CC BY
1089
УДК 316.25
ГЕРБЕРТ МАРКУЗЕ И ЖАН БОДРИЙЯР: ТЕОРЕТИКОМЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КОНЦЕПТА ОБЩЕСТВА
ПОТРЕБЛЕНИЯ
Бронзино Любовь Юрьевна, доктор социологических наук, доцент кафедры социологии
Российский университет дружбы народов, г. Москва, Россия
lbronzino@gmail. com
Цель статьи - теоретическая реконструкция и сравнение концептов общества потребления в трудах представителя Франкфуртской школы социолгии Г. Маркузе и мыслителя постмодернистской ориентации Ж. Бодрийяра. В статье анализиуются подходы данных теоретиков к понятию общества потребления, исследуется их широкий социально-теоретический контекст, описывается возможность применения к изучению современной социальной реальности.
Ключевые слова: общество потребления; социальная теория,
постмодернизм, Франкфуртская школа, симулякр, СМИ.
HERBERT MARCUSE AND JEAN BAUDRILLARD: THEORETICAL AND METHODOLOGICAL ANALYSIS OF CONSUMER SOCIETY’S CONCEPT
Liubov Bronzino, Doctor of Social Sciences, Lecturer of Sociology Chair
Peoples ’ Friendship University of Russia,
Moscow, Russia lbronzino@gmail. com
The article is aimed at theoretical reconstruction and comparison of consumer society’s concepts in the works of H. Marcuse, the member of Frankfurt school, and J. Baudrillard, social thinker with postmodern orientation. The theoretists ’ aproaches to defintion of consumer society are analysed , their wide social-theoretical context is explored, and opportunity to use this aproaches for studying contemporary social reality are described in this article.
Keywords: consumer society; social theory; postmodernism; Frankfurt school; simulacrum; mass media.
Маркузе и Бодрийяр: необходимость сравнительного исследования
Франкфуртская школа социальной мысли - одно из наиболее влиятельных и по сей день актуальных направлений в социологической мысли [1], концептуальный аппарат, сформированный в рамках ее учения, до сих с успехом применяется для исследования важнейших социальных проблем. К подобным концептам относится и «общество потребления», сквозь призму которого изучаются потребительское поведение, политические и рыночноэкономические манипуляции, функционирование средств массовой информации и многие другие феномены.
Собственно концепт общества потребления получает широкое распространение в конце ХХ века, когда его эвристическая значимость фиксируется множеством эмпирических исследований, а теоретическая модель, способная объяснить социальные трансформации, вызванные возникновением массового производства, становится насущной необходимостью. В это время появляются теории, трактующие общество потребления в терминах постмодернизма, в частности, в рамках концепции симулякров, предложенной Жаном Бодрийяром [2]. Компаративистский анализ подходов этих двух мыслителей к обществу потребления позволяет высветить эвристический смысл данного концепта и специфику его применения в современных условиях.
Понятие «одномерного мышления» как предпосылка формирования общества потребления
Г ерберт Маркузе, в первую очередь, критик современного ему капитализма, трансформированного со времен К. Маркса, но не ставшего справедливым обществом. Развитие науки и техники, утрверждает Маркузе, позволяет господствующему классу сформировать новый тип массового «одномерного человека», в котором критическое отношение к обществу атрофировалось. Безусловно, что критику капитализма лучше всего осуществил Маркс, однако многие его догмы сегодня устарели и нуждаются в переосмыслении и трансформации. Среди них - известное положение о ведущей роли пролетариата, способного революционным путем изменить общество. Проблема в том, что современный пролетариат интегрирован в общество и, став его частью, поддается манипуляциям сознания. Особенно хорошо это удается осуществить, манипулируя потребностями людей, то есть, навязывая рабочему классу новые потребности, которые он хочет и в современном, достаточно развитом в экономическом отношении обществе может удовлетворить при определенных условиях. Потребности, разумеется, ложные, но иллюзорная возможность удовлетворить их делает из пролетария члена «общества потребления».
