CC BY
1240
з городской текст g как теоретическая проблема
Н. Л. Потанина, М. А. Гололобов
Обоснована актуальность проблемы городского текста для современного гуманитарного знания. Рассмотрены основные подходы к указанной проблеме, сформировавшиеся в отечественной науке прошедшего и начинающегося веков. Поставлен вопрос о соотношении городского текста и городского дискурса в художественном мире литературного произведения.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: городской текст, дискурс, урбанистика, город, компоненты городского текста.
Ш рубеже XX-XXI столетий изучение города у нас в стране и за рубежом стало актуальной проблемой целого ряда гуманитарных наук: истории, культурологии, социологии, филологии, семиотики, феноменологии, урбанистики, социологии города, социальной психологии, а также эстетики и философской антропологии.
В отечественном литературоведении интерес к городским текстам возник более 80 лет назад, когда были опубликованы работы Н. П. Анциферова о литературных образах Петербурга [Анциферов 1991]. В 1984 г. состоялся выпуск «Трудов по знаковым системам», включавших в себя концептуальные для изучения городских текстов статьи Ю. М. Лотмана [Лотман 1984] и В. Н. Топорова [Топоров 1984]. В России урбанистические исследования в значительной степени обязаны трудам тартуско-московской семиотической школы [Анциферов 1991; Каган 1992; Каган 1995; Каган 2001; Каган 2005; Лотман 1993; Лотман 2001: 676] и масштабному проекту питерских ученых «Метафизика Петербурга» (реализация проекта началась с 1992 г.). В начале нового столетия центры изучения городской культуры возникли в Воронеже, Саратове, Новосибирске, на Украине и в Казахстане. Результаты некоторых из этих исследований обсуждались на Международной конференции «Метафизика искусства — Поэтика Города», проходившей в Санкт-Петербурге (2005) и Всероссийской конференции «".Воронежский текст"русской культуры» в Воронеже (ВГУ, 2011).
Сегодня, как и в прошлом, образ города находит свое отражение в художественной литературе, живописи, музыке, кинематографе, театре. Совокупность этих многообразных отражений образует, по словам Ю. М. Лотмана, «некую модель», удобную для исследовательских построений [Лотман 1993: 85; Топоров 1984]. Однако город существует только в многообразных связях между материальной сферой и людьми, его населяющими. Потому город постоянно меняется, как меняется сама жизнь. Город — это не просто неподвижная модель, всегда равная сама себе, но постоянно пополняющийся текст или даже текст текстов. Постижение городского текста предполагает необходимость использования междисциплинарного подхода как в диахронических, так и в синхронических исследованиях.
Одна из самых распространенных гипотез происхождения культуры основана на идее о том, что последняя возникает как
культура городов (И. С. Дьяконов, М. С. Каган) [Каган 1992: 17]. Европейская цивилизация уже со Средних веков начинает концентрироваться в городах. Город — средоточие не только социально-экономической и политической жизни человека, но и его духовно-психологических, морально-этических, культурно-художественных устремлений. Возможно, поэтому город все чаще становится предметом исследования в ракурсах различных гуманитарных наук. Это легко объяснить, ведь именно в городе концентрируются практически все сферы жизни и деятельности современного человека: жизнь, работа, развлечения, культурное, социальное и психологическое развитие — все это происходит именно в городе. Не обходит стороной это понятие и литература.
Каждый автор видит город по-своему в силу разных и вполне логичных причин: психология, биография, социальный статус, личный опыт, накопленный писателем на данный момент, темперамент, наконец,— все эти факторы самым непосредственным образом влияют на восприятие среды обитания и, как следствие, на ее описание. В разных произведениях авторы акцентируют внимание на разных аспектах городской жизни.
Исследование города (вне зависимости от конечных целей, поставленных исследователем) предполагает заинтересованность самыми разными вопросами. Для описания и изучения города необходимы знания и умения из самых разных областей современного научного знания. Необходима своеобразная интеграция многочисленных знаний, приведение их к некому единому знаменателю, выработка единой концепции. В этом помогает специальная наука, занимающаяся исследованием многочисленных аспектов города — урбанистика. Именно благодаря ей город все чаще понимается не как форма поселения, а скорее как форма сообщества.
