CC BY
195
Д.Н.ЗАМЯТИН
ГЕОПОЛИТИКА: ОСНОВНЫЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ И ИТОГИ РАЗВИТИЯ В XX ВЕКЕ
ГЕОПОЛИТИКА КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ЯВЛЕНИЕ XX В.
Говоря о геополитике как общественном явлении XX в., необходимо сказать о том, чем стал сам XX век для человеческого общества. Конечно, XX век - это прежде всего обилие социальных и политических катастроф и катаклизмов. Впервые в истории были две мировые войны; также впервые изобретено оружие, могущее быстро уничтожить все живое на Земле. Что все это значит для нас?
Пожалуй, впервые в своей истории человечество/человеческое общество осознало Землю и земное пространство целиком, полностью, как бы без остатка. Земное пространство «пропиталось» общественными отношениями, будучи при этом практически целиком охвачено сетями различных коммуникаций. Земное пространство само по себе стало предметом, объектом и субъектом общественных отношений и, что особенно важно, политических отношений.
XX век осознал земное/географическое пространство как геополитическое. Политика, в отличие от предыдущих исторических эпох, «вросла» в географическое пространство. Она стала во многом политикой по поводу и в связи с географическим пространством.
Теперь определим наше понимание понятия «общественное явление». Общественное явление означает максимальную открытость предмета, объекта, события обществу; их показ самих себя обществу. Общественное явление прежде всего должно быть событийным. Общество проявляется и является определенным событием, оконтуривает и граничит им себя.
Рассмотрим геополитику как общественное явление. Она естественно вписалась в исторический, политический и культурный ландшафт XX в.; стала одной из его самых ярких черт и характеристик. С чем это связано? Геополитика есть когнитивная реакция на потребность общества самоопределиться в земном пространстве, самоосознать себя в нем. Понятно, что этот процесс бесконечен, как бесконечны сами по себе когнитивные процессы. Отметим, однако, что развитие общества в XX в. сопровождалось сильнейшим когнитивным «взрывом», и геополитика была одной из его составляющих. Геополитику надо расценивать как когнитивное «переживание» общества XX в. по поводу и в связи с географическим пространством.
Политика и международные отношения стали явно переживаться как в известном смысле «пространственный спектакль» (58) еще в XIX в., хотя это происходило весьма спорадически - главным образом в европейской политике, в политике крупнейших европейских держав. В XX в. общество стало репрезентировать и интерпретировать себя политически во многом посредством и через географическое пространство. Результат и промежуточный итог этого процесса -возникновение и быстрое развитие геополитики.
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ГЕОПОЛИТИКИ
Вопрос о методологических основаниях геополитики связан прежде всего с определением самой геополитики. Несмотря на существование множества подобных определений, многие из которых стали уже классическими (8, 42, 54, 58-60), необходимо вычленить их основное содержательное ядро, их общую суть.
Пожалуй, главное в этих определениях, естественно, с методологической точки зрения, - это попытка «усидеть сразу на двух стульях». Геополитика, по крайней мере в ее классических вариантах, неминуемо разрывается между политикой и географией, при этом она остается во многом чуждой как политикам, так и географам. Политики и дипломаты, как правило, чураются геополитики; географы же склонны говорить о политической географии, нежели собственно о геополитике. Безусловно, в подобном двойственном положении геополитики «виновато» ее нацистское и фашистское прошлое, близость взглядов многих нацистских вождей концептуальным утверждениям лидеров немецкой геополитики 1920-1930-х годов (58, р.111-141).
Однако главная методологическая проблема состоит даже не в сложности истории формирования и развития геополитики. Геополитику нельзя отнести к науке или научно-исследовательской деятельности в прямом смысле, хотя классические труды в этой области часто писались и публиковались как научные (например, труды Хэлфорда Маккиндера). В то же время политики иногда используют в своей профессиональной деятельности положения и выводы геополитики в качестве отдельных аргументов в более общих системах аргументации. При этом тем не менее сами геополитические штудии не являются политическими текстами, заявлениями или акциями в чистом виде (наиболее характерный пример см.: 8). Следовательно, необходимо определить, в первую очередь, содержательное ядро геополитики.
В самом общем виде геополитика изучает влияние географических факторов и географического положения на внешнюю политику государств и их политическое развитие и также, если следовать концепции Фридриха Ратцеля, пространственное «поведение» какого-либо государства или политического образования. Однако это определение все же не снимает методологической проблемы, ибо его равно можно идентифицировать и как научное, и как политическое.
Следовательно, при определении геополитики необходимо перейти на методологический уровень, подняться на метауровень. Такая операция предполагает образное наполнение определения, представление предмета изучения как образа. Что получается в этом случае?
Геополитика прямо использует традиционную географическую карту для создания и/или реконструирования специфических географических образов (62, ср. также: 56). В методологическом отношении она является четко целенаправленной деятельностью. Подобное методологическое представление геополитики создает своего рода «запас», дополнительное пространство содержания.
Теперь попытаемся использовать данное дополнительное пространство. Главный смысл такого определения - это сам по себе «люфт», или припуск, который допускает геополитика в своих фундаментальных построениях. Изначально, в латентном виде, предполагается, что земное и/или географическое пространство имеет некоторый потенциал собственного имманентного развития. Этот потенциал может быть раскрыт или задействован в какой-либо сфере человеческой деятельности: политической, общественной, научной.
Тогда можно сказать, что всегда есть некий концептуальный (языковой, идейный, когнитивный) запас, актуализируемый по тем или иным
поводам. Этот когнитивный запас в принципе бесконечен, поскольку бесконечно само земное пространство - не в прямом физическом, но в когнитивном смысле.
Образы географического пространства. Каждая культура создает собственные так или иначе репрезентированные образы географического пространства; это ее неотъемлемые элементы (44-45, 53). Традиционные культуры предлагали свои, часто уникальные коды к расшифровке и пониманию этих образов. Решающая трансформация произошла в начале Нового времени, когда разработка картографических проекций определила доминирующие и универсальные способы репрезентации образов географического пространства.
Дальнейшее развитие образов географического пространства связано с их известной автономизацией в культуре (культурах) - они становятся, в некотором смысле, субкультурой, проявляющейся и транспонируемой другими по генезису образами и закрепляющей себя различными средствами. В то же время возникают самостоятельные типы географических пространств - политико-географические, культурногеографические, социально-географические, экономико-географические, - которые репрезентируются и интерпретируются соответствующими специфическими типами образов. Кроме этого, большинство существующих современных цивилизаций и/или культур как бы экспортирует вовне свои образы географического пространства, которые взаимодействуют с чужеродными, порождая целые «вееры» гибридных, композитных образов.
На традиционное физико-географическое пространство накладываются многочисленные «слои» различных по происхождению, структурам, способам функционирования и специализации образов географического пространства. Эти образы совмещаются, сосуществуют в традиционном пространстве. Основная исследовательская проблема -нащупывание механизмов и каналов взаимодействия различных образов географического пространства с последующими попытками идентификации основных типов их трансформаций, их характера и масштабов. Так, на уровнях страны (14), региона, небольшой местности могут происходить совершенно различные взаимодействия и трансформации, ведущие к доминированию и созданию принципиально разных образов географического пространства.
