Научная статья на тему 'Гипертекст в эстетике современной русской литературы (на примере произведений Б. Акунина)'

Гипертекст в эстетике современной русской литературы (на примере произведений Б. Акунина) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1156
194
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ГИПЕРТЕКСТ / ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ / МОТИВНО-ОБРАЗНЫЙ КОМПЛЕКС / АКТИВИЗИРОВАННОЕ ЧТЕНИЕ / ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ / HYPER-TEXT / INTERTEXTUALITY / MOTIVE AND DESCRIPTIVE COMPLEX / ACTIVATED READING / ARTISTIC REALITY

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Трускова Екатерина Александровна

В статье рассматривается гипертекст как закономерное явление литературного процесса ХХ века и его отличие от других видов нелинейной организации художественных текстов.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Hyper-Text in the Aesthetics of the Contemporary Russian Literature (On the material of B.Akunin's Novels)

The article describes hyper-text as an objective phenomenon of the literary process of the ХХ century and its difference from other forms of nonlinear organization of literary texts.

Текст научной работы на тему «Гипертекст в эстетике современной русской литературы (на примере произведений Б. Акунина)»

УДК 82.0

ББК 83.3 (2 Рос=Рус) 6

Трускова Екатерина Александровна

аспирант

кафедра литературы и методики преподавания литературы Челябинский государственный педагогический университет

г.Челябинск Truskova Ekaterina Alexandrovna Post-graduate

Chair of Literature and Methods of Teaching Literature Chelyabinsk State Padagogical University Chelyabinsk

Гипертекст в эстетике современной русской литературы (на примере произведений Б. Акунина)

Hyper-Text in the Aesthetics of the Contemporary Russian Literature (On the material of B.Akunin's Novels)

В статье рассматривается гипертекст как закономерное явление литературного процесса ХХ века и его отличие от других видов нелинейной организации художественных текстов.

The article describes hyper-text as an objective phenomenon of the literary process of the ХХ century and its difference from other forms of nonlinear organization of literary texts.

Ключевые слова: гипертекст, интертекстуальность, мотивно-образный комплекс, активизированное чтение, художественная реальность.

Key words: hyper-text, intertextuality, motive and descriptive complex, activated reading, artistic reality.

В связи с возросшим в последнее время уровнем семиотизации человеческой культуры между многими произведениями однородных или смежных искусств выстраиваются типологические, ассоциативные, а в некоторых случаях даже иерархические связи, что и обусловливает неоспоримую актуальность данного исследования. Многообразие форм отражения единой действительности приводит как к сознательному, эксплицитному, так и непреднамеренному, спонтанному пересечению ценностно-смысловой и мотивно-образной сферы произведений самых разных авторов. Поэтому считаем необходимым уточнить значение понятий «интертекстуальности» и «гипертекстуальности».

Исследовав немногочисленные определения гипертекста в современном литературоведении, мы выработали собственное, которое будет служить опорой при последующем анализе.

Гипертекст — это текст, устроенный таким образом, что, превращаясь в иерархическую систему, он одновременно продолжает существовать как многомерное, равноправное относительно всех включенных в него субъектов семиотическое пространство. Он превращается в систему, иерархию текстов, одновременно составляя их единство и множество. Явление гипертекста позволяет говорить о цельном образно-мотивном комплексе, складывающемся в результате взаимосвязанного звучания всех прецедентных текстов.

В нашем понимании интертекстуальность выступает преимущественно как явление аллюзивное, проявляющееся в рамках какого-либо конкретного образа, мифологемы, мотива. Апеллятивная функция интертекста заключается в том, то внутритекстовые отсылки к каким-либо произведениям могут быть ориентированы на совершенно конкретного адресата, в то время как гипертекст предполагает не только включение каждой отдельной части в общую концепцию, но и каждой книги в общую художественную реальность. Само понятие гипертекста предполагает одновременный рост одного романа до всей литературы в целом (вместе с ее связями, реминисценциями и аллюзиями) - с одной стороны, и уменьшение этого романа, дробление его на бесчисленное множество двойников и вариантов в рамках всего одного художественного полотна - с другой стороны.

Вот так, к примеру, нами было прочитано пространство романа Б.Акунина:

Книга — гипертекст

КНИГА

«История России»

«Внеклассное чтение» (вся литература)

Продолжение истории рода Фандориных

^^ роман ^¿»Неклассное чтение»/!^

___^»И

Книга — интертекст

Роман «Внеклассное чтение»

книга

«Отцы и

книга

«Опасные связи»

книга

«Амур и Псишея»

книга

Солнечный удар»

книга

«Коварство и любовь»

книга

«Бригадир»

_

Помимо установления литературных связей в рамках заданного контекста, интертекст выполняет поэтическую функцию, объединяя все части произведения и их аллюзии общим мотивом (темой, идеей), в то время как гипертекст выступает как авторский метод.