И все же выведение некого единого, универсального определения понятия «город» нам представляется задачей крайней степени сложности вследствие чрезвычайной многоаспектности этого понятия.
Определение, данное немецким географом конца XIX в. Рацелем, которое и по сей день широко используется в научных работах самой разной направленности, сводится к следующему: город — это концентрированное поселение людей, занятых несельскохозяйственной деятельностью. В этом определении уделяется внимание социально-экономическому фактору возникновения городов (несельскохозяйственная деятельность), а также численности и плотности населения.
С точки зрения экономики город трактуется как пространственная форма определённого типа социально-экономических отношений, или как производственно-экономическая система. Социолог же
увидит в городе не просто скопление людей, занимающихся самыми разными видами деятельности, а некий организм, управляемый своими законами. Архитектору город более близок в качестве формы социального конструирования, как опредмеченный социокультурный проект или как система социально-функционального расселения, как искусственная среда обитания (З. Гидион, В. А. Глазычев, З. Н. Яр-гина, Ж. Бодрийяр, А. В. Иконников, Ю. Л. Косен-кова, Г. З. Качанов и др.).
Развитие теории урбанизма способствовало формированию представлений об онтологии города и тем самым трансформировало его в нашем сознании, превратив из места жизни некоторого скопления людей, специально для этого огороженного, в нечто куда более объемное и многомерное. «Все пути в город ведут,— писал Н. Анциферов.— Города — места встреч. Города — узлы, которыми связаны экономические и социальные процессы. Это центры тяготения разнообразных сил, которыми живет человеческое общество. В городах зародилась все возрастающая динамика исторического развития. Через них совершается раскрытие культурных форм» [Анциферов 1926: 3].
Возможно, поэтому город все чаще становится предметом исследования в ракурсах различных гуманитарных наук. В результате в 1990 — начале 2000-х гг. в разных жанрах появились такие блестящие книги о «городских текстах», как, например, названный «гибридом эссе, путевых заметок и мемуаров» цикл Петра Вайля «Гений места» (2000); «Лондон: Биография» (2000) — английского романиста, историка, литературного критика и культуролога Питера Акройда и серия литературоведческих работ В. Н. Топорова, посвященных «петербургскому тексту» русской литературы. Этот список, конечно, может быть расширен. Но уже названные работы о городе определяют актуальность изучения этой проблемы.
«Города с первого момента их возникновения были пространственными точками, несущими огромную нагрузку, не только функциональную, но и смысловую,— справедливо отмечает Н. Е. Мед-нис. Город по отношению к деревне изначально мыслился как центр по отношению к периферии, что сформировало особую мифопоэтику города, до сих пор оказывающую влияние на восприятие даже самых современных из них» [Меднис 2003: 9].
Города сформировали и особый тип человеческой личности. Особенности городской жизни уже в эпоху раннего Ренессанса диктуют новые формы поведения, иные способы мышления. Если в Средние века человек оценивался прежде всего по наличию качеств, делающих его пригодным к общению и к коллективному действию вместе с другими членами социальной группы и корпорации [Гуревич
го X
О! ^
иэ о а
к
го ^
и О!
О!
а о
О!
н ^
го
и О!
о ^
и
о а
,о
со о иэ
о ^
о .о
го н о
о
см
го
го
О!
а
к
го ^
и О!
о о
1984: 318], то в новую ренессансную эпоху наиболее востребованным оказалось индивидуальное начало личности.
Интенсивность общественной жизни и деловая активность создают новую духовную атмосферу, в которой высоко ценятся индивидуальность и неординарность. На авансцену истории выходит человек деятельный, энергичный, активный, обязанный своим положением не столько знатности предков, сколько собственным усилиям, предприимчивости, уму, знаниям, удаче. Человек начинает по-иному видеть себя и мир природы, изменяются его эстетические вкусы, отношение к окружающей действительности и к прошлому. Он стремится преодолеть сословные, корпоративные рамки, сковывающие его инициативу, мешающие ему творить самого себя, преобразовывать внешний мир. Город становится той средой, где формируется особый социокультурный тип людей — горожан, отличающихся образом жизни, самосознанием от обитателей сельской округи — крестьян, сеньоров. Ослабевает социальная замкнутость, развивается относительная доступность общения в контексте живой динамичной среды. Приходит понимание того, что людей нужно ценить не за их богатства, происхождение, титулы, а за благородство души, образованность, личные качества. Складывается новый светский общественный слой гуманистов, объединенных не по сословному признаку, а по наличию индивидуальных способностей и духовных свойств конкретного человека [Баткин 1976].
