CC BY
41
Новый филологический вестник. 2022. №2(61). ----
ЗАРУБЕЖНЫЕ ЛИТЕРАТУРЫ
Foreign Literatures
DOI 10.54770/20729316-2022-2-252
В.В. Королева (Владимир)
ГОФМАНОВСКИЕ ТРАДИЦИИ В РАССКАЗЕ Э. ПО «ЧЕРТ НА КОЛОКОЛЬНЕ»
Аннотация. В статье творчество Э. По рассматривается как один из значимых этапов на пути формирования «гофмановского текста» в американской литературе. Впервые делается попытка сопоставительного анализа сатирического рассказа Э. По «Черт на колокольне» (1839) из цикла «Гротески и арабески» с произведениями Э.Т.А. Гофмана. Утверждается мысль о том, что позднероман-тические традиции сказок-каприччио Э.Т.А. Гофмана («Золотой горшок», «Принцесса Брамбилла», «Крошка Цахес», «Выбор невесты», «Королевская невеста» и «Повелитель Блох»), которые связаны с сатирическим восприятием идеи Золотого века и проблемой разрушения романтического идеала, не только нашли отражение в рассказе Э. По, но и были переосмыслены. Американский писатель, создавая иронический образ идеального города Школькофремен, превращает его в антиидеал, используя гофмановскую стилистику, в основе которой лежат романтическая ирония и гротеск. Э. По продолжает размышлять над актуальной проблематикой Гофмана, связанной с идеями разрушения принципа двоемирия и механизации общества и человека. Реализация этой проблематики в рассказе происходит за счет романтических оппозиций (живое - неживое, порядок - хаос) и сходных образов, восходящих к гофмановскому типу героя-чудака (Белькампо), который символизирует творческую стихию, и образу куклы-марионетки, который отражает процесс духовного омертвения общества. Комплексное воспроизведение стилистических черт Гофмана в рассказе Э. По является примером дальнейшего развития европейской романтической проблематики и иронического стиля в американской литературе.
Ключевые слова: мифологема Золотой век; разрушение романтического идеала; проблема механизации общества и человека; романтическая ирония и гротеск; оппозиции живое - неживое, порядок - хаос; образы героя-чудака и куклы-марионетки.
V.V. Koroleva (Vladimir) Hoffmann's Traditions in E. Poe's Story "The Devil in the Belfry"
Abstract. In the article the creativity of E. Poe is considered as one of the significant stages in the formation of the "Hoffmann's text" in American literature. For the first time, an attempt is made to compare the satirical story by E. Poe "The Devil in the Belfry" (1839) from the cycle "Grotesques and Arabesques" with the works of
E.T.A. Hoffman. It is argued that the late Romantic traditions of E.T.A. Hoffmann's fairy tales-capriccio ("The Golden Pot", "Princess Brambilla", "Little Zaches", "The Choice of the Bride", "The Royal Bride" and "The Lord of Fleas"), which are associated with the satirical perception of the idea of the Golden Age and the problem of the destruction of the romantic ideal, are not only reflected in the story of E. Poe, but have also been reinterpreted. The American writer, creating an ironic image of the ideal Schoolboy city, turns it into an anti-ideal, using Hoffmann's style, which is based on romantic irony and grotesque. E. Poe continues to reflect on Hoffmann's topical issues related to the ideas of the destruction of the principle of two worlds and the mechanization of society and man. The realization of this problematic in the story occurs due to romantic oppositions (living - inanimate, order - chaos) and similar images, dating back to the Hoffmann type of the eccentric hero (Belcampo), which symbolizes the creative element. Another Hoffman's image is a puppet, which reflects the process of spiritual death of society. The complex reproduction of Hoffman's stylistic features in E. Poe's story is an example of the further development of European romantic issues and ironic style in American literature.
Key words: mythologeme of the Golden Age; destruction of the romantic ideal; the problem of mechanization of society and a man; romantic irony and grotesque; oppositions living - inanimate, order - chaos; images of the eccentric hero and a puppet.
