CC BY
99
ИНТЕГРАЦИЯ В АТР
УДК 339.9(510)
БСИ 10.24866/1815-0683/2020-4/47-67 В. Л. ЛАРИН*
Глобальный Китай: возрождение Срединной империи или борьба за выживание?
ЛАРИН Виктор Лаврентьевич -академик РАН, доктор исторических наук, заместитель председателя ДВО РАН, заведующий Центром глобальных и региональных исследований. victorlar@mail.ru.
LARIN V. L. - Academician of the Russian Academy of Sciences, Doctor of Historical Sciences, Deputy Chairman of the FEB RAS, Head of the Center for global and regional studies.
Статья посвящена основным характеристикам глобального статуса Китая, сложным вопросам оценки его истинных целей и намерений в международной политике. Кратко рассматривается процесс подготовки Китая к исполнению роли глобального игрока, причины, вынудившие его возложить на себя нелегкое с моральной и политической точек зрения бремя одного из мировых лидеров, реакцию на это других мировых держав. По мнению автора, выход Китая из тени был вынужденным шагом, обусловленным необходимостью создания более благоприятной внешней среды для решения задач внутреннего развития. Основными проявлениями глобального статуса Китая автор считает его глубокую вовлеченность в мировые хозяйственные связи, наличие у него интересов в разных точках мира и готовность защищать эти интересы силовым путем, инициативы в области развития экономической глобализации, перестройки глобальной системы управления и международных отношений. Что касается России, то она занимает очень скромное место в экономической стратегии глобального Китая, но весьма важна для него в его геополитических раскладах.
Ключевые слова: Китай, глобализация, международные отношения, глобальное управление.
V.L. LARIN
Global China: the Revival of the Middle Empire
or the Struggle for Survival?
The article is devoted to the main characteristics of China's global status and complex issues of assessing its true goals and intentions in international politics. The article briefly examines the process of China's preparation for
* Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН. 690001, г. Владивосток, ул. Пушкинская, 89.
Institute of History, Archeology and Ethnography of the Peoples of the Far East of the FEB RAS. 89, Pushkinskaya Str., Vladivostok, Russian Federation, 690001.
the role of a global player, the reasons that forced it to take on the difficult burden of one of the world leaders from the moral and political points of view, and the reaction of other world powers to this. According to the author, China's exit from the shadows was a forced step, due to the need to create a more favorable external environment for solving problems of internal development. The author considers the main manifestations of China's global status to be its deep involvement in global economic relations, its interests in different parts of the world and its readiness to protect these interests by force, initiatives in the field of economic globalization, restructuring of the global management system and international relations. As for Russia, it occupies a very modest place in the economic strategy of global China, but it is very important for it in its geopolitical scenarios.
Keywords: China, globalization, international relations, global management.
Осенью 2012 г. с трибуны XVIII съезда Компартии Китая ее руководители в открытую заявили о намерении КНР расстаться с ролью скромного игрока в мировой политике и возложить на себя бремя «ответственной крупной страны», готовой к «совместным ответам на глобальные вызовы» [43]. Таким образом, Китай формально обрел статус «глобальной державы», т. е. страны, чьи интересы распространяются по всему земному шару и за его пределами1, которая не только обладает потенциалом и возможностями самым серьезным образом влиять на мировые процессы, но и намерена активно использовать эти возможности в интересах своего существования и развития.
Не удивительно, что интересы Пекина в их глобальной проекции, мотивы его претензий на место на мировом политическом олимпе выступают одной из главных тем научных и политических дискуссий. Их характерной чертой стали настороженность и тревога сторонних наблюдателей относительно целей и намерений Пекина. Их скептицизм нарастал как по мере наращивания экономической и военной мощи КНР, так и вследствие жесткой реакции Пекина на неприятные ему факты и события как внутри страны, так и на международной арене (волнения в Гонконге, ситуация в ЮжноКитайском море, отношения с Тайванем). В результате определение «напористый Китай» (assertive China) стало широко использоваться в числе главных характеристик его поведения на международной арене.
Китайские лидеры прилагают большие усилия, чтобы убедить мировое сообщество в «историческом миролюбии китайской нации», у которой «в генах заложены гармония и сосуществование» [25], в принципиальной
1 Я имею в виду амбициозную космическую программу КНР, предполагающую создание собственной орбитальной станции, освоение Луны, полеты к Марсу и пр.
неприемлемости для Китая самих понятий «гегемония» и «гегемонизм», в полном отсутствии у него стремления к мировому и даже региональному господству. Они убеждают, что намерения Пекина носят сугубо мирный характер и завязаны, прежде всего, на задачах поступательного внутреннего развития, обогащения и процветания китайской нации. Более того, аналогичное процветание обещано всему человечеству, конечно, в том случае, если оно поддержит инициативы Пекина по переустройству глобальной системы управления, созданию новой структуры безопасности, внедрению «справедливых принципов» отношений между государствами и др. Концепцию «сообщества единой судьбы человечества» Си Цзиньпина представляют зарубежной аудитории и как «правильный путь к всеобщему миру и развитию», и как цель «нового раунда» экономической глобализации [39, р. 153], драйвером и лидером которой готов стать Китай.
Не похоже, чтобы пропагандистские усилия Пекина давали большой эффект. Соседи Китая продолжают смотреть на него с недоверием и подозрением. Наращивание военной мощи КНР, бескомпромиссность Пекина в отстаивании своих интересов и готовность применять силу там и тогда, где он считает это необходимым, также не повышают уровень доверия. В модернизации НОАК, выходе китайского ВМФ на просторы мирового океана, росте военных расходов КНР они видят если не непосредственную, то будущую угрозу. Возрождение Китая как великой державы уже воспринимается как «главный стратегический вызов для союзнических отношений между США и Японией и всей архитектуры безопасности в Восточной Азии» [19, р. 1], а «глобальная сеть партнерства с Китаем в центре» -как подрыв американской системы договорных альянсов, чреватый опасными последствиями для региона и мира [34, р. 42].
По мнению японских стратегов, «военное и иное развитие Китая, дополненное отсутствием транспарентности вокруг его оборонительной политики и строительства вооруженных сил, представляет серьезный вызов безопасности региона, включая Японию, и международного сообщества» [28]. Как «долговременная стратегическая проблема» Китай представлен в Среднесрочном оборонительном плане Южной Кореи на 2020-2024 гг. [23]. Администрация Д. Трампа сформировала для себя образ Китая как «ревизионистской державы», которая совместно с Россией «подрывает американскую безопасность и процветание», стремится «сформировать мир, противоположный ценностям и интересам», «вытеснить США из Индо-Тихоокеанского региона» и «перестроить его по своему вкусу» [29, р. 2, 25]. На специальных слушаниях в Конгрессе США приглашенные эксперты в один голос утверждали, что «военная, экономическая и политическая деятельность Китая в Азии и во всем мире создает «серьезные проблемы» для американской безопасности», а генеральной целью Пекина
является мировое господство, свержение с пьедестала нынешнего гегемона - Соединенных Штатов Америки [22].
