CC BY
115
А.Ю. МЕЛЬВИЛЬ, Д.К. СТУКАЛ, М.Г. МИРОНЮК
ГОСУДАРСТВЕННАЯ СОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ, ДЕМОКРАТИЯ И ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ (НА ПРИМЕРЕ ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКИХ СТРАН)1
Проблема
Проблематика государства, государственности и государственной состоятельности, с одной стороны, и режимных изменений, демократии и демократизации - с другой, выдвинулась в настоящее время на передний план сравнительных политических исследований, прежде всего посвященных вопросам современных политических изменений и политического развития. Данное обстоятельство связано, в первую очередь, с реально выявившимися в последние два-три десятилетия сложностями в процессах государственного строительства в посткоммунистических странах - но не только! Феномен «несостоятельных» государств, очевидные различия в качестве государственных институтов и государственного управления в разных странах мира, прежде всего развивающихся, неоднозначность взаимосвязи типов государственности, направленности и темпов развития и характера политических режимов (в том числе появление альтернативных моделей авторитарной модернизации) - все это заставляет обратить внимание на проблему госу-
1 Статья подготовлена при поддержке Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ в рамках исследовательского проекта «Государственная состоятельность как предпосылка демократии?» Помимо авторов статьи, среди участников проекта - М.В. Ильин, Е.Ю. Мелешкина, О.Г. Харитонова, О.Т. Гас-парян, Р.У. Камалова и Е.О. Вьюгина.
дарственного строительства, институционального развития и режимных изменений.
Немаловажный (в плане теории и политической практики) аспект этой проблематики связан, в частности, с так называемой проблемой sequencing, т.е. последовательности осуществления реформ в посткоммунистических и других переходных и развивающихся странах [см., например: Siegle, Weinstein, Halperin, 2004; Fukuyama, 2007; Mansfield, Snyder, 2007; Carothers, 2007; Carothers, 2007a; Berman, 2007; MacLaren, 2009]. Одни исследователи и политики утверждают, что демократизация при отсутствии или недостатке эффективных и качественных государственных институтов (у нас зачастую упростили бы и сказали - «вертикали власти») чревата неуправляемостью и хаосом. Иными словами, вначале - сильное государство и лишь потом - демократия. Другие, напротив, считают возможным и необходимым в переходных странах одновременно осуществлять государственное строительство и развитие демократических институтов и практик, т.е. уже как бы изначально выстраивать именно демократические государственные институты.
Существует ли зависимость (если да, то какая) между характером государственности и политическими режимами и режимными изменениями? Каковы последствия демократических реформ для государственной состоятельности? Влияет ли государственная состоятельность на режимные преобразования? Как можно измерить уровни государственной состоятельности в разных странах? Каковы варианты и какова, если она существует, оптимальная последовательность строительства и развития государственных институтов и демократизации? Всегда ли создание эффективного государства должно предшествовать формированию демократических институтов и практик - или эти процессы могут идти параллельно и подкреплять друг друга? Насколько предшествующие исторические, социально-политические и иные традиции предопределяют характер новых, возникающих в ходе режимных изменений государственных институтов и их качество?
Мы предпринимаем попытку наметить возможные, пусть частичные, ответы на некоторые из поставленных вопросов и определить направления дальнейших исследований. Для этого мы осуществляем критический анализ существующей литературы по рассматриваемой проблематике, формулируем предварительные
гипотезы, определяем используемую методологию и эмпирические базы данных, разрабатываем используемый в нашем исследовании индекс государственности, выявляем и интерпретируем предварительные результаты анализа и намечаем дальнейшие перспективы исследования.
Литература
Современная литература по рассматриваемой проблематике огромна. Отправной точкой нашего исследования является аналитическое различение понятий государства, государственности и государственной состоятельности [см.: Nettle, 1968; Tilly, 1990; Spruyt, 1994; Evans, 1997; Ильин, 2005; Мелешкина, 2011 и др.]. В соответствии с существующей литературой по политической компаративистике «государственность» рассматривается нами как комплекс «статусности» (statehood) и «состоятельности» (stateness). Категория государственности как статусности отражает внешнее и внутреннее признание суверенного государства. Категория государственности как состоятельности отражает свойства и характеристики государства в части осуществления им своих эволюционирующих по мере государственного строительства функций, их объема и качества. Становление и распад государств, динамика государственного строительства, эволюция государственной состоятельности определяются воздействием совокупности как «объективных», так и «субъективных» факторов.
В литературе, имеющей отношение к рассматриваемой нами проблематике, распространено понимание государственного строительства как «создания новых государственных институтов и укрепления существующих» [Fukuyama, 2004a]. При этом государственное строительство чаще всего трактуется как «создание и увеличение государственной состоятельности», которая в свою очередь понимается как способность государства к «эффективному управлению» [Roberts, Sherlock, 1999, p. 480]1.
1 Разумеется, критерии этой эффективности - иной вопрос, требующий отдельных исследований.
Применительно к основной проблематике нашего исследования - взаимосвязи и последовательности формирования и динамики государственной состоятельности и режимных изменений - в современной литературе можно выявить следующие основные альтернативные подходы.
1. «Stateness first»: Государство как необходимая предпосылка демократии?
