CC BY
278
105
УДК 1 (091) (47) «19» : 111.32 : 177.72
А. П. Желобов
Гуманистические интенции антропологии и этики Н. А. Бердяева
В статье представлена попытка частичной реконструкции целостного представления Н. А. Бердяева о гуманизме, проявляющегося в процессе становления его философской индивидуальности.
The article presents an attempt of partial reconstruction of Berdyaev’s holistic views on humanism, that was manifested in the making of his philosophical personality.
Ключевые слова: Н. Бердяев, гуманизм, гуманитаризм, гуманность, гуманизация, персонализм, философская антропология, этика, свобода, насилие, личность.
Key words: N. Berdyaev, humanism, humanitarism, humanity, humanization, personalism, philosophical anthropology, ethics, freedom, violence, personality.
До сих пор представляется актуальным обращение к творчеству Н. А. Бердяева под углом зрения гуманистической идеи, идеи всеохватной, противоречивой и неоднозначной. Наша задача - дать хотя бы предварительную характеристику гуманизма Бердяева, основываясь на его текстах. Всесторонний анализ творчества Бердяева в его целостности под этим углом зрения - большая и специальная тема будущих исследований.
В своей «Истории русской философии» Н. А. Лосский констатирует:
«Замечательная черта философии Бердяева состоит в защите той истины, что христианство - религия любви и, следовательно, свободы и терпимости. <...> Бердяев является поборником традиций западноевропейского и русского гуманизма, а именно абсолютной ценности личности и ее неотъемлемых прав на духовную свободу и приличные условия жизни» [14, с. 318-319].
Однако, несмотря на явные гуманистические черты философской антропологии, ставшее хрестоматийным определение философии Бердяева как персонализма, отнесение его мировоззрения к гуманизму остается, в сущности, проблемным.
© Желобов А. П., 2015
106
Сам себя Бердяев к гуманизму и гуманистам прямо не относил и о гуманизме как определенном мировоззрении часто высказывался в отрицательном смысле. Еще в 1916 г. он писал:
«Гуманизм и есть идеология природного, зависимого человека. В гуманизме чувствуется это восстание раба, плебейство духа. Гуманистическое сознание не хочет знать высокого происхождения человека и высокого его назначения. Гуманизм послушен факту рабства человека от природного мира. Но в этом природном мире гуманизм хочет как можно свободнее и самостоятельнее устроить человека и дать ему как можно больше счастья. <...> Гуманизм познает человека лишь как природный объект и не знает человека как сверхприродного существа» [12, с. 319-320].
Как известно, стиль бердяевских текстов не отличается строгой логической последовательностью - уклонения, повторы, взаимоисключающие суждения и определения встречаются в одной и той же работе. Положительное изложение его взглядов требует определенной их реконструкции, как, скажем, требуют реконструкции «подлинные взгляды» писателя, поскольку они впитаны и растворены в живой ткани художественного произведения. Такой же реконструкции требует и бердяевский гуманизм.
Изначально Бердяев связывает гуманизм с христианством. Он пишет в «Смысле творчества»:
«Нераскрытость антропологической истины в христианстве привела к возникновению антропологии гуманистической, созданной по произвольному почину самого человека и в формальной реакции против религиозного сознания средних веков» [12, с. 319].
Гуманизм эпохи Возрождения связан, по Бердяеву, с пониманием человека как микрокосма. Это, по его мнению, сознавали тогда только мистики, такие как Пико делла Мирандола. В ходе последующего развития гуманистического сознания человек теряет «свою микро-космичность и свою царственность» и утверждается субъективнопсихологический антропоцентризм. Бердяев указывает, что «пафос всякого гуманизма - утверждение человека как высшего и окончательного, как бога, отвержение сверхчеловеческого» [12, с. 321]. По его мнению, после Ницше «гуманизм уже невозможен, навеки преодолен». К Ницше затем добавляется Достоевский, и Бердяев считает, что после этих писателей нет уже возврата ни к старой христианской антропологии, ни к старой гуманистической антропологии.
