригинальным драматургическим репертуаром и на новой эстетической основе.

Далмация и Дубровник подошли к новому столетию с богатыми духовными традициями, оригинальной культурой и расширявшимися связями с Западной Европой. Но судьба уготовила крутой поворот в их истории.

В 1797 г. по Кампоформийскому миру, заключенному по окончании войны между Францией и Австрией, прекратила существование Венецианская республика, а ее адриатические владения перешли под власть Габсбургов. В 1806 г. французские войска оккупировали Дубровник. В 1808 г. Республика Св. Влаха также утратила самостоятельность. Наполеоновские войны вызвали сложные перипетии в судьбах хорватского народа, его жизнь стабилизировалась лишь с разгромом Наполеона. Но это была уже новая эпоха.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Карпова Е. С. Проблемы церкви и религии в венецианском Просвещении второй половины XVIII века. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М, 2000.

2 В переводе на сербско-хорватский язык: Lovric I. Biljeske о putu ро Dalmaciji Alberta Fortisa. Zagreb, 1948.

3 M. K. Pogovor // Lovric I. BiljeSke о putu po Dalmaciji...

4 Lovric I. Biljeske о putu po Dalmaciji... S. 108,137.

5 Ibid. S. 108, 138-139.

6 Ibid. S. 136-137.

7 Ibid. S. 180.

8 Ibid. S. 137, 13Д,

9 Ibid. S. 138.

10 Ibid. S. 27, 28.

11 Ibid. S. 49.

12 Карпова E. С. Проблемы церкви и религии... С. 6.

13 Lovric I. BiljeSke о putu po Dalmaciji... S. 140, 142, 146, 147.

14 Ibid. S. 108.

15 Ibid. S. 63; M. K. Pogovor // Lovric I. Biljeske о putu po Dalmaciji... S. 224.

16 Lovric I. Biljeske о putu po Dalmaciji... S. 62, 63.

17 M. K. Pogovor... S. 227.

18 Povijest hrvatske knjizevnosti. Zagreb, 1974. Knj. III. S. 300-301.

19 Pericic S. Dalmacija uoói pada Mletaöke republike. Zagreb, 1980. S. 218-220.

20 Novak G. Povijest Splita. Zagreb, 1978. III. S. 1435.

21 Pericic S. Dalmacija... S. 217, 218.

По переписи 1697 г. в Сплитской архиепископии насчитывалось 134 священника и 26 клириков, из них 77 назвали себя «иллирами». Novak G. Povi-jest Splita. S. 1476.

23 Novak G. Povijest Splita. S. 1452, 1453; Pericic S. Dalmacija... S. 209-210.

24 Pericic $. Dalmacija... S. 220.

25 Povijest hrvatske knjizevnosti. S. 296, 298.

26 Ibid. S. 306, 307; Данилова А. В. Хорватская культура// Культура народов Центральной и Юго-Восточной Европы в эпоху Просвещения. М., 1988. С. 146-147.

27 Pericic $. Dalmacija... S. 208-209.

28 Ibid. S. 209.

29 Povijest hrvatske knjizevnosti. S. 317, 318; Svelec F. Filip Grabovac// Grabovac F. Cvit razgovora. Split, 1986. S. 9, 10.

30 Grabovac F. Cvit razgovora. S. 47.

31 Ibid. S. 260-261.

32 Ibid. S. 276.

33 Matic T. Zivot i rad Andrije KaCiöa Miosica // Djela Andrije KaCica Mioäica. Zagreb, 1942. Knj. I. S. V-X; Povijest hrvatske knjizevnosti. S. 319.

34 Djela... Knj. I. Razgovor ugodni naroda slovinskoga; Zagreb, 1945. Knj. II. Korablica.

35 Djela... Knj. I. S. 103.

36 Ibid. S. 5.

37 Ibid. Knj. II. S. 12.

38 Ibid. S. 13, 14.

39 Idid. Knj. I. S. 5.

40 Ibid. S. 5, 103-104.

41 Ibid. S. 5.

42 Ibid.

43 Ibid. S. 614.

44 Ibid.

45 Matic T. Zivot i rad Andrije Kaiica MioSica. S. XXXI-XXXVII, XLI.

46 Enciklopedija hrvatske povijesti i kulture. Zagreb, 1980. S. 262.

47 Povijest hrvatske knjizevnosti. S. 315, 316.

48 Andreis J„ Cvetko D., Duric-Klain S. Historijski razvoj muziCke kulture u Jugo-slaviji. Zagreb, 1962. S. 49, 60; Povijest hrvatske knjiievnosti. S. 308, 317.

