CC BY
126
УДК 34
ГРЕЧЕСКИЙ ПОЛИС И МОНАРХИЯ КАК СУБЪЕКТЫ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ ЭПОХИ ЭЛЛИНИЗМА С.И.Митина
Гуманитарный институт НовГУ, april5298@rambler.ru
В статье исследуется проблема правового регулирования политических и экономических взаимоотношений монархов и городских общин в Эллинистическом мире.
Ключевые слова: античное право
In article is investigated the problem of legal regulation of political and economic mutual relations between mo-narchs and city communities in the Hellenistic world.
Key words: anscient law
Одной из важнейших тенденций развития общественных отношений эллинистического периода является усиление роли такого фактора международных отношений, как активное сотрудничество эллинистических монархий и свободных полисов. Монархи представляли в своем лице огромнейшие государства. Однако уникальность ситуации как раз и состоит в том, что монархи не рассматривали даже возможности пренебрежения традиционными для греческого общества нормами поведения, в том числе в практике межгосударственных отношений. В большинстве случаев их деятельность свидетельствовала о стремлении подвести под собственную власть приемлемые для античного сознания правовые основания.
Монархи зависели от общественного признания и не были в состоянии заменить его собственным правом. Огромную роль в обеспечении гарантий международного признания играла демонстрация лояльного отношения старых греческих городов и их союзов к новоиспеченным монархам. Как известно, легализация господства монарха над городом устанавливалась актом сакрализации власти монарха. Таким образом, монарх находил в городе свое «юридическое место» [1]. Со своей стороны, монархи публично демонстрировали покровительство дружественным полисам. Именно в таком духе выражено содержание официального письма предположительно Антиоха VIII в Селевкию (Сирийскую), имевшее своим адресатом не только сам город, о котором по сути идет речь, но и другие субъекты межгосударственных отношений.
Первая часть документа содержит послание 109 г. до н. э. Антиоха VIII Птолемею IX Александру. После любезного приветствия Антиох ставит Птолемея в известность о подтверждении привилегий города Селевкии в Пиерии (Сирийской), который и ранее обладал статусом неприкосновенности в силу его постоянного лояльного отношения к династии Селевкидов, что неоднократно демонстрировал в весьма важных делах. Привлекает внимание четко выраженное в документе признание за городом статуса полноправного участника межгосудар-
ственных договоров, заключавшихся Селевкидами: «...ныне, спеша удостоить их начала великого благодеяния, мы постановили, чтобы на все времена они были свободны, а также включили их во все договоры, которые мы заключили друг с другом, считая таким образом, чтобы стало более очевидным по отношению к родине наше благочестие и щедрость...» (см.: Welles. 71/72).
Вторая часть письма адресована непосредственно архонтам, совету и народу Селевкии (Сирийской), которая являлась портом столицы Селевкидов Антиохии. В послании городу подтверждается его статус как священного и неприкосновенного. Антиох сообщает, что данное послание городу является копией писем Птолемею и римскому сенату.
Стремление продекларировать на межгосударственном уровне почести, оказанные городу, находящемуся под властью династии, имеет свой смысл. Время написания данных писем приходится на период заката династии Селевкидов. Г осударство страдало от гражданских войн, сепаратизма, ослабления границ, истощения ресурсов. В таких условиях Селевкиды вынуждены были любой ценой бороться за лояльность своих подданных. Селевкия в Пиерии была не просто столичным портом, к I в. до н. э. она превратилась по хозяйственному и военному значению в один из важнейших городов государства, превзойдя размерами даже первую столицу Се-левкидов Селевкию на Тигре. Признавая свободы города, Антиох фактически покупал его лояльность.
Греческие города, как замечает Г. Бенгтсон, были слишком слабы, чтобы удержать самостоятельность. Это отличает эллинизм от классического периода, когда мировая политика делалась в Афинах и Спарте. Теперь решения принимались при дворах диадохов. Здесь обсуждали военную стратегию, отсюда приводились в движение армии и флоты [2].
