CC BY
65
В. Линк
Германия - как европейская держава
Germany as a European power
№. т к. ОеиЬвоЫапвдй'веигорывоЬеМаоЫ. -Б./^Б.а.
В. Линк -профессор, доктор (ФРГ, Кёльн)
Германия лежит в центре Европы, окруженная со всех сторон большим числом других государств (на данный момент-девятью), -Франция наиболее крупный из них сосед; она является по численности населения и экономическому потенциалу самым крупным государством европейского континента к западу от России. Из этого фундаментального положения вещей проистекает основная проблема политического порядка, которая в течение нового времени в изменявшихся рамочных условиях постоянно являлась актуальной и сегодня остается таковой же. Как следует организовать Германию и Европу, чтобы Германия в Европе смогла существовать и развиваться без того, чтобы приобретать или оказывать решающее влияние; без того, чтобы препятствовать «европейской свободе», существованию и развитию других европейских государств? В целом, речь идет о старой и всегда новой основной проблеме, касающейся политического равновесия или гегемонии в Европе1 - основной проблеме, которая в силу своей специфики важна также и для других крупных европейских государств.
Таким образом, Германия находилась и находится во взаимных отношениях с европейской системой государств: Германия координируется этой системой и одновременно, со своей стороны, является ее основополагающей частью. Более того, с тех пор как международная
система перестала быть идентичной европейской системе государств, включение Германии в систему европейских держав зависит одновременно и от равновесия и гегемонии в мировой системе, так же и урегулирование германской проблемы происходит на уровне мировой политической структуры.
1. Исторический опыт Германской империи
Германия, по европейским меркам, - «опоздавшая нация» . Перед национально-государственным объединением в 1871 г. Пруссия и Авария являлись двумя ведущими державами в Германии; они пользовались своего рода «двойной гегемонией»3 внутри Германского Союза. А в европейском концерте XIX в. балансировали пять ведущих держав: Великобритания, Франция, Россия, Пруссия и Авария в так называемой пен-тархии. С малым решением национального вопроса Пруссия достигла ведущего влияния в Германии, и Германская империя добилась «полугеге-монистской» позиции в Европе.4 Это новое немецкое державное государство было - как точно сформулировал Клаус Хильдебранд5 - «для равновесия в Европе слишком сильным, а для гегемонии на континенте слишком слабым». В этом заключалась «объективная» дилемма германской политики в последнее десятилетие XIX в. - первое десятилетие XX в.
Отто фон Бисмарк, основатель и первый канцлер Германского рейха, надеялся достичь того, чтобы «негативное отношение, которое было вызвано превращением в действительно великую державу, было бы ослаблено честным и мирным применением нашей мощи, чтобы убедить мир в том, что немецкая гегемония в Европе является более полезной и беспристрастной, а также менее вредной для свободы других, чем французская, русская или английская»6. Но, как известно, мир не дал себя переубедить, тем более что последователи Бисмарка взяли курс, который словом и делом был противопоставлен политике сдерживания и компромисса, и, в конечном счете, осмелились на «захват
мирового господства»7. Характерно, что это были либеральные силы, чьи демократическо-парламентские надежды не сбылись, и которые, как и Макс Вебер в своей Фрайбургской вступительной лекции в 1895 г.8, требовали, чтобы немцы осознали то обстоятельство, «что объединение Германии было детской выходкой, которую нация совершила в преклонных годах и от которой ввиду ее высокой цены следовало лучше отказаться, если бы оно должно было стать концом, а не исходным пунктом немецкой великодержавной политики». Континентально-европейским вариантом этой мыспи была центральноевропейская концепция либерального демократа Фридриха Науманна, которая была нацелена на расширение континентальной опоры власти Германии за счет юго-восточной Европы - не говоря уже о других, далеко идущих планах, которые были произведены на свет в опьянении победами первых месяцев войны.
