CC BY
58
Геополитическое положение России и задачи модернизации
В.А. Шупер
Выбор наиболее предпочтительной траектории развития для страны требует анализа всех возможных альтернатив и сократического сомнения в каждой из них. Между тем позиции наиболее видных исследователей проблем глобализации и постиндустриальной трансформации зачастую вызывают опасения утраты именно этого критического духа, принятия какой-то одной траектории в качестве единственно возможной или как минимум единственно желательной. В связи с этим следует отметить прежде всего такого исследователя проблем постиндустриальной трансформации в нашей стране, как В.Л. Иноземцев, который считает европейский выбор непременным условием успешной модернизации России, хотя ранее он писал, что догоняющее развитие в постиндустриальную эпоху вообще невозможно1. Рассмотрев проблемы догоняющего развития на материале Японии и Южной Кореи, а также некоторых других новых индустриальных стран, В.Л. Иноземцев приходит к выводу о том, что «залогом успешного развития стран третьего мира станет в XXI веке их взаимодействие с постиндустриальным миром и поступательное движение по тому пути, который уже был пройден развитыми державами. Монополярный мир, формирующийся сегодня, определяет и относительно монолинейный путь освоения достижений постиндустриализма. В этой связи мы не можем не уделить особого внимания оценке исторических перспектив России — страны, которая на протяжении последних двух столетий предприняла не одну и не две модернизаторские попытки, принесшие, однако, совершенно неудовлетворительные результаты»2.
Понятно, что при таких посылках вывод об исторической необходимости интеграции России в ЕС, причем на любых условиях, даже не очень выгодных и не очень почетных, практически неизбежен. Однако следует отметить, что сейчас уже многие исследователи не придерживаются мнения о невозможности догоняющего развития в постиндустриальную эпоху, напротив, считается, что Тайвань, Южная Корея, Китай, Индия, не говоря уже о Японии, становятся лидерами научно-технического развития во многих важных областях. Следует также учитывать продолжающееся перераспределение экономической мощи в пользу Китая, а в дальнейшем — и Индии. Если смена лидеров мирового развития продолжает оставаться возможной, то существует и возможность догоняющего развития, которое всегда может быть только развитием обгоняющим, предполагающим срез петли на пути, проделанном лидерами. Соответственно,
1 Иноземцев В.Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. М.: Логос, 2000.
2 Там же, С. 257.
перестают быть адекватными представления о «монолинейном» пути развития, появляется вариантность исторического выбора.
Разумно предположить, что решение задач догоняющего развития требует от нас интеллектуальной эмансипации, формирования собственного взгляда на мир, в то время как сейчас мы не смеем выйти за пределы той повестки дня, которая сформулирована Западом. При этом наиболее фундаментальная проблема вовсе не в двойных стандартах, о которых немало говорится на разных уровнях, а в упадке демократии как таковой в условиях постиндустриальной трансформации, коей много причин. Эти тенденции подробно описываются Ю. Хабермасом, М. Кастельсом, Ф. Уэбстером, а у нас — опять же В.Л. Иноземцевым. Однако осознание этих весьма опасных и набирающих все большую силу тенденций нисколько не мешает В.Л. Иноземцеву быть не просто сторонником, а пламенным пропагандистом вступления России в ЕС.
Стремление к вхождению в любую интеграцию должно сопровождаться трезвым анализом ее перспектив, и существует много оснований считать, что, вопреки распространенному представлению, ЕС не находится сейчас на восходящей ветви траектории. Уже отмечено угасание западной демократии, а вместе с ней и тех великих принципов свободы и ответственности, на которых, как нам представляется, зиждется сама западная цивилизация и от которых она постепенно избавляется. Эрнандо де Сото совершенно справедливо указывал, что Россия, как и многие страны сопоставимого уровня экономического развития, не получила того наследства, которое получили либералы развитых стран, у которых в силу этого практически нечему учиться3. В трудной и болезненной реконструкции наших собственных институтов мы едва ли сможем получить помощь из Брюсселя. Эта задача может быть решена только нашими собственными усилиями.
Особенно важно отметить, что ЕЭС создавалось не по экономическим, а по политическим причинам. Государственные мужи послевоенной Европы были озабочены созданием такого политического порядка в Европе, который сделал бы невозможным повторение войны. Средством достижения этой возвышенной цели была избрана экономическая интеграция. Между тем любая экономическая интеграция имеет свои пределы эффективности. Талантливый отечественный экономгеограф Б.Н. Зимин (1929-1995) считал исключительно успешной интеграцией «шестерку», подписавшую Римский договор, но уже вступление в ЕЭС Англии в 1973 г., по его мнению, способствовало снижению экономической эффективности4. Понятно, что неуклонное расширение ЕС, включающего в себя страны, крайне разнородные по своему уровню развития, обусловлено чисто политическими, точнее геополитическими, мотивами. Логично предположить, что ЕС повторит судьбу всех предыдущих империй, и чем быстрее он будет расширяться, тем ближе будет его конец. Утверждать, что ЕС нельзя рассматривать как империю, поскольку он создавался и создается на сугубо добровольной основе, едва ли корректно, ибо и империи далеко не всегда расширялись путем
3 Эрнандо де Сото. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. М.: ЗАО «Олимп-Бизнес», 2004. 272 с.
