CC BY
118
"ГРЕХ" И "ДОБРОДЕТЕЛЬ" В СИСТЕМЕ РЕЛИГИОЗНО-НРАВСТВЕННЫХ ЦЕННОСТЕЙ Н.С.ЛЕСКОВА
Л.Ф. Шелковникова Барнаул
В системе религиозно-нравственных ценностей понятия греха и добродетели являются одними из основных. «Грех есть беззаконие» (Иоан - 111, 4), то есть нарушение божественного закона.
Христианство рассматривает историю человечества как следствие грехопадения, первородного греха. Грех «перешел к человеку от дьявола, прельстившего Адама и Еву и склонившего их преступить заповедь Божию. От греха Адамова произошли проклятие и смерть» [1].
История религий свидетельствует о том, что в человечестве всегда жила мысль о какой-то трагедии, создавшей преграду между человеком и Богом, следствием чего явилось ощущение виновности человека перед Богом. Общечеловеческое чувство вины перед Богом порождало попытки ИСКУПИТЬ ЕЕ. Различные направления философской мысли рассматривают проблемы и последствия грехопадения по-разному. Так, Фрейд считал, что сознание вины, а вслед за ним религия и мораль возникли в «первобытной среде» после некоего коллективного преступления, когда изгнанные ревнивым отцом подросшие сыновья «соединились, убили и съели отца» [2].
Неофрейдизм пытается предложить более убедительные теории. Эрих Фромм признает факт дисгармоничности (или, как говорит христианское богословие, - «поврежденности») человеческой природы. По его мнению, человек болезненно переживает свой разрыв с природой, над которой его поднял разум [3].
К.Г. Юнг указывает на глубинные источники мифа о падении. Он говорит о «коллективном подсознательном» начале, которое связывает человеческий дух в единое целое [4].
Александр Мень связывает акт грехопадения с первым стремлением человека обрести свободу: «Роковая черта была перейдена: человек осознал, что он свободен, что может действовать вопреки Богу. Головокружительная бездна раскрылась перед ним, и тот, кто был создан стать борцом с Хаосом, стал его рабом. Путь к Древу Жизни был закрыт. Законы, властвующие в природе, овладели человеком, гармония духа и плоти была нарушена, между Небом и Землей разверзлась пропасть ...» [5].
Обретенная свобода означала свободу выбора. По мнению
Н.О. Лосского, «каждый человек, как личность, если не сознательно,
то в подсознании своем интимно связан с Богом как абсолютным Добром. ...Есть лица, которые... руководятся в своем поведении любовью к Богу, а, следовательно, вместе с Богом и любовью ко всем сотворенным Им существам». По Лосскому, возможны два проявления любви и свободы в человеке. Первое - это, когда «любовь выражается в том», чтобы, «не нарушая ничьей свободы», стремиться «в гармоничном единодушии со всем миром соборно осуществлять полноту жизни». Но «первичный творческий акт свободно начинающей жизнь личности может быть и иным. Он может быть любовью к полноте жизни прежде всего для себя или если для всех, то непременно по моему изволению, т.е. без уважения к чужой свободе и к чужому индивидуальному своеобразию. В основе такого поведения лежит перевес любви к себе над любовью к Богу и другим существам. Вступление на такой путь жизни есть грехопадение» [6]. Итак, считает Лосский, любовь к себе и для себя есть грех.
В системе религиозно-нравственных ценностей Н.С. Лескова понятия греха и добродетели занимают одно из главных мест. К этой теме восходит весь цикл «Праведники» и само понятие праведничества в художественной системе Лескова, повесть «Очарованный странник» начинается с разговора о грехе самоубийства. Исследование уровня авторского сознания дает основание считать, что Лесков скорее сочувствует тем, кто по определенным причинам лишил себя жизни, то есть, посягнул «на тайны божия смотрения». Сочувствие это, видимо, объясняется тем, что Лескову в большей мере ближе альтруизм, нежели эгоистическое стремление к собственной безгреховности.
Постановка проблемы свободного выбора, перед которой оказалось человечество со времени грехопадения и о которой говорили Отцы Церкви и все христианские учители [7], у Лескова близка к трактовке Лосского: жить для других или жить для себя. Жизнь для других, по Лескову, может быть сопряжена с некоторыми греховными деяниями, в то время как жизнь для себя, даже полностью безгреховная, не всегда устремлена к идеалу деятельного добра, очень важному для Лескова с точки зрения духовно-нравственных ориентиров. Трудность, а порой и неразрешимость этой проблемы приводят Лескова к созданию обостренных ситуаций, когда на чашу весов положены жизнь или смерть героев, как, например, в истории убийства Груши (повесть «Очарованный странник»).
