CC BY
119OS4 ТЕОРИЯ УПРАВЛЕНИЯ ^D
DOI 10.24411/2076-1503-2020-10931 ГАЙВОРОНСКАЯ Я.В.
МИРОШНИЧЕНКО О.И.
ГОРДИЕВ УЗЕЛ ПРОТИВОРЕЧИЙ: ТЕХНОЛОГИЯ, ЭТИКА И ПРАВО В ВОПРОСЕ О ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-29-16129 мк.
Аннотация. Исследование систематизирует доводы сторонников и противников идеи признания искусственного интеллекта субъектом права. Сформулированы основные концепции правового регулирования статуса / режима роботов и искусственного интеллекта, обсуждаемые в науке. Авторы выдвигают тезис о том, что сущностные и инструментальные характеристики права позволяют ему успешно решать прикладную задачу регулирования отношений с использованием /участием искусственного интеллекта даже без концептуального разрешения вопроса о статусе искусственного интеллекта. В заключение авторы делают вывод о том, что концептуальное и прикладное правовое опосредование искусственного интеллекта должно отличаться применительно к сильному и слабому искусственному интеллекту. Проблема взаимодействия человека с гипотетически возможным сильным искусственным интеллектом нуждается в концептуальном обосновании. В то время как прикладной аспект - регулирование слабого искусственного интеллекта - должен быть разрешен на базе поэтапной смены концепций правосубъектности, начиная с концепции исключительной~правосубъектности ("ехсШэ^т").
Ключевые слова: искусственный интеллект, роботы, правосубъектность, субъекты права, лица, права и свободы человека.
GAYVORONSKAYA УА. V.
MIROSHNICHENKO O.I.
GORDIAN KNOT OF CONTRADICTIONS: TECHNOLOGY, ETHICS AND LAW IN THE QUESTION OF GIVING ARTIFICIAL INTELLIGENCE ANY RIGHTS
The research was carried out with the financial support of the RFBR as part of the research project No. 18-29-16129 mk.
Annotation. The study systematizes the arguments of supporters and opponents of the idea of recognizing artificial intelligence as a subject of law. The main concepts of legal regulation of the status / regime of robots and artificial intelligence discussed in science are formulated. The authors put forward the thesis that the essential and instrumental characteristics of law allow it to successfully solve the applied problem of regulating relations with the use / participation of artificial intelligence even without giving a conceptual solution to the question of the status of artificial intelligence. In conclusion, the authors say that the conceptual and applied legal mediation of artificial intelligence should differ when we speak about strong and weak artificial intelligence. The problem of human interaction with a hypothetically possible strong artificial intelligence needs a conceptual justification. While the regulation of weak artificial intelligence should be resolved on the basis of a gradual change in the concepts of legal personality, starting with the concept of exclusive legal personality ("exclusiv-ism").
Key words: artificial intelligence, robots, legal personality, legal entities, persons whose rights and freedoms of the individual.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2020
Экспонентное развитие технологий и, как следствие, все большее расширение функционала и степени автономности систем искусственного интеллекта (далее -ИИ) приближает то время, когда вопрос о правосубъектности роботов и юнитов ИИ перейдет из разряда гипотетических в разряд практических.
За признание правосубъектности юнитов ИИ и роботов активно выступают крупные компании-производители, которые хотят избежать ответственности за действия роботов, используемых в процессе осуществления предпринимательской деятельности. В зарубежных исследованиях подчёркивается, что до недавнего времени проблема ответственности за действия «электронного лица» решалась однозначно: такая машина должна была рассматриваться исключительно как инструмент лица, обладающего или управляющего ей. Вопроса о личной ответственности, а тем более о правосубъектности электронного лица в принципе не возникало, поскольку машины не были способны осуществлять автономную или полуавтономную деятельность. Однако в последнее время появляются новые ключевые характеристики электронных лиц, основанных на ИИ, что заново актуализирует проблему определения их правосубъектности и способности нести юридическую ответственность за свои действия: автономность, самоорганизация, способность к обучению и самообучению, способность к «разумному» мышлению и поведению, эмоциональный интеллект и другие признаки потенциально возможного сильного ИИ. Сочетание этих параметров приводит к вероятности совершения действий, не предусмотренных производителем или программистом условного электронного лица (юнита ИИ) изначально [1].
