CC BY
69
ГОСУДАРСТВО И ЦЕРКОВЬ РОССИИ И ГЕРМАНИИ В 1930-х ГГ.:
К ПРОБЛЕМЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПОНЯТИЯ «ТОТАЛИТАРНАЯ ИДЕОЛОГИЯ»
Е.В. КРЯЖЕВА-КАРЦЕВА
Кафедра истории России Российский университет дружбы народов
117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, 10-1
Статья посвящена проблеме разных концептуальных взглядов на понятие «тоталитарная идеология». Автор ставит не только вопрос о необходимости новой парадигмы осмысления понятия, но и освещает ее основные характеристики. Особое место в наполнении новой концепции, по мысли автора, отводится идеологемам. В статье дается оценка места Церкви в ряду имагем. Делается вывод о том, что идеологема врага была важнейшей структурной составляющей «тоталитарных идеологий» Германии и СССР, выполняя функцию ценностной идентификации культур, претендующих на знание абсолютного, истинного пути развития общества. Статья представляет интерес не только для историков, но и для политологов.
Период российской истории с 2000 г. неотделим от понятия «путинская» власть, которая большинством населения оценивается позитивно. Среди плюсов начала XXI в. отмечаются следующие приобретения: наращивание военного потенциала государства, консолидация власти в стране, повышение общественной уверенности в завтрашнем дне. Нетрудно заметить, что большинство позитивных оценок связано с укреплением силовых структур страны, традиционно позитивно воспринимаемых как в Российской империи, так и в СССР. Даже подъем массового тонуса сопряжен с возвратом к ценностям милитаризованного общества, в условиях все более возрастающей активности «хищников», врагов, в лице террористов, США, Грузии, Китая, организаций ими инициируемых.
Возврат к принципу идентификации российского общества через призму антагонистической пары идеологем «свои» - «враги» не должен восприниматься исключительно как результат удачно проведенной пропагандистской компании, скорее это продукт массовых ожиданий в условиях длительного социального напряжения, вне устойчивой ценностной платформы. Единство народа перед лицом реальных или мнимых опасностей является архаическим интегративным механизмом в условиях ситуации общих страхов, нестабильности. Возрождение низовой, примитивной идентичности свидетельствует, во-первых, что еще рано говорить об институциональном разложении советской и априорно имперской систем и, во-вторых, о слабости новых институтов.
Подобные тенденции ставят перед историками ряд аналитических задач по определению причин востребованности вышеуказанного инструмента консолидации в российском обществе, сопряженности его с государственными структурами, длительности его «живучести» и последствий его использования на высоких уровнях организации.
Разрешение сложных концептульных вопросов, связанных с оценкой влияния идеологем на развитие государственности в России, имеет определенную корреля-
цию с исследованиями, посвященными интерпретации понятия «тоталитарная идеология». Исторически сложилось, что периоды наибольшей актуализации борьбы с «врагами» как в России, так и в ряде других стран приходятся на периоды традиционно именуемыми тоталитарными. Однако до сих пор не утихают дискуссии о сущности понятий «тоталитаризм», «тоталитарная идеология» и правомерности их применения к событиям нашей страны.
Понятие «тоталитаризм» обязано своим появлением идеологу фашистской Италии Д. Джентиле, а свом быстрым распространением самому Б. Муссолини. Возникновение первых теорий тоталитаризма относится к середине 1920-х гг., времени появления первых критических работ Г. Амендолы, Лелио Вассы, Ф. Турати, Г. Хеллера.
В 1930-1940-е гг. ряд исследователей, среди которых нужно отметить В. Риана, К. Хаеса, С. Ноймана, Дж. Оруэлла и К. Поппера внесли огромный вклад в выявление общих структурных и функциональных характеристик фашистского режима в Италии, нацистского в Германии и большевистского в СССР, объединяя их в рамках термина «тоталитаризм».
