CC BY
4
Научная статья
УДК 821.111 Р^!
Р01 10.52070/2542-2197_2022_11_866_149
Готический контекст в творчестве Р. Д. Харриса: рецепция мотивов тайны и пространственной изоляции в сюжетной организации постмодернистского романа («Помпеи», «Очищение»)
Е. Б. Щемелева
Московский педагогический государственный университет, Москва, Россия schemeleva2018@mail.ru
Аннотация.
Ключевые слова:
В статье рассматривается проблема рецепции готического наследия западноевропейской литературы XVIII века в творчестве современного британского автора Р. Д. Харриса. В результате анализа были выявлены специфические особенности мотивов тайны и пространственной изоляции, унаследованных автором от классиков жанра, определена их доминантная роль в сюжетной организации текста, вызванная интеллектуальными потребностями эпохи постмодерна, определяющей героя как дезориентированную, преисполненную скептицизма личность.
Роберт Харрис, постмодернизм, исторический роман, готическая традиция, рецепция, мотив, тайна, пространственная изоляция
Для цитирования: Щемелева Е. Б. Готический контекст в творчестве Р. Д. Харриса: рецепция мотивов тайны и пространственной изоляции в сюжетной организации постмодернистского романа («Помпеи», «Очищение») // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2022. Вып. 11 (866). С. 149-156. DOI 10.52070/2542-2197_2022_11_866_149
Original article
The Gothic Context in the Work of R. D. Harris: Reception of the Motives of Mystery and Spatial Isolation in the Plot Organization of the Postmodern Novel ("Pompeii", "Lustrum")
Elena B. Schemeleva
Moscow Pedagogical State University, Moscow, Russia schemeleva2018@mail.ru
Abstract.
Keywords:
For citation:
The article deals with the problem of reception of the Gothic heritage of the Western European literature of the 18th century in the work of the modern British author R. D. Harris. As a result of the analysis, some specific features of the motives of mystery and spatial isolation inherited by the author from the classics of the genre were revealed, their dominant role in the plot organization of the text was determined, caused by the intellectual needs of the postmodern era, which defines the hero as a disoriented, skeptical personality.
Robert Harris, postmodernism, historical novel, Gothic tradition, reception, motive, mystery, spatial isolation
Schemeleva, E. B. (2022). The Gothic context in the work of R. D. Harris: reception of the motives of mystery and spatial isolation in the plot organization of the postmodern novel ("Pompeii", "Lustrum"). Vestnik of Moscow State Linguistic University. Humanities. 11(866), 149-156. 10.52070/2542-2197_2022_11_866_149
введение
Современная литература, выстраивая отношения с потенциальным читателем, использует комплекс готических архетипических мотивов, со временем претерпевших множество интерпретаций. В связи с тем, что понятие «мотив» является объектом исследования в данной статье, представляется целесообразным обратиться к толковательному аспекту данного структурно-семантического компонента, выступающего конструктом художественного текста. Впервые понятие «мотив» с последующей трактовкой, определяющей его сюже-тообразующую функцию, вытекающую из формулы, «отвечавшей на первых порах общественности на вопросы, которые природа ставила человеку, либо закреплявшей особо яркие, казавшиеся важными или повторявшиеся впечатления действительности», прозвучало в труде А. Н. Веселовского [Весе-ловский, 1940, с. 494]. Б. Н. Путилов, приписывая мотиву программирующую сюжетное действие функцию, утверждает, что «семантическая нагрузка типового эпического мотива не исчерпывается его непосредственным содержанием», «в типовых ситуациях и эпизодах содержится как бы в скрытом виде определенный знаковый смысл, отнюдь не покрываемый прямым текстовым выражением», и воздействующий «на самый характер повествования» [Путилов, 1975, с. 147]. Б. М. Гаспаров вводит понятие лейтмотивного построения изложения художественного материала, указывая, что в роли мотива может выступать любое «смысловое пятно», и «единственное, что определяет мотив», по мнению исследователя, - «это его репродукция в тексте» [Гаспаров, 1993, с. 30]. Литературоведческие интерпретации И. В. Силантьева, характеризующего мотив как «эстетически значимую повествовательную единицу», «интертекстуальную в своем функционировании», представляются прежде всего перспективными в контексте научных исследований, построенных на сравнительно-сопоставительном анализе разножанровых произведений [Силантьев, 2004]. Обзор сюжетных инвариантов готического романа позволяет выявить обширный, устойчивый комплекс мотивов, таких как мотив таинственного и мистического, мотив заключения героя в замкнутое пространство, в который вплетаются мотивы похищения, бегства и преследования, мотив одержимости, страсти, роковой неизбежности и т. д. Цель настоящего исследования состоит в выявлении доминирующих архетипических мотивов, присущих классической готической литературе, в частности, в творчестве Х. Уолпола, А. Радклиф, М. Г Льюиса, У. Бекфорда, Ч. Р. Метью-рина, У. Коллинза, М. Шелли, и их интерпретации в исторических романах Р. Д. Харриса, относящихся
