CC BY
225
Старикова Елена Павловна, аспирантка кафедры отечественной истории Историко-филологического факультета МарГУ [email protected]
Голод 1921-1922 гг.
И ИЗЪЯТИЕ ЦЕРКОВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ (на материалах Марийского края)
Е. П. Старикова
Голод 1921-1922 гг., унесший тысячи человеческих жизней, явился для советской власти поводом для наступления на Русскую Православную Церковь. В статье на основе региональных источников выявлены подлинные масштабы голода в Марийском крае, послужившего причиной для начала агитации в пользу проведения кампании по изъятию церковных ценностей. В исследовании подробно описаны основные этапы подготовки, организации и практической реализации данного процесса в Марийском крае. В частности, определен порядок формирования и работы как Областной комиссии по реализации декрета ВЦИК от 23 февраля 1922 г., так и кантонных комиссий, работающих в отдельно взятых волостях. Автором приводится детальное описание порядка изъятия церковных ценностей в мае-июне 1922 г.: установлен характер и содержание документов, которые приходы предоставляли местным властям, описана процедура изъятия ценностей на приходе, частично установлена последующая судьба изъятого имущества. По материалам приходов выявлен ущерб, нанесенный кампанией отдельно взятым общинам верующих. Статистические данные по изъятию ценностей в Марийском крае показаны в сравнении с общесоветскими показателями. Анализируя реакцию верующих на проводимую политику, автор приходит к заключению, что данная кампания не приобрела широкой огласки и в целом спокойно была встречена населением края. Такая реакция объяснима тяжелым бедственным положением населения в условиях голода начала 1920-х гг. Результаты исследования позволили комплексно осветить обстоятельства проведения кампании как кощунственного метода помощи голодающему населению официальной властью за счет имущества Русской Православной Церкви.
Кампания по изъятию церковных ценностей стала одной из крупномасштабных антирелигиозных акций советского правительства в отношении Русской Православной Церкви.
Большинство аспектов и проблем данного вопроса получили широкое освещение в трудах отечественных исследователей1. Однако данная проблема остает-
1 См.: Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. Красные конкистадоры. М., 1994; Кривова Н. А. Сопротивление против изъятия церковных ценностей в 1922 году // Ежегодная Богословская конференция ПСТБИ: Материалы 1992-1996 гг. М., 1996. С. 365-372; Кривова Н. А. Власть и Церковь в 1922-1925 гг.: Политбюро и ГПУ в борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства. М., 1997; Кашеваров А. Н. Государственно-церковные отношения в советском обществе 20-30-х гг. (Новые и малоизученные вопросы). СПб., 1997.
ся малоизученной на региональном уровне. Изучение истории изъятия церковных ценностей на местах, в отдельно взятом регионе позволяет воссоздать более полную картину акции советской власти на территории всей страны.
Изъятие церковных ценностей в Марийском крае чаще всего попадало в поле зрения местных историков как составляющая большой темы голода в начале 1920-х гг. в Поволжье, в частности в Марийском крае. Имеется ряд отдельных публикаций документов, хранящихся в Государственном архиве РМЭ2. Эта тема упоминается в ряде статей историков соседних с современной Республикой Марий Эл регионов3. Однако, к сожалению, отдельной работы, основанной на выявлении документального материала в фондах центральных и местных архивов, пока еще нет. Цель данной статьи на основе документов ГА РМЭ и ГА РФ выявить общее и особенности в организации, проведении акции по изъятию церковных ценностей на территории Марийского края, наиболее сильно пострадавшего от голода 1920-1922 гг.
В начале 1920-х гг. страну постигло страшное бедствие — голод, масштабы которого оказались катастрофическими. По официальным данным, в Марийском крае в январе 1922 г. голодающими числились 382 861 человек, из них 157 065 детей4, в феврале —117 385 человек взрослых и детей5, в марте — 28 4 3 646, в апреле их количество возросло до 287 967 человек7, в мае — до 466 486 (из них 164 429 детей)8. В целом от общего числа населения области голодало более 75%.