Популярность Э.Т.А. Гофмана в европейской и русской литературе первой половины XIX в. способствовала формированию устойчивой гоф-мановской традиции, которая была нами описана в русской литературе как «гофмановский текст» [Королева 2021]. Яркая стилистика и проблематика произведений немецкого писателя не остались незамеченными и в американской романтической литературе, которая в этот период формировалась под влиянием европейского романтизма.
В большей степени гофмановские традиции в американской литературе первой половины XIX в. проявились в творчестве Э. По, о чем неоднократно писалось в зарубежной литературной критике второй половины XIX -начала XX вв. (П. Кобб [Cobb 1908], Г. Грюнер [Gruener 1904], Э. Стедман [Stedman 1894], Г.Э. Вудберри [Woodberry 1909] и др.). Неслучайно его называли «американским Гофманом», особенно за пределами Америки [Ковалев 1984, 17]. В предисловии к изданию произведений Э. По 1896 г. Э. Стедман заявляет о влиянии Гофмана на Э. По: «Тем не менее, в некоторых его произведениях <...> достаточно метода Гофмана, чтобы предположить, что блестящий автор "Phantasie Stueke" (Гофман) был одним из ранних учителей Э. По» [Stedman 1894, 97]. Э. Стедман обращает внимание на некоторые рассказы Э. По, которые предположительно были заимствованы немецким автором, и заключает: «Гофман неоспорим» [Stedman 1894, 96-97]. Р. Стоддард также отмечает важность Гофмана для формирования писательского таланта Э. По: «если хозяином Готорна был Тик, как утверждал По, то хозяином По, насколько он его знал, был Гофман» [Stoddard 1884, XIV]. Сам Э. По подтверждал, что немецкая литература оказала на него влияние.
Вопрос о Гофмане и Э. По, несмотря на, казалось бы, изученность, по-прежнему остается актуальным, так как гофмановский пласт интертекста у американского писателя долгое время рассматривался лишь с акцентом на «страшные новеллы». В связи с Гофманом за пределами изучения оставались сатирические произведения Э. По, в частности, «Черт на колокольне» (1839), которые представляют собой яркий пример развития немецких романтических традиций в американской литературе. На наш взгляд, обращение к сатирическим произведениям Э. По позволит проанализировать способы восприятия и трансформации гофмановских образов, сюжетов и стилистики в творчестве американского романтика, что станет важным вкладом в изучение основных этапов формирования «гофманов-ского текста американской литературы».
Традиционно рассказ Э. По «Черт на колокольне» в литературной критике рассматривают как сатиру на президента Соединенных Штатов Америки Мартина Ван Бюрена (1837-1841 гг.) - голландца по происхождению. Другим источником сюжета для рассказа называют массовый переезд в США в период с 1820 по 1860-е гг. эмигрантов из Ирландии, большинство из которых были католиками в противовес заселившимся ранее протестантам, что пошатнуло стабильную жизнь американцев. Однако, с нашей точки зрения, в этом рассказе можно проследить также яркую литературную традицию, восходящую к романтическим сказкам-каприччио Э.Т.А. Гофмана («Золотой горшок», «Принцесса Брамбилла», «Крошка Цахес», «Выбор невесты», «Королевская невеста» и «Повелитель Блох»).
Известно, что к моменту написания рассказа Э. По «Черт на колокольне» на английский язык были переведены несколько произведений Гофмана: «Эликсиры дьявола» (Эдинбург, 1824), «Мадмуазель Скудери» (1826), «Майорат» (1826), «Повелитель Блох» (1826), «Золотой горшок» (1927). А в 1839 г. Вальтер Скотт опубликовал статью «О сверхъестественном в литературе и, в частности, о сочинениях Эрнста Теодора Вильгельма Гофмана» [Скотт 1965], которую читал Э. По. В этой статье В. Скотт не только анализирует природу гениальности Гофмана, но и дает подробный пересказ новелл «Майорат» и «Песочный человек» немецкого романтика. Характеристика творчества и личности Гофмана в статье В. Скотта представлена настолько ярко, что, скорее всего, должна была заинтересовать американского писателя.
