CC BY
221
Философия. Культурология
124 Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия Социальные науки, 2011, № 2 (22), с. 124-129
УДК 167
ГИПОТЕЗА В СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ НАУКАХ
© 2011 г. С. В. Шибаршина
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
Поступила в редакцию 8.04.2011
Рассматривается использование гипотезы в социально-гуманитарных науках и связанные с этим проблемы: нормативные требования к научной гипотезе, возможность её выражения в виде метафоры, проверяемость гипотез, а также процедура интерпретации. Показаны сложности распространения общепринятых нормативных требований к гипотезе на социально-гуманитарное знание в целом. Предлагается рассматривать гипотезу в данных науках в ее широком значении - как предположение, догадку; при этом отмечается необходимость развития ее до статуса научной.
Ключевые слова: социально-гуманитарные науки, гипотеза, научная гипотеза, предположение, теория, методология социально-гуманитарных наук, метафора, интерпретация, истина, проверяемость гипотез.
В настоящее время все больше появляется исследований, в которых рассматриваются проблемы социально-гуманитарного познания, специфика которого связывается с необходимостью восстановления в правах «эмпирического субъекта», то есть целостного человека познающего, взятого в целостности его мышления, чувств, деятельности, в его верованиях, надеждах, заблуждениях. Признается, что даже в «строго научном» знании он, явно или неявно, опирается на многообразные эмпирические суждения, принятые на веру, без доказательства. Это порождает множество когнитивных проблем, связанных с процедурами понимания и интерпретации, отсутствием строго логического следования, оценок и предпочтений и т.д. [12, с. 15], а также с необходимостью при обращении эпистемологии к социально-гуманитарному знанию переосмыслить в новом контексте критерии истины, достоверности-недостоверности, как и научности-ненаучности того или иного типа знания.
При этом сам термин «гуманитарный» не является строго обозначенным, что выявляется в различных подходах к нему и контекстах употребления. К тому же не всегда исследователи разграничивают понятия «гуманитарность», «гуманитарное знание» и «гуманитарные науки». В целом, как отмечает В.Н. Сагатов-ский, можно выделить три основных подхода в понимании природы гуманитарности. Первый объединяет позитивистов, структуралистов и материалистов. В его рамках гуманитарное
знание может быть или построено по естественнонаучной модели, или так или иначе
структурировано. Согласно второму подходу, позиция которого была сформулирована в свое время Баденской школой неокантианцев, гума-нитарность, в отличие от естественнонаучного знания, изучающего повторяющиеся явления, ориентирована на освоение уникального, неповторимого. Третий подход, представленный постструктурализмом, делающим акцент на принципиальной неопределенности любого знания, склонен редуцировать любое знание к своеобразной модели гуманитарности (всё есть «литература») [15, с. 115].
Каждый из этих подходов, с нашей точки зрения, создает обширное поле для критики, так как абсолютизирует тот или иной аспект понимания гуманитарности. Если принимать в качестве истинно научной модели естественнонаучную парадигму, тогда из поля зрения выпадают многочисленные социальные, психологические и коммуникативные явления повседневной жизни. В связи с этим В.О. Шаповалов подвергает сомнению попытки строго разграничить социальное знание как науку и гуманитарное как «штудии» (называющиеся так со времен гуманистов Возрождения и занимающие положение близкое больше к искусству, чем к науке). По его мнению, вряд ли возможно существование «чистого» (негуманитарного) социального знания, основанного на законах, аналогичных законам классического естествознания, так как подобные «законы» в социальной области построены на условном (мысленном) уподоблении общества объекту естествознания [21, с. 92].
В рамках второго подхода социальногуманитарные знания лишаются желанного характера строго научной достоверности. Третий же подход лишает достоверного характера вообще все виды знания, но позволяет рассматривать любое предположение как вероятное.
С нашей точки зрения, понимание сущности и значения гипотезы в социально-гуманитарном знании как раз и зависит от близости конкретного исследования к тому или иному подходу. В настоящее время отмечается, что в отличие от точных и естественных наук в гуманитарных науках не имеется еще четко оформленного эмпирического базиса, основания, и методология познания здесь разработана недостаточно. [20, 5]. В них явно прослеживается следование идеалам естественнонаучного познания, что, впрочем, совсем не предосудительно, так как специфика социально-гуманитарного знания не исключает его сходства с естественнонаучным знанием.
