CC BY
50
DOI: 10.25702/KSC.2307-5252.2018.7.42-59 УДК 63 (092)(470.21)
С. А. Дюжилов
«ХИБИНСКАЯ ЭПОПЕЯ» И. Г. ЭЙХФЕЛЬДА: МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ БИОГРАФИИ (К 125-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ УЧЕНОГО)
Аннотация
В статье рассмотрены малоизвестные фрагменты биографии И. Г. Эйхфельда, оставившего глубокий след в истории Кольского Севера. Представленные автором материалы отражают разные грани научно-организационной, просветительской и общественно-политической деятельности «беспокойного агронома из Хибин» в 1920-1930-е годы. Ключевые слова:
Полярная опытная станция, полярное земледелие, апатитонефелиновая проблема, культурная трансформация, просветительство, депутатская работа, лидер общественного мнения.
S. A. Dyuzhilov
"THE KHIBINY EPOPEE" OF I.G. EIHFELD: MATERIALS FOR THE BIOGRAPHY(ON THE 125-TH ANNIVERSARY OF THE BIRTHDAY OF THE SCIENTIST)
Abstract
The paper deals with little-known facts of I. G. Eihfeld's biography who has played a very significant role in the history of the Kola North The materials presented by the author present different sides of scientific-and-organizational, educational and social-and-political activity of a "restless agronomist from the Khibiny region" in the 1920s-1930s. Keywords:
Polar experimental station, polar agriculture, apatite-nepheline problem, cultural transformation, enlightenment, deputy work, the leader of public opinion.
«Мурманчане меня никогда не забывают»
«Мурманский период» в жизни И. Г. Эйхфельда (с 01.04.1923 по конец 1940 года) занимает особое место в биографии ученого. Ветеран музейного дела, научный сотрудник Мурманского областного краеведческого музея С. П. Мартюшова в одной из своих публикаций по этому поводу приводит любопытное откровение самого Иогана Гансовича: «Когда я уехал из Мурманской области, то и потом имел хорошую интересную работу, почетные возможности, но если я в своей жизни и делал какие-то ошибки, так это то, что после семнадцати лет работы согласился оставить Север» [Мартюшова, 2015: 15]. Трудно однозначно оценить сказанное известным «покорителем Заполярья». Вряд ли слова-признания Эйхфельда можно назвать простой «дежурной» фразой, произнесенной им в знак благодарности за то, что «мурманчане его никогда не забывают». Иоган Гансович никогда не являлся чужаком и временщиком на Кольской земле, ему была присуща психология «коренного» северянина, проявляющего, по словам поэта и публициста В. А. Смирнова, глубокий интерес к любому месту нашей страны, к любому событию в ее жизни, чувствительность ко всему живому и, прежде всего, к ранимости заполярной природы. Смеем предположить, что в основе приведенного выше признания Эйхфельда, «засвидетельствовавшего свое сыновство» и любовь к Кольскому Северу, лежит
вполне разумное объяснение, подчеркнутое нами из переписки и общения проф. А. А. Киселева с Иоганом Гансовичем. Просто, как замечает патриарх мурманского краеведения, «работа известного ученого-селекционера на Мурмане в 1920-1930-е годы была самым счастливым периодом его большой и нелегкой жизни» [Киселев, 1993: 3].
Казалось бы, о деятельности И. Г. Эйхфельда на Кольском Севере многое известно. Однако достаточно углубиться в поднятую нами проблему, чтобы поймать себя на мысли, как много в мурманском периоде жизни ученого содержится «неизвестного в известном».
«Победитель суровой полярной почвы»
Начало систематическим почвенно-ботаническим исследованиям на Мурмане было положено еще в 1920 году одним из отрядов Севэкспедиции под руководством проф. Н. И. Прохорова. На следующий год по его же инициативе в Хибинах, как центральном месте для Кольского полуострова, началось строительство сельскохозяйственного пункта для проведения стационарных опытных работ, связанных с развитием огородничества в крае. Распространение семян среди местного населения, инструктирование по вопросам посадки и ухода за растениями производились Г. М. Крепсом и М. М. Хренниковой, «в лице которых Мурманский край и рабочий впервые столкнулись с агрономической помощью» [Труды Северной научно-промысловой экспедиции, 1922: 42]. К сожалению, по ряду объективных причин (прежде всего, из-за отсутствия финансирования) строительные работы в Хибинах в конце 1922 - начале 1923 годов были свернуты. Заметим, что на данном этапе институционализации аграрной науки на Мурмане среди его участников имя Эйхфельда еще не фигурирует, о чем свидетельствует предварительный отчет Севэкспедиции за 1921 год. Да и в воспоминаниях самого Иогана Гансовича ничего не говорится о его сопричастности к начинаниям почвенно-ботанического отряда проф. Н.И. Прохорова.
На переднем крае борьбы за разрешение проблемы полярного земледелия И. Г. Эйхфельд, выпускник Петербургского сельскохозяйственного института, оказался лишь весной 1923 года. В апреле он в качестве сотрудника Института опытной агрономии был откомандирован на Мурман с целью выяснения отношения мурманских партийных и советских органов к организации в губернии сельскохозяйственных исследований. Сама же эта поездка в Мурманск была впервые предпринята И. Г. Эйхфельдом по совету специалиста по вопросам сельского хозяйства, работника вновь созданного Колонизационного отдела Беляева, который также советовал ему встретиться с Г. М. Крепсом, тогда еще начальником северного участка агрономической службы Мурманской железной дороги.
Эта встреча состоялась в Петрограде, однако, по воспоминаниям И. Г. Эйхфельда, он точно не запомнил, когда же это произошло: до поездки в Мурманск или позднее. На наш взгляд, это во многих отношениях знаменательное событие приходится или на конец 1922 года, или, что более вероятно, на начало 1923 года (скорее всего, на февраль или март месяцы), когда была приостановлена деятельность опытного пункта в Хибинах. Нужно признать, что первая встреча Эйхфельда с Крепсом не добавила ему оптимизма по поводу дела на Севере, задуманного им еще на студенческой скамье. «Своей честной откровенностью Крепс привел меня в начале беседы в уныние. Оказывается,
в Хибинах нет готового жилья, имеется только кое-как сколоченная избушка лесорубов, в одном конце могут жить люди, в другом лошади. Имеется наспех собранный на вкопанных столбах сруб без окон и дверей, из инвентаря, в описи значатся одноконный плуг и борона "зиг-заг". Лошади отправлены на лесозаготовки за озеро и едва ли будут возвращены к полевым работам. В Хибинах раскорчевано около гектара земли, а на площади около 200 м2 во второй половине лета (1922 г.) произведены посевы. Эти сведения не очень меня обрадовали» [Музей-Архив ... НВФ 492: 4].