После того как реально существующая новая мировая держава США воспрепятствовала захвату немцами мирового господства и послужила причиной поражения Германии в Первой мировой войне, германская империя - правда с урезанной территорией и лишенная своих колоний - сохранилась, так как бывшая Россия была ослаблена поражением в войне и большевистской революцией и в связи с тем, что новая доминирующая держава Америка похоронила французские гегемо-нистские планы в Европе. В то время как США играли в Европе роль арбитра и уравновешивающей силы, Германия смогла - при американской поддержке - возвратиться через мировую торговлю в европейскую и мировую политику. Планом Дауэса они утвердили экономический мир в Европе; американец выступал в роли «короля плана Дауэса», и в случае необходимости американец решал, оправданы были или нет санкции против Германии. Привязывание Германии к Европе удалось только на Западе (договор в Локарно от 1925 г.); не существовало «восточного Локарно». Все дальнейшие европейские планы - как план Бриана от 1930 - наталкивались на американское и русское сопротивление. США видели в этом «скопление» европейцев против
Америки и хотели вмеао этого использовать Германию в качестве своего агента влияния в Европе, прежде всего для проведения своей торговой политики, а также и в вопросах разоружения. В противоположность этому Веймарская Республика использовала экономическое участие США в Германии и американскую политику «мирных перемен» (peaceful change) для своей ревизионистской политики, направленной против Франции. Для министра иностранных дел Штреземана была не приемлема перспектива, чтобы друг другу противостояли, «с одной стороны, Соединенные Штаты Европы и Япония и, с другой стороны, Америка». Французский план союза Европы (по словам Бриана: «объединение Европы против американского превосходства») также не нашел поддержки со стороны немецкого правительства, которое в это время ( 1930) пришло к тому, чтобы создать руководимую Германией Центральную Европу - первым шагом должен был стать немецко-австрийский таможенный союз (который не состоялся из-за сопротивления Франции)9.
Стех пор, как ревизионизм Веймарской Республики превратился в экспансионизм Третьего рейха, насильственное установление немецкой гегемонии и господства на континенте стало выражением германской европейской политики большого пространства, прибегая к которой, Гитлер силой объединил континентальную Европу, поработив ее, - цитируя метафору Берта Брехта - «как рыбак объединяет рыбу в сетях»10. В конечном итоге мировая политика Гитлера была нацелена на решающую битву с США.
США, со своей стороны, видят втечение всего последнего столетия свой интерес втом, чтобы помешать возникновению континентальноевропейской гегемонии в Европе, захвату противоположного атлантического побережья враждебной державой и держать Европу открытой для своих экономических интересов. Прежде, ч ем дело вообще могло дойти до «ситуации решающей битвы», они снова (как и в Первую мировую войну), вместе со своими западноевропейскими союзниками и в антагонистической кооперации с Советским Союзом решили исход Второй мировой войны в свою пользу и в пользу свободной Западной Европы, в то время как в Центральной и Восточной Европе
Германия -
как европейская держав
немецкое господство было заменено советским. Чудесное спасение Германской империи в 1918-1919 гг. не повторилось в 1945 г., так как доминирующие державы не были отвлечены или ослаблены, но встретились посередине Германии и взяли на себя обязательства. Страны-победительницы разгромили Третий рейх и после окончания Второй мировой войны совместно осуществляли верховное управление Германией; Германия стала объектом четырех стран-победительниц. Несмотря на всю противоположность позиций относительно нового государственного и общественного устройства Германии, они были едины в одном: они были полны решимости помешать тому, чтобы Германия политически, экономически или тем более в военной области смогла вновь восстановиться в качестве европейской державы и снова угрожать равновесию и свободе в Европе.
2. ФРГ как интегрированная западноевропейская держава
Холодная война хотя и разразилась не в Германии и не из-за Германии, но она имела своим последствием то, что определяющими для ее новой организации оказались не планы зонального разделения и федерализации, а разделительные линии конфликта Восток - Запад".
Разделительная линия в мировой политике прошла по середине Европы и Германии, и острый антагонизм Востока - Запада уничтожил все «концепции мостов», которые пропагандировались немецкими политиками в первые послевоенные годы - от Якоба Кайзера до Отто Гротеволя. Советская зона оккупации и затем ГДР были введены в сферу влияния Советского Союза. Западные зоны и затем ФРГ были интегрированы в атлантические и западноевропейские организации. Это «оживление» государственной и экономической силы в Западной Германии и ее западноевропейская интеграция были, как заявил ми-Енистр иностранных дел США Дин Ачесон своим западноевропейским
коллегам накануне основания НАТО в «Lehrstunde der Machtpolitik», политикой калькулируемого риска:
«Мы смотрим на Японию и Германию как на основные центры власти, в настоящее время нейтрализованные, но неизбежно восстанавливающиеся и находящиеся между СССР и Западом. Нет вопроса в том, что СССР смотрит на окончательное присоединение Германии, в частности, к советской орбите, как на основную цель. [...] Сточки зрения Запада, мы также осознаем серьезную опасность возрождения Германии. Мы полагаем, однако, что преимущества ориентации Германии на Запад и противостояния действиям советской стороны оправдывают рассчитанный риск. Любая политика объединения, не допускающая разумные пределы возрождения Германии, может толкнуть эту нацию в руки СССР. Таким образом, мы настаиваем на том, чтобы западные державы приняли политику объединения, направленную на окончательное возрождение Германии, усиление развития демократических институтов и активную борьбу со свержением советов [...].» (Пер. с англ.)12.