Действительно, в социально-гуманитарных исследованиях гораздо чаще обсуждается уже готовое знание, но крайне редко - процедуры, с помощью которых оно было получено. В частности в лингвистике, в литературоведении, в культурологии и науках об искусстве исследования, где рассматриваются процедуры получения знания и анализируется исследовательский инструментарий, эти процедуры весьма малочисленны [20]. Одна из причин - немногочисленность специальных исследований, где бы глубоко и с разных сторон обсуждалось «устройство» гуманитарного знания, хотя в последнее время и наблюдается тенденция увеличения философских работ, посвященных специфике гуманитарных наук, гуманитарного познания.
В частности малоисследованными остаются проблемы выдвижения и проверки гипотез в гуманитарных науках. Если в точных и естественных науках имеются общепринятые критерии того, какой вид рассуждений можно считать доказательством, а какую гипотезу научной, то гуманитарии при использовании понятий «эксперимент», «наблюдение», «гипотеза», «проверяемость» не всегда вкладывают в них четкий смысл; более того, нередко они понимают содержание этих процедур чуть ли не противоположным образом [20]. Как известно, они менее ограничены требованиями научности в построении своих концепций, в условиях отсутствия четко эксплицированных общепринятых критериев. В определенной мере это является достоинством гуманитарных наук и стимулирует к более смелому выдвижению различ-
ных предположений, не обязывая исследователей формулировать их в виде научных гипотез. В этом же заключается и их «слабость», на основании которой «наукам о духе и культуре» порой отказывают в научности.
Отметим, что в науке в целом существуют различные подходы к определению гипотезы. Гипотеза рассматривается в разных ипостасях: и как форма развития знания, и как система знаний, и как форма познания, и как особый способ выдвижения и доказательства предположений. Активно проблемами гипотезы в советском периоде философии занимались Н.В. Блажевич, Л.Б. Баженов, Н.К. Вахтомин, Д.П. Горский, А.Д. Иоселиани, П.В. Копнин, А.А. Старченко, и др. Среди большого количества определений гипотезы общим для всех является утверждение о том, что гипотеза - это предположение, допущение предположительное, вероятностное знание, еще не доказанное логически, которое просто принимается и выдвигается в целях объяснения существования, свойств и причин исследуемых явлений [22, с. 5]. Казалось бы, на этом основании можно строго различать гипотезу и научную теорию, как это делает П.В. Копнин, отмечающий, что принцип, лежащий в основе теории, доказан, в то время как стержень гипотезы является проблематичным и требует доказательства, поэтому первая имеет достоверный характер, в ней больше «объективно верного» [9, с. 59]. Тем не менее, в свете резкой модификации ряда научных теорий в настоящее время исследователи не склонны выражать что-либо так категорично. К тому же при сравнительном анализе понятий «гипотеза» и «закон», «гипотеза» и «теория» приходят к выводу, что их довольно трудно разграничить - не только содержательно, но даже в языковом проявлении. Вероятность, неопределенность, потенциальность считаются свойствами объективной реальности. Признается, что любая наука строит свои теории в гипотетическом дискурсе [22, с. 3].
Несмотря на это, проблемы вероятностного и достоверного знания, а также критериев их различения, остаются. По-прежнему актуальны нормативные требования к гипотезе или к «тенденциям, явственно обнаруживаемым в гипотезах», которые являются, хотя и не строго формализованными, но все же условиями состоятельности научной гипотезы (речь идет о гипотезах в естествознании) [2, с. 157]. Среди основных подобных условий выделяют: 1) наличие согласия гипотезы с тем фактическим материалом, для объяснения которого выдвигается гипотетическая концепция. 2) принципиальная
проверяемость гипотезы (особенно проблематично для гуманитарных наук). 3) приложимость гипотезы к возможно более широкому кругу явлений. 4) наивозможная логическая простота (также представляет сложность для гуманитарных наук в связи с частой здесь громоздкостью, а иногда и запутанностью построений, а также неясностью выражений и порой отсутствием четкой дефинированности термина) [2, с. 158-160]. 5) построение не одной, а сразу нескольких гипотез, что обеспечивает многосторонний подход к исследованию явлений [10, с. 21]. Из всех перечисленных условий обязательным признается второе, а остальные являются скорее желательными.
