CC BY
23
Г. Газданов
ХОД ЛУЧЕЙ
Рассказ Газданова «Ход лучей», публикуемый впервые, дает представление об эстетических экспериментах Газданова в начале 1930-х годов в русле «фантастической», гоголевской традиции.
Рассказ «Ход лучей» - вариация «записок сумасшедшего». В сюрреалистически-абсурдистском рассказе развивается изначально присутствующая в творчестве Газданова тема безумия человека, «не выдерживающего, по выражению Т. С. Элиота, слишком много реальности». Тема безумия возникает у Газданова еще в «Повести о трех неудачах» (1927) - в записках Ильи Аристархова, несвоевременного и несовременного русского человека, умершего в сумасшедшем доме в Шарентоне, во Франции, в рассказе «Водяная тюрьма» (1930), в романе «Ночные дороги» (1952), где сходит с ума пытающийся постичь смысл жизни один из персонажей - русский эмигрант, в конце концов кончающий жизнь самоубийством, и др.
В «Ходе лучей» особенно очевидна «чувствительность» Газданова к новым веяниям в западной культуре. В этом рассказе явно воздействие эстетики и поэтики сюрреализма с его ориентацией на выражение сферы бессознательного: галлюцинации, бреда, бесконтрольной мысли. Но не менее очевиден и более глубокий литературно-философский контекст: рассказ возник на «перекрестке» традиций - Гоголя с его «Записками сумасшедшего» и шире - темой безумия, Мопассана с его вариантом записок сумасшедшего -рассказом «Орля» (1886) (недаром эпиграф из него предваряет рассказ «Водяная тюрьма») и столь характерного для русской классической литературы мотива карт, карточной игры, который привлекал многих русских литераторов от Пушкина, автора
«Пиковой дамы», до Сирина-Набокова, автора романа «Король, дама, валет». Игра в бридж, ставший необычайно популярным в Европе с 1910-х годов, - своеобразная повествовательная призма рассказа, в котором смешиваются разные планы - личных и деловых отношений и мир карт, случая, игры, мир, передающий иррациональность человеческого сознания, переходящего грань разума-безумия. В данном случае азартная карточная игра - модель «социального мира и универсума»1, язык, на который персонаж переводит явления внешнего мира. При этом он традиционен в своем восприятии карточной символики: его главный «враг» - король пик, по «Киевской ворожее», гаданию популярному в России в Х1Хв., - суровый, несговорчивый человек, недоброжелатель, а «пиковая дама означает тайную недоброжелательность», как свидетельствует эпиграф из «Новейшей гадательной книги» к «Пиковой даме» Пушкина. В сознании персонажа вертится и идея обогащения, связанная с картами и аферой (традиция, идущая от той же пушкинской «Пиковой дамы» и гоголевского Чичикова).
Крайне важен в рассказе его своеобразный музыкальный фон - звучит экспрессивно-выразительная, будоражащая героя музыка Р. Вагнера, умиротворяющая, поэтическая, лиричная музыка К. Сен-Санса, мелодичные, благозвучные венские вальсы И. Штрауса (сына). Герой рассказа, подобно многим другим персонажам Газданова, ощущает себя живущим в мире звуков и чутко-болезненно, адекватно своему душевному состоянию, реагирует на музыкальный фон, соответственно комментируя его.
Рассказ хранится в Хотонской библиотеке Гарвардского университета в «Архиве Газданова».
Рассказ «Ход лучей» (Тетрадь 2. Париж, начало 1930-х, л. 70об.-74. Точная дата не указана).
Текст публикуется с любезного разрешения Отдела рукописей Хотонской библиотеки Гарвардского университета, автор публикации выражает глубокую благодарность Отделу и ее руководителю - Лесли Моррис.
Впервые я заметил это во время партии в бридж. У Симона на руках были следующие карты: валет червей, десятка треф, [не-разб. пятерка] шестерка треф и семерка бубен. У меня, кроме туза
бубен, необходимого для моего расчета, был еще король пик. Но тут необходимо некоторое пояснение.