С 1950-х гг., в широком спектре интерпретаций начинают складываться наиболее авторитетные. Прежде всего, это традиционно устоявшиеся концепции, родоначальницей которых является X. Арендт и ее последователи К. Фридрих, 3. Бжезинский, Р. Арон и другие2. Идеи, изложенные данными авторами, до начала 1980-х определяли границы матрицы интерпретации понятия, которое определялось через определенный набор внешних черт и привязывалось к четким временным промежуткам в истории СССР и Германии. Тридцатилетняя закостенелость негативно сказалась на полифира-ции концепций «тоталитаризма». Мертво вжились в учебники, словари и энциклопедии определения, подобные следующему: «Тоталитаризм - государственный строй, осуществляющий абсолютный контроль над всеми сферами общественной жизни; система насильственного политического господства, характеризующаяся полным подчинением общества, его экономической, социальной, идеологической, духовной и даже бытовой жизни власти господствующей элиты, возглавляемой лидером (фюрером, дуче и т.д.)»3. Такие выкладки кочуют из книги в книгу, из диплома в диплом, становясь от частоты повторения априорной истиной. Отрицательные характеристики стали неотделимы и от «тоталитарной идеологии» как системы философских взглядов и идей, возвеличивающих всеобъемлющий характер и роль государства в жизни общества, использующего для тотального контроля в основном негативные санкции.
1980-90-е гг. стали периодом оживленных исторических дискуссий, целью которых был не только критический ретроспективный анализ предыдущих наработок, но и поиск отличий в якобы схожих тоталитарных структурах СССР, Германии и Италии. При всей внешней похожести режимов, как показали глубокие исследования, различий все же больше4.
В научный спор после долгих лет вступили российские историки, доказав, в свою очередь, что не стоит связывать тоталитаризм со сталинизмом. Подобные выводы стали результатом дискуссии, развернувшейся в конце 1990-х гг., в связи с публикацией во Франции в 1997 г. «Черной книги коммунизма: преступления, террор, репрессии», созданной международным авторским коллективов под руководством С. Курту а. В центре дискуссии оказались вопросы методологии сравнительного анализа различных тоталитарных систем. Итогом ее стало развенчание тоталитарного подхода. Например, известные российские политологи А.А. Галкин и
Ю.А. Красин отметили, что существовала принципиальная разница в методологии осуществления власти при авторитарном режиме в СССР и тоталитарном в Германии5.
Немецкие историки не остались вне дискуссий о природе тоталитаризма. Отличительной особенностью концепций исследователей Германии стало изначальное связывание вышеуказанного феномена с нацизмом и фашизмом. В 1963 г. Э. Ноль-те в работе «Фашизм в его эпоху» предложил первую типологию фашизма, построив четырехступенчатую модель, составляющими которой стали авторитаризм, ранний фашизм, нормальный фашизм и вершина пирамиды - тоталитаризм. Верхней ступени, по мысли автора, достиг только германский национал-социализм.
Идеи Э. Нольте спровоцировали появление целого ряда трудов, посвященных феномену тоталитаризма, рассматриваемого не только как набор определенных внешних атрибутов, но прежде всего как специфический феномен. Интерес к подобным явлениям сохранился до настоящего времени, о чем свидетельствует издание ряда сборников (Например: Контроверзы истории: Историко-политические темы в борьбе мнений. Мюнхен, 1998.) и в 2003 г. серии статей по данной проблематике.
Рубеж ХХ-ХХ1 вв. можно считать началом очередного этапа в исследовании природы тоталитаризма и идеологий его порождающих. Ревизионизм данного понятия в работах российских, немецких и итальянских историков отражается не только в большом количестве историографических очерков6, но и в более взвешенном взгляде на явление. Эта тенденция четко проявилась в работе Х.А. Винклера «Долгий путь на Запад: История Германии Х1Х-ХХ вв.»7, который обратил внимание на то, что базовые идеи «тоталитарной идеологии» в Германии оформились уже в начале XX в. и были поддержаны в первую очередь не люмпенизированными слоями общества, как трактуется в традиционной концепции тоталитаризма, а интеллектуалами из академических кругов. Массы также четко отдавали себе отчет, каким образом А. Гитлер будет строить новое государство. Следовательно, можно говорить
о немецком нацизме как машине насилия в отношении расово «нечистых» народов, но вряд ли можно говорить о таком же подавлении своего народа. X. Винклер подвел итог дебатам о природе тоталитаризма, написав, что, прежде всего надо исследовать не как это было (об этом достаточно написано), а почему это произошло. Именно этот вопрос должен вскрыть истинную природу тоталитаризма, традиционные трактовки которого уже являются неудовлетворительными.
Подобные идеи о том, что не стоит уходить от самого понятия «тоталитаризм», а просто необходимо пересмотреть концепцию, звучат на страницах работ итальянских историков, например В. Страды, Н. Боббио и российских исследователей. В.П. Любин в статье «Дискуссии о тоталитаризме в Германии, Италии и СССР»8 предложил обзор концептуальных споров о природе тоталитаризма и также пришел к заключению, что до сих пор не удается рассчитаться с прошлым, рационально осмыслить его.