Возвращаясь к командировке И. Г. Эйхфельда в Мурманск, следует отметить, что здесь, согласно его же воспоминаниям, молодой агроном провел как минимум две встречи с представителями местной власти: сначала он встретился с секретарем Мурманского губернского экономического совещания В. К. Алымовым, а затем — с заведующим губернским земельным отделом Маругиным. В разговоре с Алымовым Эйхфельд поделился с ним своими планами по поводу продвижения земледелия на Крайний Север и был несколько обескуражен полученным на его вопрос ответом. «Вам мои намерения кажутся несерьезными?» «Нет, — был ответ, — Дело это нужное, но трудное. Я вспомнил, что к этому делу имели отношения несерьезные люди. Это осложняет ваши первые шаги» [Музей-Архив ... НВФ 490: 1]. Собеседник Эйхфельда имел в виду «прожекты» некоего доктора Черного (речь идет об известном оккультисте А. В. Барченко — С. А.), который предлагал земельному управлению легкомысленные проекты. В дальнейшем именно В. К. Алымов станет автором первого отклика в печати о результатах опытных посевов сельскохозяйственных культур в 1923 году.
Встреча И. Г. Эйхфельда с заведующим губернским земельным отделом Маругиным не нашла отражения в его известных нам воспоминаниях. Тем не менее можно предположить, что она вполне обнадежила покорителя суровой северной почвы в его планах на будущее. Косвенным подтверждением высказанного суждения служит записка Эйхфельда в Мурманское губземуправление, подготовленная 25 апреля 1923 года, то есть по горячим следам после проведенного им разговора с руководителем названного органа власти. В ней Эйхфельд обращается с просьбой к местным хозяйственникам:
• обеспечить сельскохозяйственный опытный пункт 5 пудами семян картофеля местного происхождения и оказать помощь ему в приобретении у местных огородников небольшого количества огородных семян и маточников для опытов по выращиванию огородных семян;
• выделить для него термометр, а также 50-100 туков извести для известкования почвы, 500 туков навоза и 50 туков водорослей для постановки опытов по удобрению почвы [Музей-Архив ... ОФ 95: 1].
Так, при содействии местных органов власти, с персоналом в количестве двух человек (в лице И. Г. Эйхфельда и М. М. Хренниковой) при годовом бюджете в размере всего 300 руб., отпущенного Колонизационным отделом Мурманской железной дороги, были продолжены работы на опытном пункте, начатые здесь еще в 1921 году. Одновременно в Хибинах развернулись научные исследования по вопросу продвижения растениеводства в условиях Крайнего Севера за Полярным кругом: был высеян большой набор селекционных семян, полученных в ВИРе (овощных, зерновых, кормовых культур и картофеля). Вся работа проводилась лично Эйхфельдом и Хренниковой при помощи только
поденных рабочих и поддержке местного лесничества (лесничего Я. И. Ромина, одновременно окончившего с Эйхфельдом сельскохозяйственный институт) [ГОКУ ГАМО в г. Кировске. Ф. Р-194. Оп. 1. Д. 35. Л. 41-42].
С проведением в жизнь (с 1 октября 1923 года) постановления Совета Труда и Обороны (СТО) о колонизации Карело-Мурманского края опытные работы на Кольском полуострове перешли в ведение Колонизационного отдела Мурманской железной дороги. Согласно архивным данным 15 ноября того же года состоялось официальное открытие Хибинского сельскохозяйственного опытного пункта [ГОКУ ГАМО. Ф. П-112. Оп. 1. Д. 157. Л. 51]. С весны 1924 года он функционировал уже на постоянной основе. Это событие знаменовало собой начало новой страницы в истории Хибинского опытного поля.
Под руководством И. Г. Эйхфельда агропункт в Хибинах становится опорным сельскохозяйственным научным учреждением Мурманского колонизационно-промышленного и транспортного комбината с отделениями в Коле и Лоухах. Его сотрудники развернули исследования широким фронтом: они одновременно начали изучать климат, типы и свойства почвы, разрабатывать приемы освоения и быстрого окультуривания, выяснять какие культуры и сорта были пригодны для выращивания в местных условиях, вести большую селекционную работу по выведению скороспелых, холодостойких и высокоурожайных сортов главнейших культур, а также разрабатывать приемы агротехники и меры борьбы с вредителями сельскохозяйственных растений, обеспечивающие получение высоких и устойчивых урожаев выращиваемых культур. К концу 1920-х годов усилиями немногочисленного персонала Хибинского опытного пункта было изучено около 4 тыс. образцов мировой коллекции растений, отобрано около 25 сортов разных культур, пригодных для возделывания в суровых условиях Заполярья. К этому времени первое сельскохозяйственное научное учреждение на Кольском полуострове уже располагало 15 га культурных площадей (как на минеральной почве, так и на осушенном болоте), имело вполне сложившуюся инфраструктуру, включающую в себя дома для персонала, агрохимическую лабораторию, агрометеорологическую станцию и музей.
В результате на основе исследовательских и опытных работ, проведенных Хибинским агропунктом под началом и при материальной поддержке Колонизационного отдела Мурманской железной дороги, были сделаны первые шаги по развитию сельского хозяйства как основы «быта колонизационного населения Карело-Мурманского края» [Федоров, 2009: 220].
Основными формами взаимодействия агрономической науки и практики на данном этапе стали:
• создание опытно-показательных огородов в хозяйствах переселенцев;
• объезды агрономами переселенческих поселков в целях инструктирования поселенцев по агровопросам;
• специальные обследования переселенческих хозяйств;
• подготовка методических рекомендаций для персонала агроучастков.
В этом деле Хибинский опытный пункт опирался на поддержку и помощь
со стороны Мурманской железной дороги, о чем свидетельствует записка Эйхфельда от 7 сентября 1926 года в Колонизационный отдел. Приведем полностью текст этого документа:
«Лето 1926 г. на Кольском полуострове выдалось исключительно неблагоприятным для сельского хозяйства.
В силу неудовлетворительных результатов этого года прошу Колонизационный отдел Мурманской железной дороги освободить всех переселенцев от платы за отпущенные им семена огородных растений и от платы за семена картофеля (у которых картофель погиб).
Стоимость розданных огородных семян выражается в сумме около 30 руб., а картофеля около 150 руб.» [Музей-Архив... ОФ 101: 1].
Вовлечение переселенцев в сельскохозяйственное освоение колонизационного отвода, многогранная и бескорыстная помощь им в этом деле со стороны персонала опытного учреждения в Хибинах дали свои результаты. В 1926-1927 годах огороды и пробные посевы кормовых растений были уже в каждом переселенческом поселке, причем потребность для них в семенном картофеле полностью удовлетворялась сортовым посевным материалом Хибинского пункта. Избранный им сорт картофеля «Эпикур» разводился агробазами Мурманской железной дороги «Ильич» и «Зеленец», расположенными недалеко от Ленинграда, для снабжения семенным материалом переселенцев.
Говоря о научно-производственной деятельности Хибинского агропункта, нельзя не подчеркнуть его вклад в продвижение апатитонефелиновой проблемы. С первых же лет сельскохозяйственных опытных работ на Мурмане в связи со спецификой северных почв огромное значение приобрел вопрос о минеральных удобрениях, содержащих в себе три важнейших начала: известь, калий и фосфор. Однако, по словам геолога проф. П. А. Борисова, в то время об источниках удобрительного минерального сырья у нас на Дальнем Севере почти ничего не было известно. Предпринятые им в этом направлении предварительные изыскания на Кольском полуострове дали основание ученому уже в 1924 году сделать весьма оптимистический прогноз: «Мурманский север в вопросах сельского хозяйства, связанных с колонизацией края и использованием его торфяно-болотных площадей под сельскохозяйственную культуру, обладает достаточными, естественными ресурсами в отношении удобрительных в прямом и косвенном смысле минеральных тел, а по отношению калия и фосфора перспективы рисуются и больше, чем местного значения. Своевременно теперь об этом напомнить и подумать о выяснении и с научной и с практической точки зрения запасов того минерального сырья, которое явится залогом лучшего сельскохозяйственного будущего площадей заселения в крае, чем их настоящее естественное состояние» [Борисов, 1924: 5].
