CC BY
78
ЛАМУРНАЯ МЕЛАНХОЛИЯ СОВРЕМЕННОСТИ
УДК 130: 316
DOI: 10.24411/1997-0803-2019-10411
Е. Л. Яковлева
Казанский инновационный университет имени В. Г. Тимирясова
Целью статьи является исследование гламурной меланхолии, формируемой сегодня идеологией гламура и медийной средой, тиражирующей её ценности. Проанализировав текст К. Юханнисон «История меланхолии», согласно которому в каждой культурно-исторической эпохе складывается собственный вид меланхолии, автор выдвигает гипотезу о существовании в современности гламурной меланхолии, базирующейся на страхах. Проведённый анализ социокультурной ситуации, опирающийся на феноменологический метод, привёл к заключению, что жизнь современной личности, манипулируемой гламурными стандартами, оказывается страхогенной. Среди значимых страхов можно назвать страхи несоответствия собственной внешности гламурным стандартам, старости, выражаемый в синдроме Дориана Грея, и смерти. Автору удалось обновить проблематику меланхолии, представив новый материал по исследуемой теме. В научный оборот социальной философии и философии культуры введены термины «гламурная меланхолия», «синдром Дориана Грея» и «эффект Даннинга-Крюгера», позволяющие диагностировать социосферу и личность с философских позиций.
Ключевые слова: гламур, гламурная меланхолия, страх, образ, гламурная личность, синдром Дориана Грея, эффект Даннинга-Крюгера.
Elena L. Yakovleva
Kazan Innovative University named after V. G. Timiryasov (IEML),
Moskovskaya str., 42, 420111, Kazan, Russian Federation
The purpose of the article is to study the glamorous melancholy, which is formed today by the ideology of glamor and the media environment replicating its values. After analyzing the text of K. Juhannison "The History of Melancholia", according to which in each cultural and historical epoch a personal kind of melancholia is formed, the author puts forward a hypothesis about the existence of glamorous melancholy based on fears in modern times. The analysis of the sociocultural situation, based on the phenomenological method, led to the conclusion that the life of a modern person manipulated by glamorous standards is insured. Among the significant fears are the fears of non-compliance of one's own appearance with glamorous standards, old age, as expressed in Dorian Gray's syndrome, and death.
ЯКОВЛЕВА ЕЛЕНА ЛЮДВИГОВНА - доктор философских наук, кандидат культурологии, доцент, профессор, заведующая кафедрой философии и социально-политических дисциплин Казанского инновационного университета имени В. Г. Тимирясова YAKOVLEVA ELENA LUDVIGOVNA - Full Doctor of Philosophy, Ph.D. (Cultural Studies), Professor, Head of the Department of Philosophy and Social and Political Disciplines, the Kazan Innovative University named after V. G. Timiryasov
GLAMOUS MELANCHOL OF MODERNITY
e-mail: mifoigra@mail.ru © Яковлева Е. Л., 2019
The author was able to update the problematics of melancholia, presenting a new material on the studied topic. The terms "glamorous melancholia", "Dorian Gray syndrome" and "Dunning-Kruger effect" are introduced into the scientific circulation of social philosophy and philosophy of culture, allowing to diagnose the sociosphere and personality from a philosophical point of view.
Keywords: glamor, glamorous melancholy, fear, image, glamorous personality, Dorian Gray syndrome, Dunning-Kruger effect.
Для цитирования: Яковлева Е. Л. Гламурная меланхолия современности // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2019. № 4 (90). С. 87-97. DOI: 10.24411/1997-0803-2019-10411
Гламур, доминирующий с 90-х годов ХХ века, привёл к появлению собственной идеологии. Благодаря ей сформировался особый тип общества, живущий по задаваемым и тиражируемым в медиасреде гламурным стандартам. Современная личность, следующая предлагаемым рекомендациям, должна демонстрировать своим внешним видом красоту, молодость и богатство. Перечисленные параметры, возведённые в культ медийной средой, оказывают мощное давление на массовое сознание, манипулируя им. Личность, игнорирующая стандарты гламу-ра, считается несовременной, отставшей от жизни. Но при этом даже следование задаваемым гламурным параметрам не способствует уверенности индивида в себе. Напряжение создаёт постоянная и непредсказуемая смена модных тенденций, что рождает у личности гламурную меланхолию, поддерживаемую медийной средой.
Объектом исследования представленной статьи становится гламурная меланхолия, появляющаяся под воздействием ма-нипулятивных атак со стороны медийной среды. В результате давления медиа современное массовое сознание начинает испытывать страх несоответствия гламурным стандартам. Проблема исследуется посредством феноменологического метода, позволяющего раскрыть особенности гламурной меланхолии и её проявлений в жизни личности.
