CC BY
314
Разработка проблем гуманитарной экспертизы на уровне ее теоретического осмысления и обоснования с переменным успехом идет на протяжении последних десятилетий. Ее суть состоит в том, что распространение новых технологий порождает опасные для человека и человечества риски, которые необходимо упредить до того, когда они выйдут из-под контроля и приведут к необратимым последствиям. Специфика гуманитарной экспертизы в научных дискуссиях в основном нащупана. Ее главные черты (на основе трудов Б. Г. Юдина, возглавлявшего это направление в Институте человека РАН, а ныне продолжающего работу по проблематике гуманитарной экспертизы в возглавляемом им Центре биоэтики Института гуманитарных исследований МосГУ) могут быть сведены к следующему:
— гуманитарная экспертиза представляет собой опережающее реагирование, призванное обнаружить возможные риски нововведений (включая и гуманитарные технологии), когда они еще не очевидны и слабо сознаются в обществе;
— гуманитарная экспертиза, в отличие от этической экспертизы, не является одноразовым мероприятием, завершающимся принятием управленческого решения, она — своего рода мониторинг проблемы и одновременно форма диалога сторон, ответственных за реализацию инноваций;
— эксперт в данном виде экспертизы прежде всего характеризуется способностью адекватно выразить интересы, надежды и опасения «рядового обывателя», его узкий профессионализм здесь отходит на второй план1.
Такое понимание гуманитарной экспертизы представляется наиболее адекватным современным проблемам общественного развития. В то же время оно порождает многие вопросы при переходе от теоретического обоснования к практической реализации идеи. Б. Г. Юдин в числе дискуссионных вопросов назвал: (1) неясность относительно институционального характера гуманитарной экспертизы; (2) проблему отбора экспертов; (3) неопределенность того, где заключена гуманитарная составляющая
Вал. А. Луков
Гуманитарная экспертиза: от теории к практике
Работа поддержана грантом РГНФ №06-03-91312а/У.
такой экспертизы — в инструментарии или в результатах; (4) смутность в вопросе, что же подвергается экспертизе: предмет, воздействующий на человека, или технология (т. е. способ взаимодействия человека и предмета)2.
Занимаясь проблемами фамилистиче-ской экспертизы (а по своим основаниям она близка к экспертизе гуманитарной3), мы столкнулись и с другими нерешенными вопросами, также относящимися к переходу от теоретических постулатов к практике организации экспертной деятельности и применения ее инструментов. Анализ литературы показал, что немалую растерянность сторонников научного обоснования мер в области социальной политики в свое время вызвали негативные итоги крупных социальных программ, направленных на поддержку семей и принятых (в том числе и как акты законодательства) в ряде промышленно развитых стран. В США, например, большой резонанс вызвал провал масштабных социальных программ администрации президента Джонсона, провозглашенных в 1960-е годы под девизом «войны против бедности». В ряде случаев (в области обеспечения семей жильем и др.) эти программы привели к прямо противоположному планировавшемуся результату, который вдобавок отрицательно сказался не на части, а на всех семьях со средним достатком4. Подобным образом не оправдали себя правительственные социальные программы 1970-х годов в Италии5 и ряде других европейских стран. На основе этого неудавшегося опыта сформировалась точка зрения, отрицающая концепцию, согласно которой на систему социального обеспечения возлагаются задачи борьбы с бедностью и обеспечения каждой семье гарантированного прожиточного минимума. Эта концепция критиковалась, поскольку компенсации осуществимы только путем перераспределения, не создают новых средств6.
Приводя пример из социальной сферы, мы обращаем внимание на то, что задачи гуманитарной экспертизы оказываются
в сложной связи с задачами экспертизы социальной (социокультурной) и правовой. Надо, среди прочего, определиться, в какой мере к предметам гуманитарной экспертизы относятся обсуждаемые в обществе (в странах с высоким уровнем жизни в том числе) социальные проблемы, например, относительно гендерной сегрегации в оплате труда7 или правовой проблемы, например, юридических последствий электронной подписи8. В первом случае связь с гуманитарными технологиями менее заметна, во втором — есть технология, но не ясна проблема угрозы ее применения для человечества.
Другая проблема — отсутствие единой позиции в научном сообществе по обсуждаемым в обществе проблемам. Споры по проблемам биоэтики, здравоохранения, перспективам человека не завершены и, более того, разгораются с новой силой (например, по проблеме клонирования)9. В обществе невозможно по многим вопросам, в том числе касающимся самих основ жизни человека, добиться единого мнения, но и в научных сообществах ситуация такая же: спор ведет к прояснению позиций, но вряд ли можно сказать, что они сближаются и эксперты смогут договориться между собой и дать единственно верный («научно обоснованный») ответ, предваряя риски и угрозы человечеству.
Возможно ли при таких обстоятельствах вообще перейти от общей постановки вопроса о гуманитарной экспертизе к практическим действиям? В чем должны заключаться сами эти практические действия? Каким путем к ним приступить?
