CC BY
33
28. Бернштам Т.А. Указ. раб. С. 119.
29. Ильин И. Путь духовного обновления. М.: ООО Изд-во АСТ, 2003. С. 173.
30. Там же. С. 175
31. Бердяев Н.А. Метафизика пола и любви // Русский эрос, или Философия любви в России / сост. и авт. вступ. ст. В.П. Шестаков. М.: Прогресс, 1991.С. 256.
32. Там же.
33. Там же. С. 256.
34. Бердяев H.A. Смысл творчества: Опыт оправдания человека // Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства: в 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 1. С. 191.
35. Там же.
36. Бердяев Н.А. О назначении человека // www.koob.ru
37. Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 203-204.
38. Черный Ю.Ю. Философия пола и любви H.A. Бердяева / Ю.Ю. Черный; Ин-т науч. информ. по обществ. наукам. М.: Наука, 2004. С. 57
39. Бахтин М.М. Собрание сочинений. Т. 1. Философская эстетика 1920-х г. М., 2003. С. 199.
40. Там же. С. 197.
41. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 393.
42. Щитцова Т.В. Momento nasci: сообщество и генеративный опыт (Штудии по экзистенциальной антропологии). С. 287.
43. Там же. С. 334.
44. Там же. С. 343.
45. Там же. С. 338-339.
46. «ребенку тоже принадлежит особая функция замещения, ибо в своем любопытстве он вписан в бытие взрослого как принцип его обновления» // См. Щитцова Т.В. Momento nasci: сообщество и генеративный опыт (Штудии по экзистенциальной антропологии). С. 359.
47. Арендт Х. указала, что «смертность с давних пор, а в Западной Европе, по меньшей мере, начиная с Платона, была обстоятельством, от которого воспламенялось метафизическое философское мышление». (См. Arendt H. Vita active. Oder vom tatigen Leben. Stuttgart, 1960. S. 16.). Между тем, сегодня можно говорить о том, что в человеческом существовании у смерти есть равная по рангу counterpart, отвечающая жизнеутверждающим возможностям бытия сообщества.
А.Ю. Мамычев, В.Н. Волков
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛЬНОЙ ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ УНИФИКАЦИИ
В современной политико -правовой действительности процессы унификации, стандартизации, а также обеспечения единообразия политических и юридических норм и институтов отдельных стран, в условиях глобальной трансформации государственно-правовых образований, являются довольно отчетливой тенденцией современности. В наручной литературе отмечается, что в настоящее время происходит качественное изменение в сфере классификации основных правовых систем современности. Так, утверждается, что классическое их деление на англосаксонскую, континентальную, мусульманскую и систему обычного права стран Африки и Азии переживает существенные трансформации. Действующие международно-правовые конвенции и доктрины, модельные нормативно-правовые акты, а также различные региональные нормативно-правовые договоры инициируют процессы сближения различных политических и правовых систем, формируют условия взаимосвязанного и взаимообусловленного политико-правового генезиса.
В контексте процессов стандартизации этнополитического развития, гармонизации и унификации институционально-правовых основ можно выделить два момента влияющих на снижение суверенного качества государственно-правовых институтов. С одной стороны, эти процессы развертываются на основе увеличения значения и числа международно-правовых актов, которые выступают образцами, моделями единообразных норм и институтов внутренний политической и законодательной систем. Причем в современном глобализирующемся мире данные образцы и модели политико-правовой организации трактуются в качестве императив современной международно -правовой реальности, основанием для оценки и типологизации существующих геополитических и геоюридических пространств.
С другой стороны, как показывает международная практика экономического, политического, юридического и иного сотрудничества, процессы этнополитической стандартизации и юридической унификации различных институтов и отраслей законодательства часто не совпадают с векторами и трендами национально-культурной эволюции государства и права. Развитие международного права показало, что сравнительно быстрой и эффективной унификацией и стандартизации подвергаются в основном только экономические институты, институционально -правовые основы экологических правоотношений, а также институты уголовного законодательства. В тоже время перенесение этих процессов на правовые институты регулирующие этнополитические процессы, семейные и наследственные отношения, отношения собственности, земельного и налогового отраслей права во многом затруднительно.
Поэтому, учитывая мировую практику постепенной унификации различных политических и юридических институтов можно говорить о том, что хотя объем воздействие международного права на национальные государственно-правовые пространства и расширялся, однако, она не претендовала на достижение полной гармонизации и унификации права, стандартизации этнополити-ческих процессов. В свою очередь современные тенденции во многом «перешагиваю» действующее международное право1, ставят под сомнение суверенные права на специфическое развитие национальных правовых и политических систем.
Глобалистская классификация и типологизация государств. Постсуверенный мировой порядок формулирует и новую классификацию и типологизацию существующих государств. Так, согласно новой доктрине международного порядка все государственно-правовые организации должны быть подразделены на сильные и слабые. Причем в содержание характеристик силы и слабости включается не традиционные представление о военной, финансовой, культурной мощи и независимости государства, а административная и информационная стабильность. Утверждается, что слабые - не контролируемые и демократически не компетентные правительства и национально-культурно (закрытые) информационные внутригосударственные системы являются источником серьезных проблем («проблем первого порядка»), особенно в развивающемся и глобализирующемся мире. При этом полагается, что проблематика международной безопасности в этом случае
требует постоянного и активного «решения проблем внутри слабых государств, требует смены их
„ 2 режимов для предотвращения дальнейшей угрозы с их стороны» .
Ф. Фукуямо в недавно вышедшей книге, посвященной развитию мирового порядка и международного контроля над внутригосударственными правительствами достаточно однозначно формулирует эту мысль. Основываясь на доктринальных политических программах, военно-политических и экономических акций международного сообщества и в первую очередь США обосновывает, что после окончания Холодной войны «слабые государства», или еще он их называет государства-«неудачники» превратились в важнейшую проблему международного порядка3. По отношению к этим государствам «неудачникам» понятие «суверенитет» по утверждению Фу-
1 Следует отметить, что международное право, действующие конвенции и нормативно-правовые договора между различ-
ными региональными государствами исходит суверенного права государства на формирование и развитие собственных юридических и политических систем, выражающих правокультурные и этнополитические особенности развития конкретной цивилизации. Главным императивом в международно-правовом сотрудничестве до конца ХХ века было неукоснительное соблюдение взятых суверенным государством дополнительных обязанностей перед международным сообществом. Практика гуманитарной и юридико-политической интервенции считалась не допустимой, нарушающей культурцивилизационное право наций на самоопределение.
2 См. доктринальное обоснование этой международно-политической парадигмы: Фукуяма Ф. Сильное государство: Управ-
ление и мировой порядок в XXI веке. М., 2007. С. 5-7, 159.
3 «В государствах "слабых" или "неудачниках" нарушаются права человека, они подвержены массовым бедствиям. Они
источник волн массовой иммиграции и нападений на соседние государства. 11 сентября ясно показало, что эти странны служат прикрытием международным террористам, которые способны нанести серьезный урон Соединенным Штатам и другим развитым государствам - такова мрачная картина, которую рисует Фукуямо. Он полагает, в том числе, что все постсоветское пространство это «сборище» опасных государств неудачников, за которыми необходим контроль и дисциплинарное управление со стороны международных организаций. И далее Фукуямо достаточно подробно обосновывает наиболее эффективный механизм такого контроля и дисциплинирования внутренних правительств: «Следует прийти (в слабое государство - авт.) с ресурсами, побуждающими местное население построить собственную фабрику, и помочь ему составить план. Как самостоятельно ее построить и эксплуатировать... На практике при этом получается, что внешним участникам такого строительства, желающим наращивать административную силу - будь то международные финансовые институты, двухсторонние доноры или неправительственные организации, - лучше всего оптимально осуществлять прямые вливания в правительственные органы в странах-клиентах, тем самым обеспечивая стабильность. Они не должны ставить жестких условий использования вливаемых ресурсов, но настаивать на строгих стандартах отчетности касательно определенного рода результатах. Эта политика подразумевает подобие дисциплины, которой успешно действующие рынки требуют от фирм: рынки не интересуются, как организована фирма. лишь бы она делала деньги. Таков в значительной степени подход, связанные с программой Соединенных Штатов «Соревновательный счет тысячелетия», по которой будут двигаться гранты соразмерно объему деятельности» / Фукуямо Ф. Указ. раб. С. 152-153, 158.