к античному циклу, - «Помпеи» («Pompeii», 2003) и «Очищение» («Lustrum», 2009) с последующим определением функции мотивов в сюжетной организации текста. Поскольку материалом для исследования служат исторические романы Харриса, то неизбежно возникает проблема взаимодействия готической литературы с исторической прозой. Данный вопрос подробно освещен в работах по литературоведению, посвященных в основном конкретным англоязычным авторам, пишущим в жанре исторического романа. На этот факт указывает В. Я. Малкина в своем диссертационном труде «Поэтика исторического романа: проблема инварианта и типология жанра; на материале русской литературы XIX - начала XX века» в параграфе «Готическая традиция в историческом романе», ссылаясь на таких исследователей, как В. Фрай, Р. Хартланд, E. A. Бэйкер, Ф. де Ла-Барт, В. Л. Кросс, E. Беркхед, K. Меротра, A. Киллен, A. Уитен, Д. Варма, П. Франкл, Б. Г. Реизов, А. А. Елистратова, обращавшихся прежде всего к творчеству Вальтера Скотта и Виктора Гюго и усматривающих прямое происхождение исторического романа из готического, уделяющих внимание текстуальным совпадениям и заимствованиям из литературы страшного жанра [Малкина, 2001]. Эдит Биркхед, рассуждая о преломлении готических мотивов в исторической прозе, цитирует «оправдательные» рассуждения самого Скотта в ответ на обвинения Роберта Майкла Баллантайна «в подражании миссис Радклиф», признающего подражательный характер своих рассказов, в которых исторический фон романов миссис Радклиф, туманный и мистический, становится в романах Скотта захватывающим и существенным [Birkhead, 1921]. Сам В. Скотт утверждает, что цель автора, черпающего «мистицизим из мира реальных вещей», в данном случае состоит не в том, чтобы возбудить страх от сверхъестественных явлений в своем читателе, а в том, чтобы показать влияние такого страха на историческую личность, раскрывая истинную сущность героя в экстремальной ситуации, вскрывая психологический подтекст романа, в результате чего перед читающим предстают совершенно различные типажи героев: один человек - здравомыслящий и твердый, другой человек - терзаемый угрызениями совести, третий -невежда, никчемный паяц, третий - образованный и достойный, но суеверный богослов [там же].
мотив таинственного
Жанровый канон готического романа включает в себя как один из ведущих признаков - элемент тайны, содержащей нераскрытые преступления, таинственные происхождения героев, чье-то
странное исчезновение и т. п. В. А. Луков указывал на тот факт, что предромантики используют тайну «для утверждения важной для них философской идеи: мир непознаваем, судьба человека непредсказуема, в нее всегда могут вмешаться некие внешние силы, добрые или злые, рациональные или - чаще - иррациональные» [Луков, 2008, с. 240]. Представители англоязычной готической традиции, стоящие у истоков эксперимента, связывали мотив тайны с загадочным происхождением героев, куда впоследствии вплетались родовые проклятья, инцесты, неминуемое возмездие за грехи семьи и свои собственные (Х. Уолпол «Замок Отранто» («The Castle of Otranto», 1764), М. Г. Льюис «Монах» («The MonK», 1796), А. Радклиф «Удольфские тайны» («The Mysteries of Udolpho», 1794 и др.) Готическим лейтмотивом в детективе Харриса «Помпеи», продолжающего традицию «школы катастроф» английского исторического романа Э. Бульвер-Литтона, является мотив тайны, репрезентированный в соответствии с идейно-художественным замыслом романа: тайное исчезновение бывшего аквария Экзомния, ставшее сюжетной завязкой романа, а позднее и надсмотрщика Коракса и последующие поиски предшественника новоиспеченным служителем акведука, сравнимы, по выражению Аттилия, «с погоней за призраком»1 (Харрис, Помпеи). В романе четко очерченная детективная линия, сопряженная с аналитическими суждениями в процессе поиска человека, предположительно подозреваемого в «грязных» махинациях, снижает читательскую восприимчивость к принятию сверхъестественного.