Э. По мог также познакомиться с творчеством Гофмана благодаря французской критике, в которой немецкий писатель неоднократно обсуждался: «Франция единодушно приветствовала сказки Гофмана и причислила их к лучшим романтическим произведениям» [Stedman 1894, I, 96-97]. По словам Г. Грюнера, Гофман был более популярным во Франции, чем в Германии. Его сказки читали все ^гиепег 1904]. На французском языке, который знал Э. По, была опубликована большая часть произведений Гофмана в издании 1830 г. По мнению Э. Стедмана, «проявив интерес к немецкому автору "фантастических пьес", который по гению, темпераменту и жизни был его двойником, он, должно быть, с жадностью читал все, что попада-
лось ему в руки» [Stedman 1894, I, 96-97] или «Среди авторов полутени <...> темпераментов и жизней, даже черты Гофмана и По кажутся почти однотипными» [Stedman 1894, I, 96-97].
На гофмановскую традицию у Э. По указывает и название цикла рассказов «Гротески и арабески» (1839), в который вошел рассказ «Черт на колокольне». Романтическая ирония и гротеск, которые стали неотъемлемой частью стиля Гофмана, заявлены в оглавлении сборника. Г. Грюнер в своей работе 1904 года «Заметки о влиянии Гофмана на Э. По» также утверждает, что Э. По заимствовал свое название для второго сборника сказок «Сказки гротеска и Арабески» у Гофмана ^гиепег 1904, 125]. Э. Стедман отмечает сходство стиля произведений обоих писателей, а также указывает на значимость Гофмана для Э. По именно в становлении жанра сказки: «По не только знал о "фантазиях-пьесах" Гофмана, но и, похоже, извлекал из них, сознательно или бессознательно, черты и мотивы для своих собственных историй. По сути дела, под влиянием Гофмана По вышел на литературную арену сказок» [Stedman 1894, 96-97].
Интерес Э. По к творчеству Гофмана мог быть связан не только с неподражаемой иронической стилистикой гофмановских произведений, в основе которой лежат романтическая ирония и гротеск, но и с их актуальной проблематикой. Расцвет творчества Гофмана в Германии приходится на поздний период романтизма, когда идея двоемирия уже подвергается ироническому переосмыслению. Гофман в своих сказках критикует мир реальный, но и идеальный развенчивает. Другая злободневная проблема, которую поднимает немецкий писатель, - проблема механизации жизни и человека, проявившаяся в его произведениях в кукольности персонажей и смешении понятий живое - неживое («Принцесса Брамбилла», «Песочный человек» и др.). В рассказе «Черт на колокольне» гофмановские проблематика и стилистика не только нашли отражение, но и получили дальнейшее развитие.
В основе рассказа Э. По лежит принцип романтического двоемирия. В центре повествования - оппозиция «мир города Школькофремен» (идеальный) и «мир, спрятанный за холмами» (реальный). Этот голландский городок («стар, как все на земле и существует со времен сотворения мира» [По 1970, 196]) претендует на образ идеального, так как в нем все жители счастливы. Однако именно этот идеальный город подвергается иронии автора, поскольку в нем отсутствует развитие «он всегда выглядел совершенно так же, как и в нашу эпоху. Старейший из жителей не может заметить даже малейшего изменения в облике какой-либо его части» [По 1970, 172].
Описывая Школькофремен, Э. По ставит под сомнение идею возвращения Золотого века, которая обсуждалась в эстетике немецкого романтизма Ф. Шеллингом, Ф. Гердерлином и Новалисом. Золотой век - это античная мифологема, которую Шеллинг обосновывает в своей работе «Философия искусства». Согласно его концепции, искусство является проявлением Божественного или Абсолюта. Ф. Шеллинг верит, что в Древней Греции был
период времени, когда Абсолют нашел идеальное воплощение в произведениях искусства. Эту эпоху он называет Золотым веком - временем полной гармонии. Новалис, продолжая размышления Ф. Шеллинга, в натурфилософской повести «Ученики в Саисе» под возвращением Золотого века подразумевает отказ от категории времени, что приведет к утверждению вечности, которая характеризуется отсутствием движения.
