CC BY
149
УДК 130.2
М.А. Загибалова, канд. филос. наук, доц., (4872) 35-74-37, [email protected] (Россия, Тула, ТГПУ им.Л.Н. Толстого)
ГРАНИЦА КАК ОСНОВА ФОРМИРОВАНИЯ СОЦИОКУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА
Посвящена осмыслению феномена границы как основы для формирования социокультурного пространства. На основе анализа различных социокультурных явлений выделены общие сущностные черты границы и культуры (двойственность, амбивалентность, фрактальность).
Ключевые слова: культура, граница, праздник, карнавал, постмодернизм, архетип, фрактал.
Природа границы отражает диалектику конечного и бесконечного, единого и многого, делимого и неделимого. «Любая точка, взятая внутри континуума, делит континуум или производит в нем разрыв» [1, с. 311], поэтому сущность понятия границы трудно интерпретировать внутри континуума. Природа границы двойственна, т.к. операция измерения разрывает континуум на два смежных (или последовательных), и точку, по которой проходит деление, приходится рассматривать как двойную. Реальный континуум при этом может делиться только в возможности. Если в качестве континуума мы рассматриваем пространство, то границу можно обозначить в качестве точки, которая принадлежит обоим частям континуума. Если же мы рассматриваем время, то в качестве подобной точки будет выступать мгновение, которое «представляет собой некий край прошедшего, за которым нет еще будущего, и, обратно, край будущего, за которым нет уже прошедшего» [2, с. 252]. Однако «если мы хотим изучать границу и пограничный переход, то не важно, определять ли ее свойства через точку в пространстве, положение в движении или мгновение во времени, поскольку эти аспекты различны лишь для чувственной интуиции, но не для мысли, которая их рассматривает как ... понятие» [1, с. 301]. Парадоксальность феномена границы заключается при этом в том, что «точка схватывается в тот момент, когда она покидает свое собственное местоположе-ние»[1, с. 301], а «бесконечно малая величина появляется в континууме в форме границы, причем в момент, когда она переходится» [1, с. 301]. Значит, о наличии границы может свидетельствовать только ее переход, ведь любая граница «состоит лишь в том, что она переступает самое себя» [3, с. 314].
Основной идеей, позволяющей наиболее отчетливо осмыслить роль феномена границы в развитии культуры и формировании социокультурного пространства, является идея М.М. Бахтина о том, что культура «вся расположена на границах» и «каждый культурный акт существенно живет на
границах: в этом его серьезность и значительность; отвлеченный от границ он теряет почву, становится пустым, заносчивым, вырождается и умирает» [4, с. 282]. Неопределенность (двойственность) и амбивалентность (взаи-мооборачиваемость) можно рассматривать как свойства, которые составляют некую качественную сущность границы. Следовательно, феномен границы находит свое отражение в тех социокультурных явлениях, которые отражают природу двойственности и амбивалентности. Одним из таких явлений предстает празднество как «очень важная первичная форма человеческой культуры» (М.М. Бахтин), создающая систему её координат: время культуры и культурное пространство.
Явление праздника, сформировавшееся в глубокой древности, традиционно представляло собой некий пограничный фено-мен.Первоначально оно маркировало смену времен года, рождение и смерть человека, а впоследствии также смену социального статуса (ее истоки лежат в обряде инициации). В соответствии с этим и сформировались два типа обрядов: обряды, связанные с природным циклом (календарные), и обряды, связанные с жизненным циклом человека (семейно-бытовые).
Большинство обрядов календарного и семейно-бытового циклов, являющихся маркерами границы, относится к так называемым «обрядам перехода» (им посвящена работа А. ван Геннепа«Ritesdepassage» («Ритуалы перехода»)). А. ван Геннеп впервые описал данный тип ритуала, выявив его структуру, которая включает три основных этапа: 1) выделение объекта ритуала и подчеркивание его особого пограничного (переходного между прежним и будущим) состояния с помощью определенных ритуальных действий; 2) уничтожение прежнего статуса объекта; 3) рождение ритуального объекта в новом качестве. Подобная схема находит свое воплощение в самых разнообразных обрядах и ритуалах. В фольклорных традициях обряды со сходной семантикой осуществляются на разных этапах календарно-годового круга, отмечая «переходные» его точки, временное расположение которых нередко отвечает принципу симметрии. В большинстве явлений традиционной культуры (на уровне модели мира, семантики и структуры системы обрядов и т.д.) находит отражение идея двоемирия (параллельного существования профанного и сакрального миров). В связи с этой идеей особое место в традиционной культуре занимает именно ритуал, где «основное значение текстов (в семиотическом смысле) состоит в борьбе упорядочивающего космического начала с деструктивной хаотической энергией, в описании этапов последовательного сотворения и становления мира» [5], поэтому ритуал может восприниматься и осознаваться как граница между хаосом и порядком. Все эти аспекты находят отражение в традиционной модели празднования нового годового цикла, которую можно считать одним из простейших проявлений архетипа в различных культурах. Данная модель, как и структура ритуала А. ван Геннепа, также
включает в себя три стадии: 1) символическое погружение в хаос, 2) символическое становление изначального созидательного импульса, 3) символическое рождение нового порядка.
