CC BY
70
УДК 81’367.625.43 О. В. Колочкова
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2011. Вып. 1
ГРАММАТИЧЕСКАЯ НЕОДНОРОДНОСТЬ АДЪЕКТИВИРОВАННЫХ ПРИЧАСТИЙ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Собственно научное изучение процесса перехода слова из одной части речи в другую, в частности перехода причастия в имя прилагательное, начинается с XIX в. (см. труды Н. И. Греча, А. Х. Востокова и других лингвистов того времени), однако до сих пор в оценке данного свойства можно обнаружить серьезные расхождения языковедов. Налицо и тот факт, что многообразие и неоднородность явлений, имеющих отношение к смене словом своего частеречного статуса, способствовали образованию разноречивой терминологии вокруг этой способности.
1) Переход / переходность / транспозиция частей речи. Стоит отметить, что некоторые ученые отождествляют эти понятия (А. С. Пешковский) [1, с. 386], другие выделяют здесь гиперо-гипонимические отношения: А. С. Бедняков — «переходность» как способность к переходу и сам процесс «перехода» [2, с. 29]; Л. В. Бортэ — «транспозицию» как начальную стадию «переходности» [3, с. 54]. Третьи (А. Я. Баудер) дифференцируют данные понятия как способность языковых единиц к структурному и семантическому преобразованию («переходность») и сам процесс преобразования дифференциальных признаков языковой единицы одного класса и приобретение этой единицей дифференциальных признаков другого класса (собственно «переход») [4, с. 15].
2) Трансформация (В. Г. Мигирин). Автор термина пишет о том, что трансформация на уровне частей речи разложима на элементарные процессы, представляющие собой:
а) «эллипсис» (утрата морфологического признака); Ь) «интерпозицию» (введение в комплекс дифференциальных признаков части речи нового морфологического признака); ^ «субституцию» (замена одного из признаков другим) [5, с. 18].
3) Конверсия (А. И. Смирницкий) — «переход» слова из одной части речи в другую, причем в качестве словообразовательного средства выступает морфологическая парадигма [6, с. 42].
4) Лексико-грамматическая субституция (М. Ф. Лукин) — образование словоформами тех или иных частей речи своих вторичных форм и более или менее регулярное использование в качестве субститутов заместителей потенциальных словоформ других частей речи: «При субституции неизбежно приходится иметь дело со словами-двойниками» [7, с. 79]. Из данного определения субституции, однако, видно, что между ним и традиционным пониманием процесса перехода нет принципиальной разницы (ср. с точкой зрения А. С. Беднякова). Иными словами, спор здесь ведется главным образом на терминологическом уровне, а не касается сущности исследуемого нами процесса.
Таким образом, нетрудно обнаружить, что взгляды языковедов на взаимосвязь и разграничение транспозиции и словообразования неоднозначны, однако нам наиболее четко аргументированной, недвусмысленной и логичной представляется точка зрения В. М. Маркова, отстаивающего корреляцию морфемного и безморфемного способов словообразования в языке: «Семантическое словообразование, как известно, осуществляется путем включения слова в иной лексический разряд, в результате чего образуются омонимы» [8, с. 15]. Иначе говоря, начиная с того момента, когда произошло переосмысление, перед нами возникает отдельное слово, несмотря на то что связи со словом-про© О. В. Колочкова, 2011
изводителем могут быть очень тесными: «...пока любое вновь образованное слово не отстоялось в своей изолированности, пока оно не испытало того, что принято называть деэтимологизацией, оно находится в очевидной семантической связи со словом-основой, будучи при этом отдельным, самостоятельным словом» [8, с. 17].
Каков же механизм «отпочкования» производного слова? Количественное накопление ассоциаций — качественный «скачок». Но прежде чем это произойдет, слово, образованное семантически, должно пережить, по словам профессора В. М. Маркова, «стадию окказиональности», после которой последует постановка его в иной лексический разряд. В языке «стадия окказиональности» обнаруживается не только на уровне лексического значения, но и на грамматическом уровне, рождая возможность для появления так называемых промежуточных, контаминированных образований с точки зрения их грамматического (частеречного) статуса. В данной статье нами и будут рассмотрены такие «двусмысленные» ситуации на примере образования от причастий имен прилагательных.