Гофман, будучи поздним романтиком, иронически переосмысливает мифологему Золотой век и в своих произведениях создает миф, который строится на идее разрушения традиционного двоемирия, поэтому в его сказках-каприччио можно проследить соединение мифологического и бытового начал. Например, в «Золотом горшке» Гофмана перед нами предстает образ идеальной Атлантиды. Ансельм - главный герой новеллы - типичный романтический герой: он мечтает об идеальном и чувствует себя чужим в мире реальном. То есть новелла и композиционно, и сюжетно построена на переплетении сказочно-фантастического плана и реального. В конце новеллы Ансельм женится на Серпентине, и они живут счастливо в сказочной Атлантиде, получив в приданое «поместье» и золотой горшок, которые являются символом бытового комфорта. Гофман устами Линдхорста опровергает мысль о том, что реальный мир - это место, где процветают «тысячи бедствий». Автор считает, что идеал есть и в жизни реальной - это поэзия.
Подобную ситуацию можно наблюдать и в новелле «Повелитель блох», где в финале Гофман развенчивает романтический идеал, и его герои обретают земное счастье, а не иллюзорное в мифическом мире, который оказывается лишенным гармонии. Перегринус предпочитает простую Розочку прекрасной и сказочной Гамахее. В новелле Гофмана «Принцесса Брам-билла», которая проникнута духом карнавала и театральности, главные герои Джильо и Джачинта увлекаются своими ролями и так в них вживаются, что теряют свою истинную сущность. Мечтая о принцах и принцессах и сказочном царстве, в которое их погружает атмосфера карнавала, в погоне за своими иллюзиями герои чуть было не утрачивают своей любви. Но Гофман в финале приводит их к гармонии между мечтой и реальностью, и они счастливы в мире реальном: «Уже целый год как женаты, а все милуются и воркуют» [Гофман 1991-1999, I, 383].
Особенно ярко переплетение бытового и мифологического планов повествования проявляется в сказке «Крошка Цахес», где в финале Проспер Альпанус дарит Бальтазару «именье», которое является символом бытового идеала: «За прекрасными деревьями сада произрастает все, что необходимо для домашнего обихода. Помимо чудеснейших плодов - еще и отменная капуста <.. .> Кухня так устроена, что горшки никогда не перекипают и ни одно блюдо не подгорает. <...> когда твоя жена устроит стирку, то на большом лугу позади дома будет стоять прекрасная ясная погода, хотя бы повсюду шел дождь <...>. Словом, мой Бальтазар, все устроено так, чтобы ты мог спокойно и нерушимо наслаждаться семейным счастьем.» [Гофман 1991-1999, I, 420]. В.П. Федоров совершенно справедливо отмечает,
что у Гофмана «Достигнутый Золотой век - век еды и кухонной утвари, век избытка хозяйственных благ, век "семейного счастья"; гофмановский Золотой век подозрительно напоминает осуществленный идеал германских бюргеров» [Федоров 2004, 105]. Таким образом, Гофман иронизирует по поводу идеи Золотого века, однако полностью от мысли о мире идеальном не отказывается, пытаясь свести вместе идеальный мир и реальный.
Э. По в рассказе «Черт на колокольне» продолжает романтическую традицию Гофмана и, на первый взгляд, изображает идеальный город. Жители Школькофремена живут по строгому распорядку, подчиняясь главному принципу: «изменять добрый старый порядок жизни нехорошо» [По 1970, 174], а также «нужно держаться наших часов и нашей капусты» [По 1970, 174], что только они - основа жизненного уклада всего города. Однако этот город оказывается пародией на романтическую идеальную страну. В нем все правильно, но слишком все одинаковое: «По краю долины <...> расположены, примыкая друг к другу, шестьдесят маленьких домиков <.. .> Перед каждым домиком маленький садик, а в нем - круговая дорожка, солнечные часы и двадцать четыре кочана капусты. Все здания так схожи между собой, что никак невозможно отличить одно от другого» [По 1970, 173]. Сам город по своему строению напоминает часы: шестьдесят домиков (минуты), двадцать четыре кочана капусты (часы).