Перед проблемой выбора поставлены все лесковские герои, этой проблемой автор как бы проверяет своих героев. Герои романа «Некуда» Райнер и Лиза Бахарева жертвуют своей жизнью во имя
блага общественного. Но более пристальное рассмотрение позволяет увидеть в Райнере лишь стремление согласовать свою жизнь с ощущаемым в себе самом революционным обетом. Главное для него -революция, и совсем не важно, где она будет совершена. В основе этого стремления эгоистическое желание, приоритет собственного личного интереса. Это жизнь для себя... Лиза Бахарева отрекается от дома, от родителей во имя тоже, казалось бы, общественного интереса. Жертвуя собой, она жертвует своими близкими. И это тоже, по Лескову, эгоистический путь. Напротив, Женни Гловацкая, мечтая о «своем домике», что, казалось бы, должно означать эгоистическое начало, на самом деле в своей жизни следит идеалу деятельного добра, для нее приоритетом является благо ближнего.
Вернемся к теме греховности самоубийства, с которой начинается повествование в «Очарованном страннике».
Авторское сочувствие вырастает из осознания человеком добровольного греха. По Лескову, человек сознательно и по доброй воле обрекает сам себя и свою душу на гибель. Вопрос о греховности самоубийства достаточно мучителен для Лескова потому, что в христианской традиции этот грех не прощается Богом. «Самоубийцы, ведь они целый век будут мучиться. За них даже и молиться никто не может» [8].
В художественном решении этой проблемы Лесков не только прощает подобный грех, но и делает это прощение милостью Божией. Некий попик, отлученный от церкви за пьянство, прощен Владыкой, которому в «духоводительном видении» открылась истина: наказывающие самоубийц сами олицетворяют зло. Характеристики Лескова не оставляют сомнения в этом: «Скачут... числа им нет, и кони что львы, вороные, а впереди их горделивый стратопедарх и... оный горделивец командует: «Терзайте. - говорит, - их: теперь нет их молитвенника»,...а за сим стратопедархом - его воины, а за ними, как стая весенних гусей тощих, потянулись скучные тени, и все кивают владыке грустно и жалостно, и все сквозь плач тихо стонут: «Отпусти его! - он один за нас молится» (221-222). Пьяный попик, призванный к Владыке, признается: «Я, Владыко, как положено, совершаю». В объяснении попика важны такие слова: «Виноват, - говорит, - в одном, что сам, слабость душевную имея и от отчаяния думая, что лучше жизни себя лишить, я всегда на святой проскомидии без покаяния скончавшихся и руки на ся наложивших молюсь...» (222). И Владыко простил: «Ступай... и к тому не согрешай, а за кого молился
- молись» (222).
В данном отрывке отчетливо противопоставляется угодное
Богу и угодное дьяволу. Дьявольское обозначено цветом: «зеленое» (цвет змея) убранство, «вороные кони» (черный). Дьявольское обозначено и такими признаками, как «рыцарство», «воинство» (геройство), «гордыня» («горделивец командует»), знаменем, на котором изображен змей, безжалостностью. Богу же угодно прежде всего сострадание. Образ «весенних гусей тощих» вызывает чувство жалости, сопереживания.
В этом эпизоде важно также и то, что Лесков склонен прощать грех, если человек духовно близок Богу. Попик - «ужасный пьяница», и это грех, но он способен сострадать. Страдание искупает грех. Сострадание Лесков противопоставляет наказанию. Наказание от дьявола, а не от Бога. Символ наказания - знамя с изображением змея. «Символ змея достаточно прозрачен, - пишет А.Мень. - Прежде всего, он связан с представлением о существе низменном, коварном и в то же время грозно-могущественном. Змея подкрадывается незаметно и жалит внезапно; она обладает завораживающей силой. Исконный страх перед змеями живет до сих пор в подсознании человека» [9]. Итак, рассмотренный эпизод из повести «Очарованный странник» дает основание считать, что в бинарную модель грех-добродетель Лесков вводит третье звено -«золотую середину» - «невольный грех», то есть грех слабого земного человека, не претендующего на силу, но способного сострадать. Такой грех часто оборачивается другой стороной и превращается в добродетель.