Обратим внимание на первый тип таких образований: «знающий человек», «волнующее зрелище», «окоченевшие ноги», «засохшее растение», «уважаемый человек», «читаемая литература», «накрахмаленная одежда», «упрощенный вариант» и т. п. С точки зрения грамматической семантики данных языковых единиц стоит отметить, что каждая из них уже не является причастием в чистом виде, однако и значение статичного качества, свойственное «чистому» имени прилагательному, они приобрели еще не в полной мере. Известно, что на элементарном уровне (в дидактических целях, например) причастие и прилагательное предлагают различать следующим образом: если имеется возможность адекватно заменить слово придаточным предложением, то перед нами — причастие, а если заменяющим элементом является прилагательное, то прилагательное. При этом, однако, вовсе не говорится о том, как квалифицировать единицу с точки зрения ее грамматического статуса, когда возможна одновременная замена и тем, и другим: «знающий человек» = «умный», «волнующее зрелище» = «необыкновенное», «окоченевшие ноги» = «холодные», «засохшее растение» = «мертвое», «уважаемый человек» = «солидный/почтенный», «читаемая литература» = «популярная», «накрахмаленная одежда» = «свежая», «упрощенный вариант» = «простой».
С точки зрения семантики возможность такой двоякой замены означает, что перед нами форма, значение времени и залоговая корреляция в которой стерлись ровно настолько, насколько развилось значение качества, поэтому, как бы мы ее ни расценивали, любое толкование в рамках системы языка будет совершенно правильным. Однако, на наш взгляд, было бы логичнее относить подобные образования к причастиям, т. к. значение признака присутствует и у причастий, и у прилагательных, а вот корреляция с семантикой аоИотэ — только у причастия; к тому же, вместо этих форм в предложении может выступать глагол (трансформация словосочетания с причастием в придаточное определительное), чего не может быть, если речь идет о классическом прилагательном.
Непосредственно к «срединным» единицам, описанным выше, примыкают промежуточные образования терминологического характера: «отравляющие вещества», «пишущая машинка», «вычитаемое число», «газированная вода» и др. — термины, состоящие из двух компонентов (определяющего и определяемого), где у определяющего компонента значения вида, времени и залога (хотя в ряде случаев противопоставление в терминологии «действительных» и «страдательных» форм сохраняется, например: «ведущий самолет» — «ведомый самолет», «определяющий член» — «определяемый член» и т. п., что говорит о терминологическом характере обеих коррелирующих форм) уже утратились (мы не можем сказать ни *«отравлявшие вещества», ни *«отравившие»,
ни *«отравленные», так как при подобных изменениях теряется качественное терминологическое значение свойства предмета, обозначенного определяемым словом), но возможность замены присубстантивно-определительным придаточным все еще сохраняется: «отравляющие вещества» = «вещества, которые отравляют»; «пишущая машинка» = «машинка, которая пишет»; «вычитаемое число» = «число, которое вычитают»; «газированная вода» = «вода, которую газировали».
В то же время (в отличие от собственно «срединных» единиц) в подавляющем большинстве случаев мы оказываемся не в состоянии заменить данные образования синонимичными прилагательными из-за особенностей производящего глагола, от которого образована «первичная» причастная форма и с которым поддерживается связь, а именно его: а) семантики — значения конкретного физического действия; Ь) переходности — указания на отсутствующий в словосочетании прямой объект, который, однако, существует как в грамматическом значении глагольной основы, так и в реальной действительности.
Для удобства дальнейшего исследования разделим все «срединные» и терминологические единицы на 4 группы (по типу исходных, «неадъективированных», причастий) и проанализируем каждую из них в отдельности: единицы, образованные 1) от действительных причастий настоящего времени; 2) от действительных причастий прошедшего времени; 3) от страдательных причастий настоящего времени; 4) от страдательных причастий прошедшего времени.
