CC BY
80
Исторические науки
УДК 322
Лялина Татьяна Николаевна Tatiyana Lyalina
Мошкина Зоя Вениаминовна Zoya Moshkina
ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЗАБАЙКАЛЬЯ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА КОНФЕССИОНАЛЬНУЮ ПОЛИТИКУ ПО ОТНОШЕНИЮ К БУДДИЙСКОМУ ДУХОВЕНСТВУ В XVII-XIX вв.
GEOPOLITICAL POSITION OF ZABAIKALIE AND ITS EFFECT ON THE CONFESSIONAL POLICY TOWARDS BUDDHISM CLERGY IN THE XVII-XIX CENTURIES
На основании анализа законодательных и архивных источников рассматривается конфессиональная политика российского государства по отношению к буддизму в Забайкалье в XVII — XIX вв., которая связана с проникновением лам из Китая и Монголии на территорию края, и с их миссионерской деятельностью среди бурят, быстрым распространением и укоренением буддизма. В конфессиональной политике выделяются два направления: введение строгих административных мер по отношению к лицам, нарушившим пограничный режим и противопоставление местного буддийского духовенства духовенству Монголо-Тибетской церкви с целью возвышения авторитета первого
Ключевые слова: конфессиональная политика государства; вероисповедание коренных жителей; буддизм; региональное законодательство; ламаистское духовенство; миссионерская деятельность; геополитика, ламы, МВД, власть
Based on analysis of legislative and archival sources, the problem of the confessional state policy towards Buddhism in Transbaikal area in the XVII-XIX centuries is observed, concerning the penetration of Lam from China and Mongolia to the territory of the region, their missionary activities and the rapid spread of Buddhism among the Buryats. There are two directions in the confessional policy: strict administrative measures against persons who violated the border regime and the contrast of the local clergy to Mongol-Tibetan Church to raise the prestige of the local Buddhism clergy
Key words: confessional politics of state, religion of the indigenous inhabitants; Buddhism; regional legislation; Lama clergy; missionary activity; geopolitics, Lamas, Ministry of Internal Affairs, power.
В статье автор рассматривает политику государства по отношению к буддизму, направленную на ликвидацию заграничных связей забайкальских лам. Статья основана в большей степени на дореволюци-
онных законодательных, документальных, архивных источниках. Первыми исследователями этой проблемы были чиновники внутренних и иностранных дел. Например, чиновник особых поручений при минис-
терстве внутренних дел В. Вашкевич. В своей работе «Ламаиты в Восточной Сибири» он приводит огромное количество правовых актов местной и центральной власти, прямо или косвенно связанных с исследуемой темой [1, 2]. Подобные исследования имели практический интерес имперской власти. Некоторые аспекты этого вопроса рассматриваются современными исследователями: А.В. Жуковым [12], Д.А. Пу-ховским [18], Л.М. Дамешеком, Т.Я. Янгель, Р.А. Кушнерик и др.
Забайкалье, как регион, в геополитическом отношении имел свою специфику. Забайкальский край находился в значительном отдалении от административного центра России, он граничил с Китаем и Монголией. Отношения России и Китая регулировал вначале Нерчинский договор 1689 г., затем — Буринский 1727 г. Договорами установлены пограничная линия, дипломатические и торговые отношения [15, С. 156-159].
По Нерчинскому договору в подданство России вошли восточно-бурятские, а также эвенкийские племена. Они вели кочевой и полукочевой образ жизни, их внутриродо-вые отношения регулировались обычным правом. Аборигены играли значительную роль в экономической жизни региона: помимо уплаты ясака, через них осуществлялась торговля с китайцами, администрация привлекала их к охране границ.
Часть инородцев Забайкалья исповедовала шаманизм, а часть — ламаизм (форма буддизма), пришедший из Монголии и Тибета. Тибет — буддийское теократическое государство, вассальное Китаю, с главным городом Лхасой [21]. Авторитет Лхасы в монгольском мире был непререкаем. Превращению Тибета в ламаистскую Мекку монголов способствовала активная миссионерская деятельность тибетских священников по распространению буддизма, а позже — ламаизма. Тибет оказывал значительное влияние на международные отношения Центральной и Восточной Азии в ХУИ-ХУШ вв. [16, С. 285]. В XIX в. положение лам в Монголии определяло «Уложение китайской палаты внешних сноше-
ний», изданное в Пекине с утверждением Богдыхана (титул китайского императора) в 1817 г. [2, С. 50].