Я надеюсь, что все помнят то неправдоподобное скрещение лучей, которое изображено на рисунке, представляющем отражение какого-либо предмета в обыкновенном человеческом глазу. (Наверху в это время играла музыка: судя по явно какофоническим звукам, которые всё стремились и никак не могли слиться даже в самую глупую мелодию, и не переставали звучать, как шум, это был Вагнер, гениальный идиотизм которого известен далеко за пределами Германии). У меня на руках был пиковый король. Но я продолжаю: итак, мы видим какой-либо предмет обычно вверх ногами; и лишь привычное усилие воображения позволяет нам восстанавливать его подлинную вертикальность, располагая верх предмета наверху и низ - внизу, это принято считать естественным.
Приняв во внимание эти элементарные предпосылки, я собирался объявить три трефы, как вдруг все смешалось в моих глазах. Валентина не успела ничего сделать: она была на руках у Пьера, в то время как мой король пик, теряя свой первоначальный вид и тонко колеблясь на поверхности моря, явно уходил из-под моего контроля. Короче, партия расстроилась. Валентина объявила, что я болен, и наверху вместо Вагнера стали играть Сен-Санса. Но этим еще не кончилось: и когда Валентина своим бешеным голосом начала требовать у меня объяснений, а я - как это сделал бы всякий нормальный человек на моем месте - сослался на переместившийся глаз короля пик, она заявила, что я просто притворщик. Но это не играет роли. Важно то, что, как мне удалось выяснить впоследствии, взгляд короля пик не был чем-то принадлежащим исключительно ему, королю: это был тот самый глаз, который раздвоился на куски картона - в данную минуту, - но которого постоянное вмешательство в мою жизнь мне теперь представляется несомненным. Я упомянул о партии бриджа лишь потому, что эта необыкновенная комбинация с королем пик и его внезапно ожившими глазами впервые объяснила мне весь тот ряд фактов, который неискушенному глазу может показаться просто сцеплением несчастных обстоятельств, - но закономерность которого лично мне совершенно ясна, как это показывает случай с королем пик.
Затем возникает второе объяснение, еще, быть может, более настоятельное, чем первое, именно обвинение в том, что я стрелял
на людной улице из револьвера и мог причинить множество бед. И здесь все положения, выдвигаемые против меня, сами собой перестают существовать с той минуты, когда на сцене появляется только один неопровержимый довод.
Восстановим события. Я ехал на автомобиле по авеню Ели-сейских полей к площади Согласия. До сих пор разногласий нет, и этот факт можно считать бесспорным. Валентина сидела рядом со мной. У нее на руках были следующие карты: король пик, валет треф. Да, впрочем, перечисление ее карт здесь не играет существенной роли. На углу одной из поперечных улиц я посмотрел в боковое зеркало автомобиля, отражающее идущие сзади меня машины, и в эту самую секунду мотор начал давать перебои.
И вот что я увидел: в зеркале, во всю свою гигантскую ширину, медленно покачиваясь на торцах, плыл в воздухе, в нескольких сантиметрах от меня, громадный черный глаз - тот самый, который некоторое время принадлежал королю пик и затем Валентине. У меня не было никаких колебаний, и я убежден, что всякий человек на моем месте поступил так же, как я. Я вынул револьвер и выстрелил в глаз, который после этого разлетелся на мелкие куски. Сейчас, вспоминая это, я отдаю себе полный отчет во всех своих поступках и полагаю, что надо было быть сумасшедшим, чтобы добровольно упустить такую возможность. Через пять минут я был арестован, но вскоре выпущен.
