CC BY
46
Минаков А. С.
(Орел)
УДК 94 (47)
ГУБЕРНАТОРЫ В ФЕВРАЛЕ-МАРТЕ 1917 Г.
(ПО МАТЕРИАЛАМ ГУБЕРНИЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ РОССИИ)
Статья посвящена анализу механизмов смены регионального руководства в губерниях Центральной России в период Февральской революции 1917 года. В этой связи освещена деятельность начальников губерний в феврале-марте 1917 г., их взаимоотношения с органами центральной власти и Временным правительством. Показаны отношения губернаторов с региональным административным и общественным окружением, а также - с военными кругами. Выводы основаны на изучении документов делопроизводства, мемуарных источников, а также материалов периодической печати. В их числе документы, введенные в научный оборот впервые. Анализ источников показывает, что характер передачи власти, вероятность и степень гражданского противостояния, а также личная судьба губернаторов зависели от комплекса различных факторов. Среди них следует отметить личный авторитет губернаторов в региональном политическом пространстве, уровень их информационного обеспечения (особенно в первые дни революции) и наличие консенсуса с воинскими частями, расквартированными в губернии. Перестройка управленческого аппарата на местах в дни Февральской революции представляла собой сложный переговорный процесс. В целом, губернаторы стремились к пониманию позиции столичного руководства, а также старались избегать обострения в диалоге с органами общественного управления и командованием гарнизонов. Временное правительство не оставляло губернаторам места в новой административной вертикали, но было готово вести ликвидацию губернаторского корпуса в определенных правовых рамках. Факты негативного отношения к губернаторам и представителям администрациибыли обусловлены исключительно конфликтными факторами местной социальной среды.
Ключевые слова: губернаторы, губерния, Февральская революция, Первая мировая война, местное управление, Временное правительство, самоуправление, губернские комиссары
The article is devoted to analysis of the mechanisms of change in regional leadership in the provinces of Central Russia during the February revolution of 1917. In this regard, the author described the activity of the heads of the provinces in February - March 1917, their relationship with the Central government and the Russian Provisional Government. Shows the relationship of governors with regional administrative and social environment, and with military circles. The conclusions in the article based on the study of documents of office-work, autobiographical sources and materials ofperiodicals. Including documents stored in Russian and foreign archives and are introduced into scientific circulation for the first time. The analysis of the sources shows that the nature of the transfer of power, the probability and the degree of civil opposition, as well as the personal fate of the governors depended on the complex of various factors. These include the personal authority of the governors in the regional political environment, the level of their information support (especially in the first days of the revolution) and there is consensus with military units stationed in the province. The restructuring of the administrative apparatus on the ground in the days of the February revolution was a complex negotiation process. Overall, the governors sought to understand the position of capital management, and tried to avoid deterioration in the dialogue with the public administration and the command of the garrisons. The Russian Provisional Government did not leave governors place in the new administrative hierarchy, but were ready to conduct the liquidation of the governors in certain legal framework. The facts of
negative attitude to the governors and members of the administration, which had taken place in some regions, was brought about by the conflicting factors of the local social environment.
Key words and phrases: governors, province, the February revolution, the First world war, local government, Provisional government, government, provincial commissioners.
DOI: 10.24888/2410-4205-2017-12-3-73-83
Изучение событий 1917 г. является одним из ключевых направлений современной отечественной и, в значительной мере, зарубежной историографии. 1917 год имел мировое историческое значение в целом, так как во многом определил будущее политической карты мира и расстановку сил на международной арене, а также характер внутриполитического развития многих стран. Но, в первую очередь, интерес к этой теме продиктован значением этого хронологического отрезка в жизни народов, населявших территорию бывшей Российской империи. Революционные перипетии 1917 г. (падение российского самодержавия, смена государственного строя, а затем установление советской власти и начало гражданского противостояния в стране) стали поворотным пунктом истории российской системы управления. С одной стороны, они подвели черту под многовековым развитием монархической административной модели. С другой стороны, это событие на многие десятилетия вперед определило становление новых государственных институтов.
В отечественной историографии длительное время господствовал односторонний подход в изучении судьбы самодержавия в 1917 г., продиктованный, как известно, интересами господствовавшей в Советском Союзе марксистко-ленинской идеологии. Приоритетными сюжетами данной проблематики являлись: революционное движение, борьба за свержение самодержавия и ведущая роль пролетариата под руководством большевистских лидеров. В тоже время анализ деятельности царской администрации, губернаторов, чиновников коронных учреждений, напротив, носил подчиненный характер, и велся, как правило, в негативно-критической плоскости. Положения и выводы монографий и статей по исследуемой проблематике долгое время согласовывались с ленинским пониманием событий и фактов, так как высказывания В.И. Ленина относительно самодержавной системы управления носили, по сути, сакральный смысл и являлись аксиомой для большинства советских историков.