В современной политической компаративистике в качестве едва ли не априорной посылки распространено представление о том, что государство/государственность является необходимой предпосылкой демократии. Этот тезис идет еще от Д. Растоу [Rustow, 1970]. Часто цитируется утверждение Х. Линца и А. Степана о том, что «демократия есть форма правления в современном государстве. Таким образом, без государства современная демократия невозможна» [Linz, Stepan, 1996, p. 17]. Данный аргумент получает развитие в работах Ф. Фукуямы, Э. Мансфилда и Дж. Снайдера [Fukuyama, 2004a; Fukuyama, 2007; Mansfield, Snyder, 2007].
Й. Моллер и С.-Э. Скаанинг [Moller, Skaaning, 2011], продолжая логику аргументации, представленную в ряде других работ [Tilly, 1990; Van Creveld, 1999 и др.), подчеркивают, что современные государства рождались недемократическим путем, в крови и насилии, и лишь постепенно некоторые из них становились демократиями, и приходят к тому же общему выводу, что государственность предшествует демократии.
В литературе также выделяется отдельная линия, конкретизирующая обсуждаемый нами тезис о государственности как обязательной предпосылке демократии в плане проблематики качества государственных институтов. Суть данного аргумента сводится к тому, что демократизация без качественных институтов ведет к политическому и социальному хаосу и экономическому спаду (см. в качестве характерного примера: [Полтерович, Попов, 2006]).
Действительно, нет никаких сомнений в том, что современная демократия невозможна без дееспособного государства и не может существовать вне пространства государственности. Проблема, однако, в другом - государство не абстракция, существуют очень разные государства и типы государственности. Государства
по-разному определяют свои приоритеты и по-разному исполняют свои функции. Общий тезис о том, что государство является предпосылкой демократии, нуждается в конкретизации и развитии. Да, исторически создание «современных» (европейских) государств и государственное строительство предшествовали формированию демократических институтов и практик. Но нет никаких достаточных теоретических оснований для экстраполяции этой последовательности в сегодняшний мировой контекст. Многомерная и разнонаправленная логика мирового политического развития требует дифференцированного подхода к вопросу о характере государства и государственности, детализированного рассмотрения их различных качеств, в первую очередь - применительно к рассматриваемой нами проблематике1.
В окружающем нас мире - очень разные государства с разными характеристиками государственности. Дифференциация уровней государственной состоятельности как раз и используется в качестве одного из способов их измерения и сравнения, в том числе в аспекте режимных различий. При этом в литературе обоснован теоретический аргумент о разных соотношениях уровней государственности и типов политических режимов (см. работу Ч. Тилли 2007 г.: по вертикали - государственная состоятельность, по горизонтали - политические режимы):
Политический режим
Государственная состоятельность высокий потенциал государственной состоятельности - недемократический режим высокий потенциал государственной состоятельности - демократический режим
низкий потенциал государственной состоятельности - недемократический режим низкий потенциал государственной состоятельности - демократический режим
Источник: [Tilly, 2007, p. 19].
1 Показательно в этом отношении уточнение, сделанное А. Хадениусом [Hadenius, 2001]: в современных условиях не любое государство является предпосылкой демократии и условием демократизации, а государство особого рода -«взаимодействующее государство» («interactive state»), т.е. такое, которое развивает связи с обществом и отвечает на его запросы.
В ряде исследований этот вывод о «демократии без государственности» и «государственности без демократии» подтверждается эмпирически [см., например: Политический атлас современности, 2007; Political Atlas of the Modern World, 2010].
2. «Democratization without a state»: Насколько необходима в современном мире государственность как предпосылка демократии?
Строго говоря, это логически и теоретически возможная, но в содержательном отношении совершенно маргинальная позиция. О. Тенси приводит Косово в качестве примера демократизации без эффективной государственности [Tansey, 2007], заметим - примера весьма неоднозначного. В. Шойерман под критическим углом рассматривает аргументы относительно процессов глобализации и транснационализации как факторов, снижающих относительную значимость суверенного государства и государственности для демократизации [Scheuerman, 2009]. В сходном контексте иногда рассматриваются перспективы «демократизации извне» - фактически при слабом государстве.
Но, как бы то ни было, для нашего исследования, посвященного взаимосвязи типов государственности и режимных изменений, эта проблематика, особенно с учетом ее маргинальности, не является приоритетной.
3. «Democratization backwards» / «Building the ship of state at sea»: Одновременность и комплементарность государственного строительства и демократизации?
Гораздо более значимая (с точки зрения интересов нашего исследования) проблема, все более активно дискутируемая в современной литературе, связана с возможностью одновременности и комплементарности процессов государственного строительства и формирования демократических институтов и практик. Существует ряд теоретических и эмпирических исследований, говорящих в пользу такой возможности. Например, Р. Роуз и Д.Ч. Шин говорят о возможности, образно выражаясь, «строительства государственного корабля в море» («building the ship of state at sea»), т.е. строи-
тельства изначально демократических государственных институтов [Rose, Shin, 2001, p. 337). По их мнению, именно это характерно для стран «третьей волны», осуществляющих «демократизацию в обратном направлении» («democratization backwards»), т.е. без предварительного выстраивания «сильных» государственных институтов. М. Брэттон и Э. Чанг на основе эмпирического анализа особенностей режимных изменений в ряде африканских стран также приходят к выводу о взаимосвязи и взаимообусловленности процессов государственного строительства и демократизации [Bratton, Chang, 2006]. Дж. Карбоне и В. Мемоли на более широкой выборке стран приходят к аналогичному выводу, используя, однако, вызывающую возражения методологию [Carbone, Memoli, 2012].
