CC BY
545
ПАНЬКОВ Владимир Степанович
Доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой международных экономических отношений
Государственный университет - Высшая школа экономики
101000, РФ, г. Москва, ул. Мясницкая, 20 Контактный телефон: (495) 772-95-90 e-mail: [email protected]
Глобализация и международная региональная интеграция: две стороны одной медали?
Ключевые слова: международная экономическая интеграция; глобализация экономики; интеграционные объединения.
Аннотация. Установлены взаимосвязь и отличия международной региональной интеграции и глобализации экономической деятельности. Уточняется роль ведущих интеграционных объединений в условиях глобализации мировой экономики. Систематизируются ключевые закономерности, лежащие в основе процесса международной экономической интеграции.
Международная экономическая интеграция (МЭИ) - одна из сущностных черт глобализации экономики (ГЭ). Охват интеграцией всех важнейших регионов мирового хозяйства (ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР, АСЕАН, АТЭС, ЕврАзЭС, СНГ и др.) в целом способствовал переходу интернационализации хозяйственной жизни к ее глобализационной стадии развития и благоприятствует дальнейшему развертыванию процесса ГЭ1. Вместе с тем между ними существует сложная и противоречивая взаимосвязь, которая и является предметом исследования в настоящей статье.
Единство противоположностей
Предпошлем рассмотрению указанной взаимосвязи следующее пояснение. Поскольку МЭИ носит региональный, а не всемирный (в отличие от глобализации) харак-тер2, в российских публикациях этот процесс часто именуют регионализацией. Такой подход, безусловно, имеет право на жизнь. Вместе с тем в Европейском союзе (ЕС) под регионализацией понимается нечто иное: «сцепление» экономик регионов различных государств как результат межстрановой региональной интеграции, например по осям Юго-Западная Германия - Западная Австрия - Северная Италия, или регионов различных стран Евросоюза, примыкающих друг к другу вдоль побережья Северного моря. Такое «сцепление» может быть значительно более интенсивным, чем между различными районами в рамках отдельных стран, например, между Северной и Юго-Восточной Германией, а тем более между Северной и Южной Италией. По данному вопросу автор настоящей статьи тяготеет к вышеизложенной точке зрения, общепринятой в ЕС.
Поскольку интеграция носит региональный характер, она, на первый взгляд, противоречит ГЭ, охватывающей весь мир. Действительно, члены региональных интегра-
1 Толкование автором настоящей статьи сущности глобализации в сопоставлении с другими воззрениями см. [1].
2 В некоторых публикациях интернационализация, глобализация и интеграция экономики, перечисленные в таком порядке через запятую в одной строке, объединяются понятием «глобализация», что, если это не обусловлено обычной редакционной погрешностью, представляется неправомерным, поскольку речь идет о явлениях разной глубины и размаха, количественно и качественно отличающихся друг от друга. См., например, [2. С. 5].
© Паньков В. С., 2009
ционных группировок предоставляют друг другу взаимные льготы, которые служат для них привилегированным инструментом в конкурентной борьбе с соперниками из третьих стран. Вместе с тем объединение отдельных, ранее более или менее разрозненных стран в региональные интеграционные блоки способствует «сцеплению» - через взаимодействие этих группировок - всех основных участников мирохозяйственных отношений и гомогенизации всемирного хозяйственного пространства, т. е. содействует ГЭ.
Кроме того, есть основания утверждать, что указанные группировки оказывают растущее и в целом позитивное регулирующее воздействие на процессы транснационализации производства, другие аспекты операций ТНК. Во всяком случае, вряд ли вызывает сомнение то обстоятельство, что гомогенизация экономического пространства ЕЭС (ЕС) с момента его возникновения в 1958 г. как доказательство ее полезности для всех участвующих в ней стран дала толчок гомогенизации всего мирового хозяйства, т. е. содействовала ГЭ. Более того, ЕС как экономически, так и политически в период заката «мирового социализма» и его краха выступил как один из главных инициаторов и «творцов» глобализации, в том числе в контексте расширения своего состава путем привлечения в качестве государств-членов целого ряда постсоциалистических стран.
При этом некоторые интеграционные группировки выступают как члены влиятельных глобальных экономических организаций. Так, не только отдельные страны ЕС, но и Евросоюз как наднациональный таможенный союз являются членами ВТО. Это способствует интенсификации процесса либерализации мировой торговли в рамках ВТО, т. е. содействует дальнейшему развертыванию глобализации в целом. В обобщенном виде соотношение между обоими феноменами и отражающими их научными категориями удачно характеризует формулировка Ю. Шишкова: если глобализация - это новое качество интернационализации на стадии предельно возможного развития ее вширь, то интеграция - наивысшая ступень развития ее вглубь [3. С. 17].
Из определения ГЭ как высшей ступени (стадии) интернационализации хозяйственной жизни, на которой она (интернационализация) приобретает всемирный характер, следует, что в нее оказываются вовлеченными, - вольно или невольно и в разной степени, - все страны мира. В этой связи трудно согласиться с М. Афанасьевым и Л. Мясниковой в том, что глобализация в ее современной форме охватила лишь 30% стран мира [4. С. 11]. Возможно, указанные авторы имеют в виду то обстоятельство, что 30% «избранных», охваченные глобализацией в ее современной форме, смогли поставить ее себе на службу (о конкретном проценте таковых можно спорить), тогда как прочие участники мирового сообщества скорее познали ее со знаком «минус». Не вдаваясь в догадки относительно того, как указанные авторы исчислили 30%, отметим, что такой подход, позволяющий вопреки самому смыслу термина «глобализация» говорить о ней применительно лишь к части человечества, не способствует проникновению в сущность ГЭ, которая (глобализация) в условиях преодоления раскола мира на две противоположные общественные системы закономерно и неуклонно втягивает в себя все хозяйственное пространство планеты Земля, хотя и с разной интенсивностью по отношению к его отдельным элементам (странам, регионам, секторам и т. д.).
