CC BY
0
ской рационализации веры могло быть возведено на теоретической оппозиции греческой вере и Византии. Окончательный разрыв отношений с Византией после Четвертого крестового похода 1202—1204 гг. и университетского осуждения 1241/4 гг. потенциально способствовал не только критике православных догматов, но и идентификации собственной веры на уровне философии.
Д. Пише проделал огромную работу и подготовил прекрасное аналитическое исследование натурализации и субъективизации веры в схоластике. Книге Д. Пише не хватает исторического контекста и альтернативных источников (манускрипты, Отцы Церкви, ранние схоласты). Это превратило бы работу из хорошей в исчерпывающую, что я попытался слегка исправить в настоящей рецензии. Несмотря на это, я вполне допускаю, что лучший показатель качества исследования — это количество новых вопросов, которые составляют горизонт для будущего.
Нехаенко Фёдор Всеволодович, стажер-исследователь ЦФС НИУ ВШЭ Россия, г. Москва fvnekhaenko@edu.hse.ru https://orcid.org/ 0000-0002-0777-8443
Fedor Nekhaenko, Research Assistant, National Research University Higher School of Economics Moscow, Russia fvnekhaenko@edu.hse.ru https://orcid.org/ 0000-0002-0777-8443
Горы, камни, животные: культурная ИСТОРИЯ ДУШИ БЕЗ УПОМИНАНИЯ О ЧЕЛОВЕКЕ
Рец. на: Stuckrad Kocku von. A Cultural History of the Soul: Europe and North America from 1870 to the Present. N. Y.: Columbia University Press, 2022
Mountains, Stones, Animals: A Cultural History of the Soul with No Mention of Man
Rev. of: Stuckrad Kocku von. A Cultural History of the Soul: Europe and North America from 1870 to the Present. N. Y.: Columbia University Press, 2022
В 2022 г. классики исследований западного эзотеризма выпустили свои новые книги: первый руководитель ведущей кафедры изучения западного эзотеризма Воутер Ханеграафф написал «Герметическую духовность и историческое воображение»1, а создатель дискурсивного подхода в изучении эзотеризма про-
1 HanegraaffW. J. Hermetic Spirituality and the Historical Imagination: Altered States of Knowledge in Late Antiquity. Cambridge, 2022.
фессор гронингенского университета Коку фон Штукрад выпустил «Культурную историю души в Европе и Северной Америке с 1870 до настоящего времени». Обе книги не только выпущены в один год, их объединяет еще и то, что они дают представление об эволюции взглядов крупных ученых, архитекторов сферы исследования эзотеризма, обе иллюстрируют специфику современных способов работы в этой сфере. В случае с трудом Штукрада эпитет современный оказывается более чем оправданным. В течение всей своей академической карьеры он последовательно отстаивал правомочность постструктуралистских методов в религиоведении, а его взгляды на изучение эзотеризма стали основополагающими для формирования исследовательской специфики молодого по-коления2. Штукрад всегда ратовал за размывание границ между дисциплинами и освоение самых необычных для религиоведения тем. Так, в 2009 г. он стал вдохновителем деятельности «Международного общества по изучению религии, природы и культуры», с тематикой работы которого во многом и связана эта монография.
Книга «Культурная история души...», выпущенная издательством колумбийского университета, является расширенным авторизованным переводом немецкоязычной работы Штукрада 2019 г. "Die Seele im 20. Jahrhundert: Eine Kulturgeschichte"3. Сам факт, что книга была переведена всего через два года, для рассчитанной на достаточно специфическую аудиторию академической работы говорит о ее востребованности. Как мы уже заметили, Штукрад всегда следовал самым актуальным культурным трендам, и в этой книге не изменил себе. Когда на обложке труда, претендующего на раскрытие истории души, помещена картина «Синяя лиса» Франца Марка, а в открывающем книгу разделе благодарностей автор утверждает, что «многие из людей (many of the people), которые помогли написать эту книгу, не принадлежат к человеческому виду. Птицы, лисы, белки, мыши, собаки, деревья и растения... Им я адресую свою благодарность» (р. IX—X), а чуть дальше благодарит «гору Гисурис, которая сегодня вместе с горой Акка и горой Ниджак защищает вход в национальный парк Сарек» (р. X), то становится понятным, что в этом исследовании культурная история будет подана под нестандартным углом зрения.