Настоящая пропагандистская война развернулась вокруг тезиса о «ге-гемонистских устремлениях», которые приписывает Пекину американская пропаганда. Его обвиняют не только в намерениях добиться восстановления своего «геополитического господства на побережье Восточной Азии»[12], нередко отсылая к замечанию культового на Западе Ф. Фукуямы о намерении китайцев «таким образом организовать Восточную Азию, чтобы оказаться в центре ее» [20], но и «взобраться на вершину пирамиды мировой власти» [30, p. 4].
Конечно, существуют и более умеренные взгляды на глобальные амбиции Китая. В частности, пишут о его «доброжелательной (benevolent) гегемонии» или «гегемонии в датском стиле» (dutch-style hegemony)2, его желании не более чем «усилить голос и позиции Китая в международных институтах» [37, p. 14] и др. Есть те, кто полагает, что Китай отнюдь не намерен «подрывать основы существующей политической, экономической системы и отношений безопасности в мире», заинтересован прежде всего в экономическом развитии и внутренней стабильности» [13]. Пишут о том, что Пекин лишь заполняет возникший по причине международной пассивности Вашингтона вакуум, предлагая миру китайское видение мирового порядка, продвигая собственные приоритеты и ценности, для чего занимает руководящие должности в международных организациях и создает многосторонние институты под своим руководством [38, p. 2]. Однако все же доминируют взгляды «ястребов» и китаефобов. Трезвые голоса почти не слышны на фоне потока алармистских публикаций, заполонивших американские и европейские издания. Причин несколько. С одной стороны, «КПК откровенно не показывает тот мир, который она хочет иметь» [30, p. 3]. С другой, в Китае никуда не исчезла группировка «ястребов», особенно сильная среди военных, которые призывают руководителей страны действовать жестко, использовать армию и флот для обеспечения экономических интересов КНР по всему миру и даже контролировать мировые ресурсы и их распределение [7, с. 74-76]3. Наконец, имеют место нежелание
2 Этот путь глобального лидерства, основанный на преследовании исключительно националистических целей, корысти и самовозвеличивании, исповедовали Нидерланды в ХУ1-ХУ11 вв. [18, с. 3-4].
3 Много шума на Западе наделала изданная в США на английском языке книга отставного китайского военного Лю Минфу «Китайская мечта» [27], автор которой прямо говорил как о необходимости строительства в КНР сильной армии, так и о том, что к 2050 г. Китай заменит США на позиции мирового лидера. Многих экспертов тревожило не само по себе лидерство Китая, а судьба либерального порядка и демократических свобод, существование которых оказывается под большим вопросом в случае глобального доминирования тоталитарного Китая.
и элементарная неспособность многих экспертов - в силу идеологической зашоренности - адекватно воспринимать и интерпретировать глобальные и региональные проекции Пекина.
Любопытно, что в то время как тема глобальных амбиций Пекина не сходила со страниц западных изданий, в российском медийном пространстве о Китае в последнее время несколько подзабыли. Жарко обсуждались выборы в США и Белоруссии, обстановка в Украине, Сирии, Киргизии, война вокруг Карабаха... Иногда складывается ощущение, что и для российской дипломатии аналогичным образом глобальный мир сузился до постсоветского пространства, в котором резвятся враги России. С другой стороны, обсуждение этих проблем может обнажить некоторые болевые точки российско-китайских отношений, чего не хотелось бы в пору острейшего противостояния с США, обострения отношений с Европой и неспокойной обстановки на западных и южных границах Российской Федерации. В результате проблема фактически выпала из российского политического, а за ним и академического дискурса. Например, в одиннадцати номерах главного рупора российского МИДа - журнале «Международная жизнь» за 2020 г. Китай представлен только один раз, да и то через призму его торговой войны с США, а в № 9 за 2019 г., формально посвященном 70-летию установления дипотношений между СССР и КНР, обнаруживается лишь официоз зам. министра РФ И. Моргулова [10] и экскурс в историю создания посольства КНР в Москве К. Барского.
Нельзя сказать, что наш ближайший сосед и статусный стратегический партнер как-то страдает от российского невнимания. Его это, по большому счету, мало волнует. Заручившись определенными политическими гарантиями со стороны Москвы (невмешательство во внутренние дела КНР, уважение суверенитета и территориальной целостности страны, моральная поддержка в экономическом конфликте с США), а также долговременными контрактами на поставку нефти и газа, Пекин ведет беспроигрышную партию доброго, отзывчивого, но скрытного, прижимистого, неуступчивого соседа. Сосед этот живет своими интересами и проблемами, шаг за шагом выполняя поставленные ранее задачи и формулируя новые внутри страны и последовательно проводя свою линию на международной арене. Успешно справился с коронавирусом. Восстанавливает экономику4. И, как всегда, заглядывает далеко в будущее, своими инициативами и решениями нередко ставя в тупик профессиональных, много лет изучающих Китай экспертов.
4 В 3-м квартале 2020 г. прирост ВВП КНР составил без малого 5 %, а за 9 месяцев, даже с учетом 10 %-го падения в 1-м квартале - 0,7 %. Темпы несколько ниже привычных для Китая, но они наращиваются [44].
Таким образом, платформа для обсуждения целей, намерений, интересов глобального Китая остается. Для России она не менее, а даже более (по причине близкого соседства с Китаем) актуальна, чем для достаточно отдаленных от него США и Европы. Однозначных ответов на возникающие вопросы не существует. Для адекватного толкования сути и компонентов новоявленной политической теории КНР, чудным образом сочетающей в себе элементы традиционной китайской философии, «марксизма с китайской спецификой» и европейской политической мысли, как и способов и путей ее реализации, недостаточно свободно оперировать западными политическими теориями, мало отрешиться от веры в превосходство либеральной демократии и даже способности оперировать примерами из собственно китайской истории. Более важно - хотя бы чуть-чуть воспринимать окружающий мир, чувствовать и думать как китайцы.
Принципиальным вопросом, исходя из ответов на который всем партнерам Китая приходится строить с ним отношения, остается один: имеет ли современная глобальная повестка Пекина целью восстановление Срединной империи со всеми присущими ей атрибутами (естественно, в современной их интерпретации), либо же это вынужденная реакция руководства КНР на запросы китайской экономики и китайского общества? Автор однозначно склоняется ко второму, хотя не может не отмечать некоторые элементы в политическом мышлении и конкретных действиях современного китайского руководства, которые тревожат сегодня мир Запада и Востока и не должны выпадать из поля зрения России. Это, прежде всего, национализм («возрождение китайской нации» в его глобальной проекции), агрессивная историческая память (неумение и нежелание забыть и простить), приоритет общественных ценностей («неоспоримость линии партии») над личными и др.