Подобное решение проблемы мы находим и в других произведениях Лескова. Порок прощается богом, если он является необходимым средством деятельного добра. К такому выводу приводит нас прочтение легенды «Прекрасная Аза». В качестве эпиграфа к этой легенде Лесков приводит фразу из послания апостола Петра: «Любовь покрывает множество грехов».
Героиня легенды, ее Лесков наделяет добротой и участием «ко всякому человеческому горю», «ничего не жалела для того, чтобы помочь людям, которые находились в бедствии» [10, 101-102]. Все свое богатство Прекрасная Аза отдает человеку, попавшему в беду, чтобы спасти его от петли, а его дочь, решившуюся принести себя в жертву ради спасения отца, от несчастья и позора. В результате прекрасная девушка осталась без средств к существованию и оказалась вынужденной стать «прибрежной блудницей», такой же, как и женщина, поделившаяся с Адой кровом и ячменной лепешкой.
В традиционном христианском сознании блуд - это грех. Значит, героиня Лескова - грешница. «Все, знавшие Азу, от нее отвратились - она погибала. Иногда она приходила в свой бывший
виноградник, под то самое дерево, на ветвях которого хотел удавиться избавленный ею незнакомец, и вспоминала его рассказ, и всегда находила, что не могла поступить иначе, как она поступила: пусть страдает она, но зато, но и ее старики спасены!.. Это радовало Азу и давало ей силу терпеть унижение..» (10, 108).
Грех Азы - это невольный грех, который был для нее единственным средством существования. Эта легенда относится к циклу легенд, посвященных теме распространения христианства. Больная и голодная Аза как-то встретила чужестранца, одного из первых христиан, который участливо выслушал ее историю и после этого, назвав Азу сестрой, привел ее в христианскую общину. Лесков таким образом обращает внимание читателя на истинность христианского учения, СУТЬ которого состоит не только во всепрощении, но и в способности различать настоящий грех и грех невольный, который в данном случае органично слит с добродетелью.
«После того, когда ты совершила святейшее дело любви... после того, когда ты позабыла себя для спасенья других... оставь сокрушения эти!.. Когда каленое уголье жжет ноги, ноги ползут в холодную грязь, но любовь покрывает много грехов и багровые пятна белит, как волну на ягненке... Подними лицо твое вверх... Прими от меня привет христианский и знай, что Он, к кому душа твоя рвется, перстом на сыпучем песке твой грех написал и оставил смести его ветру» (10, 110-111).
В этой фразе - «позабыла себя для спасенья других» -своеобразно сформулирован религиозный и нравственный идеал Лескова.
Аза по указанию чужеземца пришла к первым христианам и попросила их принять ее в общину. И когда Азу одели в белые христианские ризы, она умерла. «В них и осталось на земле мертвое тело Азы, а живой дух ее отлетел в обитель живых». Когда ее хоронили, чужеземец, приведший Азу к христианам, увидел, «как будто бы небо отверзто... и туда... кто-то входит...». «Неужто блудница?» - спрашивают его. «О нет! ...блудницу вы закопали в грязи
- я вижу... как легкая струйка с каленого угля сливается с светом - мне кажется, это восходит дочь решения» (10, 112-113).
Заканчивая таким образом повествование, Лесков однозначно дает понять, что Богу более угодны именно такие люди, которые живут не для себя, а для других, и их вера прежде всего исполнена любви к ближнему.
Этой же проблеме посвящена и другая легенда «Скоморох Памфалон». Забота о душе, о спасении души является одной из основ
христианской веры. «Сотворив перваго человека Адама из земли, Бог вдунул в него дыхание жизни, т.е. душу, существо духовное и бессмертное» [10]. По смерти человека душа возвращается к Богу, который дал ее (Евкл. XIII. 7). Забота о душе означает стремление человека попасть после смерти в Царство Божие.
Лесков эту духовную истину как бы подвергает проверке вопросом: как можно спасти душу - живя для себя или живя для других? Художественное решение этой проблемы Лесков предлагает, противопоставляя в легенде «Скоморох Памфалон» двух героев -столпника Ермия и скомороха Памфалона.