Далее обратимся к рассмотрению роли в ГЭ наиболее значительных интеграционных объединений, существующих в современном мире.
Интеграционные группировки развитых стран
Европейский союз сегодня воплощает в себе высшую форму интеграции - экономический, валютный и политический союз, строительство которого, правда, пока не завершено. Формирование и функционирование Евросоюза во многом способствовало экономическому, научно-техническому прогрессу всех государств-членов, укреплению их позиций в мире.
Однако в настоящее время ЕС переживает глубокий адаптационный кризис, начало которого связывается с отрицательным исходом референдумов по проекту Конститу-
ции Евросоюза во Франции и Нидерландах (май-июнь 2005 г.). Внешне он выражается в многочисленных сбоях в принятии и реализации важнейших «коммунитарных» решений органами Евросоюза, особенно Советом ЕС на высшем уровне. Данный кризис обусловлен совпадением во времени периода невысоких темпов экономического роста (они с начала 1990-х годов заметно уступают среднемировым и намеченным в Лиссабонской стратегии, принятой в марте 2000 г., среднегодовым приростам «коммунитар-ного» ВВП ЕС-15 на 3%) и начала объективно назревшего глубокого реформирования сложившегося механизма функционирования Евросоюза, с одной стороны, с переходом к очередному (пятому) этапу расширения этого объединения в 2004 и 2007 гг., с другой стороны. Этот этап был осуществлен правящими кругами стран ЕС и верхушкой «коммунитарной» бюрократии, руководствовавшимися в первую очередь политическими мотивами, без достаточного учета как глубины экономических противоречий и проблем внутри ЕС-15, так и осложнений, возникших в связи вступлением в него значительно менее развитых стран-членов.
Страны ЕС-15 предприняли значительные финансовые и другие усилия по интеграции «новоевропейцев» в Союз, затратив на каждого их жителя, по оценке известного французского эксперта по геополитике А. Адлера, в 5 раз больше средств, чем это было сделано американцами по «плану Маршалла». Однако столь щедрые дары не удовлетворили новых членов ЕС, рассчитывавших на еще большие щедроты и мечтавшие о ЕС как о некоем «Эльдорадо». Их адаптация к «коммунитарному» режиму Евросоюза с самого начала стала приносить неоднозначные результаты (подробнее см. [5]). Более того, в некоторых «новоевропейских» странах евроскептики получили основание праздновать «Пиррову победу» над еврооптимистами. Так, по оценке одного из наиболее авторитетных прибалтийских экономистов Х. Барабанера, «баланс приобретений и потерь от вступления Эстонии в ЕС пока складывается в пользу евроскептиков» [6. С. 38]. В итоге пятый раунд расширения заметно понизил качество интеграции в ЕС, сделал его менее гомогенным и потому менее управляемым интеграционным объединением, сузил возможности проведения действительно «коммунитарной» политики в отношении третьих стран, в том числе РФ, как и единой стратегии для дальнейшей адаптации Евросоюза к глобализации, а тем более активного воздействия на нее в интересах всех стран-членов ЕС-27.
Назревший процесс реформирования должен в той или иной мере охватить все основные сферы жизнедеятельности Евросоюза, что обусловлено как «коммунитарными» («внутриеэсовскими») причинами, так и императивами для ЕС, вытекающими из ГЭ. Так, реформа «зеленой Европы», прежде всего в сторону ее удешевления, необходима как вследствие непомерной дороговизны существующего механизма ее функционирования, резко возросшей в результате превращения ЕС-15 в ЕС-27, так и из-за несовместимости действующего порядка субсидирования сельского хозяйства с усилиями ЕС по дальнейшей либерализации мировой торговли в рамках ВТО.
Большие проблемы сложились в связи с давно утвердившимся порядком функционирования «брюссельской бюрократии», деятельность которой во многом развивается по собственной «логике» и носит самодовлеющий характер. Это стало следствием того, что политические элиты государств ЕС давно проводят курс на наделение этой бюрократии, прежде всего Комиссии Евросоюза (КЕС) и ее аппарата, все большими полномочиями в принятии технократических решений, что уменьшило бы для этих элит потребность в популистских мерах, особенно в предвыборные годы. Отказ от таких мер им весьма удобно оправдывать их зависимостью от решений КЕС и других органов ЕС, принимаемых объективными и независимыми технократами высшей квалификации, которые-де руководствуются исключительно деловыми соображениями и «коммунитарными» интересами.
Стремясь оправдать свои привилегии и вновь и вновь поставить свою «коммуни-тарную» власть выше интересов государств, а тем более их граждан, деятели органов ЕС и его «чиновничье-служивый» аппарат (там занято более 10 тыс. чел.) нередко про-
являют технократическое рвение, идущее в ущерб не только конкретным людям, но и общим интересам успешного ведения конкурентной борьбы с другими центрами мирового хозяйства в условиях глобализации.