Что касается социально-гуманитарных наук, особенности и значение гипотезы здесь явно не однозначно, и подходы к ней, как нам представляется, во многом зависят от специфики конкретной области социально-гуманитарного знания, которая определяет возможность экспериментально проверять выводимые из гипотезы следствия.
В частности при рассмотрении методологии социологии и лингвистики представители данных наук напоминают о необходимости по возможности строго придерживаться методологических норм научного исследования. Лингвист Ю.В. Фоменко считает следующий цикл процесса продуцирования научного знания элементарным и обязательным для лингвистики (филологии). Этот цикл включает несколько взаимосвязанных компонентов: 1) социальная практика с ее разнообразными потребностями; 2) проблемная ситуация, детерминированная социальной практикой; 3) проблема; 4) гипотеза;
5) научная теория. При этом существуют два способа верификации знания (гипотезы) - эмпирический и внеэмпирический. Эмпирический способ - это соотнесение с фактами и эксперимент, внеэмпирический способ - сопоставление гипотезы со всей системой понятий и положений данной науки, применение правил формальной логики. Место лингвистики (филологии) в общем поле науки Ю.В. Фоменко видит так: «Если филология - наука, то все сказанное о науке имеет прямое отношение к филологии (лингвистике)» [18, с. 6]. В то же время он выражает сожаление (вполне оправданное) по поводу того, что современные языковеды «не различают гипотезы и теории, сильные / слабые гипотезы, не владеют методами верификации знания, не дефинируют вводимые ими новые термины, не считают нужным подводить под выдвигаемые точки зрения аргументационную базу» [17, с. 18].
Что касается социологов, по выражению Г. С. Батыгина «социологическое исследование должно выполняться по правилам даже в том случае, когда в обществе правила перестают соблюдаться». Признавая стремление исследователя «творить свободно», он тем не менее настаивает на том, что социолог не имеет права использовать аргумент типа «Я так вижу», а должен соблюдать методологические нормы научного исследования, иначе его вывод «не может считаться дисциплинарно корректным». В то же время среди многообразия методов и техник сбора и анализа данных он отмечает соседство математической статистики с «грандиозными мифами и литературным описанием повседневных жизненных обстоятельств» [3, с. 3].
В «Лекциях по методологии социологических исследований» Г. С. Батыгин рассматривает проблемы теории и гипотезы. Им проводится весьма справедливое разграничение понятий просто «гипотезы» («это вопрос») и «научной гипотезы» («это вопрос, заданный в соответствии с научными правилами»). Его мнение о статусе социологии как науки созвучно позиции Ю.В. Фоменко: «если социология хочет быть научной дисциплиной, она должна не просто творить картины мира, но конструировать их из гипотез» [3, с. 132].
В.И. Добреньков и А.И. Кравченко применительно к области социологии отмечают следующие нормативные «пожелания» к гипотезе: 1) с методологической точки зрения разработка гипотезы предполагает выдвижение максимально возможного количества следствий из одной гипотезы, а также создание альтернативных гипотез; 2) гипотеза должна предполагать тенденцию, а не факты, должна быть достаточно обобщенной; 3) гипотеза должна быть смелой, оригинальной, а не тривиальной, в противном случае она не имеет научной ценности;
4) гипотеза должна быть концептуально ясной.
5) гипотеза должна иметь эмпирические референты, под которыми подразумеваются живые люди или материальные объекты, которые охватываются данным термином или понятием;
6) гипотеза не должна содержать моральных оценок или суждений; 7) если общую гипотезу можно разбить на подгипотезы, следует это сделать; 8) гипотеза должна быть привязана к методам и инструментам [6, сс. 140-141, 145-147].
Отметим, что для дисциплин социальногуманитарного цикла вполне применимо - по крайней мере, на данном историческом этапе - широкое понимание гипотезы как «предположения» и даже «предвзятой идеи». Пробле-
матично также использование понятия «теория», под которым в эпистемологии понимается развитая форма организации научного знания, в идеальном случае предполагающая дедуктивный метод построения и выведения знания. В точном смысле этого слова такого рода «теории» имеют место в естественных, математических науках, тогда как в гуманитарном знании речь идет о теории в широком смысле, как некоторой концепции, совокупности взглядов мыслителя, не связанных жесткой дедуктивной последовательностью, строгим обоснованием и доказательностью и направленных на объяснение, на интерпретацию чего-либо [12, с. 25].