На пути к глобальной державе. В первую декаду XXI в. эксперты активно гадали, как скоро быстро набиравший мощь и влияние Китай перестанет, следуя заветам мудрого Дэн Сяопина, держаться в тени, обозначит свои истинные интересы, покажет характер и настоящее лицо. Думать об этом были все основания. Китай осторожно, но целенаправленно подгонял под себя одеяние «ответственной державы» [2, с. 69]: осваивал поле многосторонних международных отношений, активизировал участие в миротворческих операциях ООН, подключался к международной повестке защиты окружающей среды и борьбе с изменением климата, наконец, осторожно продвигал мысли о восстановлении былого статуса, реноме и влияния. Как уже тогда заметил Я. Бергер, в геополитических конструкциях современного и особенно грядущего миропорядка китайские авторы почти неизменно ставили свою страну на то же место, которое их предки отводили Срединной империи [1, с. 3]. К концу десятилетия был обнародован
эскиз китайского видения справедливого и правильного мироустройства и глобального управления. 23 сентября 2009 г. на сессии Генеральной ассамблеи ООН, посвященной изменению климата, Ху Цзиньтао представил это видение зарубежной аудитории, изложив и китайское представление о строительстве нового - «гармоничного мира» [54], и его понимание «универсальной системы безопасности» [53].
Вскоре после принятия на XVIII съезде КПК политического решения о глобальной повестке Китая в стране был предпринят мощный мозговой штурм, нацеленный на создание собственной политической теории как платформы для практической деятельности. И уже в ноябре 2014 г. Си Цзиньпин изложил ключевые цели и принципы «глобального Китая»: «создание международных отношений нового типа», формирование «глубоко переплетенной сети взаимовыгодного сотрудничества» и «повсеместной глобальной партнерской сети», приверженность принципам экономической глобализации, «эффективная защита» интересов Китая за пределами страны. Генеральными задачами он назвал «возрождение китайской нации» и «сохранение благоприятной международной обстановки для внутреннего развития страны» [48].
Таким образом, ближе к середине второго десятилетия XXI в. ранее инертное отношение Пекина к международным делам сменилось активной позицией. Из пассивного наблюдателя и участника он превратился в активного члена и промоутера собственных идей [9, с. 37]. Набор организационных, экономических, финансовых, военно-политических и пропагандистских действий Пекина подтвердил серьезность намерений нового поколения китайских лидеров не только вернуть Китаю «должное место» на мировом политическом олимпе, но и его готовность продвигать свою повестку переустройства мира и новую модель глобального управления. В этой повестке было немало новаций. Одной из ключевых стала концепция «единой судьбы человечества», которую Си Цзиньпин представил на 70-й сессии ГА ООН в 2015 г. [41]. В июне 2018 г. на второй Центральной рабочей конференции по международным делам, которая завершила этап структуризации «внешнеполитических идей Си Цзиньпина» и закрепление в качестве целевого приоритета КНР на международной арене «продвижение строительства сообщества судьбы человечества» [8, с. 70-73], Председатель КНР заявил о готовности Китая возглавить движение к реформе глобальной системы управления на принципах справедливости и права. Такое переустройство он назвал «коренным национальным интересом» КНР [50]. Ну а главным инструментом для реализации поставленных задач стала инициатива «одного пояса и одного пути». Принципиально важно, что и концепция «китайской мечты», и путь к ее достижению - инициатива «пояса и пути» на XIX съезде КПК, будучи зафиксированными в Уставе партии, - стали
догматом, обязательным к исполнению не только для 90 млн членов партии, но и почти для каждого китайца.
Признаки глобальной державы. По целому ряду параметров Китай уже априори глобальный лидер. Именно с ним связаны не только нынешние траектория, темпы и перспективы мирового развития, но и целый ряд политических интриг современного мира. Интересы, инициативы, решения и действия Пекина во многом влияют на мировую экономику, политику, даже гуманитарные и идеологические процессы. Не говоря уже о проблеме здоровья людей. При этом Китай не только ищет, предлагает, но и продвигает что-то новое. США в лучшем случае обращаются к хорошо забытому старому. Россия тоже не бедна на идеи, но, как всегда, слишком долго запрягает и ждет, пока кто-то ее серьезно раззадорит...
Важнейшие из вопросов, которые возникают при попытках оценить результаты этого влияния Китая, - это новая конфигурация мироустройства и принципы глобального управления, нормы и правила поведения государств, система гуманитарных и политических ценностей.
Начнем с тех факторов, которые объективно заставили китайское руководство нарушить завещание Дэн Сяопина «скрывать возможности и держаться в тени». Первым из таких факторов стала глобализация интересов Китая, в сфере которых оказалась вся планета Земля, и невозможность реализации этих интересов, пребывая в статусе регионального игрока. Амбициозные планы экономического и социального строительства требуют принципиально иного масштаба и качества природных, людских и технологических ресурсов, чем сегодня доступны Китаю. Нынешние система глобального управления, мировая финансовая система с доминирующим в ней долларом, информационная система, в которой господствуют западные СМИ, откровенно тормозят развитие Китая. Выход у Китая один: эти системы надо менять, модернизировать, подстраивая под свои цели и интересы.
Второй фактор - это глубокое включение КНР в мировые экономические процессы, участие его во многих цепочках создания глобальной стоимости (Global value chain). Все экономические достижения Китая в 90-е годы XX - начале XXI в. в решающей степени были связаны с его интеграцией в глобальную экономику [1, с. 4]. Как лаконично описал путь Китая Си Цзиньпин на встрече G-20 в Ханчжоу, «мы стремились развиваться в открытой среде, начав с крупных зарубежных инвестиций, а затем большими шагами выйдя на мировой рынок» [25]. В результате в 2007 г. Китай обошел Германию и стал третьей по масштабам экономикой в мире,через три года занял вторую позицию среди мировых держав, опередив Японию. Уже ведутся разговоры о том, что экономический кризис 2020 г., ставший
следствием ковид-пандемии, выводит КНР, которая успешнее других стран справляется с его последствиями, на первое место в мире.
Китайские руководители, выстраивая стратегию на десятилетия вперед, настраивают себя на адаптацию к принципиально новой модели глобализации, характерными чертами которой являются одновременный рост экономического национализма и цифровой интеграции, структурные сдвиги в глобальной обрабатывающей промышленности, что кардинально меняет экономическую, предпринимательскую и политическую среду [3, с. 5]. На саммите в-20 в Ханчжоу в сентябре 2016 г. Си Цзиньпин не только объявил о необходимости построения «инновационной, здоровой, взаимосвязанной и инклюзивной мировой экономики», важности создания «новой модели глобального экономического управления», но и намекнул на готовность Пекина стать архитектором этого нового мира [25].