Что ж, хотя бы одна вещь прояснилась. Что бы ни случилось с Экзомнием, он не планировал исчезать. Он явно был скуп и никогда бы не стал платить за комнату, в которой не собирался жить (Харрис, Помпеи).
Размышляет Аттилий Прим, подозревая, «что за ним могут следить, и время от времени оглядывался». В финальных главах романа, связанных с сюжетной линией Экзомния, исчерпывающего объяснения его таинственному исчезновению, имеющему вполне реальную подоплеку, читатель так и не получает. Сопровождая суждения аквария соответствующими репликами, придающими заключениям оттенок вероятности, автор ставит под сомнение окончательное раскрытие тайны:
Очевидно, он уже не вернется. По правде говоря, никто ничего не знает (Харрис, Помпеи).
1 Зд. и далее перевод романа «Помпеи». - О. М. Степашкиной.
Разгадывание обстоятельств исчезновения человека, спрятавшего на дне резервуара четверть миллиона сестерциев, напоминает квест, где «театральность повествования связана с метафориза-цией мира как иллюзии, фикции, что соответствует пониманию автора как режиссера-манипулятора» [Тан Ши, 2019, с. 401], в конкретном случае вовлекающего читателя в качестве участника каждый раз совершать вместе с Аттилием восхождение на новый уровень игры:
Ему представилась та странная цепочка событий и совпадений, что привела его сюда именно в этот момент (Харрис, Помпеи).
Финальная сцена романа - момент спасения Аттилия и его возлюбленной, оказавшихся зажатыми между двух огней - пламенем факелов вооруженных людей Амплиата, отца Корелии, и пламенем Везувия (мотив бегства и преследования также является одним из готических лейтмотивов), - демонстрация прохождения последнего уровня «квеста-головоломки», когда игрок должен вывести героя из помещения, пользуясь различными предметами (в готическом романе, как правило, таким «предметом» выступают различные знамения): акварий, переводя взгляд с одного врага на другого:
заметил слабое свечение на вершине горы... И в этот отчаянный момент на него снизошло озарение <...> Быть может, это и есть его судьба (там же).
Ю. В. Локшина отмечает, что «тайна в неоготическом романе - это всегда элемент игры с читательскими ожиданиями, без которой не существует постмодернистский текст» [Локшина, 2015, с. 133], в котором «читатель невольно воспринимает происходящее через призму сознания рассказчика, попадая в расставленные ему ловушки и следуя за ложными поворотами» [там же, с. 134]. Исследователь приводит историю Элизабет из романа Мер-док «Время ангелов» («The Time of the Angels», 1966), чей «образ - невинной девушки, живущей в мире фантазий - в финале оказывается фальшивой уловкой» [там же, с. 133]. В романе Харриса «Очищение» мотив тайны выступает элементом, моделирующим сюжетную линию, связанную с образом Цицерона: метафора жизненного пути, отсылающая к образу оратора, раскрывается посредством категории таинственного, символизирующего неясность, неопределенность предстоящих испытаний для героя, завершающихся непредсказуемой развязкой. Роман начинается с событий, предшествующих инаугурации провозглашенного
консулом Римской империи Марка Туллия Цицерона: недалеко от стоянки Республиканского военного флота было выловлено распотрошенное, мертвое тело двенадцатилетнего мальчика с перерезанным горлом, со следами золотой краски на лице и с красной ленточкой, завязанной в волосах, с признаками, указывающими на ритуальное жертвоприношение.
Однако в этом трупе было нечто столь гротесковое и потому угрожающее спокойствию граждан, что магистрат Октавий, отвечающий за поддержание порядка в городе, послал за Цицероном и попросил того немедленно прибыть на место происшествия1 (Харрис, Очищение).