Монголо-тибетская церковь контролировалась правительством Китая, что порождало ряд проблем во внутренней и внешней политике России на дальневосточных рубежах. Включение местного населения в социальную и государственную структуру империи влекло за собой необходимость законодательного оформления административного подчинения коренного населения царской власти, а также в установлении контроля над их верованиями, в первую очередь — за буддистами.
Уже в конце XVII — начале XVIII вв. появляются первые правительственные распоряжения местного значения, затрагивающие вопросы верований «инородцев» Забайкальского края. К ним можно отнести Нерчинский договор, в котором российская сторона обязывалась не принуждать аборигенов к принятию православия. В 1822 г. в результате реформаторской деятельности Сперанского создан «Устав об управлении инородцами». В нем были рассмотрены вопросы землепользования, административного и судебного устройства, а также устройство религиозной жизни коренных жителей, которая не получила подробной регламентации, а ограничивалась общими положениями, призывавшими к веротерпимости как к шаманизму, так и буддизму. Некрещеным жителям предоставлялось право исповедовать «языческие» верованиям по своим обрядам [14, ст. 1104] и строить молитвенные дома [14, ст. 1106].
Появилась ещё одна проблема, с которой столкнулась русская администрация Забайкалья. Это миссионерская деятельность заграничных лам и быстрое распространение буддизма на территории региона. До окончательного определения русско-китайской границы Буринским договором 1727 г. монголо-тибетские ламы свободно посещали российские приделы и проповедовали свою веру [2, С. 30]. У правительства вызывал опасение тот факт, что совсем рядом, в Монголии и Китае, расположились религиозные центры буддизма. Власти, за-
ботясь о распространении православия на коренное население, старались не только защитить интересы русской православной церкви, но и закрепить инородцев как российских подданных путем христианизации.
Монголо-тибетские ламы, кроме того, что имели огромный авторитет у инородцев, брали пожертвования с населения Забайкалья. С точки зрения фискальных интересов местная администрация не могла допустить, чтобы доходы и имущество инородцев уходили за границу, «дабы российских подданных пожитки не чужим, но своим доставались» [2, С. 30].
Поэтому, несмотря на то, что в 1810 г. образовано Управление духовными делами, а в 1817 г. — Министерство духовных дел и народного просвещения, дела сибирских буддистов вплоть до 1841 г. находились в ведении Посольского приказа, затем — Коллегии иностранных дел, МИД, [2, С 31]. В 1841 г., в связи с разработкой специального положения о ламаистском духовенстве, которое должно было установить контроль над ламами, дела буддистов перейдут в ведомство МВД по Департаменту духовных дел иностранных исповеданий (ДДДИИ) [2, С. 45, 46]. Тем не менее, все вопросы, касающиеся заграничных связей лам и инородцев, будут продолжать согласовываться с МИД.
На местном уровне управление духовными делами коренного местного населения первоначально находилось в воеводском, а затем земском управлении. Когда Забайкалье в конце XVIII в. вошло в состав Иркутского наместничества, затем — в Не-рчинскую область, религиозными вопросами стало заниматься Иркутское областное управление во главе с вице-губернатором, у которого в подчинении находились исполнительные учреждения: Селенгинская воеводская и Удинская провинциальная канцелярии [2, С. 31, 33]. В результате реформ Сперанского образовано Восточно-Сибирское генерал-губернаторство. И теперь решения по особо важным конфессиональным вопросам принимало Главное управление Восточной Сибири (ГУВС) во главе с генерал-губернатором. Во второй
половине XIX в., с 1851 г., когда Забайкалье приобретет статус области, инородческое духовенство будет подчиняться через окружных начальников военному губернатору. В его компетенцию входило утверждение лам, разрешение строительства молитвенных домов [14, ст. 1106]. За исполнением административных распоряжений следила местная полиция, в ее компетенцию входили общий надзор [20, ст. 1698].
Местные органы власти руководствовались нормативно-правовой базой, исходящей от высших органов власти. Первой в 1728 г. стала «Инструкция пограничным дозорщикам», составленная Коллегией иностранных дел. Инструкция устанавливала порядок заграничных связей забайкальских инородцев, условия выдачи перебежчиков и запрещала переход заграничных лам на территорию Забайкалья. Инородцам не дозволялось приглашать лам и «чужих подданных» к себе в улусы. Ламам, пожелавшим остаться на территории Забайкалья, дозволялось заниматься своей духовной практикой. При недостатке буддийского духовенства было разрешено выбирать и обучать молодых людей из местного населения, чтобы «впредь в чужих ламах не было нужды» [2, С. 30]. Таким образом, с разрешения местных властей буддизм получил возможность и дальше распространяться на территории Забайкалья.
