CC BY
44
Журналистика
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 2 (2), с. 494-497
УДК 130.3
ГИПЕРТРОФИРОВАННАЯ ЭТИКА СОВРЕМЕННОЙ КОММУНИКАЦИИ И УТРАТА ЗНАЧЕНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ
© 2014 г. А.Н. Фортунатов
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского anfort@mail.ru
Поступила в редакцию 19.05.2014
Повышенная экспрессивность языка современных медиа является своеобразной формой их адаптации к сложной структуре «языковых реальностей», образующих медиапространство. Это обращение не к равнодушному человеку, а к собственному статусу, который все больше утрачивает значение в современном обществе.
Ключевые слова: язык, стереотип, медиа, журналистика, экспрессия.
Манипулятивная заданность коммуникативного процесса приводит сегодня к парадоксальным ситуациям. Медиатизация как факт современной культуры (любое событие только тогда становится элементом социальной практики, когда попадает в поле зрения медиа) приводит к конкуренции событий в мета-пространстве и, соответственно, в мета-языке их презентации [1; с. 56]. Эта конкуренция в конечном итоге направлена лишь на то, чтобы событие получило свое «место под солнцем» - медийный статус, позволяющий апеллировать к сознанию потребителей информации. Другими словами, событийная картина мира складывается из причудливых языковых формулировок, которые все дальше удаляются от породившей их фактуры, формируя причудливо-искусственную медийно-языковую реальность, пытающуюся, с одной стороны, мимикрировать под «истинную» фактологию, с другой стороны, подменить собой реальную действительность.
«Лингвистическая катастрофа», которую замечают многие философы сегодня, в частности, порождается и тем обстоятельством, что к ней «приложили руку» масс-медиа. В широком смысле, любое обращение медиа к факту реальности приводит к незаметной катастрофе - сама фиксация факта в медиапространстве «замораживает» реальность, или, точнее, выхолащивает его реальную сущность, превращая в языковой суррогат. Для политиков эта проблема особенно актуальна: штампы или ярлыки, которые они получают от интересующихся ими медиа, «прирастают» к их имиджу настолько сильно, что изменить потом эти стереотипы порой бывает крайне сложно. «Явлинский хотел переустроить Россию за 500 дней, а Жириновский - помыть
сапоги в Индийском океане». Это первое, что приходит на ум, глубоко засевшее в сознание, -то, что заслоняет за собой новые, актуальные нюансы смыслов. То же касается и более «банальных» социальных конструктов, становящихся, если не предметом внимания информационных медиа, то объектами рекламы. Сегодня в сети интернет большой популярностью пользуются сайты, которые ориентированы на то, чтобы подмечать несуразности, несоответствия, комические коллизии, возникающие в результате «столкновения» рекламной реальности и породившей ее действительности.
Оборотная сторона этой проблемы состоит в том, что сам факт медиавнимания есть языковой (или, точнее, стилистический, лингвистический - «навязший на зубах») стереотип, который строго форматирует сознание самих медиа (ме-диасознание, то есть онтологический центр ме-диареальности, интенционально схватывая объект, сразу же попадает в тиски жестких алгоритмов медиаинтерпретаций). Журналист, адаптирующий социальный объект до состояния «приемлемости» его для своего издания, подходит к нему с определенной системой вопросов, оценок, смысловых и этических матриц, которые позволяют технологически экономно создать очередной медиаобраз. Творческие озарения, неожиданные интеллектуальные прорывы, конечно, тоже возможны, но они не являются сутью журналистской работы, которая все-таки, особенно сегодня, ориентирована на мей-нстрим, на поток новостей, на конвейер образов.
В системе этих «интеракций» информация растворяется, теряется ее важнейшая, человеческая составляющая. Это в прямом смысле ин-
формация реальности, технологически (в данном случае бездушно и бездумно) подготавливающая разнообразие проявлений действительности не к возможному восприятию их человеком, а к потенциальному «вписыванию» их в жесткий, конкретный технологический контекст. Конфигурирование вместо осмысления [2; с. 245]. Технологическая кодификация вместо личностной адаптации.
Где же в данной ситуации место человека, ради которого, или, вернее «во имя» которого бушуют информационные катаклизмы? В прежнем, классическом облике «меры всех вещей» он уже не существует. Это тоже стереотип, властно и безжалостно диктующий собственные императивы информационному производству. Что приведет к скорейшей публикации медиатек-ста? Личностное, человеческое возмущение, гнев, изумление, радость и т.п. - переживания журналиста? Или социологическое интерпретированное событие, а еще лучше - его рейтинг в «системе координат» социума? Ответ очевиден. Переживания востребованы лишь тогда, когда они технологически обоснованны.
Как совершенно правильно замечают медиа-психологи, «сенсация» становится сутью характера современного журналиста, для него это уже не просто профессиональный принцип, а «формат» отношения к жизни. Но что есть сенсация, как не речевой стереотип? Набор факторов, влияющих на медийно интерпретированную «сенсационность» событий чрезвычайно несложен. Любая информационная программа на центральном телеканале изобилует подробностями криминальных происшествий, жизни знаменитостей, человеческих катастроф, курьезов, скрытых рекламных сюжетов и т.п. Сведенные вместе, они якобы характеризуют палитру «событий дня». Информационные технологии (жесткие требования к их отбору, сложившиеся тематические приоритеты, определенная скорость, ритм подачи и др.) позволяют воспринимать эти информационные нагромождения как целостный текст.