Автор работы отметил, что читающая публика ожидала появления новых концепций, основанных на огромном массиве архивных документов, ставших доступными в 1990-х гг. «Однако, активное плодоношение, к сожалению, задерживается. ...Многие интереснейшие материалы остаются пока мало представленными в исторических трудах. Новые источники требуют немалого времени на их обработку и осмысление». Далее В.П. Любин сделал вывод о том, что: «Для решения данной задачи нужен комплексный подход, новая методика, аргументированная критика и преодоление прежних, «незыблемых» концепций»9.
Мы присоединяемся к данному наблюдению и в свою очередь в данной работе хотим предложить свое видение не только причин зарождения «тоталитарной идеологии» и производных от нее структур, но и новый вариант наполнения самого понятия. Пора уходить от определений, инициируемых вычлененными внешними характеристиками, и рационализировать структурные внутренние характеристики иррациональные, мифологические по своей природе.
Во-первых, предлагаем расширить понятие «тоталитарная идеология», отказавшись от его интерпретации как системы идей, инициирующих абсолютный государственный контроль, вождизм и т.д., заменив ее иным определением. Тоталитарная идеология -это альтернативная культура (с соответствующей системой ценностей), выражающая инстинктивные, глубинные, не всегда вполне осознанные ориентации, находящие себе выход и в сфере собственно культурного формо- и нормотворчества.
Во-вторых, в основе этой идеологии, в отличие от других, лежит господство заданной идеи, которая претендует на исключительное право, на знание Абсолютной Истины.
В-третьих, в силу «самоценности» идеологии, ее реализация подчиняет себе всю жизнь общества, что и рождает ощущение полного исчезновения личностного сознания, хотя очевидно, что именно оно инициирует ее появление.
При первом рассмотрении вышеуказанных тезисов становится ясно, что под определение попадут не только политические, экономические, но и религиозные доктрины, претендующие на знание абсолютной истины, отказывающие даже в сравнении предлагаемого ими «Пути» со всем многообразием других. Притом идентифицироваться самоценность может не только с помощью демагогии, угроз, вооруженных столкновений, но и загробного ада для всех неверных.
Используя общее определение, надо не забывать что «тоталитарные идеологии» различаются по контентному наполнению, обстоятельствам их инициирующим (следует различать ситуации простого выживания или сохранения уже процветающей социальной системы), и производным от них структурам.
Анализ и сравнение теоретических выкладок различных «тоталитарных идеологий», выделение общего и различного, при всей сложности задач, позволят, наконец, ответить на вопрос: Почему некоторые из этих идеологий живут уже не одно столетие (например, ислам), а другие, даже при максимальной консолидации общественных усилий сходят с исторической дистанции? Изучение контента идеологий предполагает кропотливое вычленение каждой понятийной составляющей, установление ее первичного и скрытого смыслов, корреляции с другими понятиями.
Автор статьи обращает внимание, что имагемы «свой», «враг» являются важнейшими ценностными компонентами всех «тоталитарных идеологий», выполняя функцию усилителя самоценности, а иногда даже и производной всей доктрины, в условиях отсутствия или дефицита фундаментальных ценностей.
Наиболее интересный материал для установления функций вышеуказанных идеологем дают события 1930-х гг. в России и Германии. В рамках этой работы будет рассмотрен лишь один вариант межинституциональных отношений - между государственными структурами и Церковью, как наиболее очевидное поле встречи двух «тоталитарных идеологий», а следовательно разных ценностных имагем.
1930-е гг. стали серьезным испытанием для различных конфессий как в СССР, так и в Германии. С 1929 по 1939 гг. в Советском Союзе проводилась политика полного разгрома религий и физического уничтожения духовенства. Статистические данные о динамике уничтожения церквей пока в архивах не обнаружены, хотя
по некоторым запискам Комиссии по вопросам культов можно судить о ее развитии. В одной из них, за 1936 г., говорится: «...Было до революции 72936 [молитвенных зданий]... из них функционирует 20665»10. Осуждены и погибли 40 тыс. православных священнослужителей, и не меньше монашествующих11. Надежду на выживание Церкви потерял даже местоблюститель патриаршего престола, митрополит Сергий, который сказал возвратившемуся из концлагеря профессору-протоиерею Виноградову: «Наша Церковь доживает последние дни»12.
