CC BY
64Вебер А.Б., Галкин А.А., Красин Ю.А.
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В РОССИИ1
Перед каждой страной возникает необходимость ответить на политические вызовы глобализации, в каком то смысле заново самоопределиться в рождающемся глобальном социуме. Для России эта задача особенно актуальна и сложна, потому что решать ее приходится в условиях коренной трансформации общества, продолжающейся уже более двух десятилетий и затрагивающей устои материальной и духовной жизни общества.
НОВОЕ СОСТОЯНИЕ МИРА
Глобализация открывает новые возможности для развития. Они связаны с использованием преимуществ международного разделения труда, производственной кооперации, передачи технологий, управленческого и организационного опыта, более эффективной мобилизации ресурсов, в том числе человеческих. Но глобализация — это и возросшая проницаемость границ для нелегальной иммиграции, организованной преступности, международного терроризма, наркотрафика, вирусных инфекций, информационной агрессии.
Процессы глобализации сопрягаются с изменившейся политической картиной мира. В начале прошлого столетия ключевыми игроками на мировой арене были шесть-семь великих держав — при отсутствии явного преобладания какой-либо одной. В течение второй половины прошлого века количество национальных государств в мире увеличилось в несколько раз — теперь их около двухсот. Будучи формально равноправными, они настолько разнятся по размерам территории, численности и плотности населения, наличию природных ресурсов, уровню экономического и технологического развития, военному потенциалу, что трудно говорить о каком-либо равновесии сил на мировой арене.
Модификации подверглось все мироустройство. Государство-нация начало терять свою уникальность в качестве источника и носителя легитимной политической власти. В глобализирующемся мире возникли новые формы политической организации, международного права и новые экстерриториальные центры экономической, финансовой и
1 В статье использованы материалы исследовательского проекта, поддержанного РГНФ (№ 07-0300074а).
политической власти. Наряду с национальными государствами, традиционными фигурантами международных отношений, стали не менее, а иногда и более влиятельные игроки: транснациональные корпорации (ТНК), межгосударственные финансовые и экономические организации (МВФ, Всемирный банк, ВТО), другие международные правительственные и неправительственные организации, образующие в совокупности многослойную полицентрическую систему глобального управления. При этом баланс реальной власти сместился в пользу транснационально организованного капитала, укорененного главным образом в богатых странах Запада, фактически контролирующих международные финансовые и экономические структуры.
Усложняется конфигурация межстрановой конкуренции и кооперации. Если главной движущей силой первоначального этапа экономической глобализации были США, то в последнее время наметилась тенденция смещения центра мирового развития в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона, «азиатизации» глобализирующегося социума. Весомыми факторами мировой политики и экономики становятся новые, быстро поднимающиеся гиганты Востока — Китай и Индия. Эти страны, а также новые индустриальные государства Восточной Азии, начинают теснить западных конкурентов в некоторых сегментах мирового рынка, отвоевывать позиции в международных экономических институтах.
Отличительные черты складывающейся глобальной системы — высокая степень взаимосвязи различных ее элементов, сочетание в ней иерархических и горизонтальных (сетевых) связей, их неравновесная взаимозависимость и одновременно — фрагментированность, множественность центров влияния и власти, неравномерное распределение ресурсов и возможностей развития, многообразие сталкивающихся интересов, порождающих конфликтность, турбулентность политических процессов, неустойчивость, неопределенность перспектив. Глобализация, объединяя мир в одних отношениях (торговые, финансовые и производственные связи, коммуникации), одновременно разъединяет его, обнажая и обостряя различия и противоречия, провоцируя защитные рефлексы на локальном уровне. Отсюда — ощущение «нового мирового беспорядка» вместо ожидавшегося с окончанием холодной войны нового мирового порядка. Как образно выразился 3. Бжезинский, «мир, как самолет на автопилоте, устремляется с возрастающей скоростью в неизвестном направлении» [6, с. 14].
Глобализация многомерна, она распространяется на все сферы мирового социума. Расширяются не только торгово-экономические, финансовые, межгосударственные и иные институциональные взаимосвязи, но и трансграничные социальные связи и отношения во всем их
многообразии. Формируется глобальное социальное пространство, что позволяет говорить о становлении всемирной общности человечества как объективной и субъективной данности.