Штукрад разделил книгу на две тематические части. Первая часть посвящена реконструкции истории души в Европе (преимущественно немецкоязычной) и хронологически ограничена периодом между 1870 и 1930 гг. Вторая часть с характерным названием «Из Европы в Америку и обратно» фокусируется на североамериканском контексте, показывая, как дискурс о душе развивался в американской культуре, а затем, став глобальным, обрел общемировое значение. Каждая часть состоит из пяти глав, что придает книге сбалансированную и продуманную композицию. Достаточно четко выстроено и введение, названное Прологом, в нем Штукрад поясняет методологические принципы работы с материалом. Прежде всего он указывает, что не планирует писать очередную историю психологии, а будет рассматривать формирование дискурсов о душе
2 Подробнее см.: Носачев П. Г. Западный эзотеризм: новое поколение // Вестник ПСТГУ. Сер. I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2022. Вып. 99. С. 93—110.
3 Stuckrad K. von. Die Seele im 20. Jahrhundert: Eine Kulturgeschichte. Paderborn, 2019.
в науке, искусстве, литературе, гуманитарных исследованиях и политических движениях. Следуя избранным им еще в начале карьеры ориентирам, он указывает на принципы археологии знания Мишеля Фуко и разработанные им и его продолжателями концепции порядков знания, диспозитива и дискурса как на основы инструментария для воссоздания культурной истории души. Для книги центральным является понятие дискурсивного узла, некоей структуры, которая связывает воедино несколько отдельных дискурсов. Фактически весь текст представляет собой локализацию и экспликацию этих узлов. Чтобы сразу настроить читателя на нестандартность подхода, автор указывает, что его больше всего интересует пересечение секулярно-научного и духовно-метафизического дискурсов, поэтому все, что касается традиционного религиозного представления о душе, вдохновленного христианской теологией, почти не будет упоминаться в исследовании.
Первая глава представляет собой беглое введение в проблему концепции души в философском контексте. Здесь приводятся хорошо известные идеи до-сократиков, Платона, Аристотеля, Фомы Аквинского, Рене Декарта, отдельно рассматривается немецкая натурфилософия, затем изложение переходит в достаточно подробное рассмотрение представления о душе в романтическом движении, параллельно проводятся экскурсы в развитие естественно-научных знаний в XIX в. Эти экскурсы подводят к проблеме оккультизма, который как раз и является сочетанием религиозно-метафизических концепций и естественнонаучного дискурса. Хотя Штукрад и обещал не писать о психологии, но своего слова не сдержал — здесь он дает небольшой очерк становления экспериментальной психологии. Отталкиваясь от В. Вундта и его последователей, он заявляет, что «дискурсы души и дискурсы психологии медленно расходились, в результате чего понятие души... стало пустым... лишенным смысла» (р. 23). Фактически история этого этапа представляется им в форме континуума, где на одном полюсе находится романтическое движение, а на противоположном — эмпиризм Вундта.
Именно со второй главы начинается изложение культурной истории через систему дискурсивных узлов. Первый такой узел «завязывается» в начале XX в., когда в целом спектре различных произведений искусства, книг и концепций душа прочно связывается с «экстазом-музыкой-природой-знанием» (р. 52). Штукрад называет это орфической сетью, показывая, как миф об Орфее оказался формативной темой, определяющей рассуждения о душе в этот период. Подтверждает свою мысль он через анализ орфическо-дионисийской темы у Ницше, Рильке и Гессе, затем прослеживает ее уже в антиковедении, фокусируясь на концепциях Э. Роде, Д. Э. Харриссон, после обращается к религиоведению, разбирая классические труды Р. Отто и Г. ван дер Леува, и заканчивает немецким неоромантизмом: К. Йоэлем, Л. Клагесом. При помощи такого пестрого материала Штукрад доказывает, что в начале XX в. представления о душе, полностью вытесненные из сферы психологии, обрели специфическую форму. Перестав ассоциироваться с атрибутом отдельной личности, душа стала восприниматься неотъемлемой частью природы, растворенной в ней, вследствие этого возник ранний экологизм, утверждающий гармонию человека и приро-
ды, человека и животного мира, основанную именно на имманентности души всему живущему. Путем к опытному осознанию одушевленности всего стало представление о мистических экстазах, зачастую связанных с переживаниями природы.