В качестве яркого примера праздника, связанного завершением одного и началом другого годового цикла, выступает карнавал как маркер кульминационной точки в природном и аграрном цикле. Карнавал сформировался как особый вид смеховой культуры, разворачивающийся в рамках площадного действа и обладающий особым «типом образности», основывающемся на «особом представлении о телесном целом и о границах этого целого» [6, с. 350], поэтому характерной его чертой является принцип амбивалентности. Логика бинарных оппозиций языка символов карнавала основывается на принципе амбивалентности, т.к. иерархическая ценностная система претерпевает обращение, онтологические «верх» и «низ» в карнавальном мироощущении меняются местами. Подобная логика отражает оппозицию «порядок - хаос», и «перемена знаков» во время карнавала символизировала собой усиление власти хаоса, предшествующее новому творению, т.е. момент перехода границы, когда сравнительно устойчивое состояние границы, понимаемой в качестве меры при переходе к другой мере, стремилось к наименьшей устойчивости. Таким образом карнавал предстает как важный культурный феномен, маркирующий пограничную ситуацию и предстает неким воплощением границы и даже своеобразным символом границы в социокультурном пространстве.
По мере вырождения карнавально-праздничной жизни формировались другие социальные структуры (своего рода хронотопы), направленные на обеспечение «антибудней», в каждой из которых можно обнаружить черты карнавала. Этот процесс, получивший название карнавализа-ции, в особой форме проявился в современной культуре.
В целом для феномена карнавализации характерно «рассеянное», «растворенное» положение в пространстве, в отличие от «сгущенного» пространственного положения карнавала. Это связано с утратой роли подлинного праздника в современной культуре и размыванием непосредственно праздника в стихию обшей повседневной праздничности, что является следствием утраты четкой границы между праздничностью и повседневностью (будничностью), имевшей место в традиционной культуре. При этом утрачивается роль подлинного праздника и праздничности. Особенно отчетливо эта тенденция в современном обществе прослеживается в рамках массовой культуры: «праздник, густо облепленный праздничностью, им же эксклюзивно оправдываемой, стал успешным товаром и многократно всучен по самым разным поводам. Праздники не слишком удаются, в то время как праздничность заполонила повседневность. Она воплощена в развлекательной индустрии, в стилистике упаковок, в оформлении витрин, в моде, в украшении цветными лампочками зимних деревьев,
в зовущей, пестрой, незакомплексованной, взвинчено-радостной рекламе» [7, с. 156].
Происходит тотальная экспансия «праздничного» (атрибутивных свойств праздника) в мир повседневности, в результате чего праздник как форма эмоционально-символической деятельности теряет специфику своей самодостаточности в культуре. В этой ситуации сущностные характеристики праздника иногда приписываются современной культуре в целом (Ф. Мюре провозглашает её «гиперфестивной эрой», а Р. Генон характеризует как эпоху «непрерывного и зловещего карнавала»).
Такое состояние в культуре, когда праздник «дробится» и «рассеивается», превращаясь в праздничность, особым образом коррелирует с постмодернистским представлением об окружающем мире как о ризоме, лабиринте. Такой фундаментальный «смыслообраз» постмодернизма как лабиринт, ярко представленный в системе философского миропонимания Х. Борхеса («сад расходящихся тропок»), тесно связан с понятием складки. В постмодернистской философии лабиринт непрерывности трактуется не как линия, распадающаяся на точки, а как складка, находящаяся всегда «внутри» другой складки, как полость в полости. Таким образом, возникает идея о том, что материя, двигаясь по касательным, формирует бесконечно пористую и изобилующую пустотами текстуру. Облик такого мира, по мнению К. Видаль, - «каверна внутри каверны, мир, устроенный подобно пчелиному улью, с неправильными проходами, в которых процесс свертывания-завертывания уже больше не означает просто сжатия-расжатия, сокращения-расширения, а скорее деградации-развития... Складка всегда находится «между» двумя другими складками, в том месте, где касательная встречается с кривой... она не соотносится ни с какой координатой (здесь нет ни верха, ни низа, ни справа, ни слева), но всегда «между», всегда «и то, и другое» [8].