В том же ключе понималось участие царской администрации в революционных событиях 1917 г. Губернаторы и «коронная»администрация изображались реакционными элементами государственной машины, усиливавшими своей репрессивно-карательной политикой угнетение народных масс, созидавших революцию. Многие аспекты деятельности административных органов предавались намеренному забвению, а работа ключевых фигур региона - губернаторов, практически не изучалась.
Тем не менее, уже в советское время некоторые историки начинали задумываться, что понимание характера и роли российской революции не может ограничиваться борьбой классов и сменой государственных институтов. В этом отношении более свободными от идеологических клише и ритуалов были зарубежные историки. Все они справедливо полагали, что 1917 год стал драматическим финалом самодержавной модели государственного строительства, расплатой за упущенное время необходимых реформ и невнимание к альтернативным путям общественно-политического развития. В этой связи указывалось на необходимость расширения источниковой базы исследований за счет привлечения неиспользуемых документов государственных учреждений, политических партий и общественных организаций, а также периодической печати и источников личного происхождения. Настоящим прорывом для отечественной историографии стала возможность изучать политическое, мемуарное и публицистическое наследие представителей высшей бюрократии и идеологов либерального движения России, которые были участниками принятия важных политических решений.
Известно, что ключевые события февраля, а затем и октября 1917 г. разворачивались в столицах, однако провинциальная Россия не только не осталась в стороне от происходящего, но и тесным образом соучаствовала в политическом устройстве государства. Провинция была глубоко сопричастна всему, что происходило в нашей огромной стране. Поэтому, одной из позитивных тенденций последних десятилетий стало расширение источниковой базы за счет привлечения региональных материалов, в частности, документов провинциальных архивов, музеев и библиотек.
Накануне февральских событий 1917 г. губернаторский корпус оставался важнейшим элементом имперской системы управления в России. Будучи представителями монаршей власти на местах, губернаторы проецировали принципы самодержавных отношений и имперской бюрократической культуры в провинции. Все это оказывало влияние на формирование менталитета региональных элит, остававшихся, в свою очередь, социальной базой бюрократии. Революционные события конца февраля - начала марта 1917 г. положили конец таким отношениями, показав, что политические институты самодержавия и государственный аппарат, а также формы и методы администрирования более не соответствовали потребностям общественного развития страны.
В этой связи большой интерес вызывают поведенческие практики представителей губернаторского корпуса. Особую значимость представляет анализ их деятельности накануне и во время февральских событий именно в губерниях Центральной России. Во время Первой мировой войны данные территории оставались не оккупированными и относительно удаленными от театра военных действий, что, с одной стороны, позволяло гражданской администрации сохранять прежний режим работы. С другой стороны, эти регионы испытали на себе значительную часть управленческих новаций, связанных с переходом страны на жизнь в условиях военного времени. Такая ситуация была для губернаторов хорошим экзаменом на профессиональную эффективность, проверкой их взаимодействия с подчиненными структурами, взаимоотношений с общественностью, а также связей с центральным руководством, что в целом могло отражать потенциал жизнеспособности самодержавной модели.
Хронология событий в ряде центральных губерний позволяет определить условия формирования в провинции нового административного пространства. Характер действий центральных властей в радикально меняющейся обстановке, примеры поведения отдельных губернаторов и их решения демонстрируют уровень проявления общегосударственных процессов в провинциальной реальности. Также это позволяет сделать вывод о возможностях сохранения управленческой вертикали в стране в чрезвычайных обстоятельствах февраля-марта 1917 г.
Одним из регионов, относительно удаленных от театра военных действий, была Рязанская губерния, во главе которой находился Н.Н. Кисель-Загорянский, назначенный на губернаторский пост перед самым началом Первой мировой войны. 1 марта 1917 г. местный полицеймейстер привел к нему чиновника из Петрограда, который прибыл в Рязань,в числе других городов,с устным поручением от Земского отдела МВД, чтобы губернаторы, «не ожидая распоряжений от министерства, прекратившего свою деятельность, поступали по своему усмотрению» [18, р. 222]. Н.Н. Кисель-Загорянский сразу же собрал совещание с начальником гарнизона и командирами воинских частей, расквартированных в Рязани. На совещании был поставлен вопрос о готовности войск стать на защиту порядка в городе. Однако командир гарнизона заявил, что не может поручиться за верность присяге ни за одну часть. Войсковые начальники также указали на невозможность выделения даже части надежных солдат, отмечая, что «солдаты деморализованы и пока держатся только страхом перед старой дисциплиной, узнав же, что власть поколеблена, они перейдут на сторону агитаторов» [18, р. 223].
На следующий день губернатор собрал совещание с участием вице-губернатора С.С. Давыдова, исполняющего обязанности председателя губернской земской управы
75
Г.Ф. Мусоргского и рязанского городского головы И.А. Антонова, на котором присутствующие договорились о совместных мерах по поддержанию общественного порядка. В рамках реализации этих мер было также решено созвать 3 марта в 13 часов экстренное заседание городской думы с прибытием на него губернатора [16, с. 72].