В течение четырех десятилетий - вместо прежнего срединного положения - пограничное в аспекте мировой политики положение обоих немецких государств стало конституционным и фундаментальным.. Выбор западных немцев в пользу Запада не был вопросом географии, но вопросом выбора демократических ценностей и экономических приоритетов и, прежде всего, интересов, связанных с обеспечением собственной безопасности. Как демократическое государство с рыночной экономикой, Западная Германия возвратилась, подобно Веймарской Республике, через мировую экономику в мировую политику, и вновь с помощью США. Но в отличие от Веймарской Республики новое государство было интегрированным западным государством - членом Организации европейского экономического сотрудничества (позднее -Организация экономического сотрудничества и развития. - Пер.), Совета Европы, Европейского объединения угля и стали и затем Европейского экономического сообщества/Европейского сообщества по атомной энергии и, прежде всего, НАТО. Атлантический альянс - а с точки
зрения политики силы это США - дал находившемуся в особенно опасном положении пограничному государству необходимую защищенность против Советского Союза и включил западногерманский экономический и военный потенциал в систему политической зашиты Запада, благодаря чему она только и стала эффективной. Атлантический альянс дал к тому же западноевропейским государствам защищенность от Германии -«двойная защита» (Ханридер) и двойная политика равновесия. Германия в лице ФРГ снова стала «великой державой» (Аденауэр), а вскоре снова «экономической державой мирового значения» (Шмидт), но только как интегративно связанная западноевропейская держава - включенная в атлантические и западноевропейские организации. То, что особенно интеграция в Западную Европу должна создать равновесие для решения вопроса немецкой мощи, яснее показывают конфиденциальные документы, а не публичные речи. В качестве примера здесь можно сослаться хотя бы на меморандум бельгийского министра иностранных дел Спаака от 7 февраля 1959 г. В нем было указано, что европейская интеграция - это «прежде всего... правильный способ решения немецкой проблемы»: «Европейская интеграция создает для Германии рамки, которыми ограничивается ее экспансия, а также общность интересов, которая защищает ее и нас от определенных попыток и приключений».13 Как известно, Аденауэр представлял себе это точно так же.
Вопрос о том, как объединение Германии было совместимо с усиливающейся западноевропейской интеграцией, наполнял в течение этих десятилетий политику и науку оживленными дебатами. В эру разрядки напряженности лозунге необходимой «европеизации немецкого вопроса» был увязан с общеевропейским лейтмотивом поиска нового «европейского мирного устройства».14 В своей речи от 17 июня 1967 г. федеральный канцлер Кизингер охарактеризовал путь к общеевропей-; скому мирному устройству как долгий и тяжелый, но как единственный шанс для преодоления разделения Германии: « Германия, вновь объе-|диненная Германия, имеет критическую величину. Она слишком боль-
шая, чтобы не оказывать никакого влияния на баланс сил, и слишком мала, чтобы самой держать силы вокруг себя в равновесии. Поэтому в реальности сложно себе представить, что вся Германия при дальнейшем существовании современных структур в Европе сразу присоединится к той или иной стороне. Как раз поэтому сращивание разделенных частей Германии можно рассматривать только в русле процесса преодоления конфликта Восток-Запад в Европе».15
Новая восточная политика социал-либеральной коалиции во главе с федеральным канцлером В. Брандтом хотела поддержать этот процесс. Связь с Западом и соединение с Востоком стали государственными приоритетами Федеративной Республики. Вопреки ожиданиям всех конфликт Востока и Запада был преодолен не эволюционным, а революционным путем, объединение Германии было осуществлено до возведения общеевропейского мирного порядка. То, что объединенная Германия останется интегрированной в НАТО и ЕС, было непременным условием для согласия европейских соседей и, прежде всего, США. Одновременно с объединением в Париже была предпринята попытка «Хартией» СБСЕ в некоторой степени «достроить» европейский порядок. Параллельно с этим европейская интеграция - в русле Маастрихтского договора (1992) -должна была углубляться и развиваться дальше, чтобы (как неоднократно подчеркивал канцлер Коль) после достижения немецкого единства завершить объединение Европы и тем самым окончательно, «бесповоротно» связать Германию с Европой. Вместо Бисмарковской политики умеренной гегемонии эта политика была нацелена на построение структурного препятствия в установлении немецкой гегемонии.
3. Германия как интегрированная европейская держава
В действительности судьба европейской интеграци - вопрос стратегический, если серьезно отнестись к «критической величине»
вновь объединенной Германии и возвращению Германии в традиционное европейское центральное положение.