Меланхолия как коллективная память представляет собой особое расположение духа, связанное с нервозностью, унынием, тоской, ранимостью, угнетением, уязвимостью, скукой, одиночеством, усталостью, тревогой, ужасом, растерянностью, упадком сил и утратой иллюзий [11, с. 7, 8]. В каждой культурно-исторической эпохе обнаруживается специфический модус меланхолии, обусловленный формированием структуры чувств, выражаемых неосознанно индивидом. Как справедливо замечает К. Юханни-сон, «в обществе осознание того, как структуры чувств используются в качестве кодов социального взаимодействия, нередко приходит задним числом» [11, с. 11]. Проявляемые чувства как компоненты символического и культурного капитала изменяют индивида, пытающегося посредством собственного жизненного стиля завоёвывать себе ниши в социуме. Дело в том, что чувства «не только являются внутренними переживаниями человека, они также участвуют в социальных процессах» [11, с. 15].
Меланхолия, обусловленная отсутствием или утратой чего-либо/кого-либо, базируется на сформированных чувствах беспокойства, среди которых особое место принадлежит страху. Необходимо подчеркнуть, что страх экзистенциален. Он сопровождает индивида на протяжении всей жизни, постоянно меняя интенсивность воздействия (доминируя, отступая или скрываясь). Онтологические причины страха,
связанного с меланхолией, разнообразны: личность боится Бога, сил природы, зла, Других, Я, жизни/смерти, судьбы, новаций, деятельности, конфликтов, ошибок, свободы и пр. Ещё одной особенностью страха является его направленность в будущее: страх вызван боязнью неизвестного и несвершив-шегося, чему-то не соответствовать или что-то потерять. Сопряжённые со страхом эмоции обладают довольно большой амплитудой колебаний: от робости и трепета до ужаса и отчаяния. Подчеркнём, страх, связанный с меланхолией, вносит определённый раскол в существование личности. Он повергает индивида в пучину хаоса, заставляя метаться/тревожиться/искать/страдать и проявлять решительность/смелость/безрассудство/глупость/апатию. При этом в одних ситуациях человек способен контролировать силу проявлений страха, сгущая и разрежая его интенсивность, мобилизуя ресурсы и раскрывая собственный потенциал, что позволяет говорить об управлении ситуацией; в других - он бездействует и ничего не изменяет в сложившихся обстоятельствах. Нередко меланхолия и вызванный ею страх, главенствуя в бытии индивида, парализуют рефлексивное/креативное мышление, деятельность воли, разрушая дух. Но в любой ситуации, связанной с меланхолией и её страхами, индивид получает возможность проявить себя и извлечь жизненные уроки. В этом случае страх воспитывает личность, способную противостоять ему или снизить силу давления. Находясь внутри ситуации, связанной со страхом, и действуя в ней, (неожиданно) меланхолия отступает, открывая много путей для проявления индивида.
Каждая культурная эпоха, формируя (явно/прозрачно) собственную идеологию и шкалу ценностей, создаёт почву для рождения меланхолии и связанных с ней страхов в бытии личности, задаваемых извне.
Как заключил К. Юханнисон, меланхолия и страх формируются временем, его нормами и ценностями, при этом проявив себя и сообщив о своём существовании публично (например, в медиасреде), они становятся алгоритмами поведения личности, её восприятия себя и Другими, фиксируясь в качестве современного синдрома [11, с. 266, 270].
У каждой культурно-исторической эпохи обнаруживается свойственный ей вид меланхолии с генерализованной линией страха. Современность не является исключением: сегодня культурным самосознанием эпохи становится гламурная меланхолия, обладающая собственной спецификой. Меланхолический страх имеет множество ликов, раскрывающихся перед человеком постепенно, на протяжении всей жизни. В пространстве гламурного социального, подверженного манипулятивным технологиям медийной среды, страхи привносятся в жизнь индивида извне, а затем нагнетаются объективно и субъективно. При этом сегодня меланхолический страх приобретает черты гламурности, что наиболее ярко проявляется в языковой форме. Вспомним современные фразеологизмы: страшно красивые, ужасно молодые, чтоб умереть, нарядная обнажённость. Или метафоры, подчёркивающие современный формат жизни, в котором смещаются гендерные функции, что косвенно характеризует страх перед жизнью, обстоятельствами и ответственностью - женственный мужчина и мужественная женщина. В приведённых примерах, согласно рассуждениям Ж. Бодрий-яра, страх как зло уравновешивается красотой, женственность - мужественностью. Здесь «нарушения порядка не происходит, а логика сохраняется», демонстрируя «тонкое равновесие отрицания, уравновешивание Зла Злом», вследствие чего происходит «рассеяние пола в его рассеянных фрагмен-
тах» [2, с. 112, 188]. Таким образом, меланхолический страх есть воплощение «логической последовательности Зла» (Ж. Бодрий-яр), прозрачно внедряемого в социосферу.