Это вызывает широкую негативную реакцию в общественном мнении всех стран ЕС, причем под огнем критики чаще всего оказывается Комиссия ЕС. Так, она явно перестаралась в применении «коммунитарного» антикартельного законодательства. В этой связи главный юрист известной европейской ТНК Schindler К. Хофштеттер правомерно сетует на то, что «штрафы за картельные сговоры между участниками конкуренции в ЕС в течение последних двух лет стали безразмерными» [7]. Действительно, они достигли в 2007 г. в целом 3,3 млрд евро (в среднем более 70 млн евро на одну компанию, подвергшуюся санкциям), тогда как в США, где антикартельное законодательство также отличается достаточной строгостью и четко исполняется, соответствующий показатель достиг в том же году лишь около 615 млн дол., что в реальном выражении примерно в 8 раз меньше. Ясно, что этот фактор - при прочих равных условиях - делает ЕС менее привлекательной сферой для размещении ПИИ по сравнению с США и ослабляет позиции европейских ТНК в глобальной конкуренции с их американскими контрагентами.
При этом был временно приостановлен и стал давать серьезные сбои процесс не только экономической, но и политической интеграции. Это правомерно связывается западноевропейскими экспертами с ослаблением роли франко-германской оси в ЕС, которая решающим образом способствовала преодолению интеграционного кризиса 1970-х - начала 1980-х годов и играла в дальнейшем роль «мотора» в формировании экономического, валютного и политического союза в рамках ЕС. Природу такого поворота вряд ли можно охарактеризовать более точно, чем это сделал в одном из своих интервью весной 2008 г. бывший (при президенте Ф. Миттеране) министр иностранных дел Франции Р. Дюма: «Прежнее согласие двух больших стран ... растворилось в Европе (имеется в виду ЕС-27. - Авт.) нынешних гипертрофированных размеров».
При этом отметим, что расширение ЕС до формата «Европы гипертрофированных размеров» само по себе идет в русле глобализации, но только формально. По сути же, обострив сложившееся в ходе ГЭ противоречие между ослаблением государственных механизмов регулирования на национальном уровне и отсутствием компенсирующих его механизмов на международном уровне, это расширение, - в той форме, в какой оно было реализовано, - в плане приспособления Евросоюза к глобализации, а тем более придания последней желательного для ЕС «облика» оказалось скорее контрпродуктивным, чем принесшим позитивный эффект.
Нынешний кризис явно урезал потенциал Евросоюза как «глобального игрока». Он не только осложняет приспособление ЕС к претерпевающим быструю эволюцию реалиям глобализации и укрепление его позиций в глобальной конкуренции, но и ограничивает его возможности выступать движущей силой, а тем более инициатором глобализационных процессов. Поскольку придание ЕС-27 того качества интеграции, которое было присуще ЕС-15, может затянуться по меньшей мере до середины следующего десятилетия (причем это качество вновь снизится в случае очередного недостаточно подготовленного расширения Союза), Евросоюзу, в 1986-1991 гг. сыгравшему существенную роль в переходе интернационализации на стадию глобализации, а затем вплоть до 2004 г. активно продвигавшему ее вперед, предстоит в ближайшие годы предпринять большие усилия, чтобы не превратиться из активного субъекта ГЭ в ее зависимый объект, причем результат таких усилий не представляется однозначно предсказуемым. Во всяком случае, в направлении снижения роли ЕС как конструктивного субъекта, а тем более инициатора и творца идей глобализации действует процесс национализации его внешней политики в результате рассмотренного выше кризиса ЕС, действительно носящего системный характер (см. [8. C. 382]).
Правда, «проглобализационным» фактором может стать учреждение в июле 2008 г. Средиземноморского союза с участием ЕС-27 и 16 других стран из региона Средиземноморья с совокупным населением в 750 млн чел. Однако для этого необходимо, по меньшей мере, реальное становление этого объединения как интеграционного блока, хотя бы в форме зоны свободной торговли (ЗСТ). Однако с позиций сегодняшних реалий в указанном регионе это представляется достаточно проблематичным.
Вторым после ЕС по степени сцепления национальных экономик и мирохозяйственной роли интеграционным объединением развитых стран выступает Североамериканская ассоциация свободной торговли (НАФТА - NAFTA). Соглашение о создании НАФТА, подписанное США, Канадой и Мексикой и вступившее в силу с 1 января 1994 г., имеет своей конечной целью формирование ЗСТ (преимущественно по промышленным товарам), а также полную либерализацию взаимной миграции капитала.
В отличие от ЕС НАФТА с самого начала не ставила и не ставит сейчас своей целью формирование межгосударственных, а тем более наднациональных органов регулирования, действующих на основе совместно созданного («коммунитарного») законодательства, являясь соглашением о свободе торговли в рамках международного права. США и Канада ставили своей задачей посредством создания НАФТА вовлечь в либерализацию движения товаров и капиталов Мексику - одну из новых индустриальных стран второго поколения (уже это определение само по себе выражает ее важную роль в современном мировом хозяйстве), страну с примерно стомиллионным населением, обладающую емким и потенциально весьма обширным, быстрорастущим рынком. Трудности в создании общего экономического пространства в рамках «тройки» были во многом связаны с тем, что Мексика значительно уступает двум другим партнерам по уровню экономического развития и, соответственно, доходов (заработная плата там в преддверии создания НАФТА была более чем в 6 раз ниже, чем в США). Эти обстоятельства с самого начала исключили постановку вопроса о формировании общего рынка труда. Напротив, США в последние годы приняли целый ряд жестких мер по сдерживанию трудовой миграции, прежде всего нелегальной, из Мексики.