куямо «становится фикцией или скверной шуткой», поскольку слабые институциональные структуры управления и демократическая некомпетентность этих государств подрывает их суверенность. «Это происходит потому, что проблемы, которые слабые государства создают для себя и других, увеличивают вероятность того, что еще какая-нибудь из стран международной системы захочет вмешаться во внутренние дела этих слабых государств против их желания»1. Отныне, заключает автор суверенитет государства и легитимность внутригосударственных институтов и структур, проводимой ими политики не может автоматически, без признание высшей силы (наднациональных интересов), дорваться тем, кто де-факто находится у власти в стране. Следуя этой логике, Фукуямо обосновывает, что, начиная с 90-х годов, достаточно отчетливо проявляются процессы институционализации международной имперской власти, которая распространяет свои «постколониальные» интересы на всю «слаборазвитую» часть мира.
Таким образом, современная классификация государств, опирающееся на демократическую компетентность и устойчивость институциональных структур, подразделяет их на «сильные» (дословно имеющие достаточно силы для защиты прав и свобод человека не только в своей стране, но и за ее пределами) и «слабые» (некомпетентные, не имеющие ресурсов для реализации этих прав и свобод)2. При этом интегративное сообщество «сильных» государств осуществляют международный контроль и управление за слабыми странами. Однако данный политический миф на самом деле прикрывает стремление ряда стран к постколониальному управлению различными территориями, обладающих стратегическим и ресурсным потенциалом, в своих интересах. Неслучайно многие отечественные и зарубежные теоретики государства и права видят в этой политической риторике не поиск универсальных политико-правовых основ взаимосвязи и взаимодействия государств, а прежде всего попутку обоснования возможности включение того или иного государства в зону постколониальных интересов, установление контроля над территорией и ресурсами этого государства. Так, например Ю.А. Тихомиров полагает, что сама проблематика «переосмысления суверенитета и ценности государственности видится на Западе, прежде всего, как проблема российская - именно России предписано переступить через свою государственную традицию и усвоить "новые реалии". То есть, вновь, как во времена большевиков, воплотить умозрительные европейские теории и следовать на практике либеральной риторике»3.
Очевидно и другое, что сама универсалистская концепция «прав и свобод человека» при детальном и глубоком изучении открывает определенный вестернизированнный образ социально -политической организации, базирующийся на определенном мировоззрении и специфической (культурно обусловленной) форме юридико-политического бытия. Так, следует согласиться с академиком Н.Н. Мотсеевым, который утверждает, что невозможна глобальная универсализация цивилизаций на основе прав человека, якобы одинаково пригодных для населения всей планеты. Поэтому «попытка унифицировать понятие прав человека говорит лишь о незрелости нашей планетарной цивилизации (или, лучше сказать, цивилизаций), не понимающей того общего прогресса самоорганизации, которым определяется развитие общества». Следовательно, «возможность глобальной стандартизации прав человека, - продолжает эту мысль Е.А. Лукашева, - исключена, поскольку она не учитывает характера той цивилизации, в которой человек воспитан, те тысячи по-
1 Там же. С. 163. Главной проблематикой в этом ракурсе для всего мирового сообщества, и прежде всего США, становится
формирования действенных механизмов постколониального управления слаборазвитыми и недемократичными пространствами, включение их в систему взаимодействия развитых стран в качестве подконтрольных территорий. И в этом плане становится «не совсем ясно. Существует ли альтернатива квазиперманентным квазиколониальным отношениям между «вассальной» страной получающей помощь, и международным сообществом. В некотором смысле - заключает Фукуямо - международное сообщество восстанавливает прежнюю мандатную систему Лиги Наций того периода, когда определенные колониальные власти получали привилегии управлять некоей территорией в своих интересах» / Там же. С. 175.
2 Эта идея в основном опирается на сложившейся в середине ХХ века концепции «слабой управленческой способности
государства (state capacity)», предполагающей оценку способности государственных организаций и институтов «формулировать всеобщие правила и внедрять их в политику, управление, экономику и общество с минимальными отклонениями от политических намерений». В дальнейшем эта концепция была развита международно-финансовыми и международно-правовыми организациями к характеристике «слабости государства» было добавлено и стало в последствии ведущим - степень гарантированности прав и свобод, стабильности и демократической компетентности правительства, международное адекватности и предсказуемости развития государственного законодательства, уровень коррупции и эт-нополитической напряженности / см. об этом: Государственная политика и управление: В 2 ч. Уровни, технологии, зарубежный опыт государственной политики и управления / под ред. Л.В. Сморгунова. М., 2007. Часть II. С. 433.
3 Тихомиров Ю. А. Государство: Развитие теории и общественная практика // Правоведение. 1999. № 3. С. 3-14.
колений. Которые адаптировали свои правила жизни к тем условиям, которые определила окружающая их природа. Достаточно сказать, что исходное для европейских стандартов прав человека понятие свобода различно в исламском мире, китайской, индийской, африканской цивилизациях. Из этого вытекает различная интерпретация прав человека, воспроизведенных под влиянием международно-правовых стандартов прав человека»1.
Таким образом, можно заключить, что концептуальное становление современной универсалистской доктрины прав и свобод человека протекала в «узко» цивилизационных рамках, в ее содержание заложен лишь один способ юридико-политической организации, не учитывающий разнохарактерность и разновекторность правокультурного развития иных общественных систем. Действующая концепция прав и свобод человека соответственно выражает определенный цивили-зационный образ жизни, ценности и интересы конкретной общности людей. Не случайно западный политический аналитик Дж. Грей утверждает, что современная концепция прав и свобод человека является культурно ориентированной, политически ангажированной, выражает лишь одну тотальную, всеобщую (не учитывающую, не воспринимающую) модель социально-политической организации - либерально-демократический проект. Его тотальность связана с тем, что действие этого проекта направлено на «преодоление всего исторически случайного и культурно неоднородного и заложение основ единой цивилизации, качественно отличной от всего, что существовало прежде. предполагает невнимание к культурным различиям в человеческой жизни, вследствие чего он колоссальным образом недооценивает политическое значение данных различий и даже искажает наш угол зрения... мешает нам верно воспринимать политические реалии, трактуя национализм и этническую принадлежность как переходящие и даже побочные или второстепенные черты современной жизни»2.