4 Размещение производства в рыночной среде. Из трудов Б.Н. Зимина / Сост. А.П. Горкин, Ю.Г. Липец. М.: Альфа-М, 2003. 176 с.
завоеваний. Даже покорение, если это слово вообще уместно, Средней Азии, продолжавшееся два десятилетия, стоило русской армии 4 тыс. убитых, из которых половина — потери одного сражения при Геок-Тепе5. Это явно меньше потерь последней войны в Чечне, не говоря уже об Афганистане. Отметим, что вопрос о влиянии расширения ЕС на экономическую эффективность этой интеграции фактически не обсуждается в научном сообществе, поскольку чреват неожиданными и неполиткорректными выводами.
Угасание демократии в условиях постиндустриальной трансформации зримо проявляется и в сомнительных методах реформирования ЕС. Народы наиболее развитых стран буквально силком заталкивают во все более глубокую политическую интеграцию, и об этом можно было бы сказать немало саркастических слов, если, разумеется, не считать, что о Западе следует говорить либо хорошо, либо ничего. В любом случае трудно не вспомнить Б. Брехта (18981956), сказавшего очень давно и по совсем другому поводу, что, если народ утратил доверие правительства, правительство распустит народ и выберет себе другой народ. При этом ЕС весьма напоминает СССР и СЭВ в том отношении, что наиболее развитые страны проигрывают от такой интеграции, а наименее развитые — выигрывают. Перед Второй мировой войной душевой ВНП в Чехословакии был выше, чем в Швейцарии, в Польше — выше, чем в Италии6. В Эстонии в 1940 г. было 34% городского населения, в то время как в Финляндии уже в 1950 г. — всего 32%. Немудрено, что в 1956 г. жители Хельсинки смотрели таллинское телевидение — своего еще не было. Однако уже к концу 60-х гг. стартовало экономическое чудо, и Финляндию стали именовать «северной Японией». В то же время в Болгарии именно благодаря интеграции в рамках СЭВ была создана современная промышленность, огромным был прогресс науки и высшего образования. Многие важные достижения периода развитого социализма, к сожалению, были утрачены. Теперь, будем надеяться, Болгарии очень пойдет на пользу членство в ЕС. Республикам Средней Азии, ныне именуемой Центральной, хотя географический центр Азии находится в Туве, безусловно, потребуется еще немало лет, чтобы выйти на тот уровень развития, которого они достигли к концу существования СССР.
Б.Н. Зиминым были также заложены основы теории чередования интеграционных и дезинтеграционных циклов в развитии мирового хозяйства, получившей дальнейшее развитие в работах Л.М. Синцерова7. Первый глобальный интеграционный цикл начался в середине XIX в., когда и сложилось мировое хозяйство как целостная система (причем рождение ее было ознаменовано первым мировым экономическим кризисом в 1857 г.) и продолжался до Первой мировой войны. По нынешним временам даже трудно представить, что в 1913 г. мир был во многих отношениях несравненно более интегрированным, чем сейчас. Достаточно напомнить, что визы были изобретены только после Первой мировой войны, до этого их просто не существовало.
5 Любищев А.А. Расцвет и упадок цивилизации. М.: Алетейя, 2008. 464 с.
6 Киссинджер Г. Дипломатия. М.: Ладомир, 1997. 848 с.
7 Синцеров Л. М. Длинные волны глобальной интеграции // Мировая экономика и международные отношения. 2000. № 5. С. 56-64.
Первый глобальный дезинтеграционный цикл 1914-1945 гг. имел глубокие объективные причины, рассмотрение которых выходит за рамки статьи. Эти причины не осознавались современниками, и лучшие представители интеллектуальной элиты, сформировавшейся в те времена, когда можно было объездить весь мир, имея в качестве единственного удостоверения личности свою визитную карточку, стремились к восстановлению того мирового порядка, который считали естественным и разумным. К сожалению, их благородные усилия были заведомо обречены на провал, второй глобальный интеграционный цикл начался только после окончания Второй мировой войны. Сейчас уже можно вполне определенно говорить о начале нового дезинтеграционного цикла, и прогнозирование развития России и ее места в мире явно требует учета этого процесса. Вопрос состоит в следующем: должна ли Россия стремиться к интеграции с Западом в условиях нарастающего протекционизма и объективного перераспределения весов в мировой экономике в пользу азиатских стран, или же следует стремиться к интеграции с Китаем и Индией, хотя нынешняя интенсивность связей с Индией и не дает оснований для подобных планов (объем торгового оборота с Индией на порядок меньше, чем с Китаем)?