«Одномерное мышление систематически насаждается изготовителями политики и их наместниками в средствах массовой информации. Унивесум их дискурса внедряется посредством самодвижущихся гипотез, которые, непрерывно и планомерно повторяясь, превращаются в гипнотически действующие формулы и предписания» [3]. Так формируется «одномерный», по выражению Маркузе, человек, главная характеристика которого -невозможность противостоять навязываемому господствующими классами сознанию. Ведь Маркс не случайно говорил о том, что необходимым для формирования класса является классовое самосознание - вот оно-то и отсутствует у современного пролетариата. Потому субъектом революции, то
есть теми, кто могут реально осуществить революционные преобразования, является не рабочий класс, а «изгои» общества. Пролетарии включены в процесс общественного производства и лишились «революционного запала» -остаются национальные и религиозные меньшинства, люмпены, «критически мыслящая интеллигенция», представители слаборазвитых стран. Хотя и сомнительная база для радикальных революционных преобразований, но все же лучше, чем пролетариат с измененным, ложным сознанием.
Благодаря различным способам манипулирования сознанием через создание ложных потребностей и иллюзии их удовлетворения в современном обществе сформирован механизм сдерживания социальных изменений, который с успехом применяет «репрессивная», «технологическая» цивилизация. Поскольку «репрессивность» проявляется в давлении с целью изменения сознания, революция возможна только как «революция человека». Она состоит в отказе от участия в «игре» капитализма, подразумевающей признание потребностей «общества потребления» своими и внушенного средствами массовой информации «одномерного» сознания.
Маркузе утверждает, что виновна в сложившейся ситуации технологическая цивилизация, суть которой состоит в угнетении человека. Сейчас огромные технические средства идут не на благо людей, а несут разочарование. Являясь по своему смыслу средством освобождения человека, техника, имеющая очень высокий уровень автоматизации производства и управления, становится самоцелью, а «тот грубый факт, что физическая (только ли физическая?) сила машины превосходит силу индивида или любой группы индивидов, делает машину самым эффективным политическим инструментом в любом обществе, в основе своей организованного как механический процесс» [4]. Но что же делает возможным подобное превращение? Ответ, который дает Маркузе, достаточно прост, так как здесь на помощь ему приходит Фрейд. Все дело в базовых инстинктах человека, описанных основателем психоанализа: Эросе и Танатосе. Инстинкт жизни и инстинкт смерти никуда не делись из
структуры личности, а, управляя ими, можно управлять миром.
Теперь техника становится формой социального контроля, так как одновременно с прогрессом производительных сил происходит и прогресс господства: «Строгий отец, который как представитель Эроса подавляет инстинкт смерти в Эдиповом конфликте, учреждает первые общинные (социальные) отношения: его запреты вводят равенство между сыновьями, задержанную по цели любовь (привязанность), экзогамию, сублимацию. На фундаменте отречения эрос начинает свою культурную работу по сплочению жизни во все большие единства. Но с умножением числа отцов, их дополнением и замещением общественной властью, а также распространением запретов и сдерживающих моментов увеличивается и число агрессивных позывов и их объектов. Их рост вынуждает общество к усилению защиты путем воздействия на чувство вины»[5]. Техника - способ усиления защиты социального от возможного возникновения «двумерного сознания», которое направлено на изменение социальной иерархии. Рабочий класс сегодня - это инертная, спящая масса, полностью подчиненная господствующим классам и легко поддающаяся любому внушению, кроме идей, направленных на то, чтобы ее «разбудить». Основные признаки «одномерного человека» можно определить следующим образом: 1) прагматизм и рационализм; 2) ориентация исключительно на удовлетворение материальных потребностей; 3) мировоззрение, включающее в себя представление о прогрессе как об экономическом росте, направленном на достижение всеобщего равенства, и экономическому благополучию.
Вряд ли что-то из перечисленного выше можно однозначно отнести к отрицательным характеристикам отдельной личности или общества в целом. Однако для Маркузе очевидно, что именно подобный склад мышления является основой для «репрессивной» цивилизации, существующей сегодня. Тем более важно проследить, как благие сами по себе намерения приводят к «аду» современного общественного устройства.
