CC BY
76
НАУКА. ОБЩЕСТВО. ЧЕЛОВЕК
ББК 66.4 (2Рос)
УДК 327.2 (262.5+262.81)
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ НЕКОТОРЫХ АСПЕКТОВ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИИ В ЧЕРНОМОРСКО-КАСПИЙСКОМ РЕГИОНЕ
А.З. Адиев, В.А. Колосов, Р.Ф. Патеев
Черноморско-Каспийский регион (ЧКР) все чаще оказывается в фокусе внимания экспертов в силу его геополитической значимости. Авторы придерживаются мнения, что Черноморско-Каспийский регион - это регион, включающий в себя страны бассейнов Черного и Каспийского морей, реально или потенциально вовлеченные в производство и транзит энергоресурсов и вследствие этого - в процессы геополитической реконфигурации региона. В число стран ЧКР входят: Азербайджан, Болгария, Грузия, Иран, Казахстан, Молдова, Российская Федерация, Румыния, Туркмения, Турция, Украина.
Распад СССР положил начало формированию региона в его нынешнем виде и росту его геополитической значимости. Процесс реконфигурации геополитического пространства в мире, начавшийся после краха биполярной системы международных отношений и распада Советского Союза, самым непосредственным образом затронул данный регион, дестабилизировав обстановку в нем, превратив регион в арену острого соперничества, главным образом вследствие его исключительной важности для обеспечения поставок энергоносителей из Азербайджана, Средней
Адиев Асланбек Залимханович - младший научный сотрудник Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра РАН, 344006, г. Ростов-на-Дону, пр. Чехова, 41, т. 8(863)2509834;
Колосов Владимир Александрович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник СевероКавказского научного центра высшей школы Южного федерального университета, 344006, г Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская 140, e-mail: [email protected], т. 8(863)2949961;
Патеев Ринат Фаикович - кандидат политических наук, старший преподаватель кафедры политических институтов и процессов Южного федерального университета, 344038, г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина, 13, т. 8(863)2303090.
Азии и, возможно, Ирана [1]. Таким образом, Черноморско-Каспийский регион - это прежде всего транзитный регион.
Поскольку Россия является частью данного региона, процессы, протекающие здесь, могут создать системные риски не только для интересов РФ в регионе, но и для безопасности государства. Концепция внешней политики РФ от 12 июля 2008 г. [2] называет Черноморский и Каспийский регионы приоритетными. Особого внимания заслуживает возрастающий конфликтогенный потенциал региона. В силу этого анализ процессов, протекающих в ЧКР, является чрезвычайно актуальным, а обстановка требует постоянного и системного мониторинга.
Для методологии очень многих концепций геополитики характерны крайняя эклектичность и размытость, склонность к абсолютизации влияния какого-либо фактора или группы факторов на внешнюю политику, упрощению ситуаций, стремление заимствовать из смежных наук модные теории и концепции. Кроме того, методы геополитики чрезвычайно разнообразны - от умозрительных размышлений до использования сложного математического аппарата. Применение количественных методов далеко не всегда
Adiev Aslanbek - junior researcher of the Institute of Socio-economic and humanities research of the Southern Scientific Center of Russian Academy of Sciences, 41 Chehova Avenue, Rostov-on-Don, 344006, ph. +7(863)509834;
Kolosov Vladimir - Ph. D. of History, senior researcher North Caucasian Centre of Science of the Higher School in the Southern Federal University, 140 Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: [email protected], ph. + 7(863)2949961;
Pateev Rinat - Ph. D. of Politicy, senior teacher of the political institutions and processes Department of the Southern Federal University, 13 M. Nagibin Avenue, Rostov-on-Don, 344038, ph. +7(863)2303090.
повышает значимость результатов. Напротив, качественный геополитический анализ в духе традиций французской школы может быть гораздо богаче идеями, чем итоги громоздких расчетов [3].
Черноморско-Каспийский регион издавна был контактной зоной народов, государств и мировых религий (ислама и христианства). Поэтому целесообразно выделить три аспекта, требующих особого внимания при анализе ситуации в ЧКР: этнополитический, политический, конфессиональный. Как писал классик, "политика есть концентрированное выражение экономики". Поэтому экономический аспект любого регионального явления или процесса целесообразно рассматривать в рамках политического аспекта.