Как мы отметили выше, гламур является медийным проектом, задающим свои эталоны и образы жизни посредством тиражирования материалов в СМИ и Интернет. Сегодня именно медийная среда (в том числе глянцевые журналы, каналы моды, социальные сети) становится основным транслятором текущих гламурных тенденций. При этом акцент в них сделан на образ как ключевую составляющую гламура, дополненную небольшим, довольно поверхностно-развлекательным текстом. Как справедливо заметил М. Ямпольский, сегодня наблюдается «общее движение нашей культуры от вербализируемых смыслов к смутным идеям аффектов» [12, с. 412], рождаемым образами, потому что «у нас остался только зрительный нерв, а все остальные удалены» [2, с. 224]. Не случайно именно образ, скроенный по шаблонам гламура, оказывается мощным манипулятивным средством, управляющим страстями и рождающим у массового сознания одновременно восхищение и меланхолический страх. Последний связан с тем, что, с одной стороны, гламур позиционирует свободу и креативность в самовыражении, с другой - незаметно программирует их. В данном процессе мы сталкиваемся с прозрачным манипулированием, что обеспечивается медийной средой, тиражирующей в качестве рекламы модные образы, тенденции, стиль жизни, воспринимаемые к сведению массовым сознанием. Именно в медийной среде задаётся главенствующий тон жизни, но при этом незаметно внедряются и определённые страхи, связанные с несоответствием собственной внешности задаваемым стандартам. Личность, окружённая гламурными образами, начинает испытывать дискомфорт
из-за своей разницы с канонами гламура, что привносит в её существование нервозность и страдания. Незаметно внушённая ей формула, что внешний вид современного человека должен соответствовать модным стандартам гламурного образа, действует безотказно.
Необходимо отметить, современный гламурный образ оказывается практически полностью сконструированным. Технологичность медийный среды, стирающая грань между естественным и искусственным, преподносит практически полностью сконструированный искусственный образ как естественный, воспринимаемый массовым сознанием в качестве эталона для подражания. Созданный с помощью постановочной театральности жестов и поз, образ фиксируется фото- и видеосъёмкой, подвергаясь компьютерной обработке. При этом «модель может быть без макияжа, с немытой головой, да хоть с короткими ногами - всю красоту потом сделает фото-шоп» [5, с. 100], убирающий всё лишнее и добавляющий необходимое согласно гламурным стандартам. Конструируемый образ оказывается абсолютно изолированным, лишённым места существования. Его можно классифицировать в качестве нейтрального портрета: на лице гламурного образа «нет читаемых следов», оно «никак не маркировано», в нём «нет ни биографии, ни социального статуса», но технически его «фотографии сделаны с очень высоким разрешением, то есть несут в себе огромное количество следов внешнего воздействия», «каждая деталь в них фиксируется абсолютно точно» [12, с. 252, 253].
Проходя цифровую обработку, гламурный образ начинает тиражироваться в медийной среде, что способствует его закреплению в массовом сознании. Подчеркнём, такой образ, принадлежащий «необъятному массовому архиву», «утратил определён-
ность и перестал быть условием индивидуализации» [12, с. 253]. Тиражирование в СМИ и социальных сетях образов буквально вымывает субъекта из культуры (М. Ямполь-ский). Сконструированный образ есть «рабский подневольный образ, призрак некогда независимого существа, чья сингулярность была уничтожена» [2, с. 234]. Но современные люди, созерцая тиражируемые образы, моментально воспринимают визуальную информацию, связанную как с самим модным видом персоны, так и рекламируемыми атрибутами гламура. Дело в том, что гламурный образ - это в первую очередь медийный проект, формирующий эстетические ценности общества и стимулирующий потребительский спрос на брендовые товары и услуги для элиты и обеспеченного сегмента общества, их реплики и симуля-кры - для массового потребителя. В результате этого массовое сознание начинает приобретать рекламируемые предметы роскоши и имиджа, санкционированные модой. Не случайно ключевое предназначение созданного гламурного образа связано с рекламой роскошного образа жизни и соблазнением им. В медийном проекте гламура акцент на красоте не случаен: он выполняет функцию очаровывающего обольщения, соблазняя массовое сознание. Благодаря приобретению модных товаров и услуг человек создаёт собственный имидж, демонстрируя его в медийном пространстве и социальных сетях. Позиционирование себя по задаваемым образам в медиасреде, в том числе социальных сетях, делает личность гламурной персоной.