Отметим, что понятийный аппарат социально-гуманитарных наук нагружен риторическими фигурами, что затрудняет распознание в них гипотетического конструкта. В связи с этим отмечают особое значение метафоры в языке науки как инструмента переноса известного на неизвестное, причем не только в социально-гуманитарных, но и в естествознании и математических науках. Как отмечает М.Л. Мотько, «метафора способна выражать гипотезу, задавая особое направление осмыслению изучаемого объекта» [14]. В таком случае метафора используется как прием введения нового знания при формировании научных гипотез [4, с. 126]. При этом она должна, постепенно устраняя неоднозначность, приближать исследователя к все более полному знанию природы изучаемого явления.
Порой метафора, выражающая некоторое предположение, так и остается в статусе метафоры, когда ее не представляется возможным превратить в научную гипотезу, из которой должны быть выводимы очевидные проверяемые следствия. В качестве примера такого конструкта Р.М. Фрумкина приводит классическую метафору фрейдизма - Эдипов комплекс [20]. Труды такого классика языкознания как В. фон Гумбольдт изобилуют метафористичными образами (язык как организм духа и как деятельность духа). Если мы рассмотрим эти выражения как выражающие гипотезу, то согласно критериям научности последняя оказалась бы принципиально непроверяемой. Все же подобные «предположения» сыграли весьма конструктивную роль в науке о языке, сформировав тенденцию антропологического подхода к нему, его изучения в тесной связи с сознанием и мышлением человека, его культурой, связи языка с ментальностью его носителей (тождество языка и национального духа у Гумбольдта) и т. д.
Следует отметить, что для социальногуманитарного знания особое значение имеет процедура интерпретации, которая с необходимостью дополняет процедуру объяснения предпосылок и значений, смыслов текстов и явлений культуры. При этом точного, ясного и общепризнанного определения интерпретации нет. Интерпретацию возможно рассматривать и как приписывание, придание смысла объектам или выявление смысла в тех случаях, когда смыслы уже заданы при создании того или иного объекта - текстов, произведений искусства и т.д. Л.А. Микешина отмечает, что познавательный процесс предстает сегодня в системе интерпретирующей деятельности субъекта. Согласно исследованиям известного ученого, профессора бионики Эдинбургского университета Р. Грегори, познание предстает как процесс выдвижения перцептивных (перцепция - восприятие) гипотез, предсказание новых объектов, свойств, процессов, а затем их апробация [11].
Здесь актуальной является также точка зрения, отрицающая присутствие «абсолютного наблюдателя», а также «абсолютную истину», но признающая множественность пониманий, каждое из которых связано с особенностями конкретного наблюдателя. Здесь истина может пониматься как нечто глубоко личное, как индивидуальное видение мира и собственного уникального места, пути в нем. Согласно принципу «перспективизма» Х. Ортеги-и-Гассета, каждый человек в силу особого характера своей индивидуальности воспринимает определенный, соответствующий ему аспект реальности, т.е. организует мир в так называемую «индивидуальную перспективу». С точки зрения Н. Моисеева, мировоззренческое состояние современной науки отмечается множественностью интерпретаций (в том числе и не научных), в результате чего возникает некая единая голографическая картина, которую он называет «пониманием» [13, с. 81].
Подобный ракурс видения связан с рядом проблем. Во-первых, существование множественности интерпретаций еще не означает готовность каждого человека признавать другую, отличную от его точку зрения, и тем более применять ее положения на практике. Для ученого подобное качество весьма желательно. Например, как отмечает В.А. Звегинцев, А. Мейе с большим вниманием отнесся к работам
Н.Я. Марра, стремясь обнаружить в них рациональное зерно, несмотря на то, что они опрокидывали все, что А. Мейе исповедовал всю жизнь [8].
Во-вторых, утверждение «у каждого - своя истина» можно вполне правомерно перефразировать в обратное «у каждого - своя ложь». В-третьих, множественность интерпретаций выгоднее использовать с точки зрения их дополнительности, иначе скорее неизбежен их конфликт, нежели взаимопонимание. Здесь вполне уместно вспомнить такую эзотерическую метафору как «точка сборки», которая позволяет взглянуть на мир, на людей и на себя с разных углов зрения.