Создание туковой промышленности на базе предполагаемых местных источников удобрений, безусловно, отвечало интересам как Колонизационного отдела Мурманской железной дороги, так и его подразделения — Хибинского опытного пункта. Экспедиция 1924 года на Турьев мыс с участием проф. П. А. Борисова и его ученика И. Г. Эйхфельда (под началом своего наставника он еще в 1921 году совершил поездку в Карелию, во время которой у него впервые возникла мысль о работе за Полярным кругом, на Кольском полуострове), организованная по инициативе Иогана Гансовича и материально поддержанная Мурманским промышленно-транспортно-колонизационным комбинатом, стала своеобразной предтечей борьбы персонала агропункта в Хибинах за камень плодородия.
Имея прямое отношение к геологии агрономических руд, П. А. Борисов немало сделал для выявления источников минеральных удобрений в Карелии и на Кольском Севере. Уже будучи именитым ученым, И. Г. Эйхфельд воздаст должное проф. П. А. Борисову, который помог ему, начинающему агроному, не только осмыслить в его пионерной работе значение данных геологии для сельскохозяйственного освоения края, но и увидеть ее перспективы в этом направлении: «С большой благодарностью вспоминаю те годы, когда Вы своими чудесными лекциями пробуждали в нас, молодых студентах, интерес к научным исследованиям, познанию <...> Ваши напутствия и наставления помогли мне в годы самостоятельной работы» [Щипцов, 2014: 174].
За этими словами Эйхфельда на самом деле скрывается глубокий подтекст. Когда проф. Борисовым были открыты (начиная с 1923 года) месторождения нефелинового песка близ станции Хибины, то его образцы он посчитал крайне важным передать для проведения опытов не только в центральные институты, но и непосредственно Эйхфельду. Результаты же опытных работ на агростанции показали, что нефелин, внесенный в почву, повышает в полтора раза урожайность растений. Вместе с тем в ряде отчетов, а также в научных трудах можно найти слова благодарности в адрес того же Иогана Гансовича за его всемерное содействие тем же участникам хибинских экспедиций. В своей работе «Месторождение нефелиновых песков на Кольском полуострове» проф. П. А. Борисов, в частности, замечает, что работам (с 1926 года) карельского геологического отряда Института по изучению Севера и его сотрудникам «постоянное содействие оказывалось со стороны заведующего Хибинской сельскохозяйственной опытной станцией агронома И. Г. Эйхфельда» [Борисов, 1929: 7].
С открытием А. Н. Лабунцовым в 1925-1927 годах апатитовых месторождений встал вопрос об их использовании в качестве минеральных (фосфорных) удобрений. Однако не следует забывать о том, что первооткрыватель камня плодородия был не единственным, кто стоял у истоков апатитового дела. Буквально за год до его первой находки коренного месторождения апатита на плато южного Расвумчорра специалист по нерудным полезным ископаемым Карелии и Кольского полуострова, уже упомянутый нами проф. П. А. Борисов, по сути, предвосхитил создание в Мурманском крае первого горно-промышленного района: «Мы не имеем пока экспериментальных данных над усвоением почвами фосфора из апатитовых пород нашего Кольского полуострова, которые не только в отношении их сельскохозяйственного применения, но и научно-геологического недостаточно изучены и, можно сказать, ждут своего освещения в практическом смысле — это задача ближайшего будущего» [Борисов, 1924: 4].
Уже во второй половине 1920-х годов академик А. Е. Ферсман и профессор П. А. Борисов выдвигают практическую проблему — найти способы переработки апатитовой руды на минеральные (фосфорные) удобрения для нужд сельского хозяйства России [Киселев, 2000: 2, 16]. К концу 1926 года были завершены лабораторные исследования доставленных в Ленинград хибинских пород. В руде оказалось от 40 до 60 % апатита и от 35 до 45 % нефелина. Одновременно шли промышленные испытания апатита на обогатимость и переработку в качестве удобрений. Для завершения экспериментальных работ требовалось еще хотя бы 50-60 пудов руды. Доставить ее по просьбе
А. Е. Ферсмана взялся агроном И. Г. Эйхфельд. Так было положено начало «горной болезни», охватившей весь коллектив «хибинцев».
23 сентября 1926 года Эйхфельд передал в Колонизационный отдел Мурманской железной дороги записку следующего содержания: «Прошу выделить около 500 руб. для добычи и вывоза на линию железной дороги апатитовой породы 200-300 пудов с целью проведения опытов» [Музей-Архив... ОФ 363: 1]. Когда разрешение было получено, борьба за апатит стала едва ли не основным направлением в деятельности Хибинского опытного пункта. Обозначим лишь в тезисной форме те пути, которые были использованы пионерами полярного земледелия для актуализации поднятой ими на новую высоту проблемы:
• поиски, заготовка и доставка апатитовой руды для проведения опытов по ее применению в туковой промышленности;
• работы Хибинского опытного пункта по установлению способов применения апатитовой породы в качестве удобрения;
• работы Хибинского агропункта по содействию геологоразведочным партиям;
• отстаивание И. Г. Эйхфельдом и его единомышленниками в различных кругах целесообразности скорейшего освоения хибинских апатитов.
Во многом благодаря коллективному труду работников сельскохозяйственного опытного пункта было положено начало коренному перелому в освоении Хибин и созданию апатитовой промышленности.
Таким образом, к началу широкого освоения природных богатств Кольского полуострова, когда встал вопрос о создании здесь местной продовольственной базы, первый научный центр полярного земледелия в России смог дать рекомендации по практическому решению этой задачи. Семилетний опыт комплексного изучения всех тех вопросов, от которых в той или иной степени зависели результаты плодотворной деятельности Хибинского опытного пункта, был положен в основу работ заполярного первенца — совхоза «Индустрия».
Исследования в области сельского хозяйства в Хибинах были признаны важной государственной задачей, содействовавшей освоению природных богатств Крайнего Севера. В 1935 году И. Г. Эйхфельд как руководитель этих исследований был отмечен правительственными наградами — орденом Ленина, премирован легковой автомашиной, ему была выделена денежная премия на постройку коттеджа и присвоено звание действительного члена Академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина.