Не следует полагать, что только Запад (и в первую очередь ЕС) может быть базой модернизации России и, соответственно, только на него следует делать ставку. Во-первых, необходимо учитывать очень быстрый рост экономической мощи стран Восточной и Южной Азии, наличие в этих странах огромных инвестиционных ресурсов, а главное — высокий уровень развития современных технологий. К тому же указанные страны не менее ЕС заинтересованы в поставках энергоносителей и сырья из России. Во-вторых, взаимоотношения с этими странами, кроме Японии, имеющей территориальные претензии к России, носят более прагматичный характер и свободны от попыток экономического и политического диктата, вроде требований присоединения к Энергетической хартии. В-третьих, успешное развитие наукоемких отраслей в России будет в меньшей степени испытывать острую конкуренцию со стороны этих стран, нежели стран ЕС. Неслучайно планируется создание нового магистрального лайнера совместно с Китаем (хотя еще не решен вопрос, будет он российско-китайским или китайско-российским), а истребителя пятого поколения — с Индией. «Несовершенство налогового климата и системы образования в ЕС, — пишет директор Центра европейских исследований ГУ-ВШЭ Т. Бордачев, — ведет к тому, что европейские инвесторы стремятся в Китай, Индию, США и страны Юго-Восточной Азии. Вряд ли поэтому кто-либо в Евросоюзе будет осознанно поощрять развитие российского направления оттока денег из европейской науки»8.
Наконец, необходимо учесть и существеннейшие различия в геополитическом положении России и Украины, сделавшей выбор в пользу вступления в ЕС и, возможно, в НАТО. Разумеется, Украину охотно примут в НАТО, а со вступлением в ЕС придется подождать, возможно, не меньше, чем Турции, но Украина имеет на своих западных рубежах ЕС, пусть и представленный не самыми развитыми странами, а на восточных — Россию. При этом западные области
8 Бордачев Т. Саммит Россия — ЕС: Найти формат // Ведомости, 28.06.2008.
Украины развиваются динамичнее восточных, значительно более индустриальных, что связано как с благотворным влиянием ЕС, так и с перераспределением средств с востока на запад, в результате которого «прозападные» регионы отчасти поднимаются на деньги «пророссийских»9. В совсем ином положении Россия, имеющая на западных рубежах Украину, которую всеми силами стремится обойти газопроводами с севера и с юга, а на восточных — вторую экономику мира, которая в обозримой перспективе может стать первой, да еще Японию и «пять малых драконов».
В этой ситуации главная геополитическая проблема России — ее крайняя слабость именно на Дальнем Востоке, поскольку ось мирового развития перемещается из Атлантического океана в Тихий. Это проявляется и в весьма динамичном развитии тихоокеанских штатов США, а также канадской Британской Колумбии и Мексики — второй по объему экономики Латинской Америки, и в успехах других (кроме США и Канады) постиндустриальных стран Тихоокеанского региона — Японии, Тайваня, Австралии, Новой Зеландии. Однако на первое место должна быть поставлена, конечно же, гигантская «экономическая масса» Китая. Представляется наиболее вероятным, что именно «тихоокеанские инвестиции» могли бы принести России наиболее существенный и надежный доход. Один из виднейших отечественных экономгеографов И.М. Маер-гойз (1908-1975) выступил с довольно неожиданной для начала 70-х гг. идеей использовать исключительно выгодное (уже тогда!) экономико-географическое положение Дальнего Востока для его ускоренного развития, с тем чтобы в дальнейшем сделать его второй базой освоения Сибири, осваиваемой в этом случае как с запада, так и с востока10.
Между тем фундаментальный дефект геополитического положения России состоит именно в ее крайней слабости на Дальнем Востоке, и это похуже утраты балтийских и черноморских портов. Шанс его форсированного освоения в 70-е гг. при значительно более благоприятной демографической ситуации был прискорбным образом упущен. Ныне население страны сокращается, и привлечь необходимые для развития этого обширнейшего региона кадры из европейской России нереально даже при весьма щедром финансировании. При этом сейчас на повестке дня уже не только задача возможно более успешного использования преимуществ экономгеографического положения Дальнего Востока, но и задача простого сохранения этих территорий в составе России. Решению этой последней задачи никоим образом не способствует ни консервация нынешнего положения, ни слабая миграционная политика, предоставляющая достаточно легкий доступ в эти районы практически всем желающим там поселиться, включая, разумеется, и китайцев. В современном мире, увы, невозможно исключить развитие событий по косовскому сценарию, если китайцы станут этническим большинством.