Образ города у Э. По имеет общие черты с идеальным княжеством, которое пытается создать князь Пафнутий из новеллы Гофмана «Крошка Цахес». Князь стремится к установлению порядка в своем государстве, направляя преобразования общества на изгнание всякого проявления творческой стихии: «Прежде чем мы приступим к просвещению, то есть прикажем вырубить леса, сделать реку судоходной, <...> проложить шоссейные дороги и привить оспу, - прежде надлежит изгнать из государства всех людей опасного образа мыслей, кои глухи к голосу разума и совращают народ на различные дурачества» [Гофман 1991-1999, III, 180].
Однако Э. По идет дальше Гофмана в переосмыслении романтического идеала. У немецкого романтика можно наблюдать только наметившуюся тенденцию к развенчанию идеала: идеальный мир все же присутствует, и он изображается по контрасту с миром реальным. Например, в новелле «Крошка Цахес» княжеству, которое претендует на идеальное, противопоставлен мир страны Джиннистан: «Меж тем ни Пафнутий, ни Андрес не могли постичь, почему феи, коих транспортировали в Джиннистан, выражали столь чрезмерную радость» [Гофман 1991-1999, III, 182]. Гофман, описывая княжество Пафнутия, в качестве объекта сатиры выбирает саму Германию, на что указывают слова, отсылающие нас к немецкой действительности (пумперникель, рейнвейн, лейпцигские жаворонки и данциг-ская водка). Тем самым он создает гротескный образ современной ему страны, где ценится не ум и творчество, а слепое следование правилам, и где процветают такие, как Цахес. Э. По в рассказе «Черт на колокольне», следуя традиции Гофмана, не просто высмеивает романтический идеал за его статичность и утрату стихийного (творческого) начала, что, по его
Новый филологический вестник. 2022. №2(61). --
мнению, привело к разрушению самого понятия идеального, но и превращает его в антиидеал.
Рассказ Э. По отличается особым ироническим стилем, восходящим к гофмановским сказкам-каприччио. Яркими стилистическими приемами, которые заимствует Э. По у романтиков и, в частности у Гофмана, является романтическая ирония и гротеск. Фридрих Шлегель под романтической иронией понимал «ясное сознание вечной оживленности, хаоса в бесконечном его богатстве» [Шлегель 1983, I, 360], и как синоним к этому термину использовал слова произвол, трансцендентальная буффонада [Шлегель 1983, I, 283]. Гофман стал одним из мастеров романтической иронии и гротеска. По мнению Д.Л. Чавчанидзе, главное отличие гофмановской иронии от иронии других романтиков в том, что «реальный мир, враждебный, игнорирован, но и идеальный по сути дела развенчан» [Чавчанидзе 1967, 348]. Ф.П. Федоров также отмечает специфику гофмановской иронии: «У Гофмана есть движение от юмора к сатире, соединяющей смех с негодованием, с негодующим, безусловным отрицанием» [Федоров 2004, 110]. Несомненно, романтическая ирония Гофмана и его яркие гротескные образы стали знаковыми для многих писателей и поэтов, в том числе и для Э. По.
В рассказе Э. По «Черт на колокольне» гофмановский иронический стиль проявляется в романтической иронии, гротескных персонажах (образ черта со скрипкой), кукольности жителей города, приемах гиперболы и контраста (живое - неживое, стихия - порядок). Кроме того, иронический эффект создают говорящие имена и названия: Vondervotteimittiss (I wonder what time it is), Stuffundpuff, Grogswigg, Stuffundpuff и др. Гофман нередко пользовался таким приемом. Например, в «Королевской невесте» мы встречаем таких персонажей с говорящими именами, как: Karotte (морковь), Amandus Nebelstern (туманная звезда), der Herr von Schwarzrettig (черная редька) - в переводе с немецкого. Синьор де Броколи - от итальянского «broccoli» - красная капуста. Мосье Рокамболь - от французского «roccambolle» - сорт чеснока.
Э. По, как Гофман, часто использует ссылки на научные источники, которые направлены на создание реалистичности изображаемого, но получают обратный эффект - иронический. Например, рассуждая о происхождении названия «Школькофремен» рассказчик всерьез описывает этимологию слова, указывая несуществующие научные труды: «Быть может, гипотеза Шнапстринкена <...> заслуживает предпочтения. Она гласит: "Школько" - читай - "горький" - горячий, "фремен" - непр. - вм. "кремень". <...> Также смотри Вандерстервен, "De Derivationibus" (стр. 275010, фолио, готич. изд., красный и черный шрифт, колонтитул и без арабской пагинации)» [По 1970, 172-173].