Борьба за аудиторию представляется лишь внешней, призрачной оболочкой медиамейн-стрима, рекурсивного потока стереотипной информации. Было бы слишком просто объяснять возникновение определенным образом поданной информации лишь присутствием в социуме специфически «воспитанного» человека, «готового» благодаря ежедневным инъекциям информационных «токсинов» потреблять именно то, чем его потчуют современные медиа. Да и кем верифицируется эта «готовность»? Чем она проверяется и насколько она объективна?
Возможность сосуществовать с «токсичным» медийным мейнстримом и одновременно в формате реальной социальности дает человеку язык. Различные его уровни, практики, стили, модели позволяют сознанию кочевать в хитросплетениях медийных стереотипов, не утрачивая при этом самостоятельности, возможности рефлексии, отстраненной оценки. Более того, разные медиа также формируют собственные, замкнутые стилистические пространства, требующие определенной перенастройки сознания. Характеризуя их в общем плане, можно сказать, что телевизионный мейнстрим - это поток социокультурных стереотипов, а, например, информационное поле социальных сетей состоит из гипертрофированных индивидуальностей, спрятанных за аватарами, виртуальными образами и «мимимишечными» (вызывающими слезливые сопереживания) картинками. Здесь свои стереотипы, однако их структура настолько далека от телемейнстрима, что одно и то же событие чрезвычайно часто пользователи сети и зрители ТВ воспринимают диаметрально противоположно [3; с. 77]. Привычка индивидуального сознания кочевать между этими микрокосмами порождает причудливые стилистические (лингвокультурные) образования, становящиеся своеобразным «нервом времени», ориентиром, привлекающим внимание средств массовой информации.
Именно поэтому экспрессивные эвфемизмы, которыми сегодня изобилуют новостные полосы, есть не просто и не столько технологически вынужденная мера (привлечь внимание), сколько определенный формат констатации реальности, попытка объединить в себе сразу несколько стилистических потоков. Полифункциональность современного потребителя информации, способного одновременно получать сведения из не связанных друг с другом, самостоятельных источников, требует определенных сильнодействующих средств, позволяющих примирить («переварить») в сознании разнородные стереотипы. Именно этим следует объяснять чрезмерную, гипертрофированную, с точки зрения этики, оценочность в подаче информационных материалов, когда террористы называются «пламенными революционерами», манипулятивно обусловленные волнения толпы - «народной волей», искусственно стимулируемые покупки - «выбором потребителя», который, к тому же, «всегда прав» и т.п. Любой элементарный жест повседневности выдается за экзистенциальный выбор, и это не просто и не столько манипуля-тивный прием, рассчитанный на неискушенного потребителя. Это акт конвенции (или, может
496
А.Н. Фортунатов
быть, отчаяния перед нарастающим информационным потоком?), который есть попытка пробиться сквозь пелену стереотипов - нет, не к человеку, а к сути самой вещи, о которой пошла речь.
Следует также учесть еще один факт, ставший следствием этой новой смысловой парадигмы: социальной информации в ее привычном, коммуникативном понимании, в принципе, уже не стало. Столкновение разноречивых, антагонистических интерпретаций, поданных в экспрессивной манере, порождает абсолютную смысловую пустоту, которую невозможно заполнить никакими значениями. Как уже говорилось, медиареальность без кодификации не существует. Кроме того, уже стало вполне распространенным утверждением тождество объекта и субъекта манипулятивного мейнстрима [4; с. 80]. Однако в ситуации этической экспрессии и стремления друг к другу акторов ма-нипулятивного процесса синергетический эффект не возникает. Каждый «интерпретатор» остается при своей точке зрения, и его рефлексия по поводу чужой правоты означает для него смысловую смерть: стилистический стереотип экспрессии сильнее любых доводов разума.
Другими словами, информационная экспрессия сама по себе становится стереотипом ме-диареальности, ее сутью, ее внутренним стержнем, позволяющим пронизывать разные смысловые пространства. «Лингвистическая катастрофа» на деле представляется фантомом, поскольку катастрофичен лишь язык смысловых универсалий, способных быть понятными в различных медиасредах. Он и не может не быть упрощенным. Аватарки и смайлики становятся новыми знаками препинания или даже наречиями, используемыми как в текстах современной художественной прозы, так и в лаконичных сообщениях сети Твиттер. Однако при этом они не заменяют всю изысканность описаний переживаний человека, возможную в современной прозе. Они лишь оттеняют, добавляют нюансы восприятия, обращают внимание на взаимосвязь с другими медиасредами. Не более того.
Другое дело, что многие пользователи интернета начинают мыслить и говорить лишь на языке «смайликов», и убогость такого вида мышления становится предметом переживаний культурологов, заламывающих руки в отчаянии: «пропала культура!»