Дж. Фортин отмечает, что как существующие теоретические разработки, так и имеющиеся эмпирические данные не позволяют четко установить направление причинной зависимости между го -сударственным строительством и демократизацией, и на этом основании приходит к выводу о том, что эти процессы взаимно подкрепляют друг друга [Fortin, 2011]. Фактически это связано с проблемой эндогенности применительно к рассматриваемым нами вопросам. Направление причинной зависимости трудно определить однозначно: что влияет на что и нет ли тут «третьих» причин? Связаны ли состояние / динамика государственной состоятельности и демократии / демократизации только друг с другом - или еще и с другими факторами / изменениями, например, с развитием рыночной экономики, внешними влияниями и др.?
Дж. Хэнсон, напротив, делает заключение об отсутствии внутренней взаимосвязи этих процессов, но при этом приходит к важному положению о том, что для начала демократизации необходим лишь минимальный уровень государственной состоятельно -сти и что в дальнейшем формирование демократических институтов и практик приобретает самодостаточный характер [Hansen, 2011]. Х. Бек и А. Хадениус в своем анализе приходят к выводу о возможности «игры с положительной суммой» («positive sum game») и о том, что государственная состоятельность увеличивается при демократии, но на начальных этапах демократизации авторитарных режимов происходит ослабление государственной состоятельности [Baeck, Hadenius, 2008]. Это важный и распространенный вывод, который подтверждается и другими эмпирическими исследованиями.
При этом нужно заметить, что, когда мы говорим о государственной состоятельности как о комплексе функций, осуществляемых современным государством, мы исходим из определенного допущения - мы рассматриваем государство как единичного и как бы «монолитного» актора, тогда как в действительности имеет место взаимодействие и зачастую конкуренция различных групп интересов и центров влияния. Именно в этом смысле А. Гржимала-Буссе и Дж. Лунг [Grzymala-Busse, Luong, 2002, p. 532-533] предупреждают о возможной проблеме «антропоморфной концептуализации» («anthropomorphic conceptualization» vs. «multiple centers of authority-building»). Действительно, эта проблема существует, однако для нашего исследования, по крайней мере на нынешнем этапе, она не является значимой - мы не рассматриваем фактор множественности центров влияния на процессы государственного строительства и формирования государственной состоятельности. Нас в гораздо большей степени интересуют совокупные эффекты этих процессов во взаимосвязи с режимными изменениями.
Еще одно допущение связано с не до конца проясненным методологическим вопросом о том, следует ли трактовать параметры государственной состоятельности как наличие ресурсов для осуществления государственных функций или же как их реальные результаты (на эту проблему обращают внимание Дж. Хансен и Р. Сигман [Hansen, Sigman, 2011]). В нашем подходе к измерению и оценке государственной состоятельности мы совмещаем ресурсы и результаты, хотя в дальнейшем, вероятно, предстоит провести их аналитическое и операциональное разделение.
Имеющиеся в современной теоретической и эмпирической литературе наработки также оставляют нерешенными ряд немаловажных проблем, на которые в ходе последующих исследований необходимо будет обратить внимание.
Каков реально тот минимальный «порог» государственной состоятельности, начиная с которого возможна демократизация? [см.: Cappelli, 2008; Hansen, 2011; Fortin, 2011)]. Вопрос в принципе в литературе поставлен, но ответа на него нет, как и нет соответствующих эмпирических исследований. Иногда в качестве примеров приводят Монголию и Молдову, которым, как считается, удалось продвинуться по пути демократизации в условиях дефи-
цита эффективных и качественных государственных институтов [см.: Fish, 1998; Fish, 2001].
Не до конца прояснен вопрос и о том, какими должны быть политические (и иные) стратегии акторов для успешной демократизации в условиях обозначенного выше дефицита. Или по-другому: насколько уровни государственной состоятельности определяются «колеей» предшествующих паттернов и традиций [см.: Fortin, 2010] и насколько - политическими обстоятельствами и решениями ключевых акторов в периоды радикальных режимных изменений? И что же это за стратегические решения? А. Гржима-ла-Буссе и Дж. Лунг [Grzymala-Busse, Luong, 2012], например, на основе сравнительного анализа институционального строительства в посткоммунистических странах выделяют две модели альтернативных стратегий: одна ориентирована на поддержку «ранних победителей» [см.: Hellman, 1998]; другая - на «защиту проигравших», т. е. сохранение условий для реальной политической и экономической конкуренции, в ходе которой «ранние проигравшие» имеют шансы для реванша в соответствии с демократическими процедурами.
Совершенно отдельный и важный сюжет связан с «оборотной стороной» проблемы качества государственных институтов при авторитарных политических режимах. Речь идет о том, в каких случаях и при какой мотивации диктаторы создают «хорошие» институты, увеличивающие государственную состоятельность. В последнее время на этот счет появился целый ряд новых работ [Gandhi, Przeworski, 2007; Brownlee, 2007; Wintrobe, 2007; Gandhi, 2008; Charron, Lapuente, 2011; Wright, Escriba-Folch, 2012], но еще существует недостаток в комплексных сравнительных исследованиях институционального качества государственного строительства в условиях диктатур и при переходе к их демократизации.