Голод в Марийском крае сопровождался массовыми эпидемиями инфекционных заболеваний, таких как тиф, цинга, дизентерия, холера. Они также явились причиной высокой смертности населения. Болезни «унесли до 50% населения в могилу»9. В апреле смертность достигла максимальных размеров: число умирающих в сутки доходило до 50 человек на волость10. В наиболее пострадавших Краснококшайском и Сернурском кантонах известны случаи употребления в пищу «всякой падали от домашних животных и птиц, и нередко встречается употребление собак и кошек»11. Население голодающих регионов, в частности Марийского края, находилось в полном отчаянии.
2 См.: Иванов А. А. Голод 1921—1922 гг. и конфискация церковных ценностей в Марийской автономной области // Христианизация народов Среднего Поволжья и ее историческое значение: Материалы региональной научной конференции. Йошкар-Ола, 23—24 ноября, 2000. Йошкар-Ола, 2001.
3 См.: Козлов Ф. Н. Голод 1921—1922 годов в чувашском и марийском краях в контексте государственно-церковных отношений // PolitBook. 2012. № 2. С. 142—156; Он же. Голод 1921—1922 гг. и изъятие церковных ценностей (URL: http://pravmisl.ru/index.php?option=com_ content&task=view&id=264/ (дата обращения 17.07.2014)).
4 См.: Поляков В. А. Голод в Поволжье, 1919—1925: происхождение, особенности, последствия. Волгоград, 2007. С. 510.
5 См.: Там же.
6 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-1064. Оп. 2. Д. 11. Л. 23.
7 Там же. Л. 39, 43.
8 Там же. Л. 62.
9 Там же. Оп. 1. Д. 93. Л. 89.
10 5 лет строительства МАО. Краснококшайск, 1926. С. 31.
11 ГА РФ Ф. Р-1064. Оп. 2. Д. 11. Л. 23.
Руководство страны нашло целесообразным использовать голод как предлог для начала масштабной кампании по уничтожению своего главного идеологического врага — Русской Православной Церкви.
23 февраля 1922 г. ВЦИК утвердил декрет «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих». Декрет предписывал изъять «все драгоценные предметы из золота, серебра, камней, изъятие не может затронуть интересы культа»12. На практике оказалось, что размытая формулировка фактически разрешала изымать из храмов все подряд.
После публикации декрета началась масштабная организационная и агитационная работа на местах. Подготовка и проведение кампании носили негласный, секретный характер. Параллельно существующей официальной Центральной комиссии помощи голодающим (ЦК Помгол) под руководством М. И. Калинина была организована секретная комиссия во главе с Л. Д. Троцким. Роль комиссии М. И. Калинина сводилась лишь к формальной приемке ценностей и ведению переговоров с группами верующих13. Функции секретной комиссии заключались «в подготовке политической, организационной и технической стороне дела», о чем Л. Д. Троцкий писал в специальной записке членам Политбюро14. По такому же принципу создавались комиссии на местах, в губерниях и областях.
Одновременно проводилась активная агитационная работа, целью которой было формирование лояльного общественного мнения. Агитация проводилась посредствам выпуска специализированных газет и листовок. При этом ей придавался характер, «чуждый всякой борьбы с религией и церковью, а целиком направленный на помощь голодающим»15. Было официально объявлено, что «декрет об изъятии ценностей возник по инициативе крестьян голодающих губерний, широких масс и красноармейцев». Калинин словами Троцкого должен был заявлять, что «многомиллионные массы со всех сторон требуют полного и твердого выполнения декрета»16. Однако это не соответствовало действительности. Нередко власти сами организовывали выступления в церквях, на собраниях, в казармах представителей голодающих с требованием скорейшего изъятия ценностей17. Для пропаганды изъятия организовывались передвижные выставки и кинематографы об ужасах голода и бесчисленных золотых запасах Церкви. С целью придать изъятию ценностей законный характер к агитации привлекали лояльное к советской власти духовенство.
13 февраля 1922 г. на заседании Марийского областного исполнительного комитета обсуждался вопрос об организации кампании по изъятию церковных ценностей в помощь голодающим. В результате было принято постановление, в котором объявлялось об организации областной комиссии для реализации де-
12 См.: Следственное дело патриарха Тихона: Сб. документов по материалам Центрального архива ФСБ РФ. М., 2000. С. 850-851.