Сам Иоган Гансович рассматривал эти поощрения не столько через призму собственных заслуг, сколько считал их наградой за труд всего возглавляемого им коллектива «хибинцев». «Исследования в Хибинах, — заметит позднее Эйхфельд, — проводились не только в трудных природных условиях Приполярной зоны, но также при крайне скромных материальных средствах. В этих условиях самоотверженное отношение небольшой группы помогавших мне рабочих имело решающую роль для успеха дела ...» [ГОКУ ГАМО в г. Кировске. Ф. Р-194. Оп. 1. Д. 35. Л. 73]. И это было сказано бывшим директором ПОСВИР вовсе не для красного словца. Так, по воспоминаниям М. Ф. Онохина, «полученную машину он передал в пользование станции, а на денежную премию был построен 4-х квартирный дом для рабочих ПОСВИРа». Кстати, продолжает
Михаил Федорович, «все поездки в командировки он производил за свой счет». И еще один штрих к биографии Эйхфельда по поводу рассматриваемого события. По словам того же Онохина, «чувство долга и внимания к подчиненным было всегда отличительной чертой И. Г. Эйхфельда. В 1935 г. он пишет мне: "Дорогой Михаил Федорович! Вчера вернулся после долгих поездок в Хибины. Разобрал телеграммы. Среди них нашел и твои. И в этом случае мне приходится отметить твою огромную помощь в том деле, за которое меня наградили. Чувство большого долга перед своими лучшими товарищами и помощниками в работе, и особенно перед тобой, на плечи которого пала самая трудная часть в начальном периоде работ <...> Немного поправлюсь, приеду в совхоз. Привет тебе, Неклюдову и семьям. Твой И. Эйхфельд" » [ГОКУ ГАМО в г. Кировске. Ф. Р- 194. Оп. 1. Д. 35. Л. 48].
Середина 1930-х годов стала «звездным часом» для беспокойного агронома, возвысив его до героя своего времени. При этом Эйхфельда подпирали его сподвижники по «хибинскому цеху», ощущавшие свою пионерную роль в деле сельскохозяйственного освоения Крайнего Севера: «Высокая награда, которую получил наш руководитель, возлагает на весь коллектив нашей станции еще большую ответственность за успешное разрешение поставленных перед нами дальнейших задач.
Мы, работники станции, обязуемся в самый короткий срок вывести скороспелые и урожайные сорта картофеля, овощных и зерновых культур, внедрить их в колхозы и совхозы Крайнего Севера и тем самым оправдать эту высокую награду, полученную нашей станцией в лице директора и научного руководителя Эйхфельда» [Полярная правда, 1936, 8 января: 3].
Посвировцы были искренне уверены, что только прогресс науки обеспечит будущее процветание страны. К сожалению, в 1930-е годы ее отношения с властью претерпевают серьезные изменения. В условиях жесткого административно-государственного управления происходит невиданная политизация, идеологизация и бюрократизация науки. Деформация общественного сознания неминуемо вела к становлению и неуклонному усилению антинаучных концепций. В биологии их выразителями стали Т. Д. Лысенко и его сторонники, получившие публичную поддержку И. В. Сталина. Построения Лысенко, выдававшиеся на самом высоком уровне за некую передовую советскую науку, не могли не оказать влияние и на деятельность Полярной опытной станции во главе с Эйхфельдом. Впрочем, обозначенная выше проблема, как нам представляется, для объективного своего разрешения потребует выявления и анализа целого корпуса еще неопубликованных первоисточников.
В культурной среде региона
Наряду с выполнением своих основных профессиональных обязанностей научное сообщество Хибин проявило удивительную сопричастность к процессам великой культурной трансформации края, направив свою энергию на создание здесь социально-значимых научных и культурных институтов (опорных сельскохозяйственных пунктов Мурманской железной дороги в Коле и Лоухах, Хибинской горной станции Академии наук, Лапландского заповедника, Краевого музея и Общества изучения края в г. Мурманске), а также на презентацию своих «продуктов» (таких как: пропаганда агрознаний, экскурсии, выставки, публикации в периодике и т.д.), ценностей и норм новой региональной культуры.
С началом индустриализации края стали складываться предпосылки для перехода от экспедиционной деятельности отдельных отрядов к стационарной работе. Академия наук в начале первой пятилетки инициировала создание на базе Кольской комплексной экспедиции Хибинской горной станции — первого многопрофильного учреждения на Кольском Севере. Деятельное участие в этом начинании приняли Мурманская железная дорога вместе с Хибинским агропунктом. На Эйхфельда в феврале 1928 года с его согласия Мурманской железной дорогой была возложена обязанность принять на себя руководство постройкой сторожки в Хибинах (у истока р. Белой и оз. Вудъявр) для горной станции Академии наук. В распоряжении старшего агронома Колонизационного отдела находился специальный счет № 9, куда поступали деньги на строительство «академического» объекта. Куратором Эйхфельда в этом вопросе выступал представитель Правления железной дороги Н. Я. Овчинников. В фондах Музея-Архива ЦГП КНЦ РАН не только отложилась служебная переписка между ними по поводу постройки деревянного строения, размером 2 на 3 сажени, но и представлен текст трудового соглашения Иогана Гансовича с рабочим Петром Случнис о заготовке леса на берегу оз. Вудъявр (всего на сумму 462 руб. 50 коп.) и переселенцем Зосимой Куимовым, который брал на себя перевозку фуража, разного имущества и материалов от Хибинского опытного пункта до оз. Вудъявр на расстояние 30 км [Музей-Архив ... НВФ 1029-1031: 1-3].
Таким образом, давнюю мечту А.Е Ферсмана о постройке небольшой хижины, ставшей бы местом приюта для геологов-первопроходцев, суждено было воплотить в жизнь при активном содействии правления Мурманской железной дороги И. Г. Эйхфельду — одному из основателей первого научного учреждения в Хибинах.
Как известно, Хибинский опорный пункт возник на базе опытно -огородного хозяйства — временной точки Севэкспедиции, так до конца и не обустроенной. Немало усилий для сохранения Хибинского поля приложил Г. М. Крепс, в итоге передав его в «наследство» Эйхфельду. Позднее Иоган Гансович признавался: «Я чувствовал всегда должником перед ним. Я понимал, что если бы в Хибинах в 1922 г. не были проведены работы по корчевке и обработке земли, мне весной 1923 г. не за что было бы зацепиться, в том же году произвести посевы не удалось бы» [Музей-Архив... НВФ 492: 3]. Спустя семь лет Крепс станет первым директором Лапландского заповедника. Но уже не без участия благодарного Эйхфельда. Будем объективны, именно Иоган Гансович своими помыслами, начинаниями и инициативами во многом предвосхитил появление особо охраняемых территорий на Кольской земле, всячески способствовал становлению и развитию кольской экологии как биологической, так и культурной, или нравственной.
Еще в августе 1924 года состоялось его путешествие в бассейн реки Чуны с партией работников леса (лесничим Я. Роминым, инженером по лесозаготовкам Н. Неведомским) с целью выяснения возможности организации заготовки леса на Чуне и его сплава. Позднее, вспоминая этот, казалось, ничем не примечательный эпизод из своей биографии, Иоган Гансович скромно заметит: «Я "охлаждал" лесников в их намерениях. Не уверен, имели ли влияние мои соображения о сохранении в этом районе леса, но в то время лесозаготовки на Чуне не были намечены. Возможно, истинная причина заключалась в том, что Чуна будучи мелководной и извилистой рекой вызывала большие трудности вывоза и сплава леса» [Музей-Архив ... НВФ 492: 5].
А уже на следующий год в «Вестнике Карело-Мурманского края» (№ 14) появится публикация Эйхфельда о целесообразности создания заповедника в районе Чуна-тундры, которая нашла полное понимание и поддержку со стороны тогдашнего научного сотрудника Александровской биологической станции Г. М. Крепса. Вот такое удивительное переплетение судеб мы наблюдаем в «мурманский» период этих двух ученых-единомышленников.