Другая важная и все еще не решенная проблема, которую мы отмечали выше, заключается в следующем: можно ли выявить причинную зависимость между государственной состоятельностью и демократизацией? В теоретическом плане такая зависимость иногда выявляется и фиксируется в образе так называемой J-кривой. Иными словами, государственная состоятельность выше в автократиях, чем в переходных, демократизирующихся режимах; однако в полных, консолидированных демократиях - самые высо-
кие уровни государственной состоятельности. Вопрос заключается, однако, в том, как пройти «дно» этой З-кривой (Ф. Шмиттер называет его «долиной слез» [ЗсИтШег, 2005]), что может понудить «промежуточных победителей» отказаться от достигнутой ими ренты.
Дж. Хеллман в свою очередь оспаривает саму логику З-кривой и утверждает, что на начальных этапах транзита реформы ухудшают экономическое состояние и подрывают политическую стабильность, но если вырваться со «дна» этой кривой (т.е. продолжать реформы), начнется неизбежный «подъем» [Не11тап, 1998]. Другое дело, что «ранние победители» этого не хотят, у них нет мотивов для этого - ведь они получили доступ к ренте. Фактически это сильный теоретический аргумент против популярной в некоторых политических и экспертных кругах идеи о том, что на начальных этапах транзита авторитаризм способствует экономическим реформам. Напротив, указанное сравнительное эмпирическое исследование демонстрирует (по крайней мере на примере посткоммунистических стран), что политическая стабильность не способствует реформам и что успешные реформы осуществлялись как раз там, где были высокие уровни политического участия и конкуренции.
Наконец, еще одна проблема вытекает из собственно политических следствий политэкономической модели «победители получают все» [Не11тап, 1998; см. также: Григорьев, 2012]. Речь идет о том, что, завоевав положение «царя горы» и обеспечив себе гарантированное извлечение политической и экономической ренты, «ранние победители» по сути дела лишены мотивов для формирования и развития качественных институтов и соответствующего государственного строительства. Стремление к повышению уровня государственной состоятельности для них не цель. Созданные ими «плохие» институты (с точки зрения общепринятых критериев качества государственного управления)1 для них-то как раз являются «хорошими», вполне выполняют ожидаемые функции и закрепляют «институциональную ловушку» [Гельман, 2010]. Как следствие, происходит «захват государства», в том числе силовой [Волков, 2002], и дальнейшее закрепление «большого», но «слабого» (с точки
1 The quality of government institute. - Mode of access: http://www.qog.pol.gu.se/
зрения качества институтов) авторитарного государства [Петров, 2011].
Гипотеза
На основании критического прочтения существующей литературы и с учетом нерешенных проблем и общей направленности нашего исследования и используемой выборки мы формулируем следующую гипотезу, которую затем подвергаем эмпирической проверке:
H1: Уровни государственной состоятельности и демократического развития взаимосвязаны; при этом двигающиеся по пути демократической консолидации посткоммунистические режимы достигают более высокой государственной состоятельности, чем посткоммунистические автократии.
Методология
Мы осуществляем сравнительное эмпирическое исследование с использованием качественных и количественных (многомерных статистических) методов и исходим из посылки, что уровни государственной состоятельности и демократии, в частности в посткоммунистических странах, можно измерить и сравнить.
Для этого мы, прежде всего, формируем базу данных по посткоммунистическим странам, отражающую динамику переменных индекса государственной состоятельности (см. ниже) начиная с 1989-1991 гг. Сразу же подчеркнем, что по ряду недемократических государств необходимые данные отсутствуют. Следует признать, что проблема пропусков в данных пока у нас не нашла удовлетворительного решения. Это связано во многом с тем, что сам факт пропусков в данных, вероятно, обусловлен характером политического режима (а уровни демократии мы в нашем исследовании рассматриваем как зависимую переменную, в то время как имеющиеся показатели различных аспектов государственной состоятельности - как независимую). То есть факт пропусков в данных не носит ни «случайного», ни тем более «совершенно случайного» характера (используя принятую в области анализа данных с пропусками терминологию: «missing at random» и «missing completely
at random»). В этой ситуации затруднительным (если вообще возможным) оказывается использование большинства методов анализа данных с пропусками, включая столь популярное в последние годы множественное импутирование данных [Honaker, King 2010].
Измерение уровня демократии - одна из давних задач, стоящих перед исследователями, занимающимися эмпирическими исследованиями в области сравнительной политологии. Несмотря на обилие литературы, посвященной проблеме измерения демократии [On Measuring Democracy, 1993; Collier, Adcock, 1999; Munck, Verkuilen, 2002; Munck, 2009], базовый консенсус отсутствует даже по вопросу о том, является ли демократия бинарным признаком или принимает множество значений. Изучая процессы режимных трансформаций, мы исходим из множественности форм политического режима и измеряем уровни демократии в посткоммунистических странах с помощью индексов Freedom House1 и Polity IV2.