Группа № 1. Обратим внимание на тот факт, что единицы, относящиеся к этой группе, значительно преобладают в количественном отношении («вьющиеся волосы», «увлекающийся человек», «искрящийся взгляд», «волнующее зрелище», «знающий человек», «освежающий напиток», «отравляющие вещества», «красящие вещества», «мыслящее существо», «пишущая машинка», «говорящая кукла», «поясняющие слова» и т. п.). На наш взгляд, особую продуктивность данных единиц можно объяснить наличием у них следующих характеристик:
a) «...временное значение этой формы по существу отрицательное, легко может восприниматься как отсутствие указания на время (курсив наш. — О. К.)» [9, с. 60]; иными словами, свойственное действительным причастиям настоящего времени грамматическое значение одновременности (по отношению к основному действию), лишенное, по сути, прикрепленности к определенному времени («расширенное настоящее»), являясь немаркированным членом временной оппозиции, легко превращается во вневре-менность имени прилагательного;
b) несовершенный вид исходного глагола как немаркированный член видовой оппозиции: «будучи “естественным”, несовершенное значение. не является подчеркнутым» [9, с. 76];
c) переходность производящего причастие глагола (а подавляющее большинство гибридных единиц подобного рода «отпочковались» от причастий, образованных от основ переходных глаголов) не позволяет позднейшим образованиям совершенно потерять с ним связь, одновременно обогащая их семантику.
Группа № 2. По мнению академика В. В. Виноградова, «.причастия на -ший и особенно на -вший, сохраняющие семантико-грамматическую соотносительность с деепричастиями на -вши, в которых формы времени выражены довольно ярко (потому, что с суффиксом -вш- связывается представление о принадлежности данной группы причастий к живым для современного русского литературного языка продуктивным глагольным основам. — О. К.), редко переходят в качественные прилагательные. В отдельных случаях качественные значения образуются лишь у причастий на -ший (суффикс -ш- связан с весьма узким кругом непродуктивных глагольных основ, и в причастиях с данным суффиксом
соотносительность с формами деепричастий все более и более утрачивается, т. к. деепричастия на -ши вытесняются формами на -я типа унесши ^ унеся. — О. К.)» [10, с. 352]. Данный тезис подтверждается и языковым материалом: нам не удалось найти контаминированные единицы, образованные от действительных причастий прошедшего времени, а «срединные» единицы такого рода нашлись лишь от неадъективированных причастий, произошедших от непереходных глаголов совершенного вида («растрескавшаяся земля», «умершее животное», «загоревшие тела», «окоченевшие ноги», «пересохшие губы» и др.).
Группа № 3. Образования на -мый являют собой сложную, неоднородную грамматическую массу образований различного характера. Однако ни у кого из исследователей не вызывает сомнения тот факт, что наличие при страдательных причастиях настоящего времени существительных в творительном падеже со значением производителя или орудия действия исключает возможность образования от них семантических дериватов с адъективным значением. В этом случае идея субъекта действия как бы дублируется: она не только выражается эксплицитно, но уже присутствует в самой форме имплицитно (грамматическое значение страдательного залога).
На наш взгляд, гораздо более значимым в процессе адъективации образований на -мый является значение основы исходного глагола. В причастиях, образованных от глаголов, обозначающих свойство предмета, не так существенна разница между активным и пассивным действием, как в причастиях от основы глагола со значением конкретного действия (ср.: «любить» — «любящий человек», «любимый человек»; «уважать» — «уважающий ученик», «уважаемый учитель» и «выстраивать» — «выстраивающий (субъект действия)», «выстраиваемый дом (объект действия)»), поэтому очевидно, что промежуточными образованиями на -мый являются только формы со значением отвлеченного действия в своей основе.
Группа № 4. В данной группе «срединных» контаминированных единиц наличествуют лишь дериваты от неадъективированных, характерных для русского языка причастий, образованных от глаголов совершенного вида: «Больше всего склонны к окачествлению страдательные причастия с основами совершенного вида. Этому окачествлению содействует то обстоятельство, что значение времени в причастиях страдательного залога почти вовсе стерлось» [10, с. 353]. И далее: «Причастия на -нный и -тый от основ совершенного вида в современном русском языке глубоко внедряются в грамматическую систему прилагательных. Многие из них ослабляют и даже вовсе утрачивают связь с глаголом» [10, с. 353].