13 См.: Архивы Кремля. Политбюро и Церковь. 1922-1925 гг. Кн. 1. / Подгот. Н. Н. Покровский, С. Г. Петров. М., 1997. С. 133-136.
14 См.: Там же. С. 120.
15 Там же. С. 134.
16 Там же. С. 154.
17 Там же. С. 134-135.
крета в жизнь и прописывались основные положения работы комиссии. Местное постановление повторяла статья «Инструкции о порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих»18. В связи с этим достаточно сложно определить особенности организации этого процесса на территории Марийского края. Все этапы работы были документально описаны центральными органами власти. Порядок работы по изъятию ценностей был заранее обсужден и принят на заседании Областного исполнительного комитета19.
Спустя месяц, 13 марта 1922 г., в крае была создана Областная комиссия для руководства и организации проведения кампании по изъятию церковных ценностей. В ее состав вошли председатель Областного исполнительного комитета, представитель областной комиссии Помгола, и заведующий Областным финансовым отделом20. На местах создавались кантонные комиссии по изъятию церковных ценностей. Эти комиссии контролировали проведение изъятия ценностей в волостях. Поскольку на волостном уровне особый аппарат комиссий не создавался, изъятие осуществляли представители кантонной комиссии, которым помогали Волостной исполнительный комитет и Волостной Помгол.
Несмотря на то что организационные моменты в основном были определены, начать изъятие в установленный срок не удалось. Президиум Марийского областного исполнительного комитета 9 апреля 1922 г. принял постановление об отсрочке начала акции по изъятию церковных ценностей на территории Марийского края. Такой значительный перерыв между организацией комиссии и непосредственным проведением изъятия объясняется «религиозным подъемом среди верующих» накануне праздника Пасхи. Это, по мнению властей, значительно помешало бы реализации задуманного. Поэтому было принято решение приступить к изъятию «не раньше 20 апреля и не позднее 1 мая»21. В итоге работа комиссии началась в первых числах мая и закончилась в конце июня.
Работа кантонной комиссии на местах началась с объявления через Волостной исполнительный комитет об обязательном предоставлении копий описей церковного имущества, переданного в бесплатное пользование группам верующих. Документы необходимо было представить в трехдневный срок. Ознакомившись с имеющимся материалом, комиссия назначала день и час для проведения изъятия в том или ином приходе. Процедура изъятия происходила в присутствии представителей властей и представителей групп верующих в количестве 3—5 че-ловек22. В числе последних чаще всего были председатель религиозной общины, церковный староста и уполномоченные прихожан того или иного храма.
Вся работа комиссии письменно фиксировалась в протоколе, который составлялся в трех экземплярах, а затем заверялся властями и уполномоченными церковной общины23. В протоколе представители религиозных общин могли из-
18 ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 2. Д. 11. Л. 14; Следственное дело патриарха Тихона... С. 851-852.
19 ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 2. Д. 11. Л. 14.
20 ГА РФ. Ф. Р-1065. Оп. 2. Д. 121. Л. 24; Ф. 1064. Оп. 2. Д. 11. Л. 14.
21 Иванов А. А. Указ. соч. С. 163.
22 ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 2. Д. 11. Л. 14.
23 Там же.
ложить все свои замечания и выявленные нарушения, замеченные ими в ходе изъятия24. К вышеуказанным протоколам прилагались описи изъятого имущества. Весь этот пакет документов в двух экземплярах направлялся в кантонную комиссию25.
Изъятие производилось по дореволюционным имущественным описям. Данное положение прописывалось в инструкции, составленной ЦК Помгола и Народным комиссариатом юстиции. Столь пристальное внимание к описям церковного имущества, составленным до 1917 г., было связано с тем, что эти документы наиболее точно отражали весь комплекс предметов и утвари, которые числились за храмом. Это не давало возможности прихожанам скрыть что-либо. В случае если какой-либо предмет отсутствовал в храме, составлялся «особый протокол, который передавался следственным органам для производства следствия и привлечения виновных к ответственности»26.