Вечером 2 марта Н.Н. Кисель-Загорянский провел еще одно совещание, на этот раз с председателями уездных земских управ. Большинство из них в тот день были в Рязани, так как накануне завершило работу губернское продовольственное совещание, на котором они присутствовали. После того, как губернатор рассказал земцам о ситуации в городе, они, по его словам, были подавлены происходящим - «я стал обсуждать с ними положение и видел, какое гнетущее впечатление даже на левых произвело мое сообщение» [18, р. 223]. По итогам этой встречи было принято совместное решение о необходимости согласования действий полиции с руководством органов земского и городского самоуправления.
Тем не менее, единство в понимании сложившейся ситуации у губернских властей сохранить не удалось. Раскол в их действиях обозначился уже к вечеру 2 марта. К тому моменту в здании городской управы собрались представители земских и городских органов, а также коммерческих и профессиональных обществ, которые под руководством городского головы постановили собрать 3 марта представителей общественных организаций и военных для образования комитета, приступившего к осуществлениювременных властных полномочий в Рязани. Одновременно улицы города начали наполняться толпой горожан и военными. В ночь со 2 на 3 марта стало известно, что агитаторы проникли в расположение воинских частей.
Утром 3 марта Н.Н. Кисель-Загорянский безуспешно попытался связаться с руководством полиции, чтобы выяснить оперативную обстановку в городе. В это время рязанские улицы уже были наполнены людьми с красными флагами и бантами на груди. Губернатор собрал к себе для экстренных консультаций остававшихся преданными ему чинов губернской администрации, включая вице-губернатора. Далее, в сопровождении одного из сохранивших верность присяге командиров, он отправился на конном экипаже объезжать город и, останавливаясь в местах скопления народа, «встав в коляске громким голосом призывал народ сохранять спокойствие и самому поддерживать порядок, не давая злонамеренным лицам смущать себя и ожидать распоряжения Государя» [18, р. 223]. По признанию Н.Н. Кисель-Загорянского такие действие на какое-то время смутили представителей левых, так как во многих местах скопления людей встречали появления начальника губернии радостными возгласами.
В 14 часов губернатор провел совещание с участием вице-губернатора С.С. Давыдова, начальника гарнизона, командиров полков, а также председателя и прокурора окружного суда, на котором было решено «оказывать всякое содействие Временному Правительству в целях поддержания порядка и спокойствия и нормального течения дел во всех учреждениях» [16, с. 73].Представители «новой власти» пытались установить контакт с губернатором, вынуждая его к выражению официальной реакции на свои действия. Из мемуаров Н.Н. Кисель-Загорянского мы узнаем, что 3 марта у него состоялся разговор с приезжавшим к нему помощником врачебного инспектора, который уговаривал его явиться в только что образованный Временный исполнительный комитет, объявивший себя верховной военной и гражданской властью в губернии, и признать его полномочия. Однако губернатор ответил отказом на это предложение. Тогда революционная власть была вынуждена прибегнуть к его изоляции.
Вечером 3 марта Н.Н. Кисель-Загорянский был арестован и доставлен под конвоем в здание местного офицерского собрания. Вместе с ним был арестован и также помещен под стражу вице-губернатор С.С. Давыдов, который, впрочем, на следующий день был переведен под домашний арест в виду болезни его сына [18, р. 224; 16, с. 73]. «Я чувствовал себя во власти черни, т.к. не верил в способность интеллигенции справиться с нею» [18, р. 224], - вспоминал те дни Н.Н. Кисель-Загорянский.
76
На следующий день, 4 марта 1917 г. в 19 часов Н.Н. Кисель-Загорянский отправил в адрес министра внутренних дел телеграмму о событиях, предшествовавших его аресту. Он выражал озабоченность своей судьбой, своим статусом и дальнейшим порядком управления губернией. Стоит отметить, что хронология событийуже подчеркивала лояльность губернатора Временному правительству. 14 марта 1917 г. в местной печати было опубликовано сообщение, что губернатор Н.Н. Кисель-Загорянский и вице-губернатор С.С. Давыдов по распоряжению Председателя Совета министров отстранены от занимаемых должностей. Губернским комиссаром Временного правительства назначен председатель губернской земской управы Л.И. Кученев [15, с. 1].
Орловский губернатор П.В. Гендриков в отличие от своего рязанского коллеги не имел опыта управления конкретным регионом и вообще был очень молодым администратором. К началу революционных событий он занимал свою должность менее двух месяцев и был занят традиционным кругом текущих вопросов управления. Так, в одном из своих последних обращений к населению, опубликованном в губернских ведомостях, П.В. Гендри-ков отмечал, что санитарное состояние губернского центра «находится в весьма неудовлетворительном состоянии. Улицы и площади в большинстве содержатся в неисправности, дворы загрязнены, выгребные ямы не очищаются. Такое совершенно нетерпимое антисанитарное состояние города представляет серьезную угрозу в смысле возникновения и распространения разных болезней, особенно в наступающее весеннее время, когда начнется таяние снега и вскроются реки» [11, с. 1]. Губернатор требовал от владельцев и содержателей имущества срочного наведения порядка.