К настоящему моменту в Черноморско-Каспийском регионе главную опасность региональной стабильности и безопасности представляют:
- ряд так называемых "замороженных конфликтов" (приднестровско-молдавский (приднестровский), армяно-азербайджанский (карабахский), грузино-абхазский, грузино-осетинский) которые, как показали события августа 2008 г. в Абхазии и Южной Осетии, могут довольно быстро "разморозиться";
- спорные границы;
- борьба за региональное лидерство;
- процессы исламского религиозного возрождения (в настоящее время "исламский фактор" оказывает значительное влияние на практически все процессы, протекающие в регионе).
Приступая к анализу этнополитического аспекта, необходимо учесть, что системным фактором риска в регионе является его этно-политическая конфликтогенность. Большинство современных вооруженных конфликтов составляют конфликты внутригосударственные и, вероятнее всего, они останутся таковыми в будущем. Эти конфликты связаны, как правило, с гражданскими войнами или процессами государствообразования.
Многие народы Черноморско-Каспий-ского региона со сложившимися на протяжении многих веков коллективными установками и авторитарной моделью мышления в условиях глобализации и модернизации оказались в состоянии кризиса этничности, прореагировав на ощущаемую угрозу своим этническим идентичностям повышением межэтнической напряженности и усилением
внутригруппового единства. Этническая идентичность становится инструментом для предъявления определенных политических требований к государству. Среди региональных конфликтогенных факторов этничности, характерных в том числе и для Черноморско-Каспийского региона, многие российские эксперты отмечают территориальность этнич-ности и политизацию групповых этнических интересов. По мнению М.А. Аствацатуровой, с территориальностью этничности связаны сложные проблемы взаимоотношений этнических групп региона, которые воплощаются в групповом сознании как категории "исконной территории" и социокультурной среды [4].
В.А. Авксентьев определяет этнополитический конфликт как тип социального конфликта, субъекты которого идентифицируют себя, противоположную сторону или друг друга в этнических категориях и содержанием и/или формой которого является борьба за контроль над государственными институтами [5].
Следует заметить, что в изучении этно-политического конфликта наиболее важным является анализ его политической составляющей, поскольку, как совершенно справедливо отмечает академик РАН В.А. Тишков, конфликт вызывает не этническая идентичность как таковая, а ее политизация, за которой могут стоять различные силы и мотивации [6].
Понятием "этнополитический конфликт" применительно к Черноморско-Каспийскому региону можно обозначить приднестровский, грузино-абхазский, грузино-осетинский, армяно-азербайджанский (карабахский) конфликты, сопоставление с которыми локальных этнически окрашенных конфликтов выглядит неоправданным. Несопоставимость одних конфликтов с другими очевидна не только из-за их масштабов, но главным образом из-за того, что в перечисленных конфликтах задействованы государственные институты, они политически институциализированы на самом высоком уровне, имеют государственную и международную значимость. В связи с этим их нередко называют межнациональными конфликтами, подчеркивая роль государства-нации. Межнациональные конфликты часто отождествляются учеными с этнополитиче-скими конфликтами, однако квалифицировать конфликт как межнациональный можно только в случае вовлечения в него государства-нации. Все иные случаи внутригосударственного
противостояния сторон с четко выраженными этническими позициями целесообразно определять как этнополитические конфликты.
События августа 2008 г. и последующее признание Российской Федерацией, а затем Никарагуа и Венесуэлой независимости Абхазии и Южной Осетии не привели к урегулированию данных конфликтов. Ситуация вокруг этих территорий далека от стабилизации и, более того, данные государства в своем новом статусе "частично признанных государств" могут создать риски для безопасности Российской Федерации.
Факт признания независимости данных государств ограничил Россию в возможностях геополитического маневра не только в отношении Грузии, до предела ухудшив и обострив российско-грузинские отношения, но и в отношении Абхазии и Южной Осетии, которые в виде признания со стороны России получили тот политический максимум, на который они могли рассчитывать.