Впервые сведения о ламаистском духовенстве и их численности в Забайкалье собраны в 1741 г. Как оказалось, несмотря на инструкцию, ламы из Монголии по-прежнему продолжали бесконтрольно пересекать границу России. В связи с этим вице-губернатор Иркутской провинции Ланг сделал предписание Селенгинской воеводской канцелярии привести всех лам к присяге на верноподданство России, взять с них обязательство под угрозой смертной казни не переходить за границу и не общаться с заграничными ламами [2, С. 31].
В 1741 г. Иркутское управление с разрешения Коллегии иностранных дел утвердило штат ламаистского духовенства, во главе поставило главного ламу со званием ширетуя (Пунцуга) (настоятель дацана) и
учредило Цонгольский дацан как главный. Ламы, как духовные лица, освобождались от ясака и других повинностей [2, С. 31]. В этом же году вышел указ императрицы Елизаветы, который узаконил и регламентировал деятельность 11 дацанов и 150 лам и утвердил должность главного ламы Забайкалья.
Однако связи с заграничными ламами не прекратились, так как Забайкальские ламы по-прежнему посвящались в свое духовное звание от авторитетных монголь-
Л О '->
ских лам. Со своей стороны, российское правительство предпринимает меры по созданию на своей территории главного ламы в должности бандидо-хамбы, который в 1764 г. получил право посвящать в духовное звание забайкальских лам, а также принимать в ученики молодых людей (хо-вараков). Эта должность давала право посвящать в ламаистское достоинство, т.е. в низшие степени ламаистского духовенства — гелунга и гыцула. В 1767 г. Екатерина II назначила настоятеля Цонгольского дацана Заяева главой буддистов, наградила золотой медалью и назначила ему пожизненную пенсию. В 1809 г. звание бандидо-хамбы получил Жамсуев, а Гусиноозерский дацан стал главным [2, С. 32]. Это сделано с целью создания подконтрольной власти института буддизма на территории Забайкалья.
Во второй четверти XIX в. генерал-губернатор Восточной Сибири А.С. Лавинс-кий вновь обратился к проблеме буддизма на территории края. Оказалось, что, не смотря на запреты, связь с заграничными ламами продолжалась, забайкальские ламы принимали у себя монгольских лам. Ламы, прибывшие из Монголии, нашли способ проникновения в российские пределы через Кяхту по торговым билетам, что им давало возможность тайно заниматься богослужением среди бурятского населения. Также вскоре стало известно, что бандидо-хамбо не имел инструкции по управлению своим духовенством и не мог ограничить проникновения лам из-за рубежа [2, С. 36, 37]. Начинается следующий этап в развитии отношений между властями и ламаиста-
ми, который связан с разработкой правил о ламаистском духовенстве. Для этой цели создается Сибирский комитет (1824-1838 - 1852-1864 гг.).
Основными разработчиками документов стали МИД и МВД, между которыми единство мнений отсутствовало. МИД в первую очередь отвечало за дипломатические отношения и предлагало компромиссное решение проблемы. Именно МИД сыграло значительную роль в оформлении церковной организации буддизма в России. Позицию МВД выразил вице-канцлер Нессельроде. Она была осторожной и заключалась в том, что чрезмерное притеснение бурятских лам может вызвать у них и у верующих недовольство, что может отразиться на кяхтинской торговле и на зависимости аборигенов от России. В свою очередь Лавинский, выражающий позицию МВД, предложил предавать суду и наказывать лам за нарушение запретов по общим российским законам. Вместе с тем, предполагалось обязать кяхтинских пограничных чиновников установить строгий надзор за соблюдением этого постановления. Нессельроде отклонил предложения Лавинс-кого о введении жестких ограничительных мер [2, С. 38, 42].
Для разработки законодательства о сибирских ламаистах изучено «Уложение китайской палаты внешних сношений» 1817 г. ГУВС признало монгольское положение приемлемым для сибирских лам. Вследствие чего в 1852 г. в Иркутске составлены проекты устава и штата. Результатом многолетних усилий комитета стало «Положение о ламайском духовенстве», утвержденное императором Николаем I в 1853 г. [2, С. 53].
Положение, помимо определения штата, регламентировало многие стороны жизни ламаистского духовенства, их правовой статус. В нем излагались обязанности лам, порядок их избрания, назначения и подчиненности, отношения лам к мирянам, способ постройки и содержания дацанов, а также заведование имуществом дацана. Определялись и меры взыскания за несоблюдение установленных правил. Согласно
положению, виновные в связях с заграничными ламами обращались в светское состояние и подвергались по уложению о наказаниях денежному взысканию и переселению в отдаленнейшие от границ места Восточной Сибири, по распоряжению генерал - губернатора [1, «Положение о ламай-ском духовенстве» 1853 г. § 58].