Иными словами, данные образования стремятся к постепенному избавлению от процессуальности, чему способствует:
a) страдательный залог, который отрывает причастную форму от глагола, поскольку в самом глаголе его проявление не охватывает всю систему;
b) ярко выраженное значение результативности на уровне грамматической семантики;
c) такие чисто формальные атрибуты, как специфические суффиксы, омонимичные для форм причастия и имени прилагательного (в отличие, например, от действительных причастий настоящего времени, явным индикатором которых являются суффиксы -ущ-(-ющ-)/-ащ-(-ящ-)): «Двойственность значений суффиксов -нный/-тый ускоряет этот процесс превращения причастия в прилагательное» [10, с. 353].
Таким образом, в ходе нашего исследования мы пришли к следующим выводам.
Проблема перехода слова из одной части речи в другую (в частности адъективация причастий) была осознана еще в XIX в., однако и в XXI в. данное языковое явление вызывает исследовательский интерес, поскольку помимо собственно причастий, а также имен прилагательных, представляющих собой конечный результат адъективации, на совре-
менном этапе развития язык фиксирует такие формы, которые свидетельствуют о том, что процесс адъективации некоторых причастных форм еще не завершен: накапливаются контексты (семантико-грамматические ассоциации), однако «качественного скачка» еще не произошло.
В данной статье нами были проанализированы два типа таких «промежуточных» адъективированных образований:
a) так называемые «срединные единицы», значение времени и залоговая корреляция у которых стерлись ровно настолько, насколько развилось значение статичного качества («знающий человек», «окоченевшие ноги», «уважаемый человек», «упрощенный вариант»);
b) образования терминологического характера, у которых значения вида, времени и залога уже утратились, но возможность замены присубстантивно-определительным придаточным все еще сохраняется, при этом возможность замещения синонимичным прилагательным (из-за семантики и переходности производящего глагола, от которого образована «первичная» причастная форма) отсутствует («отравляющие вещества», «вычитаемое число», «газированная вода»).
Особое внимание необходимо обратить на тот факт, что сочетаемость у всех данных форм достаточно ограничена: в основном, определяемое слово можно заменить только одним из гипонимов (например: «знающий человек/мужчина/мальчик», т. е. какое-то одушевленное лицо; «газированная вода» — сочетаемость формы «газированная» такова, что в качестве определяемого слова при ней, как правило, употребляется какой-то из напитков, и т. п.). Это свидетельствует прежде всего о том, что толчок к отпочкованию подобных контаминированных образований возникает в тех случаях, когда носители языка начинают воспринимать такие выражения как устойчивые.
Процессы семантического словообразования являются живыми и активными, что позволяет объяснить если не всю массу существующих «исключений», то, по крайней мере, большую их часть. И, безусловно, по мере развития ключевых постулатов безмор-фемной деривации многие спорные вопросы в скором времени будут решены.
Литература
1. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956. 611 с.
2. Бедняков А. С. Переход причастий в прилагательные // Русский язык в школе. 1947. № 2. С. 16-23.
3. Кочерга-Бортэ Л. В. Глубина взаимодействия частей речи в современном русском языке / под ред. канд. филол. наук Н. И. Мигириной. Кишинев, 1977. 108 с.
4. Баудер А. Я. Явления переходности в грамматическом строе современного русского языка и смежные явления // Материалы по русско-славянскому языкознанию: сб. ст. / отв. ред. проф. В. И. Собинникова. Воронеж, 1967. С. 13-19.
5. Мигирин В. Н. Очерки по теории процессов переходности в русском языке: учеб. пособие. Бельцы, 1971. 199 с.
6. Смирницкий А. И. Аналитические формы // Вопросы языкознания. 1956. № 2. С. 41-52.
7. Лукин М. Ф. Переход частей речи или их субституция? // Филологические науки: НДВШ. 1982. № 2. С. 78-80.
8. Марков В. М. О семантическом способе словообразования в русском языке. Ижевск, 1981. 29 с.
9. Калакуцкая Л. П. Адъективация причастий в современном русском литературном языке. М., 1971. 227 с.
10. Виноградов В. В. Русский язык (Грамматическое учение о слове): учеб. пособие / отв. ред. Г. А. Золотова. М., 1986. 351 с.
Статья поступила в редакцию 20 ноября 2010 г.