Материальной основой интеграции человечества как сообщества стало бурное развитие средств коммуникации — от телеграфа, радио, телефона до телевидения, спутниковой связи и «всемирной паутины» (Интернета); от первых автомобилей и аэропланов до опоясавших земной шар скоростных автомобильных дорог, железнодорожных путей, авиалиний, морских маршрутов. По ним перемещаются сотни миллионов людей и миллиарды тонн грузов по всему миру.
Глобальная общность человеческих связей (непосредственных и опосредованных) — это в первую очередь культурный феномен. Он проявляется в разнообразных формах. Среди них — универсализация научных знаний, интернационализация высшего образования, всемирное распространение западной массовой культуры (со всеми ее издержками), небывалый размах транснациональных форм туризма и спортивных состязаний, международные фестивали, интернациональные общественные движения, человеческие контакты ученых, деятелей культуры и искусства, специалистов разных стран.
Действенный побудитель чувства человеческой общности — ощущение общей угрозы. Она исходит сегодня от ядерного оружия, других видов оружия массового уничтожения, от их неконтролируемого распространения. Над миром нависла опасность международного терроризма, вирусной пандемии с большой вероятностью массовых летальных исходов, ползучих экологических катастроф (глобальное потепление, разрушение озонового слоя и т.п.), истощения запасов жизненно важных природных ресурсов (пресной воды, лесов, плодородной почвы и др.). О подстерегающих человечество опасностях свидетельствуют и такие события, как Чернобыльская катастрофа, теракт 11 сентября 2001 года в Америке, цунами в Индийском океане, в считанные минуты уносящие сотни тысяч жизней в странах Юго-Восточной Азии. Деятельность человека в космосе, предупреждения ученых об угрозе возможных глобальных катастроф земного или космического происхождения также побуждают к развитию чувства общности судеб человечества.
Благодаря телевидению возникает «парадокс инверсии» юмовских (по имени английского философа XVIII века Дэвида Юма) концентрических кругов убывающего сочувствия. Согласно высказанной им идее, чувство общности, привязанности сильнее всего в ближнем круге общения (семья, друзья, соседи) и ослабевает по мере нарастания дистанции (город, страна, остальной мир). Телевидение «без границ» заставляет многих острее сопереживать далеким нам людям, страдающим от тер-
рористических актов, стихийных бедствий, техногенных катастроф, эпидемий, голода. Электронные средства коммуникации пересоздают мир как бы по образу «глобальной деревни», где все обо всем знают.
Налицо тенденция к формированию мирового общественного мнения — в вопросах защиты окружающей среды, преодоления массовой бедности, осуждения международного терроризма, неприятия односторонних действий, превентивных войн и т.п. Все больше укореняется идея диалога культур и цивилизаций. Такой диалог, по существу, уже стал постоянным процессом, вовлекая в свою орбиту на различных уровнях все больше представителей разных культур, религий и народов. В социокультурных процессах просматриваются начатки формирования глобальной этики, глобального чувства ответственности, общемирового консенсуса по ряду ключевых гуманистических ценностей, глобального нормативного синтеза на основе ценностей Востока и Запада [5, с. 19]. Социологические исследования фиксируют наличие у народов многих стран, принадлежащих к разным культурным и цивилизационным типам, общих нравственных начал.
Однако формирование приверженности общечеловеческому единству сильно отстает от уровня интеграции мира и требований времени. В глобальном социуме действуют разнонаправленные тенденции. Несмотря на усиление факторов интеграции человечества как общности, преобладает самоидентификация людей по национальному, государственному или групповому признакам. На фоне гигантского роста экономических и технологических возможностей человека очевидна недостаточная развитость, иногда и ослабление регулятивных механизмов культуры и нравственности. Усиливается тенденция к обезличению, виртуализации человеческих отношений, эрозии приватности и личной свободы. Люди ощущают себя бессильными перед лицом анонимных глобальных сил, от которых зависит их жизнь, но которые они не могут контролировать. Подчинение этим силам превращает гражданина в примитивного потребителя, озабоченного, главным образом собственным материальным благополучием.
