CC BY
94
356
ГОРОДСКОЙ МОНУМЕНТ КАК ОБЪЕКТ ВОСПРИЯТИЯ (НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ СОВРЕМЕННОЙ МЕМОРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ)
Щ_А.В. Святославский
Аннотация. В работе проанализированы результаты эмпирических социологических исследований по проблеме восприятия и оценки городских архитектурно-скульптурных монументов мемориального характера на материале Москвы. Их анализ представляет интерес для исследования мнений и предпочтений жителей современной России в области культурной памяти и мемориальной культуры.
Ключевые слова: городской монумент, мемориальный объект, культура увековечения, мемориальная культура, культурная память, коллективная память, историческая память, культурное наследие, городская среда.
Summary. The results are presented of the field sociological research conducted among the Moscow Region cultural tourists on their attitude towards the different monuments erected in Moscow from the XIX-th century up to the present day. The research was designed to reveal the opinions and aesthetical preferences of moscowites in the domain of the Russian history and the problems of the collective memory.
Keywords: city memorial, memorial culture, memorialization, collective memory, cultural ■memory, urban built environment, memorial policy.
В2009—2010 гг. мы провели эмпи- ществующим городским архитектур-
рические социологические иссле- но-скульптурным монументам Моск-
дования по проблемам коллективной вы. Было проанализировано 500 за-
памяти и мемориальной культуры сре- полненных анкет и проведено мно-
ди респондентов, представляющих ка- жество интервью.
тегорию туристов и экскурсантов. Это Формуляр предложенной анкеты, москвичи и жители Подмосковья, со- естественно, небезупречен, но он был вершающие туристические и экскур- выработан опытным путем, в расчете сионные поездки по Москве, Подмос- на то, чтобы обеспечить достаточный ковью и «Золотому кольцу». Возраст- процент возвращенных анкет, не от-ные границы опрошенных лежат при- пугивать респондентов и избежать мерно в диапазоне от 25 до 70 лет. трудностей при заполнении, тем боНами было проведен анкетный опрос лее в полевых условиях. В предложен-и интервьюривание в полевых услови- ном списке из 28 монументов предла-ях. В данной статье мы обратимся к галось отметить самые любимые па-той части исследования, которая была мятники. Задание формулировалось связана с выявлением отношения к су- следующим образом: «Отметьте галоч-
кой Ваши любимые памятники в Москве». Кроме того, в конце списка памятников давалась позиция: «Самый нелепый памятник в Москве» (ее заполнили 178 респондентов). В общем списке респонденту предлагалось отметить один, несколько или все позиции (последнее встречалось 2 раза и вызывало сомнение в серьезности подхода, но тем не менее было учтено нами). Названия монументов не всегда совпадали с официальными наименованиями памятника, иногда приходилось давать уточнения, порой даже весьма вольного характера, беря их в кавычки, вроде «сидящего Гоголя». Необходимость этого очевидна для эмпирических анкетных исследований, не дающих возможности долго и подробно разъяснять, какой из двух московских памятников Н.В. Гоголю, или из трех памятников Л.Н. Толстому, или из многочисленных памятников А. С. Пушкину имеется в виду в данном случае.
Путем предварительного пробного исследования удалось выявить наиболее известные памятники (так, например, нам хотелось включить великолепный, на наш взгляд, памятник Н.И. Пирогову, но из предварительного пробного этапа исследования выяснилось, что он малоизвестен даже в такой в целом грамотной аудитории). С другой стороны, если был (намеренно или случайно) забыт составителем анкеты какой-либо из любимых респондентом памятников, то предлагалось внести его в графу «Вписать недостающее». Это компенсировало неполноту анкеты. В список вошли (см. таблицу) памятники государям и общественным деятелям, политическим лидерам, военным, литераторам, ученым. Естественно, нам хотелось уве-
личить его, но продуктивность работы с анкетой в условиях ограниченного времени не позволяла этого сделать.