В последние несколько лет Китай вынужден действовать в этом направлении не только активно, но и агрессивно. Протекционистская политика Д. Трампа нанесла по завязанным на Китай экономическим цепочкам мощный удар. Пострадали не только сборочные производства многих многонациональных фирм в Китае. Под угрозой оказалась сама китайская экономическая модель, и Китаю не остается ничего иного, как «сопротивляться и сражаться» за свои интересы [17, р. 5], принимать экстренные меры и искать адекватные ответы.
В конце октября 2020 г. Пленум ЦК КПК утвердил 14-й пятилетний план развития страны на 2021-2025 гг. и перспективные направления ее модернизации до 2035 г. Главная отличительная черта плана - это не только позиционирование в нем Китая как мировой державы, закрепление курса на экономическую глобализацию как необходимое условие для успешного решения внутренних задач страны, но и подтверждение глобальных амбиций Пекина. Фактически в этом плане Китай еще раз публично заявляет о своих претензиях на мировое, как минимум, экономическое лидерство. Именно так интерпретируют этот план китайские эксперты. По их убеждению, КНР вступает в новую пятилетку уже не как ведомая региональная держава, а как мировой лидер, и пятилетний план не может не предусматривать, каким образом Китай будет вести за собой мировую экономику [36]. Причина проста: поскольку США во время президентства Д. Трампа отказались от функции локомотива глобализации, а лидер миру необходим, то это место решился - несмотря на сомнения скептиков и противодействие недоброжелателей - занять Китай.
Кому-то это решение кажется дерзким и необоснованным, а пекинские руководители - чрезмерно самоуверенными фантазерами, которые, побуждаемые идеями великодержавия и исключительности китайской нации, решились бросить вызов САМОЙ Америке. Между тем решение
это было в значительной степени вынужденным, оно неоднократно обсуждалось, взвешивалось и просчитывалось. Оно состоялось хотя бы потому, что дальнейшая модернизация китайской экономики, повышение благосостояния нации, которое стоит в центре нынешней политики КПК, в значительной степени зависит не только от экономических связей Китая с окружающим миром, но от глобальной стабильности как таковой. А это значит, что Китай не может не включаться в решение большинства глобальных проблем.
По этой же причине интеграционные проекты Китая носят поистине всемирный характер. Инициатива «пояса и пути» в той или иной степени захватывает 130 стран и три десятка международных организаций. В ноябре 2020 г. Пекин поставил точку в восьмилетнем процессе создания «Всеобъемлющего регионального экономического партнерства» (ВРЭП), соглашения о свободной торговле, объединяющего 15 стран с населением 2,2 млрд чел., в которых сконцентрировано 30 % мирового ВВП. За бортом соглашения остались США, но среди подписантов - их ближайшие союзники на Тихом океане: Япония, Южная Корея, Австралия и Новая Зеландия. Главная изюминка соглашения в том, что сделки в его рамках осуществляются не в долларах США, а в национальных валютах и юанях, в результате чего ВРЭП являет собой, по мнению известного экономиста П. Кенига, «китайский шедевр с китайскими особенностями», который становится в том числе «мощным инструментом для дедолларизации» и в регионе, и в мире [26].
Необходимость защиты и продвижения глобальных интересов КНР априори предполагает трансформацию ее в военную державу, готовую и способную силой их отстаивать. Сегодня это касается преимущественно региона Тихоокеанской Азии и наиболее откровенно проявляется в отношении Тайваня и в акватории Южно-Китайского моря. Закономерным образом НОАК превращается из структуры, заточенной на оборону континента, в силу, способную проецировать мощь за пределы Китая за счет расширения военно-морских, военно-воздушных, кибернетических, космических возможностей, как и искусственного интеллекта [32].
Хочется или не хочется Пекину, но он вынужден играть более активную роль в обеспечении безопасности во всей Тихоокеанской Азии. Военно-политическая нестабильность, хроническая неспособность государств региона договориться о согласованных и системных действиях в сфере обеспечения стабильности и безопасности в регионе становится актуальной для Китая проблемой. Сегодня мир в регионе очень хрупок. Он соткан вокруг крайне непростых, пронизанных взаимной подозрительностью и историческими обидами отношений между соседями, скреплен набором военно-политических альянсов (США с Японией и Южной
Кореей) и квази-союзов (Китай с КНДР и близкие к союзническим отношения между Россией и КНР) и удерживается не столько стремлением сторон к миру, сколько страхом фатальных последствий эскалации тлеющих конфликтов на Корейском полуострове, в Тайваньском проливе, вокруг спорных территорий.
Ответом Пекина становится выдвижение собственной китайской концепции безопасности в Азии, альтернативной американской системе военных альянсов. Этот шаг не был, по мнению Т. Хита, обусловлен ни амбициями китайских лидеров, ни их попытками дать ответ на «перебалансировку» США в Азию. Пекин всего лишь стремится создать в регионе такую систему отношений, которая бы подходила для глубокой интеграции Китая в экономику региона. В военных же союзах США с Японией и Южной Кореей Пекин видит «структурное препятствие» как для обеспечения региональной безопасности, так и для собственного развития [24].
Существенно расширившиеся интересы Китая и его готовность брать на себя ответственность за судьбу планеты предполагают также превращение его в глобальную морскую державу, обозначающую и защищающую свое присутствие не только на всех океанах, но и в Арктике и Антарктике. В июле 2013 г. на специальном заседании Политбюро ЦК КПК, посвященном освоению ресурсов океана, Си Цзиньпин заявил, что «превращение Китая в великую морскую державу является составной частью строительства социализма с китайской спецификой». Буквально через 3 месяца после этого он объявил о создании Морского шелкового пути XXI века (МШП), должного проходить из морских портов Китая через Индийский океан в Европу, а также в южную акваторию Тихого океана [46]5. Создание современного военно-морского флота - это необходимое условие для обеспечения интересов Китая на море, и, стремясь обеспечить эти интересы, Китай автоматически становится «первой великой державой со времен довоенной Японии, бросившей вызов морскому превосходству США, которое было краеугольным камнем глобальной мощи и национальной безопасности США после Второй мировой войны» [31, р. 81]. Стоит ли удивляться столь болезненной реакции США на модернизацию ВМФ КНР.
Наконец, есть еще одна сфера, где КНР официально высказывает претензии на лидерство, и которая в наибольшей степени беспокоит нынешнего лидера - США: новые технологии. В 2015 г. китайское правительство объявило о стратегическом плане «Сделано в Китае 2025». Целью его реализации было обозначено преодоление разрыва с западными достижениями в области высоких технологий и уменьшение зависимости страны от импортных технологий [52]. При этом план является только первой
5 Подробнее об экономических и гуманитарных аспектах морской политики Китая см.: [6].