Способы трансформации образов географического пространства. Проблема трансформации образов географического пространства заключается прежде всего в нахождении адекватных ей способов
репрезентации и интерпретации этих образов. Необходимо, в первую очередь, дистанцирование, отдаление от определенного пространства, позволяющее увидеть «рельеф» самого образа. Совокупность таких способов трансформации назовем образной геоморфологией.
Концептуальной базой образной геоморфологии является традиционная геоморфология, как классическая, так и современная (36). Среди основных научных направлений современной геоморфологии наиболее предпочтительными могут стать модели динамической геоморфологии. Использование таких моделей позволит как бы географизировать сами образы пространства; это, по сути, совокупность очень интенсивных способов трансформации образов.
Основной смысл подобных трансформаций - добиться естественной экономии, рационализации мысли о географическом пространстве. Географическое пространство как бы должно представить себя географически. Мысль сама становится геопространственной, максимально географизируется; происходят процессы параллельных совмещений образов географического пространства в пределах самой мысли о них. Результат таких трансформаций - создание эффективных географических образов.
Географические образы. Создание географических образов связано с процессами формализации и одновременно сжатия, концентрации определенных географических представлений, превращения их в «сгусток». В общем смысле географический образ - это совокупность ярких, характерных знаков, символов, ключевых представлений, описывающих какие-либо реальные пространства (территории, местности, регионы, страны, ландшафты и т.д.). Географические образы могут принимать различные формы, в зависимости от целей и задач, условий их создания, наконец, от самих создателей.
В большинстве случаев географические образы - результат двух основных процессов: целенаправленного конструирования и
реконструкции, выявления, идентификации. Процесс реконструкции похож на процедуры прориси на христианских иконах с целью обнаружения главных контуров рисунка. Соотношение выделенных процессов зависит от позиции исследователя географических образов.
Репрезентирование географических образов опирается на использование текстов различного происхождения - это могут быть научные и художественные тексты (11), газетные статьи и информационные заметки, приватная переписка, дневники, официальные документы, стенограммы переговоров, реклама и рекламные слоганы,
графика, живопись, музыка, кино и видео, Интернет. В целом для большинства географических образов характерен разнородный генезис (гетерогенность происхождения); при этом различные географические образы сосуществуют в определенных геообразных пространствах.
Гуманитарные науки эпохи постмодерна имеют дело с объектами исследования, структура которых отличается от традиционных. Эти объекты порождают собственные пространства, являющиеся условием и фактором их развития и исследования. Финансовые и информационные потоки, литературные и живописные произведения, локальные культурные сообщества, политические переговоры создают «приватизирован-ные» географоидные пространства, репрезентируемые и интерпретируемые как специфические геоэкономические, геокультурные, геополитические образы. Экономика, культура, политика понимаются как геоэкономика, геокультура, геополитика. В гуманитарно-научном плане наиболее эффективно понимание экономики как геоэкономики, культурологии как геокультурологии, политологии как геополитологии и т.д.
Как возможно понимание или интерпретация методологических оснований какой-либо когнитивной деятельности? Естественно, что здесь необходима интерпретация не на уровне методов, но на уровне “-логии» - прежде всего интерпретация самого смысла. Эта
интерпретация связана с размещением предмета интереса или цели исследования в какое-либо более широкое исследовательское (когнитивное) поле, иначе говоря - в более широкий и мощный контекст. Нужно определить законы развития и границы выбранного контекста, рассматриваемого прежде всего как содержательный. Можно сказать, что это способ определить, или «замерить», уровень содержательности основных посылок самого предмета исследования. Наиболее интересны степень, характер и специфические параметры этой содержательности.
Следует выделить три главных методологических основания геополитики.
Первое методологическое основание формулируется следующим образом: географическое пространство само по себе может быть активным элементом какой-либо политической системы или важным фактором политического развития. В базисном методологическом понимании географического пространства заложен своего рода «генетический код» возможности его продуктивной политизации/политизирования. Не может быть какой-либо определенной, конкретной политики без ее определения/самоопределения в конкретном
географическом пространстве. По сути, полноценная политика невозможна без ее геопространственной самоидентификации.
Второе методологическое основание является логическим продолжением первого. Его формулировка такова: геополитика в своем концептуальном развитии опирается прежде всего на классическую географическую карту в том виде, в котором она сложилась в Европе Нового Времени. Важно учесть, что используются основные картографические проекции, разработанные ко времени, во время и после Великих географических открытий. Классическая геополитическая мысль буквально «привязана» к географической карте, она мыслит ей и сама фактически есть максимально упрощенная в политически-проектном смысле географическая карта (58, с.10-13; 59-60). По сути, геополитические тексты часто играют роль картушей и/или рисунков и надписей на старинных картах - в тех частях, где локализуются terra incognita, или просто белые пятна. Они являются некоторым когнитивным эквивалентом изображений фантастических людей, животных и растений, которыми оснащались многие географические карты как Средневековья, так, до определенного момента, и Нового Времени. Благодаря этому, геополитика способствует максимальному разрастанию и культивированию географических образов, да и сама, в методологическом отношении, представляет собой целенаправленный политически ориентированный географический/карто-графический образ. Можно сказать, что геополитика рационализирует неизвестное и неизведанное в политике с помощью картографической/геопространст-венной «релаксации».
Резюмируя вышеизложенное, отметим, что данное
методологическое основание есть не что иное, как реакция европейского Нового Времени на Великие географические открытия. Мы наблюдаем здесь стремление поместить образ вновь открываемого и уже открытого Нового мира в уютный, знакомый и домашний образ Европы, или своего рода «доместикацию» образа Нового мира.
Третье методологическое основание геополитики представляет собой, скорее, допущение, или предположение, которое мы попытаемся развить далее. Оно формулируется так: геополитика есть проектная деятельность и моделирование простых по структуре географических образов, которые могут быть базой для научной, политической, государственной и общественной деятельности. В методологическом смысле геополитика, конечно, когнитивный «монстр», или суррогат, который тем не менее оказывается необходимым, а иногда и желанным.
Геополитика целенаправленно обеспечивает простейшие и общеизвестные когнитивные процедуры и операции, наполняя содержательно само понятие проекта (project). Она, по сути, осуществляет унификацию целенаправленной ментальной деятельности, выводя ее в наиболее естественные для человека/общества образы земного пространства. Отметим здесь же, что данное основание имеет значение, выходящее за рамки собственно геополитики, ибо геополитика берет на себя и частично осуществляет важнейшую функцию культуры/культур как таковой: дистанцирование от интересующего объекта, создание образа объекта и его закрепление (33).