Под влиянием глобальных рыночных сил возрастает неравномерность развития различных частей мира. Страны «золотого миллиарда» потребляют 70-80% мировых продаваемых природных ресурсов, а их «экологический след» уже превышает порог, допустимый с точки зрения сохранения биосферного равновесия [7]. Шансы развивающихся стран поддерживать в длительной перспективе свой экономический рост на этом фоне выглядят весьма проблематично. В своем большинстве они не могут рассчитывать на достижение сравнимого с богатыми странами уровня благосостояния. Возникает угроза перманентной нестабильное-
ти. На нее указал Кофи Аннан, завершая свою деятельность в качестве Генерального секретаря ООН: «Нереально полагать, что какие-то люди могут продолжать извлекать огромные выгоды из глобализации, в то время как миллиарды других людей продолжают жить в крайней нищете или на нее обрекаются» [3]. Конкуренция за ограниченные земные ресурсы и культурно-цивилизационные противоречия обрекают «богатый» Север/Запад и «бедный» Юг/Восток на неизбежные конфликты, заставляя считаться с опасностью силового противостояния и расходовать все больше средств на вооружения.
Мировое сообщество остается разъединенным, раздираемым противоречиями и конфликтами, чему в немалой степени способствует та же глобализация — в ее сегодня преимущественно неолиберальной форме. И это не только естественный процесс пространственного расширения экономических и социальных отношений, но и новые возможности геге-монистской политики. Для большей части американской политической и экономической элиты глобализация стала «не просто фактом, но и четкой нормой, не только диагнозом, но и программой действий» во имя глобальной гегемонии США [1, с. 186-189]. Ответом на это в остальном мире явился подъем национализма, национального шовинизма и религиозного фундаментализма, особенно в мусульманских странах.
В различных ипостасях глобализация оказывает асимметричное воздействие на социальное развитие в мире. Появляются «выигравшие» и «проигравшие». Выигрывают, прежде всего, государства или группы, которые доминируют в силовом поле мировой экономики и политики. Программы «структурной адаптации» и рыночных реформ, которые с конца 1980-х гг. прошлого века диктовались развивающимся странам в рамках так называемого Вашингтонского консенсуса, определили условия, в которых на протяжении последних десятилетий протекали процессы либерализации в сфере финансов и торговли. Либерализация рынков и распространение принципа «свободной торговли» на весь мир позволяют сильнейшим игрокам максимизировать эффект «ножниц цен» — покупать факторы производства (сырьевые продукты, рабочую силу других стран) по возможно более низким ценам и продавать готовые изделия и услуги по возможно более высоким.
Глобальное неравенство, т.е. разрыв в уровнях и качестве жизни между странами и внутри стран, увеличивается. Издержки глобализации ложатся преимущественно на развивающиеся страны и страны с переходной экономикой. Сложившийся порядок вещей ограничивает возможности социального развития этих стран. В повестке дня глобальной экономической системы доминируют вопросы свободной торговли, либерализации финансового сектора и движения капиталов, защиты
инвестиций и прав собственности, тогда как вопросы социального развития отодвигаются на задний план либо им вовсе не находится места. По признанию экспертов ООН, процессы либерализации в финансах и торговле «в целом негативно сказались на благосостоянии отдельных лиц, групп лиц и общин во всем мире и в известной степени имели отрицательные последствия для будущего развития» [2, с. 119].
По мере того и в той мере, как страны мира втягиваются в глобальную интеграцию, усиливается взаимосвязь внешних, международных и внутренних факторов социального и политического развития. В глобализации заложена тенденция к ограничению национально-государственного суверенитета. Современное понимание суверенитета, которое включает представление об определенных обязательствах с точки зрения международного права, влечет за собой презумпцию подотчетности государств мировому сообществу. Постепенное «размывание» традиционного понимания суверенитета происходит и в связи с возросшей ролью наднациональных институтов и транснациональных сетевых структур. Это затрагивает как его внешнюю сторону (признание допустимости вмешательства в дела других стран в определенных ситуациях), так и внутреннюю (способность государства контролировать территорию).
Фактически ограничение суверенитета касается не всех государств. США и другие великие державы обладают достаточным экономическим, технологическим и военным потенциалом, чтобы не допускать размывания своего суверенитета. Другие же государства не обладают таким потенциалом. Многие из них, оставаясь формально суверенными, утрачивают часть реального суверенитета. Но одновременно ищут и способы самозащиты. Формой коллективной самозащиты становятся, в частности, региональные интеграционные объединения.
Национальные правительства не могут не считаться с радикально изменившейся внешней средой. Им труднее противостоять анонимным рыночным силам и навязываемым извне политическим условиям, поддерживать макроэкономическую и социальную стабильность. Реалии международной экономической и политической системы ограничивают пространство стратегического маневра. Решения или действия, необходимые для реализации социальной политики, воспринимаются часто как неоправданные с экономической точки зрения, как препятствие для повышения конкурентоспособности национальной экономики. В жертву фетишу экономического роста и конкурентоспособности приносятся требования охраны труда, экологические стандарты и демократические ценности.