Бердяев не только признает гуманизм как необходимый исторический этап в развитии европейского духа, констатирует его «кризис» и «гибель» в ХХ в., но говорит о «лжи» и «правде» гуманизма. «Ложь гуманизма» - его антропология. «Правда гуманизма» - не только вера
107
в Бога, но и в человека [12, с. 322]. Уже в 1904 г. Бердяев говорит о том, что человеческая личность как «метафизический дух, внутренне свободный» «обладает абсолютной ценностью, но достоинство ее может быть поругано» [10, с. 220]. Именно через различие отношения к ценности личности формируется отрицательное отношение Бердяева к марксизму в целом. В 1905 г. он объявляет, что в «катехизисе марксизма» - «Анти-Дюринге» Ф. Энгельса «решительно отвергается самоценность прав личности» [10, с. 245]. В работе «Новое религиозное сознание» (1907) Бердяев прямо обвиняет марксистский социализм в том, что он «не дорожит людьми, хотя не знает ничего высшего, чем человечество, не дорожит и абсолютными ценностями культуры» [9, с. 78]. В «Философии свободы» (1911) Бердяев, говоря о «новом религиозном сознании», провозглашает:
«... христианство есть религия свободы, т. е. <...> свобода есть содержание христианства, есть материальный, а не формальный принцип христианства. Христианству безмерно дорога свобода, потому что свобода есть пафос его веры, потому что Христос есть свобода. <...> Новый Завет - завет любви и свободы. Любовью и свободой исчерпывается содержание новозаветной веры, преодолевающей ветхозаветное законничество и языческий натурализм. <...> Христианство должно быть нетерпимо, но как религия свободы оно должно быть нетерпимо к принуждению» [7, с. 194-195].
Здесь Бердяев указывает на основные компоненты гуманистической идеи, но при этом не использует ни понятие «гуманизм», ни понятие «человечность». А в «Приложении» к «Философии свободы», сравнивая католичество и православие, он пишет о «подлинном обожествлении человеческой природы» и пользуется термином «гуманизм» [7, с. 250]. Мы видим, что в «Философии свободы» гуманизм предстает как явление западной культуры (католичество, папизм - его источники), и намечаются пути преодоления его недостаточности, ущербности. Недостаток этот - самообожествление человека. В дальнейшем Бердяев эту идею уточняет, расцвечивает, не приемля определенные черты западного гуманизма, высоко оценивает его роль, но утверждает необходимость «подлинного гуманизма» - гуманизма христианского, преображенного идеей богочеловечества.
После 1917 г. понимание гуманизма уже продумано Бердяевым в рамках сложившейся собственной философии и в свете исторического и личного опыта. Характер антропологии и этики Бердяева определяется верой в силу и величие человека, его божественность. В этом одно из отличий «персоналистичской» (как он ее сам называл) этики Бердяева от широко распространенной на Западе в 1930-40-е гг. экзистенциальной философии [5, с. 6]. Как бы ни эволюционировали его
108
философские взгляды, центральной темой всегда был человек, свобода, судьба, смысл и цели человеческого существования [13, с. 141— 153] Однако ни персоналистический характер философии Бердяева, ни его поглощенность проблемой человека еще не являются достаточным основанием считать его гуманистом, а его этику гуманистической.
Как же конкретно и в чем проявляется у Бердяева гуманистическое отношение к человеку? Каково «качество» его человечности? Пока определенно можем утверждать только то, что Бердяев в своих ранних произведениях демонстрирует приверженность принципам христианской этики, «усиливая» ее принципом творчества как свободы и свободы как творчества («Философия свободы», «Смысл творчества»). В этом смысле человек богоравен.
Для Бердяева наиболее существенна проблема взаимодействия духовного личностно-индивидуального мира человека с природой и социумом. В «Смысле истории» (1923) [8] он обращает внимание на «механический период» человечества. Машина приобретает страшную власть и над природой, и над человеком. Бердяев считает, что современная техническая цивилизация является антигуманной и аморальной. Констатируя состояние катастрофы человека и человечества, Бердяев все же не теряет веру в человека, пытаясь найти выход из такого состояния. И здесь он следует в определенном отношении традиции русской религиозной философии, связывая будущее с таким обществом, где бы соединялись «принципы личности как верховной ценности, с принципом братской общности людей» [5, с. 152]. Однако Бердяев отметает насильственное, революционное преобразование общества. Нужна иная, подлинная, «глубочайшая», революция - революция духа. Отступая от традиционной догматики, философ еще в «Смысле творчества» писал, что смысл жизни - «не спасение, а творческое восхождение». Вся история человечества, по Бердяеву, - это преодоление косности материального бытия, его одухотворение и гуманизация. Достичь конечного состояния следует без насилия. Таков идеал Бердяева.