«Скоморох Памфалон» - легенда из цикла византийских. В основе сюжета история о некоем Ермии, который в Константинополе был богатым и знатным человеком, «патрикием и епархом». «Он был богат, благороден и знатен; имел прямой и честный характер; любил правду и ненавидел притворство, а это совсем не шло под стать тому времени, в котором он жил» (10, 113). «И как только начал Ермий сильнее вникать в это, то стало ему казаться, что этого даже и нельзя совсем вместе соединить, а надо выбирать из двух одно любое: или оставить Христово учение, или оставить знатность, потому что вместе они никак не сходятся, а если и сведешь их насильственно на какой-нибудь час, то они недолго поладят и опять разойдутся дальше прежнего» (10, 114-115). Ермий поставлен перед выбором. Жизнь, окружающая его, несовершенна. В ней царит зло. Вспомним типологию Вальтера Шубарта. Аскетический человек осознает, что мир несовершенен, и тогда он удаляется от этого мира и создает свой собственный. Аскетический человек не стремится переделать мир, изменить его [11].
Мировоззрение Ермия - это мировоззрение человека аскетического. Он не хочет борьбы со злом, потому что он считает, что это его тоже сделает злым. «Нет, пусть так не будет. Не хочу я никого ни срамить, ни упрекать, потому что все это противно душе моей; а лучше я совсем с этим покончу: пойду к царю и упрошу его дозволить мне сложить с себя всякую власть и доживу век мой мирно где-нибудь простым человеком» (10, 115).
В этом стремлении Ермия ощущается забота о своей душе. Путь, который избирает Ермий, - это путь столпника.
Лесков балансирует на грани легендарного вымысла и реальности, повествуя о новом столпнике, простоявшем в каменной расселине тридцать лет. Но реальность такова, что люди, прослышав о новом столпнике, приносили ему воду и пищу и тем поддерживали его бренное существование. Несмотря на та, что он вселял в людей
веру в свои чудесные способности и тем самым действительно иногда облегчал им жизнь, о людях он думал мяло: «Так проводил Ермий дни, а вечером, когда сваливал пеклый жар и лицо Ермия освежала прохлада, он, окончив свои молитвы и размышления о боге, думал иногда и о людях (курсив мой - Л.Ш.) Он размышлял о том, как за эти тридцать лет зло в свете должно было умножиться и как под покровом ханжества и пустосвятства, заменяющего настоящее учение своими выдумками, теперь наверно иссякла уже в людях всякая истинная добродетель и сталась одна форма без содержания» (10, 117). Интонация лесковского повествования дает возможность уловить безразличие и отстраненность размышлений Ермия. Отстранившись от мира, он противопоставил себя ему. «Впечатления, вынесенные столпником из покинутой им лицемерной столицы, были так неблагоприятны, что он отчаялся за весь мир и не замечал того, что через это отчаяние он унижал и план, и цель творения и себя одного почитал совершеннейшим» (10, 117). Забота о своей душе привела Ермия к крайнему эгоизму.
Лесков в образе Ермия концентрирует свой взгляд на проблему святости. По всем признакам тот образ жизни, который ведет Ермий в качестве столпника, соответствует понятию святости. Но, по Лескову, святость, не освещенная светом добродетели, превращается в свою противоположность, так как проникнута эгоистическими устремлениями.
Угодна ли Богу такая святость? Этот вопрос поставлен и разрешен Лесковым с помощью образа скомороха Памфалона. В полусне или полуяви слышит Ермий голос: «Напрасно ты, Ермий, скорбишь и ужасаешься: есть тацы, иже добре Богу угожают и в книгу вечной жизни вписаны» (10, 118). И посоветует ему голос спуститься на землю и найти в Дамаске Памфалона. В Дамаске никто его не пускает на ночлег, так как нет у него денег, да и вид его страшен после тридцатилетнего стояния столпником. И вот один из горожан ему посоветовал: «А ты вместо того, чтобы унывать и боголюбцев разыскивать, - иди к Памфалону» (10, 124). «Памфалонов дом сейчас здесь за углом, и у него наверно теперь в окне еще свет светится,...входи и ночуй. У Памфалона всегда двери отворены» (10, 125).
Памфалон противопоставлен Ермию в решении проблемы жить для себя или жить для других. Те художественные детали, которые характеризуют Памфалона и его образ жизни глубоко символичны: у Памфалона «в окне свет светится»; «у Памфалона всегда двери отворены» (курсив мой - Л.Ш.).