Во время процедуры изъятия церковных ценностей составлялась подробная опись изымаемых церковных предметов. Такие описи скреплялись подписями представителей властей и церковной общины в лице священника и старосты. Составлялись как отдельные описи по одному храму, так и общие для нескольких церквей одной волости27. Опись составлялась в виде таблицы, где указывалось наименование предмета и материал, из которого он состоял (золото, серебро), его количество, вес в фунтах, пудах и золотниках.
Перечень изымаемых предметов и их количество часто зависели от размеров храма. Инструкция предписывала начинать изъятие с наиболее богатых храмов и монастырей, не дожидаясь получения всех описей местности28. Такие указания объяснимы стремлением властей в кратчайшие сроки изъять наибольший объем ценностей.
В Марийском крае не было богатых храмов и монастырей. Убранство сельских храмов было небольшим и бедным. Но это не останавливало комиссию: предметы для конфискации находились всегда. Среди архивных документов имеются описи, в которых числится только пять предметов (например, при изъятии в Покровской церкви с. Цибикнур или во Владимирской церкви с. Кузне-цово). В крупных столичных храмах количество изъятых предметов было значительно больше: из Входоиерусалимского храма города Краснококшайска изъяли 43 предмета, из Троицкой церкви — 15, из Вознесенской церкви — 14, из Воскресенской церкви — 3929.
Такая скрупулезность при подсчете и изъятии ценностей объясняется стремлением властей нанести как можно больший ущерб Церкви. В декрете Президиума ВЦИК указывалось, что «изъятию подлежат все предметы из золота, драгоценных камней, без коих отправление богослужения является вполне возможным, изъятием коих не будет существенно затронуты интересы само-
24 ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 2. Д. 11. Л. 14.
25 Там же.
26 Там же.
27 Государственный архив Республики Марий Эл (ГА РМЭ). Ф. Р-246. Оп. 1. Д. 14. Л. 9.
28 См.: Следственное дело патриарха Тихона... С. 852-853.
29 ГА РМЭ. Ф. Р-246. Оп. 1. Д. 14. Л. 5-8.
го культа»30. В данном параграфе обращает на себя внимание двусмысленность выражения: «изъятием коих не будет существенно затронуты интересы самого культа». Другими словами, декрет, а затем и местные постановления предписывали максимально изъять все предметы церковного имущества, которые не использовались в богослужебной жизни прихода. Однако опубликованная позже инструкция не разделяла ценности на богослужебные и не богослужебные и предписывала изымать и конфисковать все предметы. Другими словами, инструкция о практических действиях в проведении декрета от 22 февраля 1922 г. фактически разрешала неограниченный грабеж церквей на территории всей страны.
Из марийских храмов изымали чаши, кресты, звездицы, ризы, ковши, лампадки, потиры, кадила, венцы и ризы с икон, дарохранительницы и т. д. Также забирали священные книги, украшения к ним и имеющиеся в храме серебряные деньги. Таким образом, у Церкви отнималось большинство богослужебных предметов, причем только из драгоценных металлов. В случае если вещь оказывалась не серебряной, то ее возвращали обратно31. В храмах нетронутыми оставляли только «ценности в единственном экземпляре, необходимые для совершения богослужения»32.
В Постановлении Марийского областного комитета о правилах и порядке изъятия церковных ценностей предусматривалось наказание в судебном порядке за сопротивление и противодействие проведению в жизнь декрета. Таких людей объявляли «врагами трудящихся»33, «кулацкими элементами»34. Согласно имеющимся в нашем распоряжении архивным материалам, столкновений верующих с представителями комиссии не было. Имеются лишь сведения, что «во время кампании в некоторых волостях кулацкая часть населения старалась вести агитацию против изъятия, но все их (так в тексте. — Е. С.) попытки оставались тщетными»35.