25 февраля 1917 г. в Орел перестали поступать столичные газеты и на два дня общество оказалось в информационном вакууме. Впрочем, губернское руководство сохраняло связь со столицей по железнодорожному телеграфу. К концу месяца, 28 февраля по инициативе комиссара Министерства путей сообщения А.А. Бубликова телеграммы о случившемся в Петрограде были разосланы по железнодорожным станциям. «Вся Россия знала от железнодорожников, что Государственная дума встала во главе революции и царству Николая II пришел конец» [1, с. 27], - вспоминал о тех днях сам А.А. Бубликов.
К часу дня 1 марта председатель губернской земской управы и городской голова получили телеграммы от председателя Временного комитета Государственной думыМ.В. Род-зянко. Они были одинаково пространного содержания: «Временный комитет членов Государственной думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием» [8, л. 1а]. Как видим, ни о губернаторе, ни о его статусе в новых условиях и будущих отношениях с ним земства и городов в телеграмме не было ни слова. В тот же день городская дума также посчитала нужным отправить в МВД уклончивый ответ о том, что она «единогласно постановила принять содержание телеграммы к сведению и руководству. Вместе с тем городская дума с доверием смотрит на будущее Родины и ждет счастливого исхода великой войны» [8, л. 4].
Городская дума составила воззвание к населению следующего содержания: «В стране происходят события, имеющие громадное значении для нашей родины. В эту историческую минуту, мы, гласные Орловской городской думы, обращаемся к Вам с убедительной просьбой сохранять полное спокойствие и самообладание, памятуя, что всякий беспорядок среди нас будет только на руку нашим врагам. Россия переживает исключительный по своей важности момент. Пусть каждый останется на своем месте, делает свое дело и тем способствует скорейшему и победоносному окончанию войны. Городское же общественное управление приложит все усилия к тому, чтобы обеспечить насущные нужды населения» [8, л. 14].
Одновременно с этим, вечером 1 марта на заседании городской думы был образован Комитет общественной безопасности, который возложил на себя руководство губернским центром и заявил о подчинении Временному правительству. Главой Комитета был избран член городской управы С.Д. Богословский, а в его состав также вошли губернский предводитель дворянства князь А.Б. Куракин и председатель губернской земской управы С.Н. Маслов. Комитет подготовил обращение к населению: «Старая власть пала. Государственная дума организовала новое правительство, пользующееся доверием народа и страны. Временно местная власть сосредоточена в руках Орловского комитета общественной безопасности, в состав которого вошли представители всех общественных организаций, совета рабочих депутатов и воинских частей, единогласно присоединившихся к новому порядку. Комитету этому все граждане и власти, в интересах сохранения спокойствия и порядка, обязаны подчиняться» [8, л. 12].
С губернатором никто из центра не связывался. Ни МВД, ни Государственная дума также не присылали никаких сообщений. По собственному признанию П.В. Гендрикова, он получал свежую информацию о происходящем в столице от жандармского полицейского управления на железной дороге или органов самоуправления [2, с. 180-181].
1 марта он вызвал к себе председателя губернской земской управы и губернского предводителя дворянства, которым объявил, что «решил занять выжидательное положение, ограничивая свою задачу поддержанием порядка и спокойствия, нужных всегда, а в переживаемое время в особенности, когда кроме внутренних событий Россия ведет еще большую и опасную войну» [5, л.23]. Учитывая неопределенность ситуации и напряженность общественной обстановки, П.В. Гендриков высказался за верность императору, решив ждать указаний из центра и стараясь одновременно опираться на поддержку гарнизона. Он провел совещание с участием военного руководства губернии и поручил взять под охрану стратегические объекты региона. Губернатор опубликовал обращение к населению с призывом не нарушать порядок и сохранять спокойствие.
2 марта 1917 г. военные собрались вновь, но уже по инициативе начальника гарнизона генерал-лейтенанта В.А. Никонова. Он предложил подчиниться Временному правительству, так как уже имелась информация об аресте командующего войсками Московского военного округа И.И. Мрозовского. Однако П.В. Гендриков продолжал настаивать на верности монархии. Несмотря на позицию губернатора, после полудня В.А. Никонов направил руководству телеграмму о признании власти Временного правительства.В 22 часа 2 марта земские и городские органы получили новую телеграмму от Временного комитета Государственной думы. «Власть окончательно перешла в руки Временного комитета Государственной думы. Члены старого правительства арестованы [и] находятся [в] Петропавловской крепости. Образуется Временное правительство, о составе которого немедленно будут извещены места и лица всех губерний [и] областей» [8, л. 6], - сообщалось в ней.