ИСТОРИЯ ГЕОПОЛИТИКИ: МЕГАТРЕНДЫ СОДЕРЖАТЕЛЬНОГО РАЗВИТИЯ
История развития геополитики подробно изложена и проанализирована. С критических позиций рассмотрены корни геополитики. Не подлежит сомнению генеральное разделение истории современной геополитики на два главных этапа: классический (конец XIX в. - 1960-е годы) и новый период, начавшийся уже в 1970-х годах (59, с.10-26). Новый период можно условно назвать «новой волной», поскольку его начало было связано с развитием и расширением прежде всего философских и методологических оснований геополитики. При этом следует учитывать, что геополитика в ходе своего развития воспользовалась как классической методологией естественных и общественных наук XIX в. (классический позитивизм), так и философией и методологией эпохи Просвещения (классический рационализм).
Здесь, однако, преследуется несколько иная задача, а именно -проследить и исследовать мегатренды содержательного развития в истории геополитики. Эта задача ставится на методологическом уровне, что позволяет осуществить максимальную концентрацию содержания искомых мегатрендов. Главные содержательные изменения происходят по преимуществу на метауровне.
Под мегатрендами содержательного развития какого-либо явления, предмета, объекта или субъекта понимаются особенности и закономерности их содержательной эволюции, взятые в их широком или расширительном аспекте (значении). Иначе говоря, крайне важно оценить подобные особенности и закономерности в их значении для
пограничных (смежных) субъектов, объектов, областей и полей деятельности.
Теперь попытаемся выделить, осмыслить и каким-либо образом маркировать мегатренды содержательного развития в истории геополитики.
Первый выделяемый нами мегатренд - это постоянно прослеживаемое в геоисторическом и историко-географическом контексте осмысление геополитической роли Евразии. Данный тренд говорит также и о концептуальной базе самой геополитики, о прямой связи геополитики с традициями географической истории. Первостепенная роль Евразии в мировой истории несомненна. Мы наблюдаем прямую экстраполяцию и влияние исторической роли Евразии на основные геополитические модели, созданные в XX в. (весьма показателен в связи с этим один из последних примеров; см. 3). Очевидность подобного утверждения тем не менее связана с известным, хотя и скрытым основанием всей геополитики. Концептуальный mainstream геополитики предполагает, как правило, существование некоего единого возможного геополитического центра всего мира, локализуемого в традиционных географических координатах. В связи с этим во всех классических геополитических моделях предполагается сама собой разумеющая борьба за обладание выделяемым так или иначе геополитическим центром мира (54, с.13-26). Это устойчивое и базовое содержательное представление. Здесь вполне очевидна связь с классическим географическим (историко-географическим) детерминизмом, сменяемым позднее или используемым параллельно географическим поссибилизмом (46).
Второй мегатренд содержательного развития в истории геополитики формулируется так: фиксация постоянной, структурно сложной борьбы за оптимизацию территории и пространства государства, причем политические и государственные границы для геополитики крайне важны (28-29; 35; 55 и др.). Наблюдается сильная концептуализация понятия границы, и геополитика в значительной степени занимается историей границ различных порядков, всячески используя образы границ, пограничья, фронтира и т.д. В методологическом отношении геополитика занимается здесь уже борьбой географических образов - прежде всего образов границ, конструируемых и проецируемых вовне различными источниками политической силы и власти (61). Неслучаен концептуальный успех теории фронтира американского историка Ф.Дж.Тернера, фактически
экстраполированной в область геополитики и обретшей, по сути, «второе дыхание» (2; 7; 57; 63).
Концепт границы оказывается потенциалом содержательного расширения для геополитики в целом. Благодаря этому концепту геополитика как бы выплескивается, растекается за пределы ее первоначально сформулированных целей. Нелишне, однако, вспомнить, что концепция «естественных границ» государства, использовавшаяся уже на заре Нового Времени многими странами Европы, стала одним из основных содержательных источников геополитики (особенно: 5, с.279-284; 55). Отметим тем не менее другое важное методологическое обстоятельство: проблема политических границ и концепт границы как таковой явились «спусковым крючком», приведение в действие которого послужило началом когнитивной экспансии геополитики в смежные области знания. К таким смежным областям знания относятся, в первую очередь, теория цивилизаций (цивилизационного развития) (39, 52; в современной отечественной геополитике можно уже говорить о концептуально существующей геополитике цивилизаций: 50) и
геоистория (4-5).
В методологическом смысле геополитика сравнительно рано начала заниматься содержательным «присвоением» цивилизационных и геоисторических (в широком смысле) концепций. В конце XX в. стало ясно, что вполне своими, геополитическими авторами оказались такие исследователи, как А. Тойнби (43), Ф. Бродель и И. Валлерстайн (64). Характерно, что сама геополитика при этом концептуально начала как бы клонироваться, выделяя из себя «близнецов»: геоэкономику (10, 24, 3032, 47), геоэкономическую политику (26) и геокультуру. Заметно также активное «переплетение» геополитики с геоэкономической историей. Каков наблюдаемый эффект такой когнитивной экспансии?
Быстрое развитие новой пограничной дисциплины - геоэкономики - способствует расширению контекста, в котором возможно исследование и практическое использование географических образов. Оно делает концепцию географических образов принципиально открытой. Геоэкономика в известной мере оперирует уже с виртуальными пространствами и финансово-экономическими потоками (10, с. 10-13, 104; 119-120; 123) . Поэтому целенаправленное
конструирование географических образов может стать актуальной задачей.
Геоэкономические пространства представляют собой очевидные
географические или «географоидные» конструкты. Образы Глубокого
Юга, Тихоокеанского мира, Индоокеанской дуги (31, с.41-42, 45, 48) есть не что иное, как проецируемые на условную карту (экономического) сознания обобщенные штампы традиционной географии. Эти «сколки» формируют заранее заданную поверхность, по которой размечаются основные умозаключения, положения и закономерности. В отличие от геополитики (хотя геоэкономика обязана своим рождением именно классической геополитике), традиционная географическая карта, традиционные географические координаты не диктуют в данном случае ход и построение самих геоэкономических штудий.
Географическое пространство, по-видимому, можно «разворачивать», «сворачивать», «искривлять» вполне сознательно, с целью получения его определенных свойств и эффектов. Этот процесс происходит, естественно, не в реальности, но в подготовленном виртуальном поле. В геоэкономике возможно создание географических образов-ката-лизаторов или образов-трансформаторов, которые зафиксируют тем самым открытость и когнитивную бесконечность географического пространства.
Геополитика в целом - и та, что по-прежнему оперирует классическими геополитическими категориями, сформировавшимися в первой половине XX в., и та, что фактически полностью «обновила» свой методологический и понятийный аппарат, - стала постепенно
использовать все более «мягкие» трактовки понятия географического пространства. Эти трактовки стали более разнообразными, более дистанцированными и менее брутальными. В геополитике очевидно образное отдаление географического пространства и его эффективная рационализация путем конструирования специфических и целенаправленных географических образов. В этом же ряду стоит изменившееся отношение к традиционной политической карте, которая в большинстве современных геополитических штудий уже не выглядит предметом недостаточно отрефлексированных рассуждений (весьма характерных для геополитических работ первой половины XX в.).