Метафоризация обезображенного трупа придает событию театральную постановочность, одновременно усиливая провидческий характер таинственного ритуала - предвестника кардинальных перемен в Древнем Риме: от движения Октавия, взявшего голову ребенка в руку и повернувшего его шею:
...рана на шее бесстыдно открылась и закрылась, как будто это был второй рот, который пытался нас о чем-то предупредить (там же).
«Таинственное» на протяжении всего повествования романа проявляется то в зловещих предзнаменованиях накануне консульства, то сопровождается криками толпы о том, что этот город проклят и консульство проклято, то сменяющими друг друга знамениями в виде тревожного крика птицы и огненных небесных вспышек. Наряду с этим, в художественную ткань постмодернистского романа контрастным фоном вплетены сцены с профессиональными плакальщиками, представлявшимися довольно забавной процессией, провожающей громкими стенаниями в последний путь безвестного мальчика в надежде на хорошие чаевые, в комбинации с оживленными диалогами сильных мира сего, содержащими элементы пародийности и черного юмора. Таким образом, в «Очищении» мотив таинственного, за которым скрывается политический заговор против Цицерона во главе с Цезарем, становится структурным элементом, средством стилизации игры политических элит, маркером социальных настроений в Древнем Риме и, наконец, выступает средством создания психологического портрета героя, а готический компонент, в свою очередь, оставаясь привлекательным для современного читателя,
1 Здесь и далее перевод романа «Очищение». - А. М. Петухова.
формирует при этом особое восприятие прошлого, предоставляя возможность пересмотреть античное наследие в соответствии с современными реалиями, раскрывая при этом авторский замысел.
мотив заключения и пространственной изоляции
Одним из доминантных готических мотивов в творчестве Харриса также является мотив заключения и последующей за ним изоляции героя, локализующийся в неоготической литературе особым образом: субъект, вынужденный по стечению непреодолимых обстоятельств пребывать в замкнутом как реальном, так и метафизическом пространстве, приобретает знаковый для героя постмодернистской литературы статус, связанный с утратой личностной идентичности. «Хронотоп замка», переработанный в новоанглийской готике «в хронотоп нехорошего дома при сохранении изначального мотивного комплекса» [Васильева, 2020, с. 91], сохраняет специфику пространственных топосов, используемых авторами произведений, продолжающими традиции готического романа. В более поздних произведениях, относящихся к готической традиции, заточение и попытка выбраться из замкнутого пространства, ловушки времени, становится для героя романа, сюжетное разрешение которого наполняется иным смыслом, определенной формой преодоления кризисных состояний, приобретения духовно-нравственного опыта (Д. Фа-улз «Коллекционер» («The Collector», 1963), Дафна Дюморье «Птицы» («The Birds», 1952), Стивен Кинг «Зеленая миля» («The Green Mile», 1996),«Мизе-ри» («Misery», 1987) и т. п. Сюжетный архетип, основанный на том, что главный герой - заложник обстоятельств, попадает в замкнутое пространство, становится художественным конструктом и для «Помпей». Необходимо отметить, что у Харри-са место изоляции не всегда обладает основным свойством «нехорошего дома», в котором герой классического готического романа удерживается насильственным образом: двери дома, комнаты, внешнее покрытие подвала и туннеля представляют собой открытую, не ограничивающую свободу структуру, предоставляющую возможность в любой момент покинуть его. Автор таким образом снижает функциональную значимость, ограничивает сферы влияния готического злодея, в роли которого в «Помпеях» выступают надсмотрщик Коракс, Луций Попидий Секунд, являющийся потенциальным женихом Корелии, и, конечно, Амплиат, рабовладелец с темным прошлым. Подобная открытость пространства символична в постмодернистском романе: автор несколько раз меняет дислокацию
Аттилия, «помещая» его то в тесную комнату предшественника, то в заполненный водой туннель, то в дом Попидия, создавая ощущение постоянного движения героя, находящегося «на грани», подчеркивая его деятельное начало, снабжая искания внутренними монологами-размышлениями философского характера. Переживший утрату (при родах погибает его жена) Аттилий, вынужденный покинуть родной город и отправиться в Мизены, -жертва череды обстоятельств: пропажи его предшественника Экзомния, сильной засухи и того, что половина сенаторов отправилась в свои виллы на берегу Неаполитанского залива. Описывая пребывание аквария «по официальному делу, связанному с починкой императорского акведука», в доме Попидия, романного антипода Аттилия, автор прибегает к художественно-стилистической атрибутике, воссоздающей классическую модель готического места заключения героя.