Что касается женитьбы на Валентине, то я до сих пор считаю это своим личным делом, объяснение которого следовало искать в причинах физиологического притяжения, сопровождавшегося параллельным ослаблением аналитических способностей моего рассудка. Теперь же я вижу, что это была душевная ошибка. Я очень ясно представляю себе Валентину: черные вьющиеся волосы, очень красные губы - под правой грудью продолговатая родинка, маленький шрам на животе - результат операции аппендицита; почти полное отсутствие растительности на теле, длинные ноги - вещь редкая у француженок, и высокие колени - вещь редкая вообще. Таков ее внешний облик. Но и здесь - ход лучей в моем глазу обманул меня. Это был незримый ход лучей во внутреннем глазу. Я хочу сказать, что душевная сущность Валентины была далека от совершенства. Я мог бы привести множество случаев, когда по ее вине я оставался без трех и даже без четырех.
Но вернемся к состоянию моих финансовых дел в этот период жизни. Я обратил внимание на то, что обогащение путем труда есть явление исключительное; и не будучи в состоянии полагаться на него, я прибегнул к другому способу, более верному. Людям непосвященным это трудно объяснить. Вкратце суть дела сводится к тому, что необходимо завести знакомства с людьми, ведущими крупные дела; и войдя в их доверие, действовать в дальнейшем так, точно имеешь дело не с рассуждающими людьми, а с безвольными и безмозглыми автоматами. Мне, например, не стоило особенного труда убедить Дюрана, что постройка курортных вилл на окраине одного мало заселенного города есть выгоднейшее предприятие -хотя местность была малярийная, безлюдная и никем не посещаемая ввиду близости болот, сырого климата и отсутствия реки и моря. Я заработал на этом около двух миллионов комиссионных денег - и, конечно, ни одна постройка не могла быть доведена до конца. Мы заключили соглашение в баре: оркестр играл Штрауса. Штраус прекрасный композитор.
По понедельникам я мечтал - вечером от десяти до половины двенадцатого - по стенным часам, купленным мною на аукционе по необычайно дешевой цене. Я закрывал глаза, и вот небольшая гостиная превращалась в моем представлении в гигантский зал; из-под его потолка струился молочно-белый электрический свет, посредине зала в громадном и светлом бассейне плыли золотые рыбы невиданных размеров и невиданной красоты: маленькие тропические растения, приобретенные по случаю моей женой, становились высокими пальмами с тяжело раскачивающимися вершинами, воздух делался прозрачным и теплым, как на берегу тропического моря, и ничто уже не удерживало мою фантазию. Мой автомобиль французской марки и средних размеров - обыкновенный четырехместный автомобиль - все удлинялся, удлинялся, ширился, ширился и увеличивался - и превращался в роскошную машину с серебряно хрустящим звуком мотора.
Затем я обычно уезжал из Парижа и возвращался в свою квартиру только к половине двенадцатого, час, когда я должен был ложиться спать. Я привожу все эти соображения исключительно для того, чтобы указать, насколько все могло быть благополучно, если бы нелепый физический закон о ходе лучей в человеческом глазу и последовавшие за ним неизбежные события не привели бы
меня к печальной необходимости принять ряд радикальных мер для прекращения этого порядка вещей.
Со времени этой злополучной партии бриджа, когда у меня впервые произошло открытое столкновение с королем пик, исход которого казался нерешенным, постоянное вмешательство черного глаза в мою жизнь перевернуло все вверх дном. Помимо ежедневных ссор с Валентиной, помимо испорченных обедов и бесследно исчезнувшей возможности настроиться на фантастический лад по понедельникам, - что я считал грубым вмешательством в мою личную жизнь - распространение отрицательных эффектов этого плана дошло до нарушения моих финансовых проектов.
Не желая быть голословным, привожу следующий факт. Была заключена сделка с одним крупным финансистом, имени которого я предпочитаю не называть. Он накануне подписал крупные денежные обязательства: не знаю, во всяком случае мне не удалось выяснить, где в ту минуту находилась Валентина; но так или иначе ход лучей нарушен не был. Вернувшись домой, я показал вечернюю газету Валентине, где на первой странице был напечатан портрет этого финансиста, совершенно пьяного, но во весь рост, хотя несколько наискось. Валентина внимательно посмотрела на него сначала левым, потом правым глазом. Опасаясь ее побуждений, я показал ей над столом указательный и средний палец правой руки, что предохраняет по итальянскому наивному поверию от дурного глаза. Но смутная тревога не оставляла меня.