К настоящему времени в НАФТА в целом сформировалась ЗСТ промышленными товарами (в аграрной сфере процесс либерализации протекает не столь быстро и интенсивно), практически полностью либерализована миграция капиталов в форме прямых инвестиций (ПИИ). Это пошло на пользу всем участникам «тройки». Ни таможенный союз, ни тем более экономический и валютный союз как перспектива, даже не определенная по срокам, в соглашении по НАФТА не упоминаются. Видимо, в обозримой перспективе развитие НАФТА будет идти по линии дополнения ЗСТ промышленными товарами формированием других компонентов североамериканского рынка, особенно в сферах услуг и интеллектуальной собственности, и более тесной координацией экономической и валютной политики - в той мере, в какой это необходимо для успешного и бесперебойного функционирования ЗСТ.
В отличие от ЕС НАФТА в ее нынешнем виде вряд ли может квалифицироваться как отдельный субъект глобализации, но участие в этой ассоциации расширяет потенциал США, Канады и Мексики как глобальных игроков, позволяет им не только лучше адаптироваться к ГЭ, но и активнее влиять на нее.
Интеграционные блоки развивающихся стран
Южноамериканский общий рынок МЕРКОСУР (от испанского Mercado Comun del Sur, что означает «Южноамериканский общий рынок») как таковой создан в 1995 г. Его формирование началось в 1986 г. с соглашения о свободной торговле между Аргентиной и Бразилией. В настоящее время в него входят также Уругвай, Парагвай и Венесуэла. Чили, Боливия, Колумбия, Эквадор и Перу имеют статус ассоциированных членов, а Мексика - наблюдателя. К настоящему времени 95% взаимной торговли государств-членов МЕРКОСУР не облагается таможенными пошлинами, ведется работа по доведению этого показателя до конца текущего десятилетия до 100%.
Кроме того, намечается преобразование этой интеграционной группировки (к 2010 г.) в таможенный союз (ТС). Собственно, это и придало соглашению о МЕРКОСУР (Соглашению Оуро Прето, подписанному в 1994 г. и вступившему в силу с 1 января 1995 г.) новое, более высокое качество по сравнению с предшествовавшими ему документами о ЗСТ южноамериканских стран. Для государств-участников МЕРКОСУР поэтапно вводится единый таможенный тариф (ЕТТ) на промышленную продукцию, ввозимую из третьих стран (ставка ЕТТ колеблется для различных товаров от 0 до 20%). Формирование ЕТТ, как и обнуление таможенных пошлин внутри МЕРКОСУР, может окончательно произойти в ближайшие годы: уже сегодня единый таможенный тариф действует в отношении 85-90% импорта из третьих стран. В документах МЕРКОСУР идея наднациональности в деятельности его органов (по аналогии с ЕС) не получила официальной поддержки. Вместе с тем формирование ТС, а в дальнейшем и элементов экономического союза потребует шагов в этом направлении.
Создание МЕРКОСУР обеспечило заметное увеличение взаимной торговли и инвестиций, роль которых во всей совокупности внешнеэкономических связей стран-членов повысилась. Это способствовало ускорению экономического роста всех его участников. Быстро формирующийся общий рынок стал притягательной средой и для ПИИ из третьих стран, главным образом развитых. На этой основе вырос международный авторитет МЕРКОСУР и его государств-членов, что содействовало успешному развитию экономического и научно-технического сотрудничества с другими интеграционными союзами, прежде всего с ЕС (на основе соглашения 1995 г.). Прорабатывается вопрос о создании ЗСТ между МЕРКОСУР и Сообществом развития Южной Африки. Таким образом, деятельность МЕРКОСУР все более приобретает трансконтинентальный характер в русле глобализации.
Прогресс региональной южноамериканской интеграции на базе МЕРКОСУР вновь и вновь ставит вопрос о ее углублении, в том числе за пределами торговой сферы. В конце 2007 г. было подписано соглашение между Аргентиной, Боливией, Бразилией, Венесуэлой, Парагваем, Уругваем и Эквадором о создании Банка Юга, что, как заявил президент Боливии У Моралес, призвано стать первым шагом на пути перехода государств Южной Америки на единую валюту. В качестве временного ориентира он назвал 2010 г., но этот год может стать на пути к единой валюте только моментом старта. Если бы Латинской Америке удалось хотя бы частично применить позитивный опыт еврозоны, это способствовало бы консолидации международной валютно-финансовой системы на пути дальнейшего усиления ее глобализации.
В целом отмеченные черты деятельности МЕРКОСУР способствовали лучшей адаптации входящих в нее стран Латинской Америки к процессу ГЭ. В то же время торговая интеграция в МЕРКОСУР скорее снизила интерес его членов к глобальной либерализации торговли по линии ВТО. В результате провала в июле 2008 г. Дохийского раунда торговых переговоров в рамках ВТО эта тенденция может получить дополнительные импульсы, выступая как фактор, замедляющий ГЭ или даже противодействующий ей. Во всяком случае, скорее как деглобализирующий фактор следует оценивать то обстоятельство, что МЕРКОСУР, особенно после вступления в него в 2006 г. Венесуэлы, больше не рассматривает формирование ЗСТ Северной и Южной Америк как актуальную задачу и занял более сдержанную позицию в отношении углубления экономического взаимодействия с США в таких формах, которые могли бы привести к усилению зависимости от Соединенных Штатов. Если совместная валюта будет создаваться как инструмент «отцепления» от доллара, а со временем будет претендовать на роль одной из резервных валют, это может привести к заметным подвижкам в сторону формирования поливалютной мировой валютной системы.
Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) была учреждена в августе 1967 г. в результате подписания Декларации АСЕАН («Бангкокской декларации») Индонезией, Малайзией, Сингапуром, Таиландом и Филиппинами. Позднее к ней присоединились
Бруней-Даруссалам, Вьетнам, Лаос, Мьянма и Камбоджа. Государства-члены АСЕАН проводят курс на развертывание и углубление экономической интеграции на основе принятых ими документов - Соглашения о создании зоны свободной торговли, Рамочного соглашения о зоне инвестиций в АСЕАН и Базового соглашения о схеме промышленного сотрудничества. До сих пор АСЕАН, совокупная численность населения которой достигает без малого 600 млн чел. при ВВП около 1 трлн дол., заявила о себе в первую очередь как солидная политическая организация, играющая видную роль в укреплении мира и безопасности как в своем регионе, так и во всем мире. Она заметно продвинулась вперед к достижению провозглашенной ею цели - стать одним из политических центров многополюсного мира. Менее заметны ее успехи в приближении к цели стать таким центром и в сфере экономики.
Экономически как интеграционный блок АСЕАН представляет собой формирующуюся зону преференциальной торговли (ЗПТ), в которой предоставляемые друг другу преференции носят фрагментарный характер. До завершения ЗПТ, а тем более создания ЗСТ АСЕАН предстоит пройти еще значительный отрезок пути. Ограниченность прогресса в экономической интеграции во многом обусловлена тем, что отраслевые структуры экономик государств-членов АСЕАН являются однородными, а не взаимодополняющими. По этой причине доля взаимной торговли во всем внешнеторговом обороте этих стран в течение многих лет не растет. Провозглашенные на заре существования АСЕАН амбициозные цели: введение единой валюты, формирование наднациональной структуры управления внешнеэкономической деятельностью внутри ассоциации и за ее пределами и др., сохраняются как общий ориентир на неопределенную перспективу, но не рассматриваются как актуальные. Вместе с тем государства-члены АСЕАН предпринимают усилия в сторону либерализации внутриблоковой торговли и взаимного инвестиционного режима, осуществляют совместные экономические проекты, более или менее солидарно ведут себя в международных экономических организациях (ВТО, МВФ, ЮНКТАД и т. д.).
АСЕАН в ее нынешнем виде не может квалифицироваться как отдельный субъект экономической глобализации, но участие в этой ассоциации расширяет потенциал участников «десятки» как глобальных игроков, позволяет им не только лучше адаптироваться к ГЭ, но и активнее влиять на нее. В то же время АСЕАН уже стала серьезным субъектом глобализации в других областях международных отношений, особенно в сферах политики и обеспечения международной безопасности.
Постсоветские интеграционные объединения с участием России
По понятным причинам установка на «цивилизованный развод» никогда не фигурировала в официальных документах Содружества Независимых Государств (СНГ), но она де-факто была исходной для всех участников содружества и с самого начала наложила глубокий отпечаток на его развитие. В этой связи вполне закономерно, что, в сущности, СНГ сегодня остается тем, чем оно было и в первые годы после учреждения: рыхлой, аморфной межгосударственной - без всякого намека на наднациональность (т. е. на некое подобие Евросоюза) - организацией, члены которой более или менее активно сотрудничают, причем главным образом на двусторонней, а не на многосторонней основе, в ряде областей, прежде всего в экономической и гуманитарной. Данное определение природы СНГ, сформулированное автором настоящей статьи более чем десятилетие назад, адекватно отражает и современные реалии [9].
Многостороннее согласование между СНГ-12 дает о себе знать позитивно лишь там, где это диктуется общими и очевидными для всех императивами и вытекающими отсюда интересами, например, в области железнодорожного или воздушного сообщения, противодействия терроризму и трансграничной преступности. Даже приняв те или иные интеграционные документы, наподобие Договора об экономическом союзе 1993 г., лидеры стран Содружества быстро убеждались в невозможности их реализации
в формате СНГ-12, поэтому в поиске практических решений им приходилось вновь и вновь обращаться к двусторонним процедурам согласования и «торгам». Акцент на двусторонние договоренности всегда был характерен и для российской политики на пространстве СНГ.
В данном контексте отметим, что провозглашенная на саммите в Ашхабаде (декабрь 1993 г.) «реинтеграция» в СНГ, которая по смыслу означает восстановление некоего прежнего интегрированного состояния, объективно была невозможной уже с самого начала. Самое позднее с середины 1990-х годов в СНГ на базе сложившихся реалий можно ставить задачу интеграции по-новому (т. е. на принципиально новой основе рыночной и открытой экономики), а не реинтеграции. Однако первое несоизмеримо сложнее второго [10. 8. 29]. Дальнейшая эволюция СНГ, к сожалению, подтвердила обоснованность данного вывода, сделанного автором еще в 1995 г. Несмотря на подписание около 1 600 совместных документов (из них не более 1/10 имеют хотя бы какое-то реальное значение) и многообещающие заверения лидеров государств Содружества в приверженности углублению экономической интеграции, последняя давно не приносит весомых результатов.
Применительно к основным сферам экономических отношений внутри СНГ автору трудно говорить об интеграции по-новому, не вызывая у читателя подозрения в сарказме. Так, в сфере товарообмена можно отметить лишь предынтеграционное образование гетерогенной зоны преференциальной торговли, в рамках которой преференции согласовывались в двусторонних, а не «коммунитарных» (принятых всем Содружеством) документах.