Еще в 1983 г. М. Уиллик провел исследование, из которого вытекало, что по мере развития технологий, позволяющих более полно взаимодействовать человеку и электронному лицу, возможно размытие границ между инструментом (средством, объектом, как угодно), в качестве которого выступает электронное лицо, и оператором, управляющим им, т.е. человеком [2]. По его мнению, со временем устройства начнут не просто работать, основываясь на неких принципах, изначально в них заложенных, но и как бы осознавать их.
Похожей логики придерживаются и отечественные исследователи. С точки зрения Г.А. Гад-жиева, создание в дальнейшем автономного искусственного интеллекта повлечет потребность в легитимизации признания юридической личности у высокоразвитой робототехники [3].
Исходя из подобных аргументов, можно заключить, что на сегодняшний день проблема
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2020
состоит уже не столько в том, признавать ли электронное лицо субъектом права, сколько в выборе модели такого признания. В целом, здесь возможны два варианта:
а) выработка отдельной конструкции правосубъектности для электронных лиц, которая будет отличаться от имеющейся теоретико-правовой модели как концептуально, так и структурно. Сторонники такого подхода считают, что из разной природы существ априори следуют различные принципы функционирования / поведения, а следовательно, и правового регулирования для ИИ и человека. Такой подход в будущем может привести к двойственности права и существованию отдельных порядков правового регулирования для людей и юнитов ИИ («право людей» и «право вещей» или «право роботов»);
б) создание новой единой категории правосубъектности, содержание которой будет учитывать специфику всех возможных субъектов права.
Признание возможности и необходимости юридического регулирования статуса юнитов ИИ не избавляет от необходимости выбора концептуальных оснований такого регулирования.
Основной тенденцией современных изысканий в этом вопросе являются попытки сформировать правовой статус/режим робота (ИИ в широком смысле) по аналогии с известными правовыми статусами или режимами, основываясь на общности каких-то признаков. Обобщая, можно выделить следующие условные концепции правового статуса робота:
- концепция «робот - человек»;
- концепция «робот - животное»;
- концепция «робот - юридическое лицо»;
- концепция «робот - вещь» (механизм, являющийся источником повышенной опасности);
- концепция «робот - раб».
Отметим, что не все эти подходы одинаково разработаны в науке и не все они имеют равное число сторонников. Имеющееся правовое регулирование на данный момент реализует концепцию «робот - вещь / источник повышенной опасности». В сфере цивилистики, где в основном и сосредоточены исследования о статусе и потенциальной правосубъектности робота», помимо названной, преобладают концепции «робот -животное» и «робот - юридическое лицо». Имеющееся регулирование и предложенные проекты относятся в первую очередь к гражданско-правовым отношениям с участием / использованием роботов и систем ИИ. Во-первых, эти отношения, в отличие от гипотетических естественных прав робота, существуют уже сейчас и быстро развиваются. Во-вторых, в отличие от других отраслей, гражданское право уже сейчас может предложить внятный правовой режим роботов и готово при-
нять в себя некоторые изменения, требующиеся для развития робототехники и широкого практического использования юнитов ИИ. Можно не соглашаться с таким правовым режимом, но придется признать, что на данный момент он является единственной альтернативой, предлагаемой позитивным правом для регулирования отношений с использованием / участием автономных юнитов ИИ.
К тому же специфика робота с точки зрения сегодняшнего уровня развития технологий такова, что актуализирует в первую очередь вопросы гражданского права. «Робот в плане своей автономности, обладания искусственным интеллектом и самообучаемости является уникальным объектом правоотношения, требующим специального подхода - подхода коллективной ответственности изготовителя, оператора, собственника и пользователя» [4], - считают исследователи из Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ. Специфика робота как технического изделия не позволяет в полной мере реализовать по отношению к нему один из компонентов правосубъектности - деликтоспо-собность. Дело в том, что все базовые виды юридической ответственности (гражданская, уголовная, административная, дисциплинарная, материальная) по общему правилу требуют установления вины нарушителя [4], на чем и основана конструкция деликтоспособности. Неделиктоспо-собные лица не могут быть подвергнуты мерам юридической ответственности, за причиненный ими вред отвечают иные лица, а в отношении них самих при необходимости могут быть применены иные меры государственного принуждения. Очевидно, что при такой модели имеющаяся правовая конструкция правосубъектности не может быть применена к роботам в их настоящем виде и вряд ли может быть применена без натяжек и к роботам будущего (сильному ИИ).