Данное описание можно соотнести с понятием фрактала. «Фракталы обычно имеют дробную размерность, т.е. как бы находятся между разными пространственными измерениями», - отмечает академик
Е.А.Файдыш [9, с. 62], подтверждая при этом гипотезу первооткрывателя фрактальных множеств Б. Мандельброта о связи фракталов с архетипами. «Одной из особенностей архетипа является невозможность его однозначного описания или определения. Сколько бы мы не пытались выразить его в виде текста, он всегда будет несоизмеримо сложнее и глубже. Именно поэтому могут быть осознаны только отдельные «тени», проекции, но никогда - он весь целиком. Как архетип невозможно задать перечислением его элементов, также и фрактал. Каждый элемент архетипа обладает не меньшей сложностью, чем целое, то же можно сказать и о фрактале.
И, наконец, самоподобие. Каждый элемент несет и информацию о целом. Этим свойством обладают как архетип, так и фрактал» [9, с. 62-63].
Таким образом, своеобразным «прообразом» феномена границы, возникающим в человеческом сознании и получающем свое воплощение в разнообразных явлениях культуры, является некий архетип, который можно обозначить как «архетип границы». Исследователь А.М. Бахтызин выделяет архетип границы в качестве «априорной структуры человеческого сознания, вокруг которой организуется внешний и внутренний опыт» и рассматривает его как «решающий фактор формирования экзистенциальных стратегий» [10]. На границе, таким образом, возникает явленность бытия, бытие как бы прорывается, проглядывает сквозь разрыв и поэтому возникает острое ощущение жизни (экзистенциализм).
Если рассматривать процесс перерождения карнавала как праздника, функционировавшего в традиционной культуре, в карнавализацию, свойственную современной культуре, то можно сделать предположение о том, что процесс подобного перерождения соответствует развитию фрактальной структуры, которая «живет» (растет и изменяется) за счет самоподобия. Определение фрактала, данное Мандельбротом, звучит так: «Фракталом называется структура, состоящая из частей, которые в каком-то смысле подобны целому» [11]. Но самоподобие здесь нельзя понимать как тождество. «Введение понятия фрактала должно бы привести к своему двойнику, антиподной категории и различенности, благодаря которой можно было бы видеть непохожесть, неподобность, отличительность фрагментов Хаоса» [12].
В целом постмодернизм при своей ризомности, плюральности, а следовательно, и поливалентности оппозиционен любому центру, организовывающему структуру. Всевозможные виды «центризмов» Ж. Деррида обобщает в понятии «логоцентризм» и, считая, что логоцентризм навязывает свою «идеологию» (собственный смысл), подавляет иные типы познания становящегося мира, предпринимает попытку «избавить» опыт мысли от господствующей модели при помощи деконструкции и децентрации. Деррида работает с бинарными оппозициями («язык - речь»; «речь - письмо»; «означаемое - означающее»; «текст - контекст» и т.д.), в которых при помощи децентрации возникает дииерархизация отношений, что в полной мере соответствует принципу карнавала, производящему деиерархизацию в бинарных оппозициях «священное - профанное», «высокое - низкое», «великое - ничтожное», «мудрое - глупое »и т. п. (М.М. Бахтин).
Синонимичным по отношению к фундаментальному для постмодернизма смыслообразу лабиринта является книга. Деррида анализируя смыслообраз книги, «говорит о «двойной науке», «двойном письме»,
«двойном сеансе» - где на одной и той же странице в два ряда в две колон -ки располагаются тексты Платона и тексты Маларме, тексты Гегеля и тексты Жане» [13], что в какой-то мере перекликается с «двойничеством» и образом шута в карнавале. Более того, Деррида доказывает, что «реальность обретает свой онтологический статус благодаря возможности структурно необходимого повторения, удвоения», смещающего «метафизическую оппозицию оригинала и копии, и копии копии в совершенно другую область». Такого рода смещение производится посредством симулякра.
По мнению Ж. Делеза, «в симулякре наличествует безумное становление, неограниченное становление. вечно иное становление, глубинное субверсивное становление» [14, с. 50], что в какой-то степени роднит феномен симулякра с феноменом карнавала, представляющего собой праздник становления. Принадлежность к хаосу и к хаотическому также является сходным моментом в понимании и трактовке карнавала и симулякра («симулякр утверждает мир блуждающих дистрибуций и коронованных анархий» [14, с. 53].
Хаотическое применительно к человеку и его сущности рассматривается К.Г. Юнгом с позиции бессознательного, коренящегося в инстинктах и являющегося, по его мнению, «двойником человека». Бессознательное, по Юнгу, представлено архетипами, которые представляют собой «всеобщие априорные схемы поведения, которые в реальной жизни наполняются конкретным содержанием» [15].Функция архетипа в том, «чтобы существенно компенсировать или скорректировать неизбежные односторонности сознания» [16, с. 98], т.е. раскрыть человеку мир в его многообразии и целостности. Эта задача, как видим, достаточно успешно может решаться при помощи карнавала (карнавализации) и симуляции. Момент «переодевания», неотъемлемо принадлежащий карнавалу, своеобразно отражается Делезом в его понимании симуляции как «маски», выражающей процесс переряжения, когда за всякой маской оказывается еще ряд масок.