Еще Фрейд утверждал, что цивилизация построена на принуждении, поскольку в самом человеке нет того, что необходимо для ее существования: первичные инстинкты (вечные Эрос и Танатос) неизменны, а среди них нет ни «инстинкта труда», ни «инстинкта социальности». Отсюда следует вывод о неизбежности существования цивилизации именно такого рода -репрессивной. Технологичность ведет к совершенствованию всех форм контроля и к унификации потребностей и сознания членов общества. Быстро растут материальные блага, а вместе с ними увеличиваются и возможности удовлетворения материальных потребностей для большинства населения. Это усиливает трансформацию сознания, гасит революционные импульсы, которые могут быть только результатом неудовлетворенности в получении материальных благ. Материальное благополучие, «сытость» порождают всем довольного и неспособного к преобразованиям «одномерного человека».
Однако, как утверждает Маркузе, речь не должна идти о неизбежности сложившийся ситуации - «репрессивная» цивилизация не единственно возможная. В конце концов, не всякий же труд вызывает отвращение и осуществляется под давлением культуры - эта идея противоречит теории Фрейда, поэтому он уделял ей не слишком много внимания. Маркузе же строит на нем свои предположения относительно будущего человечества. Существующий в наши дни «принцип реальности» носит исторически ограниченный характер, хотя по сей день человечество не знало иной цивилизации, кроме описанной выше.
Общество потребления как общество симуляции
Бодрийяровская концепция общества потребления является своеобразным выводом из идеи безграничной власти симулякра. Само понятие «общество потребления» формулируется Бодрийяром в соответствии с уже сложившейся благодаря, например, Э. Фромму и Г. Маркузе, традицией его анализа как общества, в котором преобладают «ложные потребности», сформированные благодаря СМИ и разнообразным манипуляциям сознанием. Эта новая
разновидность потребления связана с коммерческими центрами, дающими возможность приобрести все, получая удовольствие от самого процесса - в этом случае, вопрос о том, нужны ли покупки и будут ли они впоследствии вообще использоваться по назначению, становится второстепенным: «Мы находимся на той стадии, когда «потребление» охватывает всю жизнь, когда все роды деятельности комбинируются одним и тем же способом, когда русло удовольствий прочерчено заранее, час за часом, когда «среда» целостна. Имеет свой микроклимат, устроена, культурализована. В феноменологии потребления общий микроклимат жизни, благ, предметов, услуг, поведения и социальных отношений представляет собой законченную стадию в эволюции, которая начинается с простого изобилия товаров и через образование цепи объектов потребления доходит до всеобщего координирования действий и времени, до системы окружающей среды, вписанной в будущие города, каковыми являются дрогсторы, Парли - 2 или современные аэропорты»[6].
Экономическая основа общества потребления - наличие неограниченного количества вещей, которые можно потребить, то есть созданное индустриальным производством изобилие товаров и услуг, перенесшее центр тяжести экономических систем из сферы производства в сферу распределения. Так же Маркузе, Бодрийяр стремится обосновать, что это создает предпосылки для социальных трансформаций различного рода: по мнению немецкого мыслителя, возможно избавление от репрессивной цивилизации, которая должна перестать быть инструментом подавления, не нуждаясь больше в столь мощном социальном контроле; во французском варианте возникают предпосылки для уничтожения социального неравенства, поскольку материальные блага становятся общедоступными. Однако ни та, ни другая альтернатива не реализуется: Маркузе объясняет это тем, что социальный контроль нужен для поддержания власти как таковой, в постмодернистской схеме Бодрийяра наличие социального неравенства необходимо для гарантии действенности симулякра - «американской мечты», дающей каждому право
желать стать президентом и тем самым наделить индивидуальную жизнь целью, а общественную - порядком.
Этот порядок носит символический характер и базируется не на классических стратификационных различиях, формирующих социальную иерархию, а исключительно на престиже, трактуемом как знаковое потребление. Идеология «общества потребления» убеждает в том, что перед вещами все равны, поскольку каждый может овладеть любой вещью - в крайнем случае, арендовать или взять в кредит самую дорогую безделушку, достигнув тем самым равного с высокостатусными группами уровня потребления. Так осуществляется сегодня идентификация личности, а также определение ею смысла жизни и индивидуального развития - через выбор из совокупности потребительских практик тех, что относятся к престижным. Таким образом, человек принуждается к потреблению.