Гражданская ответственность в ряде случаев может применяться без вины, что уже делает ее более перспективной в плане разработки правовых режимов автономных роботов. Однако исследователи считают, что безвиновный порядок привлечения к ответственности не должен использоваться в случаях причинения вреда роботом -для этого должны быть предусмотрены специальные режимы юридической ответственности. Как полагает А.И. Сидоренко, «для установления субъектов ответственности в отношениях «человек - робот» требуется использование института коллективной ответственности, с использованием в качестве основания для привлечения к ответственности членов коллектива презумпции виновности либо объективного вменения» [5].
Мы не ставим целью дать глубокий анализ вины и деликтоспособности применительно к ИИ, этот экскурс был нужен для того, чтобы показать примерную направленность исследований в этой области.
Концепция «робот - животное» использует уже известные праву режимы и правовые средства, но при этом может быть по-разному реализована с точки зрения содержания правового статуса / режима робота (с учетом имеющегося опыта разных правовых систем).
С животными и юридическими лицами роботов роднит автономность. Российское право рассматривает животных как объект права с особым статусом, в отношении которого установлены запреты на причинение боли и страданий и требования о гуманном обращении. При этом животные могут быть признаны орудием совершения преступления и источником повышенной опасности. Правовые традиции других государств допускают рассмотрение животного как субъекта права с особым правовым режимом, например, животному можно оставить наследство (США, Великобритания, Италия) [6; 7]. Ряд прецедентов, где в качестве субъектов права рассматривались существа, не принадлежащие к человеческому роду, в определенном смысле создавали прецеденты для признания субъектами права роботов. Например, в Новой Зеландии законодательно установлено, что животные считаются субъектами права, а в США защита от заточения, экспериментов и жестокого обращения распространяется на отдельные виды животных (включая человекообразных приматов, слонов, китов и дельфинов), причем акцент делается именно на защите их «индивидуальности» и «личности», для которой характерны определенные когнитивные способности, в том числе самосознание [8].
Концепция «робот - юридическое лицо» предполагает распространение на робота юридической фикции, необходимой для совершения им как квазисубъектом юридически значимых действий.
Субъект права в философском смысле не тождествен субъекту права в юридическом смысле. Существуют два возможных подхода к пониманию субъекта и строятся они через полярное восприятие реальности (и права, как ее части). Первый подход предполагает субъект-объектную методологию эпохи модерна. Суть этой, хайдегеровской по факту, концепции в том, что человек является «сверхсуществом», формирующим и изменяющим мир под себя, а соответственно, именно он признается в качестве единственной «субъектной» фигуры в процессе познания. Второй подход - гибридизирование одушевленных и неодушевленных вещей, при котором
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2020
вещи являются продолжением тела и, соответственно, сознания субъекта, их создавшего.
Юридический же смысл предполагает не фактическое наличие определенных способностей, а лишь презумпцию их наличия. Иными словами, юридически «субъектность» почти всегда фикция. Декларируемая условность (фикцион-ность) юридических терминов открывает определенные перспективы в плане решения вопроса о правосубъектности ИИ, т.к. юридически этот вопрос можно решить, не решая сущностных философских вопросов о том, что есть человек, разум, какова природа мыслительной и духовной деятельности человека и т.д. Например, юридическое понятие «лицо» используется в различных общественных науках, причем «в современной цивилистической науке данное понятие стало наиболее эластичным», имея множество интерпретаций [9].
Примеры активного использования юридических фикций дает нам право Древнего Рима, в котором неодушевленные вещи воспринимались как носители неких законных обязанностей, а люди (рабы) юридически считались вещами. Причем рабы-вещи являлись участниками гражданского оборота, для чего создавались особые юридические конструкции [10]. Храмы в Древнем Риме и здания церкви в Средние века пользовались отдельным корпоративным бытием в качестве субъектов права [11].