При этом действующая доктрина прав человека институционализирует асимметричность процессов глобализации и международного сотрудничества, где все действующие государства типологизируются с точки зрения соответствия внутреннего законодательства, этнополитического процесса и социально-экономической организации этой доктрине, либерально-демократическим постулатам. Например, западноевропейские и американские неоконсерваторы вообще утверждают, что статусом суверенного государства в современном мире могут обладать только те государства, которые в полной мере выражают и институционально гарантируют права и свободы человека. В свою очередь все остальными странами вообще не признается данного суверенного качества. Эти страны должны быть открыты для международного вмешательства, внешней корректировки политического процесса, включению в экономическую систему наиболее развитых стран в качестве объектов регулирования. Так, например, Ф. фон Хайеком обосновывает необходимость экономического господства и политической рациональности во всем мировом устройстве, лишенные каких-либо критериев социальной справедливости, которую он трактует как «антропоморфную иллюзию». При этом традиционные представления о справедливости отбрасываются им как «примитивные родовые требования», и проигравший в борьбе за выживание не должен ждать помощи, поскольку может винить в поражении только себя самого. Точно так же «победитель» не должен испытывать чувство вины за свое экономическое и политическое господство3. Подобное безразличие к чужому горю и нищете перечеркивает и стирает все исторические традиции социальной справедливости, милосердия и благотворительности, присущие многим социальным системам. Доведенные до абсурда постулаты либерального социально-экономического устройства приводят к тому, что «если довести идеи Хайека до логического конца, то торговец наркотиками или производитель порнофильмов, удовлетворяющий имеющуюся в наличии потребность множества индивидов, потому обладающий огромными доходами, оказывается чуть ли не вершиной эволюции
4
человеческого рода» .
1 Лукашева Е.А. Права человека: конфликт культур / Наш трудный путь к праву: материалы философско-правовых чтений
памяти академика В.С. Нерсесянца. М., 2006. С. 250.
2 Грей Дж. Поминки по просвещению: Политика и культура на закате современности. М., 2003. С. 199-200.
3 См. об этом: Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. М., 1992.
4 Руткевич А.М. Что такое консерватизм? М.-СПб., 1999. С. 74.
С этих позиций все чаще государства с точки зрения воплощения доктринальных и институциональных основ прав и свобод человека подразделяют на:
- суверенные, являющиеся центром, двигателем мирового развития, носителем гуманитарного идеала, обладающими соответствующими ресурсами (материальными, институциональными, культурными, военными и проч.) обеспечения прав и свобод человека и их продвижение вглубь «мировой периферии». Именно за этим центром сохраняются суверенные качества, способность независимого формирования принципов международного порядка, определять «врагов» этого порядка. Безусловно, прав в этом контексте К. Шмитт определяя суверенитет как свободу в принятии «решения о враге»;
- варварские (закрытые) государственные образования, являющиеся периферией мирового сотрудничества, которые не имеют ни соответствующих ресурсов, ни политической воли реализации западноевропейского демократического проекта на своей территории. В тоже время обладающие достаточным ресурсным потенциалом для самостоятельного развития, поддержания внутреннего («варварского» с точки зрения демократической проективности) порядка1;
- колониальные области и регионы являются открытыми для гуманитарной экспансии западной цивилизации, для финансовой корректировки и политического управления, импортирования публично-правовых институтов демократического устройства. Конечно, за данными областями и регионами не признается качества суверенности, права легитимности властного господства и принуждения, а также прав равноправного отстаивания своих национальных (государственных) интересов в международном взаимодействии. Они, условно говоря, выступают в большей степени объектами международного порядка, чем самостоятельными и независимыми субъектами его формирования. Они становятся «спутниками», способствующими формированию нового имперского порядка, моноцентричной формы глобального сотрудничества. «Либеральные идеологи, -отмечают В. Юртаев, А. Попов, - типа З. Бжезинского, утверждают такие постулаты глобализации, как: кризис и устаревание самого института государства; неизбежность вестернизации мира как приобретения им "прогрессивной" цивилизационной формы мироустройства; "демократическая" однополярность как предпочтительный способ организации международного сообщества. В результате реализации такого проекта фактически, хотя и не открыто, создается глобальная американская империя. Эту тенденцию можно назвать "моноцентричной глобализацией"»2.
В этом плане понятно и сетования международного сообщества в том, что «неспособность международного сообщества в случае Косово решить эти две в равной степени насущные задачи -обеспечение универсальной легитимности и эффективная защита прав человека - можно рассматривать только как трагедию. Это обозначило главный вызов, с которым столкнутся в следующем столетии Совет Безопасности и Организация Объединенных Наций в целом: добиться единства в отношении принципа недопустимости массовых и систематических нарушений прав человека, где бы они ни происходили (курсив наш - авт.)»3.
В связи с этим следует признать, что данная типологизация государств предельно идеологизирована и утопична в своей доктринальной основе. Во-первых, понятие «Запад» или «Европа» -это политические концепты лишенные конкретного содержания, они не обозначают ни какой родовой общности, с четко кристаллизованными интересами и потребностями, реализуемыми и обеспечиваемыми на международной арене. Справедливо, что культурное, политическое и историческое многообразие «создает предпосылки для того, чтобы Европейский союз опирался не на некую этническую общность по происхождению и даже не на общие мифы и воспоминания, а на политическую культуру прав человека, правового государства и демократии». Поэтому «Запад», «Европа» - это глобальный политический проект тотальной унификации политико-правового и социально-экономического развития, основанный на абстрагированной идеологии, не включающий культурно-исторический материал4.
1 Здесь также можно вспомнить доктринальные положение уже цитируемого Ф. фон Хайека, который в своей работе «До-
рога к рабству» (обеспечившая, в большей степени с политической точки зрения, присуждение этому теоретику Нобелевской премии) подразделяет все государства на либеральные и тоталитарные (варварские - с позиции защиты свободы и прав человека). Иных путей развития в современном мире, по его убеждению, вообще не существует.
2 Юртаев В., Попов А. Глобализация: Российский проект глобализации // Актуальная Россия: сб. М., 2000. Вып. 1.
3 Выступление Генерального Секретаря ООН Кофи Аннана // Проблема вмешательства: Две концепции суверенитета //
www.un.org
4 См. об этом: Ремизов Р. Опыт консервативной критики. М., 2002. С. 46.
Во-вторых, этот политический проект, впрочем, как и сама Конституция Евросоюза, уставы многих международных организаций, копараций и т. п. требует «утопического» стиля мышления, которое обосновывает и легитимирует свое существование через универсальные характеристики политико-правового и социально-экономического устройства, абстрагированные от конкретных пространственно-временных и духовно-нравственных основ (источников). Отсюда и критика всей «действительности» с позиции универсального и свободно сознающего самое себя идеала1. Это политическая утопия, как ее обосновывал К. Шмит, представляет собой «абстрагирование от... связанности места и порядка. Любой порядок есть конкретно местоположенное право: право, которое обладает правотой только на правильном месте - по эту сторону "линии"!... Словом, я вижу в утопии не некую произвольную фантастику или идеальную конструкцию, но определенную систему мышления, созданную на основе снятия пространства и потери местоположения, на больше-не-связанности социальной жизни человека с пространством (курсив наш - авт.)».
В-третьих, утопичность и метафизичность нового международного порядка и сотрудничества связана с тем, что надгосударственные институты и структуры формируют новые формы поддержания мирового порядка, базирующиеся на аморфных и подвижных основаниях. Если традиционно при столкновении с теми или иными проблемами формировались межгосударственные конфедеративные союзы, основанные на четких правовых основах, общих принципах и интересах, то в настоящее время конфедеративное пространство взаимодействия государств образуются через абстрактную идею борьбы с «мировым Злом», причем субъективно не определенным. Это напоминает «августинианское зло», которое не имеет четких источников, проникает в мир через «трещины Бытия», «где очагами Зла самым последовательным образом объявляются темные углы и ложбины», не отмеченные прямым присутствием миротворческих сил. Соответственно, «основной формой изгнание бесов в космологическом масштабе» является сам акт размещения «демо-
2
кратического контингента» в затемненных мировых точках, не взирая на юрисдикцию .
Несколько иную, но схожую типологизацию государств в глобализирующемся мире предлагает И. Валлерстайн. В предложенной им типологизации выделяются не только различные типы государств, но и определяется их место в международном порядке, а также специфика их взаимодействия, перспективы развития и роли тех или иных государственно-правовых пространств в процессе глобализации3.