3 марта в Орле состоялись манифестации, в которых также приняли участие солдаты вместе с командиром гарнизона В.А. Никоновым, который заявил о подчинении войск Комитету общественной безопасности. Определенное влияние на общественное настроение оказала и позиция правящего архиерея епископа Макария (Гневушева). Он выпустил воззвание к прихожанам, где указывал, что «ныне существует только единая государственная законная власть - это власть Временного правительства, что другой гражданской власти, имеющей право правительственных распоряжений, нет и не будет до установления таковой Учредительным собранием» [12, с.218], призвав тем самым поддержать новое правительство.
Около 11 часов 4 марта П.В. Гендриков собрал у себя губернское руководство, включая епископа Макария, и сообщил о получении накануне ночью манифеста об отречении императора Николая II и об отказе Великого князя Михаила Александровича вступить на престол. Губернатор «огласил телеграмму и предложил всем присоединиться к новому правительству» [5, л.23 об.]. После этого собравшиеся направили в адрес председателя Со-
78
вета министров и председателя Государственной думы телеграммы о поддержке Временного правительства. Об этом также были уведомлены недавно избранный Комитет общественной безопасности, а также руководство городской и уездной полиции. Таким образом, Комитет общественной безопасности и губернатор фактически обменялись заверениями о взаимной лояльности. Поэтому на время, пока Временное правительство не определит носителя властных полномочий в губернии, было решено сохранить власть за губернатором и четырьмя представителями Комитета общественной безопасности [2, с. 182-183].
6 марта 1917 г. орловский губернатор получил телеграфное распоряжение председателя Совета министров Г.Е. Львова о необходимости «временно устранить губернатора и вице-губернатора от исполнения обязанностей по этим должностям» и передать полномочия по управлению председателю губернской земской управы С.Н. Маслову [6, л.1]. По поводу дальнейшего положения П.В. Гендрикова телеграмма предписывала ожидать дополнительных сообщений. Стоит отметить, что передача власти между П.В. Гендриковым и С.Н. Масловым состоялась, видимо, немедленно. В тот же день в МВД одна за другой последовали телеграммы, сначала о сдаче П.В. Гендриковым губернии [6, л. 6], а затем - о вступлении С.Н. Масловым в управление ею [6, л. 7].
Одновременно с ликвидацией губернаторской власти в регионе были свернуты прежние механизмы административного воздействия на ситуацию. В их числе долгое время были обязательные постановления губернаторов, которые с 1876 г. активно применялись властями для поддержания общественного порядка и решения важных задач управления. Так, 4 апреля 1917 г. на территории Орловской губернии истекал срок действия Положения о чрезвычайной охране, продленный императорским указом от 29 августа 1916 г. [7, л. 1]. После Февральской революции губернский комиссар получил от начальника Временного управления по делам милиции по обеспечению личной и общественной безопасности граждан соответствующее разъяснение, что после 4 марта 1917 г. истекал срок действия чрезвычайной охраны «во всех местностях, которые не состоят на военном положении, и так как никакого распоряжения о продлении этого срока со стороны Временного правительства не последовало, надлежит считать все изданные в порядке чрезвычайной охраны обязательные постановления и в том числе для населения Орловской губернии утратившими с указанного числа свою силу» [7, л. 7].
Вскоре губернский комиссар подготовил для публикации населению соответствующее сообщение, поясняющее, что «распоряжение в отношении пяти уездов губернии, находящихся на театре военных действий и включенных в состав Минского военного округа, последует особо, по получению указаний от Главного начальника округа» [7, л.9-9 об.]. 7 апреля 1917 г. начальник Минского военного округа телеграфировал губернскому комиссару по поводу данных уездов, что «в настоящее время проводится кодификация Положения о полевом управлении войск в военное время» [7, л. 13], поэтому никаких указаний по ним дать невозможно.
П.В. Гендриков и вице-губернатор Н.К. Комаровский избежали печальной участи других региональных руководителей. Новая администрация не предпринимала попыток их ареста. По мнению губернского комиссара С.Н. Маслова, это было обусловлено тем, что «оба эти лица по своей прежней службе не вызывали к себе отрицательного отношения со стороны населения», а также фактом, что «граф Гендриков проявил в минувшее переходное время очень большой такт» [5, л. 24]. Такое поведение П.В. Гендрикова не только определило его личную безопасность, но и будущую свободу действий, которой были лишены его коллеги. По всей видимости, Временное правительство понимало, что вопрос о судьбе бывших губернаторов остается открытым. Однако его решение ставилось в зависимость от ситуации на местах. Поэтому центр не возражал против предоставления бывшему начальнику губернии определенных личных гарантий его дальнейшего положения. Так уже 19 марта 1917 г. МВД телеграфировало губернскому комиссару, что «отъезду губернатора и вице-губернатора из Орла препятствий нет» [6, л. 32]. За бывшим губернатором признава-
79
лось и право на сохранение материального обеспечения. Об этом говорило содержание другой телеграммы МВД: «[в] случае просьбы временно устраненного г[убернато]ра графа Гендрикова [об] удовлетворении содержанием [за] март прошу не чинить препятствий [к] высылке этого содержания [по] указанному Гендриковым адресу» [6, л. 52]. Пример Орловской губернии показывает, что губернаторы могли рассчитывать даже на определенные социальные гарантии, а их отстранение от должностей шло в относительно правовом ключе.