Положение 1853 г. значительно повысило власть и авторитет бандидо-хамбо. Его должность утверждалась императорской властью. Бандидо-хамбо имел право посвящать в ховараки. Возведение в ламаистское достоинство происходило также по представлению бандидо-хамбы [1, §§ 10, 13, 19]. Фактически бандидо-хамбо считался не только высшим духовным лицом в России, но и в Монголии, после Ургинского Хутугты (хутугта — монг. «святой») и Далай-ламы [2, С. 104; 17, С. 288].
Тем не менее, во второй половине XIX в. монгольские ламы продолжали проникновение в пределы области и тайно проводили обряды среди населения Забайкалья. Об этом сообщали миссионеры, а также некоторые чиновники. Один из миссионеров сообщал, что многие забайкальские ламы, в свою очередь, под видом торговцев отправлялись в Монголию и Тибет, чтобы пройти обучение у заграничных собратьев. Нередко они возвращались со своими учителями. Причем ламы, побывавшие в Монголии, у местных бурят пользовались большим уважением. Такие ламы раздавали населению амулеты, вывозимые из Тибета, как дары хубилганов и гэгэнов [3, С. 83].
Примером случая проникновения монгольских лам на территорию России в Ку-даринское ведомство Селенгинского округа в декабре 1876 г. является проникновение двух монгольских лам с одним торговым билетом, выданным пограничным кяхтинс-ким комиссаром. Они прибыли вначале в с. Кормаковское, в котором находилась Куда-ринская дума с церковью и миссионерским станом, и остановились у богатого инородца Заяхана Хамаганова, откуда стали разъезжать по местам бурят, совершать службу и распространять ламаизм между шаманистами. Местные миссионеры, не имея воз-
можности осуществлять полицейские обязанности, узнав об этой противозаконной деятельности монгольских лам, попросили местного тайшу уточнить, кто разрешил им находиться в данной местности. В ответ монгольские ламы предъявляли билет, в котором им действительно было разрешено проезжать и торговать на территории Забайкалья, их товар оценивался в 475 руб. Когда приступили к осмотру вещей, в присутствии тайши, то среди них не нашлось товара, указанного в билете. Только книги на тибетском языке с разными ламаистскими атрибутами и лекарствами. А товар, по их словам, они продали на Кабанской ярмарке [4, лл. 14-14 об.]. ГУВС распорядилось по этому случаю провести расследование [4, л. 13 об.].
Селенгинским исправником выяснено, что монгольские ламы пропущены в Забайкальскую область кяхтинским пограничным комиссаром по билету, выданному от 25 сентября 1876 г. на 190 дней, для про-
о о ГЛ
дажи китайских шелковых изделий. Этих лам взяли в двух верстах от Корсаковского селения местные миссионеры иеромонах Платон, священник Норбоев, тайша Бу-тин. При аресте у них нашли различные лекарства, кровопускательные аппараты и 11 ламаистских книг на тибетском языке [4, лл. 19-19 об.].
В 1884 г. Селенгинский миссионер Шастин утверждал, что в течение месяца в Забайкалье проживал тибетский лама-гэген по имени Жамгон. В это время для принятия благословения у него перебывали иркутские и забайкальские буряты, до 5000 человек, в том числе и крещеные. Также у него побывали тункинский тайша, голова Закаменнской управы, выборные этой же управы и другие лица. По словам Шасти-на, гэгену было пожертвовано около 200 коней, 17 быков, 3000 руб. китайского серебра и др. [5, лл. 23 об. — 25].
По распоряжению военного губернатора Забайкальской области и Приамурского генерал-губернатора селенгинский окружной исправник провел личное расследование. В результате подтвердил, что действительно были случаи поимки поли-
цией монгольских лам, но опроверг сведения о том, что много русских денег и имущества увезено за границу, проведенное им дознание не подтвердило слова миссионера Шастина [5, л. 18 об.]. На примере данного случая видно, что миссионеры не всегда заинтересованы в добросовестных показаниях и старались преувеличить угрозу со стороны заграничных лам.