частью долгосрочной программы превращения Китая в ведущий центр производства, основанный на новых технологиях. Выполняя эту программу, Китай к 2025 г. должен стать одной из ведущих мировых производственных площадок, к 2035 г. - войти в середину мирового рейтинга крупнейших мировых производителей, а к 2049 г. - столетию КНР - обрести статус ведущего центра производства на планете. Определены 10 областей, в которых страна должна добиться мирового лидерства: робототехника, информационные технологии нового поколения, авиационное и аэрокосмическое оборудование, морское оборудование и высокотехнологичные морские суда, железнодорожный транспорт, новые энергоносители и энергосберегающие транспортные средства, энергетическое оборудование, сельскохозяйственное оборудование, новые материалы, биофарма и высокотехнологичные медицинские приборы [см.: 5].
В октябре 2017 г. на XIX съезде КПК Си Цзиньпин, говоря о важности инноваций для реализации планов развития страны, вскользь упомянул о задаче превращения Китая в «научно-техническую державу» [47]. Менее чем через год, выступая перед научным сообществом КНР, руководитель страны призвал китайских ученых «бороться за великую цель создания мировой державы в области науки и технологий» [49]. В 5-летнем плане социально-экономического развитии КНР неоднократно говорится о наращивании «технологической мощи Китая», а само словосочетание «наука и технологии» встречается в тексте постановления ЦК КПК об этом плане 38 раз [45].
Итак, планы Пекина на будущее грандиозны, амбициозны и, как показывает практика последних десятилетий, выполняются они с большой тщательностью и, как правило, с опережением. Вполне очевидно, что реализация этих планов превратит Китай во весьма влиятельную силу в мире, обладающую разнообразными рычагами для того, чтобы решать в свою пользу многие проблемы. Так что принципиальный вопрос заключается не в том, способен ли Китай достичь поставленных целей, а в том, как Пекин намерен воспользоваться обретенной силой?
Ответ на этот вопрос более всего будоражит сознание американского политического истеблишмента и экспертного сообщества. По мнению американских экспертов, существуют очевидные признаки того, что Китай готовится к борьбе за мировое лидерство. Основываясь на западных политических теориях и историческом опыте собственных государств, они абсолютно уверены, что усилившийся Пекин не только будет беззастенчиво пользоваться своим преимуществом в интересах экономического и социального развития КНР, но и навязывать другим странам и народам свою авторитарную модель управления, ценности и идеалы Компартии Китая. Пример США у них перед глазами, и они убеждены, что Китай,
осваивая путь сверхдержавы, будет поступать именно так, как действовали Соединенные Штаты, распространять свое влияние и продвигать «китайскую модель» по всему миру. Те же, кто не верит в претензии Китая, являются, по их мнению, жертвами собственного «умышленного невежества» [14].
Между тем исторически Китай никому из своих соседей не навязывал свой путь развития. Он подавал пример, делился опытом и требовал не более чем соблюдения некоторых необременительных для этих соседей ритуалов, предполагавших подтверждение исключительных роли и места Китая под солнцем. Китай всегда, на протяжении всей своей истории, считал себя выше окружающих его «варваров», даже если они превосходили его силой, даже если они рвали на части его территорию и восседали на императорском троне. Основой тому всегда было цивилизационное превосходство Поднебесной. Китай всегда осознавал себя великой державой не благодаря своей военной мощи, посредством которой он защищал свои протяженные границы и контролировал соседние страны и территории, а на основе очевидного доминирования в Азии, которое обеспечивалось за счет владения огромной территорией, продолжительности существования империи, культурного и бюрократического влияния, а также экономического благосостояния самой страны [33, р. 15].
Сегодня все эти элементы присутствуют, однако уровень экономического благосостояния Китая и масштабы его культурного и политического влияния, если рассматривать их в глобальной проекции, явно недостаточны для доминирования не только в мире в целом, но и в регионе Тихоокеанской Азии в частности. Пока он мало что может предложить как альтернативу идеям либеральной демократии, пусть дискредитированным главными проводниками этих идей - США и Западной Европой, но не ставшим от этого менее популярными в мире. В этих условиях для Пекина принципиально важно получить признание за ним права заботиться о благе всех народов планеты (концепция единой судьбы человечества), универсальности его модели взаимоотношений между государствами (равенство и взаимная выгода), концепции «равной и неделимой безопасности» и других элементов его повестки глобального переустройства.
Борьба с пандемией коронавируса, ставшая одним из главных пунктов повестки мирового развития в 2020 г., с одной стороны, показала более высокую эффективность китайской системы управления в противодействии подобным явлениям, с другой - заставила многих задуматься о приемлемости для них подобной - в глазах Запада «авторитарной» - системы власти, а также последствиях расширения ее влияния в мире. Тем более что Пекин умело воспользовался политической неразберихой в США для того чтобы усилить свое влияние во всем мире, «экспортируя медицинское
оборудование, знания, опыт и щедрость в другие сильно пострадавшие страны через так называемую коронавирусную дипломатию» [38, р. 1]. Сильнейшим пропагандистским ходом Пекина стала публикация письма ста китайских ученых в адрес американского народа с предложением «не политизировать пандемию СОУГО-19», а объединить усилия в борьбе с ней [11]. Эти обстоятельства привели в состояние паники некоторых американских политологов. Китай откровенно переиграл США в «глобальном ответе на атаку коронавируса», сделал еще один уверенный шаг в направлении того, чтобы подвинуть США с позиции глобального лидера, поскольку это лидерство «построено не только на богатстве и мощи, но и... их способности и желании давать и скоординировать глобальный ответ на кризисы» [15].
Россия в глобальных проекциях Китая. Важный и принципиальный для нас вопрос - какая роль отводится России в том глобальном пасьянсе, который раскладывает сегодня Пекин? Ответ на него надо искать не в двусторонних документах, где стороны обмениваются дипломатическими любезностями, а в прагматических конструкциях, которые выстраивает Пекин для реализации своих внутренних и внешних целей задач. И их изучение показывает, что Россия для Китая, по большому счету, уже давно малоинтересна как экономический, но исключительно важна как геополитический партнер.