По документам, хранящимся в фондах ГА РФ, известно, что местным жителям под руководством священнослужителей все же удавалось обмануть сельские власти и утаить некоторые богослужебные церковные предметы от изъятия. Однако это все же вскрывалось несколько лет спустя. Известно, например, что в 1935 г. Народным судом Ново-Торьяльского района рассматривалось уголовное дело о хищении церковных ценностей верующими сельской церкви (церковный староста Волков, кулак В. П. Полянин) села Пектубаево Ново-Торьяльского района вместе с приходскими священниками (Н. Т. Игнатьевым, П. Е. Ивановским, А. А. Спасским)36. Изъятые в 1920 г. указанными лицами ценности на сумму 10 517 руб. были закопаны под яблоней в саду В. П. Полянина, где они и пролежали до 1935 г. Дореволюционная опись была уничтожена без сообщений официальным властям. В 1935 г., когда дело было раскрыто, всех ули-
30 Следственное дело патриарха Тихона... С. 852-853; ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 2. Д. 11. Л. 14.
31 ГА РМЭ. Ф.Р-246. Оп. 1. Д. 14. Л. 20.
32 Там же.
33 ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 2. Д. 11. Л. 14.
34 Там же. Л. 43-45.
35 Там же. Л. 43.
36 Там же. Ф. Р-5263. Оп. 1. Д. 206. Л. 89-90.
ченных приговорили к лишению свободы от 3 до 5 лет37. По нашему мнению, такие случаи умышленного сокрытия церковных ценностей среди прихожан были распространены. Это свидетельствует о том, что люди даже в условиях страшного бедствия не желали допустить осквернения священных предметов, передав их в руки советской власти, где дорогая сердцу прихожан и необходимая в жизни прихода утварь, без сомнения, пошла бы на переплавку и была уничтожена.
В целом работа по изъятию церковных ценностей на территории Марийского края протекала «спокойно, без инцидентов»38. По нашему мнению, лояльность населения по отношению к проводимым властью мероприятиям объясняется рядом причин. Во-первых, ужас голода, когда люди «умирали как мухи», отчаяние вынуждали людей соглашаться на изъятие в надежде на возможность прокормить себя и свою семью. Во-вторых, население рассчитывало на помощь государства, и, возможно из-за своей темноты и бедности, не могло разглядеть всю ложь проводимой кампании по изъятию церковных ценностей. Третьей причиной, на наш взгляд, является национальный менталитет и характер народа мари как этноса, который отличается терпимостью, спокойствием и традиционной лояльностью к политике властей. Наконец, четвертая причина — это мощная агитационная кампания властей. Агитационной работе власти уделяли особое внимание и требовали от местного руководства проводить ее «на должной высоте»39. С этой целью в Краснококшайский, Сернурский и Козьмодемьянский кантоны «посылались особые лица для разъяснения смысла изъятия церковных ценностей»40. По данным источников, с призывом поддержать конфискацию церковных предметов выступали не только гражданские лица, но и представители духовного звания41. 16 апреля 1922 г. в газете «Голос марий» было опубликовано обращение священнослужителей города Краснококшайска об оказании помощи голодающим. Это был призыв духовенства «поддержать крайнюю меру Советской власти» в спасении Поволжья от голода, не идти по ложному пути сопротивления изъятию. Примечательно, что основной упор в обращении был сделан на призыв о передаче «излишних и не представляющих первой необходимости церковных ценностей»42. Вероятно, инициаторами данного обращения были лояльно настроенные священнослужители обновленческого толка. Упоминание о данном обращении содержится в 7-м пункте годового отчета Марийской областной комиссии помощи голодающим43.
После изъятия все конфискованные вещи в цельном и ломаном виде взвешивались и упаковывались в деревянные ящики. Эти ящики пломбировались и опечатывались представителями казначейства и Областного финансового отдела для отправки в Государственное хранилище вещевых ценностей44. Перевозка
37 ГАРФ. Ф. Р-5263. Оп. 1. Д. 206. Л. 89-90.
38 Там же. Ф.-1065. Оп. 2. Д. 121. Л. 24.
39 См.: Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. Кн. 1. С. 116.
40 ГАРФ. Ф. Р-1065. Оп. 2. Д. 121. Л. 24.
41 Там же.
42 Иванов. Указ. соч. С. 163-164.
43 ГА РФ. Ф. Р-1065. Оп. 2. Д. 121. Л. 24.
44 ГА РМЭ. Ф. Р-246. Оп. 1. Д. 14. Л. 29.