Однако как только появлялась возможность вернуть утраченные свободы или хотя бы привилегии, греческие полисы и азиатские города активно использовали её. При шаткости общей политической ситуации повсюду в пределах эллинистической системы цари не могли позволить себе полагаться ис-
ключительно на гарнизоны в обеспечении повиновения городов. Они хорошо понимали, что зависели, более или менее, от доброжелательности греческих полисов и потому пробовали соответствовать стандартам благосклонности, которой города ожидали от них [3]. К. Брингман с сарказмом замечает, что и цари, и города соперничали в притворстве, что их взаимные отношения базировались на обмене пожертвованиями и доброжелательностью. Когда Эвмен II принял от Ионийской Лиги почести, установленные ему специальным декретом, он в ответном послании сам резюмировал причины, по которым удостоился их. Среди таковых названы: защита городов от варваров (имеются в виду галаты), сохранение их государственного строя, хорошее расположение по отношению к каждому городу и помощь, предоставляемая им [4]. Возникает вопрос, существовали ли у греческих городов какие-либо моральные стандарты, препятствовавшие им принимать благотворительность монархов? Что цари ожидали получить от городов в обмен на пожертвования? К. Брингман пытается выявить примерное количество источников, свидетельствующих о пожертвованиях царей в пользу городов. В число таковых входят двести двадцать одно эпиграфическое свидетельство и сто сорок семь литературных свидетельств. Однако сколько из них являются подлинными? Археологи приписывают без должных оснований и подтверждений письменными источниками тридцать пять зданий в эллинистических городах спонсорскому великодушию монархов. Таким образом, археологические данные имеют лишь фрагментарный характер и не могут служить четкой доказательной базой. А вот эпиграфические документы дают большие основания для выводов. Известно, что после смерти Митридата V Понтийского в 121 г. до н. э. римский сенат в специальном декрете, касающемся управления римской областью Азией, подтвердил сохранение всех пожертвований царя. Примерно со 150 г. до н. э. число бенефициариев эллинистических монархов резко уменьшается. Вероятно, это связано с общим осложнением политической обстановки и истощением государственных финансов. Так, среди наиболее постоянных бенефициариев сохраняются Афины, Тилос, Милет, Дельфы как исторические, религиозные и культурные центры Греческого мира. Дело доходит до того, что города специальными декретами чтят, как делает, например Приена, своих собственных сограждан, оплативших расходы на городское строительство вместо некоторых царей, оказавшихся неспособными сдержать их обещания [5]. А ведь эллинистические цари должны были осознавать свою неразрывную связь с греческой религией, со святилищами, находившимися в старых греческих городах и обслуживавшими, в частности, потребности определенных династий. Так, Селевкиды возводили свое происхождение к Аполлону Дидимскому, святилище которого находилось рядом с Милетом. Соответственно, царское внимание и великодушие по отношению к святилищам было напрямую взаимосвязано с благодеяниями греческим городам. Цари при благоприятной финансовой ситуации в собственном «до-
мене» активно инвестировали средства в экономику полисов, финансировали строительство зданий, проведение празднеств, учреждение гимназий и даже жалование преподавателей. В определенной степени они обеспечивали рабочие места и выступали в роли банкиров, хотя и сами при случае пользовались кредитованием со стороны городов.
Не удивительно, что и большие, и маленькие города пробовали получать пожертвования от царей, особенно в случае критического положения, вызванного войной, голодом или землетрясением. Города обычно сами проявляли инициативу. Их послы играли важную роль в подготовке царских предоставлений. Иногда лица, ведущие переговоры, были одновременно и царскими «друзьями», и гражданами городских союзов, и поверенными отдельных городов.
Были и чисто политические причины для активной помощи старым греческим городам со стороны монархов. Например, когда Афины между 286 и 279 гг. до н. э. обратились за помощью к эллинистическим державам, то получили внушительные суммы денег и большое количество зерна от Лиси-маха, Птолемеев, Спартокидов, которые тем самым оказали поддержку врагу их врага, македонской династии Антигонидов. Родос, осажденный Деметрием Полиоркетом, получил помощь от Кассандра, Лисимаха и Птолемея зерном и наемниками. Анти-гониды, Атталиды и другие цари поддержали Афины, когда город был осажден Кассандром.