Третий мегатренд содержательного развития в истории геополитики логически связан с предыдущим. Он заключается в поиске наиболее удобных, наиболее «обтекаемых» и наиболее экономичных масштабных географических образов мира. Явный пример такого рода -это, конечно, панрегионы Карла Хаусхофера, которые, по сути, уже представляют собой композитные, или гибридные, географические образы мира. Особенно «красив» в методологическом отношении образ
Евроафрики, использовавшийся неоднократно в дальнейшем развитии геополитической мысли.
Суть дела - в разработке специальных методологических операций и процедур методологического подъема над географической картой, а также специфических более операциональных в содержательном геополитическом смысле географических карт. Происходит трансформация географического пространства Модерна, или Нового времени. Географическое пространство в геополитике становится принципиально другим, более крупным, более «зернистым». Евразия в геополитике - это, конечно, совсем другой образ, нежели Евразия в физической, экономической и/или культурной географии; то же относится, конечно, и к Европе (20).
Геополитике присуща глобальность, масштабность самого «взгляда» на предмет исследования; она обладает особой методологической «оптикой». Геополитическое пространство
максимально насыщено в образном, смысловом, концептуальном
отношении. Происходит тотальная политизация географического
пространства, что чрезвычайно важно и полезно для понимания самого феномена пространства. Такая политизация географического
пространства является, по сути, и средством, и методом, и целью геополитики. Этот процесс можно представить как постоянное смещение, изменение ориентации, географического положения самого
географического пространства.
ГЕОПОЛИТИКА КАК ПРОЕКТНАЯ ОБРАЗНО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Образно-географическая деятельность - это моделирование и/или создание географических образов в теоретических или прикладных целях в различных сферах и секторах общества (обществ). Усложняя задачу, определим, что такое проектная образно-географическая деятельность. В данном случае это моделирование каких-либо геопространственных символов, знаков, стереотипов, предполагающее достижение определенной цели или состояния территориального объекта (предмета), на базе которого формируется образ.
Добавление слова «проектная» означает, что преследуется достижение перспективного, ранее не достигавшегося, другого состояния объекта (страны, региона) с принципиально новыми параметрами этого состояния. Фактически происходит серьезное и кардинальное изменение
содержания самого объекта, что может привести как к полному его исчезновению, так и к необратимой структурной трансформации. В рамках подобной деятельности создаются такие географические образы, которые изменяют собственную реальную базу или основу (образногеографический субстрат). Иными словами, это образы, самонаводящиеся на цель, имеющие систему автоматической трансформации собственного субстрата.
Геополитика как проектная образно-географическая деятельность выглядит наиболее естественно и привлекательно. В данном контексте геополитику надо определить как моделирование географических образов ключевых в политическом отношении стран, районов, регионов и территорий; при этом вновь создаваемые образы (знаки, символы, стереотипы) изменяют сами траектории политического восприятия определенных стран и регионов. В ходе подобного моделирования образы создаются как бы с большим запасом; они изначально «доминируют» над собственным территориальным субстратом,
превосходя его по когнитивной, предполагавшейся первоначально, мощи. Речь идет о создании географических образов, которые способны трансформировать реальную политическую карту и фактически управлять ею.
Глобализация и геополитика. Интенсивные процессы глобализации, быстро развивающиеся в современном мире (21; 27; 30-32; 51; 56 и др.), требуют и новой, нетрадиционной геополитики (54, с.214-227). Суть современных геополитических подходов к проблемам внешней политики и безопасности - это целенаправленное конструирование и моделирование страновых и региональных геополитических образов. Международные отношения представляют собой во многом поле борьбы наиболее мощных и ярких геополитических образов - стран, регионов, политических и военных блоков (см., например, о «Боснии» в американском геополитическом воображении в 1991-1994 гг.: 58, с.187-225). Создается новое глобальное геополитическое пространство, в котором пересекаются,
взаимодействуют, борются постоянно изменяющиеся ключевые геополитические образы мира. Наиболее эффективные из этих образов порождают свои геополитические контексты, свои образные зоны влияния и вспомогательные, буферные геополитические образы.
Плодотворное направление анализа внешнеполитических проблем - это представление внешней политики как геополитики (58, с.62). Здесь происходит не только приращение и обогащение
внешнеполитического анализа геополитическими сюжетами и интерпретациями, но и прямое внедрение геопространственных реалий и концептов в его «ткань». Конкретное географическое-геополитическое пространство - естественная упаковка внешнеполитических проблем и определенных международных отношений. Детально структурированные образы пространства позволяют более рационально политически мыслить.
В связи с этим надо говорить и о новых трактовках проблем безопасности: они должны рассматриваться не только с политической, экономической, культурной точек зрения, но и с позиций геополитической, геоэкономической, геокультурной безопасности. Происходит расширение пространственного контекста этих проблем; в рамках новых трактовок необходим их взаимоувязанный анализ в географическом пространстве, объединяющем Россию и соседние государства. Системы и сочетания государств, политические и экономические блоки подвергаются геопространственному анализу с точки зрения безопасности нашего государства.
ГЕОПОЛИТИКА В КОНТЕКСТЕ КОНЦЕПЦИИ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ
В силу своей особой динамичности, повышенной изменчивости и даже известной неустойчивости геополитические образы представляют собой естественный испытательный «полигон», на котором возможны эффективные научные исследования общих закономерностей динамики и трансформаций образно-географических систем. Геополитические образы можно определить как общественно наиболее значимые, максимально анаморфированные с точки зрения традиционного географического пространства и в то же время наиболее масштабные (то есть охватывающие очень значительные по площади территории и регионы Земли) географические образы.
Геополитические (политико-географические) образы.
Специализированные географические пространства, которые всякий раз представляют собой анаморфированные и в значительной степени автономные варианты базового, в традиционных географических координатах («картографического»), пространства, предлагают и системы своих специфических географических образов. Эти образы как бы вбирают в себя особенности пространственно-географического мышления в определенной предметной или профессиональной сфере
деятельности и аккумулируют таким образом, достаточно экономно, саму «пространственность» подобной сферы деятельности.
Политика, пожалуй, одно из наиболее благодатных полей, или полигонов, образногеографических исследований. Специфика политического мышления, в особенности структура традиционных политических переговоров, известный схематизм этого типа мышления и сравнительно высокая нацеленность на достижение политического компромисса ведут, как правило, к формированию довольно простых, четких и выпуклых политико-географических (геополитических) образов. Характерно, что в дальнейшем эти политико-географические образы могут формировать и достаточно сложную, разветвленную и часто иерархизированную единую систему - геополитическую картину мира (15).
Важно отметить, что сам механизм возникновения и развития геополитических пространств предполагает параллельное,
взаимосвязанное и как бы встроенное развитие системы политикогеографических образов. «На определенный политико-, физико-,
социально- и экономико-географический субстрат, или базу данных, налагаются разнородные, иногда противоречащие друг другу политикогеографические и геополитические представления - местного населения, военных, политических и государственных деятелей. При этом возникает сложная система политико-географических образов, реагирующая на внешние воздействия изменениями своей конфигурации и структуры» (13, с.66). Например, в результате длительной борьбы России и Китая за Приамурье в ХУП-Х1Х вв. сформировался достаточно сложный, многосоставный политико-географический образ этого региона, который состоял из нескольких главных структур-подобразов: географическое положение России, отношения Россия - Китай и Россия - Джунгария, жители Приамурья и т. д. (13, с. 67).