Как отмечает известный писатель и теоретик постмодернизма У. Эко, на которого опирается наше исследование: «После изобретения печати преобладал линейный способ мышления, но с конца 60-х ему на смену пришло более глобальное восприятие — гиперцепция — через образы телевидения и другие электронные средства.. .»[8].

Исходя из этого, современное общество может быть разделено на две категории: «тех, кто смотрит только телевидение, то есть получает готовые образы и готовое суждение о мире, без права критического отбора получаемой информации, и тех, кто смотрит на экран компьютера, то есть тех, кто способен отбирать и обрабатывать информацию»[8]. Таким образом, мы можем предположить, что современная литература помогает нам не утратить остроту критического, осмысленного восприятия действительности и поэтому призывает к активному прочтению текстов, участию в их создании, принятию собственных решений.

Действительно, множество новых текстов, создаваемых в ХХ веке, отличается вариативностью не только возможных финалов произведения, но и стратегией чтения книги в целом. У. Эко говорит о двух возможных способах прочтения текста: «нормальном» и «ненормальном». Нормально книгу читают пошагово, главу за главой, идя вслед за автором по пятам в ожидании «непредсказуемого» финала. «Ненормально» книгу читают «университетские профессора» (как мы понимаем, здесь имеются в виду любые увлеченные своей темой исследователи), которые фокусируют свое внимание только на тех главах и строчках, в которых фигурирует интересующее их слово, явление, символ. Именно такое, вертикальное, чтение текста позволяет более активно следить за развитием какой-либо сюжетной линии, темы, эволюцией конкретного образа, героя. Упомянем здесь первое из подобных произведений - «Пейзаж, нарисованный чаем» сербского писателя Милорада Павича — роман, который можно читать как по горизонтали, так и по вертикали.

В современной русской прозе эта тенденция была позитивно воспринята и достаточно быстро освоена.

Эссеист, литературный переводчик, беллетрист Григорий Шалвович Чхар-тишвили (литературный псевдоним — Борис Акунин) до сих пор не был изучен как автор широкого спектра гипертекстуальной и интертекстуальной прозы, несмотря на то, что на его произведения было написано множество рецензий такими исследователями как Н. Алексеев (статья «Русско-японский сыщик»), П. Басинский (ст. «Штиль в стакане воды»), В. Пригодич (ст. «Круче, чем Умберто Эко»), М. Трофименков (ст. «Дело Акунина»), О. Китаева (ст. «Детективы о прекрасном XIX веке») и др.

Мы полагаем, что все романы Б. Акунина («Внеклассное чтение», «ФМ», «Детская книга» и др.) имеют потенциальную возможность быть прочитанными как последовательно, так и параллельно, как по горизонтали, так и по вертикали. Они предполагают образование некоего историко-культурного контекста вокруг себя, появление ореола мифологем, образов и символов, возникающих в литературном опыте читателя. Скажем, словосочетание «детская книга» сразу отсылает нас к вопросу: это книга о детях или книга для детей? Роман, содержащий в своем заглавии всего две буквы «ф» и «м», предлагает множество «фм-сочетаний»: форс-мажор, фата-моргана, фальшивая монета, фа-минор и, разумеется, Федор Михайлович. Мы будто ставим знак условного равенства между формально-семантическим комплексом «книга» и понятием «гипертекст».

Такая игра авторского заглавия и интеллектуального багажа читателя характерна для большинства книг Б. Акунина. Так, в книге «Внеклассное чтение» название главы «Амур и Псишея» отсылает нас к истории Жана де Лафонтена, или же русскому варианту, созданному И.Ф. Богдановичем («Душенька»). Название главы «Утраченный рай» рисует перед нами библейский поэтический образ-мифологему (изгнание Адама и Евы из Рая). Далее в оглавлении следуют еще более богатые с точки зрения литературной традиции заглавия: «Бригадир» (комедия Д.И. Фонвизина), «Коварство и любовь» (драма Ф. Шиллера), «Опасные связи» (роман Ш. де Лакло), «Солнечный удар» (рассказ И.А. Бунина),

«Много шума из-за ничего» (комедия В. Шекспира), «Отцы и дети» (роман И.С. Тургенева).