Рассматривая личность как высшую ценность, Бердяев оригинально понимает «социальность человека» как личностную связь и отношение индивида с обществом в целом. В «Философии свободного духа» (1927) он выделяет четыре типа соотношения между одиночеством «Я» и его социальностью [6, с. 272-273]. Самым распространенным Бердяев называет «социально ориентированный тип» человека, живущего в состоянии слитности с общим, «растворенного», расплавленного в нем. Опыт тоталитарных режимов ХХ в. - впечатляю-
109
щая картина «побед» и глубокой сущностной трагедии «слияния в единении». Бердяев в начале ХХ в. утверждает необходимость собственно гуманизации и гуманитаризации индивидуального и общественного сознания.
Следует, однако, отметить, что гуманизм Бердяева наиболее противоречив и непоследователен именно в приложении к оценкам конкретных событий и обстоятельств: с одной стороны, мы видим его пронзительную человечность, чуткость «гуманистической совести», с другой - сталкиваемся с оправданием нетерпимости и насилия. Так, в работе «Судьба России. Опыт по психологии войны и национальности» (1918) он фактически оправдывает Первую мировую войну с позиций религиозного национализма. Характерно здесь его обоснование войны как «мистического испытания»: в войне люди должны ответственно вынести бремя некоторых космических и мистических сил. Констатируя, что «вся наша жизнь покоится на насилии и убийстве», Бердяев в данном случае определяет пацифизм как желание сбросить с себя ответственность.
В то же время гуманистический характер носит его критика национализма. В статье «О современном национализме» (1938) Бердяев напоминает об «эпидемии зоологического национализма» 1880-х гг. и высоко оценивает работу того времени Вл. Соловьева «Национальный вопрос в России» за ее непримиримость к любым проявлениям национализма. Характеризуя современный ему национализм, Бердяев обращает внимание на античеловеческое смещение в нем ценностных акцентов, на связь национализма и этатизма [9, с. 99-100]. Антигуманистический смысл Бердяев тонко уловил и в известной книге И. А. Ильина «О сопротивлении злу силою» (1925), отметив проглядывающую во взглядах этого государственника и националиста нелюбовь к реальному человеку. Бердяев узрел глубокую духовную общность между Ильиным и столь критикуемым им Л. Н. Толстым именно в стремлении «опекать» человека, ограничить его свободы, вести и направлять не обладающих разумением. «Кошмар злого добра» - такова оценка Бердяевым идеи «православного меча» И. А. Ильина, поскольку «Ильин отрицает бытийственность человека, человек для него добро, а не человек» [2, с. 85].
Так же проницателен в гуманистическом смысле Бердяев и в оценке взглядов «евразийцев» и других носителей тоталитарного сознания. Он чувствует их направленность против свободы личности. По поводу «евразийцев» он указывает, что их «стремление к совершенному государству, организующему всю жизнь, есть нечестивое и безбожное стремление» [3, с. 200]. Иронизируя над идеей «симфони-
110
ческого мышления» первого идеолога евразийства Л. Н. Карсавина, он писал, что «человеческая личность будет принуждаться к симфоническому мышлению путем муштровки», справедливо отмечая, что «Данилевский им ближе, чем Достоевский» [3, с. 201, 203]. Истоки тоталитарного сознания во взглядах евразийствующих русских философов, ведущего к оправданию и примирению с «тоталитарным удавом» советской России, Бердяев справедливо видел в их определенной нравственной нечуткости: «Как ни странно, но у о. Г. Флоровского есть формальное сходство с о. П. Флоренским, им обоим свойственно нравственное и социальное равнодушие» [4, с. 208].