Обратив внимание на увеличивающиеся факты проникновения монгольских лам в Забайкалье, МВД (1866 г.) сделало распоряжение генерал-губернатору Восточной Сибири принять меры [1, С. 100]. Генерал-губернатор Восточной Сибири М.С. Корсаков считал, что, кроме наблюдения за монгольскими ламами, предпринимать что-либо бессмысленно, потому что, по договору с Китаем, иностранцы в случае нарушения законов во время пребывания в России не подвергаются наказаниям, а выдаются своему правительству. Корсаков отмечал, что с заграничными ламами встречались не штатные, а внештатные ламы ( ламы после издания Положения о ламаистском духовенстве 1853 г., не вошедшие в штат и причисленные к податному населению) , признаваемые правительством за светских людей. Так как внештатное духовенство не имело права совершать богослужение, зато оказывало российским торговцам большие услуги в деле перевозки чая, идущего из Калгана на Кяхту через Монголию [1, с. 100], по мнению Корсакова, не должно подвергаться мерам ужесточения. Такого же мнения придерживался министр иностранных дел Н.К. Гирс. [6, лл. 26, 26 об.]. МВД было противником резких мер, которые могли настроить против правительства России соседнее монгольское население и их духовенство. К тому же пограничное население Забайкалья пользовалось бесплатными монгольскими пастбищами, сенокосами, лесом и солью на протяжении всей границы. Такие преимущества могли оставаться до тех пор, пока существовали дружеские отношения между государствами [7, л. 12 об.].
Тем не менее, власти, заботясь о христианизации, не могли допустить распро-
странения влияния монгольского буддизма на население Забайкалья. В связи с этим в 1877 г. ГУВС сделал повторное распоряжение о том, чтобы заграничных лам арестовывали и отправляли к Кяхтинско-му пограничному комиссару для передачи Китайским властям [4, л. 12]. А в 1879 г. с разрешения МВД и соглашения с МИД установлены правила, по которым запрещался вторичный въезд в Россию ламам, замеченным в пропаганде своей веры, у них изымались книги и все принадлежности богослужения. Соответствующие предписания получили военный губернатор Забайкальской области И.К. Педашенко, Ургинский консул и Кяхтинский Пограничный комиссар. Министр Гирс предложил забайкальским ламам самим контролировать заграничное духовенство, чтобы денежные подношения поступали в их пользу, а не приезжих лам [6, лл. 9-10, 26-26 об.].
Управляющий Ургинским консульством Успенский, ознакомившийся с предложениями, предположил, что эти меры не эффективны, так как религиозный центр окончательно переместился бы в Ургу -«местопребывание Хутугту», куда съезжались все поклонники. Так, в 1879 г., по словам консула, их в Угре было до 20 тысяч, а билеты, разрешающие въезд, были только у 200 человек. Этот вопрос для обсуждения направили в 1881 г. в ГУВС, где он и остался без решения [1, С. 103-104]. В связи с этим и по распоряжению министра внутренних дел в 1886 г. в Забайкальскую область командирован состоящий при министерстве коллежский секретарь князь Ухтомский для сбора точных сведений о ламаистском духовенстве и отношении их к иерарху монгольских лам в г. Урга. С этой целью князю Ухтомскому разрешили выезжать в Монголию. Министр внутренних дел Гагарин в письме к военному губернатору Забайкальской области Я.Ф. Барабашу просил выдать Ухтомскому заграничный паспорт [8, лл. 40-41 об.]. А в 1877 г. Забайкальское областное управление вновь потребовало от окружных и городских полицейских управлений принять строгие меры в отношении лам, прибывших из
Монголии, разъезжавших по улусам бурят и совершавшим богослужения [4, л.11].
В мае 1881 г. военный губернатор писал к окружным исправникам Забайкальской области и Кяхтинскому пограничному комиссару, что меры по ограждению вредного влияния заграничных лам не выполнялись, в Верхенеудинском и Хоринском ведомствах вновь были замечены заграничные ламы. Военный губернатор поручил окружным исправникам принимать в подобных случаях меры, утвержденные в 1879 г., а кяхтинскому пограничному комиссару — более осмотрительно выдавать билеты китайским подданным [9, л. 15 об.].
В конце XIX в. проникновение монгольских лам продолжается и вызывает столкновение заинтересованных сторон и приводит к конфликтам. В связи с этим местная администрация в своих действиях стала руководствоваться отношением МВД от 22 декабря 1885 г. и предписанием военного губернатора от 31 марта 1886 г. о принятии мер к прекращению противозаконной пропаганды лам среди крещеных инородцев и к ограничению распространения ламаизма [6, л. 11 об.]. В 1893 г. Вер-хнеудинский исправник выступил с инициативой, чтобы полиция оказала содействие миссионерам и не допускала монгольских лам к инородцам, а также привлекала к ответственности инородческих родоначальников. Для этого необходимо было законодательно установить правила ответственности инородческого начальства. Пограничному комиссару следовало запретить выдавать билеты монгольским ламам на проезд в Россию [5, лл. 44, 45-45 об.]. Приамурский генерал-губернатор в 1894 г. распорядился, чтобы окружная администрация Забайкалья в будущем вела наблюдение за ламаистами, в частности, за их духовенством, как местным, так и заграничным и не допускала противозаконных действий [5 д. лл. 74-74 об.].