Итак, он выделяет так называемое «ядро» мировой цивилизационной системы, в которое входят высокоразвитые государства, обладающие эффективной политико-правовой и социально-экономической институциональной организацией. Эти государства представляют собой главных субъектов всех международных процессов, извлекающих максимальную выгоду из созданной их усилиями международной системы разделения труда, осуществляют гуманитарную, экономическую, юридико-политическую экспансию на все остальные страны. Суть их международной активности заключается в закреплении существующего положения вещей и обеспечения постколониального господства в планетарном измерении. В этом контексте прав В.Б. Кувалдин, что процессы глобализации, рассматриваемые как продвижение и обеспечение универсального международного стандарта, дают в руки этим государствам «мощные рычаги контроля, сдерживания, а при необходимости - и ликвидации потенциальных конкурентов. В зависимости от значения проблемы, конкретных условий, силы сопротивления они могут варьировать меры воздействия в широ-
4
ком диапазоне от предоставления займов до вооруженного вмешательства» .
1 См. об этом: Ремизов Р. Опыт консервативной критики. М., 2002. С. 14.
2 Ремизов М. Указ. раб. С. 96. Таким образом, современные формы конфедеративного пространства взаимодействия суще-
ственно отличаются от традиционных военных, политических и экономических блоков. Так, например, «представьте, -отмечает М. Ремизов, - что участники второй мировой, вместо того, чтобы узнавать врага друг в друге, провозглашают некую священную борьбу против ночных бомбардировок и танковых атак. словом, против разрозненного множества средств войны, словно бы превращенных в ее раскрепостившихся духов». Можно также вспомнить слова Президента США Дж. Буша после 11 сентября, который ясно сформулировал эту идею, что в битве Добра со Злом всем демократическим странам необходимо вступить в легионы Добра для борьбы со Злом невзирая ни на что (в обход международно-правовых принципов). / Там же.
3 См.: Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб., 2001.
4 Кувалдин В.Б. Глобализация - светлое будущее человека // Глобализация: Контуры XXI века. М., 2002. С. 170.
Следующий тип государств по Валлерстайну - это «периферийные» государственно-правовые системы, которые выступают, прежде всего, объектами глобализационных процессов, становящиеся «изгоями», странами «неудчниками». Данное «сообщество» государств является преимущественно ресурсно-сырьевой основой для функционирования ядра цивилизации, а территория этих стран представляет собой «помойку» мир-экономики. Функционирование данных государств предполагает не учет их суверенных прав, внешняя легитимация властно-правовой воли, фрагментарное управление со стороны международного сообщества внутренними социально -правовыми и этнополитическими процессами. У таких государств-объектов глобализационных процессов не хватает ни ресурсов, ни механизмов и способов влияние на сложившийся мировой порядок. Как правило, эти государства характеризуются слабостью институциональной структуры, демократической некомпетентностью правительства, этнополитической, социально-экономической и юридической нестабильностью.
Третий тип государств - это «полупериферийные» государственно-правовые системы, их положение в складывающемся мировом порядке нельзя описать однозначно и четко. Скорее всего, можно сказать, что они принимают «пульсирующее» участие в глобализационных процессах. Другими словами, данные государства, являясь в большинстве случаев также объектами мировых процессов, в тоже время изредка (ситуативно, не стратегически) оказывают влияние на траекторию развития эти процессов. Полупериферийность этих государств означает промежуточное положение по уровню политико-правовой автономности (суверенности). Как правило, они обладают определенными ресурсами, но не способны конкурировать с государствами-«ядрами» мировой системы, поэтому остаются зависимыми экономически от высокоразвитых стран.
Взаимодействие между этими странами Валлерстайн описывает не только через субъект -объектные отношений, но и главным образом, посредством «симметричности» и «ассимметрично-сти» отношений между государствами. Соответственно первый тип государств осуществляют взаимодействие между собой на симметричных, равноправных основах, а в отношении к полупериферийным и периферийным государствам предполагается ассимметричное международное давление в интересах высокоразвитых государств.
В качестве предположения можно сказать, что данная логика типологизации государств уж больно таки схожа с принципами типологизации протогосударственных образований в раннеклассовый период. Как известно, в древний период данные образования также типологизировались на: «центральные» политически и экономически устойчивые, обладающие мощной институциональной структурой и военной силой города-государства; «полупериферийные» образования находящиеся под политическим, экономическим и культурным влиянием центральной зоны, периодически взаимодействующие с ней, фрагментарно оказывая воздействие на ее развитие; периферийные районы или области, выступающие, прежде всего, защитным буфером и используемые лишь изредка в военно-политических целях.
Национально-государственный интерес в глобализирующемся мире. Следствием десуве-ренизации государственной власти, в том числе и развития наднациональных институтов и структур является практика явного навязывания, подмены национально-государственных интересов или неявного включение этих интересов в качестве составной структуры глобальных интересов мирового развития. Очевидно, что одним из факторов обеспечения суверенитета национального государства, его безопасности является сбалансированная система общенациональных интересов, которая интегрирует систему жизненно важных интересов личности, общества, государства.
В тоже время в современной международной ситуации складывается практика, согласно которой принцип суверенитета и национальное законодательство уже не могут обеспечить, с одной стороны, независимую институционализацию национальных интересов, а с другой ее защиты от международного влияния. При этом национальные интересы ставятся в зависимость от сформулированных принципов мировых держав. Достаточно емко эту тенденцию выразил в своем выступлении Генеральный Секретарь ООН Кофи Аннан: «Новое, более широко сформулированное и более глубоко продуманное определение национальных интересов в условиях нового столетия, по моему убеждению, будет побуждать государства стремиться к гораздо более прочному единству в отстаивании таких основополагающих ценностей Устава, как демократия, плюрализм, права че-
ловека и верховенство права. Глобальная эпоха требует глобального взаимодействия. И действительно, в условиях растущего числа стоящих перед человечеством проблем коллективные интересы - это и есть национальные интересы»1.
В данном случае обосновывается, что формирование общих, универсальных, коллективных интересов надгосударственными институтами является основанием тесного и взаимного сотрудничества между государствами, кристаллизацию общих основ их совместной деятельности, новых форм демократической легитимации внутригосударственных институтов и структур. При этом суверенитет государства «уступает» свои права сверхгосударственным организациям, которые в конечном итоге создают общий международно-демократический порядок, «создают мир конца истории» (Ф. Фукуяма). Так, например, после падения советского государства вполне ощутима тенденция формирования международной легитимации политических режимов на постсоветском пространстве. Одним из главных требованием включение в качестве «субъекта» международного взаимодействие становиться как признание самого государства, так и легитимация его государственно-правового устройства и формы политического режимы международным сообществом. Однако данный процесс кроме публичного дискурса - демократизации и обеспечения прав человека, включает также и скрытый дискурс - легитимацию практики вмешательства надгосударственных структур во внутренние политико-правовые и социально-экономические процессы, способности влияния на формирование политической элиты, структур гражданского общества, общенациональных интересов и т. д.
В этом аспекте, очевидно, что действующие международные организации реализуют проект однополярной модели глобализации, предполагающей общие демократические стандарты и универсальные (надгосударственные) интересы. Причем именно институционализация на международной арене коллективных интересов в полной мере обеспечит эффективное включение различных государств-участников в глобализационный процесс, обеспечит эффективную интернационализацию мирового хозяйства и унификацию государственно-правовых пространств. Естественно, что одним из важных, если не решающим фактором препятствующий формированию института коллективных интересов и общей концепции мировой безопасности выступает государственный суверенитет. Поэтому именно в этом контексте следует воспринимать политические заявления сторонников этого сценария глобализации: « На пути достижения мировых целей. стоят государственный суверенитет и саморазмножающееся и самостоятельное население планеты, живущее в суверенных государствах. Все государственные суверенитеты должны быть разрушены, а их жители поставлены под контроль сети международных структур, действующих под эгидой ООН или НАТО с правом санкций против нарушителей мировой стабильности»2.