«Система вещей» - одна из первых работ Бодрийяра, однако в ней можно увидеть попытку практического применения его теории «симулятивной реальности». С самого начала Бодрийяр предупреждает читателя, что его интересуют не вещи сами по себе или возможные способы их классификации, а вещи как знаки социокультурной реальности, которыми люди непрерывно обмениваются. «Система вещей» - способ организации материального мира, в котором живет человек, и вещи, предназначенные изначально для обеспечения комфорта, предстают как факторы, детерминирующие социальную структуру. Поэтому, с точки зрения Бодрийяра, «система вещей» определяет процессы человеческих взаимоотношений, систематизирует человеческие поступки, и, в свою очередь, определяется ими.
Когда мы описываем вещи с технологической точки зрения, отмечает мыслитель, мы говорим об их рациональности, объективно существующей структурности, упорядоченности. Но когда мы рассматриваем вещи в плане их бытового функционирования, непосредственного потребления, мы немедленно сталкиваемся с нарушением этой рациональности. Вещи включаются в
социальные отношения и становятся эмоционально близкими человеку, связанными с ним психологически. Тогда нарушается связность технологических систем, «система социализированных или бессознательных, культурных или практических потребностей... Технический строй вещей и делает сомнительным их объективный статус»[7]. Описание системы вещей в рамках гуманитарной науки оказывается описанием практической идеологии этой системы.
Начало идеологии коренится в материальном - можно сказать, что в способе потребления вещей или организации жизненного пространства. Конкретно это выражается самым простым способом - привычкой определенным образом размещать вещи, то есть с расстановки вещей. В этой расстановке отражается, ни много ни мало, социальная структура общества в конкретно-исторический период времени. Так, вещам традиционной обстановки (типично буржуазный интерьер), по мнению Бодрийяра, свойственна монофункциональность, несменяемость, внушительность присутствия и иерархический этикет, их следует рассматривать с точки зрения социально-моральной перспективы, которой однозначно подчинены и их хозяева: «В своем пространстве они столь же мало автономны, как и члены семьи в обществе»[8]. Изменяются взаимоотношения человека с семьей и обществом, изменяется и стиль домашней обстановки. Сегодня уже отдают предпочтение малогабаритной, блочной мебели. Вещи складываются и раскладываются, то исчезают, то вновь появляются, что формирует новые отношения между индивидом и вещью: «Современная вещь становится полифункциональной. Отношения между индивидом и вещью либерализируются вслед за либерализацией его положения в обществе. Индивид сегодня становится свободнее в организации пространства, что отражает и его более широкие возможности в социальных отношениях»[9].
Субстанциональность вещи постепенно вытесняется ее функциональностью и даже полифункциональностью. Символическая
значимость вещи - смысловыми элементами организационного порядка. Мы уже больше не видим в вещах собственного продолжения, не относимся к ним как к неким одушевленным предметам, не проникаемся их символической значимостью. Наше отношение к ним все чаще сводится просто к их размещению в окружающем нас пространстве, к организации этого пространства и к игре с ним, «значимость такого отношения - уже не инстинктивно-психологического, а тактического порядка»[10].
Дискурс вещей свидетельствует не только о неких объективных социальных изменениях, о нарушении традиционных взаимоотношений между человеком и обществом, но и об изменении самого субъекта, о новом типе обитателя дома. Субъект отныне - это порядок, который он вносит в вещи. Роль субъекта начинают играть окружающие его вещи: «В доме он создает не убранство, а пространство, и если традиционная обстановка нормально включала в себя фигуру хозяина..., то в “функциональном” пространстве для этой подписи владельца уже нет места»[11]. Он сам теперь функционален, однороден со своей средой и обретает себя в манипулировании системой вещей.
Совершается настоящая революция в области быта. Функциональность вещи сегодня - это не столько запечатленность в ней какого-то реального труда, сколько приспособленность одной формы (формы вещи) к другой (к человеческим формам), в которой реальные трудовые процессы более не играют своей основополагающей роли. Традиционная вещь-орудие вовсе не сочеталась с формами человека, она сочеталась с формами усилия и жеста, т.е. труда. Современная вещь является продолжением человеческого тела, она в полном смысле этого слова «сподручна». Так, рукоятка утюга является продолжением руки, а кресло «Эрборн» сочетается с формами тела.