Однако поводы для благотворительности не во всех случаях были столь очевидны. Возникает вопрос: почему Антиох IV обещал помощь городам Тегее и Мегалополису в строительстве театра и городской стены? Рассуждения современных исследователей по поводу того, что для помощи незначительным городам не было серьезных оснований, беспочвенны. Любая демонстрация благотворительности, а по отношению к маленькому городу - вдвойне, служила росту международного престижа монарха. Тем более, что Тегея и Мегалополис были членами Ахейского союза. Не надо забывать о таком важном аспекте благотворительных акций царей в отношении городов, как общественный резонанс. Цари не без оснований надеялись на то, что их благотворительность будет отмечена декретами, статуями, чествованиями и найдет широкий отклик во всем цивилизованном мире. Если маленький город сам не в состоянии был воздать монарху по заслугам традиционными масштабными почестями, то вполне в его силах было засвидетельствовать благодарность в каких-либо дипломатических акциях. Хотя были и обратные случаи: Филипп V на конференции в Лок-риде, перечисляя представителям Ахейского союза все пожертвования, полученные его членами от македонской династии, упрекал их в неблагодарности, выразившейся в связях с его врагами. К. Брингман весьма точно характеризует подобные ситуации как конфликт моральной обязанности и целесообразности [6]. С такой ситуацией и столкнулись ахейцы в 198 г. до н. э., когда вынуждены были решать: присоединяться ли к Атталу и римлянам для совместного
ведения войны против своего благотворителя Филиппа V.
Система взаимных обязательств, опутавшая постепенно все греческие государства, приводила к столкновению конкурирующих требований. Зачастую город или целый союз были обязаны сразу обеим конфликтующим сторонам и не могли в равной степени удовлетворить встречные требования. Более того, в военных конфликтах приходилось открыто занимать сторону одного из покровителей, что приводило к упрекам со стороны другого и к санкциям, соответствующим военному времени. Таким образом, речь идет не просто о моральных обязательствах. Благотворительность, особенно подтвержденная документальными или другими материальными свидетельствами, накладывала вполне реальные обязательства, самым минимальным из которых можно считать лояльное отношение к покровителю. Нарушение обязательств считалось законным поводом для санкций, достаточно было продекларировать причину их применения публично. В случае с Ахейским союзом и Филиппом V царь публично обосновал суть своих претензий, тем самым сняв с себя ответственность за последствия военных действий в отношении городов союза.
Таким образом, когда города Греции, нуждавшиеся в материальной и политической поддержке, просили царей о помощи зерном или деньгами для строительства или оплаты учителей гимназий, они вынуждены были льстить благотворителям, воздавать им божественные почести, но при этом пробовали лавировать между наиболее могущественными монархами, чтобы сохранить хотя бы минимум независимости [7].
Покровительство городам было той функцией царской власти, которая позволяла продемонстрировать культуру, гуманность, прогрессивность конкретной династии. Все это как нельзя лучше подходило для деятельности цариц. Сохранившиеся источники свидетельствуют об их активном участии в делах и заботах городов. Конечно, выгода от подобного сотрудничества была обоюдной: царицы удостаивались почестей, лишний раз свидетельствовавших о престиже династий. Сохранился декрет Милета в честь царицы Апамы, выказавшей большую благосклонность и самоотверженность по отношению к милетцам и проявившей участие к строительству Дидимского храма [8].
Государственная заинтересованность и регулирование коммерции и других видов экономической деятельности, имеющей межгосударственный характер, наглядно присутствует в жизни всех без исключения государств.
Оживленные экономические отношения между монархами и городами стали основной базой развития совершенных форм и методов регулирования финансовой деятельности и, прежде всего, межгосударственного кредитования, банковской деятельности и налоговой политики. Это выражалось отнюдь не только в благотворительности. Цари целенаправленно инвестировали развитие промышленных отраслей, культуры, строительства в городах-полисах.
Получая деньги от царей, города уже сами инвестировали их в конкретные экономические, культурные и даже политические мероприятия. К. Бринг-ман обращает внимание на схему реализации подобных финансовых сделок. Милет получил большую сумму от Эвмена II для оплаты расходов на строительство новой гимназии. Однако город остро не нуждался в деньгах, поэтому часть инвестиций была переведена в краткосрочный заем. Селевкиды построили в Милете рыночный зал и предписали, что магазины в зале должно сдавать в аренду, ежегодную прибыль от которой следует передавать в бюджет Дидимейона, главного святилища Селевки-дов. Надпись, содержащая соответствующий декрет, решением милетцев была прикреплена к стене рыночного зала. В ней указывалось, что здание посвящено Аполлону Дидимскому Антиохом. Затем вышло постановление о том, что все здания, которые будут финансированы из арендной платы, должны расцениваться как посвященные тем же самым Антиохом своему династическому божеству. Селевки-ды этой акцией одновременно оказывали почитание Аполлону Дидимскому и спонсировали развитие Милета. Город получил также от Эвмена II зерна на сумму от 160 до 270 талантов на покрытие расходов по организации новой гимназии. Острой потребности в деньгах город не испытывал, и потому полученные деньги ссужались купцам для поощрения торговли с царством Селевкидов. Взамен милетцы получили от Антиоха IV привилегию беспошлинной торговли. Когда Эвмен II умер, милетцы постановили изъять из следующей выплаты торговых ссуд тридцать талантов и поместить на специальный счет для оплаты закупок зерна от ежегодного урожая, из которых каждый гражданин Милета имел право получить установленное количество в день рождения умершего благодетеля Эвмена II [9].