Главный недостаток выбранного формата анкеты заключался в том, что в нем не удалось жестко разграничить собственно мемориальную и эстетическую составляющие. Нельзя не отметить попутно, что данная проблема в целом является одной из наиболее острых в дискуссиях по мемориальной культуре. Отношение к памятнику призвано выявить отношение респондента к мемориализуемому образу как таковому (в простейшем случае это выглядит как оценка «положительный» / «отрицательный герой»; нравится / не нравится; полезен / вреден — с позиций интересов моей личности и моей культуры в целом). С другой стороны, даже если личность или событие видятся заслуживающими увековечения, возникает вопрос: удачно ли создан авторами памятника художественный образ (эстетическая составляющая) — насколько он соответствует представлению респондента об увековеченной личности или событии и эстетическим вкусам носителя данной культуры. Во время предварительного обследования мы попробовали развести эти проблемы художественной формы и мемориального содержания, но поняли, что в данном проекте полевых, по существу, исследований целесообразнее от этого отказаться. Отчасти компенсацией данного недостатка формуляра стали интервью. К тому же мы исходили из того, что по-настоящему «любимый» памятник пробуждает у зрителя положительные чувства в единстве формы и содержания. И результаты интервью подтвердили это.
358
Болезненным остается также вопрос о возможности мемориализации отрицательных примеров с точки зрения общепринятой в данной культуре системы ценностей. В Москве он вновь возник в связи с установкой в 2000 г. известного ныне памятника «Дети — жертвы пороков взрослых» Михаила Шемякина. Шемякину пришлось отстаивать право мемориальной культуры на создание памятников «отрицательным» примерам. Та же проблема встала в связи с отменой идеологического регулирования мемориальной культуры в рамках советской идеологии после 1991 г. Так, например, в другой части нашего исследования (мы надеемся также опубликовать ее результаты) перед москвичами и жителями Подмосковья «образца 2009 г.» ставился, в частности, вопрос об отношении к возможному возвращению демонтированного в августе 1991 г. памятника Ф.Э. Дзержинскому на прежнее место. Ряд респондентов выступают «за», но в интервью (или даже в приписках на полях анкеты) уточняют, что Дзержинский не является вдохновляющим примером для современных россиян, однако историю нельзя переписывать, в том числе путем войны с памятниками. Другие же мыслят ровно наоборот.
В список памятников вошли персональные и событийные монументы, по жанру — архитектурно-скульптурные сооружения мемориального характера, как они именуются в классификациях мемориальных объектов.
Респонденты данной категории охотно включились в опрос, процент заполненных анкет от числа розданных колебался среди групп респондентов от 75% до 100%. Этот факт, а также личные беседы подтверждают
высокую актуальность проблематики, связанной: а) с обликом города; б) с мемориальной культурой и с коллективной памятью — среди наиболее мотивированной и культурной части населения. В таблице мы приводим результаты анкетирования по основному списку
Учитывая тот факт, что данные показали высокую стабильность при промежуточных подсчетах, мы можем попытаться положить их в основу некоторых умозаключений.
Главное, что бросается глаза — это стабильно высокий рейтинг монументов эпохи Российской империи. Памятники А.С. Пушкину (опекушинс-кий), Минину и Пожарскому, Триумфальная арка и Плевенская часовня дали самый высокий балл уже при опросе первой же группы из 30 человек. И в дальнейшем менялись только цифры, рейтинг оставался прежним. К вышеназванным приблизился андреевский памятник Н.В. Гоголю (191 голос «за»), но здесь надо иметь в виду особый интерес к нему в год 200-летнего гоголевского юбилея (2009 г.). С другой стороны, на фоне этого же интереса к личности писателя, памятник Н.В. Гоголю Н.В. Томского, вопреки усилиям властей, выставившей его в советское время на столь видное место вместо старого, собрал значительно меньше голосов (95).