Но, становясь совершенной, форма отводит человеку лишь роль стороннего созерцателя собственного могущества. Оказываются ненужными многие привычные жесты, прерываются традиционные бытовые ритмы, основанные на разнообразии телесных движений, и все это, подчеркивает
Бодрийяр, имеет глубокие психофизиологические последствия для человека. Перед лицом функциональных вещей он оказывается пустой формой, открытой для любых функциональных мифов. Таков бытовой источник нашей веры в безграничную мощь техники. «Между тем технический предмет, требующий от нас лишь чисто формального соучастия, изображает нам мир, где нет усилий, где энергия абстрактна..., где жест-знак обладает абсолютной действенностью»[12]. Мир, а вместе с ним и человек, постепенно лишаются принципа реальности, которая больше не переживается, а лишь симулируется. И мы имеем дело уже не столько с вещами и их однозначными функциями, сколько с настоящими функциональными симулякрами.
Усиливается отчуждение человека. Вещи заменяют конкретные межличностные и социальные отношения, перестают быть просто способом решения определенной практической проблемы, а вполне способны разрешить и некий психологический, более того, социальный конфликт. Когда для каждой проблемы есть своя вещь, она даже не столько разрешает эти конфликты, сколько подменяет их иллюзией благополучного разрешения. В современном обществе принято говорить о свободе выбора, но является ли этот выбор действительно свободным? - Мы вовсе не так свободны в своем выборе, как нам это представляется, более того, мы прямо обречены выбрать определенную для нас вещь. Так и общество в целом навязывает нам свою власть. «Выбирая ту, а не другую автомашину, вы, быть может, и утверждаете свою личность, - пишет Бодрийяр, - но главное - самим фактом своего выбора вы связываете свою судьбу с экономическим строем... »[13].
Производя все больше и больше вещей и создавая иллюзию безграничности выбора, общество тем самым нейтрализует опасность, которую для него представляет истинная свобода личности. Персонализация в этом плане оказывается чем-то большим, нежели простой прием рекламного внушения, «это фундаментальное идеологическое понятие нашего общества, которое через «персонализацию» вещей и представлений стремится достичь
еще большей интеграции личностей»[14]. Наш выбор в итоге оказывается выбором экономического и политического строя, и человек уже не осуществляется как субъект, а все больше производит сам себя как объект экономического спроса. Это новая форма крепостничества, при которой хозяином оказывается общественный строй в целом. А такие экономические по сути явления как кредит и реклама принимают на себя в полном масштабе функции этического и политического давления на массы.
Неудивительно, что потребление перестало приносить удовольствие (этот тезис также перекликается с фроммовскими идеями об исключении «принципа удовольствия» из современной цивилизации и «репрессивной цивилизации» Маркузе). Демонстрация удовольствия - от потребления и жизни в этом изобильном обществе вообще - становится необходимой составляющей стиля жизни индивида. Ныне человек утратил иной смысл жизни, кроме достижения еще более высокого уровня потребления, и теперь он просто обязан получать удовольствие от вещей, каковы бы ни были его реальные ощущения: «Потребление уже не является простым и чистым наслаждением благами, оно становится чем-то вынуждающим наслаждаться - смоделированной операцией, разнесенной по графам ранжированного набора предметов-знаков»[15].
Итак, современное общество - это общество потребления, - резюмирует Бодрийяр. Это потребление нельзя понимать как процесс удовлетворения потребностей, оно стало сегодня онтологической реальностью, на которой основана вся современная культура. Объектом потребления являются не вещи (они лишь объект потребностей), а знаки. «Потребление - это виртуальная целостность всех вещей и сообщений, составляющих отныне более или менее связный дискурс. Потребление, в той мере, в какой это слово вообще имеет смысл, есть деятельность систематического манипулирования знаками»[16].
Традиционная вещь представляла собой некое реальное отношение или житейскую ситуацию, и она несла в своей основе динамику этого отношения. Такая вещь никогда не потреблялась в определенном смысле. Чтобы стать
объектом потребления, вещь должна быть знаком, который обретает смысл только в системе соотнесенности с другими вещами-знаками, включая и самого человека. Из этой трансформации вытекает изменение и человеческих отношений, они больше не переживаются, а «потребляются» и оказываются в итоге отношениями потребления. Таким образом, потребляются не вещи, а именно отношения, вещи же лишь проявляют эти отношения.