Птолемей IV за счет арендного договора относительно священной земли спонсировал известные состязания в беотийской Феспии в честь Трагедийных муз. Причем цари инвестировали не только деньгами, наличность которых не всегда позволяла подобные операции, но, как было сказано выше, и зерном. Например, Родос получил от Эвмена II большое количество зерна для установления школьного фонда и обеспечения жалования воспитателей и наставников для детей. Двести восемьдесят тысяч мер хлеба, что составляет примерно четырнадцать тысяч тонн зерна стоимостью от 280 до 460 талантов (различие проистекает от ценовых колебаний), должны были быть отправлены и проданы. Доходы от продажи отдавались взаймы, а ежегодные проценты собирались. Родосские грузоотправители и торговцы таким образом сохраняли свою конкурентоспособность, несмотря на учреждение свободного порта в Тилосе в 166 г. до н. э. Более того, появилась возможность предоставлять деньги под высокие проценты и на более короткие сроки, чем это обычно делалось в районах, базировавшихся на сельском хозяйстве [10]. Правда, даже у современных исследователей по поводу смысла подобных благотворительных акций существуют определенные со-
мнения. Л. Коэн вслед за Полибием считает, что, испрашивая помощь у Эвмена II, родосцы нарушили стандарты благопристойности, поскольку деньги пошли не по прямому назначению, и вообще острой потребности в них не было [11]. Дословно Полибий говорит: «Быть может, частным людям, когда они попадают в стесненные обстоятельства, и дозволительно принимать деньги от друзей, дабы по скудости средств не оставлять детей своих без воспитания; но богатый человек скорее будет готов на все, лишь бы не заимствовать от друзей деньгами на жалование наставникам. Если государство должно держать себя с большею гордостью, нежели отдельный гражданин, то в такой же мере обязательнее наблюдать достоинство в отношениях государственных, нежели в частных. Требование это применимо к родосцам в полной силе, ибо государственная казна их богата, и они слывут за народ гордый» (Ро1уЬ. XXXI. 25).
1. Heuss A. Stadt und Herrscher des Hellenismus // Klio. Beiheft 39. Wiesbaden, 1963. S. 154, 188.
2. Bengtson H. Die Diadochen. Die Nachfolger Alexanders des Grosen. Munchen, 1987. S. 82.
3. Bringmann K. The King as Benefactor: Some Re-
marks on Ideal Kingship in Age of Hellenism // Images and ideologies: self-definition in the Hellenistic world / Anthony
Bulloch et al. Berkeley ets., 1993. P. 19; Gruen E. Imperialism in the Roman republic. N. Y., 1970. P. 75.
4. Bringmann K. Op. cit. P. 8-9.
5. Ibid. P. 11-12.
6. Ibid.
Возмущение Полибия оправдано: Родос, осознавая свое значение важного торгового центра и военно-морской базы, позволял себе зачастую почти диктовать эллинистическим государям свои экономические требования, например, ускорить отправку ранее оговоренных субсидий ^у11. 644).
Таким образом, есть все основания констатировать, что покровительство свободным городам составляло одну из важнейших функций, реализуемых монархами в сфере международных отношений. Посредством таковой не только решалась задача укрепления авторитета конкретных монархов, но и обеспечивался достаточно высокий уровень экономического взаимодействия государств и развития всего региона Восточного Средиземноморья в целом. Реализация же данной функции осуществлялась посредством четких правовых механизмов, свидетельством чему являются дошедшие до нашего времени юридические источники.
7. Giovannini A. Greek Cities and Greek Comon-wealth //Images and ideologies: self-definition in the Hellenistic world / Anthony Bulloch et al. Berkeley ets., 1993. P. 266.
8. Vatin C. Recherches sur le mariage et la Condition de la femme Mariee l’epoque Hellenistique. Paris, 1970. P. 101 -102.
9. Bringmann K. Op. cit. P. 12-13.
10. Ibid.
11. Koenen L. The Ptolemaic King as Religious Figure
// Images and ideologies: self-definition in the Hellenistic
world / Anthony Bulloch et al. Berkeley ets., 1993. P. 77.