Что касается научного познания, то здесь важной представляется одна из важнейших философских проблем, не имеющая ясного и легкого решения. Она сформулирована в названии статьи Е.А. Мамчур «Применима ли концепция возможных миров к миру научного познания?». Крайность положительного ответа на этот вопрос как постулирования множества миров, где все теории и парадигмы равно приемлемы, неизбежно должна означать и отсутствие способа, позволяющего установить истинность или ложность той или иной интерпретации. Отсюда вполне очевидным следствием может стать признание неограниченной свободы интерпретации, что при полном игнорировании общепринятых положений в той или иной гуманитарной науке становится оправданием для создания различных мифологем. В данном случае выдвигаются гипотезы и указываются только те факты (или то, что выдается за них), которые согласуются с этими гипотезами. Пример тому - любительская лингвистика, когда автор заявляет, что разгадал истинное происхождение значения слова: заметив некоторое сходство слов А и Б, он заявляет, что «слово А произошло из слова Б». При сравнении слов какие-то буквы любитель считает возможным отбрасывать, какие-то - домысливать, допускает перестановку букв и даже обратное прочтение. В результате можно представить какой-либо язык, например, свой родной, как прародитель всем языкам. В принципе, подобные действия можно оценивать как следование программе релятивистской методологии, а заявления профессиональных лингвистов - как возмущение против нарушения их монополии на выдвижение гипотез. Тем более что многие гипотезы в лингвистике, особенно связанные с происхождением слов, значений, проблемами праязыка и его родины, до сих пор остаются в статусе гипотез.
Проблема проверяемости гипотез - весьма уязвимое место в гуманитарных науках, что во многом связано с характером гипотез, выдвигаемых в данной области знания. Примечательно в этом отношении замеченное Р. М. Фрумкиной то
обстоятельство, что, к примеру, гипотезы основателя культурно-исторической школы в психологии Л. С. Выготского в большинстве случаев носили умозрительный характер и были глобальны, в то время как фактическая база выводов оказывалась локальной и подчас недостаточной [19]. В свою очередь лингвистика, как отмечает В. А. Звегинцев, не имеет разработанной и достаточно однозначной процедуры доказательств. Этим объясняется «убедительность» «волевых» аргументов, чисто количественного довода, а также оперирование неопределенными величинами в спорах относительно предпочтительности той или иной теоретической позиции. В связи с данным обстоятельством он сравнивает теоретические споры лингвистов с состязаниями средневековых арабских грамматистов, среди которых наиболее ценилось умение на заданное грамматическое правило привести большее количество примеров из бедуинской поэзии и фольклора [8].
Таким образом, по справедливому замечанию Л.А. Микешиной, научный поиск, в частности в лингвистических науках, невозможен без конвенционального выбора гипотезы (и соответственно понятий, единиц и методов измерения) в качестве «рабочей» [11].
Тем не менее, даже в социальногуманитарном знании, так же, как например в естествознании, долгим опытом выработаны критерии, позволяющие оценивать степень обоснованности того или иного утверждения даже при условии невозможности доказательства в том смысле, в котором это возможно в математике. Вполне можно понять тревогу профессиональных ученых [7], связанную с деятельностью «любителей».
Таким образом, подводя итог нашему исследованию, отметим проблематичность распространения критериев состоятельности гипотезы для всех социально-гуманитарных наук. В рамках большинства из них гипотеза скорее может рассматриваться широко - как предположение вообще, как догадка, обосновать которую крайне сложно или принципиально невозможно; теорию также уместнее понимать в широком смысле - как концепцию. Это все же не отменяет правомерности выдвижения гипотез, отвечающих нормативным требованиям, в особенности проверяемости ее следствий, если таковые вообще имеются. Правда, следует отметить, что нередко следствия не выводятся в рамках гуманитарных концепций. В целом, вопрос о месте гипотезе и особенностях ее формулирования, а тем более проверки, является открытым для дискуссий, как и вообще гуманитарное знание.
Список литературы
1. Арнольд И.В. Основы научных исследований в лингвистике. М.: Высш. шк., 1991. 140 с.
2. Баженов Л. Б. О гипотезе в естествознании // Вопросы философии. Вып. 9, 1962 С. 154-164.