осуществлялась по железной дороге в сопровождении охраны. Спешность и неразбериха конфискации проявились при решении вопроса о том, куда отправлять изъятое из марийских церквей — в Казань, в Нижний Новгород или сразу в Москву. В столицу несколько раз отправлялись телеграммы с этим вопросом для разъяснения ситуации45.
Известно, что ценности, изъятые из церквей Космодемьянского кантона, отправлялись в Нижний Новгород, а оттуда уже в Москву. В Нижнем Новгороде как промежуточном пункте на пути в столицу проводился лишь наружный осмотр ящиков без вскрытия и составлялся протокол за подписью главного контролера и кассира сметно-кассового отдела46. Со всех пунктов приема ценностей, в том числе из Москвы, в областной финансовый отдел приходило уведомление о принятии прибывшего груза. Таким образом, вся цепочка практических действий — от непосредственного изъятия предметов из церкви или монастыря до непосредственной доставки груза в Государственное хранилище в Москве — находилась под полным контролем центрального аппарата власти и фиксировалась на бумаге за подписью ответственных лиц. Такая предусмотрительность властей объясняется стремлением партии извлечь максимальную выгоду от продажи церковной утвари.
Сводные отчеты местной и центральной комиссий по изъятию ценностей свидетельствовали о том, что Марийский край не входил в число лидеров по количеству изъятого в храмах золота и серебра. Местные власти объясняли это отсутствием богатых храмов и монастырей на своей территории47. Так, по данным на 1 июня, из общего объема поступивших в Государственное хранилище церковных ценностей (5 пудов 18 фунтов 49 золотника золота, 6699 пудов 19 фунтов 73 золотника серебра, 30 пудов прочего метала, 3 футов 29 золотников жемчуга и прочего металла) в марийских храмах было собрано всего 27 фунтов серебра48. В соседних Чувашской и Татарской областях, например, было собрано 35 золотников золота, 58 пудов 12 фунтов 39 золотников серебра, 2 фута 90 золотников прочего металла и 85 золотников золота, 42 пуда 26 фунтов серебра соответствен-но49. В списке областей, откуда поступило максимальное количество ценностей, назывались Воронежская, Донская, Иркутская, Курская, Костромская, Калужская, Московская, Нижегородская, Новониколаевская, Орловская, Петроградская, Рязанская, Смоленская, Тверская, Украинская и Ярославская области50.
Анализ и сравнение архивных документов позволяют проследить статистику изъятия ценностей на территории Марийского края на общероссийском фоне. По данным народного комиссариата финансов, к 24 апреля 1922 г. в Государственное хранилище в Москве поступило ценностей «с условной оценкой в рублях 32 936 02 копейки»51. В формировании этой значительной суммы комиссия Марийской автономной области по изъятию ценностей не участвовала. Здесь
45 ГА РМЭ. Ф. Р-246. Оп. 1. Д. 14. Л. 29.
46 Там же.
47 Там же. Ф. Р-1065. Оп.2. Д. 121. Л. 24.
48 Там же. Оп. 4. Д. 76. Л. 46.
49 Там же. Д. 182. Л. 47-49.
50 Там же. Л. 49.
51 Там же. Л. 3.
изъятие началось, как отмечалось выше, лишь в начале мая 1922 г. Несмотря на столь позднее начало кампании, уже в середине мая в официальных бумагах было зафиксировано и отправлено в центр заключение о практическом завершении конфискации церковных ценностей в Козьмодемьянске. Всего было собрано серебра 70 пудов 2 фунта 61 золотник, жемчуга весом 2 золотника 72 доли52. По данным на 1 августа, в Государственное хранилище вещевых ценностей поступило из Краснококшайска ценностей общим весом 34 пуда 34 фунта 23 золотника и 23 доли53.
О хорошей осведомленности о делах на местах и истинных возможностях каждой области по изъятию из храмов благородных металлов и драгоценных камней свидетельствуют телеграммы, присланные из Москвы заведующими областных отделов управления. В Марийский областной отдел, наряду с Донским, Кубано-черноморским отделами, поступали особые телеграммы. В них содержалась информация о наличии на местах не отправленных в Государственное хранилище изъятых церковных предметов и давалась настоятельная рекомендация «принять срочные меры об отправке таковых в Гохран, строго руководствуясь секретными инструкциями Уполсовнаркома»54. Среди таких ценностей на 1 ноября 1922 г. в Марийской автономной области, по официальным данным, числилось серебра 35 пудов, 39 фунтов и 39 золотников, жемчуга весом 45 фунтов 63 золотника и прочих вещей55.