Благодаря объединению Германия, несмотря на правовое закрепление потери своих восточных провинций, стала со значительным отрывом от Италии (58 млн.), Великобритании (57 млн.) и Франции (57 млн.) самой густонаселенной европейской страной, а именно, насчитывая около 80 млн. человек, что соответствовало в 1990 г. 23 % всего населения стран - членов ЕС. За этим, однако, не последовало соответствующего увеличения немецких вооруженных сил. Напротив, они были сокращены и международным правом установлены на уровне 370 тыс. человек. Сегодня эта верхняя граница уже преодолена. На континенте в области обычных вооружений не Германия является сильнейшей державой, а, как и прежде, - Франция. К этому надо добавить, что Германия - в отличие от Великобритании и Франции - не обладает ядерным вооружением. И, конечно же, Германия в военном отношении слабее, чем евразийская великая держава Россия.
Как и прежде ведущие позиции Германии в экономической сфере являются «критической» проблемой Европы, тем более что после окончания сверхмилитаризованного конфликта Востока и Запада соотношение экономической мощи и конкуренции повысило свое политическое значение. Лидирующая позиция ФРГ по своему ВВП еще усилилась благодаря объединению Германии, хотя ВНП на душу населения из-за присоединения новых земель упал так, что место ФРГ на шкале благосостояния понизилось с третьего в 1990 г. до двенадцатого. Но если восстановление промышленного потенциала Востока будет успешным, Германия будет также и поэтому показателю снова на лидирующих позициях.
Уже «старая» ФРГ была в большой степени интегрирована в регион Западной Европы - «с высокой степенью интегрированности и сильным влиянием»; Западная Германия имела «структурное влияние в своем регионе».15 Андрей Марковиц и Симон Райх доказывают, что уже в 70-Х-80-Х годах сформировалась экономическая гегемония Федера-
тивной Республики в ЕС, потому что «общий рынок (Marktgeschehen) ЕС был завоеван немецким экспортом»17 (в особенности они ссылаются на высокую и в этом десятилетии еще подросшую долю немецкого экспорта в общих объемах внутреннего экспорта ЕС). Так как одновременно значительно возросла восточная торговля Германии, западногерманский экспорт в восточноевропейские страны занял, с большим отрывом от экспорта в этот регион других западных индустриальных держав, лидирующую позицию, и ФРГ стала для восточноевропейских стран важнейшим торговым партнером. Уже за год до объединения Марковиц и Райх предсказывали и для Восточной Европы немецкую экономическую гегемонию, которая будет опираться на культурную гегемонию. Структурная гегемония была там даже еще более ярко выраженной, так как все «институциональные ограничения, которым немцы на Западе подчинены в своей деятельности ввиду их членства в ЕС, на Востоке отсутствуют.
Тот факт, что экономическая гегемония Германии в Западной и Восточной Европе укрепилась после объединения в 90-х годах, является тезисом, который оба автора пытаются обосновать в новой книге.18 В самом деле достойно внимания то обстоятельство, что немецкий восточный экспорт обнаруживает динамику роста. А германские прямые инвестиции в Восточную Европу составили уже в 1995 г. 3 млрд. немецких марок и соответствовали тем самым уровню инвестиций в США. Так же торговля с Центральной и Восточной Европой (около 7% от всей внешней торговли ФРГ) составляет примерно такую же долю, как и торговля с США (7,8%). Таким образом, Германия занимает в Центральной и Восточной Европе «стратегические позиции на рынке» (Ханс-Мартин Бур-кхардт). Одновременно все-таки доля рынка Германии во внутреннем экспорте стран ЕС непрерывно снижалась - с 26,1 % ( 1990) до 23,2% (1994),
19
однако она по-прежнему лидирует со значительным отрывом.
Следовательно, статистическая картина не столь однозначна, как интерпретируют ее Марковиц и Райх. Однако прежде всего важно, что объединенная Германия стремится непосредственно интегрировать
центрально- и восточноевропейские государства в ЕС, следовательно, создать на Востоке «институциональные ограничения» и этим «европеизировать» германское участие в ЦВЕ, вместо того, чтобы создать германскую зону влияния или «германизировать» европейское интеграционное равновесие.
Также как когда-то при западноевропейской интеграции речь шла о том, чтобы связать западногерманское государство с его экономической мощью и этим предотвратить потенциальную гегемонию, так и сейчас речь идет об общеевропейской интеграции объединенного германского потенциала, чтобы расширить рамки, «в которых ее экспансия останется ограниченной», и создать «общность интересов». В этой концепции сходятся, вернее, соответству ют друг другу интересы Германии и других европейских государств. Германия вернулась в свое европейское серединное положение, однако не хочет и не должна проводить традиционную центральноевропейскую политику. Она имеет- как центральноевропейские и восточноевропейские государства, исходя из своих собственных интересов, - жизненный интерес в том, чтобы политическая Европа отказалась от своего западноевропейского ограничения, которое было ей навязано через мировой политический конфликт Восток - Запад (также как и Федеративная Республика, как государство - наследник Германского рейха, должна была ограничиваться Западной Германией и теперь преодолела это ограничение).