Ясность в дальнейшее положение П.В. Гендрикова внесла телеграмма МВД от 26 апреля 1917 г. В ней отмечалось, что «[в] виду переустройства местного управления [в] связи [с] происшедшим изменением государственного строя возвращение настоящего состава губернаторов и вице-губернаторов [к] своим должностям представляется неосуществимым почему Временное правительство признало необходимым оставление ими с первого мая своих должностей. Поэтому им надлежит подать прошение [об] отставке. Пенсии [им] будут назначаться [на] особо преподанных Временным правительством основаниях» [6, л. 117].
Схожая с другими регионами ситуация стала складываться и в Воронежской губернии. После получения 28 февраля телеграммы о победе революционного восстания в Петрограде, воронежский губернатор М.Д. Ершов занял выжидательную позицию. Ожидая новых, уточняющих сведений из центра, он одновременно обязал уездных исправников не допускать распространения среди населения информации о событиях в столице и поручил начальнику местного гарнизона привести войска в боевую готовность. В начале марта М.Д. Ершов опубликовал обращение к жителям с призывом сохранять спокойствие, а 5 марта он послал телеграмму главе Временного правительства с вопросом о разрешении неопределенности своего положения и властных полномочий [3, с. 381].
Наряду с этим, в Воронеже уже стал формироваться новый центр власти. 1 марта 1917 г. представители земского и городского самоуправления сформировали «комитет общественных организаций», который объявил о наделении себя властными полномочиями в регионе. К 3 марта 1917 г. начались волнения среди рабочих и солдат местного гарнизона. Городские улицы наполнялись манифестантами. Органы полиции и жандармерии были разоружены [13, с. 637]. 6 марта 1917 г. на основании телеграммы председателя Совета министров М.Д. Ершов сложил с себя губернаторские полномочия и передал управление губернией председателю Губернской земской управы В.Н. Томановскому, назначенному губернским комиссаром Временного правительства [4, с. 2].
В Нижегородской губернии беспорядки начались 1 марта 1917 г. Утром 2 марта к губернатору А.Ф. Гирсу приехал полицеймейстер и рассказал, что накануне вечером в Городской думе был сформирован Комитет общественной безопасности под председательством городского головы Д.В. Сироткина. В его создании принимали участие представители земского и городского самоуправления, а также местного купечества. Ряд депутатов потребовали взятия под стражу губернатора и полицеймейстера, но городской голова убедил собравшихся ограничиться их домашним арестом [19, р. 38].Около 11 часов утра к А.Ф. Гирсу приехал начальник местного гарнизона Плющинский, который объявил, что губернатор арестован, доступ к нему всех должностных лиц прекращен, телефонная связь отключена, а губернаторский кабинет опечатан. Немного позднее губернаторский дворец начала штурмовать толпа воинственно настроенных манифестантов [19, р. 38-39]. «Двери подъезда трещали, посыпались осколки разбитых стекол и в швейцарскую ворвалась толпа с красными флагами, кричавшая: "давайте нам губернатора, довольно он нашей кровушки попил"» [19, р. 39], - вспоминал А.Ф. Гирс.
После этого обезумевшая толпа потащила губернатора и его супругу к зданию городской думы. В тот момент было трудно поручиться за неприкосновенность А.Ф. Гирса и его жены. Он вспоминал, что несколько человек добровольно вызвались обеспечить их безопасность. Между тем толпа требовала расправы над начальником губернии. Тогда люди из импровизированной «охраны» губернатора вынуждены были останавливаться и произ-
80
носить «революционную, но успокоительную речь, заканчивая ее словами - мы арестовали губернатора - победа наша!» [19, р. 43].
Таким образом, события февраля-марта 1917 г. застали губернаторский корпус во время решения значительного объема социально-экономических проблем. Применительно к регионам, оказавшимся на тыловой территории, они были примерно схожи (мобилизация людских и хозяйственные ресурсов на военные нужды, падение жизненного уровня населения, его «усталость» от войны, рост маргинализации общества и др.). Ситуация усугублялась крайне низким уровнем политической грамотности основной массы населения - крестьян. Органы земского и городского самоуправления все чаще выступали с политическими заявлениями. В свою очередь, леворадикальные политические организации не снижали темпов антиправительственной агитации.