Динамика геополитических пространств в отдельных случаях может быть описана исключительно как динамика геополитических или политико-географических образов. Так, политическое и военное соперничество России и Великобритании в Средней Азии во второй половине XIX в. привело к очень интересной геополитической ситуации: если в европейской геополитической системе координат Россия рассматривалась Великобританией как «азиатская» держава, которая постоянно нарушала международные соглашения, то в условиях Средней Азии («азиатская» геополитическая система координат) продолжительная политическая и дипломатическая дуэль происходила именно между
двумя европейскими державами - геополитический образ России, в согласии с ее геополитическими действиями в этом регионе, приобрел яркие «европейские» черты (13, с.73). Своеобразная инверсия геополитических пространств сопровождалась в данном случае как бы двойным счетом геополитических образов.
Зачастую наиболее мощные геополитические образы могут как бы множиться, выступая одновременно в различных «ипостасях» и значительно усложняя разработку единой целенаправленной политической стратегии. Подобные «ядерные реакции» ведут к возникновению и одновременному существованию, а также взаимодействию геополитических образов одного и того же исходного политического (геополитического) объекта. Например,
внешнеполитическое планирование в США в 1944-1945 гг., согласно исследованиям российского историка В.Т.Юнгблюда, оперировало, как минимум, тремя геополитическими образами СССР, которые восходили генетически к образу Российской империи. Два из них явно противостояли друг другу (образ европейской державы с традиционной внешней политикой и образ агрессивной «полуазиатской» державы, нацеленной на конфронтацию), а третий был достаточно противоречивым и объединял некоторые черты двух первых; для него также был характерен поиск устойчивых мистических основ, которые влияли на традиционный геополитический образ Российской империи-СССР. Одновременное существование этих трех главных геополитических образов создавало расширенное, даже нечеткое и размытое геополитическое пространство, в котором территориальные претензии СССР (Прибалтика, Кенигсберг и т.д.), нетерпимые или слабо терпимые для европейских государств, могли выглядеть вполне естественными и обоснованными геополитически в глазах США.
Сами принципы развития и взаимодействия геополитических пространств ведут к появлению и активному функционированию различного рода буферных и промежуточных территориальных зон между сильными или соперничающими государствами, которые, по сути, могут быть и продуктивными геополитическими образами одновременно. Так, статус территорий двойного подчинения, очевидно, возник еще в глубокой древности и развился уже в средневековье, получив на русской почве название предела (6, 19). Одна и та же территория рассматривалась как предел двух разных политических центров или политических образований имперского типа. К таким территориям относились, например, Запад Малой Азии во 11-1 тысячелетиях до н. э., буферные
государства Передней Азии между Римской империей и Парфией, Босния и Герцеговина в XIX в. в подчинении Оттоманской империи и Австро-Венгрии, а Русь, например, и после монгольского завоевания рассматривалась русскими летописцами как часть империи Царьграда (как православная земля) и одновременно, политически, как часть владений монгольского хана (6, с.47-48; 19, с.232-233). Подобные геополитические «прокладки» могут приводить к формированию очень причудливых и специфических геополитических образов, особенно в случае контакта совершенно различных политических культур. Так, столкновение хеттской и ахейской политических культур (Хеттской империи и Аххиявы - хеттское название Микенской Греции) в XV-XIV вв. до н.э., носителей принципиально различных геополитических традиций (главенства-домината и главенства-первенства), повлекло за собой фактически «растекание» и как бы разложение обоюдных фундаментальных геополитических образов, причем буферный образ политических образований Запада Малой Азии способствовал этому разложению - он как бы «высасывал соки» из базисных по отношению к нему геополитических пространств. Характерно, что найденные письменные документы обоих государств-соперников зафиксировали крайне расплывчатые и почти неузнаваемые политические и культурные представления друг о друге (6, с.56-60).
Очень своеобразным было становление геополитического образа Руси-России. Этот образ долгое время формировался как имперский, причем он был достаточно дробен (процесс разграничения различных типов внутриимперских владений-доминиумов - край, область, волость, вотчина, уезд, поместье), но одновременно ему были свойственны черты островитянства, изолированности, отделенности от внешнего мира (19, с.234, 239, 369; 49). Образ буферной или фронтирной империи (как можно представить Россию) породил и особую геополитическую формулу русской судьбы. Это явно центростремительная модель: отдельные области Руси как бы самообразуются, представляя собой отдельные островки, а сама Русь, расширяясь, тут же или постепенно превращает присоединенные территории в те же островки, которые стремятся самозамкнуться, но в пределах «острова Россия» (19, с.375-376). В данном случае мы видим фактически достаточно автономный механизм порождения или воспроизведения стандартных, как бы штамповонных, геополитических образов (своеобразных матрешек), условием развития которых является именно пограничность (понятая как
быстрое и своевременное выделение, а затем и отгораживание от окружающего мира).
Особая размерность пространства и времени, которая вообще характерна для геополитики, - их как бы укрупнение, увеличение, «квантование» крупными порциями (18, с.31), - способствует разработке экономичных и в то же время особенно рельефных геополитических образов. Всякие новые формы политической организации, как правило, предлагали и новые пространственно-временные размерности для окружающего мира, которые консолидировали его геополитически и создавали соответствующие геополитические представления. Тенденции ко все большему связыванию геополитических пространств и одновременно к их уплотнению вели к тиражированию определенных форм геополитической (политической) организации (18, с.32-41), которые в условиях постоянно меняющейся географической среды естественным образом трансформировались, менялись, совершенствовались или адаптировались. Возникали фактически целые серии геополитических образов, опирающихся на какой-то базовый геополитический образ-архетип, будь то полис, империя или территориальное государство Нового Времени. Подобные «бриколажи» (по Леви-Стросу) могли формировать развернутый «веер» геополитических пространств на любой вкус, в пределах господства определенной геополитической формы. Геополитика, таким образом, вырабатывает очень специфическое отношение к традиционному географическому пространству: она, грубо говоря, как бы «использует» классические картографические представления западной культуры в целях создания «картоидных» географических образов, которые бы наилучшим способом описывали или характеризовали геополитические искажения и «искривления», условный рельеф геополитической динамики (см. также: 13).