Сам факт появления независимого, пусть и ограниченно признанного государства Южная Осетия позволяет уже сейчас поставить вопрос о разделенном осетинском народе. В определенных условиях, кажущихся сейчас совершенно невероятными, это может позволить заинтересованным силам угрожать территориальной целостности Российской Федерации. Более того, опыт независимой государственности, который Южная Осетия приобретает с каждым днем своего независимого существования, может быть использован не в интересах РФ. Существует мнение, что Южная Осетия рано или поздно воссоединится с Республикой Северная Осетия-Алания. Тем не менее, можно предположить, что парадокс одновременного существования независимого осетинского государства (Южная Осетия) и соответствующего субъекта Российской Федерации (Республика Северная Осетия-Алания) может быть использован заинтересованными силами при возникновении благоприятствующей подобному сценарию обстановки для инициирования объединения осетинского народа не в составе Республики Северная Осетия-Алания (т.е. в составе России), а в составе независимого осетинского государства (Южной Осетии). В случае подобного развития событий (а риск реализации подобного сценария имеется) можно прогнозировать довольно быстрое признание данного государства со стороны геополитических оппонентов
России, жаждущих вытеснения РФ с Кавказа. Можно предполагать, что отправной точкой данного сценария могут стать обвинения в непоследовательной защите и забвении интересов осетинского народа Россией.
Ограниченное признание Абхазии в еще большей степени ставит вопрос о возможных последствиях этого шага для безопасности и интересов России, а также о формах обеспечения лояльности этого государства. При этом, если Южная Осетия имеет всего две границы: одну - с заведомо враждебной Грузией, а вторую - с заведомо дружественной Россией, то Абхазия имеет морскую границу. Более того, новый статус Абхазии открывает новые перспективы для Турции и народов адыго-абхазской группы (черкесов), населяющих западную часть российского Кавказа. У Абхазии и Турции всегда существовали отношения определенного уровня. Турецкие суда, к примеру, регулярно нарушали блокаду Абхазии. Руководство Абхазии уже успело заявить о своих особых отношениях с Турцией. Весной 2008 г. С.В. Багапш публично заявил, что его задачей является в ближайшие годы вернуть в Абхазию сотни тысяч потомков "мохаджиров" из Турции и других стран, которых, по разным подсчетам, насчитывается около 1 млн чел. и только в Турции около 300-500 тысяч [7].
В ноябре 2008 г. Малхаз Гулашвили, со страниц газеты "Джоржиан Таймс" обратил внимание общественности на планы лидеров "мохаджиров", проживающих в Турции, по созданию "Великой Черкесии", которые пока реализуются лишь в виде географической карты, на которой не только территории Абхазии, но и другие территории расселения народов адыго-абхазской группы обозначены как независимое государство.
Практически в то же время, 23 ноября 2008 г., в Черкесске прошел съезд черкесского народа, на котором была озвучена идея объединения черкесов Кавказа в единую республику в составе России [8]. Таким образом, можно констатировать, что проект "Великой Черкесии" далеко не миф, хотя в настоящий момент и кажется утопией. Следуя логике делегатов съезда, можно предположить, что предлагаемый ими субъект федерации "Черкесия" должен включить территории компактного проживания черкесов в Адыгее, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, а также шапсугов в
Сочинском и Туапсинском районах Краснодарского края.
Таким образом, в случае реализации планов по объединению черкесов, ныне разделенных и относительно малочисленных, которая будет сопровождаться неконтролируемым и сколько-нибудь масштабным возвращением потомков "мохаджиров" (которые не имеют опыта проживания в Российской Федерации), ситуация в западной части российского Кавказа может быть дестабилизирована.
США, создав ситуацию, в условиях которой РФ была вынуждена пойти на признание независимости Абхазии и Южной Осетии, а также гарантировать их неприкосновенность, вполне вероятно, действуют в соответствии с концепцией "управляемого хаоса". Им удалось добиться крайнего ухудшения российско-грузинских отношений, а также ослабить Грузию, сделав существование Грузии и режима Михаила Саакашвили невозможным без политических, военных и экономических гарантий Америки. В результате Грузия превратилась в системный фактор риска для российских интересов в Закавказье и на Северном Кавказе. Возможно, США посредством своего верного и последовательного союзника в регионе - Турции попытается перехватить контроль над ситуацией вокруг и внутри этих частично признанных государств, по всей видимости, планируя использовать их в качестве "троянского коня" для дестабилизации обстановки на российском Кавказе.