Трудно представить, чтобы один человек мог стоять у истоков целого научного кластера в Хибинах. Надо признать, что всеохватывающее подвижничество «беспокойного» Эйхфельда заставляет нас в это поверить.
Время стирает человеческую память. Но стоит прикоснуться к архивному документу, и память оживает. Настоящей находкой для нас стали воспоминания первого руководителя Мурманского областного краеведческого музея М. Н. Михайлова о краеведческой деятельности И. Г. Эйхфельда. Приведем некоторые выдержки из этого восьмистраничного документа: «В октябре 1926 г. в Мурманске возникло общество краеведения и музей. Иоган Гансович отлично понимал значение и научно-общественную ценность этих учреждений и естественно явился одним из учредителей и активным членом их.
С целью пропаганды сельскохозяйственных достижений и возможностей ежегодно осенью в музее устраивалась выставка экспонатов урожая зерновых, огородных культур и кормовых трав Хибинского опытного пункта. Я вспоминаю то исключительно большое впечатление, которое оказывала выставка на посетителей украшенная в октябрьские дни яркими цветами с клумб пункта. Это было необычно для Заполярья и города, так как он в те годы имел иной рисунок; мало было благоустроенных домов, преобладали бараки и среди них бараки-чемоданы, сохранившиеся от первых лет возникновения города, интервенции.
Кроме того И. Г. Эйхфельд часто выступал в местной печати и журнал "Карело-Мурманский край" регулярно публиковал его статьи... В связи с 10-летним юбилеем журнала ЦИК и СНК АКССР постановил 29 декабря 1932 г. п. б. (№ 1-2, 1933): старейшего сотрудника журнала "Карело-Мурманский край" агронома т. Эйхфельда И. Г, опубликовавшего по северному земледелию ценнейшие работы — наградить библиотекой специальной литературы стоимостью в 500 руб.» [Музей-Архив ... НВФ 47: 6].
Рассуждая о библиографии работ ученого, трудно не согласиться в этой связи со словами писательницы А.Б. Ложечко: «Эйхфельд так и не нашел времени для того, чтобы в виде увесистого тома изложить свои исследования» [Ложечко, 1969: 68]. Его библиографическое наследие, относящееся к 1920-1930 годам, нам еще предстоит в полной мере «открыть» и оценить. Например, среди его работ имела место рукопись, посвященная разведению картофеля и овощей среди местного населения с целью улучшения его питания. Была ли она издана на русском языке, нам доподлинно неизвестно, а вот на саамском языке — вполне возможно. Сохранился любопытный архивный документ — выписка (адресованная И. Г. Эйхфельду) из протокола № 11 заседания Президиума Комитета нового алфавита при Президиуме Мурманского окрисполкома от 19 марта 1934 года, в которой за подписью Луйска и Чернякова четко записано: «Считать необходимым издание на саамском языке статьи тов. Эйхфельда "Улучшим питание разведением картофеля и овощей"» [Музей-Архив ... ОФ 94: 1].
За короткий период деятельности названного комитета (1933-1936 годы) не только был разработан саамский алфавит на латинской основе, но и начался
перевод и выпуск книг на саамском языке. Их тематика отражала те изменения, которые происходили в это время в регионе. Под влиянием культурной революции в тундре менялся уклад жизни коренных жителей Кольского полуострова. С переходом к оседлости саамы стали более интенсивно заниматься земледелием. Поэтому неслучайно в списке готовившихся Мурманским окружным Комитетом нового алфавита изданий на саамском языке наряду с учебной литературой, предназначенной для ликвидации неграмотности среди кольских саамов, оказалась уже упомянутая нами рукопись Эйхфельда, представляющая собой тогда, на злобу дня, что-то вроде памятки и агитки для начинающих огородников. Не вызывает сомнения, что подобный книжный раритет для нынешних краеведов не может не представлять библиографической и исторической ценности.
Иной исторический подтекст имеет работа Эйхфельда, посвященная культурным пастбищам Скандинавии. Ее появлению предшествовала командировка ученого к нашим северным соседям в 1928 году для ознакомления с методами и результатами опытных селекционных станций и обществ по культуре болот Финляндии, Швеции, Норвегии и Дании. На ее результаты большое влияние оказало знакомство Эйхфельда с датским полярным исследователем и писателем Петером Фрейхеном, о котором Иоган Гансович оставил краткие воспоминания. Процитируем небольшой отрывок из них: «Благодаря любезности и неутомимости Петера Фрейхена я имел возможность познакомиться с рядом хозяйств - от самых крупных до самых небольших». И далее: «Позднее в 1937 г. в приемной О. Ю. Шмидта произошла моя вторая встреча с ним» [Музей-Архив ... НВФ 491: 2]. Собранный Эйхфельдом во время этой поездки материал и был положен в основу названного труда, вышедшего в свет в Ленинграде в 1929 году. По нему широкие круги советских агрономов впервые ознакомились с опытом создания и использования культурных пастбищ, имевшим, по словам Эйхфельда, для северных территорий нашей страны большую экономическую целесообразность. Достижения науки и практики сельского хозяйства скандинавских стран были в дальнейшем использованы в работе как Хибинского опытного пункта, так и хозяйств Кольского Заполярья.
Возвращаясь к воспоминаниям М. Н. Михайлова о краеведческой деятельности Эйхфельда, нельзя не заметить, что известный зачинатель музейного дела на Мурмане лишь контурно обозначил заслуги Эйхфельда на этом поприще. К примеру, им не был затронут вопрос о вкладе Иогана Гансовича в практику экскурсий в Хибинах.
Много раз Эйхфельду как директору опытного пункта приходилось принимать в качестве гостей иностранных ученых. Первым из них побывал в Хибинах проф. Лондонского университета Р. А. Гэтс в 1926 году (автор книги «Наследственность и евгеника», 1926). В 1928 году по дороге в Мурманск пожелали сделать остановку на станции Хибины и посетить сельскохозяйственный опытный пункт участники Международного арктического конгресса. Для них, по воспоминаниям Эйхфельда, наспех была приготовлена небольшая выставка с натуральными экспонатами и фотографиями. «Было, — отмечает известный ученый-агроном, — еще начало лета, всходы на полях едва покрывали землю, кругом была безрадостная лесная гарь. Да и дороги не было со станции на опытный пункт — только тропа между камней, пней и еще не убранных обгорелых стволов» [Музей-Архив ... НВФ 491: 2]. Среди посетителей
агропункта вполне мог оказаться и знаменитый норвежский ученый полярник Фритьоф Нансен. Но вот незадача, заболела супруга, и он вынужден был срочно вернуться в Осло. Сохранились ли фотодокументы, запечатлевшие это событие, нам неизвестно. Зато мы можем лицезреть фото одного из ведущих американских физиологов растений Р. Гарвея на страницах журнала «Карело-Мурманский край» (1929), сделанное в отрогах Хибин (у горы Тахтарвумчорр) и размещенное Эйхфельдом в его статье «Экскурсионное дело и охрана природы в Хибинских тундрах».
«Лицо» и «рупор» мурманчан
Нельзя в полной мере оценить феномен Эйхфельда в рассматриваемый нами период, не обращаясь к его многогранной общественной деятельности. Контурно обозначим и проиллюстрируем примерами некоторые из его «ипостасей» на этом поприще.