Учитывая существующую практику и теоретические доктрины можно выделить ряд подходов к обоснованию международной институционализации публично -коллективных интересов. В тоже время, выделяя данные позиции, обосновывающие суть и значения интеграционных интересов, следует отметить об условности такой классификации. Действительно в реальной международной практике данные подходы трудно, а порой и не возможно, четко отделить друг от друга. Тем не менее, видится целесообразным для анализа современных процессов глобальной унификации государства и права, национально-культурного бытия, акцентировать внимание на разных теоретико-идеологических основах рассматриваемой интеграции.
В рамках либеральной доктрины формирование публичных интересов связывается с развитием интернационализации мирового хозяйства, опосредующее взаимодействие между международными сетевыми организациями, формирующие надгосударственный экономический порядок. В этом плане полагается, что фундаментальным регулятором глобального экономического развития является экономический интерес транснациональных корпораций и иных сетевых экономических субъектов, взаимодействие между которыми реализуется на основе все той же классической схемы - стихийность рыночных регуляторов, перенесенных с локального, национального про-
1 Выступление Генерального Секретаря ООН Кофи Аннана // Проблема вмешательства: Две концепции суверенитета //
www.un.org
2 Цит. по: Юртаев В., Попов А. Глобализация: Российский проект глобализации / Актуальная Россия: сб. Вып. 1. М., 2000. 128
странства на глобальный уровень взаимодействия и освобожденных от какого-либо государственного вмешательства и контроля1.
Причем формируемые этими международными экономическими институтами над национальные экономические интересы выступает основной, если не единственной системой координат мирового сотрудничества, которая навязывает целым регионам и странам стандартизированную экономическую политику во вред их собственным национальным интересам. При этом принцип «экономической свободы» положенный в фундамент либерального проекта, обусловливающий развитие капиталистических обществ, видоизменяется в современном постиндустриальном обществе на сетевой порядок глобального взаимодействия. Отсюда постулируется построение структур управления и контроля на горизонтальной основе, находит свое реальное воплощение в транснациональных организациях и корпорациях.
Транснациональные корпорации, выступая социально-политическим примером новой, успешной формой глобального сотрудничества, становятся экономическим, политическим и информационным «локомотивом» глобализации, примером надгосударственной организации сетевого сообщества и демонополизацию контрольно-организующей власти институтов национального государства. Так, А. Ходов полагает, что в основе ТНК действуют клановые структуры, которые фактически паразитируют на государствах, присваивая себе их организационные и властные ресурсы.
Межкультурный проект институционализации коллективных интересов основан на стандартизации цивилизационных параметров развития на основе обобщенных, абстрагированных от конкретных национально-культурных форм, общечеловеческих интересах и потребностях. Именно эти общечеловеческие интересы, выводимые из доктрины прав и свобод человека, выступают защитным механизмом в процессе глобализации этнополитических сообществ. Снижают кон-фликтогенный потенциал во взаимодействии и сближении мировых цивилизаций.
Этот проект формирования публично-коллективных интересов предполагает необходимость трансформации государственно-правовой реальности лишенной духовно-нравственных императив, национально-культурных доминант. В качестве эталонов модернизации берется универсальные «политические законы», а одной из главных аксиом политико-правового мышления является всеобщая вера в действие фундаментальных демократических институтов, приравненное к действию физических законов социального бытия. Поэтому гомогенность национального государства должна основываться на общем политическом интересе, а не этнокультурных факторах. Эта общность интересов формирует и однотипные «структуры внутреннего опыта», что сближает государства друг с другом, исключает конфликты в системе «мы» - «другие». В этом плане нация должна стать «сосудом для реализации гражданских прав» а национальный интерес выражать общую гражданскую этику2. В этом плане неоспоримы суждения Ю.А. Тихомирова, что «признавая инте-гративность процессов, происходящих в современном мире, буржуазные идеологи и политологи упорно доказывают устарелость существующей сети государств, не способной якобы справиться с важнейшими задачами внутреннего и глобального характера. Отсюда призывы отказаться от национального суверенитета и расширять наднациональные структуры регионального и мирового масштабов, вырабатывать "планетарное сознание", "современные стандарты гуманизма". В них отражаются гегемонистские устремления империалистических государств; новый мировой политический порядок провозглашается как альтернатива существующим типам государств»3.
Военно-политическая доктрина обосновывает существо и необходимость существование единого межгосударственного интереса с позиции обеспечения коллективной безопасности, урегулированием и контролем над потенциально конфликтогенными регионами мира, недопустимость «ресурсного шантажа» со стороны слаборазвитых и неэффективных стран и проч. Исходя из этих факторов «нация-государство постепенно теряет свои функции в качестве оплота экономиче-
1 См. об этом подробнее: Глобализация мирового хозяйства и национальные интересы России / под ред. В.П. Колесова. М.,
2002.
2 См. подробнее об этой позиции: Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. М., 2000.
3 Тихомиров Ю. А. Теоретические проблемы развития государственности в современном мире // Правоведение. 1985. N° 6.
С 11-21.
ской и военной безопасности и передает их наднациональным учреждениям», которые и призваны конструировать общую концепцию международной безопасности, формулировать надгосударст-венные коллективные интересы, сплачивающие межгосударственные усилия1.
В данном случае полагается, что традиционное государство не в силах самостоятельно регулировать межэтнические, межрелигиозные и иные конфликты. Необходимость обеспечения гуманитарных стандартов постулирует неизбежность приоритета международных интересов и ценностей над государственными. Включенность государственно-правовых пространств в продвижение и защиту этого гуманитарного стандарта, наиболее полно обеспечивает преимущества международного сотрудничества, реализацию индивидуальных и общественных прав и свобод, и защиту и безопасность. Критически оценивая данный подход С. Проскурин отмечает, что «декларируя официально приверженность правам человека и другим демократическим ценностям, нынешние последователи гуманистов из развитых государств выводят за скобки общественного прогресса целые народы, которые, по их мнению, отстали навсегда, а раз так, то и должны с этим смирится. Вряд ли в этом можно усматривать разрыв со всей предшествующей демократической традицией, которая пи всей ее демократичности всегда носила черты скрытого аристократизма» 2.
Моноцетрический (империалистический) подход основан на доминировании в международной политики государственного интереса одной страны, который отождествляется с должным во всей мировой политики. Так, по заверениям Ф. Фукуямо логика внешней политики США приводит ее к ситуации, когда-либо США становится мировой империей, реализуя свои интересы и берет на себя ответственность за руководство слаборазвитыми странами и продвижением своего институционального образца демократии, либо уступает эту роль глобальному суверенитету международного (европейского) сообщества3.
Доминирующее положение в мире США после окончания холодной войны многими воспринимается как наступление «новой американской эпохи», которое дает возможность «сделать новое столетие благоприятным для американских принципов и интересов»4. Это политика основанная на принципе «у государства Америки есть интересы, но нет принципов» (Г. Киссинджер).
Д. Сорос в своей недавно вышедшей книге в обобщенном варианте следующим образом формулирует доктринальные положения политики США: «международные отношения строятся на основе силы, а не закона; сила доминирует, а закон признает то, что доминирует. Соединенные Штаты, безусловно, доминирующая держава., следовательно, у них есть право навязывать свои взгляды, интересы и ценности миру». Причем это «мессианское шествие» американских интересов, системы ценностей и институтов основывается практически на «религиозной вере» в святость и непогрешимость ее политико-правового устройства. «Принятие американских ценностей, - продолжает Д. Сорос, - должно пойти миру на пользу, поскольку американская модель доказала свое превосходство». И далее отмечается, что « мы не можем ограничиться преследованием лишь собственных узких национальных интересов. Ради собственного блага мы обязаны заботиться также о благополучии остального мира, ибо только Соединенные Штаты в состоянии осуществить системные изменения. Если кто и способен поддержать мировой порядок, то только США»5.