Гуманисты не только формируются под воздействием городской среды, их деятельность сама становится фактором ее формирования: в эпоху Ренессанса складывается архитектурный облик европейского города, определяется его топография и топонимика, особый стиль жизни, отличный от сельского, которые в сововкупности представляют собой текст города.
В основе современных представлений об онтологии города — идеи об объединении многих людей в некую целостность, об организации «пространства обитания, включая как собственную человеческую телесность ("храм души", тело как "обиталище души"), так и внешние по отношению к индивиду формы телесности — формы среды (жилье, дороги, коммуникации)». Благодаря этому город стал трактоваться не только как эмпирический объект или инженерный комплекс сооружений, но и как особая культурная форма, которая складывалась исторически, наряду с другими идеями и культурными формами.
Представители урбанистического направления утверждали идею о главенствующей и позитивной роли городов в современной цивилизации и в связи с этим уделяли основное внимание проектной раз-
работке максимально укрупнённых градостроительных структур, рассчитанных на значительную концентрацию населения. Появилась целая градостроительная культура — комплекс выработанных обществом социальных, материальных и духовных (в т. ч. художественных) ценностей, возникших в процессе формирования городов. Градостроительная культура стала концентрированным выражением знаний и идей, достигнутых обществом материально-технических возможностей и навыков, зеркалом ценностных ориентиров и эстетических пристрастий, материализованных и закрепленных в среде обитания.
Тем самым урбанизм (от лат. игЬ — город) может быть эксплицирован и как направление в градостроительстве, и как идеологическая рефлексия градостроительной культуры, концепция социальной жизни и как фактор художественного осмысления мира.
Урбанизм в литературе — отражение большого города, высокоразвитой техники и индустрии, городского быта, особенностей психики, порожденных городским укладом, в тематике, образах, стиле. Городская топика получает все большее значение в литературе по мере развития промышленного капитализма. Она актуализируется реалистами (Диккенс, Дизраэли, Теккерей, Бальзак, Т. Гуд, «натуральная школа» в России, ранний Достоевский, Некрасов). Вместо помещичьей усадьбы, замка, деревни в литературу приходят как объекты описания урбанистические феномены: машина, фабрика, железная дорога, толпа, человеческая масса. Акцентируются контрасты городской нищеты и роскоши, столичные интерьеры и открытые пространства, трущобы, мансарды, городской пейзаж. Именно эту линию изображения города продолжал натурализм Золя. Городская индустрия, биржи, рынки, фабрики, магазины получают доминирующее значение в романах Золя («Чрево Парижа», «Западня», «Деньги» «Дамское счастье» и др.). Как известно, на закате своей жизни Золя создает целую эпопею о городах («Лурд», «Париж», «Рим»). Урбанизм Золя вбирает в себя как городскую традицию нравоописательного очерка и реалистического романа, так и декадентские и импрессионистические влияния, связанные с представлением о городе-спруте, городе — средоточии соблазна и порока.
Урбанизм привносит в литературу приемы монтажа. Для него характерны быстрое мелькание и одновременность множества впечатлений, изображение предметов в движении, энергетизм, господство механических вещей, подавляющих человека, обезличивание, обездушивание городского человека, технологическая эстетика, газетно-телеграфная стилистика и т. д. С наибольшей силой эти черты проявятся в литературных течениях начала XX в.
Изучение сущности урбанизма, его социально-экономических, политических и культурологических характеристик, рассмотрение этапов развития городов как одного из факторов становления западноевропейской цивилизации в целом, а также анализ функций урбанизма в искусстве — вот спектр вопросов, которые помогут приблизиться к постижению феномена города. Очевидно и то, что в настоящем исследовании этот феномен должен быть рассмотрен в корреляции с феноменом текста.