По такому же пути, насколько можно судить сейчас, развивается и современное право в части регулирования ИИ и робототехники. Термин «электронное лицо», пусть и не закрепленный законодательно, активно используется отечественной и иностранной научной общественностью в дискуссиях о правосубъектности ИИ. Юридическая фикция «робот-агент» была предложена в известном «законопроекте Гришина» (альтернативном проекте закона о робототехнике, разработанном компанией Dentons по заказу бизнесмена и специалиста в области Интернет-технологий, главы совета директоров Mail.ru Group Дмитрия Гришина и его фонда Grishin Robotics). В Резолюции Европарламента от 16.02.2017 г. «О гражданско-правовом регулировании робототехники» предложено ввести специальный правовой статус электронной личности для сложных роботов, принимающих самостоятельные решения [12]. В рекомендациях для Еврокомиссии сразу оговорен и практический аспект вопроса: создать реестр «умных» роботов и специальные страховые фонды для покрытия ответственности роботов, формируемые за счет обязательных взносов владельцев роботов (по аналогии с автострахованием). Кстати, производители роботов тут же выразили несогласие с инициативой Европарла-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2020
мента: техническая ассоциация VDMA (крупнейшая в Европе) заявила, что предложения чересчур сложны, и время для их реализации еще не наступило. «Создание законодательства с электронными личностями — это нечто, могущее произойти через 50, но не 10 лет. Мы думаем, что это очень бюрократический подход, который парализует разработку роботов», — заявил управляющий директор VDMA П. Шварцкопф (Patrick Schwarzkopf) [13].
Рассмотрение концепций «робот - человек» и «робот - раб» возможно на конституционно-правовом уровне. Точнее, для этих концепций недостаточным будет только гражданско-правового исследования, хотя конституционно-правовое изучение должно быть дополнено отраслевыми аспектами. Конституционно-правовой аспект предполагает рассмотрение вопроса о распространении на юнитов ИИ прав и свобод человека (либо создание по аналогии института прав и свобод робота).
Сильный ИИ ставит нас лицом к лицу с эти-ко-философскими вопросами: может ли человек быть создателем самостоятельной нечеловеческой сущности и может ли созданный человеком ИИ быть равен человеку в правах и обязанностях? По мнению некоторых исследователей, при положительном ответе на эти вопросы «обоснованно было бы соотнести статус ИИ с правовым статусом человека и исходить из их тождественности» [14]. И такая позиция весьма распространена в последнее время.
По поводу гуманизации роботов мнения исследователей кардинальным образом расходятся. С одной стороны, идея очеловечивания антропоморфных роботов и распространения на них элементов конституционно-правового статуса человека рассматривается как опасная иллюзия. Более того, очеловечивание роботов признается не менее важной проблемой, чем киберпреступ-ность [15]. С другой - философские и этические рассуждения подводят к выводу о том, что при появлении сильного ИИ не останется никаких рациональных и нравственных оснований для того, чтобы отказывать в правах сущности, равной человеку или превосходящей ее в интеллектуальном и эмоциональном опосредовании действительности.
По мнению исследователей, ответ на вопрос о наделении сильного искусственного интеллекта конституционными правами зависит от того, как мы понимаем природу конституционных прав и глубинные философско-этические основания таких прав. Lawrence B. Solum еще в 1992 г. критически рассмотрел три основных философских возражения против признания конституционности прав сильного ИИ [16, p. 1258]. Первое возраже-
ние состоит в том, что только физическим лицам должны быть даны права конституционной персонификации. Второе возражение состоит в том, что ИИ не хватает какого-то критического компонента личностности, например, души, сознания, интен-циональности или чувств. Третье возражение состоит в том, что ИИ, как человеческие творения, никогда не могут быть чем-то большим, чем человеческая собственность.
Все эти возражения, по сути, являются группами аргументов с общим смысловым ядром и в той или иной мере очерчивают поле дискуссий о правосубъектности ИИ до сих пор.
Lawrence B. Solum рассматривает две характерные интерпретации первого возражения: «мы - люди, они - не люди». Первую он называет «антропоцентрическим аргументом». Смысл его в том, что люди не заинтересованы в том, чтобы делать роботов такими же, как мы, и наделять их правами конституционной индивидуальности. При этом область морали ограничивается отношениями между людьми. Вторую интерпретацию он называет «параноидальным антропоцентрическим аргументом», в основе которого лежит опасение, что ИИ возьмет верх над людьми, т.к. окажется умнее и будет бессмертным (сценарий «Терминатора»). «Параноидальный антропоцентрический аргумент» объясняет, почему люди не хотят давать конституционные права и признавать личностью ИИ, но не отвечает на вопрос, должны ли мы это делать, сталкиваясь с другими сущностями, обладающими качествами разумной моральной личности. Имеем ли мы моральное право сделать обладание генетическим материалом человека критерием конституциональной индивидуальности? И как быть, если мы выясним, что киты или дельфины столь же разумны, как и мы, или столкнемся с разумными существами с другой планеты? [16, p. 1261].