События августа 2008 г. обострили и ситуацию вокруг Карабаха. Претензии на существование еще одного армянского государства получили новые объективные основания. Благодаря мировой конъюнктуре цен на нефть, уязвимости каналов экспорта нефти, сложности межэтнических отношений "нефтяная" стабильность Азербайджана находится под вопросом, что делает азербайджанское руководство более сговорчивым. Нарушение грузового и пассажирского транзита Армении через Грузию показало всю уязвимость Армении и вынудило Ереван искать возможности для переориентации транспортных потоков через Турцию. Объективно это способствовало улучшению армяно-турецких отношений и понижает градус претензий Армении в отношении Турции, но не Азербайджана. Следствием этого стало сенсационное подписание 10 октября 2009 г. армяно-турецких протоколов "Об установлении дипломатических
отношений" и "О развитии двусторонних отношений". Однако реакция армянского и турецкого общества была неоднозначной и велика вероятность того, что данные документы не будут ратифицированы. Тем не менее сам факт подписания протоколов говорит о готовности нынешнего руководства Армении улучшать отношения с Турцией, выстраивать их на конструктивной и взаимовыгодной основе, что может положительно сказаться на ситуации вокруг Карабаха.
Ситуация вокруг приднестровского конфликта по-прежнему стабильна, переговорный процесс в формате "5+2" (Республика Молдова (РМ), Приднестровская Молдавская Республика (ПМР), ОБСЕ, Российская Федерация и Украина + наблюдатели США и ЕС), прерванный в 2006 г., так и не возобновлен, несмотря на регулярные консультации, инициативы и попытки реанимировать его. Главным препятствием на пути возобновления переговоров является бескомпромиссные позиции противоборствующих сторон (ПМР и РМ) и глубочайший политический кризис, в который Молдова погрузилась после парламентских выборов в апреле 2009 г. Сроки возобновления переговорного процесса по мирному урегулированию конфликта, формат и качественное содержание этого процесса во многом зависят от политической конфигурации, которая сложится в высших эшелонах власти Республики Молдова после выхода страны из внутриполитического кризиса. Более того, будущее государственности Республики Молдова, во многом определяется тем, когда и на каких условиях будет урегулирован приднестровский конфликт. Представляется несомненным тот факт, что в настоящее время существование де-факто независимого Приднестровья является своеобразным гарантом сохранения государственности Республики Молдова. Более того, это позволяет политическим силам внутри Молдовы выстраивать гибкие отношения с центрами силы, представленными в регионе, и лавировать между ними для достижения своих целей.
Приднестровский конфликт - более политический (хотя этнический фактор, безусловно, присутствует), чем остальные конфликты региона, в силу чего он имеет все шансы быть урегулированным мирными политическими методами. Следует отметить, что, по убеждению экспертов, урегулирование конфликта лежит в плоскости достижения
консенсуса между акторами, представляющими центры силы, по вопросу соблюдения их интересов. Геополитические позиции России в Приднестровье играют чрезвычайно важную роль в сохранении геополитического влияния России в Юго-Восточной Европе и ЧКР в целом, а следовательно, ситуация в Приднестровье и Республике Молдова, а также вокруг переговорного процесса по мирному урегулированию приднестровского конфликта является важным аспектом обеспечения безопасности Российской Федерации в ЧКР.
Переходя к рассмотрению политического аспекта анализа геополитической ситуации в Черноморско-Каспийском регионе, следует отметить, что благодаря членству большей части стран региона в блоке НАТО и Европейском Союзе проблема территориальных споров между государствами стоит не так остро, как в некоторых других регионах. Однако территориальные претензии серьезно осложняют взаимоотношения между Румынией и Украиной, Арменией и Турцией, Молдовой и Украиной, Румынией и Молдовой (это особый случай, так как Румыния претендует на включение Молдовы в свой состав).
Черноморско-Каспийский регион в настоящее время является ареной борьбы за региональное лидерство и доминирование в регионе таких центров силы, как США, Европейский Союз, НАТО и Российская Федерация. Данные акторы имеют разную мотивацию, прямо противоположные интересы, применяют разные механизмы сохранения и расширения своего влияния. Страны ЧКР вовлечены в это противостояние, но многих не устраивает роль пешек на геополитической шахматной доске и они пытаются отстоять свои геополитические интересы в регионе.