Еще в 2011 г. известный китайский эксперт Ван Цзисы писал, что «Россия, в которой некоторые китайцы видят потенциального союзника в сфере безопасности, экономически и социально для Китая менее важна, чем Южная Корея» [35, р. 74]. Ситуация если и изменилась, то лишь в плане возрастания значимости России как поставщика энергетического сырья для Китая. В 2019 г. на Россию пришлось 15 % всей импортированной Китаем сырой нефти. Ввод в строй газопровода «Сила Сибири» увеличит зависимость КНР от российского газа. Все остальные параметры экономических отношений не внушают оптимизма. На долю РФ стабильно приходится не более 2 % оборота внешней торговли КНР; на территории России на начало 2019 г. было сосредоточено, по китайским данным, 0,7 % всех зарубежных инвестиций китайского бизнеса, а российские инвестиции в экономике страны практически незаметны (0,04 % от ПИИ в КНР) [51, 11-14 ШШШ ( ЙЕ ) Я^ШШШ&Я: (Прямые иностранные инвестиции [в КНР] по странам (территориям); 11-19 ё^ИНЗУ ( ЙК ) ^^^ЙЙЙ^ (Прямые внешние инвестиции [КНР] по основным странам (регионам)]6. Китай в целом устраивают эти отношения
6 Если же опираться на данные российского Центробанка, то доля прямых китайских инвестиций в России вообще падает до 0,2 %, хотя российских в Китае увеличивается до 0,2 % (https://www.cbr.ru/statistics/macro_itm/svs/).
«неблагоприятной взаимодополняемости», хотя из политических соображений он проявляет «умеренную готовность» отзываться на попытки Москвы переломить ситуацию [4, с. 46].
Пока еще сохраняется интерес к России как источнику интеллектуальных ресурсов, необходимых для решения задачи превращения Китая в научно-техническую державу, особенно на фоне ограничения доступа китайских ученых к американским знаниям и технологиям. В последнем издании «Желтой книги» о России имеется даже небольшой раздел, посвященный российско-китайскому сотрудничеству в сфере инноваций, где утверждается, что это сотрудничество является «важным средством обеспечения лидирующих позиций обеих сторон в области высоких технологий» [42]. Хотя в данном случае имеет место, скорее, реверанс в сторону политической акции - объявлении 2020-2021 гг. годами российско-китайского научно-технического и инновационного сотрудничества. При этом очевидна заинтересованность Китая, главным образом, не в создании новых знаний и передовых технологий совместно с российскими учеными, а в перекачке из России в Китай знаний, умений, мозгов и технических решений.
Более важна для Пекина другая функция России - военно-стратегическая. Россия для него - безопасный тыл, наличие которого позволяет безбоязненно решать стратегические проблемы на южном направлении, конфликтовать с США, осваивать пространства и ресурсы Центральной и Передней Азии. Поэтому для Пекина столь важны нормальные политические отношения с Москвой, долгосрочное «стратегическое партнерство», которое позволяет строить планы на будущее без оглядки на потенциальные угрозы с севера. Сохраняется у него и интерес к современным вооружениям.
В этой же плоскости можно рассматривать и третью функцию России в стратегических замыслах Пекина: единомышленник и ведомый партнер в переустройстве системы глобального управления. Сегодня в отношениях с Россией на глобальном уровне китайские руководители используют формулу «стратегическая координация», которая призвана, по словам министра иностранных дел КНР Ван И, «привнести больше позитивной энергии в глобальную безопасность, стабильность и стратегический баланс» [40]. У Пекина есть своя повестка и своя стратегия переустройства: «концепция единой судьбы человечества», разработан алгоритм ее реализации: усиление экономического влияния, созданы необходимые инструменты - инициатива «пояса и пути», система двусторонних и многосторонних отношений, основанных на общем экономическом интересе. Главная движущая сила - это КПК с ее идеологией просвещенного национализма (идея возрождения китайской нации) и китайская диаспора за пределами КНР.
Россия со всем этим не может не считаться. Но как этим воспользоваться, к сожалению, толком не понимает. В который раз приходится писать о двойственности восприятия Китая в России, а в силу этого - отсутствии у Кремля внятной китайской стратегии и политики, как и понимания того, как обернуть потенциал и амбиции Китая на пользу России. Парадоксально, но в утвержденной правительством РФ в сентябре 2020 г. Национальной программе развития Дальнего Востока до 2035 г. об экономическом взаимодействии со второй экономикой мира, с которой регион имеет протяженную границу, даже не упоминается, а его приграничные территории рассматриваются, в лучшем случае, как коридор для транзита китайских грузов в третьи страны. Довольствуемся малым, боимся замахиваться на большее, страхуемся, опасаемся, тормозим, а китайский скоростной поезд уже далеко впереди. Российская дипломатия привычно, почти по инерции успокаивает себя общностью взглядов Москвы и Пекина на ситуацию в мире и на перспективы ее дальнейшего развития, близостью и даже совпадением подходов к большинству вопросов глобальной и региональной повестки дня [10, с. 10].
Наивно полагать, что Россия может принципиально повлиять на политику Пекина. Умудренные опытом взаимодействия с Китаем американские эксперты сегодня вынуждены признать, что все попытки США как-то воздействовать на Китай, заставить его измениться, «притянуть или привязать к себе» провалились. По этой причине, как они полагают, «путеводной звездой» американской стратегии в Азии должно быть не сдерживание или ослабление Китая и не стремление как-то его изменить. Вашингтону следует сфокусировать внимание на усилении собственной мощи и собственном поведении, оценивать Китай более реалистично и исходя из таких оценок выстраивать отношения с ним [16]. Это как раз тот случай, когда рекомендации опытнейших экспертов по Китаю7, даваемые американским
политикам, вполне приемлемы для России.
***
Несмотря на все предостережения алармистов, трезвый анализ показывает, что, как и в прежние четыре десятилетия политики реформ и открытости, внешнеполитические интересы Китая, в том числе в их глобальной проекции, подчинены решению внутренних задач. К. Рад, вычленяя основные элементы в миропонимании Си Цзиньпина, на первые пять мест
7 Авторы статьи занимали ответственные позиции в администрации Б. Обамы: К. Кэмпбел являлся помощником по делам Восточной Азии (Assistant Secretary of State for East Asian and Pacific Affairs) у госсекретаря США Х. Клинтон в 2009-2013 гг., а Р. Эли - заместителем советника по вопросам национальной безопасности (Deputy National Security Adviser) в аппарате вице-президента США Д. Байдена в 2015-2017 гг.
поставил те, которые связаны с внутренним развитием страны. И лишь последним, десятым, названо желание Си «изменить мировой порядок, чтобы он больше соответствовал интересам и ценностям Китая» [32].
Думают китайские лидеры о современной реинкарнации Срединной империи или нет - это не так важно. Сегодня у них не существует для этого реальных возможностей. Да и самые значимые атрибуты этой империи (политическая закрытость и экономическая самоизоляция от внешнего мира, система вассально-даннических отношений с соседями) явно не соответствуют ни современным принципам мироустройства, ни приоритетам самого Китая. Более того, реализация ключевых задач его внутреннего развития - возрождение богатого и сильного государства - в значительной степени зависит от того, насколько эффективно его руководство будет действовать на международной арене.