Как и следовало ожидать, заметное место среди пристрастий москвичей и жителей Подмосковья занимают литераторы «золотого» и «серебряного» века. Абсолютно непревзойденным остается памятник Пушкину в исполнении А.М. Опекушина. Также одним из самых модных оказался памятник М.Ю. Лермонтову работы скульптора И.Д. Бродского (автора многих памят-
Таблица. Шкала популярности современных московских скульптурно-архитектурных монументов (в порядке убывания), N = 500
Ф
№ Памятник, в порядке убывания популярности Рейтинг (голосов «за»)
1 А.С. Пушкину на Пушкинской площади 370
2 Кузьме Минину и кн. Дмитрию Пожарскому 299
3 Триумфальная арка 243
4 Юрию Долгорукому 210
5 Н.В. Гоголю (ск. Н.А. Андреев — «сидящий Гоголь») 191
6 Героям Плевны (Плевенская часовня) 184
7 Мемориал на Поклонной горе 182
8 Кириллу и Мефодию 178
9 М.Ю. Лермонтову 178
10 «Пушкин и Натали» на Арбате 163
11 Б.Ш. Окуджаве 160
12 В.С. Высоцкому 133
13 И.А. Крылову 130
14 Ивану Федорову 123
15 Императору Александру II 120
16 Марине Цветаевой 120
17 Г.К. Жукову 103
18 Ф.М. Достоевскому (ск. С.Д. Меркуров — во дворе Музея Ф.М. Достоевского) 98
19 Н.В. Гоголю (ск. Н.В. Томский — на бульваре) 95
20 Л.Н. Толстому возле Музея Толстого на Пречистенке 89
21 Л.Н. Толстому в сквере Девичьего поля 73
22 Ф.М. Достоевскому (ск. А. Рукавишников, возле РГБ) 71
23 Петру I (ск. З.К. Церетели) 60
24 К.А. Тимирязеву 56
25 В.И. Ленину на Октябрьской площади 43
26 Карлу Марксу 38
27 Героям книги В. Ерофеева «Москва-Петушки» 35
28 Фридриху Энгельсу 17
#
359
ников в разных городах, включая памятник М.Ю. Лермонтову в Тамани). В интервью отмечались его исключительно высокие художественные достоинства, а также любовь москвичей к
поэту, который так мало прожил и так трагически погиб вслед за А.С. Пушкиным. Памятник М.Ю. Лермонтову был установлен неподалеку от места рождения поэта у Красных ворот в 1965 г.
360
Из монументов советской эпохи, наряду с лермонтовским, довольно высокий рейтинг оказался у памятника основателю Москвы кн. Юрию Долгорукому, задуманному еще в 1947 г. Он был установлен в 1954 г. (скульпторы С.М. Орлов, А.П. Антропов, Н.Л. Штамм) напротив тогдашнего Моссовета на месте снесенного когда-то прекрасного памятника генералу М.Д. Скобелеву. Успех совершенно казенного и малохудожественного, на наш взгляд, памятника князю, чья роль как основателя города также вызывает сомнение, не совсем понятен нам, если не судить в категориях мас-скульта. Но респонденты, как выяснилось, воспринимают Ю. Долгорукого уже как устоявшийся символ Москвы, наряду с памятниками Минину и Пожарскому, А.С. Пушкину. Действительно, соорудив памятник «основателю» с подачи И.В. Сталина (прежде и помышлять об этом не могли), советские идеологи широко разрекламировали его на открытках, марках, изделиях декоративно-прикладного искусства. С художественной стороны он воплощает те самые черты официозного монументализма, которые советские же критики прежде ругали. История создания этого памятника окутана легендами, навеянными уже хотя бы тем фактом, что главный исполнитель скульптор С.М. Орлов вообще прежде не был монументалистом и лепил игрушки, но при этом якобы состоял в переписке со И.В. Сталиным. Обращали внимание и на попытку авторов дать портретную детализацию этому абстрактному символу (портретных изображений князя, естественно, не сохранилось). Это породило приписываемую кому-то из участников церемонии открытия ерничес-
кую фразу: «Как похож!», громко произнесенную сразу после снятия пелены с памятника. Кстати, говорили, что уже даже Хрущев в конце 1950-х гг. требовал снятия этого памятника.
С другой стороны, показательно, что даже и этот образ, снискавший неплохой рейтинг сегодня, также относится к категории деятелей русской истории образца «до 1917 г.».
Расхождение мнений профессионалов и массового зрителя сказалось и в оценках композиции «Пушкин и Натали» на Арбате, памятников Б.Ш. Окуджаве (ск. Г.В. Франгулян) и В.С. Высоцкому. Они получили достаточно высокие места в рейтинге по итогам нашего опроса, хотя часто приходится слышать критику в адрес всех трех памятников со стороны профессионалов. Сказался и интерес к личностям нон-конформистов советской эпохи и к любимым народом бардам.