Во время изъятия ценностей среди прихожан распространилась практика ходатайствовать перед комиссией о возможности обмена изымаемого предмета на деньги или на лом из того же материала, что и сама ценность. По этому поводу Л. Д. Троцкий давал следующее указание Калинину: «ЦК Помгол вполне готов оказать верующим содействие в приобретении тех или иных предметов религиозного обихода взамен изымаемых ценностей»56. В то же время Л. Д. Троцкий отмечал, что все подобные заявления верующих должны рассматриваться «в каждом отдельном случае ЦК Помголом»57. Документально известно, что на местах строго придерживались указаний из центра. Подобные желания верующих, оформленные в письменном виде, рассматривали на заседаниях комиссий по изъятию. Так, заявление приходской общины Троицкой церкви с. Новые Параты о «замене церковных ценностей» было включено в повестку заседания Паратского Волисполкома, состоявшегося 29 мая 1922 г. В результате было принято решение: прошение верующих одобрить и заменить все ценности на собранное прихожанами серебро (13 фунтов 27 золотников)58.
Заявления о замене могли быть как коллективными (от всей общины верующих), так и индивидуальными (от настоятеля или старосты). В последнем случае всю ответственность за обмен ценностей брал на себя заявитель, что и указывалось в его письме в органы местной комиссии по изъятию церковных ценностей.
52 ГА РМЭ. Ф. Р-246. Оп. 1. Д. 14. Л. 23.
53 Там же. Л. 44.
54 ГА РФ. Ф. Р-1065. Оп. 4. Д. 182. Л. 237.
55 Там же. Л. 122.
56 Архивы Кремля. Политбюро и Церковь. 1922-1925 гг. Кн. 1. С. 154.
57 Там же. С. 135.
58 ГА РМЭ. Ф. Р-246. Оп. 1. Д. 14. Л. 19.
Так, староста церкви села Кузнецова 4 мая подал расписку, в которой обязался до 29 мая вместо серебряной ризы весом 60 золотников 72 долей «представить то же самое количество серебра». На оборотной стороне расписки за подписью председателя комиссии было написано: «Комиссия препятствовать не имеет»59. С подобной просьбой выступил и церковный староста Троицкой церкви г. Крас-нококшайска. От имени прихожан он просил у комиссии по возможности «заменить весом собранного серебра» «серебренные (так. — Е. С.) украшения с Евангелий изъятых из церкви»60. Следует отметить, что рассмотрение подобных заявлений происходило достаточно быстро: через два-три дня после подачи заявления приходом61.
Документы свидетельствуют, что к замене допускались как отдельные, единичные вещи, так и все изымаемые церковные предметы. Замена всех предметов, по-видимому, допускалась только в небольших провинциальных храмах, поскольку там ценных предметов было немного и комиссия могла позволить заменить их на лом серебра или золота. Но и в этом случае замена разрешалась исключительно на чистый драгоценный металл62.
Тотальный и жесткий контроль за движением и количеством изъятого достигался за счет строго документального сопровождения всей кампании. К 10 июня 1922 г. по России было изъято: золота — 21 пуд 9 фунтов 38 золотников; серебра — 17 961 пуд 11 фунтов 11 золотников; бриллиантов и алмазов — 23 706 штук массой более 1200 каратов; жемчуга более 3800 штук, 9 ниток и прочих драгоценных камней в количестве 43 711 штук и денег — 870 золотых монет и 12 422 серебряных рублей. Из указанного количества в Москву в Государственное хранение поступило: золота — 7 пудов 23 фунта 30 золотников; серебра — 7 728 пудов 26 фунтов 31 золотник; жемчуга весом 1 пуд 3 фунта 30 золотников и прочих драгоценных камней весом 1 пуд 3 фунта 29 золотников63. Каждый шаг и действие комиссии по изъятию церковных ценностей фиксировались в официальной документации в виде отчетов и телеграмм и отправлялись в Москву в Центральную Комиссию.