Таким образом, не различные международно-правовые соглашения и договоренности, а только один национально-государственный интерес, перерастающий в глобальных условиях в мировой, способен действительно обеспечить международный порядок. В свою очередь, этот империалистический интерес выступает направляющей для всего мирового развития, все остальные государства должны подчинится (адаптировать свои интересы в соответствии с интересами мировой державы) политике, проводимой США.
1 См.: Ян Э. Демократия и национализм: единство или противоречия? // Политические исследования. 1996. № 1. С. 33-50.
2 Проскурин С. Глобализация как фактор поляризации мира. М., 2002. С. 63.
3 См.: Фукуямо Ф. Указ. раб. С. 162. Красноречиво свидетельствуют о выбранной стратегии слова президента Буша, кото-
рый в своей речи 26 февраля 2003 г. заявил: «Мы оказались здесь в критический период в истории нашей нации и всего цивилизованного мира. Часть этой истории написана до нас. Остальную часть напишем мы.»
4 Цит. из программного меморандума, подготовленного Министерством обороны США в 1992 г., затем переработанного и
принятого администрацией Буша-старшего.
5 Сорос Д. Мыльный пузырь американского превосходства. На что следует направить американскую мощь. М., 2004.
С. 18, 84.
С этих позиций утверждается, что существующий международно-правовой порядок не предусматривает эффективных механизмов защиты общих (коллективных) интересов. Причем в действующие международные нормы ставят национально-государственный суверенитет выше общего. Однако в отличие от идеи ослабления суверенности государственной власти, при формулировании публичных интересов и переносе этого качества на международные институты, «администрация Буша видит роль Америки в мире совершенно иначе. Она испытывает инстинктивную антипатию ко всем многосторонним соглашениям. С ее точки зрения международные отношения строятся исключительно на силе, а не законе, и так как Америка - самая могущественная держава, международные договора и институты лишь мешают ей использовать силу. Администрация Буша признает лишь одну форму сотрудничества, при которой США принимают решения, а остальные подчиняются им. Именно такая позиция привела к появлению доктрины Буша»1.
Современные проекты десуверенизации государственной власти. Неоднозначность процессов глобальной трансформации государственной власти, разнохарактерность тенденций международного взаимодействия при решение разнородных проблем и конфликтов, поиск новых форм легитимации надгосударственного вмешательства в политико-правовые процессы национальных государств, стремление к универсализации социально-экономической и культурной жизни человеческих сообществ и проч., соответственно, формируют и разные сценарии развития мироустройства.
Выше нами были рассмотрены различные подходы к обоснованию «сужения» суверенных прав государственной власти, а также связанные с этим формы институционализации коллективных (общих) интересов подрывающие самостоятельность решения национально-государственным пространством своих внутренних и внешних проблем. Теперь, резюмируя вышеизложенное можно выделить ряд подходов к формулированию сценариев дальнейшей глобальной трансформации государства и права, фиксации определенного мирового порядка и соответствующей системы международных отношений.
Действительно сегодня главный спор, разворачивающийся на международной арене, связывается с тремя фундаментальными вопросами: во-первых, «за кем закрепляется (признается) суверенное право вмешиваться во внутренние политико-правовые и социально-экономические процессы тех или иных стран?»; «во-вторых, какие формы и способы такового вмешательства следует признать легитимными?»; «в-третьих, на основании каких критериев (исходя из каких интересов) следует принимать решение о таковом вмешательстве?». Другими словами ниже приведенные подходы отражают разные интерпретации (ответы) на эти три вопроса: кто? - как? - зачем?
Глобальные проекты десуверинизации государственной власти. Неоднозначность процессов глобальной трансформации государственной власти, разнохарактерность тенденций международного взаимодействия при решение разнородных проблем и конфликтов, поиск новых форм легитимации надгосударственного вмешательства в политико-правовые процессы национальных государств, стремление к универсализации социально-экономической и культурной жизни человеческих сообществ и проч., соответственно, формируют и разные сценарии развития мироустройства.
Можно выделить ряд подходов к формулированию сценариев дальнейшей глобальной трансформации государства и права, фиксации определенного мирового порядка и соответствующей системы международных отношений. Действительно сегодня главный спор, разворачивающийся на международной арене, связывается с тремя фундаментальными вопросами: во-первых, «за кем закрепляется (признается) суверенное право вмешиваться во внутренние политико-правовые и социально-экономические процессы тех или иных стран?»; «во-вторых, какие формы и способы такового вмешательства следует признать легитимными?»; «в-третьих, на основании каких критериев (исходя из каких интересов) следует принимать решение о таковом вмешательстве?» Другими словами ниже приведенные подходы отражают разные интерпретации (ответы) на эти три вопроса: кто? - как? - зачем?
1 Сорос Д. Мыльный пузырь американского превосходства. На что следует направить американскую мощь. М., 2004. С. 86.
Европоцентрическая модель глобализации, предполагает на смену Вестфальской системе сформировать систему международных организаций и учреждений, наделенную глобальным суверенитетом. Следовательно, все суверенные права государств так или иначе невелируются при вступлении в международную общность государств, а принятие общезначимых решений и формулирование общих (коллективных) интересов на международные институты.
В этом плане Европа (как глобальный политический проект), представляет собой «юриди-ко-политический сосуд», «резервуар» для гражданской свободы различных наций, с общей правовой культурой и политической идентичностью (этнонациональная, религиозная и иная принадлежность является делом частным, индивидуальным, фактором внутреннего личностного опыта). В этом плане Европа не образует никакой родовой общности, а является «Европой по выбору». При этом на первый план выдвигаются права вступления в Европу, она открыта для новых членов.
Тем самым Европа становится центром распространения демократических стандартов, основных правил взаимодействия, осуществляя контроль и регулирование иными (не вошедшими в Европу, не реализующих европейский проект) странами мировыми перифериями. В данном проекте предполагается, что авторитет международных неправительственных (стоящих выше всяких правительств) организаций направлен на «усомнение» легитимности существующей власти и демократичности политического процесса в том или ином государственно-правовом пространстве. В тоже время правовой характер выборных процедур и институционально-правовые основания политического процесса равным счетом не будут иметь особого значения, даже сам «акт голосования граждан, достойный уважения, согласно Всеобщей декларации прав человека и гражданина, не имеет никаких юридических последствий для ОБСЕ»1.
При этом в принципе, любой государственно-правовой режим считается не легитимным, даже если его публично-правовые институты сформированы на основе демократических процедур. Так, внешнеполитическая легитимация государственной власти может в некоторых случаях, как показала практика «цветных революций», поставить под сомнения и сами демократические процедуры, «поскольку волю избирателей может заменить авторитетное мнение международной организации, а результаты голосования окажутся нелегитимными»2.
Справедливо в этом плане отмечает Н.А. Нарочницкая, что демократия, права и свободы человека становятся не ориентиром в развития внутри государственного устройства, основой международно-правового и социокультурного обмена, а «предметом политического шантажа, вмешательства во внутренние дела суверенных государств, фарисейских манипуляций». Напротив, все чаще именем будущей демократии, глобального демократического общества «обосновывается грубое попрание права и закона как внутри собственных стран, так и в отношении государств в мировом сообществе. Тенденции же более свидетельствуют не о демократии, а о ее подмены "глобальным управлением" со стороны группы стран и некой наднациональной интеллектуальной когорты»3.