9 Вардомский Л.Б. Некоторые особенности экономического развития российско-украинского по-рубежья / Унаследованные социально-экономические структуры и переход к постиндустриальному обществу. М.: ИГ РАН, 2007. С. 308-324.
10 Маергойз И.М. Уникальность экономико-географического положения советского Дальнего Востока и некоторые проблемы его использования в перспективе. Вестн. Моск. ун-та. Сер. V. География. 1974. № 4. С. 3-8.
Было бы разумно проводить сильную демографическую политику на Дальнем Востоке, обеспечивающую его динамичное экономическое развитие, но исключающую возможность формирования такого этнического состава населения, который потенциально может создать угрозу территориальной целостности страны. Славянские народы вполне могут к середине столетия или даже раньше перестать быть этническим большинством в Приморском и Хабаровском краях, некоторых областях Дальнего Востока, однако и белые американцы уже не составляют большинства населения на Гавайях, равно как и англо-канад-цы — в Британской Колумбии, но это никак не отражается на американском или канадском суверенитете. На подходе уже и Калифорния, что тоже никого особенно не пугает. Задача должна состоять не в том, чтобы предотвратить превращение русскоязычного населения в меньшинство, а в том, чтобы предотвратить формирование другого этнического большинства, и именно на это должна быть направлена демографическая политика. Весьма желательно привлечение вьетнамцев, нет видимых причин воздерживаться и от использования гигантского демографического потенциала Южной Азии — Индии, Пакистана, Бангладеш.
Однако развитие современной экономики на Дальнем Востоке, пусть и не постиндустриальной по своему характеру, но глубоко интегрированной в мировое хозяйство, причем не только в качестве поставщика сырья и продукции первых переделов, требует привлечения высококвалифицированной рабочей силы. Огромные трудовые ресурсы, вполне подходящие по уровню квалификации, и что важно, по доступной нам цене, находятся у нас, можно сказать, под боком. Речь идет об Иране, население которого составляет половину российского. Иран — типичная индустриальная страна, для него характерны как высокий образовательный уровень населения, во всяком случае в крупных городах, так и высокая безработица, в том числе и среди технической интеллигенции. Только политическая предвзятость мешает воспользоваться этим полезнейшим ресурсом. Иранцы привыкли жить, работать и учиться в несравненно более жестких условиях, нежели россияне, довольствоваться существенно более скромной оплатой труда. Они свободно выезжают за границу, и весьма многие покидают родину в поисках лучшей доли. Руководство Исламской Республики явно предпочтет отъезд сограждан в Россию эмиграции, например в США, где в Лос-Анджелесе группируется иранская оппозиция, а потому будет склонно к сотрудничеству, без которого программа масштабного привлечения квалифицированных кадров едва ли может быть успешной.
Разумеется, Россия, так же как и страны Запада, не заинтересована в том, чтобы Иран пополнил клуб ядерных держав, но если идеология стала всего лишь подспорьем в геополитической борьбе за влияние и ресурсы, то не следует ли нам исходить прежде всего из наших долгосрочных интересов в Иране? Иранское руководство не слишком популярно в своей собственной стране, которую, безусловно, ждут серьезные перемены, а Россия должна строить свою политику на иранском направлении таким образом, чтобы любые политические изменения имели возможно меньшие последствия для двусторонних отношений. Надо хорошо представлять, что Иран — мощная региональная держава, имеющая серьезные амбиции в сфере своего реального или потенциального влияния. Столкновение интересов едва ли позволит установиться особенно теплым от-
ношениям между Ираном и странами Запада, даже в случае изменения политического режима в Иране. Тем более трудно предположить, что Иран откажется от попыток создания ядерного оружия, не получив ничего существенного взамен, например международные гарантии безопасности, какой бы ни была власть в этой стране. Россия же может существенно усилить свое влияние в Иране, привлекая большое число квалифицированных специалистов для работы в нашей стране, причем не только на Дальнем Востоке. Наконец, стремительное ухудшение отношений с Грузией заставляет думать об иранских портах на Каспии как о единственном вполне надежном канале для снабжения Армении. В этом контексте стремление «разменять» Иран на Грузию и сотрудничество с США в сфере ядерных технологий представляется не слишком дальновидным.
Необходимо понять, что только смелый и непредвзятый взгляд на проблемы современного мира может привести к успешным поискам достойного места в нем для нашей страны.