Высоко был оценен мемориал Великой Отечественной войны на Поклонной горе. Показательно трепетное уважение людей к памяти о той войне и положительная оценка ими комплекса с градостроительной точки зрения. Эти факторы оказались настолько мощными, что «перевесили» резко негативную оценку работ З.К. Церетели, установленных на Поклонной. (В свое время пришлось из-за протестов ветеранов даже убрать подальше композицию «Узникам концлагерей», которой З.К. Церетели решил «оттенить» самое начало Аллеи Победителей, открывающее панораму всего комплекса.)
Характерно, что те же отмеченные нами тенденции были выявлены в опросах, проводившихся социологом городской среды Ю.Г. Вешнинс-ким в молодежном социальном секто-
ре москвичей в 1989-1999 гг. [1, 42-45].
Графа «Самый нелепый памятник» заполнялась далеко не всеми, однако полученные в ней результаты также могут быть полезны для осмысления роли памятника в городской среде. Ниже приводим данные по этой графе, цифра означает число анкет. Число негативных оценок по памятникам распределилось следующим образом:
• Петру I (ск. З.К. Церетели) — 99 анкет (плюс «Все скульптуры Церетели» — 3; «Скульптуры Церетели на Поклонной горе» — 5)
• М.А. Шолохову — 13
• Г К. Жукову — 11
• Мавзолей В.И. Ленина — 9
• Героям книги В. Ерофеева «Москва-Петушки» — 8
• Ф.М. Достоевскому (у РГБ, ск. А. Рукавишников) — 8
• «Дети — жертвы пороков взрослых» (ск. М. Шемякин) — 7
• «Пушкин и Натали» — 5
• Б.Ш. Окуджаве — 4
• В.И. Ленину на Октябрьской площади — 2
• В.В. Воровскому — 2
• Лесе Украинке -1
• Араму Хачатуряну — 1
• Ал.Н. Толстому — 1
• Абаю (Кунанбаеву) — 1
• «Лужков-дворник» — 1
• Бездомному псу в метро — 1
• Плавленому сырку — 1
В связи с категорией «нелепых» памятников необходимо сделать специальное уточнение. В эту категорию попадают или памятники, которые реципиенты считают эстетически несостоятельными, или памятники, смысл которых до них не доходит. В последнем случае сказывается или отсутствие «ключа» к пониманию, или
образ слишком замысловат, по крайней мере с точки зрения массового зрителя. Так, нам не приходилось видеть ни одного туриста (из сотен!), который бы ни выразил недоумения по поводу смысла совершенно эклектичной композиции «Древо жизни» Э. Неизвестного, установленной возле моста «Багратион» в Москве. Иногда может не хватать исторической эрудиции, и возникает вопрос, не вина ли это авторов и заказчиков памятника, если, конечно, монумент претендует быть объектом городской среды, а не ограничиваться культурным полем собственного усадебного участка. Возьмем, например, поставленный еще в эпоху гласности и перестройки памятник дуэлянтам в Петербурге, в парке Лесотехнической академии. В Российской империи дуэли официально были запрещены, порицались и порицаются церковью, при советской власти они тоже не считались правильным средством защиты чести и достоинства. Откуда же такой странный памятник? Видимо, сыграла роль принадлежность дуэлянтов к декабристскому движению. Секундан- 36! том убитого на дуэли К. П. Чернова, члена Северного общества, был весьма почитавшийся в советское время К.Ф. Рылеев. Но и другой дуэлянт, В.Д. Новосильцев, тоже скончался от ран после дуэли. Сама дуэль, кстати, состоялась по личным мотивам (поручик К.П. Чернов вызвал флигель-адъютанта В.Д. Новосильцева, вступившись за честь сестры, — об этом знают, наверное, единицы из десятков тысяч видевших памятник). Не совсем понятно мемориальное содержание памятника (в отличие, скажем, от «дуэльного» мемориала на Черной речке — месте дуэли Пушкина). Официально
гранитная стела называется «Памятник на месте дуэли К. П. Чернова и В.Д. Новосильцева» (арх. В.С. Василь-ковский). Надпись на стеле гласит: 10 сентября 1825 года на этом месте состоялась дуэль члена Северного тайного общества К.П. Чернова с В.Д. Новосильцевым. Секундантом К.П. Чернова был К.Ф. Рылеев. Похороны К.П. Чернова вылились в первую массовую демонстрацию, организованную членами Северного тайного общества — декабристами. Итак, кому же памятник: К.П. Чернову, В.Д. Новосильцеву, им обоим, декабризму или все-таки К.Ф. Рылееву (за то, что согласился быть секундантом), а может быть, первой политической демонстрации на Руси (опять идея превыше личности)? Инициатором установки была Лесотехническая академия.