Сделанные наблюдения позволяют утверждать, что советская власть использовала голод как предлог для начала очередной полномасштабной кампании по борьбе со своим идеологическим врагом — Русской Православной Церковью. В то же время необходимо заметить, что данная кампания не приобрела широкой огласки и в целом спокойно была встречена населением края. Такая реакция объяснима тяжелым бедственным положением населения в условиях голода в начале 1920-х гг.
Результатом антирелигиозной политики большевиков стало понимание, что традиционный для Русской Церкви союз с государственной властью больше невозможен. Это проявилось в разных подходах к решению общей государственной проблемы голода.
59 ГА РМЭ. Ф. Р-246. Оп. 1. Д. 14. Л. 16.
60 Там же. Л. 24.
61 Тамже. Л. 16, 19.
62 Там же. Л. 24.
63 ГА РФ. Ф. Р-1065. Оп. 4. Д. 182. Л. 61-62.
Ключевые слова: церковное имущество, советская власть, голод 1921-1922 гг., декреты советской власти, церковно-государственные отношения, Марийская автономная область, кантоны, помощь голодающим, храмы, Краснококшайск.
The famine of 1921—1922
AND THE CONFISCATION OF CHURCH PROPERTY (on materials of the Mari region)
E. Starikova
Famine 1921-1922 led to the death of thousands of people. The Soviet government used this fact against the Russian Orthodox Church. On the basis of regional sources revealed the true extent of hunger in the Mari region. This event was the reason for the start of the campaign in favor of the confiscation of church property. The study described in detail the main stages of preparation, organization and implementation of this process in the Mari region. The author describes the formation and work of the regional committee for the implementation of the decree of the Central Executive Committee February 23, 1922. The author also describes the procedures canton commissions in individual parishes. The author gives a detailed description of the order of confiscation of church property in the May-June 1922. The study shows the character and content of the documents that were provided to local authorities, describes the procedure of removal of property in the parish, partially installed subsequent fate ofthe seized property. According to the materials of parishes revealed damage that was done separately taken the community of believers. Statistical data on the withdrawal values in the Mari region are shown in comparison with the general Soviet figures. Analyzing the response of believers to the current policy, the author comes to the conclusion that this campaign has not got wide publicity and generally calm was greeted population of the province. Such a reaction is understandable by severe plight of the population in conditions of famine of the early 1920s. Results of the study allowed the author to explain the circumstances of the campaign. It is rated as blasphemous method of helping the starving population at the expense of inalienable property of the Russian Orthodox Church.
Keywords: church property, Soviet power, famine of 1921-1922, decrees of the Soviet government, church-state relations, Mari Autonomous Region, cantons, famine relief, temples, Krasnokokshaysk.
Список литературы
1. Архивы Кремля. Политбюро и Церковь. 1922-1925 гг. Кн. 1 / Подгот. Н. Н. Покровский, С. Г. Петров. М., 1997.
2. Следственное дело патриарха Тихона: Сб. документов по материалам Центрального архива ФСБ РФ. M., 2000.
3. 5 лет строительства МАО. Краснококшайск, 1926.
4. Иванов А. А. Голод 1921—1922 гг. и конфискация церковных ценностей в Марийской автономной области // Христианизация народов Среднего Поволжья и ее историческое значение: Материалы региональной научной конференции. Йошкар-Ола, 23—24 ноября, 2000. Марийский государственный университет, Йошкар-Ола, 2001. С. 163-164.
5. Козлов Ф. Н. Голод 1921-1922 гг. и изъятие церковных ценностей (URL: http://pravmisl. ru/index.php?option=com_content&task=view&id=264/ (дата обращения 17.07.2014)).
6. Козлов Ф. Н. Голод 1921-1922 годов в чувашском и марийском краях в контексте государственно-церковных отношений // PolitBook. 2012. № 2. С. 142 -156.
7. Поляков В. А. Голод в Поволжье, 1919-1925: Происхождение, особенности, последствия. Волгоград, 2007. С. 510.