Приступая к конструированию индекса государственной состоятельности, мы принимаем во внимание имеющиеся прецеденты, их достоинства и недостатки. Так, М. Манн понимает государственную состоятельность как «инфраструктурную силу государства» и выделяет следующие функции современного государства: поддержание внутреннего порядка; обеспечение обороны от угроз извне; поддержание инфраструктуры коммуникаций; осуществление экономического перераспределения [Mann, 1984]. Ц. Робертс и Т. Шерлок говорят о трех измерениях (аспектах) государственной состоятельности: институциональном, политическом и административном [Roberts, Sherlock, 1999]. Ф. Фукуяма среди аспектов государственной состоятельности выделяет следующие: обеспечение обороны; закона и порядка; прав собственности; защиты неимущих; здравоохранения; образования; защиты окружающей среды; поддержки безработных; макроэкономического регулирования; содействия развитию рынков и др. [Fukuyama, 2004]. Для К. Хендрикса это военная способность, бюрократически-административная способность и качество политических институтов [Hendrix, 2010]. Упомянутые выше Дж. Хансен и Р. Сигман выделяют три аспекта
1 Freedom in the world / Freedom House. - Mode of access: http://www.free-domhouse.org/report-types/freedom-world
2 Polity IV annual time-series, 1800-2010. - Mode of access: http://www.sys-temicpeace.org/inscr/inscr.htm
государственной состоятельности: способность к налогообложению, способность к принуждающему насилию и административная способность [Hansen, Sigman, 2011]. В рамках индекса трансформации Бертельсманна государственная состоятельность трактуется как один из критериев оценки уровней демократии в переходных странах и включает монополию государства на применение насилия на своей территории, согласие относительно гражданства (demos), разделение конституционного порядка и религиозной догматики, а также существование функционирующей административной структуры [Bertelsmann Transformation Index, 2012].
Примеры из литературы можно легко продолжить. Вопрос, однако, заключается в том, какие достоверные инструменты можно использовать для реального измерения и сравнения уровней государственной состоятельности в разных странах. Ф. Фукуяма в работе 2004 г. предложил измерять государственную состоятельность по одному простому критерию - собираемости налогов [Fukuyama, 2004a]. Х. Бек и А. Хадениус измеряют государственную состоятельность как сочетание качества бюрократии («bureaucratic quality» по ICRG) и «контроля над коррупцией» («control of corruption» - тоже по ICRG) [Baeck, Hadenius, 2008]. Н. Чаррон и В. Ла-пуэнте предлагают другой критерий - качество государственного управления по версии одноименного проекта Гётеборгского университета (QoG, Quality of Government) [Charron, Lapuente, 2010]. Дж. Фортин предприняла попытку [Fortin, 2010] разработать индекс государственной состоятельности, состоящий из следующих переменных: извлечение налогов (по данным МВФ), обеспечение прав собственности (по данным ICRG), «контрактеемкие деньги» (по данным МВФ), коррупция (по оценке Heritage Foundation), инфраструктурные реформы (по оценке Европейского банка реконструкции и развития). В. Попов предлагает две переменные для измерения государственной состоятельности - уровень убийств на 100 тыс. населения (по данным Всемирной организации здравоохранения и Всемирного банка) и процент теневой экономики в ВВП (прежде всего тоже по данным Всемирного банка) [Popov, 2011].
Как мы видим, в литературе предлагаются разнообразные концептуальные и методологические подходы к измерению государственной состоятельности с различной дифференциацией используемых показателей. Применительно к нашему исследованию
и с учетом особенностей нашей выборки посткоммунистических стран необходимо также принимать во внимание имеющиеся существенные ограничители, связанные, прежде всего, с недостаточной прозрачностью статистики и имеющимися в ней лакунами.
Индекс государственной состоятельности
Разрабатывая собственный индекс государственной состоятельности, мы стремились учесть имеющийся опыт, в том числе полученный на предыдущих этапах нашего исследования. Напомним, что в предшествующих разработках [Мельвиль, Стукал, Ми-ронюк, 2011; 2012] мы формировали индекс государственной состоятельности с учетом пяти базовых функций современного государства: обеспечение внешней безопасности, внутреннего порядка, легитимности, управления и развития. Соответствующие переменные формировались на основе статистических данных и экспертных оценок (с определенным креном в сторону последних). С учетом полученного опыта и других имеющихся наработок мы на нынешнем этапе исследования осуществляем определенную коррекцию переменных индекса, чтобы, в частности, избежать возможных искажений, связанных с экспертными оценками.
Мы рассматриваем индекс государственной состоятельности как результат агрегирования методом главных компонент трех составляющих его индексов - (1) правопорядка; (2) управленческой способности и (3) ресурсов и инфраструктуры. Используемый индекс правопорядка - это то же, что композитный индекс права на физическую неприкосновенность Д. Сингранелли и Д. Ричардса1, представляющий собой среднее арифметическое показателей пыток, исчезновений людей, внесудебных расправ и наличия политических заключенных. Индекс управленческой способности получен методом главных компонент на основе четырех показателей -индекса качества государственного управления из Международного справочника страновых рисков (International Country Risk Guide, ICRG)2, доли доходов от сбора налогов в ВВП (по данным Все-
1 Cingranelli-Richards human rights data project. - Mode of access: http://ciri. binghamton.edu
2 The quality of government institute. - Mode of access: http://www. qog.pol.gu.se/
мирного банка)1, индекса восприятия коррупции (Трансперенси Интернешнл)2 и показателя качества регулирующих экономику институтов, известного как «контрактеемкие деньги» (contract intensive money), - по данным МВФ3. Индекс ресурсов и инфраструктуры получен методом главных компонент на основе трех показателей: плотность дорожной сети, ВВП на душу населения, потребление электроэнергии на душу населения (все три показателя взяты из базы данных Всемирного банка).
Мы далее изучаем поведение индекса государственной состоятельности и его составляющих в посткоммунистических государствах с разными типами политического режима. Для этого посткоммунистические государства разделены на три группы, соответствующие трем политическим режимам, и для каждой группы государств рассчитаны средние значения индексов. В основе деления государств по типам политического режима лежат индекс Freedom House (от 1 до 2,5 - свободные страны, от 2,5 до 5 - частично свободные, от 5,5 до 7 - несвободные) и индекс Polity IV (от -10 до -6 - автократии, от -5 до 5 - гибридные режимы, от 5 до 10 -демократии). В табл. представлены результаты статического среза для 2008 г.