Так как усилия, предпринимаемые властями по ограничению влияния заграничных лам, не принесли существенных результатов, правительство, совместно с администрацией Сибири, начало предпри-
нимать другие меры по устранению поводов для общения с заграничными ламами. Одним из них являлась разрешенная Положением 1853 г. покупка духовных книг в Монголии, по особым на это представлениям хамбы-ламы к забайкальскому военному губернатору и на его усмотрение [1, § 59]. Поэтому министр внутренних дел Маков предложил, что разрешение печатать богослужебные книги в дацанах устранит повод общения бурят с иностранным духовенством [11, л. 58]. Поэтому в 1881 г. разрешено печатать книги и молитвы при некоторых дацанах Забайкалья. Но в 1889 г. новый генерал-губернатор, барон Корф, не вникнув в проблему, запретил печатать книги. После ходатайства прихожан Цу-гольского дацана Агинской степной думы МВД вновь разрешил печатать богослужебные книги, однако лишь для тех дацанов, которым это уже было разрешено в 1882 г. [11, л. 24, об. , 26-31, 48 об, 62 об. 64, 79].
Чтобы инородцы реже посещали монгольские кумирни, в 1877 г. МВД позволило один раз в год Гусиноозерском дацане исполнять обряд «Самныгин-хурул», занесенный в Забайкалье в начале 70-х гг. XIX в. монгольскими ламами. Праздник проходил обязательно в присутствии и под контролем одного из чиновников из окружной полиции [1, С. 105, 106].
Таким образом, с момента присоединения коренного населения в XVII в. вплоть до конца XIX в. включительно конфессиональная политика государства в отношении буддизма во многом зависела от геополитического положения Забайкалья, на взаимоотношения между имперской властью и инородцами значительное влияние оказывал внешнеполитический фактор. Россия, конкурируя с Китаем, старалась закрепиться на Дальневосточных рубежах и выстроить отношения с коренным населением, не прибегая к насилию, которое в случае войны с Китаем обеспечило бы поддержку. Более того, сохранялась опасность ухода коренных жителей за границу на жительство, поэтому власти, чтобы удержать их, старались не ущемлять у них земельные интересы, сложившиеся традиции и осо-
бенно — религиозные чувства. Во второй половине XIX в., когда коренное население Забайкалья прочно вошло в состав империи, правительство в отношении ламаистов стало предпринимать более жесткие меры наказания за нарушение правительственных законов, местные власти все же не решались применять их в полной мере. Администрация старалась найти компромисс между державными интересами ( военно-стратегическими, фискальными и т.д.) и национальными особенностями коренных жителей.
Постоянная борьба в правительственных сферах между сторонниками жестких мер и приверженцами осторожных, лояльных действий в отношении ламаистского духовенства порождала непоследовательность и противоречивость конфессиональной политики. Правительство и местная администрация с одной стороны стремились к ликвидации заграничных связей путем
введения строгих мер, с другой — старались возвысить авторитет местного буддийского духовенства и таким образом противопоставить местное духовенство Монголо-Тибетской церкви. Именно МИД способствовал развитию у буддистов в России определенной административной структуры.
Мероприятия правительства, направленные на ликвидацию или хотя бы частичное ограничение взаимоотношений между инородцами, забайкальскими ламами и монгольским духовенством, не привели к желаемому результату, а лишь способствовали становлению и оформлению института буддизма в Забайкальской области. Причина связей забайкальских лам с заграничным духовенством лежала в самом буддизме, учение которого предполагало наличие духовного наставника, а само духовенство делилось на классы по степени святости. Таким наставником был Далай — лама и Хутугта.
Литература_
1. Вашкевич В. Ламаиты в Восточной Сибири / Положение о ламайском духовенстве 1853 г. СПб.: МВД, 1885.
2. Вашкевич В. Ламаиты в Восточной Сибири. Министерство внутренних дел иностранных исповеданий // Ермакова Т.В. Буддийский мир глазами российских исследователей XIX — первой трети XX вв. Россия и сопредельные страны. Российская академия наук. Институт востоковедения. СПб.: 1885.
3. Вениамин, арх. Иркутский и Нерчинский. Ламское идолопоклонническое суеверие в Восточной Сибири // Ермакова Т.В. Буддийский мир глазами российских исследователей XIX — первой трети XX века. Россия и сопредельные страны. Российская академия наук. Институт востоковедения. — СПб.: Наука, 1998. 343 с.