Множественность трактовок понятия «текст» привело к «объемному и подвижному, а не мертво-буквалистскому наполнению этого понятия» [Лотман 1970: 203].
Под «текстом» может пониматься любая семантически организованная последовательность знаков [Успенский 2000: 15]. «Текст города», или «городской текст»,— тоже представляет собой последовательность знаков, семантически организованную своей принадлежностью к данному феномену — городу.
По А. М. Пятигорскому любое образование, которое можно назвать текстовым, должно быть отмечено несколькими признаками: «Во-первых, текстом будет считаться только такое сообщение, которое пространственно (т. е. оптически, акустически или каким-либо иным образом) зафиксировано. Во-вторых, текстом будет считаться только такое сообщение, пространственная фиксация которого была не случайным явлением, а необходимым средством сознательной передачи этого сообщения его автором или другими лицами. В-третьих, предполагается, что текст понятен, т. е. не нуждается в дешифровке, не содержит мешающих его пониманию лингвистических трудностей» [Пятигорский 1962: 145].
Возникает вопрос: как определить границы текста? В исследовании «Структура художественного текста» Ю. М. Лотман отмечал, что границы текста прозрачны и объяснял это на следующем примере: «Мы можем рассматривать в качестве текста отдельное стихотворение из поэтического цикла. Тогда отношение его к циклу будет внетекстовым. Это отношение текста к внешним структурам. Однако единство организации цикла позволяет нам рассматривать на определенном уровне и его в качестве текста. Равным образом мы можем представить себе подход, при котором в качестве текста будут восприниматься все произведения данного автора за какой-либо четко выделенный отрезок времени, произведения определенного, улавливаемого нами единства (стилевого, тематического и т. п.). Возможны, наконец, тексты типа "Творчество Шекспира", "Художественное наследие Древней Греции", "Английская литература" и как предельное обобщение — "искусство человечество"» [Лотман 1970: 343].
Мысль о проницаемости текстовых границ утвердилась в литературоведении и получила развитие в связи с двумя актуальными ныне концепциями — теорией интертекстуальности и теорией гипертекста, а также сверхтекста.
Возникновение любого сверхтекста непременно связано с обретением им языковой общности. Эта общность формируется в пространстве соприкосновения конкретного текста с внетекстовыми реалиями. Она закрепляется и в дальнейшем воспроизводится в различных субтекстах — составных частях единого целого.
По замечанию Н. Е. Меднис, «любой сверхтекст в своем центре имеет некий объект, который в системе внетекстовые реалии/текст предстает как единый концепт сверхтекста» [Меднис 2003: 6]. Городской, или локальный текст имеет свой собственный художественный код, признаки которого охарактеризованы В. Н. Топоровым. Этот код включает в себя природные и культурные образы (знаки), способы изображения пространства и времени, их предельности и протяженности, фамилии и имена людей, топонимы, элементы метаописания (театр, декорация, роль, актер и т. п.), мотивы, общий лек-сико-понятийный словарь [Топоров 1995: 261]. Отдельные элементы художественного кода могут нивелироваться или, наоборот, акцентироваться в определенных сверхтекстах, но при этом в каждом сверхтексте всегда сохраняется эстетическая общность плана выражения, которая, собственно, и превращает внетекстовую реальность в текст.
В. Н. Топоров особо отмечает «энергетику цельности» сверхтекста: «Обозначение "цельно-един-ство",— пишет он по этому поводу,— создает столь сильное энергетическое поле, что все "множественно-различное", "пестрое" индивидуально-оценочное вовлекается в это поле, захватывается им и как бы пресуществляется в нем в плоть и дух единого текста. Именно в силу этого "субъективность" целого поразительным образом обеспечивает ту "объективность" частного, при которой автор или вообще не задумывается, "совпадает" ли он с кем-нибудь еще в своем описании Петербурга, или же вполне сознательно пользуется языком описания, уже сложившимся в Петербургском тексте, целыми блоками его, не считая это плагиатом, но всего лишь использованием элементов парадигмы неких общих мест, клише, штампов, формул, которые не могут быть заподозрены в акте плагиирования» [Топоров 1995:261].