Полученные средние значения позволяют воспроизвести для посткоммунистических государств в 2008 г. J-кривую, связывающую государственную состоятельность и уровень демократии (см. рис. 1 и 2). Заметим, что полученный результат не отражает характера совместной изменчивости государственной состоятельности и демократии: речь идет не о поведении этих двух признаков во времени, а об особенностях их сочетания в разных государствах на определенный момент времени.
1 World development indicators / The World Bank. - Mode of access: http://data.worldbank.org/data-catalog/world-development-indicators
2 Corruption perceptions index / Transparency International. - Mode of access: http://www.transparency.org/research/cpi
3 International monetary fund. Data and statistics. - Mode of access: http ://www. imf. org/external/data.htm
Таблица
Средние значения индекса государственной состоятельности и его компонент в разных типах политического режима
Тип режима Общий индекс государственной состоятельности Правопорядок Управленческая способность Ресурсы и инфраструктура
свободный 0,55 6,67 0,45 0,55
Freedom house частично свободный -1,29 5,19 -1,12 -1,02
несвободный -1,08 3,73 -0,78 -0,47
демократия 0,29 6,33 -0,61 0,24
Polity IV гибридный режим -1,50 4,53 -1,28 -0,90
автократия -0,98 3,71 0,19 -0,66
Несвободные Частично свободные Свободные
Тип режима по версии Фридом Хауз
Рис. 1.
Средние значения индекса государственной состоятельности в посткоммунистических государствах в 2008 г. и типы политического режима по версии Freedom house
Рис. 2.
Средние значения индекса государственной состоятельности в посткоммунистических государствах в 2008 г. и типы политического режима по версии Polity IV
Выводы и перспективы
Полученные предварительные результаты подтверждают высказанную нами гипотезу: действительно, наиболее высокие уровни государственной состоятельности - у состоявшихся и консолидированных посткоммунистических демократий, тогда как эти уровни у посткоммунистических автократий намного ниже. Однако наиболее низкие уровни государственности - у переходных и гибридных режимов.
Мы расцениваем эти результаты именно как предварительные. В дальнейшем мы намерены, во-первых, значительно расширить выборку анализируемых стран и включить в нее максимально возможное количество наблюдений, связанных с вариантами радикальных режимных изменений (демократизация, дедемократиза-
ция, сдвиг в авторитаризм) по критериям Polity IV. Во-вторых, мы намерены проанализировать и учесть динамические аспекты взаимосвязи государственной состоятельности и режимных изменений, что позволило бы сделать эмпирически обоснованные заключения о возможности одновременных и взаимно дополняющих процессов - государственного строительства, укрепления государственной состоятельности и формирования демократических институтов и практик.
Литература
Волков В.В. Силовое предпринимательство. - М.: Летний сад, 2002. - 282 с.
Гельман В. Россия в институциональной ловушке // Pro et Contra. - М., 2010. - Т. 14, № 4-5. - С. 23-38.
Григорьев Л.М. Спрос элит на право: «Эффект трамвая» // Вопросы экономики. -М., 2012. - № 6. - С. 33-47.
Ильин М.В. Суверенитет: Вызревание понятийной категории в условиях глобализации // Политическая наука. - М., 2005. - № 4. - С. 10-28.
Мелешкина Е.Ю. Исследования государственной состоятельности: Какие уроки мы можем извлечь? // Политическая наука. - М., 2011. - № 2. - С. 9-27.
Политический атлас современности. Опыт многомерного статистического анализа политических систем современных государств / Мельвиль А.Ю., Ильин М.В., Мелешкина Е.Ю., Миронюк М.Г. и др. - М.: МГИМО-Университет, 2007. - 272 с.
Мельвиль А.Ю., Стукал Д.К., Миронюк М.Г. Факторы режимных трансформаций и типы государственной состоятельности в посткоммунистических странах: Препринт WP14/2011/04 / НИУ-ВШЭ. - М., 2011. - Ч. 1. - 52 с.; Ч. 2. - 60 с.
Мельвиль А.Ю., Стукал Д.К., Миронюк М.Г. Траектории режимных трансформаций и типы государственной состоятельности // Полис. - М., 2012. - № 2. - С. 8-30.
Петров Н. Обилие слабого государства // Pro et Contra. - М., 2011. - Т. 15, № 5. -С. 51-66.
Полтерович В., Попов В. Демократия, качество институтов и экономический рост // Прогнозис. - М., 2006. - № 3. - С. 115-132.
Ясин Е.Г. Приживется ли демократия в России. - М.: НЛО. - 864 с.
Baeck H., Hadenius A. Democracy and state capacity: Explaining a j-shaped relationship // Governance: An international journal of policy, administration, and institutions. - Oxford, 2008. - Vol. 21, N 1. - P. 1-24.
Berman Sh. The vain hope for «correct» timing // Journal of democracy. - Washington, DC, 2007. - Vol. 18. - N 3. - P. 14-17.
Bertelsmann transformation index, 2012 / Bertelsmann Stiftung. - Mode of access: http://www. bti-project. org/home/index. nc (Дата посещения: 1.06.2012.)
