CC BY
166
А. Г. Горбунова
ГРАНИЦА ЯЗЫКА И ВЕЩЕЙ КАК СМЫСЛ И СОБЫТИЕ (теория смысла Делёза)
«Все происходит на границе между вещами и предложениями» [1, с. 25]. В теории смысла Делёза событие принципиально принадлежит поверхности. Стоики в его прочтении разделяют бытие на два сектора: вещественных тел, их действий и страданий, и бестелесных эффектов-событий, которые как бы образуют хрупкую поверхность смысла над глубиной телесного. Для тел и положений вещей есть только настоящее. Тела выступают причинами особых вещей совершенно иной природы — бестелесных эффектов, не являющихся ни физическими качествами, ни свойствами, а, скорее, логическими и диалектическими атрибутами. «Они — не вещи или положения вещей, а события. Нельзя сказать, что эффекты существуют. Скорее, они суть нечто такое, что в чем-то содержится или чему-то присуще, обладая тем минимумом бытия, которого достаточно, чтобы быть не-вещью, не существующей сущностью. Это не существительные и не прилагательные, а глаголы» [1, с. 20]. Их время не является вечным настоящим тел; напротив, они представляют бесконечное разделение на прошлое и будущее и вечное избегание настоящего. Исходя из этого Делёз предлагает два параллельных прочтения времени: как живое настоящее тел и как момент, бесконечно делимый на прошлое и будущее.
Смысл — это граница слова и вещи. Делёз определяет его как бестелесную, сложную и не редуцируемую ни к чему иному сущность на поверхности вещей, чистое событие, присущее предложению и обитающее в нем. Оно не сводится ни к отношению слова к его денотату, ни к отношению слова к выражающему себя в нем Я, ни к отношению слова к понятию. Смысл — нечто иное. Согласно стоикам, смысл «ни слово, ни тело, ни чувственное представление, ни рациональное представление» [1, с. 39]. Смысл предложения — не то, о чем говорится в предложении, и не то, почему говорится; смысл — событие предложения. Одной стороной смысл развернут к вещам, а другой — к предложениям. Смысл — это событие, при условии, пишет Делёз, что «событие не смешивается со своим пространственно-временным осуществлением в положении вещей» [1, с. 42]. Положения вещей, действия и страдания тел здесь относятся к другому сектору бытия; событие принадлежит поверхности. Само по себе положение вещей не составляет события, нужен еще и язык, чтобы между положением вещей и языком вспыхнула искра.
Дуальность телесных вещей и событий-эффектов переходит в дуальность вещей и языка. «Мы видели, что хотя смысл и не существует вне выражающего его предложения, тем не менее он является атрибутом положения вещей, а не самого предложения. Событие наличествует в языке, но оживает в вещах. Вещи и предложения находятся не столько в ситуации радикальной двойственности, сколько на двух сторонах границы, представленной смыслом. Эта граница ни смешивает, ни воссоединяет их (поскольку монизма здесь не больше, чем дуализма); скорее, она является артикуляцией их различия: тело/язык. Сравнивая события с туманом над прериями, можно было сказать,
© А. Г. Горбунова, 2010
что туман поднимается именно на границе — там, где вещи соединяются с предложениями» [1, с. 45]. Смысл — не один из двух терминов дуальности вещей и слов, он граница, черта, их внутреннее различие. Язык и положения вещей представляют собой единую структуру с расколом смысла внутри.
Смысл предложения — не денотация, а выражение. Язык имеет отношение не к тому, что он обозначает, а к тому, что он выражает, т. е. смыслу. В референциальной теории значение и смысл традиционно отождествлялись. Артикулировал различие значения и смысла Готлоб Фреге: значение — это денотат, а смысл, скорее, аспект взгляда. Известный пример: у выражения «утренняя звезда» и «вечерняя звезда» значение (денотат) одно, т. е. они оба относятся к одному и тому же предмету, но смысл разный.
Делёз пишет, что как атрибут положений вещей смысл сверх-бытиен. «Он не в бытии. Он — аИяш^ относящийся к небытию. Как выраженное предложением смысл не существует, а присущ последнему или обитает в нем» [1, с. 63]. Выделенный из предложения, смысл независим от него, и, тем не менее, он всего лишь мимолетный его двойник. Делёз сравнивает смысл с пламенем без свечи.