Двустворчатая, обитая гвоздями, подвешенная на бронзовые петли [дверь] <...> за ним тут же захлопнулась <...> уличный шум стих... (Харрис, Помпеи).
Дом словно поймал героя в ловушку, захлопнув замок. Такие синтаксические конструкции, как слабая освещенность в калладариуме (единственным источником света были два факела, укрепленные на стене), раскаленные угли жаровни, от которой исходил пар (автор использует игру в ассоциации, в данном случае подразумевая выражение «жарко, как в преисподней», «адская жара», придавая месту статус мистического), фантомность образа готического злодея Попидия (призрачная фигура, окруженная клубами пара) поддерживают в предлагаемом фрагменте готическую атмос-ферность «нехорошего дома». За его закрытыми дверями шагнувший в узкий коридор (признак сужающегося пространства для героя готического романа) Аттилий становится свидетелем «театрализованного» действа с участием городских чиновников, организованного по случаю Вулканалии:
...здесь пахло деньгами - давними, привычными, дающими возможность купить покой и уединение даже посреди шумного города (там же).
Соблазны архитектурного великолепия в сочетании с духовной ограниченностью присутствующих побуждают героя задуматься о проблемах высшего порядка, определении структуры властвования в Древнем Риме: проходя сквозь таблиниум, мимо погребальных масок клана По-пидия, он наблюдает «изображения мертвых», соединенных между собою красными лентами,
«показывающими, кто с кем состоит в родстве», отмечая при этом, что «паутина власти тянется через поколения». В завершении фрагмента Харрис приводит экспрессивную речь Корелии, обращенную к акварию и побуждающую душевно сломленного героя к активному диалогу:
Не позволяй, чтобы он поймал тебя в ловушку, как
поймал всех нас! (там же)
Примечательно, что героиня романа - это своеобразное переосмысление мифологического образа Ариадны из мифа о Тесее, и прямым указанием на это служит высказывание самого Аттилия, ставшего впоследствии возлюбленным Корелии и сравнившего себя с «Тезеем в лабиринте», спасенным благодаря нити Ариадны. Так, аллюзия на древнегреческую героиню в «Помпеях» способствует созданию определенной установки на соответствующие действия Корелии по отношению к акварию, активизирует в нем скрытые возможности, помогающие, в свою очередь, в принятии верного решения.
Необходимо отметить, что замкнутое готическое пространство для аквария в романе то сужается (признак безвыходности положения), когда он попадает в тесное жилище своего предшественника в Мизенах со спертым воздухом, с запахами несвежего постельного белья, кожи, испортившейся еды или в подземный резервуар после внезапно обрушившегося мощного завала, ставший для героя местом заточения, где он брел, словно немощный старик, чувствуя себя в двойном плену - под гнетом земли, окружающей его со всех сторон, и под давлением воды, текущей ему навстречу, то вновь расширяется (открываются новые возможности для решения проблемы). Иногда топос - место заключения, представляет собой метафизическую модель пространства, замкнутость которого создается автором условно, посредством передачи особенностей психофизического состояния героя. Так, лежа без сна на узкой кровати, пребывая «в панике нахлынувшего кризиса», Аттилий размышлял о том, что у него нет выбора.
Образ Корелии, классической жертвы готического злодея, также является средством реализации мотива заключения, связанного с ограничением свободы и нахождением в реальном замкнутом пространстве - вилле отца, Амплиата, богатого рабовладельца и жестокого тирана, ожидавшего от нее лишь безоговорочного повиновения, в доме, где любое нарушение запретов приводит к наказанию - пребыванию в закрытой на ключ комнате. Примечательно, что первым британским автором, при формировании сюжетной линии обратившимся к теме судьбы разлученной со своим
возлюбленным юной девушки, оказавшейся в ловушке готического злодея, стала А. Радклиф. В контексте анализа одного из самых распространенных готических мотивов - мотива заключения и изоляции героя (на примере Корелии), Харрис предлагает читателю свою интерпретацию семантики «нехорошего дома»: уголок на Вилле Гортензия, служит для Корелии как местом заточения и отгороженности от внешнего мира, так и «тайным убежищем», обладающим особым свойством:
...стены и колонны подхватывают голоса и направляют их вверх, так что даже шепот, едва слышимый там, внизу, здесь, на балконе, звучал ясно и отчетливо, словно речи, которые произносили ораторы на площади в день выборов (там же).