ЗПТ не помешала переориентации внешнеторговых потоков стран Содружества с ближнего на дальнее зарубежье. Удельный вес взаимной торговли его участников на протяжении нынешнего десятилетия не достигает и 1/3 общего объема их внешней торговли против 72,1% в 1990 г. и 55% в 1995 г. (в ЕС он стабильно держится на уровне около 2/3). При этом данный показатель заметно дифференцирован по отдельным государствам СНГ, что отражает их большую или меньшую заинтересованность в дальнейшем развертывании интеграции в рамках СНГ-12 (после формального выхода Грузии в августе 2009 г. оно превратится в СНГ-11).
В целом уровень и качество интеграции, если вообще можно говорить о таковой, в современном СНГ невысоки.
Если в СНГ после раздела «советского наследия» с середины 1990-х годов сложился некий неустойчивый баланс между процессами интеграции и дезинтеграции с преобладанием в текущем десятилетии скорее вторых, чем первых, то Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) предстает как значительно более консолидированное объединение, в котором интеграционные процессы, являясь предметом постоянного внимания политических лидеров и регулирующих государственных структур, имеют реальные перспективы. Это во многом обусловлено генезисом ЕврАзЭС: оно создавалось не для «цивилизованного развода», который к моменту его учреждения был завершен, а для хозяйственного сближения и интеграции на основе уже сложившихся постсоветских реалий. Для обеспечения этого процесса созданы более дееспособные, чем в СНГ, руководящие и рабочие органы ЕврАзЭС.
Высший орган ЕврАзЭС - Межгосударственный Совет (МГС), в состав которого входят главы государств и правительств стран-членов, - принимает все решения, касающиеся принципиальных, стратегических вопросов развития Сообщества, как и аналогичный орган в СНГ, консенсусом. В то же время в Интеграционном комитете (ИК) в составе заместителей глав правительств, на который возложена ответственность за организацию деятельности Сообщества, отработку всех принимаемых в ЕврАзЭС международно-правовых актов и текущих вопросов, решения принимаются большинством в 2/3 голосов. Количество голосов каждой договаривающейся стороны соответствует
ее взносу в бюджет Сообщества. После вступления Узбекистана в ЕврАзЭС (январь 2006 г.) они распределились следующим образом: РФ - 40, Белоруссия, Казахстан и Узбекистан - по 15, Киргизия и Таджикистан - по 7,5. Такой порядок принятия важных решений квалифицированным большинством голосов создает предпосылку для развития элементов наднационального регулирования в ЕврАзЭС, чего нет в СНГ.
К настоящему времени достигнутый уровень интеграции в торговой сфере ЕврАзЭС значительно выше, чем в СНГ. На долю ЕврАзЭС приходится до 80% внешнеторговых операций на пространстве СНГ. В январе 2006 г. РФ и Казахстан учредили Евразийский банк развития (ЕАБР) - первое межгосударственное учреждение такого рода на постсоветском пространстве. В октябре 2007 г. на саммите ЕврАзЭС в Душанбе был принят рассчитанный на 2008-2010 гг. план действий по формированию ТС. В этот период Россия, Казахстан и Белоруссия войдут в ТС, а остальные члены ЕврАзЭС активизируют работу по формированию предпосылок для вступления в него. До сих пор тремя государствами принято 15 документов, создающих правовую базу ТС, включая соглашение о едином таможенном тарифе.
Договор о создании Союзного государства России и Белоруссии (СГРБ), вступивший в силу 26 января 2000 г., и Программа действий по реализации его положений были подписаны их президентами 8 декабря 1999 г. В июне 2002 г. правительства и центральные банки государств-участников подписали План совместных действий по введению единой денежной единицы Союзного государства на период 2001-2005 гг. По некоторым позициям этого Плана стороны добились весомых результатов. Так, совместными усилиями центральных банков обеих стран были созданы условия для обеспечения конвертируемости белорусского рубля по текущим операциям, что облегчило расчеты между хозяйствующими субъектами РФ и РБ. Вместе с тем срок введения российского рубля в качестве единой валюты СГРБ был в конце августа 2004 г. отложен президентами обоих государств до 1 января 2006 г., но снова не был выдержан, что отсрочивает переход к единой валюте на неопределенное время.
Достигнут прогресс в формировании таможенного союза РФ и РБ. Этому во многом способствовало вступление в силу в 2007 г. нового таможенного кодекса РБ, за основу которого был взят аналогичный российский документ. Вместе с тем пока не принят единый таможенный тариф. Различия в ставках таможенных тарифов показывают тенденцию к сокращению, но пока сохраняются по 5-7% из примерно 14 тыс. товарных позиций. Как заявил председатель Государственного таможенного комитета РБ В. Гошин, «оформление единой таможенной территории должно быть завершено до 2010 г. Там будут действовать единые правила таможенного оформления, как это происходит сегодня в ЕС» [11].
Если говорить о серьезных, хотя и не «прорывных» результатах российско-белорусской интеграции, то следует назвать союзные программы, которые стали приносить осязаемые результаты (например, по суперкомпьютерам и дизельным двигателям) уже на начальном этапе их претворения в жизнь. В целом более чем 40 союзных программ, реализуемых или уже реализованных в период с 1998 г., принесли весомую пользу обеим странам, поскольку в них участвовали 8 тыс. предприятий с числом занятых более 300 тыс. чел. Вместе с тем последний показатель необходимо оценивать с учетом того, что общее число занятых в обеих экономиках составляет около 80 млн. В этой связи вызывают недоумение слова госсекретаря СГРБ П. Бородина о том, что эти программы стали «фактической основой интеграции Республики Беларусь и Российской Федерации» [12].