Революция 1917 года не только открыла для Эйхфельда путь в науку, но и позволила ему реализовать свой организаторский потенциал. В качестве солдатского депутата он принимал участие в работе Чрезвычайного и Второго съездов Советов крестьянских депутатов. В студенческие годы (1918-1923) Эйхфельд постоянно работал в выборных студенческих органах, был уполномоченным Наркомпроса по социальному обеспечению студентов, членом правления Петроградского сельскохозяйственного института. Неудивительно, что и в «мурманский период» своей жизни Иоган Гансович практически всегда находился в эпицентре важнейших событий, происходящих в крае. В Хибинах И. Г. Эйхфельд в течение многих лет был членом исполкома местного сельского Совета (Экостровского сельсовета). В 1934 году он был избран членом Мурманского окружного исполкома, а в 1939 году — Мурманского облисполкома Совета депутатов трудящихся. В послевоенные годы И. Г. Эйхфельд четыре раза избирался депутатом Верховного Совета СССР и трижды — депутатом Верховного Совета Эстонской ССР [На пути к обновлению земли, 1968: 23].
И все же, рассматривая депутатскую деятельность знаменитого ученого в Советах разных уровней власти, следует иметь в виду, что первый опыт работы в качестве народного избранника он обрел именно на Кольской земле. Это позволило ему в дальнейшем, будучи Председателем Президиума Верховного Совета Эстонской ССР, поставить на разрешение перед Верховным Советом СССР вопрос о повышении эффективности работы местных органов власти — сельских Советов.
Какую бы общественную работу, малую или большую, Иоган Гансович не выполнял, он всегда исключительно добросовестно относился к своим обязанностям [На пути к обновлению земли, 1968: 23]. В Хибинах Эйхфельд нередко по вечерам после выполнения своих основных трудовых обязанностей помогал работникам сельского Совета составлять планы работы, отчеты, оказывал помощь в финансовой деятельности. Став членом Мурманского окружного исполкома, он поднимал важные общественные вопросы, добиваясь решения реальных жизненных проблем своих избирателей, учреждений, в которых они сами трудились. Так, в одном из своих докладов на заседании Пленума Кировского райисполкома (от 16 августа 1935 года) Эйхфельд, указав на плохо налаженное культурно-бытовое обслуживание персонала Полярной
опытной станции, добился от местного органа исполнительной власти принятия, в частности, следующих решений:
• открыть в 1937 году в пос. Экострово врачебный пункт, построить амбулаторию с родильной комнатой и дом для детского очага и яслей;
• обеспечить развертывание в Хибинах культурно-массовой работы, выделив на 1937 год штатную единицу, средства и работника-культурника;
• немедленно наладить бесперебойное и полное снабжение лавки РАЙПО в Хибинах необходимыми продуктами и полное снабжение промтоварами, улучшить работу столовой при ПОСВИР;
• предложить райотделу связи при предстоящей телефонизации района в первую очередь связать телефоном Хибины с Кировском [ГОКУ ГАМО в г. Кировске. Ф. 16. Оп. 1. Д. 10. Л. 80].
Социальные вопросы всегда были приоритетными в общественно-политической работе Эйхфельда. Подтверждением тому может служить его предвыборная компания, связанная с выдвижением директора ПОСВИР кандидатом в депутаты Мурманского областного Совета депутатов трудящихся общественными собраниями рабочих, инженерно-технических работников и служащих лесоучастков Чирвис-губа, Уполокша, Пиренга, Ена, колхоза «Ена» и слюдяного рудника (713 чел.) по 39 избирательному округу. Выявив наиболее острые проблемы Заимандровья, Эйхфельд предал их огласке на страницах местной периодики, предложив следующие конкретные пути их разрешения:
1. Особое внимание должно быть обращено на улучшение культурного и врачебного обслуживания.
2. Самым важным является дорожное строительство. Необходимо незамедлительно построить дорогу длиной 9 км от Кур-губы до Коровьей ламбины, которая на целых 80 км сокращает водный путь от Упалакши до Ены.
3. Необходимо немедленно расчистить русло реки ниже Пиренгской плотины, чтобы не потерять сплав Енского и Пиренгского лесоучастков.
4. Большой проблемой является кормовой вопрос. Необходимо расчистить площадь под покосы и тем самым удовлетворить потребность района в сене [Кировский рабочий, 1939, 22 ноября: 3].
Не менее критично в отношении местной бюрократии кандидат в депутаты высказался по поводу проблем, связанных с деятельностью колхоза «Ена». «Колхозники говорят, — пишет Эйхфельд, — что им спускают планы только весною, не считаясь ни с чем, а организационной и агрономической помощи для получения урожая с запланированной площади нет. И решаешь — зря на два колхоза в РайЗО сидят четыре специалиста, зря Обузу занимается покровительством бездельников из Областной зональной станции, расхваливая их «активную» работу в колхозе и прикрывая очковтирательство об организации хаты-лаборатории. А больше всего упрекаешь себя — давно пора кончить разговоры и переписку с ОблЗУ и всем активом Полярной опытной станции взяться за колхоз «Ена» и сделать его передовым колхозом области. Возможности к этому имеются большие» [Эйхфельд, 1939: 3].
Уже будучи депутатом Мурманского областного Совета трудящихся от Заимандровья — одного из отдаленных избирательных участков, — Иоган Гансович на лодке и пешком добирался за десятки километров от железной
дороги до своих избирателей, чтобы ознакомиться с их нуждами, выслушать их наказы или отчитаться в депутатской работе.
Используя свой депутатский статус, Эйхфельд нередко «примерял» на себя роль лидера общественного мнения. Показательной в этом отношении является его статья «Мои замечания», помещенная в газете «Кировский рабочий».
Первоначально это печатное издание (начало выходить с декабря 1930 года) завоевало «горячие симпатии маленького коллектива Полярной опытной станции из четырех научных работников и горсточки рабочих, крепко сплоченных в единую семью советских людей, борющихся за молодую идею создания собственной продовольственной базы на Крайнем Севере». Связано это было с тем, считает Эйхфельд, что «Хибиногорский рабочий» (впоследствии «Кировский рабочий») «больше, чем какая-либо другая газета Севера, уделяла внимание вопросам сельского хозяйства. С первых же лет вопросы сельского хозяйства занимали в газете целые полосы. Со страниц этой небольшой газеты тогда впервые знакомились с сельскохозяйственной проблемой Крайнего Севера работники центральных правительственных органов и черпали темы советские писатели (правда не всегда удачно — любовь к экзотике и "развесистой клюкве" губила хорошие намерения)» [Эйхфельд, 1939]. .
К сожалению, во второй половине 1930-х годов данная тема на страницах старейшего печатного органа Хибин потеряла былую актуальность. По мнению Иогана Гансовича, газета за последние два года (1937-1938) «многое проглядела», стала поверхностно и бесстрастно отражать сельскохозяйственную жизнь района и «как бы забыла огромную роль совхозного и колхозного строительства в Кировском районе для всего Крайнего Севера в выполнении сталинского наказа об обеспечении района собственными молоком, овощами и картофелем».
Чтобы исправить сложившуюся ситуацию, Эйхфельд предложил редакции издания концептуально изменить свои подходы к освещению поднятой им темы:
1. «Не обязательно, чтобы сельское хозяйство занимало много место в газете, но зато каждая строка должна бить по нашим недостаткам, помогать преодолению самотека в развитии совхозов и колхозов, плохой связи науки с производством».