Среди стандартов красоты в современном образе подчёркивается молодость и присущие ей стройность и даже худоба. Рождаемый подобными установками страх старения называется психиатрами синдромом Дориана Грея /Dorian Gray syndrome. В основе данного синдрома лежит желание
длительного сохранения молодого образа жизни. Гламурная личность катастрофически боится физического старения и постепенного увядания: мысль о старости приводит её в ужас [4]. Вследствие этого индивид предпринимает отчаянные попытки продления молодости, выражаемые в ношении молодёжной одежды и атрибутики, копировании манер поведения и сленга молодых людей, подчёркнутой сексуальности и злоупотреблении косметическими средствами, использовании антидепрессантов в качестве модуляторов настроения и омолаживающих фармакологических препаратов, интенсивных занятиях спортом и обращении к помощи пластической хирургии. Гламурная личность активно борется с морщинами, дряблостью тела, сединой, бросая вызов возрасту, нередко радикальными способами. Жизнь выстраивается согласно фразеологизму ужасно молодая(ой), чтоб умереть.
В погоне за сохранением молодости личность с синдромом Дориана Грея теряет чувство меры и адекватность восприятия собственного возраста. Необходимо отметить, что сегодня не только медийные люди подвержены данному синдрому. Массовое сознание, манипулируемое идеями гламура, приходит к вытеснению возраста «за ширму сознания»: «на возраст наложена стигма, зрелость как психологический концепт обесценивается» [4].
Сильнейшая озабоченность сохранением молодости приводит личность с синдром Дориана Грея к дисморфическим расстройствам, выражающимся в обеспокоенности даже малейшими дефектами собственного тела, связанными с процессами старения. Чтобы избавиться от морщин, дряблости и излишков собственного тела, индивид прибегает к диетам, физическим тренировкам, пластическим операциям, постоянно истязая себя перечисленным. Чувство вины за естественный процесс старения достав-
ляет дискомфорт, нередко доводя личность до депрессии и мешая радости восприятия себя.
Необходимо отметить, что название синдрома было заимствовано из произведения О. Уайльда «Портрет Дориана Грея» (1891), в котором за тело героя старел портрет, что сохраняло Дориану Грею молодость. Сложившаяся ситуация не принесла Дориану Грею счастья. Другое дело, что из художественно описанной истории массовое сознание сегодня не извлекает никаких уроков, пытаясь бороться с естественной старостью различными способами.
Со страхом старости оказывается сопряжённым и страх смерти, что приводит личность к отчаянию от осознания бездны отсутствия (Ж. Батай): понимание пустоты вызывает ужас того, что «жизнь потеряется в смерти» [1, с. 134, 135, 140]. Последняя оказывается неизбежно приближающимся (на большой скорости) событием, погружая жизнь личности в состояние неотвратимого страха. Отметим, гламурные омолаживающие методы, многочисленные пластические и косметические процедуры не вселяют надежды «избежать разрушения, остаться во владении вещами» [1, с. 152]. В гламурном бытии прячущееся уклонение от смерти в старости отступает, и над личностью нависает ужас смерти, неопределённость которой трансформируется в определённость, возможную каждый момент. Бы-тие-в-мире «вталкивает экзистенцию в её конечность» как вперёд-себя-в-уже-бытии-в некоем-мире [9, с. 187]. В данной ситуации бегство от страха как не-по-себе оказывается невозможным: все точки жизни стягиваются к смерти. Данный эпизод бытия деструктивен: в нём индивид полностью оказывается во власти страха смерти, подавляющего его. Растущий ужас перед исходом жизни - смертью - постепенно завладевает личностью, ставя перед ней бытийный во-
прос: «не в том ли существо трагедии, что человек может жить не иначе, как разрушая, убивая, поглощая?» [1, с. 155]. Жизнь, вступая в последнюю фазу, в которой всё меньше места уделяется гламурному, обнажает одиночество: «смерть уединяет» [9, с. 226], с его трагическим осознанием брошенности в смерть: «в бытии к смерти присутствие отнесено к себе самому как отличительной способности быть», а «смерть есть всегда лишь своя» [9, с. 209, 227]. В состоянии брошенности в смерть гламурность как красивый проект жизни отступает, не обнадёживая, а значит не облегчая бытие-в-жизни перед лицом смерти, трактуемой в качестве «бытия к концу из основоустройства присутствия», связанного с падением присутствия как больше-не-способности-присут-ствовать [9, с. 206].