Таким образом, в контексте этой модели демократическая легитимность больше не связывается напрямую с избирательными процедурами, волей нации и т.п., а опосредуется волей международного сообщества, неправительственных международных организаций. В этой части можно согласиться с Ф. Фукуяма, что «это международное сообщество не воплощается конкретно каком-либо одном глобальном демократически установленном порядке, однако придает легитимность существующим международным институтам, которые отчасти его воплощают». Отсюда справедливо полагает он «миротворческие силы в бывшей Югославии следует рассматривать не просто как конкретные межправительственные меры по урегулированию ситуации, но скорее, как моральное выражение воли и норм международного сообщества»4.
Туже идею обосновывает и Генеральный секретарь ООН, когда интерпретирует сущность и значение института вмешательства: «В случае, когда вмешательство с использованием силы ста-
1 Мирзоев С. Гибель права: легитимность в «оранжевых революциях». М., 2006. С. 27.
2Там же.
3 Нарочницкая Н.А. Демократия XXI века: перерождение смыслов и ценностей // Оранжевые сети: от Белграда до Бишкека.
СПб., 2008. С. 6.
4 Фукуяма Ф. Сильное государство: Управление и мировой порядок в XXI веке. М., 2007. С. 184.
новится необходимым, мы должны обеспечивать, чтобы Совет Безопасности - орган, на который возложена ответственность за санкционирование применения силы в соответствии с нормами международного права, - был в состоянии справиться с этой задачей. Как я говорил во время конфликта в Косово, не должно идти и речи о выборе, с одной стороны, между единством в Совете и бездействием перед лицом геноцида, как это было в случае в Руандой, и, с другой, отсутствием согласия в Совете, влекущим за собой принятие региональных мер, как это было в случае с Косово»1 . Следовательно, международный институт вмешательства не требует традиционной демократической легитимации (обеспечения единства государств при голосовании по тем или иным вопросам). В данном случае международная организация сам легитимирует решение, даже в отсутствии межгосударственного консенсуса.
Очевидно, что при «ослаблении», постепенном нивелировании суверенитета государство-наций международные организации и институты становятся выразителем и хранителем общего (коллективного) интереса и всеобщего блага, стоящих выше интересов и потребностей конкретной страны. Таким образом, глобальные общи интересы и потребности, международные стандарты и правила становятся доминирующими в мировой политики, обладают большей власть и легитимностью.
Имперская (американская) модель глобализации наоборот придерживается принципа, согласно которому международные неправительственные организации, а также международные законы, декларации и соглашения не существуют независимо от свободной государственной воли. Если первая модель развития мирового порядка наделяет международные организации статусом «хранительниц всеобщего блага», стоящего выше интересов и амбиций отдельных государственно-правовых пространств, то имперская модель напротив исходит из ограниченности делегирования власти международным организациям.
Так, по утверждению Ф. Фукуяма американский проект глобализации и формирования имперского порядка исходи из того, что «в Америке существовал только один политический режим, который, будучи старейшей в мире непрерывной демократией, не рассматривается как переходящий политический компромисс. Это, означает, что политические институты страны внушают людям почти набожное почтение»2. Поэтому, имперский проект глобализации предполагает универсализацию национального интереса, политических институтов, а также стандартизацию правового развития стран не на основе наднациональных ценностей и правил. Он основывается на определенном культурцивилизационном идеале государственно-правого устройства, трактуемого как единственно верный и непреходящий стандарт в мировом развитии в целом и конкретных государств в частности.
Американская модель международно-правового порядка в отличие от европоцентрической не стремиться демонтировать суверенность государств и легитимность их политико-правового режима на основании формирования более эффективных международных организаций, осуществляющих глобальное демократическое управления. Дело обстоит иначе, постановка под сомнения легитимности того или иного государства трактуется с точки зрения воплощения на этом локальном или региональном (группа стран) пространстве конкретного идеала социально-экономической и политико-правовой организации. При этом предполагается ведущая роль международной державы - Америки в антикризисном и координационным управлении демократическим развитием этих пространств. В тоже время некомпетентное и неэффективное управление государством в достижении этого имперского идеала автоматически подрывает качество суверенности данной государственной власти и, соответственно, легитимирует внешней вмешательство империи во внутригосударственные политико-правовые процессы.
Причем эта логика развития глобального имперского порядка распространяется на развитие всех государств без исключения. Ее формирование началось еще в период Второй мировой войны, а после ее окончания уже был сформирован первый стратегический план социально-экономичес-
1 Выступление Генерального Секретаря ООН Кофи Аннана // Проблема вмешательства: Две концепции суверенитета //
www.un.org.
2 Фукуяма Ф. Указ. соч. С. 189.
кого и политического присутствия США в различных регионах мира, выработаны основные механизмы свержения нелегитимных государственно-правовых режимов: либо путем военного переворота, вооруженного вмешательства, либо путем демократической, мирной трансформации конкретных государств на путь «догоняющего развития», т. е. неизменному следованию имперскому идеалу и его политики. Так, «принято считать, - пишет по этому поводу Н.А. Нарочницкая, - что окончательное стратегическое решение США "остаться" навсегда в Европе и инкорпорировать роль, интересы и потенциал Западной Европы в свою глобальную стратегию, составной частью которой стало поощрение и европейкой интеграции, и "единой Европы", оформились лишь в 1946 г.»1.
Неслучайно, уже в более поздних исследовательских работах с тех или иных позиций, с помощью различных аргументов и суждений обосновывается необходимость постоянного «присутствия» имперской власти в развитии конкретных государств и регионов мира. Так, например, Ф. Фукуяма обосновывает, что «логика американской внешней политики после 11 сентября подводит ее к такой ситуации, при которой она либо берет на себя ответственность за руководство слаборазвитыми странами, либо передает эту миссию в руки международного сообщества»2.
Очевидно, что в своей сущности и направленности эти два проекта формирования и развития международно-правового порядка противостоят друг другу, в редких случаях идут вместе при достижении совпадающих интересов и целей. Какой проект глобализации окажется более устойчивым в поствестфальской системы мирового развития покажет время.
Процессы, направленные на разрушение Вестфальского мира, утверждающего суверенитет государств-наций, после второй Мировой войны, инициируют формирование новой системы международно-правовых отношений под эгидой неправительственных надгосударственных (глобальных) организаций. Новейший этап развития мирового порядка связан с полной отменой суверенитета и формированием «космополитической демократической системой» и «глобального гражданского общества», которые признают фрагментарность функционирования отдельных (автономных) социумов и локальных пространств и в тоже время демократически унифицирует их развитие. На этом этапе формируются единые властно-правовые, социальные и экономические сети управления, а также общие принципы социальной справедливости и стандарты социально-культурного развития, правила и границы индивидуальных и коллективных действий, обобщенный интерес и всеобщее благо.
Становящийся новый постсуверенный порядок не только по иному интерпретирует старые ценности (права и свободы человека и гражданина, демократия, политический плюрализм, легитимность государственного принуждения и проч.) в новом глобалистическом дискурсе, но и заново трактует содержание давно устоявшихся терминов и аксиом. Очевидно, что нивелирование значимости государственного суверенитета, процессы гуманитарной интервенции, стандартизация правокультурного развития предполагает и новые формы гражданской идентичности.
Нивелирование правокультурных, этнополитических, социально-психологических факторов в развитии государства и права создает реальные предпосылки для формирования глобального гражданского общества (глобального сообщества), опирающегося не на некую этническую общность по происхождению и даже не на общие исторические корни, а на политическую культуру прав человека, правового государства и демократии.