Геософия, которую можно понимать как дисциплину, изучающую и интерпретирующую большие пространства (40, с. 111), вполне очевидно представляет собой не аналог историософии, как можно было бы заключить в рамках хорологической концепции, но нечто более протяженное и расширенное в концептуальном смысле. Культурно-истори-ческая геополитика (синоним геософии), по мнению Страда, изучает макропространства (или ареалы), «...характеризующиеся не только пространственным, но и временным динамизмом и связанные друг с другом отношением притяжения и отталкивания, в зависимости от специфических особенностей, составляющих неповторимый облик
каждого такого ареала и определяющих его судьбу внутри общности, именуемой «человечеством», причем не в чисто биологическом смысле» (40, с.111). Универсальные геополитические (или теософские, сколь бы странным ни казалось это название) образы призваны, видимо, эффективно, очень компактно «сжимать» традиционное географическое пространство, «сжимая» параллельно и его конкретные временные характеристики (подробнее об этом в следующем разделе). Любая власть или властные структуры по своей природе ориентированы как бы на формирование своего собственного приватного пространства -пространства власти, которое может отнюдь не ограничиваться реальными государственными рубежами. Подобное отношение к географическому пространству было очень характерным для России: «...власть осмысливала пространство своего воспроизводства как лишенное пределов, бесконечное» (23, с. 153). Российские власти всегда стремились опередить, хотя бы на шаг, ход реального расширения территории, поглотить еще не завоеванное или еще не присоединенное пространство, путем строительства системы кордонов и крепостей (23, с.153). Укрепленные линии, эти как бы живые и пульсирующие постоянно геополитические пунктиры, «нервы», были, по сути,
индикатором или меткой очередного расширения и собственно базовых, геософских образов России и Российской империи. Мозаика таких геософских образов поддерживает на весу геополитическое «тело» России, позволяет создать системный эффект (своего рода «радиоактивное свечение») на основе их пересечения и взаимодействия (37).
Соседствующие и сосуществующие друг с другом процессы расширения властных пространств (или пространств власти) и процессы сжатия, компрессии реальных географических пространств путем создания мощных, геософских образов находятся в противофазе. Геополитические пространства изначально «заряжены» на свою собственную деформацию и изменение первоначального образа («имиджа»). Серии геополитических образов могут восприниматься как калейдоскоп, который формирует динамическое поле образов. Это уникальное пространство (производное уже второй степени от традиционного географического пространства) как бы закладывает внутрь себя скорость и темпы ускорения описанных процессов - тем самым время оказывается растворенным и «переваренным» в рамках пространства, которое осуществляет «мониторинг» самого себя.
Геополитика языка: геополитические образы в языковой
динамике. Структуры понимания фундаментальных геополитических образов (Евразия, Европа, хартлэнд, лимитроф, пространство и т.д.) зависят от различных исторических, культурных, идеологических контекстов, развитие которых прямо связано с динамикой определенного языка. В то же время сам язык в процессе своего развития может диктовать те или иные стратегии понимания различных контекстов (25). Иначе говоря, язык может иметь свою геополитику, интерпретирующую те или иные пространства, территории и регионы (54, с.46-78).
Взаимосвязь конкретного пространства и геополитических языковых стратегий может проявляться посредством различного рода текстов - документальных, художественных (письменных источников), живописных и графических. В отдельных случаях творчество автора может быть интерпретировано как геополитика языка: таково, на наш взгляд, творчество Велимира Хлебникова.
Геополитика языка прямо зависит от культурного и цивилизационного субстратов, на которых она развивается; она постоянно подпитывается мощными геокультурными и геоисторичес-кими образами, сформировавшимися в течение длительного времени на определенной территории. Так, например, геополитическая идеология и геополитический язык, сконструированные в рамках «Греческого проекта» Екатерины II и сопровождавшие русскую военную экспедицию в Средиземное море, базировались на геокультурных и геоисторических образах античности и Византийской империи. Примерно также проводился в жизнь проект присоединения и освоения Российской империей Крыма, опиравшийся на геоисторические реминисценции, связанные с христианизацией Руси, а затем и на геокультурный образ Крыма как библейского рая (9; 17).
В целом геополитика языка может быть проанализирована на трех основных уровнях:
- прямое продуцирование специфических геополитических образов в рамках письменных (художественных) стратегий;
- неявные языковые стратегии, связанные с переосмыслением их геополитических, геоидеологических и геокультурных контекстов;
- изменения режимов функционирования самого языка, конфигураций языкового поля, приводящие к смене механизмов формирования геополитических образов.
Рассмотрим первый уровень. Классическая геополитика, в трудах Мэхэна, Маккиндера, Челлена, Хаусхофера, использует языковые
стратегии, связанные с артикулированием и интерпретацией элементов географической карты (59, с.1-10). Географическая карта выступает как язык геополитики, и любая геополитическая концепция складывается из карты как фундамента и письменного текста, как бы накладывающегося на картографические изображения и составляющего специфическую оболочку карты. Геополитические образы формируются в данном случае в смысловом поле, созданном взаимодействием картографических изображений и их текстовых интерпретаций.
На втором уровне происходит «отделение» языка геополитики от его картографической основы и непосредственное манипулирование географическими концептами с целью построения автономных геополитических образов, не завязанных на прямую интерпретацию географической карты. Такова, на наш взгляд, геополитика евразийцев. Корни геополитической концепции евразийцев, несомненно, в географической карте Евразии. Однако по мере развития этой концепции понятие Евразии насыщается новыми смыслами, постепенно отрываясь от традиционной картоосновы. Геополитический образ Евразии становится в результате более смыслоемким, приобретая ряд новых, геоидеологических и геокультурных контекстов.
На третьем уровне формирование геополитических образов происходит в специфической языковой среде, в которой географические названия и/или понятия играют роль маркеров, кодов. Эти коды отсылают в образные «кластеры», в которых происходит идеологическое или мифологическое насыщение геополитических образов. Подобные языковые процессы происходили в СССР 1920-1930-х годах, когда понятия Европы, Америки, Азии, Китая осмыслялись через
идеологическую практику советского руководства и руководства Коминтерна. В этом случае геополитические образы находились внутри особых языковых конструкций и концептов (колониализм, империализм, пролетарская революция, перманентная революция, построение социализма в отдельно взятой стране и т.д.) и формировали особенную образно-геополитическую карту, имевшую мало общего с традиционной географической картой (22).
На третьем уровне может происходить формирование
художественно-языковых стратегий, принципиально меняющих
механизмы создания геополитических образов. Интенсивное порождение неологизмов и попытки нового поэтического языка связаны с языковыми структурами, смысловые ориентации которых можно трактовать как геополитические. Это в полной мере относится к поэтическому и,
частично, прозаическому творчеству Велимира Хлебникова. Словотворчество Хлебникова в поиске первосмыслов приводило к «политическому» выравниванию структур языка. Слова и словосочетания приобретали своего рода «первобытный» смысл. В процессе поэтического творчества, на уровне синтаксиса и грамматики, происходило соотнесение этих «первобытных» смыслов и формирование новых смысловых коннотаций, и, следовательно, их геополитизация. Геополитические образы в поэтических произведениях Хлебникова (Россия, Германия, Азия, Китай, Волга, Москва и другие) можно интерпретировать как результат конкретных целенаправленных языковых трансформаций (1; 34).
Создание эффективных геополитических образов связано с построением специфических языковых стратегий. Эти стратегии заключаются в расширении и углублении смысловой нагрузки традиционных геополитических понятий, в переводе их в новые идеологические и мифологические контексты, а также в формировании языковых механизмов, продуцирующих принципиально новые геополитические интерпретации. Сочетание всех трех уровней работы с языком позволяет говорить о метагеополитике.