Концепция «робот - раб» связана с этими же философскими и этическими вопросами. Растиражированная цитата основоположника кибернетики и теории искусственного интеллекта Н. Винера стала уже общим местом в работах, посвященных правосубъектности роботов. Тем не менее, позволим себе напомнить, что еще в 1950 г. Винер предположил, что «автоматические механизмы, что бы мы ни думали по поводу тех чувств, которые они испытывают или не испытывают, являются точным экономическим эквивалентом рабского труда». Интересным фактом в этом контексте является этимология слова «робот», которое было образовано чешским писателем К. Чапеком от чешского robota - «каторга», «тяжелая работа», «барщина». Изначально автоматизация и роботизация подпитывались мечтами человека об освобождении от обязательного повседневного
труда и безусловном базовом доходе. Будущее грезилось раем, в котором люди посвящали себя творчеству, интеллектуальной деятельности и отдыху. Реальность, как обычно и бывает, оказалось иной. Вместо снятия противоречий, роботизация и развитие цифровых технологий возродили старые и создали новые социальные и экономические проблемы. А образ робота-слуги, дружелюбного и безопасного помощника, все чаще стал вытесняться в поп-культуре и научной фантастике монструозным ликом воинствующего и бездушного искусственного интеллекта-врага, поставившего целью очищение планеты от людей. Возможность появления сильного ИИ поставила научную общественность перед необходимостью обоснования сложного этического выбора, а весь мир - перед весьма реальной перспективой принципиального изменения всего социально-культурного уклада человеческого сообщества. В этих условиях модель регулирования «робот - раб» как-то официально потеряла актуальность и стала стыдливо замалчиваться.
Здесь нужно сделать важную оговорку. Промышленные, бытовые, медицинские, военные роботы, роботизированные аппараты, программы и компьютеры, использующие технологии ИИ, применяются (и будут применяться) людьми в режиме технически сложных объектов без всяких угрызений совести и концептуальных обоснований. Модель регулирования «робот - вещь» полностью соответствует потребностям и ожиданиям общества в части высокотехнологичных механизмов. Всплеск этико-аксиологической проблематики связан с перспективой появления сильного ИИ, обладающего самосознанием и способного к этическому и эмоциональному опосредованию действительности, т.е. человекоподобного. Никто не считает посудомоечную машину рабом, а «экономический эквивалент рабского труда» на конвейерах сложных производств устраивает и бизнесменов, и ученых, и обывателей. Оказалось, что все меняется, как только мы представим себе антропоморфного робота, способного имитировать (или реально осуществлять) характерное для человека поведение. Не имеющее прав человека «человекоподобное имущество» во всех параллелях нашей культуры вызывает ассоциации с рабством. Негативные коннотации этого феномена не позволяют на современном этапе рационально оценить плюсы и минусы концепции «робот - раб» как базовой модели правового регулирования.
В философско-идеологическом плане в основе этой концепции лежат те же вечные вопросы о сущности человека и природе конституционных прав, что и в концепции «робот - человек».
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2020
Lawrence B. Solum справедливо замечает, что, во-первых, все выдвигаемые сейчас критерии сравнения людей и не-людей относятся к области сложных и размытых философских понятий и не поддаются формальной юридизации. Ученые не могут четко сформулировать различия между человеческим поведением и его имитацией. Во-вторых, здесь все упирается в соотношение понятий человек - личность. До сих пор у нас не было опыта общения с нечеловеческими личностями, и, возможно, нечеловеческая по природе сущность может быть моральной личностью. Будущие формы жизни могут существенно отличаться от нашей теперешней ситуации, представления о человеке могут существенно измениться, а «наша настоящая лингвистическая практика не будет иметь обязательной силы в воображаемом будущем».
В общем-то, эти доводы актуальны и до сих пор. В основе конституционной персонификации лежит теория естественных прав человека и другие философско-идеологические основания.
Аргументы против признания правосубъектности роботов и наделения их правами исходят из антропоцентризма как мировоззрения и нравственной парадигмы. Иными словами, нельзя наделять правами человека то, что человеком не является. В результате споры такого рода отсылают нас к философским вопросам о том, что есть человек и каковы критерии «человечности» (в смысле, критерии деления на людей и «не-лю-дей»).