Дальнейшие три главы этой части разворачиваются как иллюстрация развития панпсихизма. В третьей главе Штукрад приводит очерк немецкого националистического мифа о народной душе, истоки которого уходят в неоромантическое представление о тождестве души и природы. Штукрад, привлекая множество различных источников, последовательно разбирает, как эти концепции использовались в процессе создания воображаемого сообщества германской нации, логической кульминацией которого стал национал-социализм. Оппозиция арийской и еврейской душ в текстах Альфреда Розенберга стала идеальной иллюстрацией этого процесса. Интересно, что Штукрад не ограничивается лишь достаточно известной историей арийского мессианизма, но прослеживает параллельную историю поисков еврейской души среди интеллектуалов эпохи, особое место в этом процессе отводя М. Буберу.
Темы национальной идентичности, национальной души, немецкой культуры первой пол. XX в. и психологии с неизбежностью должны привести к Карлу Юнгу — именно ему посвящена вся четвертая глава. Это единственный случай, когда творчество одного автора разбирается детально на протяжении целой главы. Штукрад адекватно и содержательно излагает концепцию Юнга, ставя акцент на его методе, который актуализирует романтические философские представления. Этот метод верифицирует существование коллективного бессознательного, возвращающего проблему души от личности к всеобщности. Здесь любопытно, как Штукрад работает с обширным наследием Юнга: он выбирает в его текстах лишь те моменты, где есть указания на историю души как историю природы, животных, вселенной, нации, тем самым встраивая учение Юнга в общий ландшафт создаваемой им картины, хотя из текстов швейцарского психолога вполне можно было бы собрать и другую конфигурацию дискурсов.
Завершает часть глава, вновь возвращающая в проблематику оккультизма. Здесь Штукрад объединяет разнородные попытки естественно-научного исследования духовных и душевных явлений. Отталкиваясь от монизма Геккеля, он изучает наследие его продолжателей, которое порой носило отчетливо религиозный оттенок, в этой системе душа стала «вспомогательной функцией в масштабной схеме космической эволюции» (р. 97). Затем делается переход к исследованиям медиумизма, давшим начало разнородным формам «критического оккультизма» (р. 107), стремящегося выявить экспериментально верифицируемую основу сверхъестественных феноменов. Здесь автор привлекает целую группу немецкоязычных ученых, трудившихся над темой, в первую очередь Р. Баер-вальда, Т. К. Ёстеррайха, К. Л. Шляйха. Штукрад приходит к выводу, что парап-сихологические исследования, как и психологические до них, в итоге пришли к элиминированию души.
Вторая часть книги получилась значительно насыщеннее первой — количество привлекаемых в ней имен и концепций так велико, что даже беглый их
обзор не представляется возможным, поэтому здесь ограничимся лишь общей характеристикой глав.
Шестая глава посвящена трансперсональной психологии, причем Штукрад представляет этот феномен значительно более масштабным, чем его принято рассматривать в России. Он включает в него все оппозиционные бихевиоризму и фрейдизму формы американской психологии, направленные на холистическое рассмотрение человека, сюда входит вся гуманистическая традиция (Фромм, Маслоу, Хорни, Роджерс и т. п.), собственно трансперсональная школа С. Грофа, исследования ИСС Ч. Тарта, а также все психологи, терапевты и тренеры, вовлеченные в деятельность института Эсален. Помимо холистического представления о душе и акцента на мистических переживаниях, этот этап значим, поскольку дискурс о душе уступает место дискурсу о сознании, последний термин оказывается более подходящим с точки зрения научных представлений эпохи.