4. Государственный архив Забайкальской области (ГАЗК), ф. 1, оп. 1, д. 1662.
5. ГАЗК, ф. 1, оп. 1, д. 2243.
6. ГАЗК, ф. 1, оп. 1, д. 2131.
7. ГАЗК, ф. 1, оп. 1, д. 13556.
8. ГАЗК, ф. 1, оп. 1, д. 2154.
_References
1. Vashkevich V. Lamaity v Vostochnoy Sibiri. [Buddhists in Eastern Siberia] / The position of the Buddhist clergy in1853. SPb.: MIA, 1885.
2. Vashkevich V. Lamaity v Vostochnoy Sibiri. [Buddhists in Eastern Siberia] The Ministry of Internal Affairs of foreign confessions / Ermakova I. Buddhist world through the eyes of Russian researchers of XIX — the first third of XX century. Russia and neighbouring countries. Russian Academy of Sciences. Institute of Oriental Studies. Saint-Petersburg, 1885.
3. Veniamin, arh. Irkutsky i Nerchinsky. Lams-koe idolopoklonnicheskoe sueverie v Vostochnoy Sibiri / Ermakova T.V. Buddiysky mir glazami rossiyskih issledovateley XIX — pervoy treti XX veka. Rossiya i sopredelnye strany. [Buddhists in Eastern Siberia. The Ministry of Internal Affairs of foreign confessions] / Ermakova T. Buddhist world through the eyes of Russian researchers of XIX — the first third of XX century. Russia and neighbouring countries. Russian Academy of Sciences. Institute of Oriental Studies. Saint — Petersburg. - SPb.: Science. 1998. 343 p.
4. Gosudarstvenny arhiv Zabaikalskoy oblasti (GAZK) [The state archive of the Transbaikal region], f. 1, op. 1, case. 1662.
5. GAZK, f. 1, in. 1, c. 2243.
6. GAZK, f. 1, in. 1, c. 2131.
7. GAZK, f. 1, in. 1, c. 13556.
8. GAZK, f.1, in. 1, c. 2154.
9. ГАЗК, ф. 1, оп. 1, д. 2244.
10. ГАЗК, ф. 1, оп. 1, д. 2240.
11. ГАЗК, ф. 1, оп. 1, д. 2194.
12. Жуков А.В., Жукова А.А., Власова К.Е. Осмысление образа и фактов распространения буддизма среди небуддийских культур в православном религиоведении. // Вестник ЧитГУ. № 1(92). Чита: ЧитГУ, 2013. С. 125-131.
13. Дамешек Л.М. Внутренняя политика царизма и народы Сибири (XIX- н.XX в.). Иркутск: Изд-во Ирк. ун-та, 1986. С. 168; Сибирь в системе имперского регионализма. (1822-1917 гг.) (Серия «Азиатская Россия») Иркутск, 2009 г. С. 389.
14. Законы о состояниях / СЗРИ, кн. 1, раз. 5, гл. 1, от. 1 - СПб.: 1842.
15. Константинова Н.Н. Россия и Китай: противостояние и сближение // Энциклопедия Забайкалья. Читинская область. Т. I. Новосибирск: Наука, 2000, С.156-159.
16. Кушнерик Р.А. Лхаса и Галдан-Бошогту-хан (к истории джурнгаро-тибетских отношений в XVII в.). Конфессии народов Сибири в XVII — начале XX веков: развитие и взаимодействие: матер. Всеросс. научн. конф. (3-4 февраля 2005 г.) Иркутск: Анонс, 2005. С. 285-288.
17. Отчеты и записки Агинского миссионера Алексея Норбоева за 1880, 1881, 1882 гг. / Ермакова Т.В. Буддийский мир глазами российских исследователей XIX — первой трети XX века. Россия и сопредельные страны. Российская академия наук. Институт востоковедения. СПб.: Наука. 1998. 343 с.
18. Птицин В.В. Селенгинская Даурия. Очерки Забайкальского края. СПб., 1896.
19. Пуховской Д.А. Регулирование прав подданных иностранного государства в международных актах России и Китая XVII — середины XIX вв. // Вестник ЧитГУ № 1(92). Чита: ЧитГУ, 2013. С. 159-167.
20. Устав ДДИИ / СЗРИ Т. 11. ч. 1. кн. 7. изд. 1896 г., с Продолжением 1902 г. СПб.: неоф. изд. Д.В. Чичинадзе. 1904.
21. Энциклопедический словарь. Современная версия. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. М.: Эксмо, 2002. 672 с.