В заключение хотелось бы отметить, что взгляды Бердяева на гуманизм со времени «Философии свободы» (1911) практически не менялись. Незадолго до смерти в 1946 г. он публикует в журнале Базельского университета статью с примечательным названием «Старые и новые пути гуманизма» и книгу «Русская идея. Основные проблемы русской мысли Х1Х века и начала ХХ века». В статье Бердяев подвергает критике «догматический христианский гуманизм». Как и в начале ХХ в. он говорит, что христианское учение о человеке противоречиво. Христианство превратило человека в пассивное существо, лишило его творческой энергии, принизило:
«Вопрос о творческом призвании человека является вопросом нового христианского сознания. Только на такой базе может быть вновь построена проблема гуманизма» [цит. по 15, с. 133].
В «Русской идее» дается относительно систематическое и более или менее определенное и ясное изложение Бердяевым его понимания гуманизма, как бы суммируются отдельные высказывания и положения, разбросанные во множестве работ. Бердяев относит гуманизм к числу основных проблем русской мысли ХК - начала ХХ в. Он видит крайнее его проявление, состоящее в превращении гуманизма в антигуманизм в русском коммунизме, где из марксизма были сделаны крайние выводы и произошло отречение от «русской человечности». Повторяя свои мысли из «Смысла творчества» о недостаточности традиционной христианской монашеско-аскетической антропологии, Бердяев пишет:
«Ошибочно противопоставлять христианство и гуманизм. Гуманизм христианского происхождения. <.. .> Только христианство антропоцентрично и в принципе своем освобождает человека от власти космоса и общества. <...> Человек должен стать богом и обожиться, но он может это сделать лишь через Богочеловека и в Богочеловечестве. Богочеловечество предполагает творческую активность человека» [1, с. 127-128].
111
В посмертно изданной работе «Самопознание: Опыт философской автобиографии» (1949) Бердяев подчеркивает экзистенциальную диалектику должного:
«Человек должен быть теоцентричен и организовать себя на божественном
плане, в этом его образ; общество же должно быть антропоцентрическим и
организовываться на начале человечности» [11, с. 269].
Этим Н. А. Бердяев как бы очерчивает границы «антропоцентрического гуманизма». Мы видим, что главным для Бердяева на всем протяжении его творческой биографии остаются свобода творчества, «движение от человека к Богу», которое не есть свобода воли, а есть свобода как «обязанность человека», как его «призванность».
Таким образом, «подлинный гуманизм» и проблема его, как это виделось Н. А. Бердяеву, состоит в соединении христианских заповедей сострадания и любви с творческой призванностью человека. Призвание человека грандиозно, божественно; судьба его трагична.
Список литературы
1. Бердяев Н. А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли конца Х1Х века и начала ХХ века // Вопр. философии. - 1990. - № 1.
2. Бердяев Н. А. Кошмар злого добра // Путь. Орган русской религиозной мысли. Кн. I (I-VI). - М., 1992. (Репр. изд.).
3. Бердяев Н. А. Утопический этатизм евразийцев («Евразийство». Опыт систематического изложения) // Н. Бердяев о русской философии. - Свердл.: УрГУ., 1991. Ч. 2. - С. 198-204.
4. Бердяев Н. А. Ортодоксия и человечность (прот. Георгий Флоровский. «Пути русского богословия») // Н. Бердяев о русской философии. - Свердл., 1991. C. 205-216.
5. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. - М., 1990.
6. Бердяев Н.А. Философия свободного духа. - М., 1994.
7. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. - М., 1989.
8. Бердяев Н. А. Смысл истории. - М., 1990.
9. Бердяев Н. Новое религиозное сознание и общественность. - СПб., 1907.
10. Бердяев Н. Sub specie aetemitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1990-1906 гг.). - СПб., 1907.
11. Бердяев Н. А. Самопознание: Опыт философской автобиографии. - М.,
1990.
12. Бердяев Н. А. Смысл творчества. Опыт оправдания человека // Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. - М., 1989.
13. Кувакин В. А. Религиозная философия в России: Начало ХХ века. - М.,
1980.
14. Лосский Н. О. История русской философии. - М., 1991.
15. Петросян М. И. Гуманизм. Опыт философско-теоретического и социологического исследования проблемы. - М., 1964.