Здесь можно говорить о том, что названия самих глав, переставая подчиняться всеобщему замыслу, начинают по-своему звучать, индивидуально реми-нисцировать. Это приводит к тому, что читатель, соприкоснувшись с той или иной вышеупомянутой книгой, перестает чувствовать себя «по ту сторону» литературного процесса, он начинает осознавать свою «со-причастность», «посвященность», ведь именно благодаря ему один, казалось бы, горизонтальный текст моментально трансформируется в многомерное, объемное художественное пространство, называемое «книгой». Подобно тому, как пусть даже самая «продвинутая» и современная компьютерная игра не запустится без игрока, все это многообразие аллюзий, мотивов и тем начнет складываться в общую мозаику только при появлении его — читателя «книги».

В этом смысле очень показателен роман-эксперимент «Квест», в котором два романа связаны общим формальным пространством одной книги и общей тайной, иначе говоря - состоит из непосредственно самого романа и кодов к нему. «Квест» — одна из самых известных в мире компьютерных игр. «Quest» (в пер. с англ.) - поиск. И это поиск, прежде всего, фантазийных приключений-похождений, восхождение к заданной цели через преодоление многообразных и сложных загадок-головоломок и трудностей. Игрок в «Квесте» сложно манипулирует героем, который по ходу хитроумного сюжета набирается силы, мудрости, взрослеет и, в конце концов, достигает выбранной цели.

По ходу романа автор предлагает нам как «экскурсии» («Москва-1930», «Крепи оборону Родины», «Наши дети будут жить при коммунизме») так и локальные игры, связанные с проблематикой и сюжетом книги. Сам роман протекает в советской России 1930-х годов, в то время как коды возвращают нас к осени 1812 года. И, как это ни парадоксально, но именно благодаря этим скачкам и перемещениям время романа, по сути, становится его пространством. Для читателя, не знакомого с англоязычным обозначением этапов игры (Intro, Profile, Tutorial, Level) Акунин дает «Словарь необходимых терминов», предва-

ряющий текст романа. Далее следуют правила игры, которые объясняют читателю, как «играть» в книгу. Одновременно это и работа с формой (продолжение мотива компьютерной игры, в которой есть обязательные правила, определяющие жизнь и смерть персонажа), и подготовка читателя к работе с этой формой. В конце каждой большой главы-уровня читателя ждет вопрос, ответив на который он либо может читать дальше («герой жив»), либо должен вернуться в начало книги («миссия провалена», «герой мертв»). С другой стороны книги располагаются «Коды к игре» — второй роман, дающий читателю-игроку возможность «без риска» переходить с уровня на уровень. Между кодами и игрой в печатной версии книги расположены «скриншоты» — иллюстрации, выполненные как имитация компьютерной графики, соответствующей игре очень высокого качества. Таким образом, объяты все стороны «игры в игру» — формальная структура квеста соблюдается точно.

Интертекстуальность в романе проявляется весьма разнообразно, она ориентирована как на неискушенного, так и на читателя с большим литературным багажом. С самого начала, с «тренировочного уровня», автор подсказывает новичкам, как читать роман, на что обращать внимание. Главному герою — то есть персонифицированному в игре читателю — предстоит выбрать себе ту или иную команду из четырех предложенных. Верен только один выбор, остальные команды — это зашифрованные имена героев других произведений, и автор при «неправильном» выборе направляет читателя соответственно к «Трем мушкетерам», «Мастеру и Маргарите» или «Волшебнику Изумрудного города». И делает это не без иронии: «Расшифруйте анаграммы, которыми являются имена «артистов». Раз вам по душе такая свита, то, чем тратить время на компьютерные игры, почитайте лучше «Мастера и Маргариту». Вам понравится» [3; 45].

Читатель заметит и обширный мифологический пласт (Египет, Греция, Рим), и главного героя-Гамлета, и его помощника-Франкенштейна, и басни Ла-фонтена, и русские народные сказки («Колобок»). Их роль в тексте уже не разъясняется, подтексты не прописываются в расчете на пытливое восприятие. Безусловна лишь отсылка «Кодов» к «Войне и миру» Л. Н. Толстого. Но лите-

ратурно подкованный человек разглядит набоковскую бабочку — женскую душу («Черный апполон» в романе), и Конан Дойла («Приключения Шерлока Холмса» часто соотносят со всеми «фандоринскими» романами Акунина), и Уэллса («Человек-невидимка»), и современную фантастику — Стругацких, Слаповского, Лукьяненко. «Квест» обрастает многочисленными связями, выходя как в русскую, так и в зарубежную литературу, расширяя и обогащая смыслами свое содержание.

В эстетику гипертекстуальности прекрасно вписывается и пьеса-аллюзия Б. Акунина «Чайка». Не только название отсылает нас к произведению А. П. Чехова, но и несколько первых страниц: Б. Акунин почти слово в слово переписывает конец пьесы русского драматурга, начиная с последнего разговора Треплева и Нины и заканчивая самоубийством сына Аркадиной. Далее следует собственно акунинский текст: оказывается, что Треплев не застрелился, а его убили.