У Гофмана подобный пример можно найти в сказке «Королевская невеста», где господин Дапсуль фон Цабельтау - ученый астролог, опираясь на книжные источники, исследует этимологию фамилии Кордуаншпиц, что придает иронический оттенок повествованию.
Для усиления сатирического эффекта Э. По использует прием гипербо-
лы. Описывая город Школькофремен, рассказчик хвалит его, но в результате получается обратный эффект: «Решительно всем известно, что прекраснейшим местом в мире является <...> голландский городок Школькофремен» [По 1970, 172]. Происходящее передается с позиции рассказчика, который в восторге от «идеальности» города, поэтому серьезность его тона вызывает иронический эффект, так как, сделанные им описания, противоречат его выводам, и город читателем воспринимается как антиидеал: «При столь горестном положении вещей я с отвращением покинул этот город и теперь взываю о помощи ко всем любителям точного времени и кислой капусты» [По 1970, 177].
Символом неизменности бытия в рассказе Э. По является время, которое управляют жизнью городка, где все делается по расписанию и с неизменчивой педантичностью. Образ часов в рассказе получает отрицательную семантику, так как способствует механизации жизни местных жителей, которые превращаются в послушных кукол. Неслучайно Э. По использует повторяющийся эпитет little - маленький при описании города и всех его обитателей, что придает всему окружающему семантику ку-кольности: little bricks, a little heavy Dutch watch, a little China man и др. Горожане выглядят одинаково, что стар, что млад и делают одно и тоже каждый день: «Все они ростом в два фута. На них треуголки, доходящие до бедер лиловые жилеты, короткие панталоны из оленьей кожи, красные шерстяные чулки, <...> и длинные сюртучки с крупными перламутровыми пуговицами. У каждого в зубах трубка, а в правой руке - маленькие пузатые часы» [По 1970, 174].
Жители города не только сами превратились в марионеток, которыми управляет время, но и стараются навязать свой стиль жизни домашним животным (кошкам, свиньям), прикрепляя к ним часы: «Дородная ленивая свинья <...> пытается лягнуть позолоченные часы с репетиром, которые мальчишки привязали к ее хвосту» [По, 1970, 174]. Кукольность героев рассказа Э. По перекликается с миром новеллы Гофмана «Крошка Цахес», в которой исследователи творчества немецкого писателя ранее отмечали кукольность персонажей. Так Фриц Мартини утверждает, что образ города с его жителями «.должен быть прочитан как танец гротескных, пестрых марионеток, как проницательная и злая сатира, как игра между действительностью и мечтой» [Martini 1976, 177].
На страшную уродливую куклу - марионетку похож и крошка Цахес. Его движения комичны и механичны. Он «непристойно корячится», «перекувыркивается», «барахтается», «беснуется», «дрыгает ножонками», «выделывает диковинные прыжки» [Гофман 1991-1999, III, 180]. Всему причиной является влияние дара Розабельверде, Цахес ничего не делает, чтобы понравиться людям, они сами возвеличивают его поступки. Образ черта у Э. По имеет сходные черты с крошкой Цахесом. Он также кривляется, паясничает («сделав пируэт и па-де-зефир, вспорхнул прямо на башню» [По 1970, 175]), однако воспринимается как отрицательный персонаж только жителями города. Неслучайно рассказчик дает ему отрицательную
характеристику: негодный маленький шалопай, мерзавец, бездельник и др. Для Э. По же он - положительный персонаж, так как символизирует собой стихию свободы, разрушения всего устоявшегося и «мертвого».
Своим обликом и поведением он напоминает также гофмановского Белькампо - парикмахера из романа «Эликсиры дьявола» Гофмана, который является носителем идей о созидательной иронии и творческой стихии. Черт: «у него был длинный крючковатый нос, глаза - как горошины, широкий рот <.. .> Он был без шляпы, с аккуратными папильотками в волосах. На нем был плотно облегающий фрак <...>, черные кашемировые панталоны до колен, черные чулки и тупоносые черные лакированные туфли с громадными пучками черных атласных лент вместо бантов» [По 1970, 175-176].