Харрис, выводя в романе поместье Гортензия как самостоятельный персонаж, одушевленное лицо, вносит коррективы в семантику мотива пространственной изоляции: расположенный на морском побережье, на окраине Мизен, под лучами палящего солнца, дом, помимо негативной коннотации, обусловленной характерной функцией места изоляции в готическом романе, наделен способностью «влиять», «сострадать», «предупреждать», выступая модулятором сознания, корректирующим судьбоносные решения (подслушанный таким образом разговор помогает Корелии предотвратить реализацию тайной сделки отца и Попидия, не допустить запланированного брака по расчету):
В доме воцарилась тишина... Корелия всегда могла точно определить, когда отца не было дома. Казалось, что дом сразу же переводит дух (там же).
Создав свое «собственное окошко» во взрослый мир, Корелия могла без труда «заглянуть в мир взрослых», научилась разгадывать таинственный язык отцовских дел, предугадывая таким образом последствия событий, влияющих на будущее. Характерно, что аллюзивные отношения, связывающие героиню Харриса с Ариадной, выступают в романе средством распознавания таких личностных качеств Корелии, как самоотверженная любовь, помогающих ей в дальнейшем избавиться от отцовского плена (Ариадна в мифе о Тесее ради мужчины, в которого была влюблена, предает Миноса), умение анализировать и контролировать ситуацию, располагая к себе людей. «Девушка потянула его за руку, и Аттилий подчинился. Ей трудно было сопротивляться, этой Корелии Амплиате», - отмечает автор. Характер Корелии, бесспорно, показан в динамике: на протяжении всего повествования героиня чувствует себя заложницей обстоятельств, но
не пассивной и инертной, а проявляющей активное участие во всех событиях. Вынужденное заточение предоставляет героине возможность эволюционировать и в конечном итоге обрести свободу. Важно отметить, что для усиления актуализации мотива пространственной изоляции в романе Харрис обращается к разнообразным средствам иносказательной выразительности. Ощущение псевдосвободы, женской хрупкости и марионеточность главной героини подчеркнута автором образом деревянной куклы с подвижными руками и ногами, игрушки, позволяющей над собой различного рода манипуляции, символично подаренной Коре-лии отцом. Неоднократно возникающий в романе образ клетки с щеглами, появившейся у Корелии вскоре после переезда в этот дом, аллегорически выражает мысли автора о духовной и физической несвободе находящейся в заключении героини, метафоризируя ее мечту: внезапный порыв отпустить щеглов из вольера на волю предваряет побег Корелии из отцовского дома и из Помпей.
заключение
Таким образом, в ходе исследования нами выявлены специфические особенности функционирования мотивов тайны и пространственной изоляции в сюжетной организации текста (на материале романов «Помпеи» и «Очищение»). Доминантность указанных готических мотивов как художественных категорий в исторической прозе вызвана прежде всего интеллектуальными потребностями эпохи постмодерна, определяющей героя как дезориентированную, преисполненную скептицизма личность: романные герои (Аттилий, Корелия, Цицерон) демонстрируют проявление кризисности сознания на всех уровнях существования (душевный надлом, невозможность полноценной самореализации, попытка преодоления замкнутости существования и поиск своего предназначения). Введение автором мотивов заключения, тяготеющего над романным персонажем, и таинственного, являющегося частью основного события, представляется универсальной и единственной возможностью «вывести» героя из кризисного состояния посредством погружения в экстремальную, требующую незамедлительных действий и принятия решений ситуацию. Таким образом, мы отмечаем, что «предложенная» Харрисом репрезентация комплекса готических мотивов, демонстрирует се-мантико-стилистическую проницаемость границ этих художественных категорий, обусловленную различными факторами, включая особенности формулировки авторской позиции.