Таким образом, содержание памятника может оказаться не совсем ясным для массового зрителя, а с годами это будет лишь усугубляться (так культ декабризма, присущий части русской интеллигенции 2-й половины XIX в. и советской, почти совершенно сошел на нет среди нынешних моло-362 дых поколений).
В связи с этим возникает важный для культуры увековечения в целом вопрос: должен ли памятник быть самодостаточным с точки зрения информативности (как многие мемориальные доски или монументы с пространными надписями). Как быть при отсутствии ясного текста, подробно описывающего не только историческую ситуацию, но мотивацию создания монумента. И как быть, если даже пояснительная надпись как таковая имеется, но являет собою вкупе с монументом культурный текст, ключи к пониманию которого (в терминах культурных, не языковых, конечно,
кодов) утеряны? Если фонового знания реципиента достаточно, то памятник «напоминает» или даже определенным образом «обогащает» знание о предмете увековечения, но в любом случае адекватно воспринимается и тем самым выполняет свою миссию. (Как известно, те самые библейские памятники, к которым и восходит, в частности, нынешняя культура увековечения, тоже не информировали, а призваны были напоминать об известном, играя тем самым воспитательную роль — камни-памятники пророкам на месте дарования заветов и т.д.) Конечно, есть еще функция побуждения реципиента к более глубокому ознакомлению с культурным текстом, проводником которого стал памятник. Эта функция применительно к культурному наследию вообще не вызывает сомнения. Так, побывав на экскурсии, в музее, многие мотивированные люди берутся за литературу, проводят поиски в интернете, стараясь углубить и расширить знания о предмете. Однако может оказаться так, что прочтение культурного текста памятника превратится в многолетние поиски по архивам, которые к тому же под силу не всякому профессионалу. Как же тогда быть с массовостью и доступностью монументального искусства, о которых уже столько говорилось?
В связи со сказанным вспоминается трагикомический случай, являющий собою характерное явление советской эпохи и рассказанный в свое время филологом и культурным антропологом доктором филологических наук В.И. Беликовым. В «глубоко» советское время, задолго до горбачевских свобод, в одной воинской части стоял памятник... неизвестно кому. Даже старожилы части не могли про-
ф
яснить ситуацию, а с памятником надо было что-то делать. Во-первых, потому что в войсках должен быть порядок, во-вторых, потому что, как обычно, ждали очередную проверочную комиссию. И вот в политотделе развернулась дискуссия по памятнику. Дальше ситуация отдаленно напоминала чеховского «Хамелеона». Снести, — говорили одни, — дескать, нет памятника — нет и проблемы. Так-то оно так, — возражали другие, — но вдруг потом окажется, что это был кто-нибудь такой, что... — и тогда не сносить головы. Пока дискуссии ходили по кругу, памятник разрушался временем и становился все менее пригодным к атрибуции.
Страхи перестраховщиков в те времена можно было понять. В «застойные» годы, правда, за газету с портретом вождя в мусорной корзине уже не сажали, но на попытки сноса эскиза памятника В.И. Ленину, стоявшего во дворе мастерской известного скульптора Е.В. Вучетича, районным властям строго указали сверху. Когда-то Е.В. Вучетич работал над проектом грандиозного памятника В.И. Ленину, который, по замыслу, должен был стоять на Ленинских (Воробьевых горах). Скульптор умер, а гигантский эскиз головы вождя на высоком пятиметровом постаменте остался во дворе его мастерской, прямо возле забора, в двух десятках метров от которого в 1970-е гг. выстроили райком партии. При этом парадный подъезд райкома оказался с противоположной стороны, и всякий подъезжавший к нему прежде видел огромную голову вождя, выглядывавшую из-за здания райкома и к тому же развернутую в противоположную сторону (Ленин словно отвернулся от райкома «застойных» вре-
мен). Естественно, в партийном органе встал на повестку дня вопрос о сносе памятника-эскиза. Но снос не состоялся, и голова вождя стоит на прежнем месте до сих пор, правда, летом все больше закрываемая кронами растущих деревьев. Говорили, что вдова скульптора тогда обратилась с жалобой «наверх», указав на столь идеологически преступный факт как нажим на нее с целью ликвидации бетонного вождя. В итоге, поступили совсем в духе времени: со стороны райкома голову прикрыли щитом из гофрированного железа, довольно ограниченных размеров, закрывавшим эскиз только от взора анфас. Пока деревья не выросли, с главной магистрали района открывался вид на все сразу: и на отвернувшегося Ленина, и на «фиговый листок», как прозвали жители железный фартук, и на здание райкома.