За 2000-2009 гг. обоим партнерам удалось в той или иной мере продвинуться вперед и по некоторым другим направлениям интеграции, в результате чего уровень взаимодействия обеих экономик, если его оценивать на фоне общей ситуации в СНГ, сегодня довольно высок. При этом белорусская экономика преимущественно ориентирована на
российскую. Так, в стоимости белорусской машиностроительной продукции, на которую приходится основная часть экспорта РБ, до 70% составляют комплектующие, поставляемые из РФ. Следует подчеркнуть, что между предприятиями обеих стран сложились сравнительно развитое разделение труда и кооперационные связи в производстве готовой промышленной продукции, особенно изделий машиностроения, играющего ключевую роль в интеграционном «сцеплении» национальных хозяйств. По данным П. Бородина, машиностроительный комплекс РФ и РБ интегрирован на 85% [13. С. 38] (правда, при этом не дается никаких пояснений, как был рассчитан данный показатель).
Можно констатировать появление реальной перспективы устранения главного объективного препятствия на пути интеграции РФ и РБ на принципах рыночной экономики: засилья в Белоруссии государственной собственности. В конце июля 2008 г. руководство РБ объявило о том, что приступает к массовой приватизации. В опубликованный список подлежащих реформированию на базе приватизации государственных предприятий вошло 519 крупных объектов. Кроме того, государство продаст свои пакеты акций еще в 147 уже созданных ОАО. В результате бизнес-сообщества обеих стран получают шанс реально продвинуть интеграцию как раз там (на микроэкономическом уровне), где она до сих пор находилась в застойном состоянии. Это способствовало бы адаптации обеих экономик к процессу дальнейшей глобализации.
Таким образом, вследствие сложившихся на постсоветском пространстве объективных и субъективных реалий Россия, чтобы превратиться из ведомого объекта ГЭ, каковым она стихийно стала в последнем десятилетии ХХ века, в ее активный субъект, не должна действовать ни в направлении упразднения СНГ, ни в направлении его превращения в наднациональное интеграционное объединение типа Евросоюза, для чего к настоящему времени не осталось даже минимальных «стартовых» предпосылок. В то же время для России целесообразно в отношении СНГ проводить линию не на «цивилизованный развод» или распад, а на реалистическое его реформирование, на консолидацию и укрепление «брака», пусть даже по расчету.
В отношении ЕврАзЭС Россия имеет все основания для проведения курса на формирование таможенного союза, постепенно дополняемого другими блоками экономического союза, включая элементы валютной интеграции.
Что касается СГРБ, то здесь настал момент истины. С одной стороны, нельзя недооценивать реальные подвижки в сторону формирования основ союзного государства, произошедшие в последнее время, например, ратифицированные в 2007 г. Госдумой РФ соглашения с РБ по вопросам взаимного пенсионного обеспечения и медицинского обслуживания, формирование единого миграционного учета и др. Вряд ли адекватной характеристикой российско-белорусской интеграции, особенно в экономике, следует признать оценку, согласно которой она больше десятилетия находится в стадии стагнации (см. [14. С. 242]), хотя это правомерно применительно к политической и информационной сферам жизни обеих стран. Что же касается экономики, то интеграция между РФ и РБ скорее пребывает в стадии вялотекущего, точечного продвижения вперед «мелкими шагами», которые, однако, приносят, пусть не «прорывные», но обоюдопо-лезные осязаемые результаты (например, по линии союзных программ или постепенной таможенной гармонизации).
Все рассмотренные выше межгосударственные образования (к ним лишь частично и в разной степени применимо понятие «интеграционные группировки») на постсоветском пространстве пока не стали, как это с самого начала глобализационной эпохи сделал Евросоюз, субъектом процесса глобализации экономики, а тем более других сфер МЭО, мало способствовали тому, чтобы РФ и другие их участники утвердили себя в таком качестве. Вместе с тем ЕврАзЭС и СГРБ в случае их успешного продвижения к провозглашенным целям, что возможно только при разработке и реализации Россией соответствующей интеграционной стратегии, могли бы оказать этому весомое содействие.
Думается, что с учетом императивов глобализации для России и ее партнеров центральное место в этой конфигурации должен занять прогрессирующий ЕврАзЭС как «гравитационное ядро» интеграции по-новому (а не некой надуманной реинтеграции, которая давно невозможна по определению), которое в прогнозируемый период может преобразоваться в таможенный союз, дополняемый другими элементами экономической, а, возможно, и валютной унии.
Интеграционные объединения со смешанным составом
Наиболее значимым из них является форум Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), учрежденный в ноябре 1989 г. С 1993 г. проводятся ежегодные саммиты АТЭС на высшем уровне, где обсуждаются основные вопросы сотрудничества. В настоящее время АТЭС насчитывает 21 участника: Австралия, Бруней, Гонконг (как особая зона Китая), Индонезия, Канада, КНР, Республика Корея, Малайзия, Мексика, Новая Зеландия, Папуа-Новая Гвинея, Перу, Россия (принята в 1997 г.), Сингапур, США, Тайланд, Тайвань, Филиппины, Чили и Японию. Поскольку в АТЭС входят Гонконг (часть КНР) и Тайвань, его участники официально именуют себя не странами-членами (или государствами-членами), а экономиками.
Территориально-географическая разобщенность участников АТЭС, резкие различия между ними по уровням социально-экономического развития, структурам экономик, традициям и т. д. исключают возможность тесной интеграции между ними. АТЭС выступает как орудие «мягкой интеграции», отдаленной целью которой объявлено формирование ЗСТ к 2020 г. (при этом развитые страны, входящие в АТЭС, призваны полностью либерализовать свой импорт из других государств-членов к 2010 г.).