список источников
1. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л.: Гослитиздат, 1940.
2. Путилов Б. Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору. М.: Наука, 1975. С. 141-155.
3. Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. М.: Наука, 1993.
4. Силантьев И. В. Поэтика мотива. М.: Языки славянских культур, 2004.
5. Малкина В. Я. Поэтика исторического романа: Проблема инварианта и типология жанра; на материале русской литературы XIX - начала XX века: дис. ... канд. филол. наук. М., 2001.
6. Birkhead E. The tale of terror: a study of the Gothic romance. London: Constable & Company ltd., 1921. P. 153156. URL: https://archive.org/details/cu31924027195183/page/n173/mode/2up (дата обращения: 1.11.2020).
7. Луков В. А. История литературы. Зарубежная литература от истоков до наших дней: учебное пособие для студ. высш. учеб. заведений. 5-е изд., стереотип. М.: Академия, 2008.
8. Тан Ши. Театрализация в постмодернистском романе «Квест» Б. Акунина // Вестник РУДН. 2019. Т. 24. № 3. С. 390-403.
9. Локшина Ю. В. Традиции готического романа в творчестве Айрис Мердок и Джона Фаулза: дис. ... канд. филол. наук. М., 2015.
10. Васильева Э. В. Особенности хронотопа в новоанглийской готике: «Дом о семи фронтонах» Н. Готорна и «Призрак дома на холме» Ш. Джексон // Вестник Костромского государственного университета. 2020. Т. 26, № 1. С. 87-92.
references
1. Veselovsky, A. N. (1940). Istoricheskaya poetika = Historical poetics. Leningrad: Goslitizdat. (In Russ.)
2. Putilov, B. N. (1975). Motiv kak syuzhetoobrazuyushchiy element = Motive as a plot-forming element. Tipologicheskiye issledovaniya po fol'kloru (pp. 141-155). Moscow: Nauka. (In Russ.)
3. Gasparov, B. M. (1993). Literaturnyye leytmotivy = Literary leitmotives. Moscow: Nauka. (In Russ.)
4. Silantyev, I. V. (2004). Poetika motiva = Poetics of motive. Moscow: Yazyki slavyanskikh kul'tur. (In Russ.)
5. Malkina, V. Ya. (2001). Poetika istoricheskogo romana: Problema invarianta i tipologiya zhanra; na materiale russkoy literatury XIX - nachala XX veka = Poetics of the historical novel: The Problem of Invariant and typology of the genre; based on the material of Russian literature of the 19th - early 20th century: PhD in Philology. Moscow. (In Russ.)
6. Birkhead E. (1921). The tale of terror: a study of the Gothic romance. London, Constable & Company ltd. https:// archive.org/details/cu31924027195183/page/n173/mode/2up (date of access 2020, November 1).
7. Lukov, V. A. (2008). Istoriya literatury. Zarubezhnaya literatura ot istokov do nashikh dney = History of literature. Foreign literature from its origins to the present day: textbook for students of higher educational institutions. 5th ed., stereotypical. Moscow: Academia. (In Russ.)
8. Tang Shi. (2019). Theatricality in the postmodern novel "Quest" by B. Akunin. Vestnik of Peoples' Friendship University of Russia, 24(3), 390-403. (In Russ.)
9. Lokshina, Yu. V. (2015). Traditsii goticheskogo romana v tvorchestve Ayris Merdok i Dzhona Faulza = Traditions of the Gothic novel in the works of Iris Murdoch and John Fowles: PhD in Philology. Moscow. (In Russ.)
10. Vasilyeva, E. V. (2020). On the peculiarities of chronotope in New England Gothic: The House of Seven Gables by N. Hawthorne and The Haunting of Hill House by S. Jackson. Vestnik of Kostroma State University, 26(1), 87-92. (In Russ.)
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Щемелева Елена Борисовна
стажер кафедры всемирной литературы
Московского педагогического государственного университета
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Schemeleva Elena Borisovna
Intern at the Department of World Literature, Moscow Pedagogical State University
Статья поступила в редакцию 13.07.2022 одобрена после рецензирования 15.08.2022 принята к публикации 14.09.2022
The article was submitted 13.07.2022 approved after reviewing 15.08.2022 accepted for publication 14.09.2022