Нация у современных европейских политологов уже не является основание государства и его суверенитета, она трактуется как «сосуд для реализации гражданской свободы», а презумпция уникальности государственно-правового устройства должна уйти с авансцены истории - «национально-государственное мышление и действия должны быть денационализированы»3. При этом утверждается, что права и свободы граждан представляют собой действенную, в современном глобализирующемся мире, универсальную основу гражданской идентичности.
В этом контексте «национальный патриотизм» замещается «патриотизмом конституционным», представляющим одно только возможную форму лояльности в глобальном сообществе. Ак-
1 Нарочницкая Н.А. Американские «аналитические институты» глаза, уши и совесть Америки // Оранжевые сети: от Бел-
града до Бишкека. СПб., 2008. С. 17.
2 Фукуяма Ф. Указ. соч. С. 161.
3 См. об этом: Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. М., 2000.
сиоматика глобального гражданского общества определяется освобождением политической гражданственности от различных этнокультурных факторов. Справедливо в этом аспекте отмечает М. Ремизов, что в такой интерпретации «нация идентична гражданству, гражданство идентично наличию гражданских прав. Тавтологизация нации и гражданства - реальный процесс, посредством которого общность и принадлежность становятся формальными»1.
Однако представляется, что данные теоретические разработки обосновывающие процессы формирования новой гражданской идентичности опираются на публично-правовой опыт американского общества. Именно там была сформирована «атлантическая модель» гражданского общества, в рамках которой этнокультурная и историческая идентичность формируется преимущественно политическими институтами, конституционализмом и демократией.
В современных условиях глобализации эта идея получила новое развитие, поскольку теоретически обосновывает возможность в процессе десуверенизации национальных государств формирование новой формы идентичности. Более того, развитие международных неправительственных организаций (МПО) делает этот процесс формирования вполне реальным. Именно действующие сегодня на надгосударственном уровне сеть МПО и их огромное влияние на развитие национальных государств отражает процесс формирования нового субъекта международно-правовых отношений глобального гражданского сообщества.
Причем «особая категория НПО (неправительственных организаций, действующих на международной арене - В.В.) претендует на роль судей в вопросах мировоззрения всего общества и государственной политики. Это явный выход за пределы гражданского общества (в традиционном его понимании - В.В.)» - отмечает Н.А. Нарочницкая. Поэтому, справедливо полагает исследователь сегодня актуализируется востребованость научной оценки и политической роли процесса перерождения неправительственных организаций из институтов гражданского общества в субъектов политической и международно-правовой деятельности, что полностью меняет «смысл и интерпретацию самого понятия гражданского общества» 2.
Профиль глобального проекта гражданского общества определяется еще и тем, что различие между частным и приватным, общественным и политическим в данном проекте стирается, а плюрализм замещается политико-идеологическим давлением. Если неправительственные организации начинают играть одну из ведущих ролей в политической сфере, то значит, стирается и граница межу государством и гражданским обществом. Если международные неправительственные организации в современном мире претендуют на роль форпостов демократии и безопасности, то значит, они обязаны контролировать политический процесс и вмешиваться во всех случаях, когда течение повседневной практики нарушаются фактом, противоречащим демократическим аксиомам.
В тоже время вряд ли следует считать перспективным институционализацию проекта глобального гражданского общества, лишенного этнокультурной и исторической идентичности. Сама идея гражданского общества отражает автономность и самоорганизацию населения в решении частных, приватных целей и задач. Реализация глобального проекта. С нашей точки зрения приведет не к глобальному объединению и выходу гражданской организации на надгосударственный уровень, а к тотальной политизации общественной жизни. В конечном итоге данные идеи могут возродить на новом качественном (глобальном) уровне формы тоталитаризма, а сами международные неправительственные организации станут претендовать на роль новой «пасторской власти», ведущей гражданское сообщество к благоденствию. Развивая при этом новые тоталитарные формы социального контроля за образом и способом жизни индивидов. При этом всеобщее благоденствие окажется не чем иным, как абсолютизацией подчиненности.
В настоящем глобализирующемся мире, напортив, институционализируются процессы всеобщей международной унификации права и стандартизации политических институтов, исходящих из достижения единообразия в социально-культурном развитии, что легитимирует крупномас-
1 РемизовМ. Указ. соч.. С. 71-72.
2 Нарочницкая Н.А. Демократия XXI века: перерождение смыслов и ценностей // Ораньжевые сети: от Белграда до Бешке-
ка. СПб., 2008. С. 9.
штабные и систематические гуманитарно-экономические интервенции, юридико-политическое давление на развитие определенных геополитических пространств, военных конфликтов.
Эти процессы обусловливают постепенное формирование многоуровневой международно -правовой системы, которая в конечном итоге должна сформировать единую, глобальную правовую систему мира, призванную полностью десуверенизировать национальные государства. Данная многоуровневая система включает следующую нормативно-правовую иерархию:
1. Международно-правовая система (международное право), в рамках которой институционализируются на основании международных законов-программ, доктринальных актов, рекомендаций нормативные образцы и модели единообразных норм, формируются рамочные законы и модельные нормативно-правовые акты, используемы для унификационного развития внутригосударственного законодательства и системы институтов государственной власти.
2. Региональные нормативно-правовые акты, призванные сблизить национальные законодательные системы стран близких по этнополитическим, социально-экономическим и правокуль-турным трендам развития. Данные акты предназначены для регулирования отношений не связанных напрямую международно-правовыми отношениями, и унифицируют социально-правовые, политические и экономические нормы и институты между государствами определенных регионов мира.
3. Национальные правовые системы, которые трансформируются под воздействием универсалистской концепция прав и свобод человека, которая привносит в национальное законодательство определенный вестернизированнный образ социально-политической организации, базирующийся на определенном мировоззрении и специфической форме юридико-политического бытия; формирует стандартизированные властно-правовые модели политико-правовых отношений в системе «личность - общество - государство».
4. Локальные нормативные системы, содержательно изменяются и унифицируются под воздействием трансграничных финансовых, торговых, организационных и корпоративных норм.
Таким образом, сближение правого регулирования обладает своей логикой и закономерностью развития, в соответствии с которыми расширяется количество и усложняется характер единых и единообразных норм, а также предполагают установление единообразного регулирование в одних сферах, которое с неизбежностью ведет к необходимости сближению правовых норм в других областях. Причем в условиях глобализации различные формы международно-правового взаимодействия (унификация, косвенная унификация, гармонизация, унификационное регулирование и стандартизация политического процесса, информационно-правовой обмен и услуги по оказанию правовой и социально-гуманитарной помощи) используются в целях интеграции национальных правовых и политических систем, формированию единой глобальной политико-правовой системы, основанной на стандартизированных и единообразных принципах и параметрах развития.
Распространение рыночных институтов и стандартизированных форм и моделей функционирования информационно-коммуникативных средств обусловливает и процессы национально -культурной унификации. При этом массовизация универсальных идей и ценностей, форм общественной жизнедеятельности, а также стилей обыденно-правового мышления подтачивает право-культурное и этнополитическое ядро нации, национальную идентичность. Вряд ли также следует считать перспективным институционализацию проекта глобального гражданского общества, лишенного этнокультурной и исторической идентичности. Сама идея гражданского общества отражает автономность и самоорганизацию населения в решении частных, приватных целей и задач. Реализация глобального проекта. С нашей точки зрения приведет не к глобальному объединению и выходу гражданской организации на надгосударственный уровень, а к тотальной политизации общественной жизни. В конечном итоге данные идеи могут возродить на новом качественном (глобальном) уровне формы тоталитаризма, а сами международные неправительственные организации станут претендовать на роль новой «пасторской власти», ведущей гражданское сообщество к благоденствию. Развивая при этом новые тоталитарные формы социального контроля за образом и способом жизни индивидов. При этом всеобщее благоденствие окажется не чем иным, как абсолютизацией подчиненности.