49 Данилова А. В. Хорватская культура. С. 147-148.

50 Prijatelj К. Umjetnost XVII. i XVIII. stoljeöa u Dalmaciji. Zagreb, 1956. S. 77; Idem. KlasicistiCki slikari Dalmacije. Split, 1964. S. 10, 11, 13, 16, 17.

51 Andreis J. i dr. Historijski razvoj muziCke kulture... S. 24, 28, 59, 60.

52 Ibid. S. 25, 60.

53 Ibid. S. 60-61; Enciklopedija hrvatske povijesti... S. 607.

54 Andreis J. i dr. Historijski razvoj muziCke kulture... S. 61, 62.

55 Ibid. S. 34; Novak G. Povijest Splita. S. 1448, 1449, 1522.

56 Andreis J. i dr. Historijski razvoj muziöke kulture... S. 64 i si.; Novak G. Povijest Splita. S. 1435; Enciklopedija hrvatske povijesti... S. 18.

57 Andreis J. i dr. Historijski razvoj muziöke kulture... S. 44, 45.

58 Ibid. S. 68 i si.; Pericic S. Dalmacija... S. 214, 215.

59 Enciklopedijahrvatske povijesti... S. 28, 217; Pericic S. Dalmacija... S. 214.

60 Pericic S. Dalmacija... S. 213-214.

61 Povijest hrvatske knjizevnosti. S. 351-353.

62 См.: Театр в национальной культуре стран Центральной и Юго-Восточной Европы XVHI-XIX вв. М„ 1976.

63 Povijest hrvatske knjizevnosti. S. 352.

64 Prijatelj К. Barok u Dalmaciji// HorvatA., MatejcicR., Prijatelj K. Barok u Hrvatskoj. Zagreb, 1982. S. 690 i si.

65 Pericic S. Dalmacija... S. 214.

66 Prijatelj K. Barok u Dalmaciji. S. 662, 663, 679.

67 Ibid. S. 687.

68 Ibid. S. 712.

69 Enciklopedijahrvatske povijesti... S. 177.

70 Prijatelj K. Barok u Dalmaciji. S. 713, 716.

71 Ibid. S. 767 i si.

72 Povijest hrvatske knjizevnosti. S. 300, 315.

73 О состоянии образования в Далмации в XVIII в. см.: Novak G. Povijest Splita. Zagreb, 1978. II. S. 1414,1416, 1418-1419; Pericic S. Dalmacija... S. 205-208.

74 Pericic S. Dalmacija... S. 222.

75 Ibid. S. 210.

76 Ibid. S. 211; Enciklopedijahrvatske povijesti... S. 293.

77 Pericic S. Dalmacija... S. 221-222.

78 Novak G. Povijest Splita III. S. 1438, 1439; Pericic 5. Dalmacija... S. 211; Enciklopedijahrvatske povijesti... S. 298.

79 Novak G. Povijest Splita. III. S. 1439; Pericic S. Dalmacija... S. 205.

80 Pericic S. Dalmacija... S. 212.

81 Novak G. Dalmacija god. 1775/6 gledana ocima jednog suvremenika// Starine. Zagreb, 1959. Knj. 49. S. 14; Pericic S. Dalmacija... S. 223.

82 Pericic S. Dalmacija... S. 231-232.

83 Novak G. Dalmacija god. 1775/6... S. 14.

84 Andreis J. i dr. Historijski razvoj muziike kulture... S. 24.

85 Novak G. Povijest Splita. III. S. 1517, 1522.

86 Pericic S. Dalmacija... S. 233.

87 Об иерархии потребностей см.: Большой толковый социологический словарь. М„ 2001. Т. 2. С. 64.

88 Povijest hrvatske knjizevnosti. S. 312, 313.