Притеснения затронули не только православных, но и верующих всех остальных действующих на территории стороны конфессий. К 1931 г. из расположенных на территории Татарии в 1917 г. 2 223 мечетей уцелело лишь 980. В Башкирии из имевшихся в 1922 г. 2 085 мечетей к 1934 г. осталось 924 (к 1944 г. их сохранилось вообще только 12). Часть мечетей превращалась в школы, клубы, конторы, фабрики и даже ликероводочные заводы. Одновременно нарастали репрессии против духовенства. По данным, приводимым Р. Гайнутдином, в ходе репрессий большевики уничтожили 30 тыс. служителей ислама13.
Все конфессии понесли невосполнимые потери в 1930-е гг. Не осталось ни одного хурала в Калмыкии, разрушены почти все дацаны в Бурятии, а в Туве не осталось ни одного хурэ (храма)1 . Были ликвидированы руководящие центры баптистов и евангельских христиан, прекращена их издательская деятельность15. Католики и иудеи разделили общую участь.
Политика нацистов, после прихода к власти в 1933 г., не была столь однозначной. Контроль над деятельностью религиозных объединений осуществляли: тайная государственная полиция (гестапо), впоследствии Главное управление имперской безопасности (РСХА), в состав которого входил специальный религиозный отдел («церковный реферат»). Именно по инициативе этих организаций в 1933 г. была распущена Лига католической молодежи, а к 1939 г. нацисты расправились и с остальными организациями. За неподчинение политике унификации церкви в 1936 г. было арестовано 800 протестантских прусских пасторов, представителей «исповедальной церкви», не желавшей сотрудничать с нацистами (позднее они будут выпущены на свободу)16.
Однако, в целом, антирелигиозная политика в Германии имела меньшие масштабы, а некоторые события и новые обнаруженные источники говорят о том, что нацистское правительство в некоторых случаях вообще не рассматривало Церковь как внутреннего «врага». В июле 1933 г. вице-канцлер нацистского правительства Ф. Папен и государственный секретарь Ватикана Э. Пачелли, будущий Папа Пий ХП, подписали конкордат, который гарантировал свободу католической веры и право церкви самостоятельно «регулировать свои внутренние дела», не вмешиваясь при этом в политические процессы17. В дальнейшем сотрудничество нацистов с Ватиканом продолжилось. Новые источники, вводимые в научный оборот исследователям, позволяют говорить об этом. В частности, недавно рассекреченные показания К. Нейгауза, аналитика по религиозным вопросам в Ш Рейхе, с 1944 г. главы церковного реферата IV управления РСХА, попавшего в советский плен после войны, свидетельствуют, что, несмотря на то, что нацисты не соблюдали пункты конкордата, ставленники Папы в Германии, например кардинал Фаульгабер из Мюнхена, нацеливали католическую церковь в Германии на сотрудничество с нацистами18. Это в свою очередь способствовало увеличению популярности последних.
На приход Гитлера к власти повлияли и протестанты, которые открыто поддерживали нацистов, позиционировавших себя как противников Веймарской республики, а значит и католической партии «Центр», на которую она опиралась. В 1932 г.
радикально настроенные протестанты организовали «движение немецких христиан», которое выступало за объединение всех протестантов под лозунгом: «Один рейх - один народ - один фюрер - одна церковь»19.
Вышеуказанные факты свидетельствуют, что противостояние государства и Церкви в Германии было более мягко выражено, чем в СССР. А.Ю. Ватлин подобный тип взаимоотношений назвал «холодным нейтралитетом»20.
Сравнение российского и германского опыта позволяет сделать ряд выводов. В 1930-е гг. Церковь и в России, и в Германии являлась имагема «внутреннего врага». Ее формирование стало закономерным следствием «догоняющей» модернизации, породившей дефицит ценностей субъективной повседневности в условиях массовизации. Этот дефицит переживался как кризис духовности, идентичности, беспочвенности культурной элиты. Компенсация вылилась в воплощение новых утопий, в которых удивительно переплетались и консервативные представления о защите отечества, веры, морали, так и национальное «возрождение». В России и Германии «враг» в лице Церкви имел разное смысловое наполнение: в СССР - это «вредитель», «убежденный противник советской власти», который подлежал тотальному уничтожению, в Германии - скорее «пособник врага», т. е. недоброжелатель, за которым следует присматривать и чьи действия при необходимости могут быть расценены как враждебные.