Хотя официально по-прежнему декларируется консультативный статус АТЭС, фактически предпринимаются небезрезультатные попытки выработки и применения согласованных правил «внутриблоковой» торговли и инвестиций. Для этого созданы и действуют специализированные комитеты, подкомитеты и рабочие группы (по торговле и инвестициям, вопросам бюджета и управления, таможенным процедурам, стандартам, науке и технологиям, энергетике и т. д.). Важную роль в развитии сотрудничества играет Деловой консультативный совет, состоящий из авторитетных представителей бизнеса (до трех от каждой страны). Одна из важных форм его работы -организация диалогов по развитию сотрудничества в конкретных секторах с участием представителей бизнес-элит заинтересованных стран, в том числе России.
В соответствии с решением третьего саммита в Осаке (1995 г.) каждая страна-участница разрабатывает для себя и ежегодно обновляет Индивидуальный план действий по либерализации торговли и инвестиций, составляемый по унифицированной схеме. Принимаются меры по выполнению принятой в 1997 г. на пятом саммите Программы ускоренной добровольной секторальной либерализации, которая предусматривает досрочное (до 2020 г.) устранение тарифных и нетарифных барьеров в 15 секторах торговли. В настоящее время реализуются более 250 совместных экономических проектов, финансируемых из средств оперативного счета АТЭС. Страны АТЭС предпринимают усилия для разработки и проведения согласованной политики в области глобальной электронной коммерции. В целом участие в АТЭС играет позитивную роль для всех его участников, в том числе РФ, хотя пока не достигнуто весомых результатов в области их взаимной интеграции как таковой. В частности, ЗСТ остается отдаленной перспективой.
АТЭС как международная организация в ее нынешнем виде пока не стала отдельным субъектом экономической глобализации, но участие в этой ассоциации расширяет потенциал ее участников как глобальных игроков, позволяет им не только лучше адаптироваться к ГЭ, но и активнее влиять на нее. Кроме того, поскольку АТЭС является единственным интеграционным образованием с участием стран четырех континентов (кроме Африки, которая не омывается водами Тихого океана), ее укрепление как интеграционного блока, особенно по линии формирования ЗСТ, дало бы особенно мощный
дополнительный импульс процессу глобализации, прежде всего в сферах торговли и инвестиций, а также в других областях МЭО.
Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) вызывает у автора настоящей статьи определенные ассоциации с АСЕАН в том смысле, что ШОС также заявила о себе в первую очередь как солидная политическая организация, играющая видную роль в укреплении мира и безопасности как в своем регионе, так и во всем мире. Заслуживает высокой оценки также роль ШОС в борьбе с терроризмом и наркотрафиком. Вместе с тем в области экономической интеграции ШОС - в отличие от АСЕН - даже формально не поставила перед собой определенной цели (формирования ЗПТ, ЗСТ или тем более таможенного либо экономического союза). Как формирующееся экономическое интеграционное объединение, если ШОС призвана в будущем стать таковым, она пока никак не проявила себя. В этом смысле говорить о роли ШОС в ГЭ по меньшей мере преждевременно, хотя в других областях глобализации (военно-политической, гуманитарной и др.) она уже проявляет себя как весомый позитивный фактор.
Таким образом, экономическая глобализация и международная экономическая интеграция действительно выступают как своего рода «две стороны одной медали», как два проявления интернационализации хозяйственной жизни в их противоречивом единстве. МЭИ, особенно в ЕС, дала мощный импульс переходу интернационализации на стадию ГЭ. Вместе с тем далеко не все из наиболее значительных интеграционных объединений в современном мире утвердили себя как весомый фактор и активный субъект, а тем «мотор» ГЭ. К сожалению, это относится до сих пор и ко всем интеграционным группировкам на постсоветском пространстве с участием РФ. Российскому государству и бизнес-сообществу предстоит приложить немалые усилия, чтобы такого рода состояние СНГ, ЕврАзЭС и СГРБ изменилось к лучшему.
Источники
1. Паньков В. С. Глобализация экономики: некоторые дискуссионные вопросы // Безопасность Евразии. 2008. № 1.
2. Мясникова Л. Смена парадигмы. Новый глобальный проект // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 6.
3. Шишков Ю. В. Интеграционные процессы на пороге XXI века. М. : III тысячелетие, 2001.
4. Афанасьев М., Мясникова Л. Время глобализации // Мировая экономика и международные отношения. 2005. № 10.
5. Паньков В. Постсоциалистические страны - члены ЕС: конец трансформации // Мир перемен. 2007. № 3.
6. Иванов В. Московская бюрократия не годится брюссельской в подметки // Эксперт. 2008. 21-27 июля.
7. Neue Zurcher Zeitung. 2008. 29 Mar.
8. Россия и мир. Новая эпоха. 12 лет, которые могут все изменить / отв. ред. и рук. авт. кол. С. А. Караганов. М. : АСТ ; Русь-Олимп, 2008.
9. Паньков В. СНГ - консолидация или «цивилизованный развод» // Экономика и жизнь. 1996. № 6.
10. Pankov V. Die GUS als Wirtschaftsraum: Weiterer Zerfall oder Reintegration? Berichte des Bundesinstituts fur ostwissenschaftliche und internationale Studien 2-1995. Koln, 1995.
11. Союз Беларусь - Россия. 7.2.2008.
12. Союз Беларусь - Россия. 26.1.2006.
13. Бородин П. Союзное государство Белоруссии и России // Международная жизнь. 2006. № 1-2.
14. Суздальцев А. Российско-белорусская интеграция: проблема дефиниций на фоне евроинтеграции // Безопасность Евразии. 2008. № 2.