В 1997 г. Черноморско-Каспийский регион был объявлен зоной американских национальных интересов. Основными целями американской политики в регионе являются обеспечение независимости и суверенитета государств региона, их дистанцирование от России и зависимость от США; создание условий для максимального управления и контроля за источниками энергоресурсов региона; обеспечение интеграции государств региона в противовес российским интересам. Механизмами проникновения США в регион стали: содействие в развитии энергетики и энергетического транспортного коридора между Востоком и Западом; оказание
дозированной и целенаправленной финансовой помощи; попытки взять на себя инициативу в урегулировании конфликтов; навязывание государствам региона сотрудничества в вопросах обеспечения безопасности; военное и военно-техническое сотрудничество [9]. США предпочитают выстраивать двусторонние отношения с государствами региона, хотя активно используют различные организации, блоки, консорциумы, проекты и т.п.
Черноморско-Каспийский регион представляет собой зону жизненно важных интересов для Европейского Союза в силу его особой важности для диверсификации транзита ресурсов в Европу. ЕС ныне не готов использовать в полной мере собственный потенциал из-за отсутствия единой страте -гии относительно Черноморско-Каспийского региона. Попыткой создать единые рамки для многих направлений деятельности ЕС в ЧКР был проект "Черноморская синергия" [10]. В настоящее время Европейский Союз пытается влиять на процессы в ЧКР, используя свою привлекательность для стран региона в рамках процесса расширения ЕС (наиболее вероятный кандидат - Турция), европейскую политику соседства (ЕПС), а также продвигая пакт стабильности для Юго-Восточной Европы (ЮВЕ). Поскольку очень многие страны ЕС являются членами блока НАТО, Европейский Союз тесно взаимодействует в регионе с НАТО. Взять под контроль транспортные потоки в регионе ЕС пытается с помощью транспортного коридора Европа-Кавказ-Азия (ТЯЛСЕСЛ), созданного в 1998 г. по инициативе и при финансовой поддержке ЕС.
НАТО до сих пор еще не выработало стратегию единого долгосрочного подхода к Черноморско-Каспийскому региону. НАТО задекларировало заинтересованность в Черноморском регионе в 2002 г. в Концепции обороны от террористических угроз. Свое стратегическое присутствие в регионе НАТО закрепило сотрудничеством с государствами региона в рамках "Индивидуальных планов действий и сотрудничества" в рамках программы "Партнерство ради мира" [10].
Черноморско-Каспийский регион является чрезвычайно важным регионом для России в контексте обеспечения её безопасности. Геополитические интересы России в регионе состоят:
- в обеспечении стабильности в регионе;
- в урегулировании этнополитических конфликтов с учетом интересов России;
- в минимизации внешнего влияния на процессы, происходящие на Северном Кавказе;
- в сохранении влияния в странах региона, прежде всего в государствах, являющихся членами СНГ;
- в поддержании монополии на транзит энергоресурсов (угрозу ей представляют трубопроводы "Баку-Тбилиси-Джейхан" и в перспективе "КАБиССО", прокладка которых инициирована Западом) и обеспечении беспрепятственного транзита энергоресурсов из СНГ потребителям (газопроводы "Голубой поток" и "Южный поток", нефтепровод "Бургас-Александруполис").
Россия активно пытается влиять на процессы в ЧКР посредством "дипломатии энергоносителей", финансовой помощи ряду стран региона, военной и политической поддержки.
Государства региона, ставшего ареной острой борьбы за региональное лидерство и доминирование в регионе, пытаются отстоять свои интересы, а некоторые, например, Турция, заявляют претензии на региональное лидерство. Страны региона, пытаясь играть здесь самостоятельную игру, предпринимают попытки координировать свои действия и объединить свои усилия, результатом чего явился целый ряд региональных инициатив. Одной из самых авторитетных инициатив является Организация черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС - страны-участницы: Албания, Азербайджан, Армения, Болгария, Греция, Грузия, Молдова, Россия, Румыния, Сербия, Турция, Украина), созданная еще в 1992 г. по инициативе Турции. В 2001 г. Турция инициировала создание черноморской военно-морской группы оперативного взаимодействия "Б1аек8еаРог" ("Блэксифор" -страны-участницы: Болгария, Грузия, Россия, Румыния, Турция, Украина.), а в 2004 г. инициировала создание военно-морского проекта "Черноморская гармония" (страны-участницы: Россия, Турция, Украина) с целями, практически аналогичными НАТОвскому проекту "Активные усилия".