Бессознательно убегая от страхов гламурной меланхолии (несоответствия гламурным стандартам, старости и смерти), индивид пытается реализовать в медиасреде и социальных сетях собственный (возможный) проект бытия, фиксируя свои образы и размещая их на онлайн-платформах. Свою (бесполезную) борьбу с возрастом индивид фиксирует, делясь достижениями в медийном пространстве и социальных сетях: «человек самоинсталлирует себя в мире» и «находит основания для самоидентификации в условиях новых медиа» [7, с. 228]. Социальные сети позволяют свободно позиционировать себя, собирая взгляды Других и получая их одобрение. Дело в том, что оценка уровня гламурности в первую очередь даётся не самой личностью, а окружающими людьми. Но их оценочный взгляд обусловлен модными тенденциями, тиражируемыми СМИ, особенно глянцевыми журналами и передачами.
В сетях личность, (предъ)являя себя миру, демонстрирует собственное благополучие, счастливую и беззаботную жизнь,
вуалируя гламурную меланхолию и её страхи. Фокус внимания современной личности сосредотачивается на создании гламурного имиджа, который можно продемонстрировать. Одним из способов конструирования имиджа гламурного образа можно назвать копирование. Чтобы осуществить его, индивид воспроизводит образы медийных людей, обнажая собственный вуаейризм. Он связан с подглядыванием и наблюдением за жизнью и проявлениями Других, оказывающихся образцом для подражания. Вуаейризм свидетельствует о зависимости личности от икон гламурного стиля, отсутствии самодостаточности и независимости позиций. При этом недостаток образования и культуры у индивида приводит к искажению копируемого. Рецепции гламурного образа оказываются опошленными, несоразмерными и несоответствующими копирующей личности. Не имея эстетического вкуса и чувства меры, личность переусердствует в переконструировании тела/лица, являя своё бытие-здесь-для-другого в аномальном виде.
Деформации при копировании медийных образов являются показателем эффекта Даннинга-Крюгера как метакогнитивно-го искажения людей с низким уровнем квалификации, а значит - образования. Завышая представления о себе и собственные способности, такие люди принимают неудачные решения, высказывают ошибочные суждения и не осознают ошибок. Тем не менее они с достоинством позиционируют свои образы в медийной среде и социальных сетях, не понимая их карикатурности и нелепости. Индивид, осуществляя преобразования с собственным образом, доходит до крайностей, превращая себя в декоративный предмет, нередко ужасающий своим внешним видом, тем самым демонстрируя гламурный фразеологизм страшно красивый.
К нелепым образам, тиражируемым в медийной среде и социальных сетях, создаются мифизированные нарративы, оказывающиеся одновременно средством укрытия от гламурной меланхолии и её увеличения.
Дело в том, что в создаваемых мифах наблюдаются «метастазы идентичности», где «части целого рассеиваются на индивидуальные истории» и «у каждого есть свой коктейль», «одновременно отличительный и безликий» [2, с. 196]. Мифизированные истории воплощают «тоску по другому существу», которым можно стать [6, с. 28]. Но данная тоска игнорируется, потому что миф для гламурной личности оказывается довольно привлекательной формой. В него можно поместить любую историю, приукрашивающую жизнь индивида. Перед созданным мифом бледнеет реальность: «живя тем, чего нет и быть не может», массовое сознание «уже не может мыслить о том, что может быть» [6, с. 353]. Мифизированная «ложь - это просто идеальный язык души», поэтому люди «пользуются ложью и вымыслом, чтобы понять друг друга» [6, с. 209]. Современная гламурная ложь личности обладает очарованием невинности и извращённости её фантазии. Единственное, что омрачает флёр мифизированного, страх раскрытия вымышленного: «самое болезненное в мечте - это несуществование» [6, с. 393]. Но данный страх оказывается практически неощутимым личностью: он меркнет перед силой гламура, то есть того, ради чего создаётся миф. Дело в том, что мифический нарратив вместе с визуальным материалом эстетизируют повседневную жизнь личности. В современности эстетизация «достигает той меры, когда естественно думать об эстетическом как о некотором всеобщем основании, фактуре ткани современной культуры» [10, с. 33]. При её построении се-
годня совмещаются несколько измерений -мир реальный, фантазийный и технологи-зированнный. Созданный на основе совмещения миров образ и миф демонстрируют особую ступень реальности, где всё приукрашено, преувеличенно, превосходно: «и ложное имя, и настоящая мечта действительно создают новую реальность» [1, с. 60]. Образ и миф оказываются точкой пересечения идеала, их желания личностью и виртуального мира. В итоге эстетизация повседневной жизни в гламурном дискурсе есть сконструированный эффект идеальности, в котором мечта личности, воплощённая в образе, (пред)являет себя миру.