Экономическая, информационная и международно-правовая глобализация на каком-то этапе послужила своего рода катализатором «тре-
тьей волны демократизации». Свою роль здесь играло небескорыстное использование во внешней политике США установки на «продвижение демократии» в мире. С 1980 года, по данным ООН, более 80 стран ввели многопартийные избирательные системы. Однако в дальнейшем процессы демократизации застопорились, возникла очередная «волна отката». Многие так называемые новые демократии остановились на полпути или вернулись к авторитарным режимам. Причины большинства неудач — невыгодное положение бедных стран, их неспособность встретить вызовы неолиберальной глобализации, адаптироваться к ней. Это связано со структурными проблемами, унаследованными от прошлого, неравными условиями торговли, а также географическим положением, особыми климатическими условиями, скудостью природных ресурсов, демографической ситуацией и т.п.
Социальное неравенство и угрозы для безопасности негативно сказываются на перспективах развития демократии в мире. Тяжкие последствия глобализации в неолиберальном исполнении оборачиваются для бедных стран глубоким кризисом «демократизации». Демократия как форма правления отторгается населением. Поддержку получают лидеры, которые связывают политическую стабильность, экономический рост и социальный прогресс с авторитарными методами правления.
Одна из серьезных трудностей для правительств заключается в неопределенности рыночных реакций на те или иные политические решения, принимаемые на национальном уровне. Возросшая мобильность транснационального капитала стала серьезным потенциальным фактором давления на внутреннюю политику государств. Ее выгоды и издержки все труднее прогнозировать, это побуждает к политической осторожности и увеличивает значение адаптивной политики, ориентированной на то, чтобы предвосхитить возможные реакции глобального рынка.
РОССИЯ ПЕРЕД ВЫЗОВАМИ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
В новых условиях мучительно ищет ответы на основополагающие стратегические вопросы и Россия. Каковы ее цели в изменившемся мире? Какими должны быть место и роль страны в мировом сообществе? Какие приоритетные задачи следует решить? И какими средствами? В настоящее время ситуация в этой области выглядит следующим образом.
По внешним показателям Россия вроде бы включена в глобализационные процессы. Нынешняя структура средств массовой информации в стране немногим отличается от существующей в остальном мире. Российские СМИ интегрированы в информационные пространства, в
Россию беспрепятственно поступает зарубежная литература и периодика, на нее вещают мощные иностранные радиостанции, ее территория подключена к «Интернету» и международной системе электронной связи. Информационная глобализация стала одной из причин укоренения в России так называемой массовой культуры, определяющей многие стороны поведения людей — от моды в одежде до форм межличностного общения и ценностных ориентаций. Все заметнее ее влияние на духовные предпочтения населения. Многократно умножились людские потоки — как в Россию, так и из нее. Разрослись эмигрантские и иммигрантские диаспоры. Миллионы российских граждан регулярно проводят отпуска вне пределов страны. Из года в год увеличивается объем импорта — особенно продовольствия и изделий бытового потребления. Структура предложения немногим отличается от той, которая существует в развитых странах мира. Россия, как известно, стала одним из крупнейших производителей и экспортеров энергетического сырья, высокие цены на которое служат источником пополнения бюджета и стабильности финансовой системы. Зарубежный капитал проявляет интерес к инвестициям в России — прежде всего в те отрасли, где гарантирован высокий спрос. Крупные российские корпорации, главным образом те, которые заняты добычей сырья и его первичной обработкой, все активнее действуют на мировых рынках.
Все это говорит о высокой степени вовлеченности России в глобализацию. Но насколько глубока эта вовлеченность? Как показывают исследования, всемирно известными источниками информации, например, пользуется лишь часть населения — прежде всего, жители мегаполисов и наиболее крупных городов. То же самое относится к использованию Интернета и электронной связи, отдыху за рубежом который может позволить себе лишь сравнительно благополучное меньшинство. Широкий ассортимент зарубежных товаров недоступен для тех, кто едва сводит концы с концами. А число фирм, которым действительно удается пустить корни на зарубежных рынках, можно пересчитать на пальцах.