Белькампо: «Миниатюрная фигурка, <...> остренький красный нос, пара малюсеньких, но блестящих глазенок, <...> огромное жабо, пламенеющий жилет, <...> панталоны, фрак, где зауженный, где мешковатый» [Гофман 1991-1999, II, 84]. Белькампо так же, как чертик, постоянно паясничает: «.кривляясь, приплясывая и витиевато разглагольствуя. То он мрачнел и хмурился, то посмеивался, то изображал атлета, то поднимался на цыпочки» [Гофман 1991-1999, II, 87].
Э. По следует гофмановской идее, утверждая, что идеальный мир не может существовать на слепом следовании правилам. Идеальный мир -это мир духовной свободы, преодоления бытовых условностей. Он дает поэту неограниченные возможности для творчества, а обществу - для развития. И неудивительно, что «правильный», устоявшийся образ жизни в рассказе «Черт на колокольне» нарушается появлением черта, который в противовес остальным героям изображается как воплощение хаоса и символизирует собой стихию свободы, позволяя городу проснуться от сна. Живое мгновенно перестает подчиняться правилам (порядок - хаос): «ни кошки, ни свиньи не могли больше мириться с поведением часиков, привязанных к их хвостам, и выражали свое возмущение тем, что метались, царапались, повсюду совали рыла, визжали и верещали, мяукали и хрюкали, кидались людям в лицо и забирались под юбки» [По 1970, 177]. А неживое, как у Гофмана (например, в «Крошке Цахесе» оживший кафтан), начинает вести себя как живое: «Часы, вырезанные на мебели, заплясали, точно бесноватые; часы на каминных полках едва сдерживали ярость, <.> а маятники так дрыгались и дергались, что страшно было смотреть» [По 1970, 177].
Таким образом, Э. По в рассказе «Черт на колокольне» продолжает ироническую традицию сказок-каприччио Гофмана, создавая с помощью романтической иронии и гротеска образ идеального города Школькофре-мен, который приобретает бытовые черты, и тем самым символизирует идею разрушения романтического идеала. В рассказе Э. По, как в новелле «Крошка Цахес» Гофмана, одновременно объектом сатиры становится не только романтический идеал, но и современное общество, основанное на принципах строгого подчинения правилам и законам, где творческая сти-
хия, которая для романтиков является основой жизни, искореняется. Комплексное воспроизведение стилистических черт Гофмана помогает Э. По метко направить сатиру на критику современной жизни. Рассказ «Черт на колокольне» является ярким примером дальнейшего развития европейской романтической проблематики и иронического стиля в американской литературе.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гофман Э.Т.А. Собрание сочинений: в 6 т. М.: Xудожественная литература, 1991-1999.
2. Ковалев Ю.В. Эдгар Аллан По. Л.: Xудожественная литература, 1984. 296 с.
3. Королева В.В. «Гофмановский текст русской литературы» в творчестве русских символистов // Вестник Томского государственного университета. 2021. № 71. C. 270-271.
4. По Э. Полное собрание рассказов. М.: Наука, 1970. 296 с.
5. Скотт В. О сверхъестественном в литературе и, в частности, о сочинениях Эрнста Теодора Вильгельма Гофмана // Скотт В. Собрание сочинений: в 20 т. Т. 20. М.: Xудожественная литература, 1965. С. 602-652.
6. Федоров Ф.П. Xудожественный мир немецкого романтизма. М.: МИК, 2004. 367 с.
7. Чавчанидзе Д.Л. «Романтическая ирония» в творчестве Гофмана // Ученые записки МГПИ им. Ленина. 1967. Вып. 280. С. 340-355.
8. Шеллинг Ф. Философия искусства. М.: Мысль, 1966. 496 с.
9. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: в 2 т. М.: Искусство, 1983.
10. Cobb P. The Influence of E.T.A. Hoffmann on the Tales of Edgar Allan Poe // Studies in Philology. 1908. Vol. 3. P. 1-105.