Кроме того, имелось немало примеров разложения солдатской дисциплины в воинских частях, расположенных или следовавших через центр страны. Так, в Орловской губернии в районах расположения железнодорожных станций активно велась скупка казенного имущества у нижних армейских чинов. Соответствующие обязательные постановления губернатора, воспрещавшие подобное, не исполнялись. В связи с чем в январском циркуляре он отмечал медлительность исполнения своих поручений, а также дел «часто связанных с обороной государства и имеющих важный и спешный характер» [10, с.1]. В Воронежской губернии командующий войсками Московского военного округа генерал И.И. Мрозовский сообщал губернатору М.Д. Ершову, что солдаты маршевых рот, направлявшихся на фронт из центра страны «при следовании в пути проматывают почти половину выданных им вещей, особенно теплое белье, обмундирование и теплые вещи» [3, с. 380]. Подобные примеры имели место и по другим губерниям. Губернаторы в равной степени не могли опереться на гарнизоны, так как они были деморализованы. Воинские части либо переходили на сторону новой власти, либо были охвачены солдатскими бунтами, сопровождавшимися расправами над командирами.
В таких непростых условиях на действия губернаторов оказывали влияние многие факторы, среди которых можно выделить, на наш взгляд, наиболее определяющие. В их числе следует указать информационное обеспечение, уровень личного авторитета в административном, а также общественном окружении региона и согласованность действий с ним и, наконец, отсутствие поддержки со стороны вооруженных частей.
Все это предопределило фактический вакуум власти на местах в последние дни февраля 1917 г., когда в Петрограде произошла смена руководства страны. Прежде всего, губернаторы оказались в информационной изоляции, не имея возможности оперативно оценивать стремительно меняющуюся обстановку. МВД, раздираемое кадровой чехардой (смена шести министров внутренних дел за годы Первой мировой войны), фактически перестало быть координирующим органом для региональной администрации. Беспорядочная ротация кадров имела место и в губернаторском корпусе, где с начала войны было назначено более 80 новых губернаторов [9].
Действия Государственной думы вносили дополнительный хаос в и без того расшатанную систему управления на местах. Она намеренно игнорировала губернаторов, не уведомляла их о своих действиях, не сообщала об изменении ситуации в столице. Очевидно, в то время Государственная дума была занята достижением политических компромиссов с Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов и оставила без внимания губернаторов, которых вскоре перестала признавать как субъектов власти.
Отсутствие согласованности в действиях губернаторов и военных оказалось следствием системной разобщенности гражданского и военного ведомств, которая сохранялась на протяжении всей Первой мировой войны. Николай II до последнего момента сохранял приверженность единоличному контролю над всеми ветвями власти. Даже на законодательном уровне, в «Положении о полевом управлении войск в военное время», не было соответствующих корректив на согласованность действий военных с гражданской властью. Это соз-
81
давало условия невнимания и поверхностного отношения военных к мнению губернаторов и гражданской администрации в целом. Они вступили в 1917 год как две фактически обособленные системы власти. Кроме того, накануне февральских событий «неспособность гражданской администрации справляться с растущим движением также заставляла Николая II мириться с вмешательством военных в гражданские дела, ибо в этой ситуации армия, как важнейшее звено репрессивного аппарата, приобретала для царизма особое значение» [17, с. 200]. По справедливому замечанию У. Розенберга «государство не могло быть больше "самодержавным" в полном смысле слова - ни как система ценностей, ни как набор пассивных и репрессивных сдержек, ни как процесс иерархически структурирующихся социальных взаимодействий, ни как система институционального контроля над ресурсами и общественным богатством» [14, с. 125].
В значительной мере судьба губернаторов зависела от их личных качеств. Умение дипломатично избегать острой полемики с революционной толпой и представителями «новой власти», безконфликтная репутация, лояльность центру и местным элитам - в буквальном смысле позволяла им уцелеть в революционном водовороте событий. Поэтому малоопытный орловский губернатор П.В. Гендриков отправился после революции на отдых, а такой искушенный администратор, как тверской губернатор Н.Г. Бюнтинг, хорошо знавший свой регион, стал жертвой революционной толпы.
Такое положение вынуждало губернаторов дипломатично прислушиваться к настроению местной общественности. Невозможность координации действий с центральным руководством вселяла в губернаторов неопределенность, боязнь совершить ошибку, равную измене. При этом все губернаторы понимали, что от их действий или бездействия зависит развитие ситуации в их регионах. Зачастую время для принятия решений измерялось часами и минутами. Однако большинство губернаторов избегало радикальных решений и стремилось, по возможности, действовать в правовом поле.
К марту 1917 г. губернаторы оказались оторваны от реалий политической обстановки в своих регионах и, конечно, не вписывались в строящуюся модель демократического государства. Будучи неотъемлемыми элементами монархического строя, они в полной мере разделили драматический финал российского самодержавия.
Список литературы
1. Бубликов А.А. Русская революция (ее начало, арест Царя, перспективы). Впечатления и мысли очевидца и участника. Нью-Йорк: Нью 1оркъ, 1918. 124 с.