2. «Необходимо, чтобы работники печати четко понимали задачи нашего сельского хозяйства, задачи сельскохозяйственной науки, умели бы вскрывать недостатки и видеть и поднимать наиболее важные вопросы, мобилизовать на них внимание как работников сельского хозяйства, так и всей общественности».
3. «Самое главное сейчас — это план развития сельского хозяйства на ближайшие 5-10 лет, борьба за механизацию, высокую агро- и зоотехнику» [Кировский рабочий, 1939, 5 мая: 3].
Выступая обличителем недочетов в деле совхозно-колхозного строительства на Кольском Севере, И. Г. Эйхфельд в то же время был активным борцом за их устранение. Вот несколько штрихов из «хибинской эпопеи» директора ПОСВИР.
Обратимся сначала к примечательным на сей счет воспоминаниям научного сотрудника М.К. Знаменской, впервые попавшей в Хибины в 1933 году: «Руководителя станции Иогана Гансовича Эйхфельда можно было видеть и встречать на полях в любое время суток. Ежедневно он успевал осматривать все участки работы, от его зоркого взгляда, а также от взора агротехника станции Петра Ефимовича Ефимова нельзя было скрыть ничего. Они замечали всякий "брак" в работе. Неправильно заложенные опытные делянки, плохое качество
прополки, забытые инструменты, орудия и прочее. Ничто не ускользало из их поля зрения. Поэтому на утреннюю и вечернюю разнарядку они приходили вполне осведомленные о состоянии работ на любом участке. Благодаря этому наряды проходили быстро и четко. Замеченные недостатки сразу же отмечались, подчас довольно "ядовитыми" замечаниями. Это подтягивало всех — и сотрудников и рабочих» [ГОКУ ГАМО в г. Кировске. Ф. Р-194. Оп. 1. Д. 35. Л. 66].
Не менее примечательной по содержанию является «Записка секретарю Кировского РК ВКП (б) тов. Сергееву В.А. от директора ПОСВИР Эйхфельда и секретаря парторганизации ПОСВИР Манькова», датированная 26 июня 1940 года. Приведем полностью текст этого документа:
«При поездке в колхоз "Заполярный труд" 16 июня 1940 г., председатель колхоза тов. Богданов и агроном РайЗО тов. Корнильев сообщили нам, что у них не хватает минеральных удобрений на 9 гектаров. По просьбе председателя колхоза мы обратились к директору совхоза "Индустрия" тов. Левакину и ст. агроному тов. Скривелу с просьбой выделить необходимое количество удобрений. Фосфорнокислые удобрения и одну тонну калийной соли совхоз отпустил колхозу.
Однако РайЗО раздал эти удобрения другим хозяйствам. Агроном Сидоров сообщил, что в колхозе "Заполярный труд" были и собственные удобрения, что колхоз давал излишки другим организациям. В действительности это неверно.
Считаем нужным сообщить Вам об этом, так как РайЗО раздает принадлежащие колхозу удобрения, а потом скрывает действительное положение вещей и вводит в заблуждение не только Райком, но и Обком партии. Чтобы не допустить гибели посевов и вовремя помочь колхозу мы обратились к агроному Сидорову, который ввел всех в заблуждение» [ГОКУ ГАМО. ФП-112. Оп. 1. Д. 357. Л. 38].
Какими мерками мерили свою жизнь фигуранты данного «Заявления»? Автор документальных очерков под общим названием «Поле в Хибинах» О. И. Иванова (О. Ю. Ланская — С. А.), размышляя над судьбами людей, осваивавших Кольский Север, приводит поучительную притчу об угольках: «... У каждого человека есть в сердце маленький уголек. У одних это уголек доброты. Любви. Таланта. Есть уголек зла. И ненависти. Некоторые люди всю жизнь носят в себе незатухающий уголек жажды — власти, денег, славы. Есть уголек страха. И бесстрашия. Зависти. И бескорыстия. У одних он прикрыт пеплом. Под ним может затаиться давняя обида или давняя боль. Коснись неосторожно - и заноет, засаднит старая рана. Вспыхнет затаенное под пеплом. У других уголек горит, жжет. Порой так ярко, что люди быстро распознают, что за уголек носит в своем сердце этот человек...» [Иванова, 1979: 15-16].
«Незатухающим угольком, считает журналистка (в то время газеты «Полярная правда»), поселилась в сердце Эйхфельда Хибинская земля» [Иванова, 1979: 15-16]. Иоган Гансович — «беспартийный большевик», оформивший свою партийную принадлежность лишь в 1961 году, — мерил свою жизнь не иначе как «мерками всего человечества». Исходя из этого, он считал, что в наступившую советскую эпоху время принадлежит не тем, кого И. В. Сталин называл «политическими обывателями» (людьми «неопределенного типа»), а «лучшим из энтузиастов юной Республики» [Иванова, 1979: 14-16]. Именно на них ложится ответственная и почетная задача «сделать дикий Крайний Север обжитой, здоровой и счастливой частью нашей великой родины». И «в этом деле
агрономами-опытниками было вложено немало упорного и настойчивого труда, проявлен подлинный, не кричащий о себе героизм» [Эйхфельд, 1937: 11].
Что же двигало этими людьми? Эйхфельд дает следующий ответ на этот вопрос: «Едва ли есть благородная и увлекательная работа, чем продвижение сельского хозяйства в новые, суровые области Севера. В этой работе особенно ярко проявляется преобразующая природу роль человека. Огромное моральное удовлетворение от результатов работы на Севере обычно с избытком вознаграждает трудности» [Эйхфельд, 1937: 11].
И в заключение — следующий штрих. Конечно, на основе небольшой коллекции использованных нами документальных материалов невозможно восстановить все грани «мурманского периода» в жизни И. Г. Эйхфельда, но выделить главное - что стало смыслом пребывания «беспокойного агронома» на Мурмане в 1920-1930-е годы — мы вполне можем. И. Г. Эйхфельд нашел себя на Кольской земле. А Кольская земля нашла в нем одного из своих сыновей, не только победившего суровую полярную почву, но и много сделавшего во благо северянам.
Список сокращений
Севэкспедиция — Северная научно-промысловая экспедиция проф. — профессор
Губземуправление — Губернское земельное управление СТО - Совет Труда и Обороны
ЦГП КНЦ РАН — Центр гуманитарных проблем Баренц региона Федерального исследовательского центра «Кольский научный центр Российской академии наук»
Наркомпрос — Народный комиссариат просвещения ПОСВИР — Полярная опытная станция Всесоюзного института растениеводства
РайЗО — Районный земельный отдел Обузу — Областное земельное управление
Список источников
ГОКУ ГАМО. Ф. П-112. Оп. 1. Кировский (до 1934 г. Хибиногорский) городской (с 1935 г.районный) комитет партии.
ГОКУ ГАМО в г. Кировске. Ф. Р-194. Оп. 1. Архивная коллекция документов об освоении Кольского полуострова и строительстве города Кировска (Хибиногорска). 1920-2006.
ГОКУ ГАМО в г. Кировске. Ф. 16. Оп. 1. Экостровский сельский Совет депутатов трудящихся.