Эта часть Гордиева узла противоречий в линиях технологии - мораль - право, пожалуй, самая сложная. Право исторично, идеологично и политично, даже если бы мы хотели видеть его другим. Право сопровождало разные цивилизации и разные политические режимы. Оно опосредовало рабовладельческие, тоталитарные и демократические режимы, войны и революции, периоды упадка и расцвета цивилизаций. Весь правовой прогресс неразрывно связан с развитием политических и правовых учений,которые, в свою очередь, зависимы от уровня экономического и научного, в т.ч. научно-технологического, развития. Вспомним хотя бы дарвинизм и юридический позитивизм. Из этого следует, во-первых, утверждение о том, что право вряд ли способно разрешить вопросы, надо которыми столетиями бьются философы. И в этом смысле правовое регулирование вторично и лишь отразит доминирующий научный дискурс или господствующее мировоззрение. Во-вторых, эти же характеристики права, а также формальность и фикционность правового регулирования как его сущностные черты, позволяют практически отвечать на вопросы, не имеющие еще философско-идеоло-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2020
гического разрешения. Тьюринг, создатель теста на определение «человечности» искусственного интеллекта, говорил, что пока нам надо отложить решение вопроса о том, что есть сознание, ибо мы не можем еще на него ответить. Так же и проблему Гордиева узла этико-юридико-технологиче-ских противоречий можно решить мягкими мерами, не разрубая и не погрязая в распутывании. По нашему мнению, это означает следующее.
Во-первых, нужно учитывать эволюцион-ность и преемственность в развитии права. Из этого следует, что на каждом этапе исторического развития нужно исходить из тех аксиологических, мировоззренческих и идеологических принципов, на которых построены действующее на данный момент право и философия права. Мы можем предполагать, просчитывать и фантазировать, но мы не можем однозначно ответить на вопрос, как человечество будет думать и что будет считать важным через столько-то лет или при появлении таких-то технологических новшеств. Будущее вариативно. С этих позиций попытки продумать правовые режимы на столетия вперед являются бесперспективными. Но сформулировать принципы регулирования любых новшеств, исходя из имеющейся на данный момент ценностной и нравственной основы права, можно и нужно.
Во-вторых, нужно учитывать динамизм права как его объективное свойство и достоинство. Из этого следует, что оптимальным правовым решением будет создание правовых режимов, подходящих к текущему уровню технологического развития и иным конкретно-историческим особенностям общества. Такой подход избавляет юристов-ученых и практиков от страха ошибки и позволяет праву соответствовать основным ожиданиям общества: обеспечивать урегулирован-ность и относительную предсказуемость общественных отношений. При изменении каких-то факторов и смене ценностной парадигмы содержание правового регулирования должно быть изменено.
Все сказанное ни в коей мере не означает, что нужно отказаться от попыток принципиального разрешения или идейного обоснования философских и этических вопросов цифровизации. Но, применительно к правовому регулированию, это позволяет сдвинуть фокус восприятия и направленность исследований. Ведь пока ученые-юристы спорят о вечном, остро необходимые сейчас стандарты разработки ИИ и правила взаимодействия роботами пишет кто-то другой.
Вернемся к моделям правового регулирования статуса ИИ. Современный вариант классификации предполагает выделение как минимум
четырех вариантов наделения цифровых акторов тем или иным уровнем правосубъектности:
1) концепция исключительном правосубъектности ("exclusivism"), согласно которой только биологические человеческие существа могут выступать как субъекты или лица с самостоятельной" правосубектностью правосубъектностью;
2) концепция минимальной инклюзивности ("minimal inclusivism"), согласно которой цифровое существо может быть автономным агентом, но не правоспособным агентом или лицом с самостоятельной правосубъектностью;
3) концепция умеренной инклюзивности ("moderate inclusivism"), согласно которой цифровое существо может быть автономным агентом или правоспособным агентом, но не лицом с самостоятельной правосубъектностью;
4) концепция полной инклюзивности ("extreme inclusivism"), согласно которой цифровое существо может быть лицом с самостоятельной" правосубъектностью, наделенным правами человека и имеющим значимые интересы.
Если говорить концептуально, исходя из ценностных оснований современного права, то считаем, что фактически уже сегодня робот с сильным ИИ настолько же достоин быть правосубъектным, насколько сам человек. Однако надо вспомнить о преемственности, эволюционности и динамизме права. С этих позиций наиболее разумным будет поэтапное внедрение в правовое регулирование всех названных выше концепций правосубъектности с учетом уровня технологического развития общества и апробированности технологий. Пока в реальности можно говорить только о появлении слабого ИИ, для использования которого достаточно концепции исключительной" правосубъектности. Опережающее правовое регулирование в этой области неуместно.