Седьмая глава посвящена новой натурфилософии, которую Штукрад видит в появлении феномена New Age Science, заключающегося в совмещении квантовой теории и восточных религиозных учений. Здесь читателю встречается вполне привычный набор имен (Бом, Зукав, Капра и т. д.), в их текстах подчеркивается холистическая тенденция, утверждающая существование космического сознания. В этой же главе Штукрад рассматривает историю глубинной экологии. По его мнению, это движение придало измерение политического активизма романтической концепции одушевленности природы. Таким образом, глубинная экология становится мостиком, связывающим романтическую натурфилософию XIX в., естественно-научные изыскания середины XX и экологический активизм XXI, объединяя в дискурсе о душе биологизм, духовность и сознание.
Параллельно этим процессам движется еще одна форма дискурса о душе — анимизм, именно ему посвящена восьмая глава книги. В этой главе Штукрад изображает историю анимизма как концепции, прослеживая ее от негативного стереотипа, доминировавшего в антропологии и религиоведении XIX в., до маркера современной идентичности. Последний определяется как новый анимизм, строящийся вокруг убеждения, что мир наполнен личностями, «лишь часть из которых являются людьми» (р. 175). Шаманизм, таким образом, становится практическим анимизмом. История шаманизма, начатая от Элиаде и Кастане-ды, плавно перетекает в историю современной магии, ведущуюся от Кроули. Согласно автору, эти направления объединены одним и тем же анимистическим представлением о лежащей в основе всего безличной силе, контакт с которой возможен для шаманов в форме общения с духами, а для магов через управление волей.
Девятая глава нарушает хронологию второй части, поскольку посвящена краткой истории дискурса о душе в литературе. Штукрад начинает ее с романтического натурализма в Америке XIX в., разбирая творчество Р. У. Эмерсона, Г. Торо, Д. Мьюра, продолжает в XX в., рассматривая ранний экоактивизм (Г. Снайдер, Д. Левертов), и завершает рубежом XX и XXI вв., анализируя разнообразную фантастическую прозу от Р. Желязны до У. ле Гуин и Дж. Роулинг.
Последняя глава вновь возвращает повествование в хронологические рамки и фокусируется на самом современном материале. Здесь Штукрад излагает историю современного экологического движения, строящегося вокруг сакрализации планеты Земля. Он отмечает, что, «вместо того чтобы придерживаться искусственного разделения между естественными науками и метафизикой или духовностью, недавние исследования показывают взаимную зависимость этих культурных систем» (р. 209), выводя дискурс о душе как единстве всего живого на новый уровень, обогащая его современными «биологическими и экологическими инсайтами» (р. 217), тем самым превращая из маргинального в мейнстрим. В этой главе перед читателем предстает внушительная панорама имен и концепций от известных в довольно узких кругах активистов сер. XX в. (Р. Карсон и Б. Лопес) до авторов современных экобестселлеров (П. Вольлебе-на и Р. Пауэрса), интересно, что в этот же перечень попадает новый атеизм как система, вращающаяся вокруг сакрализации процесса космической эволюции. Штукрад замечает, что современный экологизм следует отличать от глубинной экологии: характеризуя его, он использует термин Брона Тайлора темно-зеленая религия. Последняя не ограничивается стремлением к гармонии человека и природы, к достижению которого шли предыдущие поколения экоактиви-стов. Здесь представление о священности природы становится центральным — она подчиняет себе человека. Священная природа требует служения, замещая собой все иные формы религиозных действ и указывая человеку положение в иерархии бытия, место, ничем не превосходящее иные его части. Человек отныне становится «встроенным в структуры нечеловеческой жизни» (с. 227) ант-ропоценом, существование которого, как вредного для природы, необходимо ограничить. Рассуждения о душе играют в этой картине центральную роль, поскольку природа наделяется абсолютным сознанием, становясь одушевленной по преимуществу. На примере этих процессов Штукрад хочет показать глобальное изменение порядков знания: человек лишается уникальной агентности, отныне равноправными с ним становятся не только животные, но и деревья, растения и сама планета. Штукрад завершает основную часть текста пафос-ными словами У. ле Гуин: «Под восхищением я понимаю благоговение перед бесконечной связанностью, естественным священным порядком вещей... мы допускаем камни к нашему святому причастию, чтобы камни могли допустить нас к своему» (р. 240).