Bratton M., Chang E. State building and democratization in sub-Saharan Africa: Forwards, backwards, or together? // Comparative political studies. - Seattle, 2006. -Vol. 39, N 9. - P. 1059-1083.
Brownlee J. Authoritarianism in an age of democratization. - Cambridge; N.Y.: Cambridge univ. press, 2007. - xiii, 264 p.
Cappelli O. Pre-modern state-building in post-Soviet Russia // Journal of communist studies and transition politics. - Abingdon, 2008. - Vol. 24, N 4. - P. 531-572.
Carbome G., Memoli V. Does democracy foster state consolidation? A panel analysis of the «backwards hypothesis». - Mode of access: http://www.sociol.unimi.it/papers/2012-04-19_G.%20Carbone%20e%20V.%20Memoli.pdf (Дата посещения: 1.06.2012.)
Carothers Th. The «sequencing» fallacy // Journal of democracy. - Washington, DC, 2007. - Vol. 18, N 1. - P. 12-27.
Carothers Th. Misunderstanding gradualism // Journal of democracy. - Washington, DC, 2007 a. - Vol. 18, N 3. - P. 18-22.
Charron N., Lapuente V. Does democracy produce quality of government? // European journal of political research. - Exeter, 2010. - Vol. 49, N 4. - P. 443-470.
Charron N., Lapuente V. Which dictators produce quality of government? // Studies of comparative international development. - Providence, 2011. - Vol. 46, N 4. - P. 1-27.
Cingranelli-Richards (CIRI) human rights data project. - Mode of access: http://ciri. binghamton.edu (Дата посещения: 1.06.2012.)
Collier D., Adcock R. Democracy and dichotomies: A pragmatic approach to choices about concepts // Annual review of political science. - Palo Alto, CA, 1999. - N 2. -P. 537-565.
Corruption perceptions index / Transparency International. - Mode of access: http://www. transparency.org/research/cpi (Дата посещения: 1.06.2012.)
Evans P. The eclipse of the state? Reflections on stateness in an era of globalization // World politics. - Princeton, 1997. - Vol. 50, N 1. - P. 62-87.
Fish S. Mongolia: Democracy without prerequisites // Journal of democracy. - Washington, DC, 1998. - Vol. 9, N 3 - P. 127-141.
Fish S. The inner Asian anomaly: Mongolia's democratization in comparative perspective // Communist and post-communist studies. - Los Angeles, 2001. - Vol. 34, N 3. - P. 323338.
Fortin J. A tool to evaluate state capacity in post-communist countries // European journal of political research. - Exeter, 2010. - Vol. 49, N 5. - P. 654-686.
Fortin J. Is There a necessary condition for democracy? The role of state capacity in postcommunist countries // Comparative political studies. - Seattle, 2011. - Vol. 20, N 10. - P. 1-28.
Frye T. Building states and markets after communism: The perils of polarized democracy. - Cambridge; N.Y.: Cambridge univ. press, 2010. - xii, 296 p.
Fukuyama F. State-Building: Governance and World Order in the 21st Century. - Ithaca-N.Y.: Cornell univ. press, 2004. - xiii, 137 p.
Fukuyama F. The imperative of state-building // Journal of democracy. - Washington, DC, 2004a. - Vol. 15, N 2. - P. 17-31.
Fukuyama F. Liberalism versus state-building // Journal of democracy. - Washington, DC,
2007. - Vol. 18, N 3. - P. 10-13.
Gandhi J. Political institutions under dictatorship. - Cambridge; N.Y.: Cambridge univ. press, 2008. - 260 p.
Gandhi J., Przeworski A. Authoritarian institutions and the survival of autocrats // Comparative political studies. - Seattle, 2007. - Vol. 40, N 11. - P. 1279-1301.
Grzymala-Busse A., LuongP. Reconceptualizing the state: Lessons from post-communism // Politics and society. - Madison, 2002. - Vol. 30, N 4. - P. 529-554.
Grzymala-Busse A., Luong P. The diversity of post-communist state outcomes: Revisiting the state: Manuscript. - 2012.
Guriev S., Zhuravskaya E. Why Russia is not South Korea // Journal of international affairs. - N.Y., 2010. - Vol. 63, N 2. - P. 124-139.
Hadenius A. Institutions and democratic citizenship. - Oxford: Oxford univ. press, 2001. -312 p.
Hale H. Democracy or autocracy on the march? The colored revolutions as normal dynamics of patronal presidentialism // Communist and Post-Communist Studies. - Los Angeles, 2006. - Vol. 39, N 3. - P. 305-329.
Hansen J., Sigman R. Measuring state capacity: Assessing and testing the options: Paper for the 2011 Annual Meeting of the American political science association, September 1-5, 2011.
Hanson J. Democracy and state capacity: Complements or substitutes?: Paper presented at the annual meeting of the Midwest political science association, Chicago, April 3-6,
2008.
Hellman J. Winners take all. The politics of partial reform in postcommunist transitions // World politics. - Princeton, 1998. - Vol. 50, N 2. - P. 203-234.
Hendrix C. Measuring state capacity: Theoretical and empirical implication for the study of civil conflicts // Journal of peace research. - Oslo, 2010. - Vol. 47, N 3. - P. 273285.
Honaker J., King G. What to do about missing values in time-series cross-section data // American journal of political science. - Houston, 2010. - Vol. 54, N 2. - P. 561-581.