Список литературы:
[1] Buyers J. Liability Issues in Autonomous and Semi-Autonomous systems // Osborne Clarke. 2015. P. 6. [Electronic recourse]. URL: http://www. osborneclarke.com/media/filer_public/c9/73/ c973bc5c-cef0-4e45-8554-f6f90f396256/itech_law. pdf (дата обращения: 30. 08. 2020).
[2] Willick M.S. Artificial intelligence: Some Legal Approaches and Implications // AI Magazine. -1983. - Vol. 4. - № 2. - P. 6.
[3] Гаджиев Г.А. Является ли робот-агент лицом? (Поиск правовых форм для регулирования цифровой экономики) // Журнал российского права. - 2018. - № 1 (253). - С. 15.
[4] Юридическая концепция роботизации: монография / отв. ред. Ю.А. Тихомиров, С.Б. Нанба. — М.: Проспект, 2019. - С. 89.
[5] Сидоренко А.И. Решения и ответственность в диалоге «человек - робот» // Юридическая концепция роботизации: монография / отв. ред. Ю.А. Тихомиров, С.Б. Нанба. - М.: Проспект, 2019. - С. 89.
[6] Миллионы для кошки Лагерфельда - как работает необычное наследство // Право. Ру. Информационно-правовой портал. 22.02.2019 г. URL: https://pravo.ru/story/209360/ (дата обращения 20.05.2020).
[7] The no-nonsense guide to animal rights. Animal rights. Animaux. 2006. Totronto; или
URL: https://indiansocietyforlegalresearch. wordpress.com/2019/06/09/animals-as-legal-persons/
[8] Ястребов О.А. Правосубъектность электронного лица: теоретико-методологические подходы // Труды ИГП РАН. - 2018. - Т. 13. - № 2. - С. 46.
[9] Гаджиев Г.А. Является ли робот-агент лицом? (Поиск правовых форм для регулирования цифровой экономики) // Журнал российского права. - 2018. - № 1 (253).
[10] Гринь С.Н. Эмансипация роботов. Элементы правосубъектности в конструкции искусственного интеллекта // Бизнес. Общество. Власть. - 2018. - № 2 (27). - С. 234, 235.
[11] Тиминский С.В. Может ли компьютер быть субъектом права? // Бесплатная интернет-библиотека WWW.PDF.KNIGI-X.RU. URL: http://pdf.knigi-x.ru/21yuridicheskie/80819-1-mozhet-kompyuter-bit-subektom-prava-timinskiy-institut-problem-upravleniya-slozhnimi-sistemami-ran-443020-samara-sad.php (дата обращения: 30.08.2020).
[12] Европарламент предложил страховать ответственность беспилотных автомобилей // Ведомости: электронное периодическое издание vedomosti.ru. 19.02.2017 г. URL: https://www. vedomosti.ru/technology/ articles/2017/02/20/678316-evroparlament-bespilotnih-avtomobilei (дата обращения: 30.08.2020).
[13] Лищук О. Европарламент предложил признать роботов «электронными личностями» // N+1: научно-популярное развлекательное интернет-издание при поддержке Роспечать nplus1.ru. 22.06.2016 г. URL: https://www.yandex.ru/ turbo?text=https%3A%2F%2Fnplus1. ru%2Fnews%2F2016%2F06%2F22%2Fe-person (дата обращения: 30.08.2020).
[14] Петренко М.Н. Искусственный интеллект: о проблемах правового статуса // Аллея науки. - 2018. - Т. 1. - № 1 (17). - С. 493.
[15] Баранов П.П. Правовое регулирование робототехники и искусственного интеллекта в России: некоторые подходы к решению проблемы //
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2020
Северо-Кавказский юридический вестник. - 2018. - № 1. - С. 42.
[16] Lawrence B. Solum, Legal Personhood for Artificial Intelligence// North Carolina Law Review. 1992. № 4. P. 1258, 1261. URL: https://scholarship. law.unc.edu/cgi/viewcontent.cgi?referer=https:// www.google.com/&httpsredir=1&article=3447&conte xt=nclr (дата обращения: 20.07.2020).
Spisok literatury:
[1] Buyers J. Liability Issues in Autonomous and Semi-Autonomous systems // Osborne Clarke. 2015. P. 6. [Electronic recourse]. URL: http://www.osborne-clarke.com/media/filer_public/c9/73/c973bc5c-cef0-4e45-8554-f6f90f396256/itech_law.pdf (data obrash-cheniya: 30. 08. 2020).