Таким образом, вслед за В.Н. Топоровым мы определяем текст города в литературном произведении как совокупность личностно-биографических, историко-культурных, топографических, топонимических, ландшафтных, климатических и др. урбанистических элементов, которые детерминируют процесс порождения художественных образов.
го X
О! ^
иэ о а
к
го ^
и О!
О!
а о
О!
н ^
го
и О!
о ^
и
о а
,о
со о иэ
о ^
о .о
го н о
о
см
го
го
О!
а
к
го ^
и О!
о о
Обращение к проблеме «городского текста» в художественной литературе диктует необходимость истолкования ключевых понятий, с ним связанных. Сложность и многозначность этих понятий трудно поддается экспликации и делает обоснованным междисциплинарный подход к их изучению.
Характеризуя лингвокультурологические и литературоведческие аспекты интерпретации «городского текста», необходимо остановиться на тех характеристиках текста вообще, которые отмечены Ю. М. Лотманом:
1. Выраженность. Текст зафиксирован в определенных знаках и в этом смысле противостоит внетекстовым структурам. Для художественной литературы это в первую очередь выраженность текста знаками естественного языка. Выраженность в противопоставлении невыраженности заставляет рассматривать текст как реализацию некоторой системы, ее материальное воплощение.
2. Отграниченность. Тексту присуща ограниченность. В этом отношении текст противостоит, с одной стороны, всем материально воплощенным знакам, не входящим в его состав, по принципу включенности — невключенности. С другой стороны, он противостоит всем структурам с невыделенным признаком границы: например, и структуре естественных языков, и безграничности их речевых текстов. Понятие границы по-разному манифестируется в текстах различного типа: это начало и конец текстов со структурой, развертываемой во времени, рама в живописи, рампа в театре. Отграниченность конструктивного (художественного) пространства от неконструктивного становится основным средством языка скульптуры и архитектуры.
3. Структурность. Текст не представляет собой простую последовательность знаков в промежутке между двумя внешними границами. Тексту присуща внутренняя организация, превращающая его в структурное целое. Поэтому для того, чтобы некоторую совокупность фраз естественного языка признать художественным текстом, следует убедиться, что они образуют некоторую структуру вторичного типа на уровне художественной организации.
Обратившись к «городскому тексту» в литературе, следует констатировать, что ему также присуща выраженность, то есть фиксация в определенных топонимических, топографических, личностно-био-графических, историко-культурных и иных знаках, принадлежащих в одно и то же время феномену города (как его составляющие) и тексту (поскольку они поименованы средствами естественного языка). Отграниченность тоже свойственна «городскому тексту» в художественной литературе. Вышеперечисленные знаки городского текста противостоят всем иным знакам, ему внеположенным. Согласно В. Н. Топорову, исследователям «городского
текста» необходимо также считаться с двумя ограничениями: «внеположенная городскому тексту реальность не вполне адекватно отражается в нем и свобода текста в отношении используемого материала относительна» [Топоров 1995: 281]. Структурность «городского текста» проявляет себя во внутренней диалогичности и иерархичности урбанистических знаков. Из элементов природной сферы формируются климатически-метеорологический (дождь, ветер, холод, жара, закат, восход, цветовая гамма, светопроницаемость и т. п.) и ландшафтный (вода, суша, замкнутость, простор, незаполненность, разъятость частей, периферия, центр и т. п.) знаки городского текста.
Будучи структурным целым, городской текст представлен образами людей (персонажами) и предметами вещного мира, он разворачивается в пространстве (от периферии к центру, в экстерьере и в интерьере) и во времени (в ретроспективе и перспективе).
Присущие городскому тексту акценты, взаимосвязи и противопоставления, как отмечает автор известной книги «Образ города» [Линч 1982], фиксируются в доминантных точках, специфичных для каждого города. Фиксация таких точек обязательна для формирования городского текста. По мнению К. Линча, доминантные точки имеют непосредственное отношение к вообразимости города, то есть к «такому качеству материального объекта, которое может вызвать сильный образ в сознании произвольно избранного наблюдателя. Это такие формы, цвет или композиция, которые способны облегчить формирование живо опознаваемых, хорошо упорядоченных и явно полезных образов окружения. Это качество можно было бы назвать читаемостью или, быть может, видимостью в усиленном смысле, когда объекты не просто можно видеть, но они навязывают себя чувствам обостренно и интенсивно» [Линч 1982: 21-22].