Именно последняя глава раскрывает общий смысл всего исследования. Если поначалу читатель мог рассчитывать на традиционное повествование о культурных репрезентациях человеческой души, то в конце становится ясно, что Шту-крад писал совсем другую историю. Для него культурная история души — это рассказ об одушевленности всего космоса, а дискурс души — мостик, который связывает человеческую индивидуальность с превосходящей ее абсолютностью природы. Мистицизм, романтизм, оккультизм, шаманизм, экологизм являются формами выражения этой истории, их маргинальное место в культуре XIX и первой пол. XX в. лишь призвано проиллюстрировать, что логика человеческой гегемонии долгое время затмевала положение дел, сейчас же мы наконец способны увидеть полноценную картину истории души. Следствием познания ис-
тины, по Штукраду, должно стать полное изменение религиоведения, поскольку концепции религии, равно как и представления об уникальной душе человека, более не существует, религиозным отныне становится всё (политика, искусство, литература, философия, наука), поэтому и изучать то, что принято было называть религией, нужно через систему постоянно реконфигурирующихся дискурсивных связей.
Стоит ли говорить, что новую книгу Штукрада вряд ли можно назвать традиционным академическим трудом? Он всегда старался следовать моде и в этой книге доказал, что из исследователей эзотеризма он — самый современный. Но вопрос: а удалась ли с научной точки зрения эта работа? Среди ее достоинств можно выделить широкий подход к разбираемому материалу, встраивание эзотерической тематики в общекультурную с выявлением единства религиозных и культурных процессов, без обособления эзотеризма в уникальную сферу. Практически образцовой является девятая глава, в которой автор мастерски анализирует материал, удачно сочетая примеры из различных сфер. Правда, развернутое рассмотрение Гарри Поттера вряд ли встраивается в логику этой главы, ведь, несмотря на расхожие убеждения, этот роман значительно более традиционен и лишен как современного анимизма, так и современной магии.
Что касается недостатков, то о них можно рассуждать долго. Хотя очевидную тенденциозность всего изложения с полным игнорированием альтернативной истории человеческой души вряд ли можно инкриминировать автору, ведь в самом начале он говорит, что дискурсивные формации изменчивы и его история — лишь одна из множества возможных. Первой проблемой текста является его чрезвычайная фрагментарность. Каждая глава напоминает мозаичную картину, сложенную из отдельных историй, погружаться в которые с нормальной аналитической основательностью просто невозможно, поэтому практически всегда изложение страдает поверхностностью и оставляет множество нерешенных вопросов. Глава про Юнга в этом плане — исключение, но оно лишь подтверждает правило, поскольку совершенно неясно, на каком основании именно этому достаточно хорошо изученному автору отводится целая глава, учитывая, что ничего особо оригинального тут Штукрад не открывает.
Вторая проблема — методологическая непроясненность, граничащая с волюнтаризмом. Несмотря на то что методологии отводится весь пролог, она так и остается под вопросом. Нигде не разъясняется, почему первая часть хронологически ограничена 1870—1930 гг. Откуда взяты эти даты? чем они обусловлены? Но хуже всего дело обстоит с дискурсивными узлами, которые автор постоянно обнаруживает в изучаемом материале. Принцип их выделения и уж тем более какая-то связность между ними отсутствуют. Например, в основе трансперсональной психологии указывается узел космос—вселенная—природа (р. 148), а в New Age Science — сознание—квантовая механика—мистицизм—природа— вселенная—знание—сеть (р. 162). Но этим дело не ограничивается: у Штукрада дискурсивные узлы заплетаются не только в основе крупных культурных явлений, но даже в творчестве отдельных людей. Так, характеризуя прозу Карсон, он создает узел-рекордсмен: природа—эволюция—красота—созерцание—чудо— благоговейный трепет—духовность—исцеление—смысл—значимость—жизнь—жиз-
ненная сила—тайна—космос—универсальная истина (р. 214). Что дает такое бессмысленное облако тэгов? В чем новизна и принципиальная эвристичность выделения дискурсивных узлов, которые лишь комбинируют набор произвольных существительных и прилагательных, якобы связанных с исследуемой темой?