Эстетизация повседневной жизни как своеобразное бегство от гламурной меланхолии и её страхов приводит к забвению реальности, а «забвение не тяготит», потому что «в мечтах я всего добился» и все величественные образы «живут в моём воображении» [6, с. 90]. Сегодня «большинство людей спонтанно проживает вымышленную и чужую жизнь» [6, с. 221], не задумываясь о негативных последствиях. Мифизи-рующая свою жизнь и образ личность превращается в собственный вымысел, теряя себя и прекращая размышлять о себе: «я настолько снял с себя собственное бытие», что «становлюсь собой, только когда облекаюсь в маску» [6, с. 221]. Образ и мифический нарратив к нему помогают «устроить нашу жизнь так, чтобы для других она была тайной, чтобы тому, кто знает нас лучше, вблизи мы были знакомы меньше» [6, с. 97]. Пускаемый в тираж образ и мифизирован-ные истории к нему впоследствии получают поддержку со стороны социального, в котором одобряются идеалы гламура и скроенные в соответствии с ними типажи. Но «всё, чем мы являемся, есть чужое впечатление, мелодрама с нашим участием, в которой мы ощущаем себя, становясь собственными зрителями» [6, с. 19].
Массовое увлечение эстетизацией повседневной жизни свидетельствует об «эстетической инфекции», связанной с «нарушение тайного кода эстетики»: сегодня все превратились в «потенциальных творцов», «всё ничтожество мира оказалось преображённым эстетикой ... самое банальное и непристойное - и то рядится в эстетику, облачается в культуру и стремится стать достойным музея» [3, с. 25]. Перечисленное трансформирует онтологические основания социокультурной сферы и метафизики личности.
Эстетический образ, скроенный по гламурным канонам, и мифические наррати-вы к нему оказываются симуляциями, являя кажимость жизни. Но сегодня «быть ничем скорее, чем чем-то, быть не там, где должно быть что-то» есть «стратегия иллюзии», «стратегия соблазна», в которой наигран-ность доставляет удовольствие [2, с. 114]. В современных симуляциях создаётся видимость красоты, молодости и богатства, что расщепляет сознание личности. Она одновременно проявляет себя реально и симу-лятивно. В современности подобная двойственность становится стандартом, демонстрируя нормальность ненормального. Сегодня «существует бесконечное число реальностей», «которые живут отрицанием в своей внутренней структуре как необходимым условием их существования» [8, с. 85]. И подобное существование в виде «надувной конструкции» доставляет удовольствие личности [2, с. 114].
Позиционирование личности в медийной среде и социальных сетях посредством копирования образов и мифизаций как симуляций собственной эстетизиро-ванной жизни приводит к амбивалентной ситуации. Копирования и мифизации являют мёртвую настоящую жизнь - кажимость бытия-здесь-для-другого. Приукрашивая и приумножая существующе-несу-
ществующее, личность формирует социальный капитал, измеряемый количеством откликов. Маскируя меланхолию и сопряжённые с ней страхи, личность пытается удостовериться в собственной гламурно-сти и значимости в глазах Других, выворачиваясь наизнанку. Демонстрируя вместе с внешностью свою глупость и посредственность, она превращает их в декорации. В связи с тем, что от современной личности не ждут «ничего иного, кроме внешности», то «личное знакомство вредно вследствие своей бесполезности» [6, с. 384]. Гламурный человек превращается в оболочку, постоянно меняющую свои маски и одежды, не заботясь о развитии и смыслах жизни. Индивид, следя за внешностью, в итоге отчуждается от неё, превращаясь в «существо, обладающее другим существованием и проходящее сквозь него с неопределённым интересом», но при этом чуждым этому существованию [6, с. 385]. Размещённые в медиасреде и социальных сетях образы и мифизирован-ные нарративы личности, рассказывая, ничего не рассказывают, показывая, ничего не показывают: они демонстрируют осколки реального, в которых потерялся индивид. В итоге в современности «никто не знает, потому что никто ничего не знает, а пески поглощают и тех, у кого есть знамёна, и тех, у кого их нет» [6, с. 49].