9. GAZK, f. 1, in. 1, c. 2244.
10. GAZK, f. 1, in. 1, c. 2240.
11. GAZK, f. 1, in. 1, c. 2194.
12. Zhukov A.V., Zhukova A.A., Vlasova K.E. Vestn. Chit. Gos. Univ. (Transbaikal State University Journal). Chita, 2013. no. 1(92). P. 125-131.
13. Dameshek L.M. Vnutrennyaya politika tsarizma i narody Sibiri (XIX- n. XX v.) [Internal policy of tsarism and the peoples of Siberia (XIX-beginning of the XX-th century) ] Irkutsk: Irkutsk University, 1986. P. 168; Sibir v sisteme imperskogo regionalizma. (1822-1917 gg.) (Seriya «Aziatskaya Rossiya») [Siberia in the system of the Imperial regionalism. (1822-1917 years.) (Series «Asian Russia»]. Irkutsk, 2009. 389 p.
14. Zakony o sostoyaniyah [Laws on conditions] /Code Of Laws Of Russian Empire, book 1, section 5, head 1, department. 1. Saint-Petersburg: 1842.
15. Konstantinova N.N. Encyclopedia оf Trans-baikalie. Chita region. Vol. I, — Novosibirsk: Nauka, 2000, P. 156-159.
16. Kushnerik R.A. Lhasa i Galdan-Boshogtu-han (K istorii dzhurngaro-tibetskih otnosheniy v XVII veke) [Lhasa and Galdan-Boshogtu-Khan (To the history of friendly Tibetan relations in the XVII century]. Confessions of the peoples of Siberia in the XVII — beginning of the XX centuries: development and interaction. Materials of all-Russian scientific conference (3-4 February 2005) Irkutsk: Announcement, 2005. P. 285-288.
17. Otchety i zapiski Aginskogo missionera Alek-seya Norboeva za 1880, 1881, 1882 gg. [Reports and notes of the Aginsk missionary Alexei Norboev for 1880, 1881, 1882 years] / Ermakova I. Buddhist world through the eyes of Russian researchers of XIX — the first third of the XX century. Russia and neighbouring countries. Russian Academy of Sciences. Institute of Oriental Studies. — SPb.: Science. 1998. 343 p.
18. Ptitsin V.V. Selenginskaya Dauriya. Ocher-ki Zabaykalskogo kraya [Selenginskaya Dauriya. Essays of Transbaikalian kray]. SPb., 1896.
19. Puhovskoy D.A. Vestn. Chit. Gos. Univ. (Transbaikal State University Journal). № 1 (92). Chita, 2013. P. 159-167.
20. Ustav DDII [SZRI] / Code Of Laws Of the Russian Empire Vol. 11. part. 1. book. 7. 1896, with the continuation 1902. — SPb.: unofficial publishing house of D.V. Chichinadze. 1904;
21. Entsiklopedichesky slovar. Sovremennaya versiya. Encyclopedic dictionary. [The modern version]. Brokgauz F.A., Efron I.A. M.: Publishing House Eskimo Eksmo, 2002. 672 p.
22. Янегль Т. Я. Миссионерская деятельность православной церкви среди коренного населения Прибайкалья и Забайкалья во второй половине XIX века // Конфессии народов Сибири в XVII — начале XX вв.: развитие и взаимодействие: матер. Всерос. науч. конф. (3-4 февраля) Иркутск: Анонс, 2005. С. 46-51.
Коротко об авторах_
Лялина Т.Н., преподаватель, Читинский педагогический колледж, г. Чита, Россия [email protected]
Научный интересы: религиозная политика государства в Забайкалье (вторая половина XIX в. — 1917 г.)
22. Yanegl T.Ya. Konfessii narodov Sibiri v XVII— nachale XX vv.: razvitie i vzaimodeystvie (Confessions of the peoples of Siberia in the XVII - beginning of the XX centuries: development and interaction: materials of all-Russian scientific conference (February 3-4). Irkutsk: Announcement, 2005. P. 46-51.
_Briefly about the authors
T. Lyalina, teacher, Chita Pedagogical College, Chita, Russia
Scientific interests: religious policy of the Russian government in Zabaikalie (the second half of the XIX century — 1917 year)
Мошкина З.В., д-р истор. наук, профессор, За- Z. Moshkina, doctor of historical sciences, professor,
байкальский государственный университет, г. Чита, Transbaikal State University, Chita, Russia Россия
Тел.: 89243824743
Научные интересы: политическая каторга в За- Scientific interests: political penal servitude in Zabai-
байкальской области в XIX- начале XX вв. kalie in the XIX-th — beginning of the XX-th century