Еще большие проблемы связаны с негативными последствиями глобализации, от которых страдают как мировое сообщество, так и Россия. Рассмотрим их.
Доминирующая в глобализационных процессах неолиберальная модель, создавшая благоприятные условия для «первоначального» накопления и концентрации экономических ресурсов в руках немногих, приводит к глубокому социальному расслоению. По уровню поляризации богатства и бедности Россия «обогнала» Западную Европу и «догоняет» Латинскую Америку. По темпам роста числа миллиардеров—вошла в число мировых лидеров, обогнав США. Российские миллионеры и миллиардеры в своих
потребительских предпочтениях ориентируются на самые высокие западные стандарты. Демонстрационный эффект телевидения способствует, с одной стороны, распространению завышенных потребительских ожиданий у основной массы населения, с другой, — усиливает ощущение «относительной лишенности» и обостряют восприятие бедности. Контрасты богатства и бедности стали главным источником латентного напряжения в российском обществе. По своей интенсивности их восприятие превосходит все остальные межгрупповые противоречия в 1,5-2 раза [4, с. 60].
Избыточное социальное неравенство, то есть такое, которое входит в противоречие с представлениями большинства людей о социальной справедливости и воспринимается как нетерпимое, влечет за собой серьезные политические последствия. Растет недоверие к власти, демократии, политическая апатия, с одной стороны, и экстремизм — с другой, что подталкивает маргинализованные слои к нелегитимным акциям протеста, ослабляет и подрывает внутреннюю целостность общества. Власть отвечает на это ужесточением методов управления, укреплением силовых структур, расширением их полномочий и сферы действия, ограничением и выхолащиванием общегражданских, трудовых и профсоюзных прав и свобод.
Внутренние и внешние ограничители демократизации, как и побуждения к авторитаризму, тесно связаны. Попытки внешних сил оказывать влияние на внутриполитическую жизнь в России (под флагом «продвижения» демократии и прав человека) подпитывают реакцию противоположного характера — дискриминацию и третирование оппозиции, ограничения в избирательном праве, ужесточение административных правил, регулирующих деятельность некоммерческих общественных организаций, стремление поставить под контроль средства массовой информации. Объективная необходимость укрепления российской государственности, поддерживаемое общественным мнением, реализуется в ущерб демократическим принципам и процедурам. Сложившийся моноцентричный политический режим опускает планку демократии ниже того уровня, который необходим для развития общества и вполне возможен в данных условиях.
Обостряется напряженность и по другим линиям. Широкое заимствование зарубежных социокультурных, поведенческих и потребительских образцов, часто далеко не лучших, а то и просто асоциальных, стало одним из факторов роста национализма в различных его проявлениях — от преувеличенного внимания к национальной идентичности до проповеди национальной исключительности. Вспышки национал-шовинизма и агрессивной ксенофобии стимулируются также противоречиями, связанными с массовой миграцией населения из соседних государств,
входивших некогда в состав Советского Союза, и возросшей внутренней миграцией, обусловленной неравенством жизненных условий в разных регионах Федерации.
Резко ухудшается и общий нравственный климат. В отсутствии эффективных институциональных сдержек общество оказалось практически беспомощным перед взрывом преступности. С 2002 по 2005 годы только количество зарегистрированных преступлений возросло на один миллион и составило 3,5 млн. На самом деле их намного больше. России пришлось в полной мере испытать на себе и такие негативные аспекты глобализации, как организованная международная преступность, распространение наркомании и терроризма.
Крайне обострилась демографическая ситуация: «шоковая терапия» и депрессивный синдром как реакция человеческой психики на радикальную смену смыслообразующих жизненных ориентиров внесли свою лепту в переживаемую Россией трагедию депопуляции.
Все эти последствия вызывают сопротивление, которое порой экстраполируется и на саму глобализацию. Названные выше негативные явления — не столько следствие глобализации как таковой, сколько политики неолиберального курса ее реализации, неоправданной поспешности с включением страны в глобализационные процессы, отсутствия или недостаточности компенсационных мер, способных минимизировать издержки, некритичного копирования западного опыта. Иными словами, это — следствие неадекватности политики «догоняющего» развития интересам и потребностям страны.