Но, возвращаясь к проблеме прочтения памятника, вновь отметим тот факт, что памятник, оставаясь как таковой в культурном пространстве будущих эпох (или даже будучи снесенным — пока он живет в коллективной памяти), будет объектом извлече- 363 ния самых разнообразных смыслов. В приведенном выше примере гранитную стелу на месте дуэли можно рассматривать и как память по двум конкретным людям, и как памятник дуэли вообще. В последнем случае он должен играть роль наподобие известного ше-мякинского «памятника наоборот» на Болотной площади в Москве («Дети — жертвы пороков взрослых»), говоря потомкам о том, как не надо делать. Если же какая-то культура будущего вернется к популяризации дуэлей как средства выяснения отношений и защиты чести, то этот же памятник будет памятником тому, как надо делать.
ф
Вернемся к итогам опросов общественного мнения. Совершенно очевидно, что в категории нелюбимых памятников по результатам анкетирования на первое место выходит почти исключительно эстетический критерий. И Петр Великий, и маршал Г.К. Жуков, и М.А. Шолохов пользуются народной любовью, но их образы респонденты хотели бы видеть в ином исполнении. Однако, как видим, от общего числа опрошенных процент негативных отзывов невелик, и лишь памятник Петру I на Стрелке собрал достаточно весомое число голосов со знаком «минус» (99), превзошедшее даже число положительных оценок этого монумента (60).
В интервью нам приходилось слышать недовольство образом маршала К.Г. Жукова, каким его увидел и создал скульптор, но при этом другие работы покойного В.М. Клыкова этими же респондентами оценивались высоко. Возможно, поэтому в данном случае дело ограничилось лишь немногими негативными оценками. В случае же с З.К. Церетели срабатывает обратный 364 принцип, когда по инерции уже любая очередная работа этого не очень популярного среди москвичей скульптора будет встречаться многими «в штыки», и век его торжества многие измеряют веком правления нынешнего московского мэра, не более того. При этом приходилось слышать от интервьюируемых о том, что если в Москве существует теперь уже своего рода традиция (sic!) разрушения или переноса памятников с видных мест в глухие закоулки, то в случае неких радикальных перемен, монумент Петру I на Стрелке может оказаться среди первых кандидатов... Найти для него глухой уголок, как, скажем, нашли в
свое время для андреевского Гоголя и меркуровского Толстого, будет совсем непросто в силу известных особенностей этого монумента. Кстати, причины неприятия творчества З.К. Церетели на московском пространстве респонденты связывают в том числе с «гигантоманией». К творчеству А. Рукавишникова отношение тоже неоднозначное. Его Достоевский и Шолохов воспринимаются многими критически, в то время как памятник Александру II более популярен. Репутации А. Рукавишникова среди москвичей повредила более всего история вокруг проекта памятника М.А. Булгакову на Патриарших (прозванного в народе «примусом»). Как видим, вызвавший бурную реакцию среди столичной богемы памятник Венедикту Ерофееву и его героине в выбранном нами социальном сегменте респондентов имеет весьма низкий рейтинг.
Другая часть нашего исследования касалась проблемы формирования культурной памяти с точки зрения возможности увековечения тех или иных лиц российской истории, результаты, мы надеемся, ее будут опубликованы в ближайшем будущем.
ЛИТЕРАТУРА
1. Вешнинский Ю.Г. Имиджи московских монументов как часть имиджа Москвы // Имиджеология-2006. Актуальные проблемы социального имиджмейкин-га. - М., 2006.■