На следующее утро, оттолкнувшись этими же пальцами от Валентины, которая спала, этими же пальцами, я вышел купить газету. И не успело еще мрачное предчувствие окончательно охватить меня, как в газете, на совершенно белом, по-видимому не пропущенном цензурой листе появились русские буквы громадных размеров.
Я нарочно останавливаюсь на этом последнем, чтобы подчеркнуть всю странность происходящего: каким образом во французской газете появились русские буквы?
Угловой агент полиции, носящий номер четыре триллиона одиннадцать, может подтвердить факт моего обращения к нему за соответствующими объяснениями. Он, однако, так же, как и я, не мог разобраться в этом происшествии. Кроме того, своеобразное притупление зрительного нерва, характерное вообще для полицей-
ских, не позволило ему с достоверностью установить наличие перемены карт. Я же прочел, не веря своим глазам, русское сообщение о том, что финансист, подробную биографию которого я излагаю в другом месте, именно в книге этюдов плафонной [нрзб] игры, - что этот финансист умер вчера ночью от апоплексического удара, и административные власти монпарнасского кладбища - так как в молодости финансист писал стихи - наложили арест на все его текущие счета и домовые обязательства. Таким образом, безошибочно рассчитанная мною комбинация, которую я накануне объявил Валентине, оказалась нарушенной настолько, что возможность ее удачного исхода была сведена с превосходной степенью достоверности к нулю, являющемуся понятием нейтрального порядка.
Для такого аналитического ума, как мой, приученного долгими годами практики к строго логическому мышлению и не отклоняющемуся в сторону, выводы из всего этого ряда событий были совершенно ясны, как ряд цифр, скажем, геометрической прогрессии или расположенных последовательных членов бинома. Не пренебрегая, однако, психологическими факторами, я вернулся домой. Валентина ничего не подозревала. Помня о моих супружеских обязательствах к ней и имея уже вполне готовую формулу, я, однако, решил сделать еще одну последнюю проверку, подставив на место данных соображений иные, почти в сущности произвольные величины. Я думаю, что выражаюсь достаточно ясно: другими словами, я устроил в тот же вечер партию бриджа. Имея на руках пики от дамы, десятки и вниз, черви от валета, четыре трефы от десятки, и бубновую десятку, я естественно объявил одну пику. На первый взгляд такая игра может показаться парадоксальной; в другом месте, именно в этюдах [?] плафонной игры я объясняю эту кажущуюся ошибку.
Ренэ, брат Валентины, объявил две черви. У Валентины на руках было несколько треф, несколько бубен, три червы. Вместо того, чтобы поддержать меня, она пасовала. Я несколько откинулся назад, чтобы обдумать положение - и в эту секунду на руках Валентины увидел короля пик, улыбавшегося непостижимой нечеловеческой улыбкой.
Ошибки быть не могло: и если до этой минуты у меня еще возникали некоторые сомнения, то теперь все стало ясно: и связь
Валентины с королем пик представилась мне со всей своей омерзительной неестественностью. Я выстрелил.
Студент в черном, говоривший на дурном французском языке с сильным овернским акцентом, имел со мной конфиденциальный разговор: он оказался все же умнее, чем я думал, и мы нашли совместное решение о том, что мне необходимо подробно описать все это, для чего мне отвели отдельную комнату в удобном доме, где-то за Парижем. Вечером я кончаю изложение этого ряда выводов и только потом приступлю к многотомной работе, которую назову «Числа и карты» и в которой те, кто до сих пор сомневался в правильности моих выводов, найдут сколько угодно блистательных опровержений этой ошибки.
Подготовка текста и публикация Т.И. Красавченко