[2] Willick M.S. Artificial intelligence: Some Legal Approaches and Implications // AI Magazine. -1983. - Vol. 4. - № 2. - P. 6.
[3] Gadzhiev G.A. Yavlyaetsya li robot-agent licom? (Poisk pravovyh form dlya regulirovaniya cifrovoj ekonomiki) // Zhurnal rossijskogo prava. -2018. - № 1 (253). - S. 15.
[4] Yuridicheskaya koncepciya robotizacii: mon-ografiya / otv. red. Yu.A. Tihomirov, S.B. Nanba. — M.: Prospekt, 2019. - S. 89.
[5] Sidorenko A.I. Resheniya i otvetstvennost' v dialoge «chelovek - robot» // Yuridicheskaya koncepciya robotizacii: monografiya / otv. red. Yu.A. Tihomirov, S.B. Nanba. - M.: Prospekt, 2019. - S. 89.
[6] Milliony dlya koshki Lagerfel'da - kak rabo-taet neobychnoe nasledstvo // Pravo. Ru. Informa-cionno-pravovoj portal. 22.02.2019 g. URL: https:// pravo.ru/story/209360/ (data obrashcheniya 20.05.2020).
[7] The no-nonsense guide to animal rights. Animal rights. Animaux. 2006. Totronto; ili
URL: https://indiansocietyforlegalresearch. wordpress.com/2019/06/09/animals-as-legal-per-sons/
[8] Yastrebov O.A. Pravosub"ektnost' elektron-nogo lica: teoretiko-metodologicheskie podhody // Trudy IGP RAN. - 2018. - T. 13. - № 2. - S. 46.
[9] Gadzhiev G.A. Yavlyaetsya li robot-agent licom? (Poisk pravovyh form dlya regulirovaniya cifrovoj ekonomiki) // Zhurnal rossijskogo prava. -2018. - № 1 (253).
[10] Grin' S.N. Emansipaciya robotov. Elementy pravosub"ektnosti v konstrukcii iskusstvennogo intell-ekta // Biznes. Obshchestvo. Vlast'. - 2018. - № 2 (27). - S. 234, 235.
[11] Timinskij S.V. Mozhet li komp'yuter byt' sub"ektom prava? // Besplatnaya internet-biblioteka WWW.PDF.KNIGI-X.RU. URL: http://pdf.knigi-x. ru/21yuridicheskie/80819-1-mozhet-kompyut-er-bit-subektom-prava-timinskiy-institut-problem-up-ravleniya-slozhnimi-sistemami-ran-443020-sama-ra-sad.php (data obrashcheniya: 30.08.2020).
[12] Evroparlament predlozhil strahovat' otvetstvennost' bespilotnyh avtomobilej // Vedomosti: ele-ktronnoe periodicheskoe izdanie vedomosti.ru. 19.02.2017 g. URL: https://www.vedomosti.ru/tech-nology/articles/2017/02/20/678316-evroparla-ment-bespilotnih-avtomobilei (data obrashcheniya: 30.08.2020).
[13] Lishchuk O. Evroparlament predlozhil priznat' robotov «elektronnymi lichnostyami» // N+1: nauchno-populyarnoe razvlekatel'noe inter-net-izdanie pri podderzhke Rospechat' nplus1.ru. 22.06.2016 g. URL: https://www.yandex.ru/turbo?tex-t=https%3A%2F%2Fnplus1.ru%2F-news%2F2016%2F06%2F22%2Fe-person (data obrashcheniya: 30.08.2020).
[14] Petrenko M.N. Iskusstvennyj intellekt: o problemah pravovogo statusa // Alleya nauki. - 2018. - T. 1. - № 1 (17). - S. 493.
[15] Baranov P.P. Pravovoe regulirovanie robo-totekhniki i iskusstvennogo intellekta v Rossii: nekoto-rye podhody k resheniyu problemy // Severo-Kavka-zskij yuridicheskij vestnik. - 2018. - № 1. - S. 42.
[16] Lawrence B. Solum, Legal Personhood for Artificial Intelligence// North Carolina Law Review. 1992. № 4. P. 1258, 1261. URL: https://scholarship. law.unc.edu/cgi/viewcontent.cgi?referer=https:// www.google.com/&httpsredir=1&article=3447&con-text=nclr (data obrashcheniya: 20.07.2020).
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2020