11. Gruener G. Poe's Knowledge of German // Modern Philology. 1904. Vol. 2. P. 125-140.
12. Martini F. Die Marchendichlungen E.T.A. Hoffmanns // Hoffmann E.T.A. / Hrsg. von H. Prang. Darmstadt, Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1976. S. 155-184.
13. Stedman E.C. Introduction to the Tales // The Works of E.A. Poe: in 10 vols. / ed. by E.C. Stedman, G.E. Woodberry. Vol. I. Chicago: Stone & Kimball, 1894. P. 91-121.
14. Stoddard R.H. The Genius of Poe // The Works of Edgar Allan Poe / introduction and memory by R.H. Stoddard. Vol. I. New York: A.C. Armstrong & Son, 1884. P. III-XIV.
15. Woodberry G.E. The Life of Edgar Allan Poe: in 2 vols. Boston: Houghton Mifflin, 1909. 384 p.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Chavchanidze D.L. "Romanticheskaya ironiya" v tvorchestve Gofmana ["Romantic Irony" in the Works of Hoffmann]. Uchenyye zapiski MGPI im. Lenina, 1967, vol. 280, pp. 340-355. (In Russian).
Новый филологический вестник. 2022. №2(61). ----
2. Cobb P. The Influence of E.T.A. Hoffmann on the Tales of Edgar Allan Poe. Studies in Philology, 1908, vol. 3. pp. 1-105. (In English).
3. Gruener G. Poe's Knowledge of German. Modern Philology, 1904, vol. 2. pp. 125-140. (In English).
4. Koroleva V.V "Gofmanovskiy tekst russkoy literatury" v tvorchestve russkikh simvolistov [Russian Russian Literature's "Hoffmann's Text" in the Works of Russian Symbolists]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta, 2021, no. 71, pp. 270271. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
5. Martini F. Die Märchendichlungen E.T.A. Hoffmanns. Prang H. (ed.). Hoffmann E.T.A. Darmstadt, Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1976, pp. 155-184. (In German).
6. Stedman E.C. Introduction to the Tales. Stedman E.C., Woodberry G.E. (eds.). The Works of E.A. Poe: in 10 vols. Vol. I. Chicago, Stone & Kimball, 1894, pp. 91-121. (In English).
7. Stoddard R.H. The Genius of Poe. Stoddard R.H. (preface, memory). The Works of Edgar Allan Poe. Vol. I. New York, A.C. Armstrong & Son, 1884, pp. III-XIV (In English).
(Monographs)
8. Fedorov F.P. Khudozhestvennyy mir nemetskogo romantizma [The Artistic World of German Romanticism]. Moscow, MIK Publ., 2004. 367 p. (In Russian).
9. Kovalev Yu.V Edgar Allan Po [E.A. Poe]. Moscow, Khudozhestvennaya literatura Publ., 1984. 296 p. (In Russian).
10. Schelling F. Filosofiya iskusstva [Philosophy of Art]. Moscow, Mysl' Publ., 1966. 496 p. (In Russian).
11. Schlegel F. Estetika. Filosofiya. Kritika [Aesthetics. Philosophy. Criticism]: in 2 vols. Moscow, Iskusstvo Publ., 1983. (In Russian).
12. Woodberry G.E. The Life of Edgar Allan Poe: in 2 vols. Boston, Houghton Mifflin, 1909. 384 p. (In English).
Королева Вера Владимировна, Владимирский государственный университет им. А.Г. и Н.Г. Столетовых.
Доктор филологических наук, доцент, заведующий кафедрой второго иностранного языка и методики обучения иностранным языкам. Научные интересы: творчество Э.Т.А. Гофмана в контексте мировой литературы.
E-mail: [email protected]
ORCID ID: 0000-0002-7608-9772
Vera V. Koroleva, Vladimir State University named after Alexander and Nikolay Stoletovs.
Doctor of Philology, Associate Professor, Head of the Department of the Second Foreign Language and Methods of Teaching Foreign Languages. Research interests: the work of E.T.A. Hoffmann in the context of world literature. E-mail: [email protected] ORCID ID: 0000-0002-7608-9772