Заметной международной инициативой в регионе является Организация за демократию и экономическое развитие (ГУАМ), которая была создана в 1997 г. Азербайджанской Республикой, Грузией, Республикой Молдова
и Украиной. Организация имеет ярко выраженную антироссийскую направленность, объединив государства, имеющие на своих территориях неурегулированные конфликты (Азербайджан, Грузия, Молдова) или потенциальные конфликты (Украина), в целях развития сотрудничества, демократизации и урегулирования конфликтов.
Содружество демократического выбора (СДВ - страны-участницы: Грузия, Латвия, Литва, Македония, Молдова, Польша, Румыния, Словения, Украина, Эстония.) - организация, созданная по инициативе Грузии и Украины в 2005 г., по сути своей еще один "клон" ГУАМ, только в расширенном составе.
Румыния также не осталась в стороне от региональных инициатив, в 2006 г. инициировав Черноморский форум за диалог и сотрудничество (страны-участницы: Армения, Азербайджан, Болгария, Греция, Грузия, Молдова, Россия, Румыния, Турция, Украина). Целями форума стали стабильность в регионе, региональный диалог, предотвращение и преодоление конфликтов и кризисов и т. д.
Таким образом, весь спектр интересов основных акторов в регионе, их взаимодействие и политика в регионе потенциально могут привести к возникновению угроз безопасности Российской Федерации.
В современных геополитических процессах в целом и в Черноморско-Каспийском регионе - в частности важную роль играет религия. Религиозное возрождение начала 90-х годов прошедшего столетия сопровождалось бурными процессами суверенизации и "взрыва" этничности. Во многих произошедших и происходящих конфликтах на Балканах, Кавказе, Среднем Востоке и т.д. исламский фактор играет не последнюю роль. В этом отношении роль исламского фактора в Черноморско-Каспийском регионе также остается значительной. Становятся важными не только процессы, происходящие в этно-конфессиональной среде на Северном Кавказе, но и в южной его части. Это связано с проблемой шиито-суннитских противоречий в Азербайджане и геополитическими ориен-тациями данного государства, с дальнейшим развитием ситуации в исламизированных регионах Грузии - Аджарии и Джавахетии. Кроме того, независимость Абхазии также дает возможность взглянуть по-новому на
процессы внутри небольшой исламской уммы этого государства. Не менее актуальной становится проблема исламского фактора в Крыму, которая тесно связана с проблемой межэтнического напряжения между русской и крымско-татарской общиной, а также общим геополитическим интересом многих стран к этому региону.
Следует обратить внимание на наиболее важные аспекты рассмотрения сущности исламского фактора в научной литературе. Анализ научных исследований позволяет сделать вывод, что "исламский фактор" в наиболее часто встречающихся авторских интерпретациях трактуется в нескольких аспектах:
- как способ политической мобилизации и деятельности;
- как феномен религиозной идентичности и ориентации;
- как элемент, присущий этнической самобытности отдельных народов.
Для более глубокого анализа моделей взаимодействия исламского фактора, этнопо-литической динамики и геополитических процессов следует более подробно остановиться на каждом из этих аспектов.
Исследование исламского фактора как способа политической мобилизации и деятельности в первую очередь получило распространение при анализе радикальных форм проявления мусульманской религии. В частности, И.П. Добаев подчеркивает: "Исламизм как идеологическая доктрина и социально-политическая практика исламского движения является реальным и существенным фактором современной политической жизни" [11]. При подобном подходе исследовательский интерес сосредоточивается на идеологических аспектах (как средстве мобилизации) и конкретных радикальных формах проявления исламского фактора (как политической практике). Особую роль внутренних факторов в исламской религиозной догматике и радикальной идеологии в одной из работ подчеркивает другой известный исламовед А.А. Игнатенко [12].
Крымский исламовед В.Е. Григорьянц, рассматривая процессы возрождения ислама в Крыму, отмечает: "Главный источник конфликтов - политизация ислама и практика использования националистами религии как инструмента этнополитической мобилизации" [13]. Таким образом, отмечается не
только мобилизационная роль исламского фактора, но и его тесная связь с этнополити-ческими процессами.