В силу своего размера, структуры экономики и ее глубокой встроен-ности в мировую экономическую систему, необходимости защищать интересы не только на своей территории, по периметру границ, но и в разных точках планеты, Китай вынужден активно влиять на глобальные экономические и политические процессы, создавая для себя тем самым немалые проблемы, новые вызовы и новые возможности. Будущее не только почти полуторамиллиардного Китая, но и всей планеты в немалой степени зависит от того, какие ответы китайское руководство предложит своему народу и мировому сообществу. Последнее с энтузиазмом воспринимает Китай как драйвера мирового экономического развития, но отнюдь не в восторге от маячащего перед ним призрака Срединной империи.
Главная проблема и задача для Китая, который только примеряет на себя одеяние глобальной державы, - не навредить себе. Бремя глобального лидерства - тяжелая ноша. Желающих если не подставить подножку, то хотя бы позлорадствовать - великое множество. Кто-то, как США, делают это без всякого стеснения. Большинство выступает в роли пассивных наблюдателей.
Для России вопрос о том, отодвинет глобальный Китай с позиции мирового лидера США или нет, также не принципиален. Ей необходимо собственное видение той системы глобального управления, которое будет максимально соответствовать ее интересам и решению ее задач. Очевидно, что оно будет ближе к китайскому, чем американскому. Но вот в какой степени и в каких плоскостях вероятен консенсус, а где придется искать компромисс - это вопрос. И я надеюсь, что в процессе поиска этого компромисса геостратегические приоритеты России на Тихом океане будут наконец-то сформулированы, Китай займет в них должное место, а Тихоокеанская Россия будет выступать важным, даже ключевым звеном в их реализации.
Список литературы
1. Бергер Я. Китай - глобальная держава XXI века? // Азия и Африка сегодня. 2006. № 8. C. 2-12.
2. Зародов И. Формирование образа Китая как ответственной глобальной державы // Международная жизнь. 2019. № 6. С. 68-79.
3. Кондратьев В. Новый этап глобализации: особенности и перспективы // Мировая экономика и международные отношения. 2018. Т. 62, № 6. С. 5-17.
4. Королев А. Н. Неблагоприятная взаимодополняемость в российско-китайских экономических отношениях и ее последствия // Проблемы экономики и управления нефтегазовым комплексом. 2018. № 1. С. 43-49.
5. Куда ведет Китай стратегия «Made in China 2025»? URL: https://zen.yandex. ru/media/id/5dc569dfaa9fe536eeed045e/kuda-vedet-kitai-strategiia-made-in-china-2025-5e044adac05c7100acc1c757?utm_source=serp (дата обращения: 28.11.2020).
6. Ларин В. Л., Песцов С. К. Становление Китая как великой морской державы // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2020. № 3. С. 27-46.
7. Лукин А. В. Дискуссия о развитии Китая и перспективы его внешней политики // Полис. Политические исследования. 2019. № 1. С. 71-89.
8. Модель развития современного Китая: оценки, дискуссии, прогнозы / под ред. А. Д. Воскресенского. М.: Стратегические изыскания, 2019. 736 с.
9. Мокрецкий А. Китайская дипломатия в эпоху Си Цзиньпина // Международная жизнь. 2019. № 3. С. 30-48.
10. Моргулов И. Российско-китайские отношения на новом историческом старте развития // Международная жизнь. 2019. № 9. С. 4-13.
11. An Open Letter to the People of the United States From 100 Chinese Scholars. URL: https://thediplomat.com/2020/04/an-open-letter-to-the-people-of-the-united-states-from-100-chinese-scholars/ (accessed: 30.11.2020).
12. Arase D. The Geopolitics of Xi Jinping's Chinese Dream: Problems and Prospects (Trends in Southeast Asia, 0219-3213). Singapore: ISEAS - Yusof Ishak Institute, 2016. 31 p.
13. Bader J. A. What does China really want? URL: https://www.brookings.edu/blog/ order-from-chaos/2016/02/11/what-does-china-really-want/ (accessed: 30.11.2020).
14. Brands H. and Sullivan J. China Has Two Paths to Global Domination // Foreign Policy. 2020. May 22. URL: https://foreignpolicy.com/2020/05/22/china-superpower-two-paths-global-domination-cold-war/ (accessed: 27.11.2020).
15. Campbell K. M., Doshi R. The Coronavirus Could Reshape Global Order. Foreign Affairs, 2020, March 18. URL: https://www.foreignaffairs.com/articles/china/ 2020-03-18/coronavirus-could-reshape-global-order (accessed: 30.11.2020).
16. Campbell K. M., Ratner E. The China Reckoning. How Beijing Defied American Expectations // Foreign Affairs. 2018. March/April. P. 60-70.
17. Choi Byung-il. Global Value Chain in East Asia Under "New Normal": Ideology-Technology-Institution Nexus // East Asian Economic Review. 2020. Vol. 24, No. 1. P. 3-30.
18. Danner L. K., Martin F. E. China's hegemonic intentions and trajectory: Will it opt for benevolent, coercive, or Dutch-style hegemony? // Asia Pac Policy Stud. 2009. P. 1-22. URL: https://doi.org/10.1002/app5.273 (accessed: 27.11.2020).
19. Decoding China's Emerging "Great Power" Strategy in Asia. A Report of the CSIS Freeman Chair in China Studies. June 2014. Washington, DC: Center for Strategic & International Studies, 2014. 60 p.
20. Fukuyama F. America's Challenge in Asia // The Wall Street Journal. 2005, March 2.
21. Full Committee Hearing: China's Worldwide Military Expansion (Open). May 17, 2018. U. S. House of Representatives, Permanent Select Committee on Intelligence, Washington, D.C. URL: https://intelligence.house.gov/calendar/eventsingle.aspx?Event ID=594 (accessed: 27.11.2020).
22. Gertz B. China 'Dream' Is Global Hegemony. U.S. urged to counter Beijing's military, economic expansion. URL:https://freebeacon.com/national-security/china-dream-global-hegemony/(accessed: 27.11.2020).
23. Glosserman B. and Choi S.l. Don't Lose Sight of Under-the-Hood Changes to South Korea's Defense Posture. URL: https://thediplomat.com/2019/11/dont-lose-sight-of-under-the-hood-changes-to-south-koreas-defense-posture/ (accessed: 27.11.2020).
24. Heath T. R. China and the U.S. Alliance System // Diplomat, 11 June 2014. URL: https://thediplomat.com/2014/06/china-and-the-u-s-alliance-system/ (accessed: 27.11.2020).
25. Keynote Speech by H.E. Xi Jinping, President of the People's Republic of China, at the Opening Ceremony of the B20 Summit. URL: https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/ wjdt_665385/zyjh_665391/t1396112.shtml (accessed: 02.12.2020).