Такой мир - порождение власти симулякров, поглотивших и растворивших в себе реальное. Знаки поддаются многократной и разнообразной интерпретации, следовательно, власть дискурса означает принципиальную неопределенность, фрагментарность и алеаторность социального бытия. Более не существует единственно верного прочтения знака, любые его трактовки равнозначны и не выстраиваются в иерархию по степени истинности.
Индивид постоянно «ищет себя» в многообразной, напряженной, но абсолютно непроизводительной активности, которую Бодрийяр называет «универсальной любознательностью»: «Нужно все попробовать, человек
потребления одержим страхом «упустить» что-либо, упустить наслаждение»[17]. Этот «поиск себя» с помощью демонстративного потребления (как называл его Т. Веблен) носит чисто внешний характер, направлен не на конституирование себя как самодостаточного субъективного единства, а на определение своей роли и статуса в социальной структуре общества потребления, критерием для стратификации в котором выступает не набор личностных или профессиональных качеств, не происхождение и даже не материальное благосостояние. Здесь значимо лишь количество потребленного, причем, потребленного публично, чтобы каждая использованная вещь подтверждала право субъекта на очередную ступень в иерархии общества потребления. Понятие личности уходит не только из социальной науки -последняя лишь фиксирует печальную ситуацию, сложившуюся в современном мире и характеризующуюся множественностью, «зонтичностью» идентичностих[18].
По мысли Бодрийяра, общество превратилось в подобие рекламной картинки - люди в нем взаимодействуют как герои клипа, вещи лишь обозначают присутствие и более того, их вовсе необязательно использовать -достаточно лишь обозначить, что они были «употреблены». Так, не новая сама по себе идея о том, что современное общество - это общество потребления, приобретает у Бодрийяра новый смысл. Речь идет уже не только о глобальном отчуждении, которое порабощает индивида и охватывает все формы его жизнедеятельности, но и о трансформации самого человека, становящегося в окружении симулятивной реальности «вещей-функций», «человеком-функцией», выполняющим заданную «системой вещей» роль.
Литература
1. Бронзино Л.Ю. Критическая социология франкфуртской школы // Вестник РУДН. Серия «Социология». - 2007. - №3. - С.53-67.
2. Бронзино Л.Ю. Концепция симулякра Жана Бодрийяра: методология «алеаторного мышления» и трансформация субъекта в обществе потребления // Вестник РУДН. Серия «Социология». - 2011. - №1. - С. 11-23.
3. Маркузе Г. Одномерный человек. - М., 2003. - С.33-34.
4. Маркузе Г. Одномерный человек. - М., 2003. - С.20.
5. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Философское исследование учения Фрейда. - Киев, 1995. - С.77.
6. Бодрийяр Ж. Общество потребления. - М., 2006. - С.9-10.
7. Бодрийяр Ж. Система вещей. - М., 1995. - С.7.
8. Бодрийяр Ж. Система вещей. - М., 1995. - С. 11-12.
9. Бодрийяр Ж. Система вещей. - М., 1995. - С.13.
10. Бодрийяр Ж. Система вещей. - М., 1995. - С.16.
11. Бодрийяр Ж. Система вещей. - М., 1995. - С.50.
12. Бодрийяр Ж. Система вещей. - М., 1995. - С.50.
13. Бодрийяр Ж. Система вещей. - М., 1995. - С.117.
14. Бодрийяр Ж. Система вещей. - М., 1995. - С.117.
15. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. - М., 2006. - С.67-68.
16. Бодрийяр Ж. Система вещей. - М., 1995. - С.164.
17. Бодрийяр Ж. Общество потребления. - М., 2006. - С.110.
18. Курмелева Е.М. Современная идентичность: состояние, проблемы, перспективы // Вестник РУДН. Серия. «Социология». - 2008. - № 4.
Рецензент:
Нарбут Н.П., д. социол. н., профессор, зав. кафедрой социологии РУДН