Совокупность наиболее важных действий, тактик и стратегий в современном образном геополитическом пространстве есть метагеополитика (48, с.25). Хорошо продуманные геополитические РЯ-кампании по созданию, расширению и культивированию тех или иных важных геополитических образов являются базовой составляющей метагеополитики. Суть этой области научного знания - разработка продуманных действий в пространстве существующих ключевых геополитических образов, а также конструирование новых, достаточно мощных и эффективных. В итоге создается метагеополитическое пространство, конфигурация и рельеф которого зависят от глобальных целей в области внешней политики и безопасности (16).
Попробуем теперь подвести итоги развития геополитики как научной дисциплины в XX веке. В данном случае необходимо говорить о тождестве этих итогов с метагеополитическими итогами XX в., ибо проектный характер геополитики подразумевает автоматизм перевода получаемых методологических и теоретических научных результатов в плоскость прикладных обобщений и выводов.
Как определить и подвести итоги XX в.? Деление на столетия вполне условно, тем более условна магия круглых цифр и дат. Однако это хороший повод для осмысления в ретроспективе важнейших общественных явлений. Главное условие успеха здесь - экстраполирование выделяемой ретроспективы в будущее, ее когнитивное «опрокидывание» в перспективу. Тем самым подобная ретроспектива становится динамичной, постоянно корректируемой и меняемой с точки зрения перспективы.
Что понимается под метагеополитическими итогами? Это рассмотрение общественных, политических и связанных с ними экономических событий в глобальном образно-географическом пространстве на определенном историческом отрезке, возможно, в определенную историческую эпоху. Используемая здесь базовая методологическая операция - оценка и характеристика всех выделяемых событий на метауровне, рассмотрение их как масштабных геополитических образов, взаимодействующих друг с другом и создающих динамичные, постоянно меняющиеся пространственные конфигурации.
Попробуем теперь определить основные метагеополитические итоги XX в. Для этого необходимо мыслить в рамках единого образногеографического и геополитического пространства человеческого общества/мирового сообщества.
Первый важный итог, формулируемый весьма кратко: любое более или менее важное политическое событие XX в. осмыслялось и имело значение прежде всего как геополитический образ - чего никогда не было ранее.
Второй итог есть логическое следствие первого. В единое метагеополитическое пространство мира в XX в. окончательно вошло Западное полушарие, обе Америки, прежде всего Северная Америка. Характерный индикатор - это политические и военные конфликты между государствами разных полушарий: например, военный конфликт между Великобританией и Аргентиной по поводу Фолклендских островов в 1982 г.
Третий итог - это создание в XX в. на пространственной основе принципиально новых и достаточно эффективных моделей политического баланса и политического влияния, которые сами по себе могли диктовать те или иные реальные политические действия и
политические решения. Характерный пример - возникшая после распада СССР униполярная модель мира (41), которая тем не менее уже сосуществует с потенциально перспективной многополярной моделью мира. Политическое пространство стало более многомерным, а его репрезентирование и интерпретирование всякий раз прочно связано с фиксацией соответствующих геополитических образов и образногеографических координат.
Четвертый итог - наложение традиционных европоцентричных геополитических образов на новые, быстро развивавшиеся в XX в., геополитические образы Америки и США. К концу этого столетия они сосуществовали в едином метагеополитическом пространстве, при этом образ США рассматривался (номинировался) также, как европейский геополитический образ (фактически он вошел в геополитическое образное пространство Европы). Возникла своего рода образная «вилка», расхождение между традиционными геополитическими конструкциями первой половины XX в. и метагеополитическими реалиями конца XX в. Новые геополитические образы наложились на сохранявшиеся еще к этому времени старые представления о Европе как главной арене наиболее важных мировых политических событий. При этом новые геополитические образы во многом «кроились» по образцу старых, по европейским «нормативам» конца XIX - начала XX вв. Политические действия США в Европе и за ее пределами к концу XX столетия явно напоминали подобные же действия Великобритании в XIX в. Однако, в целом, необходимо констатировать «прыжок» геополитического пространства мира в течение прошедшего столетия на новый «энергетический» уровень, когда речь следует вести уже о взаимодействии, соперничестве и борьбе глобальных геополитических образов, определяющих большинство политических конструкций, решений и действий.
Список литературы
1. Баран Х. Загадка «Белого Китая» Велимира Хлебникова // Терентьевский сборник. -М.: Гилея, 1998. - С.115-132.
2. Баррет Томас М. Линии неопределенности: северокавказский «фронтир» России // Американская русистика: Вехи историографии. Имперский период. - Самара: Самарский ун-т , 2000. - С.163-195.
3. Бжезинский З. Великая шахматная доска: Господство Америки и его
геостратегические императивы. - М.: Междунар. отношения, 1998. - 256 с.
4. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. - М.: Прогресс, 1986-1992. - Т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. -1986. - 624 с.; Т.2: Игры обмена. - 1988. - 632 с.; Т. 3: Время мира. - 1992. - 680 с.
5. Бродель Ф. Что такое Франция? - М.: Изд-во им.Сабашниковых, 1994. - Кн.1. Пространство и история. - 405 с.
6. Гиндин Л. А., Цымбурский В. Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. - М.: Наука, 1996. - 328 с.
7. Дашкевич Я.Р. Большая граница Украины: (Этнический барьер или этноконтактная зона) // Этноконтактные зоны в Европейской части СССР (география, динамика, методы изучения). - М.: Моск. филиал Географ. об-ва СССР, 1989. - С.7-21.
8. Дугин А. Основы геополитики: Геополитическое будущее России. - М.: Арктогея,
1997. - 608 с.
9. Елисеева О.И. Геополитические проекты Г.А. Потемкина. - М.: Ин-т рос. истории РАН, 2000. - 344 с.
10. Жан К., Савона П. Геоэкономика: Господство экономического пространства. - М.: Ad marginem, 1997. - 208 с.
11. Замятин Д.Н. Империя пространства. Географические образы в романе Андрея Платонова «Чевенгур» // Вопр. философии. - М., 1999. - № 10. - С.82-90.
12. Замятин Д. Н. Моделирование географических образов: Пространство гуманитарной географии. - Смоленск: Ойкумена, 1999. - 256 с.
13. Замятин Д. Н. Моделирование геополитических ситуаций (на примере Центральной Азии во второй половине XIX века) // Полит. исслед. - М., 1998. - № 2. - С.64-77; № 3. - С.133-147.
14. Замятин Д. Н. Образ страны: структура и динамика // Обществ. науки и современность. - М., 2000. - № 1. - С.107—115.
15. Замятин Д.Н. Политико-географические образы и геополитические картины мира: (Представление географических знаний в моделях политического мышления) // Полит. исслед. - М., 1998. - № 6. - С.87-92.
16. Замятин Д.Н. [Рецензия] // Pro et Contra. - М., 2000. - Т.5. - № 3. Россия и ее южные соседи. - С.236-242.
17. Зорин А. Кормя двуглавого орла...: Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII - первой трети XIX века. - М.: Новое лит. обозрение, 2001. -416 с.