Нигде этот германский интерес не был выражен яснее, чем в так называемом плане Шойбле-Ламерса, в «размышлениях о европейской политике» фракции Бундестага ХДС/ХССот 1 сентября 1994 г.; там значится, что без дальнейшего развития и расширения (западно) европейской интеграции «Германия могла бы быть призвана, или, исходя из необходимости обеспечения собственной безопасности, попытаться самостоятельно обеспечить стабилизацию Восточной Европы тем же традиционным способом. Однако это потребовало бы ее чрезмерных усилий и одновременно привело бы к эрозии прочности Европей'ского союза».20 Поэтому план Шойбле-Ламерса в расширении Союза
на восток и в его углублении, которое только «создаст предпосылку для расширения», видит фундаментальный двойной интерес Германии.
Однако такая предпосылка до сих пор не была создана. Концепция «ядра Европы» - с Германией и Францией как «ядро прочного ядра» -не была подхвачена Францией21, и институциональное углубление ЕС в Амстердамском договоре ( 1997) не увенчалось успехом. То, что сейчас Франция, Бельгия и Италия в дополнительном протоколе к Амстердамскому договору пытаются согласовать вдогонку приоритет углубленной институциональной реформы ЕС, сталкивается с твердым обещанием Европейского союза приступить к расширению через шесть месяцев после заключения договора.
Германия в соответствии со своими интересами превратилась в выразителя позиции центральноевропейских и восточноевропейских кандидатов на вступление. Она уже во время первого расширения ЕС после 1990 г. - за счет «северных государств» и Аварии - «играла центральную роль» и «создала необходимое обстоятельство» для того, чтобы в новом равновесии Европы... также политически снова вернуться в центр Европы» и иметь возможность использовать свое серединное положение с «большей пользой».22 Поэтому неудивительно, что Германия, хотя углубление ЕС не удалось, и при переговорах о расширении на восток хочет создать «необходимое движение». Провал реформы процедур принятия решений в ЕС мог бы, как считает министр иностранных дел К. Кинкель23 (министр иностранных дел при правительстве Г. Коля. - Пер.), не задерживать процесс расширения. Тем самым, конечно, сущеавует риск того, что начнется то опасное развитие, которое план Шойбле-Ламерса как раз хотел предотвратить, а именно развитие Союза в рыхлую, в основном ограниченную экономическими аспектами формацию с различными подструктурами, в «продвинутую» зону свободной торговли. Нетрудно предвидеть, что тогда Германия должна была бы приблизиться волей-неволей к «британскому» варианту кооперативной политики равновесия ( вместо интеграционной политики равновесия). Признаки для этого имеются уже сегодня.
В этой ситуации осуществление заключенного в Маастрихте Европейского валютного союза является актуальным шансом дифференцированного углубления и прогрессирующей интеграции. Если евро дос-тигнетуспеха, интеграционный принцип устройства станет определяющим в центральных областях экономики, торговли и ежедневном образе жизни граждан. Тогда гегемонистская позиция Германского федерального банка и немецкой марки посредством обобществления будет устранена, но это обобществление последует согласно структуре и содержанию германской модели независимого Центробанка и жесткой стабилизационной политики. Германия тогда будет связана европейской валютной политикой, но эта связка будет происходить в системе, которая создана по немецкому образцу. Таким образом, это была бы в структурном и содержательном отношениях европеизация, учитывающая и отражающая реальное распределение сил в области экономики и валютной политики. Не германская Европа, а, напротив, как прекрасно написал Даниель Берне24, Европа «по-германски» - по крайней мере, в системе валютной политики.