РОССИЙСКИЙ ОТВЕТ НА ВЫЗОВЫ
То, что глобализация — объективный процесс, вовсе не означает обязательности использования единых стандартов рыночной либерализации. У каждой страны — свой коридор возможностей и свои способы включения в глобализационные процессы. Неолиберальная модель глобализации отвечает, прежде всего, интересам ТНК и ведущих держав западного мира. Но она губительна и неприемлема для большинства стран мира, для которых важнейшей целью остается поиск своего пути, соответствующего их национальным интересам и конкретным условиям.
Россия, как и другие страны, нуждается в собственной глобализационной политике со своими целевыми установками, в просчитанной реакции на возникающие проблемы, вызовы и нежелательные последствия. Пока же доминирует фаталистическое представление о глобализации как о чем-то неотвратимом и всепоглощающем. Отсюда и примитивный
ответ — стремление изо всех сил держаться на поверхности и безоглядно нестись вместе с нерегулируемым потоком. Подобная позиция сулит очередные потери.
Распространение глобализации на Россию требует усиления роли государства, его институтов. К этому побуждают и некоторые всплывающие на глобализационной волне острые проблемы. Наиболее значимая из них — территориальная. На пути к глобальному социуму мировому сообществу предстоит пройти этап регионализации. Тенденция к этому прорисовывается и в Европе, и в Азии, и на других больших территориях, где складываются предпосылки для консолидации расположенных там стран в крупные социокультурные массивы.
С одной стороны, регионализация открывает перед Россией возможность успешно противостоять попыткам создания унифицированного, моноцентричного мира. С другой,— таит в себе угрозу для страны, расположенной на двух континентах: европейском и азиатском. Подобное и выгодно, и опасно. Выгодно, потому что предопределяет функциональную роль России в качестве моста между Азией и Европой. Опасно, потому что возникновение региональных центров на каждом из континентов создает мощные силы притяжения, действующие «на разрыв»; одна тянет к Западу, другая — к Востоку.
Аналогично воздействие на российское общество его поликонфес-сиональность. В ней скрыты семена противостояния двух главных конфессий России — христианства и ислама, возникновения на этой почве конфессионального ирредентизма. Помешать этим конфронтационным тенденциям разрушить целостность страны могут только сильные государственные институты.
С чем же в этой области сталкивается российское общество? В свое время российские младореформаторы, уверовавшие в необходимость «убрать» государство из экономики и существенно ограничить его функции в социальной сфере, в немалой степени преуспели в этом деле, отдав ключевые позиции в государстве новоявленным экономическим и финансовым олигархам. Последовавшее укрепление «властной вертикали» стало ответом на порожденные этим внутренние и внешние вызовы российскому суверенитету. По-видимому, популярная ныне концепция «суверенной демократии» должна служить идеологическим обоснованием этого ответа. Не следует, однако, забывать, что суверенность применительно к демократии означает, прежде всего, суверенитет народа, то есть полноту и неделимость его власти. Между тем, «оправившееся» от радикально либеральной встряски государство, ставя олигархов «на место», само начало срастаться с крупным бизнесом. Сложился своего рода симбиоз различных ветвей власти и крупного бизнеса. Высокопоставленные
российские чиновники входят в управленческие органы крупнейших государственных корпораций и являются постоянными участниками международных форумов, в рамках которых поддерживаются контакты между представителями финансовых, промышленных и политических олигархий мира. Их связывают с этими структурами и непосредственные материальные интересы.
Занимая ключевые позиции в крупнейших российских компаниях, государственные чиновники высокого ранга прямо или косвенно контролируют огромные финансовые потоки, что позволяет говорить о них как о новой, бюрократической олигархии. Превращение правящей элиты в прямого участника рыночного бизнеса неизбежно накладывает свой отпечаток на характер и общую направленность внутренней политики государства, придает ей явный уклон в пользу имущих и богатых, заражает циничным «меркантильным духом» все уровни государственного управления, отличающегося причудливым сочетанием коммерциализации и бюрократического произвола, способствует масштабной коррупции, измеряемой десятками миллиардов долларов.
Это в значительной мере сказывается на отношении правящей элиты к глобализации, которое в значительной мере определяется узко эгоистическими интересами. Игнорируется, по сути дела, то, что промышленность России, за исключением сырьевых отраслей, практически неконкурентоспособна на мировых рынках, что ее быстрое и неподготовленное включение в глобальную экономику отрицательно сказывается на состоянии народного хозяйства. Показательны в этом отношении проблемы, связанные с вступлением России в ВТО. На протяжении длительного времени основное внимание сосредотачивалось на достижении согласия стран членов ВТО по вопросу вступления в нее России и практически не уделялось должного внимания оценке последствий этого шага для страны.