18. Ильин М. В. Геохронополитика - соединение времен и пространств // Вести Моск. ун-та. - Сер. 12, Полит. науки. - М., 1997. - № 2. - C.28-44.
19. Ильин М. В. Слова и смыслы: Опыт описания ключевых политических понятий. - М.: РОССПЭН, 1997. - 432 с.
20. Ильин М.В. Формирование и контуры внутренней геополитики Европы в двойной системе Евразия - Европа // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12, Полит. науки. - М., 1999. -№ 6. - С.60-77.
21. Иноземцев В.Л. Расколотая цивилизация. - М.: Academia - Наука, 1999. - 724 с.
22. Кен О.Н., Рупасов А.И. Политбюро ЦК ВКП (б) и отношения СССР с западными соседними государствами (конец 1920—1930-х гг.): Проблемы. Документы. Опыт комментария. - СПб.: Европейский Дом, 2000. - Ч.1. Декабрь 1928 - июнь 1934 г. -704 с.
23. Королев С. А. Бесконечное пространство: гео- и социографические образы власти в России. - М.: Ин-т философии РАН. - 234 с.
24. Кочетов Э.Г. Геоэкономика: (Освоение мирового экономического пространства). - М.: БЕК, 1999. - 480 с.
25. Кубрякова Е.С. Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы) // Изв. АН. Сер. литературы и языка. - М., 1997. - Т.56, - № 3. - С.22-32.
26. Лапкин В.В., Пантин В.И. Геоэкономическая политика: предмет и понятие // Полит. исслед. - М., 1999. - № 4. - С.42-60.
27. Лебедева М.М., Мельвиль А.Ю. «Переходный возраст» современного мира // Междунар. жизнь. - М., 1999. - № 10. - С.76-84.
28. Лурье С., Казарян Л. Принципы организации геополитического пространства // Обществ. науки и современность. - М., 1994. - № 4. - С.85-97.
29. Миттерауэр М. Исторические структурные границы в Восточной Европе // НГ-Сценарии. - М., 1999. - № 2. - С.6.
30. Неклесса А.И. Конец эпохи Большого Модерна. - М.: Ин-т экон. стратегий, 1999. -28с.
31. Неклесса А. И. Постсовременный мир в новой системе координат // Восток. - М.,
1997. - № 2. - С.35-51.
32. Неклесса А. И. Проект «Глобализация»: глобальные стратегии в предверии новой эры // Навигут (Научный альманах высоких гуманитарных технологий): Прил. к журн. «Безопасность Евразии». - М., 1999. - № 1. - С.100-146.
33. Пелипенко А. А., Яковенко И.Г. Культура как система. - М.: Языки русской культуры,
1998. - 376 с.
34. Перцова Н.Н. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова / Wiener Slawistischer almanach sonderband 40. - Wien; Moskau, 1995. - 558 с.
35. Прохоренко И. Понятие границы в современной геополитике // Геополитика: теория и практика. - М.: ИМЭМО РАН, 1993. - С.76-101.
36. Родоман Б.Б. Территориальные ареалы и сети. - Смоленск: Ойкумена, 1999. - 256 с.
37. Салимов И. Импровизация холодных форм // Новая Юность. - М., 1997. - № 5/6 (26-27). - С.95-110.
38. Синцеров Л.М. Волны глобальной интеграции // Изв. РАН. Сер. географическая. - М., 2000. - № 1. - С.69-79.
39. Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия / Сост., ред. и вступ. ст. Ерасов Б.С. - М.: Аспект Пресс, 1998. - 556 с.
40. Страда В. Хронотоп России // Новая Юность. - М., 1997. - № 5-6 (26-27). - С.110-113.
41. Страус А.Л. Униполярность: Концентрическая структура нового мирового порядка и позиция России // Полит. исслед. - М., 1997. - № 2. - С.27-44.
42. Тихонравов Ю.В. Геополитика. - М.: ЗАО Бизнес-школа «Интел-Синтез», 1998. - 368 с.
43. Тойнби А. Дж. Постижение истории. - М.: Прогресс, 1991. - 736 с.
44. Топоров В.Н. Древо мировое // Мифы народов мира. - М.: Сов. Энциклопедия, 1987. -Т.1. - С.398-406.
45. Топоров В.Н. Первобытные представления о мире (общий взгляд) // Очерки истории естественно-научных знаний в древности. - М.: Наука, 1982. - С.8-41.
46. Февр Л. Бои за историю. - М.: Наука, 1991. - 630 с.
47. Цымбурский В.Л. Борьба за «евразийскую Атлантиду»: геоэкономика и геостратегия / Интеллектуальная хроника России. Год 2000: Прилож. к журн. «Экономические стратегии». - М.: Ин-т эконом. стратегий, 2000. - 42 с.
48. Цымбурский В.Л. Геополитика как мировидение и род занятий // Полит. исслед. - М.,
1999. - № 4. - С.7-29.
49. Цымбурский В. Л. Остров Россия: (перспективы российской геополитики) // Полит. исслед. - М., 1993. - № 5. - С.6-24.
50. Цымбурский В. Л. Россия - Земля за Великим Лимитрофом: цивилизация и ее геополитика. - М.: Эдиториал УРСС, 2000. - 144 с.
51. Чешков М. Глобальный контекст постсоветской России: Очерки теории и методологии мироцелостности. - М.: Моск. обществ. науч. фонд, 1999. - 300 с.
52. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ: Сравнительное изучение цивилизаций. - М.: Аспект Пресс, 1999. - 416 с.
53. Элиаде М. Космос и история. - М.: Прогресс, 1987. - 312 с.
54. Agnew J., Corbridge S. Mastering space: hegemony, territory and and international political
economy. - L.; N-Y: Routledge, 1995. - 262 p.
55. Deutchland Grenzen in der Geschichte. - Munchen: C.H. Beck, 1993. - 304 S.
56. Geographies of global change: remapping the world in the late twentieth century / Ed. by
Johnston R.J. et al. - Oxford (UK); Cambridge (USA): Blackwell, 1995. - 462 p.
57. Livingstone D.N., Harrison R.T. The frontier: metaphor, myth and model // Professional geographer. - 1980. - 32. - P.127-132.
58. О Tuathail G. Critical geopolitics: The Politics of Writing Global Space. - L.: Routledge, 1996. - 316 p.
59. Parker G. Geopolitics: past, present and future. - L.; Wash.: Pinter, 1998. - 200 p.
60. Parker G. The geopolitics of domination. - L.; N.-Y.: Routledge, 1988. - 184 p.
61. Peckham R.S. Between east and west: the border writing of Yeoryios Vizyinos // Ecumene. -1996. - N 3 (2). - P. 167-187.
62. Peckham R.S. Map mania: nationalism and the politics of place in Greece, 1870-1922 // Political geography. - 2000. - Vol. 19, N. 1. Jan. - P.77-97.
63. Treagold W. Russian expansion in the light of the turner on the American frontier // Agricultural history. - 1952. - N 26. - P.147-152.
64. Wallerstain J. The politic of world-economy. - P.: Maison de Sci. de l’Homme, 1984. - 295 p.