Прикосновение к симулятивной красоте с её идеальностью не рождает «томления по метафизическому» (Т. М. Шатунова) и не даёт испытать духовного счастья. Гламурная личность теряет понимание естественного хода событий своей жизни, включающих в себя процессы старения, которые олицетворяют «красоту изломанных побегов и увядания, дисгармонии и хаоса», но «разрушение, распад и уход таят в себе собственную красоту» с «бесконечными переходами красоты и безобразия» [10, с. 82]. Эстетизированные симуляции и недоволь-
ства, связанные с попытками достижения идеального образа, приводят к разочарованию и унынию, угнетённости и тоске («из-под облачения идеала, который мы создаём и который расползается, показывается реальное тело человеческой личности, на которое мы его надели» [6, с. 92, 95]). Личность, взирая на созданное, оказывается неудовлетворённой, что вносит дискомфорт в её жизнь. Итогом проделанной работы оказывается «усталость от всех иллюзий и от всего того, что есть в иллюзиях - их утрата, бесполезность их наличия, предусталость от необходимости их иметь для того, чтобы их потерять, горечь от того, что они были, умственный стыд от того, что ты их питал, зная, что они так закончатся» [6, с. 61-62]. Постоянное (пре)бывание в сетях и позиционирование себя приводит к тому, что индивид, став «для самого себя личностью не до конца ясной и отчётливой», испытывает «утомление от того, что ты - предмет бремени чужих переживаний» [6, с. 97, 187]. Перечисленное усугубляет гламурную меланхолию с её страхами (страхами несоответствия гламурным канонам, старости и смерти). В данной ситуации обнаруживается ирония гламура, основанная «на пустой позитивности, на возрастающей по экспоненте банальности, раздувающейся до тех пор, пока процесс не инвертируется сам собой и всё заново не обретает великолепие пустоты» [2, с. 116].
В заключение отметим, меланхолия, базирующаяся на страхах, оказывается одним из состояний человеческой жизни, определяя вектор проявлений личности. Каждая эпоха формирует собственную разновидность меланхолии, а в современности она имеет гламурный модус. Гламурная меланхолия являет нервозное состояние духа, вызванное угнетением личности со стороны идеологии и манипулятивных атак медиа-среды, навязывающих массовому сознанию
гламурный образ и стиль жизни. Постоянно тиражируясь, образы заставляют не только наслаждаться и соблазняться ими, но и испытывать ненависть - как к ним, так и самому себе. Гламур выступает довольно мощной силой контроля, активизирующей искания индивида в направлении создания имиджа. Другое дело, что тиражируемые образы прозрачно внушают личности страхи несоответствия им, формируя у неё боязнь старости и смерти, что оказывается отправной точкой её метаний. Индивид, ужасаясь своим несоответствием образам гла-мура, направляет все усилия на создание привлекательной внешней оболочки и по-зи(циони)рования её в медийном пространстве и социальных сетях. Сезонная смена модных тенденций заставляет следить за ними, вызывая панический страх не успеть идти в ногу со временем. Перечисленное изводит личность, делая её усталой, не способной справляться с гламурной меланхолией и вызванными ею страхами, нагнетаемыми искусственно. Упадок сил, связанный с (пере)конструированием образов, приводит индивида к унынию и тоске, но не только по ускользающим образам гла-мура, а ещё по до конца неосознаваемому, связанному со смысложизненными поисками. Ирония гламура заключается в том, что индивид, создавая эстетизированный формат повседневной жизни с собственными симулятивными образами и мифическими нарративами к ним, оказывается в их плену, не рефлексируя над ситуацией. Современный индивид, буквально расщепляя себя, постоянно создаёт множество скопированных образов, сочиняя возможные ситуации с ними. Сконструированные образы
и их тиражирование в медийной среде и социальных сетях демонстрируют кажимость жизни, но не саму реальную жизнь. Перечисленное не приносит удовлетворения и не способствует пониманию личностью самой себя, рождая гламурную меланхолию.
Личность, испытывающая гламурную меланхолию, подвергается метаморфозам: она превращается в страшную личность, разрушенную изнутри страхами и внешне перекроенную в соответствии с модными тенденциями. Она живёт с идеей «Я ужасно молод(а), чтоб умереть». Необходимо признать, что эстетизация повседневной жизни, связанная с конструированием гламурного образа и мифизированных наррати-вов к нему, симулятивных по своей природе, оказывается тщетной попыткой борьбы с гламурной меланхолией и создаёт иллюзию победы над её страхами. Предпринимаемые личностью попытки противостояния гламурной меланхолии и её страхам не удовлетворяют экзистенциальных потребностей личности, связанных с пониманием бытия и его смыслов. Симулятивная конструиро-ванность эстетизированной повседневности приводит к личной стагнации, связанной с бегом в гламурном социальном по ленте Мебиуса, где иллюзии творческой активности в виде копирования гламурных образов оборачиваются псевдотворчеством, создаваемой красоты - красивостью, поддержания вечной молодости - вульгарной старостью, гламурности - псевдоэстетизмом. Для преодоления подобного состояния, усугубляющего гламурную меланхолию, личность должна отправиться в иной путь - не виртуальный, а реальный, для нахождения не возможных, а истинных опор своего бытия.
Примечания
1. Батай Ж. Человек перед страхом смерти и пустоты // Делюмо Ж., Батай Ж. Пустота страха.
Москва : Алгоритм, 2019. С. 126-167.