Factors of post-socialist stateness / Ilyin M., Khavenson T., Meleshkina E., Stukal D., Zharikova E. - М., 2012. - 43 p.- (WP BRP 03/PS/2012 / НИУ ВШЭ)
Data and statistics / International Monetary Fund. - Mode of access: http://www. imf. org/external/data. htm (Дата посещения: 1.06.2012.)
Linz J., Stepan A. Problems of democratic transition and consolidation: Southern Europe, South America, and post-communist Europe. - Baltimore: The Johns Hopkins univ. press, 1996. - 479 p.
MacLaren M. «Sequentialism» or «gradualism»? On the transition to democracy and the rule of law. - 2009. - Mode of access: http://www.nccr-democracy.uzh.ch/publications/ workingpaper/pdf/wp38.pdf (Дата посещения: 01.06.2012.)
Mann M. The autonomous power of the state: Its origins, mechanisms and results // European journal of sociology. - Cambridge, UK, 1984. - Vol. 25, N 2. - P. 185-213.
Mansfield E., Snyder J. The sequencing «fallacy» // Journal of democracy. - Washington, DC, 2007. - Vol. 18, N 3. - P. 5-22.
Political atlas of the modern world / Melville A., Polunin Yu., Ilyin M., Mironyuk M. et al. - Oxford: Wiley-Blackwell, 2010. - 256 p.
Moller J., Skaaning S.-E. Stateness first? // Democratization. - Warwick, 2011. - Vol. 18, N 1. - P. 1-24.
Munck G. Measuring democracy. A bridge between scholarship and politics. - Baltimore: The John Hopkins univ. press, 2009. - 178 p.
Munck G.L., Verkuilen J. Conceptualizing and measuring democracy: evaluating alternative indices // Comparative political studies. - Seattle, 2002. - Vol. 35, N 1. - P. 5-34.
Nettle J. The state as a conceptual variable // World politics. - Princeton, 1968. - Vol. 20, N 4. - P. 559-592.
On measuring democracy: Its consequences and concomitants / Alex Inkeles (ed.). - New Brunswick; L.: Transaction Publishers, 1993. - 234 p.
Popov V. Developing new measures of state institutional capacity // Social Science Research Network. - March 1, 2011. - Mode of access: http://papers.ssrn.com/sol3/papers. cfm?abstract_id= 1893825 (Дата посещения: 01.06.2012.)
QoG data / Quality of government institute. - Mode of access: http://www.qog.pol.gu. se/data/ (Дата посещения: 1.06.2012.)
Roberts C., Sherlock Th. Bringing the Russian state back In. Explanations of the derailed transition to market democracy // Comparative politics. - N.Y., 1999. - Vol. 31, N 4. -P. 477-498.
Rose R., Shin D. Democratization backwards: The problem of third-wave democracies // British journal of political science. - Essex, 2001. - Vol. 31, N 2. - P. 331-354.
Rustow D. Transitions to democracy: Toward a dynamic model // Comparative politics. -N.Y., 1970. - Vol. 2, N 3. - P. 337-363.
Scheuerman W. Postnational democracies without postnational states? Some skeptical reflections // Ethics and global politics. - Uppsala, 2009. - Vol. 2, N 1. - P. 41-63.
Schmitter Ph., Wagemann C., Obydenkova A. Democratization and state capacity: Paper for 10 Congresso Internacional del CLAD sobre la Reforma del Estato y de la Administracion Publica, Santiago, Chile, 18-21 Oct. 2005. - Mode of access: http://unpan1 .un.org/intradoc/groups/public/documents/CLAD/clad0052201 .pdf (Дата посещения: 1.06.2012.)
Shneider F. Shadow economies and corruption all over the world: What do we really know? // Economics: The open-access, open-assessment e-journal. - 2007. - N 9. -March 09, 2007. - Mode of access: http://www.economics-ejournal.org/economics/ discussionpapers/2007-9 (Дата посещения: 01.06.2012.)
Siegle J., Weinstein M., Halperin M. Why democracies excel // Foreign affairs. - N.Y., 2004. - Vol. 83, N 5. - P. 57-71.
Spruyt H. The sovereign state and its competitors: An analysis of systems change. -Princeton: Princeton univ. press, 1994. - 302 p.
Tansey O. Democratization without a state: Democratic regime-building in Kosovo // Democratization. - Warwick, 2007. - Vol. 14, N 1. - P. 129-150.
Tilly Ch. Coercion, capital and European states, AD 1990-1992. - Cambridge: Blackwell, 1990. - 288 p.
Tilly Ch. Democracy. - Cambridge, NY: Cambridge univ. press, 2007. - 248 p.
Transformation index BTI, 2012. Political management in international comparison / Bertelsmann Stiftung. - Gutersloh: Verlag Bertelsmann Stiftung, 2012. - 120 p.
Van Creveld M. The rise and decline of the state. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1999. - 448 p.
Wintrobe R. Dictatorship: Analytical approaches // The Oxford handbook of comparative politics / Boix C., Stokes S. (Eds.). - Oxford: Oxford univ. press, 2007. - P. 363-396.
World development indicators / The World Bank. - Mode of access: http://data.world-bank.org/data-catalog/world-development-indicators (Дата посещения: 1.06.2012.)
Wright J., Escriba-Folch A. Authoritarian institutions and regime survival: Transitions to democracy and subsequent autocracy // British journal of political science. - Essex, 2012. - Vol. 42, N 2. - P. 283-309.