Точку перехода из одного состояния в другое, сам момент переря-жения более всего отражает постмодернистское понятие «складка». Оно раскрывает процедуру становления субъекта, обретающего целостность, через семантические фигуры «удвоения», «двойника». В качестве такого субъекта в карнавале и карнавализации может выступать как человек, так и окружающий его мир: человек, обретая свою «изнаночную» ипостась и становясь шутом, а окружающий мир, обретая иной аспект своего существования - праздничный, карнавальный. В этом «переворачивании» главенствующую роль играет смех. Рассматриваемый Делезом в качестве со-
бытия он (смех) представляет собой, таким образом, некий поворотный пункт, точку сгиба (складки). Смех расценивается М.М. Бахтиным как особый модус мышления, обладающий потенцией превращения в одну из форм эстетического освоения действительности, равноценно соположен-ную с «серьезностью» и способствующую катартическому снятию «страха»; отсюда — процесс карнавализации понимается как собственно эстетический способ восстановления искомой целостности мировосприятия. Так, по мнению Ю. Кристевой, «Карнавальная структура является отпечатком такой космогонии, которая не знает ни субстанции, ни причинности, ни тождества вне связи с целым, существующим только как отношение и только через отношение» [17, с. 230].
Вся сфера социокультурного бытия человека так или иначе оказывается связанной с границей; более того, само существование человека оказывается, по сути, неким пограничным состоянием, бытием между «еще-не-бытием» и «уже-не-бытием». Подобного рода понимание и ощущение изначально детерминировало и формировало способ отношения человека с окружающим миром, где человек понимался как природное существо, а понимание жизненного пути отдельного человека было неразрывно связано с природным циклом. В связи с этим проблема границы изначально лежит в области отношений человека с окружающим миром, способа построения этих отношений, а «идея границы входит в определение бытия человека и культуры в целом» [18, с.7], поэтому сущностными чертами культуры (как и границы) можно также считать двойственность, амбивалентность, фрактальность.
Список литературы
1. Гурина М. Философия. М.: Республика, 1998. 540 с.
2. Аристотель. Физика // Собр. соч.: в 4 т. Т. 3. М.: Мысль,1981.
3. Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Кн. 1. Разд. 2. Гл. 2. Кантовская антиномия. Т. 1. М.: Мысль, 1970. 501 с.
4. Бахтин М.М. К вопросам методологии эстетики словесного творчества //Собр. соч. Т. 1. М.: Русские словари. Языки славянской культуры, 2003. 957 с.
5. Топоров В. О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988. С. 9.
6. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. 543с.
7. Чередниченко Т. Праздничность // Новый мир. 2002. № 11. С.156.
8.Складка//Философский словарь.ЦКЬ: http://www.ruart.info/?article=skladka (дата обращения 10.12.2008).
9. Файдыш Е.А. Сверхсознание. М., 1993. 143 с.
10.БахтызинА.М.Архетип границы. URL: http://www.lomonosov-
msu.ru/archive/Lomonosov_2004/Pdf/Filosof.pdf (дата обращения
25.03.2012).
11.Федер Е. Фракталы. М.: Мир,1991. 254с.
12.Тишин А.И., Эгембердиев Т.М. Фрактальность человека.и^: http://sins.xaoc.ru/articles/articles_r017.html (дата обращения 10.04.2012).
13.Керимов Т.Х. Постмодернизм // Современный философский словарь. М.; Бишкек; Екатеринбург: Одиссей, 1996. С.379.
14. Делез Ж. Платон и симулякр // Нов .лит. обозрение, 1993. №5.
С.50.
15. Степанов А.М. Толковый словарь по эзотерике, оккультизму и парапсихологии. М.: Истоки, 1997. 336 с.
16. Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. Киев; М.: Порт-Рояль -Совершенство, 1997. 384 с.
17. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, карнавал // Личность и творчество М.М. Бахтина в оценке русской и мировой гуманитарной мысли. Т.1. СПб.: РХГИ, 2001. 552 с.
18. Куликова Т.В. Философия границы: феноменологический и эпистемологический подходы: автореф. дис.... д-ра филос. наук. Н. Новгород, 2011. 44с.
M.A. Zagibalova
DISCONTINUITY PHENOMENO BEING A BASES FOR THE SOCIOCULTURAL SPHERE FORMATION
This article is devoted to conceptualization of the discontinuity phenomenon being a bases for the sociocultural sphere formation. In terms of the analysis of the various sociocultural phenomena the common intrinsic features of discontinuity and culture (a duality, ambivalence, fractality) are allocated.
Key words: culture, border, holiday, carnival, postmodernism, an archetype, a fractal.
Получено 16.05. 2012