4. Германия как европейская и евроатлантическая держава
То, что Германия остается инкорпорированной в НАТО в военном отношении и в отношении политики безопасности, было центральным условием Запада для объединения. Атлантические рамки рассматривались как обязательные в особенности теми политическими элитами в западноевропейских странах (прежде всего британскими консерваторами), которые оценивали европейскую интеграцию как непригодную или недостаточную для контроля над германским потенциалом «силы, или чувствовали в ней даже опасность германской Европы. Таким образом, для них европейская интеграция является не решением, но обострением германской проблемы. Логичным образом они
считают американскую функцию равновесия по отношению к Германии в рамках альянса необходимой.25
Для центральноевропейских и восточноевропейских стран возглавляемая Соединенными Штатами НАТО предлагает равным образом шанс двойной защиты на Востоке и на Западе - защиты и равновесия России и Германии. Этот центрально-восточноевропейский интерес находит свое соответствие в германском интересе в самоограничении (чтобы избежать образования противостоящей державы), как и в заинтересованности Германии в том, чтобы не оставаться далее восточным пограничным государством альянса. Он дополняется заинтересованностью в кооперационном включении России в европейский порядок. Поэтому Германия тесно сотрудничала с США как в направлении расширения НАТО на восток, так и в направлении образования Совета НАТО - Россия. Программа «Партнерство ради мира» развивалась также благодаря германо-американской инициативе. Как США являются прежде всего через посредство НАТО «европейской державой», так Германия через НАТО становится евро-атлантической державой. Она пытается так же стать державой мирового значения, а именно, стремясь к получению постоянного места в Совете Безопасности ООН. При всем этом центральным моментом является тесное сотрудничество с супердержавой США и ее поддержка при наличии концептуальных вариантов, которые могут быть характеризованы такими ключевыми понятиями, как «двойная гегемония» (Фред Бергстен), «партнер в лидерстве» (Джордж Буш), «стратегическое партнерство» (Даниель Гамильтон) или «младший партнер США в Европе» (Арнульф Баринг). Эти планы напоминают вышеописанную ситуацию 20-х годов, и они находятся, как и тогда, в полном напряженности противостоянии европейской интеграции, вернее, ее дальнейшему развитию.
Напряженность могла бы быть снята или, по крайней мере, ослаблена, только в том случае, если НАТО будет реформирована и реструктурирована так, что вместо американской гегемонии может возникнуть гармоничный евро-американский союз. В этом заключена решитель-
ная политика Франции, и с немецкой стороны, так же как в случае плана Шойбле-Ламерса, - эта целевая установка находит частичную поддержку; официально, однако, преобладает политика с двойным дном («Sowohl aïs auch» Politik).
Собственная европейская идентичность в области обороны и безопасности до сих пор не создана; в особенности пока терпели неудачу все попытки объединить ЕС и ЗЕС. Государства ЕС расходятся в своем представлении о роли Европы и отношении к США, и Соединенные Штаты действуют не как внешний объединитель (как когда-то после 1948г.), но как внешний разъединяющий фактор. Прежде всего, важно, что Германия и Франция не имеют «единодушной позиции по отношению к Атлантическому альянсу».26
Все же Германия и Франция имеют с франко-германской бригадой, а затем (с 1992 г.)севрокорпусом, в котором участвуют Бельгия, Испания и Люксембург, отправной пункт для создания собственных европейских вооруженных сил. Еврокорпус будет представлять собой в 1998 г./ имея около 68 тыс. современно вооруженных солдат, сильнейшее войсковое соединение в Западной Европе.27
Сегодня военная мощь Германии в известной мере интегрирована в военное ядро Европы и ядро политики безопасности. Потенциальная напряженность, связанная с НАТО как интеграционной системой, была устранена в январе 1993 г. посредством соглашения между Францией и Германией с Верховным командованием НАТО (SACEUR), поспечего еврокорпус сможет применяться как в рамках НАТО, так и ЗЕС. Внутри натовских структур новая концепция Combined Joint Task Forces (Многонациональные силы быстрого реагирования. - Пер.) предоставляем тому же возможноаь применения европейских вооруженных сил и американского военно-технического обеспечения под европейским командованием, хотя и в зависимости от согласия американской стороны.
* Статья охватывает период по 1997 г., но она не потеряла своей актуальности и сейчас - Ред.
То, что в военной сфере и области политики безопасности на сегодняшний момент еще с тру дом пытаются реализовать, в экономической сфере и области торговой политики уже является действительностью, а именно: гармоничные американо-европейские отношения с соответствующими кооперационными структурами (Трансатлантический диалог) . И в валютной политике евро создаст противовес до сих пор преобладающему доллару США, чего абсолютно точно не смогла бы достичь одна немецкая марка.