26. Koenig P. The China Moment. URL: https://www.globalresearch.ca/china-moment/5730223 / (accessed: 27.11.2020).
27. Liu Mingfu. The China Dream: Great Power Thinking and Strategic Posture in the Post-American Era. New York: CN Times, 2015. 430 p.
28. National Defense Program Guidelines for FY 2019 and beyond. P. 5. URL: http:// www.cas.go.jp/jp/siryou/pdf/2019boueikeikaku_e.pdf (accessed: 27.11.2020).
29. National Security Strategy of the United States of America. Washington DC: The White House. December 2017. 55 p.
30. Rolland N. China's vision for a new world order. The NBR Special Report № 83. Seattle: The National Bureau of Asian Research, 2020. 56 p.
31. Ross R. S. What Does the Rise of China Mean for the United States? // The China Questions: Critical Insights into a Rising Power. Jennifer Rudolph and Michael Szonyi, eds. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2018. P. 81-89.
32. Rudd K. The Coronavirus and Xi Jinping's Worldview // Korea Herald. 2020. February 10. URL: http://www.koreaherald.com/view.php?ud=20200209000267 (accessed: 27.11.2020).
33. Swaine M. D., Tellis A. J. Interpreting China's Grand Strategy. RAND, 2000. 283 p.
34. Tobin L. Xi's Vision for Transforming Global Governance. A Strategic Challenge for Washington and Its Allies // China's Global Influence: Perspectives and Recommendations / McDonald, S. D., editor and Burgoyne, M. C, editor. Honolulu: Daniel K. Inouye Asia-Pacific Center for Security Studies, 2019. P. 58-36.
35. Wang Jisi. China's Search for a Grand Strategy. A Rising Great Power Finds Its Way // Foreign Affairs. 2011. March/April. P. 68-79.
36. Wang Wen. The 14th Five-Year Plan stresses global vision // Global Times. 2020. November 3.
37. Zhao Suisheng. China as a Rising Power Versus the US-led World Order // Rising Powers Quarterly. 2016. Vol. 1. P. 13-22.
38. Zhao Suisheng. Rhetoric and Reality of China's Global Leadership in the Context of COVID-19: Implications for the US-led World Order and Liberal Globalization // Journal of Contemporary China. DOI: 10.1080/10670564.2020.1790900.
39. Zheng Bijian. Economic Globalization and China's Future. Beijing: Foreign Languages Press, 2018. 187 p.
40. ш. ЙЛИЩ», тпш-
Ш. 2020-02-15 = Ван И. Преодолеть различия между Востоком и Западом, практиковать многосторонность. Выступление на 56-й Мюнхенской конференции по безопасности. 15 февраля 2020 г. URL: https://www.fmprc.gov.cn/web/wjbz_673089/ zyjh_673099/t1745326.shtml (accessed: 30.11.2020).
41. ( ). 2015^09
И 29 В = Выступление Си Цзиньпина на общих дебатах 70-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН (полный текст). URL: http://www.xinhuanet.com//world/2015-09/ 29/c_1116703645.htm (accessed: 30.11.2020).
42. (2020)= Доклад о развитии России (2020 г.). ±Щ: , 2020. 360 с.
43. = Доклад Ху Цзиньтао на 18-м съезде Коммунистической партии Китая. 18 ноября 2012 г. URL: http://www.gov.cn/ldhd/2012-11/17/content_2268826.htm (accessed: 30.11.2020).
44. ( GDP ) Ш^ВЙШЖ = Предварительные результаты подсчета валового внутреннего продукта (ВВП) в третьем квартале 2020 года. URL: http://www.stats.gov.cn/tjsj/zxfb/202010/t20201020_1794939.html (accessed: 30.11.2020).
45.
= Предложения Центрального Комитета Коммунистической партии Китая по формулированию четырнадцатого пятилетнего плана национального экономического и социального развития и долгосрочных целей на 2035 год. URL: http://www.gov.cn/zhengce/2020-11/03/content_5556991.htm (accessed: 30.11.2020).
46. = Продвижение концепции и действий по совместному строительству
Экономического пояса Шелкового пути и Морского шелкового пути XXI века. URL: https://www.fmprc.gov.cn/ce/cept/chn/gdxw/P020160713657093398289.pdf (accessed: 30.11.2020).
47. = Си Цзиньпин. Доклад на 19 съезде КПК. URL: http://www.gov.cn/zhuanti/2017-10/27/content_ 5234876.htm (accessed: 30.11.2020).
48. = Си Цзиньпин присутствовал на Центральной рабочей конференции по международным делам и выступил с важной речью. 29 ноября 2014 г. URL: http://www. xinhuanet.com//politics/2014-11/29/c_1113457723.htm (accessed: 30.11.2020).
49.
-Ъй^ши. 2018^5^281=1 = Си Цзиньпин. Речь на 19-м Общем собрании Академии наук КНР и 14-м Общем собрании Инженерной академии КНР. 28 мая 2018 г.). URL: http://www.xinhuanet.com/politics/leaders/2018-05/28/c_1122901308. htm (accessed: 30.11.2020).
50. : = Си Цзиньпин: Усердно создавать новые условия для развития дипломатии крупной державы с китайской спецификой. URL: http://www.gov.cn/xinwen/2018-06/23/content_5300807.htm (accessed: 30.11.2020).
51. Ф 2019 (Статистический ежегодник Китая-2019). 1ЬЖ: Ф ШШ
, 2019. URL: http://www.stats.gov.cn/tjsj/ndsj/(accessed: 30.11.2020).
52. = Уведомление Госсовета КНР по вопросу о [плане] «Сделано в Китае 2025». 8 мая 2015 г. URL: http://www.gov.cn/zhengce/content/2015-05/19/content_9784.htm (accessed: 30.11.2020).
53.
-ЪЙШтЙ. 2009^9.^240 = Ху Цзиньтао. Работать вместе над созданием безопасного мира. Выступление на заседании Совета Безопасности ООН по ядерному нераспространению и ядерному разоружению. 24 сентября 2009 г. URL: https://www. un.org/zh/focus/hujintao/sc.shtml (accessed: 30.11.2020).
54. . 2009^P9^23B = Ху Цзиньтао. Работать вместе для создания совместного будущего. Выступление на общих прениях 64-й Генеральной Ассамблеи ООН. 23 сентября 2009 г. URL: https://www.un.org/zh/focus/hujintao/ga.shtml (accessed: 30.11.2020).
© Ларин В. Л., 2020 © Larin V. L., 2020
Для цитирования:
Ларин В. Л. Глобальный Китай: возрождение Срединной империи или борьба за выживание? // Таможенная политика России на Дальнем Востоке. 2020. № 4(93). С. 47-67.