Интеграция России в глобальную экономику все еще сохраняет однобокий, деформированный характер. Доля российского экспорта в процентах к ВВП за 1990-2004 гг. возросла в два раза, но это произошло за счет вывоза сырья (нефть, газ, металлы), тогда как экспорт продукции обрабатывающей промышленности сократился. Экспортно-сырьевая ориентация экономики, отвечающая интересам зарубежных торговых партнеров России, сохраняется. Видеть в этом козырь с точки зрения положения России в мировой экономике — самообман. Зависимость от нефтегазового сектора, обеспечивающего 60% поступлений от экспорта, делает Россию уязвимой в контексте экономической безопасности, провоцирует зарубежных партнеров на требования односторонних уступок и политическое давление.
Экономическая политика российского правительства остается двусмысленной. С одной стороны, декларируется необходимость развития инновационной индустрии и несырьевых отраслей экономики, с другой, под влиянием высоких мировых цен на энергоносители, сохраняется ориентация на сырьевые сектора как основной источник поступлений в федеральный бюджет и накопления резервов. Эти сектора по сравнению с несырьевыми пользуются значительными преимуществами в конкуренции за привлечение внешних и внутренних ресурсов.
Сырьевая ориентация тормозит экономический рост и структурные реформы, от которых зависит повышение конкурентоспособности российской экономики. Доходы от экспорта энергоносителей и валютная политика подстегивают увеличение импорта продовольствия, товаров широкого потребления и промышленного оборудования, что ведет к ухудшению условий отечественных производителей, мелкого и среднего бизнеса, не получающего необходимой поддержки и возможности выхода на внешние рынки. Благое желание видеть в России «великую энергетическую державу» наталкивается на тот неприятный факт, что при сохраняющемся крайне низком уровне эффективности использования энергии внутри страны трудности с поставками энергоресурсов на внутренний рынок возрастают, лимитируя возможности их экспорта. В этих обстоятельствах вступление России в ВТО, не оговоренное совокупностью ограничений, может вызвать паралич многих отраслей сельскохозяйственного и промышленного производства и ухудшить условия существования большинства ее граждан.
В формировании глобализационной политики России должно активно участвовать гражданское общество. В силу своей слабости оно зациклено пока на внутренних проблемах и не уделяет должного внимания внешнеполитическим функциям. А возможности его существенны. Действуя в публичной сфере, оно способно выносить проблемы глобализации на всеобщее обсуждение, обеспечивая прозрачность принятия решений, затрагивающих национальные интересы. Неправительственные общественные организации России могут активно участвовать в создании транснационального гражданского общества, способного стать субъектом глобализации, представляющим в мировой политике сообщество народов. Выражая интересы общественности, гражданское общество имеет возможность не допустить абсолютизации роли государства в формировании глобализационной политики.
Нормальное развитие общественного организма в условиях глобализации требует оптимального сочетания сильной политической власти и удерживающих ее в разумных рамках сильных институтов гражданского общества. В России такое сочетание при формировании глобализацион-
ной политики пока не найдено, это ахиллесова пята страны, угроза ее национальным интересам в новом мире.
Монопольное положение государственной власти (особенно в рамках моноцентричного политического режима) в формировании публичной политики не только противоречит принципам демократии, но и обрекает общество на ригидную безальтернативность. Открытая публичная политика, напротив, ориентирует на дискурс и соревнование идей, сопряжение альтернатив в поисках такой политической стратегии, которая в наибольшей мере отвечала бы интересам страны, учитывала ее особенности и опиралась на широкий национальный консенсус. Она позволила бы государству и обществу лучше использовать приносимые глобализацией выгоды и защититься от сопутствующих ей издержек.
На возможность альтернативных подходов и решений указывают тенденции в общественном мнении России. Согласно данным Аналитического центра Юрия Левады (октябрь 2006 года), 44% опрошенных считали, что страна «движется по неверному пути», а 38% полагали, что дела «идут в правильном направлении». Опросы свидетельствуют также о том, что сохраняется неприятие большинством односторонне либерального курса экономической политики: он не удовлетворяет 65% респондентов. В то же время коммунитарные ценности социальной справедливости, равенства и солидарности получают широкую поддержку российской общественности.