С методологией дискурсивного подхода есть еще одна проблема. Хорошо известно, что центральной категорией в археологии знания Фуко была категория власти, именно она определяла порядки знания, у Штукрада же она почему-то отсутствует. Он не пытается вскрыть властные механизмы, стоящие за формированием и популяризацией современного экологического дискурса, не обращается к тем причинам, по которым дискурс о вселенской одушевленности не имел такой популярности в XIX в. Его книга в этом плане на удивление наивна, по ее прочтении складывается ощущение, что единственным основанием для изменения отношения к душе стала ситуация экологического кризиса, позволившая наконец открыть глаза на место человека в мироздании, будто бы никакие политические и экономические процессы в этом даже не играли роли. Вряд ли от столь искушенного специалиста по анализу дискурсов в западном эзотеризме, как Штукрад, можно было ожидать такой поверхностности.
Отсюда возникает третья проблема исследования. Текст книги зачастую следует эмической историографии, не пытаясь вскрывать и анализировать те мифологии, которые создают вокруг себя рассматриваемые движения. Можно заметить, что автор в тексте перенимает язык тех, кого он описывает. Например, при рассмотрении неошаманизма логично было бы обратиться к исследованию процесса конструирования шаманизма на пересечении разных дискурсов (христианства, модерна, шаманизма, изобретения традиции, психотерапии), но автор ограничил изложение декларативными утверждениями шаманов о себе и своей идеологии.
Дополнительным недостатком книги оказываются встречающиеся в ней досадные смысловые ошибки. Так, в начале шестой главы Штукрад характеризует бихевиоризм как продолжение эмпирической психологии Вундта (р. 127), но ведь Дж. Уотсон придумал бихевиоризм в противовес вундтовской школе, первой мишенью для его критики был Э. Б. Титченер, главный вундтианец США. В седьмой главе Штукрад утверждает, что Хаксли в начале 1960-х гг. проводил семинары по человеческому потенциалу в Эсалене (р. 139), это искаженное утверждение из книги Дж. Крайпла, хотя Штукрад и не дает в этом месте на него ссылку4. На самом деле Хаксли в 1960 г. читал лекцию о человеческом потенциале в калифорнийском университете, после которой с ним и познакомился один из основателей института Эсален Ричард Прайс. Несмотря на то что Хаксли вдохновил Прайса, в Эсалене он так и не побывал. На этом фоне незначительно выглядит именование Горбачева президентом России в 1997 г. (р. 225). Такие ошибки маститого ученого создают впечатление, что текст писался небрежно.
4 См.: Kripal J. Esalen: America and the Religion of No Religion. Chicago, 2007. P. 85.
152
Можно заключить, что книга К. фон Штукрада «Культурная история души» может быть названа скорее идеологическим манифестом, выражающим личные убеждения автора, чем полноценным аналитическим исследованием темы души в культуре XIX—XXI вв. При этом читается текст увлекательно, а богатство приводимого местами достаточно оригинального материала может дать пищу для размышления.
Носачев Павел Георгиевич, д-р филос. наук,
профессор Школы культурологии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, профессор кафедры философии и религиоведения ПСТГУ Россия, г. Москва pavel_nosachev@bk.ru https://orcid.org/0000-0002-0884-4705
Pavel Nosachev, Doctor of Sciences in Philosophy, Professor,
National Research University Higher School of Economics; St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities Moscow, Russia pavel_nosachev@bk.ru https://orcid.org/0000-0002-0884-4705