Смысл, согласно Делёзу, является общим для противоположных высказываний. «Смысл абсолютно не меняется от предложения к предложению, противопоставляемых с точки зрения качества, количества, отношения или модальности. Ведь все эти точки зрения касаются обозначения и его различных аспектов осуществления, то есть воплощения в положении вещей. Но они не влияют ни на смысл, ни на выражение. Рассмотрим сначала качество — утверждение или отрицание: предложения “Бог есть” и “Бога нет” должны иметь один и тот же смысл благодаря автономии последнего по отношению к существованию денотата» [1, с. 55]. То же самое с количеством и отношением (все люди белые, некоторые не белые, ни один не белый; кошки едят мошек и мошки едят кошек). Оба случая противоположностей всегда одновременны, так как они — две неразрывные стороны одной и той же поверхности, чье внутреннее и внешнее, прошлое и будущее всегда находятся во взаимообратимой связности. Абсурдно, согласно Делёзу, то, что имеет смысл, но денотация чего невыполнима; это объекты без значения (квадратный круг, гора без долины), но у них есть смысл, потому не следует их путать с нонсенсом. Нонсенс же, согласно Делезу, слово, которое обозначает то, что выражает, а выражает то, что обозначает, т. е. высказывает свой собственный смысл (Делёз здесь исходит из того, что смысл имени может быть обозначен только другим именем: N1—>N2—>N3). Отношение смысла и нонсенса не является противоположностью, как отношение истины и лжи. Между смыслом и нонсенсом есть своего рода внутренняя связь. Нонсенс не имеет смысла, но сам по себе дарует смысл. Посмотрим, как это происходит.
Продолжая тему границы, тождества и различия, Делёз пишет о некоем парадоксальном элементе, обеспечивающем схождение двух серий, означаемого и означающего. Он показывает этот элемент на художественном материале и материале психоанализа. Действие этого элемента заключается в том, что он постоянно циркулирует по обеим сериям и тем самым обеспечивает их коммуникацию. «Это двуликая инстанция, в равной степени представленная как в означающей, так и в означаемой сериях. Она — зеркало. Она сразу — вещь и слово, имя и объект, смысл и денотат, выражение и обозначение, и так далее. Следовательно, это она обеспечивает схождение двух пробегаемых ею серий, но при условии, что сама же вынуждает серии все время расходиться» [1, с. 64]. Делёз пишет, что этой инстанции недостает самотождественности, она расщеплена по природе. «Поэтому мы не будем говорить о двух сериях, оживляемых этой инстанцией, что одна из них является исходной, а другая производной, хотя, конечно,
они могут быть и исходной, и производной в отношении друг друга. К тому же они могут быть последовательны. Но зато эти серии строго одновременны в отношении той инстанции, благодаря которой они коммуницируют. Они одновременны, хотя и не равны, поскольку у такой инстанции две стороны, одна из которых всегда уклоняется от другой» [1, с. 65]. Этот элемент — пустое место, приводящее все в движение. Он же — нонсенс, непрестанно циркулирующий по сериям и тем самым порождающий смысл. Это позиция структурализма.
Делёз также акцентирует тему различия и времени. Различие есть бесконечно делимое время событий — Эон, в отличие от бесконечного настоящего вещей — Хроноса. Эон производит бесконечное разделение на прошлое и будущее, он производит временную линейку. Событие всегда делится им в двух смыслах-направлениях сразу, в прошлое и будущее, но не имеет настоящего. «... Настоящее как бытие разума подразделяется до бесконечности на то, что только что случилось или вот-вот случится, всегда ускользая в этих двух смыслах-направлениях одновременно. Другое настоящее — живое настоящее— случается и вызывает событие. Но, тем не менее, событие удерживает вечную истину в Эоне, который вечно разделяет его на только что прошедшее прошлое и на ближайшее будущее» [1, с. 93]. Эон — граница серий, неба и земли, предложений и вещей. Он — прямая линия, их разделяющая, и гладкая поверхность, их соединяющая. Это благодаря ему одно и то же событие одновременно и выражается в предложении, и является атрибутом вещей. Смысл принадлежит Эону. Смыслы-события делают возможным язык, освобождая его от тел, отделяя его от исходящего от них шума. Чистые события становятся основанием языка. Выражаемое дает основание языку и выражению. «В самом общем виде действие смысла таково: именно смысл дает существование тому, что его выражает, и при этом — как чистая присущность — сам обретает существование в своем выражении. Значит, он принадлежит Эону как тысяча поверхностных эффектов или событий, прочерчивая границу между вещами и предложениями: он прочерчивает ее по всей своей прямой линии» [1, с. 221]. Эта граница позволяет звукам не угаснуть в телах, и сам язык возможен только благодаря этой границе, отделяющей его от вещей.
Делёз подводит итоги общей картины движения языка по поверхности и дарования смысла на границе предложений и вещей. Эту картину приводит в действие парадоксальный элемент, или случайная точка, которой Делез дал разные двойные имена. «Одно и то же: представить такой элемент как пробегающий две серии на поверхности или как прочерчивающий между этими двумя сериями прямую линию Эона. Это — нонсенс <... >. Но именно потому, что нонсенс обладает внутренней и изначальной связью со смыслом, он наделяет смыслом термины каждой серии. Взаимоотноситель-ные положения этих терминов зависят от их «абсолютного» положения в отношении нонсенса» [1, с. 115]. Смысл — это всегда эффект, и в том виде, как он сосредоточен на линии Эона, он имеет две стороны, двоится на означающее и означаемое. Линия времени, простирающаяся одновременно в двух направлениях, прочерчивает границу между языком и вещами.
Литература
1. Делёз Ж. Логика смысла. М.: Раритет; Екатеринбург: Деловая книга, 1998. 480 с.
Статья поступила в редакцию 17 июня 2010 г.