С понятием городского текста соотнесено понятие дискурса городской жизни (как вечно движущегося, становящегося, изменяющегося процесса). Как известно, дискурс и текст, объективируясь посредством языка, являются результатом мыслительной деятельности людей. Текст рождается в ходе дискурса как особый результат процесса речи. Специфика дискурса обусловлена тем, что он является «деятельностью, погруженной в жизнь» [Арутюнова 1990: 137].
Будучи рожденным в ходе урбанистического дискурса и являясь его результатом, текст города имеет с ним преемственную связь, отраженную в структуре. Компонентами городского текста становятся художественно осмысленные архитектурные, ландшафтные, топографические, топонимические, социально-культурные и иные урбанистические реалии.
В связи с этим особую методологическую значимость обретают труды по теории и анализу сверхтекста, а также теория диалога М. М. Бахтина и теория интертекстуальности (Ю. Кристева, Р. Барт, И. В. Арнольд, А. К. Жолковский, Н. А. Кузьмина, Н. А. Фатеева). На основе существующего определения сверхтекста как системы интегрированных текстов с общей внетекстовой ориентацией, цельностью, открытостью границ, внутритекстовой континуальностью, семантическим и языковым единством (В. Н. Топоров, Н. Е. Меднис), можно сделать заключение и о конфигурации текста определенного города. Условием возникновения сверхтекстового образования является общекультурная значимость данного города, а следовательно, и наличие общего культурного кода, с ним связанного.
Таким образом, в своем понимании «городского текста» мы исходим из сложившегося в современной филологии представления о тексте как об открытой системе, соотнесенной с другими текстовыми и смысловыми системами и пребывающей с ними в диалогическом взаимодействии.
ЛИТЕРАТУРА
Анциферов Н. П. Душа Петербурга. СПб., 1991. Анциферов Н. П. Книга о городе. Л., 1926. Арутюнова Н. Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. Баткин Л. М. Итальянские гуманисты: стиль жизни, стиль
мышления. М., 1976. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.
Каган М. С. Взаимоотношение наук, искусств и философии как историко-культурная проблема // Гуманитарий. Ежегодник № 1. СПб., 1995.
Каган М. С. Град Петров в истории русской культуры. СПб., 2005.
Каган М. ^ Культура города и пути ее изучения // Город и культура. СПб, 1992.
Каган М. С. Перспективы развития гуманитарных наук в 21 веке // Сборник, посвященный 60-летию философского факультета СПбГУ СПб., 2001.
Линч К. Образ города. М., 1982.
Лотман Ю. М. Город и время // Метафизика Петербурга. СПб., 1993.
Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001.
Лотман Ю. М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Труды по знаковым системам. Тарту, 1984. Вып. 18.
Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1970.
Меднис Н. Е. Сверхтексты в русской литертуре. Новосибирск, 2003.
Пятигорский А.М. Материалы по истории индийской философии. М., 1962.
Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995.
Топоров В. Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Труды по знаковым системам. Тарту, 1984. Вып. 18.
Успенский Б. А. Поэтика композиции. СПб., 2000.
ФГБОУ ВПО «Тамбовский государственный университет имени Г. Р. Державина».
Поступила в редакцию 26.03.2012 г.
го X
<v ^
иэ о ci
(К
го ^
и (V
OI Ci О (V
H ^
го
и (V
о ^
и
О Ci
,о
СО
о иэ
о ^
о .о
UDC 821 URBAN TEXT AS A THEORETICAL PROBLEM N. L. Potanina, M. A. Gololobov
The urgency of the problem of urban text for the modern humanitarian knowledge is substantiated in the article. The major approaches to the given problem, formed in the national science of the past and the beginning of the current centuries are considered. The question about the correlation of urban text and urban discourse in the artistic world of literary work is raised.
KEY WORDS: urban text, discourse, urbanistics, the city, the components of urban text.
ro
H
о