Лескова здесь легко упрекнуть едва ли не в кощунстве. Но он опережает возможный упрек удивлением и оскорблением Ермия: «Это невозможно, чтобы человек, для свидания с которым я снят с моего камня и выведен из пустыни, был скоморох? Какие такие добродетели, достойные вечной жизни, можно заимствовать у комедианта, у лицедея, у фокусника, который кривляется на площадях и потешает гуляк в домах, где пьют вино и предаются распутствам» (10, 126). Ермий озадачен и хочет понять, почему именно такие, как Памфалон, «в книгу вечной жизни вписаны». «Мне нужно знать, как ты угождаешь Богу?» - сказал Ермий Памфалону. На это Памфалон ответил: «Что ты, что ты, старец! Какое от меня угождение богу! Да мне об этом даже и думать нельзя» (10, 129). И в этом Памфалон противопоставлен Ермию: если Ермий специально и целенаправленно тридцать лет служил Богу, то Памфалон даже не помышлял о богослужении. Далее скоморох Памфалон рассказал старцу о своей жизни, о том, как хотелось ему иметь свой дом, землю, добывать хлеб трудом рук своих, но не скопил он за всю свою жизнь достаточное для этого количество денег, а те, что однажды оказались у него, отдал для спасения одной девушке.
Истинная, хотя и не осознанная святость, по Лескову, в том, что истинно святой человек, праведник, не сможет жить иначе, как жить для других. Скоморох Памфалон отдает все, что имеет, людям: улыбку, радость или деньги. А Ермий понял истину и. возвратившись в свою » пустыню, увидел в той расселине, где он стоял, гнездо воронов. «Это так и должно быть... Не мешайте им вить свои гнезда. Птицы должны жить в скале, а человек должен служить человеку» (10, 164).
Истина, открытая Лесковым через образ скомороха Памфалона, заключается в приоритете альтруистической жизненной позиции, которая реализуется в идеале деятельного добра и жизни для других.
Своеобразие авторской мысли в этом рассказе дает основание в бинарную модель СВЯТОЙ - ГРЕШНИК включить третье, срединное звено - СВЯТОЙ ГРЕШНИК, примером которого может служить образ скомороха Памфалона.
И в этом рассказе мысль Лескова полифонична: как зло может в иных случаях обернуться добром, так и грех является порой в одеждах добродетели или, наоборот, добродетель может скрываться за личиной греха.
Подобные же рассуждения имеют место в высказываниях А. Меня: «Христианство не считает страдание добром. Христос утешал
страждущих и исцелял болящих. Но на таинственных путях Промысла даже зло может обернуться добром. Недаром многие мыслители говорят, что только в «пограничных ситуациях», перед лицом смерти, отчаяния и страха выявляется подлинная человеческая сущность. Величайшие победы духа рождены были в горниле страданий. На этом пути Бог не оставляет человека одиноким, укрепляет его, озаряя его труд и борьбу светом Откровения. И наконец, творящий Логос Сам входит в мировой процесс, соединяясь с Адамом через Воплощение. Он страждет и умирает вместе с ним, чтобы привести его к пасхальной победе» [12].
«Величайшие победы духа» лесковских праведников и тех, кто устремлен к праведной жизни, именно в этом слиянии, но человек, по Лескову, все-таки должен остаться человеком, «не посягать на тайны божия смотрения», а творить доступное человеку добро на земле, умножая тем самым сумму всеобщего добра и блага. Именно это и угодно Богу. Такой смысл вкладывает в понятие добродетели Н.С. Лесков.
Примечания:
1. См.: Библейская энциклопедия: В 2 т. / Труд и перевод Архимандрита Никифора. М., 1981.Т. 1.С. 177.
2. Фрейд 3. Телом и табу /Пер. с нем. Пг., 1923. С. 151.
3. Fromm, Mail tor Himself. London, I960, P. 46.
4. См.: Вышеславцев Б. Бессмертие, перевоплощение и воскресение // Переселение душ. Париж, 1936. С. 114.
5. Мень А. История религии: В 7 т. М, 1991. Т. 1. С. 144.
6. Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М., 1994. С. 135-136.
7. См.: Обзор святоотеческих высказываний // Велтистов В. Грех, его
происхождение, сущность и следствия: Критико-догматическое
исследование. М., 1994. С. 135-136.
8. Лесков Н.С. Очарованный странник// Лесков Н.С. Собр. соч.: В 12т. М., 1989. Т. 2. С. 219. Далее цитируется по этому изданию. Номер тома и страницы указываются в скобках за текстом.
9. Мень А. Указ. соч. Т. 1. С. 146.
10. Библейская энциклопедия. Т. 1. С. 205.
11. См.: Журнал АУМ. № 4. С.17.
12. Мень А. Указ. соч. Т. 1. С. 34.