Итак, Германия является европейской «центральной державой и державой центра» (Даниель Берне), интегрированной европейской и евро-атлантической державой. Через интеграцию в переплетающуюся
интеграционную и кооперационную систему равновесия в европейском и
28
евро-атлантическом пространстве потенциально гегемонией: -кая
держава Германия ослаблена. Не определяющее влияние Германии (гегемония), но соопределяющее влияние с другими ведущими державами (в ЕС с Францией и Великобританией в «триедином руководстве»)29 является структурной характеристикой. И свое влияние в мировой политике Германия оказывает преимущественно опосредованно через ЕС и, так как НАТО становится «глобальным игроком», через Атлантический альянс, а также и самостоятельно в других формальных и неформальных ведущих организациях, таких как Большая семерка (или восьмерка) или контактная группа по Балканам и в будущем, пожалуй, в Совете Безопасности ООН. Собственно, само собой должно подразумеваться, что интеграция Германии не гасит политическую и экономическую конкуренцию в условиях существующего устройства и осуществляемой политики Европы и Трансатлантического альянса, но разжигает ее. Однако именно это в Германии часто затушевывается идеалистской европейской или американской риторикой и идеологией. Европейский интерес, помимо принципов, которые выводятся из «объективных факторов», также мало обоснован, как и национальный интерес государства: он должен определиться в споре между национальными интересами, а именно в духе компромисса. При этом в боль-
Германии -как европейская держава
шинстве случаев отражается реальное разделение власти. Так, Германия стремится и будет стремиться законным образом формировать Европу и ее политику в той степени, насколько это возможно, согласно собственным интересам и собственному образу, но при этом должны учитываться интересы других европейских государств. Следовательно, при формировании Европы Германия ограничивается, однако, в своих собственных интересах и лишь отчасти успешна в их проявлении; таким образом, она должна будете другими европейскими государствами достигать компромисса, выработанного в европейских органах согласно правилам Союза. В этих компромиссах Германия, если она использует свой вес с дипломатическим мастерством, наверняка «вновь найдет себя», что очевидным образом проявляется в Европейском валютном союзе. Аналогично это касается руководящих органов Союза, дальнейших связей и отношений, в которые интегрирована Германия, в особенности Атлантического альянса.
Может прозвучать парадоксально, но это соответствует действительности: благодаря тому, что европейская держава Германия ограничена в европейских и евро-атлантических рамках и связана с другими державами, она может развиваться наилучшим образом. Старая и постоянно новая проблема «критических величин» в Германии в настоящее время, таким образом, конструктивно «решена» - а на долго ли, зависит от судьбы ЕС и НАТО, которая в основном определяется их государствами-членами, включая Германию. Американские наблюдатели30 прогнозируют, что в случае стагнации или эрозии ЕС или НАТО Германия как «не привязанная» европейская держава снова появится в кругу конкурирующих великих держав - как «мировая держава против воли».31
Примечания:
Dehio, Ludwig: Gleichgewicht oder schichte, Krefeld (1948), 3. Auflage, о. J. Hégémonie. Betrachtungen uber ein Plessner, Helrnuth: Die verspàtete
Grundproblem der neueren Staatenge- Nation, 5. Auflage, Stuttgart u. a. 1969.
3 Triepel, Heinrich: Hégémonie, 2. Neudruck der Ausgabe Stuttgart 1943, Aalen 1974. Гегемонию Трипель определяет как отношения в системе руководства, при которых ведущее государство оказывает «определяющее влияние», а эскорт государств принимает подобное положение дел. Так что гегемония типологически находится «примерно посередине» между простым влиянием и господством - с колебаниями в ту или иную сторону.
4 Hillgruber, Andreas: Deutsche
GroRmacht und Weltpolitik im 19. und 20. Jahrhundert, Dusseldorf 1977 (Хил-
лгрубер перенимает это понятие у Люд -вига Дейо) (Ludwig Dehio).
5 Hildebrand, Klaus: Der deutsche Nationalstaat als Großmacht 18711918, in: Aretin, Karl Otmar Freiherr von, et al. (Hrsg.): Das deutsche Problem in der neueren Geschichte, Munchen 1997.
6 Bismarck, Otto von: Gedanken und Erinnerungen (1898), Stuttgart/Cotta 1929, S. 543. Hellmann, Giinther: Goodbye Bismarck? The Foreign Policy of Contemporary Germany, in: Mershon International Studies Review 40 (1996), S.1-39, обратил внимание на этот пассаж Бисмарка.
7 Fischer, Fritz: Griff nach der Weltmacht, Dusseldorf 1967.
8 Цит.по: Hildebrand. Klaus: Das vergangene Reich. Deutsche AuRenpolitik von Bismarck bis Hitler, Stuttgart 1995, S.152.
9 В этой связи смотри Link, Werner: Die amerikanische Stabilisierungspolitik in Deutschland 1921-32, Dusseldorf 1970.
10 Brecht, Bertolt: Der unkosmopolitische Kosmopolitismus. Werkausgabe 186
édition suhr-kamp. Gesamrnelte Werke, Bd. 20, Frankfurt 1967, S. 336.
11 Ср.: Link, Werner: Der Ost-WestKonflikt. Die Organisation der internationalen Beziehungen im 20. Jahrhundert, 2. Auflage, Stuttgart 1988.