2. Бодрийяр Ж. Совершенное преступление / заговор искусства : [сборник статей] / [перевод
с французского А. В. Качалов]. Москва : РИПОЛ классик, Панглосс, 2019. 347 с.
3. БодрийярЖ. Прозрачность Зла : [сборник эссе] / [пер. с фр. Л. Любарской и Е. Марковской]. Москва :
Добросвет, 2000. 257, [1] с.
4. Брозиг Б., Ойлер С., Брелер Э., Гилер У. Синдром Дориана Грея [Электронный ресурс] // Психология
зрелости и старения. 2010. № 3. URL: https://www.academia.edu/24111365/Синдром_Дориана_Грея
5. Осиновская И. Поэтика моды. Москва : НЛО, 2016. 144 с.
6. Пессоа Ф. Книга непокоя : [в новом переводе Александра Дунаева]. Москва : Ад Маргинем Пресс,
2018. 446 с.
7. Савчук В. В. Медиафилософия. Приступ реальности. Санкт-Петербург, 2013. 296 с.
8. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто : опыт феноменологической онтологии / [пер. с фр., предисл.
В. И. Колядко]. Москва : АСТ, 2009. 925 с.
9. Хайдеггер М. Экзистенция страха и бытие к смерти // Делюмо Ж., Батай Ж. Пустота страха. Москва :
Алгоритм, 2019. С. 168-229.
10. Шатунова Т. М. Эстетика социального (эстетическое начало в процессе идентификации
современного человека). Казань : Казанский университет, 2012. 140 с.
11. Юханнисон К. История меланхолии. О страхе, скуке и чувствительности в прежние времена и
теперь. Москва : НЛО, 2012. 320 с.
12. Ямпольский М. Изображение. Курс лекций. Москва : НЛО, 2019. 424 с.
References
1. Batay Zh. [Bataille J.] Chelovek pered strakhom smerti i pustoty [A Human in Fear of Death and Void].
In: Delyumo Zh., Batay Zh. Pustota strakha [Emptiness of fear]. Moscow, Publishing house "Algorithm",
2019. Pp. 126-167. (In Russian)
2. Bodriyyar Zh. [Baudrillard Jean] Sovershennoe prestuplenie / zagovor iskusstva [Crime Crime / Art
Conspiracy]. Moscow, Publishing house "RIPOL Classic", Publishing house "Pangloss", 2019. 347 p. (In Russian)
3. Bodriyyar Zh. [Baudrillard Jean] Prozrachnost' Zla [Transparency of Evil]. Moscow, Publishing house
"Dobrosvet", 2000. 257 p. (In Russian)
4. Brozig B., Oiler S., Breler E., Giler U. Sindrom Doriana Greya [Dorian Gray Syndrome]. Psikhologiya zrelosti
i stareniya [The Psychology of Maturity and Aging]. 2010, no. 3. Available at: https://www.academia. edu/24111365/Синдром_Дориана_Грея (In Russian)
5. Osinovskaya I. Poetika mody [Poetics of fashion]. Moscow, New Literary Observer publishing house, 2016.
144 p. (In Russian)
6. Pessoa F. Kniga nepokoya [The Book of Restless]. Moscow, Ad Marginem Press, 2018. 446 p. (In Russian)
7. Savchuk V. V. Mediafilosofiya. Pristup real'nosti [Media philosophy. Fit of reality]. St. Petersburg, 2013. 296 p.
(In Russian)
8. Sartre J.-P. Bytie i nichto: opytfenomenologicheskoy ontologii [Being and Nothing: The Experience of
Phenomenological Ontology]. Moscow, Ast Press Publishing House, 2009. 925 p. (In Russian)
9. Khaydegger M. [Heidegger M.] Ekzistentsiya strakha i bytie k smerti [Existence of fear and being to death].
In: Delyumo Zh., Batay Zh. Pustota strakha [Emptiness of fear]. Moscow, Publishing house "Algorithm", 2019. Pp. 168-229. (In Russian)
10. Shatunova T. M. Estetika sotsial'nogo (esteticheskoe nachalo v protsesse identifikatsii sovremennogo
cheloveka) [Aesthetics of the social (the aesthetic principle in the process of identification of a modern person)]. Kazan, Publishing house of the Kazan University, 2012. 140 p. (In Russian)
11. Yukhannison K. [Juhannison K.] Istoriya melankholii. O strakhe, skuke i chuvstvitel'nosti v prezhniye
vremena i teper [History of melancholy. About fear, boredom and sensitivity in the old days and now]. Moscow, New Literary Observer publishing house, 2012. 320 p. (In Russian)
12. Yampolsky M. Izobrazhenie. Kurs lektsiy [Image. Lecture course]. Moscow, New Literary Observer
publishing house, 2019. 424 p. (In Russian)
*