Первое действие новой «Чайки» представляет собой пятое (несуществующее) действие канонического текста. Композицию пьесы можно рассматривать в качестве гипертекста — как реализацию концепции семантики возможных миров: так называемые «дубли» предоставляют активизированному читательскому восприятию широкий выбор вариантов развития сюжета.

В начале пьесы Дорн произносит фразу: «Константина Гавриловича мог убить любой из нас» [6; 49-50], затем заявляет, что поведет расследование. Так, второе действие пьесы состоит из восьми дублей, каждый из которых начинается одной и той же фразой Дорна после боя часов: «Отстают. Сейчас семь минут десятого. Итак, дамы и господа, все участники драмы на месте. Один — или одна из нас — убийца. Давайте разбираться». По ходу этих дублей мы узнаем, что убить Треплева имел повод каждый, включая самого Дорна. Акунин-ские дубли — это метафора потока разрозненных событий. В тексте Акунина они эксплицируют представление Чехова о жизни как о череде разнородных, несвязных эпизодов. В чеховскую эстетику "монтажного мышления" современный автор вносит дополнительные смыслы: жизненные этапы человека — это

повторяющиеся до мельчайших деталей и однообразные копии. Дубль — это знак театрализованности, "балаганности" всей пьесы, он ориентирует читателя-зрителя на авторский замысел "обнажения приема" театральных условностей, что опять же специфически продолжает тему сложной рефлексии героев об искусстве в пьесе Чехова.

Таким образом, на примере всех рассмотренных нами произведений Б. Акунина мы можем утверждать: даже находясь на высшей ступени иерархии, гипертекст продолжает оставаться лишь одним из компонентов другого, более объемного гипертекста. Включая в себя бесконечное множество уже существующих текстов и выступая так называемым «унибуком» (как в «Детской книге» Б. Акунина»), книга сама продолжает быть вписанной в уже существующий концептуальный мир символов, образов, знаков.

Библиографический список

1. Акунин, Б. Внеклассное чтение: В 2 т. [Текст] / Б. Акунин. - М.: ОЛМА Медиа Групп, 2009. — 384 с.

2. Акунин, Б. Детское чтение [Текст] / Б. Акунин. - М.: Астрель, 2008. - 608 с.

3. Акунин, Б. Квест [Текст] / Б. Акунин. - М.: Астрель, 2008. - 448 с.

4. Акунин, Б. ФМ: В 2 т. Т.1. [Текст] / Б. Акунин. - М.: ОЛМА Медиа Групп, 2009. - 350 с.

5. Акунин, Б. ФМ: В 2 т. Т.2. [Текст] / Б. Акунин. - М.: ОЛМА Медиа Групп, 2009. - 286 с.

6. Акунин, Б. Чайка / Б. Акунин [Текст] // Новый мир. 2000. №4. С.43-66.

7. Руднев, В.П. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. II [Текст] / В.П. Руднев. — М.: Аграф, 2000. — 432 с.

8. Эко, У. От Интернета к Гутенбергу: текст и гипертекст [Текст] // Отрывки из публичной лекции Умберто Эко на экономическом факультете МГУ 20 мая 1998. URL: http://www.philosophy.ru/library/eco/internet.html (дата обращения: 25.03.2010).

Bibliography

1. Akunin,B. Extracurricular Reading: In 2 V. [Text] / B. Akunin. - M.: OLMA Media Groups, 2009. - 384 p.

2. Akunin, B. Children's Reading [Text] / B. Akunin. - M.: Astrel, 2008. - 608 p. 3. Akunin, B. Quest [Text] / B. Akunin. - M.: Astrel, 2008. - 448 p.

4. Akunin, B. FM: In 2 V. V.1. [Text] / B. Akunin. - M.: OLMA Media Groups, 2009. - 350 p.

5. Akunin, B. FM: In 2 V. V.2. [Text] / B. Akunin. - M.: OLMA Media Groups, 2009. - 286 p.

6. Akunin, B. Seagull / B. Akunin [Text] // New World. - 2000. - №4. - P.43-66.

7. Eko, U. From the Internet to Gutenberg: Text and Hyper-Text [Electronic Resource] // Fragments from the Public Lecture of Umberto Eko in the Economic Department of MSU, May, 20, 1998. - Access Mode: http://www.philosophy.ru/library/eco/internet.html (date of the rotation: 25.03.2010).

8. Rudnev, V.P. Away from the Reality: Studies on the Text Philosophy. II [Text] / V.P. Rud-nev. — M., 2000. — 427 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.