Музей-Архив истории изучения и освоения Европейского Севера ЦГП КНЦ РАН. НВФ. 47. М. Михайлов. Воспоминания об Эйхфельде. 8 с.
Музей-Архив истории изучения и освоения Европейского Севера ЦГП КНЦ РАН. НВФ. 490. Эйхфельд И. Г. Василий Кондратьевич Алымов (воспоминания). 3 с.
Музей-Архив истории изучения и освоения Европейского Севера ЦГП КНЦ РАН. НВФ. 491. Эйхфельд И. Г. Полярный исследователь и писатель Петер Фрейхен (краткие воспоминания). 3 с.
Музей-Архив истории изучения и освоения Европейского Севера ЦГП КНЦ РАН. НВФ. 492. Эйхфельд И. Г. Герман Михайлович Крепс (из воспоминаний). 6 с.
Музей-Архив истории изучения и освоения Европейского Севера ЦГП КНЦ РАН. НВФ. 1029-1031. Делопроизводственная документация, связанная с постройкой сторожки в Хибинах для горной станции Академии наук. 3 с.
Музей-Архив истории изучения и освоения Европейского Севера ЦГП КНЦ РАН. ОФ. 94. Выписка из протокола № 11 заседания Президиума Комитета нового алфавита при Президиуме Мурманского окрисполкома от 19 марта 1934 г. 1 с.
Музей-Архив истории изучения и освоения Европейского Севера ЦГП КНЦ РАН. ОФ. 95. Записка Эйхфельда в Мурманское губземуправление от 25 апреля 1923 г. 1 с.
Музей-Архив истории изучения и освоения Европейского Севера ЦГП КНЦ РАН. ОФ. 101. Записка Эйхфельда в Колонизационный отдел Мурманской железной дороги от 7 сентября 1926 г. 1 с.
Музей-Архив истории изучения и освоения Европейского Севера ЦГП КНЦ РАН. ОФ. 363. Записка Эйхфельда в Колонизационный отдел Мурманской железной дороги от 23 сентября 1926 г. 1 с.
Список литературы
Борисов. П. А. Источники минерального удобрения в районах колонизации Мурманской железной дороги // Вестник Мурмана. 1924, № 22. С. 3-5.
Борисов П. А. Месторождение нефелиновых песков на Кольском полуострове. Труды Института по изучению Севера СССР. НТУ ВСНХ. № 297. Вып. 44. М.: НТУ ВСНХ; Н. Новгород: тип. «Нижполиграф», 1929. 64 с.
Иванова О. И. Поле в Хибинах. Документальные очерки. Мурманск: Мурманское книжное изд-во, 1979. 80 с.
К награждению акад. И. Г. Эйхфельда орденом Ленина. Высокая честь. (30.12.1935) // Полярная правда. 1936. 8 января. С. 3.
Киселев А. А. Пионер заполярного земледелия: К 100-летию со дня рождения И.Г. Эйхфельда и 70-летию ПОВИРа // Советский Мурман. 1993. 3 февраля. С. 3.
Киселев А. А. Все началось с «Тиэтты» // Мурманский вестник. 2000. 19 июля. С. 2, 16.
Ложечко А. Б. Пионер северного земледелия. М.: Политиздат, 1969. 112 с.
Мартюшова С. П. Становление общественного краеведения в Хибинах // Материалы III областной краеведческой конференции, посвященной 80-летнему юбилею Кировского историко-краеведческого музея. Кировск, 2015. С. 9-15.
На пути к обновлению земли. Сборник статей, посвященный 75-летию И. Г. Эйхфельда. Таллин: Изд-во «Валгус», 1968. 320 с.
Труды Северной научно-промысловой экспедиции. Вып. 14. Работа отрядов Севэкспедиции в 1921 г.: предварительный отчет. Петербург: Госуд. изд-во, 1922. 95 с.
Федоров П. В. Северный вектор в российской истории: центр и Кольское Заполярье в ХУ1-ХХ вв. Мурманск: МГПУ, 2009. 388 с.
Щипцов В.В. Петр Алексеевич Борисов (к 135-летию со дня рождения) // Труды Карельского научного центра РАН. 2014. № 1. С. 172-174.
Эйхфельд И. Г. «За Имандрой (О Заимандровском промышленном районе)» // Кировский рабочий. 1939. 22 ноября. С. 3.
Эйхфельд И. Г. Сельскохозяйственная наука на Крайнем Севере // Сельскохозяйственное освоение Крайнего Севера. Материалы совещания по научно-исследовательской работе на Крайнем Севере. 27 февраля - 3 марта 1936 г. / Под ред. акад. И. Г. Эйхфельда и Н. Я. Чмора. М.: Изд-во ВАСХНИЛ, 1937. С. 5-11. Эйхфельд И. Г. Мои замечания // Кировский рабочий. 1939. 5 мая. С. 3.
Сведения об авторе
Дюжилов Сергей Александрович,
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра гуманитарных проблем Баренц региона ФИЦ КНЦ РАН
Djuzhilov Sergej Aleksandrovich,
PhD (History), Senior Research Fellow of the Barents Centre of the Humanities, FRC KSC RAS
DOI: 10.25702/KSC.2307-5252.2018.7.59-75 УДК 061.62:94 (470.21)
Е. И. Макарова, В. П. Петров, А. Д. Токарев
МАТЕРИАЛЫ КОНФЕРЕНЦИИ ПО ОБСУЖДЕНИЮ И СОГЛАСОВАНИЮ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ РАБОТ В МУРМАНСКОМ КРАЕ (ЛЕНИНГРАД, 17-19 ФЕВРАЛЯ 1931 Г.) — НОВЫЙ ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ ОСВОЕНИЯ КОЛЬСКОГО ПОЛУОСТРОВА
Аннотация
В статье рассмотрены ранее ограниченно доступные материалы Конференции по обсуждению и согласованию научно-исследовательских работ в Мурманском крае, проходившей 17-19 февраля 1931 года в г. Ленинграде. Конференция проводилась по инициативе Академии наук СССР и Мурманского окрисполкома. Основной целью конференции являлась консолидация всех научно-исследовательских работ на Кольском полуострове. Представителями различных ведомств и учреждений была сделана первая попытка по объединению научных исследований Мурманской области. Материалы конференции являются ценным источником по истории освоения Кольского полуострова в раннесоветский период 1920-1930-х годов. Ключевые слова:
Кольский полуостров, 1931 год, Академия Наук, Мурманский окрплан, конференция по планированию и согласованию научно-исследовательских работ.
E. I. Makarova, V. P. Petrov, A. D. Tokarev
PROCEEDINGS OF THE CONFERENCE ON DISCUSSION AND COORDINATION OF RESEARCH WORKS IN MURMANSK REGION (LENINGRAD, FEBRUARY, 17-19, 1931) AS A SOURCE ON THE HISTORY OF THE KOLA PENINSULA DEVELOPMENT
Abstract
The paper deals with the Proceedings of the conference, not accessible earlier, on discussion and coordination of research works in Murmansk region, which was held on February, 17-19, 1931 in Leningrad. The conference was held under the initiative of the Academy of Sciences of the USSR and the Murmansk regional executive committee. The main aim of the conference was to consolidate all the research works carried out on the Kola peninsula. The representatives of various departments and establishments