С недавних пор в политике российских властей наметился определенный сдвиг в направлении преобладающих в обществе ожиданий. Об этом свидетельствует повышенное внимание к реализации социально значимых национальных проектов, некоторое увеличение бюджетных расходов на здравоохранение и образование, повышение зарплат бюджетников, пенсий, пособий на детей и т.п. Возникшая на политической сцене «Справедливая Россия» претендует на роль альтернативной партии власти. Трудно сказать, означает ли это начавшийся пересмотр неолиберального курса или, скорее, популистские маневры. Как бы там ни было, надо признать, что публичная политика России в глобальном мире должна формироваться на максимально широкой основе состязательности разных подходов и альтернатив, обусловленных гетерогенностью российского общества, историческими наслоениями разных эпох и периодов.
Каким же видится оптимальный вариант политического курса России на нынешнем этапе глобализации мира?
Национальные интересы России в глобализирующемся мире заключаются в том, чтобы обеспечить благоприятные условия для решения внутренних проблем, открываясь по отношению к внешнему миру в
такой степени, в какой это не противоречит ее потребностям. Отношение России к происходящему на мировой арене должно диктоваться соотношением возможных потерь и выгод и для мирового сообщества, и для нее конкретно. Задача состоит в том, чтобы добиваться максимальной выгоды и по возможности избегать потерь. Из этого вытекают как стратегическая цель России, так и средства ее достижения.
Стратегическую цель России можно определить как «прорыв» к инновационному типу экономического и социального развития, к обществу благосостояния и креативности, в котором свободная и полнокровная деятельность каждого гражданина будет условием свободной и динамичной жизнедеятельности всего российского социума.
Средства достижения цели могут быть следующими:
использование энергетических и сырьевых ресурсов страны для коренного изменения структуры общественного производства, приоритетного развития науки и высоких технологий, образования и здравоохранения (основы формирования человеческого и социального капитала) как главной движущей силы «экономики знаний» и встраивания ее в мировую экономику в соответствии с национальными интересами России;
создание условий для развертывания гражданских инициатив, самодеятельности и самоорганизации населения как предпосылки и фундамента демократической формы правления, соответствующей специфике и традициям российского общества; укрепление российской государственности, опирающейся на взаимодействие институтов власти с гражданским обществом и социально ответственным бизнесом и обеспечивающей суверенитет и независимость России в глобализирующемся мировом сообществе;
поддержание вектора публичной политики, сочетающего либеральный принцип личной свободы и предприимчивости с коммунитарным принципом общественной солидарности в достижении общего блага; решение на этой основе наболевших проблем социального развития — справедливости и равенства возможностей, стабильности и сплоченности общества, преодоления избыточного неравенства и бедности; духовно-нравственное возрождение России как исторически сложившегося центра мировой культуры, проникнутого гуманистическими идеалами и ценностями, чуждого национальной и религиозной нетерпимости, шовинизму и ксенофобии; внешнеполитическая деятельность, направленная на укрепление международного сотрудничества и формирование демократа-
ческого глобального порядка, на противодействие международному терроризму, агрессивным и гегемонистским тенденциям в мировой политике.
От того, как самоопределится Россия, зависит не только решение ее внутренних проблем. Выбор во многом определит судьбу самой глобализации, направление развития мирового социума: встанет ли человечество на путь создания «глобальной империи», чреватый столкновением цивилизаций, или примет курс на развитие многообразия в единстве. Ей предстоит избрать стратегию, адекватную потребностям и возможностям XXI века. Цель и конечный результат этой стратегии — «Мир миров», в котором Россия сохранит себя в целостном многообразии глобального социума.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бжезинский 3. Выбор. Глобальное господство или глобальное лидерство / Пер. с англ. М., 2005.
2. Доклад о мировом социальном положении на заседании Генеральной ассамблея ООН 13 июля 2005 г. Документ А/60/117.
3. Независимая газета. 2006. 21 декабря.
4. Петухов В. Перспективы трансформации. Динамика идейно-политических предпочтений россиян // Свободная мысль. 2005. № 6.
5. Этциони А. От империи к сообществу: Новый подход к международным отношениям / Пер. с англ. М., 2004.
6. Bzhezinski Zb. Out of Control. Global Turmoil on the Eve of the Twenty-First Century. N.Y, 1993.
7. Wackemagel M. et al. Tracking the ecological overshoot of the human economy // Proceedings of the National Academy of Sciences. 2002. Vol. 99. № 14.