Идеологема врага была важнейшей структурной составляющей двух «тоталитарных идеологий», и следовательно систем, выполняя функцию ценностной идентификации культур, претендующих на знание абсолютного, истинного пути развития общества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 ArendtH. The Origins of Totalitarism. -N.Y., 1951 \АрендтХ. Истоки тоталитаризма. - М., 1996.
2 Friedrich К, Bzezinsky Z. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. - Cambridge, 1954; Aron R. Democratie et totalitarisme. - 1965.
3 Ольшанский Д. В. Политико-психологический словарь. - М., 2002. - С. 504.
4 См. например: Gentile Е. Fascismo, storia е interpretazione. - Roma-Bari, 2002.
5 Галкин А. А., Красин Ю. А. Россия: Quo vadis ? - М., 2003. - С. 211.
6 Студинков П.Е. Теоретические проблемы тоталитаризма // Социально-гуманитарные знания. - 1999. - № 2; Соловьев Э.Г. Концепция тоталитаризма в западной политологии: перманентный кризис или вечный поиск истины // Вестник МГУ. Сер. 18. Социология и политология. - 1998. - № 1; Мурашко Г.П. К дискуссии о типах тоталитаризма // Вопросы истории. - 2001. -№ 8; Курскова ПО. Тоталитаризм на перекрестке мнений // Социально-гуманитарные знания. -1999. - № 1; Лукин А.В. Диктатура и жизнь // Политические исследования. - 2004. - № 2; Сумбатян Ю.Г. Политология. Тоталитаризм - политический феномен XX века // Социально-гуманитарные знания. - 1999. - № 1; Игрицкий Ю.И. Тоталитаризм вчера, сегодня, завтра? // Политические исследования. - 1998. - № 4; Лепехин В.А. От административно-политической диктатуры к финансовой олигархии // Общественные науки и современность. - 1999. - № 1; Казанцев А.А. Тирания, диктатура: когнитивная схема и историческая судьба политических понятий // Политические исследования. - 2001. - № 5; Галактионов Ю.В. Современная российская историография национал-социализма // Россия и Германия в историческом ракурсе. - М., 2002; Funke М. Das Ende des Parteien. Vor 70 Jahre erzwang Hitler die Preisgabe des Parlamentarismus // Mut. Asendorf. - 2003. - № 431; Cubeddu R. II totalitarismo e suoi nemici. I regimi totalitari e de-monizzazione del mercato // Nuova storia contemporánea. - Bologna, 2000. - № 5.
7 Winkler H.A. Der lange Weg nach Westen. - München, 2002. - B. 1,2.
8 Любин В.П. Дискуссии о тоталитаризме в Германии, Италии и СССР // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. - М., 2005. - Вып. 15. - С. 150-178.
9 Там же. - С. 166.
10 Цит. по: Поспеловский Д. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. - М., 1996.-С. 275.
11 Там же.-С. 272.
12 Цит. по: Там же. - С. 274.
13 МалашенкоА. В. Исламское возрождение в современной России. - М., 1998. - С. 52.
14 Религии народов современной России: Словарь / Отв. ред. М.П. Мчедлов - М., 2002. - С. 49.
15 Там же. - С. 396.
16 Патрушев А.И. Германия в XX веке. - М., 2004. - С. 223.
17 Там же. - С. 222.
18 Третий Рейх: власть и религия. «Заявление» бывшего начальника отдела IV управления РСХАК. Нейгауза / Публ. М.И. Одинцова//Исторический архив. - 1998. -№ 1.-С. 91.
19 Цит. по: Патрушев А.И. Германия в XX веке. - С. 223.
20 Ватлин А.Ю. Германия в XX веке. - М., 2005. - С. 102.
THE STATE AND THE CHURCH OF RUSSIA AND GERMANY IN 1930s: ABOUT THE PROBLEM OF INTERPRETATION THE CONCEPT “THE TOTALITARIAN IDEOLOGY”
E.V. KRIAGEVA-KARTSEVA
Department of Russian History Peoples'Friendship University of Russia 10-1 Miklukho-Maklay Str., Moscow, 117198 Russia
The article is devoted to the problem of different conceptions of such concept like “the totalitarian ideology”. The author submits for consideration the new vision of it. Author assigns a great part in it for ideologems. For example, the author states the value of the Church like the imologem. One thing can be deduced, that the ideologem of enemy has taken a great part in the totalitarian ideologies in the Soviet Union and Germany, performed the duty of identification of cultures, which had a claim on the knowledge of the true way for the humanity. The conclusions of the article will be interesting not for historians, but for politologists too.