3. Батыгин Г.С. Лекции по методологии социологических исследований. М.: Аспект-Пресс, 1995. 286 с.
4. Гусев С. С. Упорядоченность научной теории и языковая метафора. //Метафора в языке и тексте. М., 1988. С. 119-133.
5. Гусева С.В. Место и роль презумпций в структуре юридического знания: философский анализ: автореф. дис. канд. филос. наук. Саратов: Саратовская гос. академия права, 2009. 19 с.
6. Добреньков В.И., Кравченко А.И. Методология и история социологии // Они же. Социология: в 3 т. Т. 1. М.: ИНФРА-М, 2000.
7. Зализняк А.А. Лингвистика по А.Т. Фомен-ко//Вопросы языкознания. № 6. М., 2000. С. 33-68.
8. Звегинцев Вл.А. Язык и лингвистическая тео-
рия. М.: Эдиториал УРСС, 2001 / [Электронный ресурс] // иКЬ: http://www.ae-lib.org.ua/texts/zvegintsev __language_and_linguistic_theory__ru.htm
9. Копнин П.В. Место и значение гипотезы в познании // Вопросы философии, 1954. 4. С. 48-59.
10. Копнин П.В. Гипотеза и ее роль в познании. М.: Знание, 1958. 40 с.
11. Микешина Л.А. ФИЛОСОФИЯ НАУКИ. 2е изд., перераб. и доп. М.: Издательский дом Международного университета в Москве, 2006. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://ideashistory.org. т^шрЫ1.Мт1
12. Микешина Л.А. Философия познания. Проблемы эпистемологии гуманитарного знания. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация», 2009. 560 с.
13. Моисеев Н. Современный рационализм и мировоззренческие парадигмы // Общественные науки и современность, 1994, №3. С. 77-87.
14. Мотько М. Л. Метафора и научное познание // Вестник молодых ученых,№1, Сб. науч. Трудов. Горно-Алтайск: РИО ГАГУ, 2004 / [Электронный ресурс] / URL: http://e-lib.gasu.ru/vmu/arhive/2004/ 01/37.shtml
15. Сагатовский В.Н. Соотношение повторяющегося и неповторимого - основная проблема гуманитарной методологии // Методология гуманитарного знания в перспективе XXI века. К 80-летию профессора Моисея Самойловича Кагана. Материалы международной научной конференции. 18 мая 2001 г. Санкт-Петербург. Серия «Symposium». Выпуск №12. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. C. 115-119.
16. Сауров С.Ю. Научная гипотеза в контексте методологии естествознания. Киров: Изд-во ВятГГУ, 2009. 166 с.
17. Фоменко Ю.В. Лингвистика должна остаться наукой // Международный конгресс исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность», Сборник тезисов, М.. 2001. С. 18
18. Фоменко Ю.В. Мифы современной лингвистики: монография / Ю.В. Фоменко. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2010. 176 с.
19. Фрумкина Р.М. Психолингвистика. М.: Издательский центр «Академия», 2001. 320 с.
20. Фрумкина Р. М. Самосознание лингвистики -
вчера и завтра // Изв. АН. Сер. лит. и яз. Т. 58, № 4, 1999. С. 38-53. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: //vivo voco. rsl. ru/VV/P APERS/LITRA/
FRUMKINA.HTM
21. Шаповалов В.О. специфике гуманитарного знания (заметки на полях известной темы) // Обществ. науки и современность. 1994. № 1. С. 85-92.
22. Шевченко О.Г. Гипотетическое знание в модальностях языка: автореф. дис. ст. канд. филос. наук. Новосибирск: Новосиб. гос. техн. ун-т, 2009. 19 с.
A HYPOTHESIS IN THE SOCIAL SCIENCES AND HUMANITIES
S. V. Shibarshina
The article deals with the use of the hypothesis in social sciences and humanities, as well as the problems connected with it, such as standards of a scientific hypothesis, its expression in the form of a metaphor, the procedure of interpretation. The author notes the possibility to view the hypothesis with regard to social sciences and humanities in its wide sense as an assumption, a guess. However, it is emphasized that if possible, it should be developed to a scientific hypothesis.
Keywords: social sciences and humanities, hypothesis, scientific hypothesis, assumption, theory, methodology of social and human sciences, metaphor, interpretation, truth, testing of hypothesis.