В отношении первого вопроса можно констатировать, что стихийно гуманитарная экспертиза уже существует, хотя ее институционализация находится в начальной стадии. Имеющийся опыт оценки действия лекарственных препаратов и рекомендации их к производству и продаже находится на одном полюсе институциональных практик: здесь имеется установленный режим сертификации, хотя бы он и был несовершенным. На другом полюсе — дискурс в среде научной интеллигенции о гуманитарной экспертизе,
ее содержании, методике и т. п. Споры ученых нередко слишком абстрактны и беспомощны в практическом смысле, но это важная форма общественной инициативы, содержащая ростки взаимодействия гражданского общества и государства в этой сфере.
Стихийная гуманитарная экспертиза показывает и путь ее дальнейшей институционализации (и это ответ на второй наш вопрос): необходимо вывести на уровень правового регулирования ту часть экспертных действий, которые уже в той или иной мере освоены. Этот путь в России довольно редкий, обычно у инициаторов того или иного решения есть стремление закрепить его в форме закона без учета того, что есть другие правовые средства. Между тем мировой опыт показывает, что правильнее идти от этапа к этапу, закрепляя то, о чем удалось договориться, даже если это фрагменты системы, а не сама система. Пример такой кон-венциальности находим в смежных областях, в частности в установлении приоритетов государственной семейной политики Франции, которая в начале 1990-х годов основывалась на задачах достижения прогресса в формировании «необходимых условий для семьи». К таким условиям были отнесены: более высокое качество жилищного строительства; уменьшение больших ансамблей; приобщение к собственности; улучшение старых жилищ; развитие и концентрация коллективного обслуживания соседей; создание агентств по социальному обучению; упрощение ежедневных перемещений; более приемлемые пространства для проживания; более совершенная защита окружающей среды; разрешение проблем, возникающих из-за несоответствия профессиональной жизни родителей и обучения детей; улучшение форм проведения досуга взрослыми и детьми (организация досуга в школе, во внешкольное время, развитие центров досуга, помощь ассоциациям досуга и каникулярным центрам, полная занятость школьных и спортивных помещений и спортивных площадок), непременно учитывая их желания и их выбор; планирование времени10.
Этот перечень никак не производит впечатления системы, здесь все смешано по уровням и масштабам задач. Но смысл его в том, что это формулы, которые к тому моменту удалось согласовать. Они, таким образом, приемлемы и для государственных структур, и для структур гражданского общества.
На наш взгляд, конвенциональный путь в формировании гуманитарной экспертизы позволяет делать реальные шаги на пути к институционализации гуманитарной экспертизы как целостной и относительно автономной экспертной системы. Путь этот предполагает, во-первых, анализ практики, накопленной на каждом из направлений, которое может по своему содержанию быть представлено как гуманитарная экспертиза; во-вторых, разработку проектов нормативных правовых актов (включая и законопроекты, если это целесообразно), закрепляющих прежде всего технологии гуманитарной экспертизы и порядок участия структур гражданского общества в мониторинге социальных последствий нововведений; в-третьих, разработку и апробирование технологий гуманитарной экспертизы и подготовку кадров для ее осуществления. В этом последнем пункте необходимо сразу отказаться от идеи, что экспертом может быть только академический ученый. Гуманитарная экспертиза есть прежде всего форма участия людей в лучшем устройстве мира. Из этого и следует исходить, решая практические вопросы гуманитарной экспертизы — ее закрепление в праве, перевод идеи в технологии, подготовку организаций и людей к ее осуществлению.
1 См.: Гуманитарное знание: тенденции развития в XXI веке / под общ. ред. Вал. А. Лукова. М., 2006. С. 214-234.
2 См. там же. С. 222-227.
3 В нашей трактовке фамилистической экспертизой является исследование трудно формализуемой задачи экспертами или при их участии, имеющее целью установить влияние изучаемых социальных условий и факторов на жизнедеятельность семьи и выработать реко-
мендации по оптимизации воздействия на семью этих условий и факторов для принятия управленческих решений.
4 См.: Lee D. Government policy and the
distortions in family housing // The American Family and the State / Ed. by J. R. Peden, F. R. Glahe. San Francisco, 1986. P. 309-327.
5 См.: Алещенок С. В., Луков В. А. Государственная молодежная политика: Мировой опыт разработки и рекомендации. Выводы для наших условий. М.: Комитет ВС РСФСР по делам молодежи, 1991.
6 См.: Rustant M. La securite social en crise. Paris: Chronique social, 1980. P. 9, 28.
7 См., например, исследования по США: Women, gender and work: What is equality and how do we get there? Geneva: ILO, 2001; Boraas St., Rodgers III W. M. How does gender play a role in the earning gap? An update // Monthly labor review. Wash., 2003. №3. P. 9-15.
8 См.: Pitte-Coudol T. La signiture électronique. Paris : Litec, 2001.
9 См.: Joerden J. C. Menschenleben: Etische Grund ind Grenzfragen des Medizinrechts. Stuttgart : Franz Steiner, 2003.
10 Lafon R. Vocabulaire des psychopedagogie et de psychiatrie de l'enfant. Paris: Presses Universitaires de France, 1991. P. 459.