12 ^t. по: Link, Werner: Historische Kontinuitaten und Diskontinuitaten im transatlantischen Verhaltnis - Folgerungen fur die Zukunft, in: Kahler, Miles, und Werner Link: Europa und Amerika nach der Zeitenwende, Gutersloh 1995, S.107 f.
13 H/it. no: Schwarz, Hans-Peter: Die Ara Adenauer. Grunderjahre der Republik 1949-1957 (= Geschichte der Bundesrepublik Deutschland, Bd.2), Stuttgart und Wiesbaden 1981, S.340,
14 Cp.: Link, Werner: Aussen- und Deutschlandpolitik in der Ara Brandt 1969-1974, in: Bracher, Karl Dietrich, Wolfgang Jager und Werner Link: Republik im Wandel 1969-1974, Die Ara Brandt (= Geschichte der Bundesrepublik Deutschland. Bd. 5/1), Stuttgart und Mannheim 1986, S. 169-179 sowie Garton Ash, Timothy: Im Namen Europas. Deutschland und der geteilte Kontinent, Munchen 1993.
15 H/T.no: Meissner, Boris (Hrsg.): Die deutsche Ostpolitik 1961-1970, Köln 1970, S. 206 f.
16 Hessler, Stephen, und Ulrich Men-zel: "Regionalisierung der Weltwirtschaft" und Veranderungen von Weltmarktan-leilen 1968-1988, Bonn 1992.
17 Markovits, Andrei S., und Simon Reich: Deutschlands neues Gesicht: Uber deutsche Hégémonie in Europa, in Leviathan, 23 (1992), S. 1 5-63.
18 Markovits, Andrei S., und Simon Reich: German Predicament. Memory and
Power in the New Europe, Ithaca/London 1997.
'9 Cp.:Die deutsche Wirtschaft baut auf das Potential in Osteuropa", in: Frankfurter Allgemeine Zeitung v. 24. November 1995; "Großes Potential im Osthandel", in: Handelsblalt v. 19./20. Juli 1996; "Die deutsche Wirtschaft setzt auf Osteuropa", in: FAZ v. 26.November 1997.
20 CDU/CSU-Fraktion des Deutschen Bundestages: "Überlegungen zur eu-ropaischen Politik", Pressemitteilung v. I. September 1994.
21 Cp.: Deubncr, Christian: Deutsche Europapolitik. Von Maastricht nach Kerneuropa?, Baden-Baden 1995.
12 Erklarung der Bundesregierung zu den Erweiterungsverhandlungen zwischen der Europaischen Union, Osterre-ich, Schweden, Finnland und Norwegen, abgegeben von AuBenminister Kinkel vor dem Deutschen Bundestag am 10. Marz 1 994, zit. nach: Europa-Archiv 9 ( 1994), S. D 307-309.
23 FAZ v. 25. November 1997.
24 Vernet, Daniel: Europaisches
Deutschland oder deutsches Europa?, in: Internationale Politik 2 (I 997), S. 1522.
25 Cp.: Link, Werner: Europas Intéresse an der Funktion der USA als europaische Balancemacht, in: Nôtzold, Jurgen (Hrsg.): Wohin steuert Europa?, Baden-Baden 1995, S.235-263.
26 Scheer, Francois: Die deutschfranzösischen Beziehungen, in: KAS/
Auslands-informationen 10 (1997), S. 12f.
27 Ср.: Flaig, Franz Josef: Europkorps, Vom Symbol zur operativen Realitat, in: EU-Magazin 11 (1997), S. 28 f.; vgl. Martin, Ernst (Hrsg.): Eurokorps und europaische Einigung, Bonn 1996.
28 Ср.: dazu ausführlicher Link, Werner: Die europaische Neuordnung und das Machtgleichgewicht, in: Jager, Thomas, und Melanie Piepenschneider (Hrsg.): Europa 2000. Szenarien politischer Entwicklung, Opladen 1997, S. 9-31. Ähnlich Schwarz, Hans-Peter: Die Zentralmacht Europas, Berlin 1994, S.121.
29 Условием для этого является соответствующая готовность Франции и Великобритании; новый министр иностранных дел из кабинета лейбористов Р. Кук во время своего вступления в должность дал ясно понять, что необходимо исполнить эту роль (Financial Times v. 8. Mai 1997).
30 Z.B. Waltz, Kenneth N.: The Emerging Structure of International Politics, in: International Security 18 (1993/94), S. 44-79; und Garten, Jeffrey: A Cold Peace. America, Japan, Germany, and the Struggle for Supremacy, New York 1992.
31 Hacke, Christian: Die AuBenpolitik der Bundesrepublik Deutschland. Weltmacht wider Willen?, Berlin 1997.
Перевод T.B. Арзамановой, М. Г. Арзаманова