2. Букалова С.В. Революционные события февраля 1917 года в Орле и тактика действий губернатора //Государственное управление. Электронный вестник. 2015. Вып. 53. С. 174-188.
3. Воронежские губернаторы и вице-губернаторы. 1710-1917: Историко-биографические очерки. Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 2000. 424 с.
4. Воронежские губернские ведомости. 1917. № 18. 8 марта.
5. ГАОО (Государственный архив Орловской области). Ф. 81. Оп. 1. Д. 16.
6. ГАОО. Ф. 81. Оп. 1. Д. 30.
7. ГАОО. Ф. 580. Ст. 2. Д. 4706.
8. ГАОО. Ф. 593. Оп. 1. Д. 1282.
9. Кризис самодержавия в России. 1895-1917. Л. : Наука, 1984. 664 с.
10. Орловские губернские ведомости. 1917. № 5. 18 января.
11. Орловские губернские ведомости. 1917. № 15. 25 января.
12. Орловские епархиальные ведомости. 1917. № 12-14. 30 марта.
13. Панова В.И. История Воронежского края. Воронеж: Родная речь, 2007. 287 с.
14. Розенберг У. Государственная администрация и проблема управления в Февральской революции //1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению. М.: ИРИРАН, 1997. С. 119-130.
15. Рязанские губернские ведомости /газета. 1917. № 18. 18 марта.
16. Телеграмма рязанского губернатора H.H. Кисель-Загорянского министру внутренних дел о событиях Февральской революции в г. Рязани. 4 марта 1917 г. //Рязанская вив-лиофика. Исторический альманах. Вып. 1: Памятники письменности в музеях и архивах Рязанской области. Рязань, 2000. C. 72-74.
17. Флоринский М. Ф. Кризис государственного управления в России в годы Первой мировой войны: Совет министров в 1914-1917 гг. Л.: ЛГУим. А. А. Жданова, 1988. 208 с.
18. BAR (Columbiauniversity Bakhmetieff Arhive). Gen. Ms. Coll. Box 1. Kisel'-Zagoriankii - [Кисель-Загорянский H.H.] Lesmémoiredugénérale Kissel-Zagoianskogo.
19. BAR Girs Aleksei F. 187-ca. 1957. - [Гирс А.Ф. Воспоминания] Aleksei F. and Li-ubov A. Girs Papers. 1913-1963.
References
1. Bublikov A.A. Russkaja revoljucija (ee nachalo, arest Carja, perspektivy). Vpechatlenija i mysli ochevidca i uchastnika. Nju-Jork, 1918.
2. Bukalova S.V. Revoljucionnye sobytija fevralja 1917 goda v Orle i taktika dejstvij gu-bernatora //Gosudarstvennoe upravlenie. Jelektronnyj vestnik. 2015. Vyp. 53. S. 174-188.
3. Voronezhskie gubernatory i vice-gubernatory. 1710-1917: Istoriko-biograficheskie ocherki. Voronezh, 2000.
4. Voronezhskie gubernskie vedomosti. 1917. № 18. 8 marta.
5. GAOO (Gosudarstvennyj arhiv Orlovskoj oblasti). F. 81. Op. 1. D. 16.
6. GAOO. F. 81. Op. 1. D. 30.
7. GAOO. F. 580. St. 2. D. 4706.
8. GAOO. F. 593. Op. 1. D. 1282.
9. Krizis samoderzhavija v Rossii. 1895-1917. L., 1984.
10. Orlovskie gubernskie vedomosti /gazeta. 1917, № 5, 18 janvarja.
11. Orlovskie gubernskie vedomosti /gazeta. 1917, № 15, 25 janvarja.
12. Orlovskie eparhial'nye vedomosti /gazeta. 1917. № 12-14. 30 marta.
13. Panova V.I. Istorija Voronezhskogo kraja. Voronezh, 2007.
14. Rozenberg U. Gosudarstvennaja administracija i problema upravlenija v Fevral'skoj revoljucii //1917 god v sud'bah Rossii i mira. Fevral'skaja revoljucija: ot novyh istochnikov k no-vomu osmysleniju. M., 1997. S. 119-130.
15. Rjazanskie gubernskie vedomosti /gazeta. 1917. № 18. 18 marta.
16. Telegramma rjazanskogo gubernatora N.N. Kisel'-Zagorjanskogo ministru vnutrennih del o sobytijah Fevral'skoj revoljucii v g. Rjazani. 4 marta 1917 g. //Rjazanskaja vivliofika. Istori-cheskij al'manah. Vyp. 1: Pamjatnikipis'mennosti v muzejah i arhivah Rjazanskoj oblasti. Rjazan', 2000. C. 72-74.
17. Florinskij M.F. Krizis gosudarstvennogo upravlenija v Rossii v gody Pervoj mirovoj vojny: Sovet ministrov v 1914-1917 gg. L., 1988.