Обратим внимание в этой связи еще на одну сторону коммуникативного процесса. На фоне отсутствия конвенциональной информации экспрессия фактически заменяет ее собой, она предстает новым способом форматирования
реальности - на основе другой логики, другого восприятия, других ценностей. Собственно, в этом есть свой резон: отношения человека с коварной, с точки зрения следования традиционной логики, медиареальностью нарастают. Формат (стереотипы) этой траектории начинают распространяться и на все поле социальной действительности. Она, конечно, тоже меняет в этой связи свою структуру, свою аксиологию (мы уже упоминали медиальность как закон социального бытия). Но при этом о «катастрофе» - лингвистической, культурной, социальной, - речь, конечно, вести преждевременно. Человек ускользает из-под прессинга технологически детерминированных медийных систем [3; с. 982]. Последние пытаются по-прежнему сохранять утрачиваемый контроль за его сознанием. Однако при этом начинают бороться сами с собой, сталкивая внутри себя две стихии -логику и экспрессию, взрывая себя изнутри. Таким образом, лингвистическая катастрофа в неменьшей степени касается самих медиа - это уже не созданный ими стереотип, а порожденная их поведением реальность.
При этом наши рассуждения уже приводили нас к тому, что внимание медиа к любой социальной проблеме «замораживает» ее, превращает ее в абсурд. Не то ли происходит и с эмоциями? Люди, потерявшие всякий контроль над своим поведением, всякие табу и представления о добре и зле, называются в русской (эмоциональной) культуре очень символично - «отморозками». Катастрофические эмоции породили катастрофу эмоциональности. Сжигаемые георгиевские ленточки на Вечном Огне в Одессе, пьяное святотатство «за гранью добра и зла» в российской повседневности, девальвация социального доверия, солидарности, любви, наконец. Мы не склонны придерживаться распространенного стереотипа, гласящего, что корень всех бед - в бездушности медиа. Проблема глубже: в девальвации языка, а вслед за ним - в девальвации процессов саморефлексии и ощущения самоценности современного человека. Дело в том, что важнейший когнитивный механизм, выхолащивающий любые представления о добре и истине, состоит в фундаментальной технологической детерминированности сознания: человек не имеет возможности (а теперь даже и права!) задумываться о причинах и механизмах, породивших то или иное событие, явление, решение, факт. Он вынужден мириться с навязанной реальностью, подстраивая свою личностную реальность под медийно детерминированный «поток ценностей», вырабатывая в себе особый тип «эвристического
мышления» [4; с. 65]. Круг замыкается: в глобальном мире «ценности» должны быть универсальными, и их медийное воплощение призвано преодолевать этот очевидный парадокс между тотальностью «истины» и уникальностью ее интерпретаций. Крик, эмоции, истерики порождают именно то пространство, ту систему координат, которые способны решить эту немыслимую задачу.
Список литературы
1. Фортунатов А.Н. Проблемы истории телевидения: философский и культурологический подход:
курс лекций. Н. Новгород: Нижегородский гуманитарный центр, 2007.
2. Фортунатова В.А. Гуманитарные основы предпринимательской культуры // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. № 4. Часть 2. Н. Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2013. С. 246-249.
3. Фортунатов Н.М. Эстетика слова как научная проблема // Вестник ННГУ им. Н.И. Лобачевского. №4(2), 2010. С. 982-985.
4. Фортунатов А.Н. Взаимодействие субъектов социальной коммуникации в медиареальности. Диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук / Нижегородский государственный архитектурно-строительный университет. Нижний Новгород, 2009.
HYPERTROPHIED ETHICS OF MODERN COMMUNICATION AND LOSS OF VALUES OF SOCIAL RELATIONS
A.N. Fortunatov
Increased language expressiveness of modern media is a form of adaptation to the complex structure of "linguistic reality" that forms media space. It doesn't appeal to the indifferent man, but to his own status, which is increasingly losing its value in today's society.
Keywords: language, stereotype, media, journalics, expression. References
1. Fortunatov A.N. Problemy istorii televideniya: filosofskiy i kul'turologicheskiy podkhod: kurs lektsiy. N. Novgorod: Nizhegorodskiy gumanitarnyy tsentr, 2007.
2. Fortunatova V.A. Gumanitarnye osnovy predprin-imatel'skoy kul'tury // Vestnik Nizhegorodskogo univer-siteta im. N.I. Lobachevskogo. № 4. Chast' 2. N. Novgorod: Izd-vo NNGU im. N.I. Lobachevskogo, 2013. S. 246-249.
3. Fortunatov N.M. Estetika slova kak nauchnaya problema // Vestnik NNGU im. N.I. Lobachevskogo. №4(2), 2010. S. 982-985.
4. Fortunatov A.N. Vzaimodeystvie sub"ektov sotsi-al'noy kommunikatsii v mediareal'nosti. Dissertatsiya na soiskanie uchenoy stepeni doktora filosofskikh nauk / Nizhegorodskiy gosudarstvennyy arkhitekturno-stroi-tel'nyy universitet. Nizhniy Novgorod, 2009.