Исследование ислама как феномена религиозной идентичности и ориентации -один из часто применяемых подходов современных авторов. При этом отмечается связь мусульманского вероисповедания и этнической составляющей. Еще в 2001 г. известный московский исламовед А.В. Малашенко издал книгу "Исламские ориентиры Северного Кавказа". Признавая общую неоднородность мусульманской религии в регионе, автор отмечает: "Ислам всегда был и остается не только религией, но и фактором, формирующим этническую идентичность, социальное устроение мусульманской общины, влияющей на ее политические ориентации" [14]. Подобные тенденции дали основание отдельным аналитикам предрекать неминуемость дифференциации мира по культурно-религиозному принципу с неизбежной войной цивилизаций [15].
В эпоху религиозного возрождения и "взрыва" этничности в начале 90-х годов ХХ в. идентичность народов бывшего СССР подверглась глубокой трансформации. Следует также отметить, что идентичность, формируется на основе "отталкивания от иного", в данном случае от "неисламского" - христианского, атеистического и т.д. Религиозная идентичность в определенный момент может "усиливать" этническую идентичность, в том числе играть важную роль в формировании образа "другого", т.е. врага. Отдельные аспекты функционирования исламской идентичности в Украине достаточно широко рассматриваются в коллективной монографии А. В. Богомолова, С. И. Данилова, И.Н. Семиволоса, Г.М. Яворской. В работе отмечается, что в крымско-татарской среде выделились две группы, одна из которых отдает приоритет исламской идентичности, а другая - противоположная - состоит из сторонников этноцентризма. При этом отмечается роль ислама как средства идентификации "свой - чужой" [16].
Другим часто применяемым подходом является изучение влияния ислама как элемента, присущего этнической самобытности отдельных народов. Подобный подход наиболее характерен для исследователей, изучающих традиционный ислам. Как правило, при данном подходе мусульманская религия
становится частью этнокультурной самобытности. В основном предметом подобных исследований становится изучение особенностей ислама в тех или иных этнических группах и регионах. Любое проявление элементов "фун-даментализации" либо радикализации ислама трактуется как отход от традиционных форм религиозной практики, присущих этническим группам. Исследователь Э.С. Муратова, анализируя символические аспекты функционирования ислама в Крыму, отмечает наличие в общественном сознании двух мифов: о радикальном исламе в Крыму и о крымском исламе. По ее мнению, первый миф предназначен для славянского населения полуострова для дискредитации исламского возрождения в Крыму с целью противопоставления славянской и крымско-татарской общины. Второй миф предназначен для самих татар и используется с целью оградить свой особый тип "крымского ислама", соответствующий менталитету и традициям крымских татар, от внешнего влияния "чуждых" направлений. При этом автор отмечает, что специфические черты "крымского ислама" в ходе исследования выделить не удалось [17].
Тем не менее, многие исследователи как своеобразный феномен выделяют этнический ислам: "татарский", "чеченский", "кавказский" и т. д. При этом говорится об этнических мусульманах как носителях одной из подобных версий ислама. Так, А.А. Ярлыкапов исследовал коллизии противостояния традиционного ислама и исламской молодежи (воспринявшей фундаменталистские установки) на территории Центрального и Северо-Западного Кавказа. Определяясь в терминах, он отмечает: "Под исламом понимается весь комплекс религиозных верований, представлений и обрядов, бытующих в народе и воспринимаемых им самим как вполне соответствующие мусульманскому вероисповеданию" [18].
Подобный подход дает основания исследователям говорить о наличии различного уровня "исламизированности" тех или иных этнических групп и делать вывод об их подверженности радикализации. Вышеупомянутый автор в работе, посвященной анализу проблемы ваххабизма, отмечает, что на пропаганду так называемого ваххабизма лучше других откликаются карачаевцы и балкарцы (близкие к друг другу тюркские этносы) [19]. Исследователи ислама в Дагестане
отмечают, что наиболее религиозными и более подверженными радикализации на территории республики являются доминирующие этнические группы: аварцы, даргинцы и кумыки. Данный тезис подтверждают социологические исследования [20].
Следует отметить, что при данном подходе анализ исламской составляющей также выходит за рамки рассмотрения только религиозного фактора. Большинство исследователей подчеркивает сложность единого комплекса этноконфессионального сознания народов, исповедующих ислам. Большое значение в регуляции социальной жизни на Северном Кавказе имеет не только религия, но и исторически сложившиеся традиционные адатные (этнические) нормы. На сегодняшний день даже представители традиционного мусульманского духовенства не в состоянии разделить нормы адата и шариата, сложившиеся в общественном сознании северокавказских народов, исповедующих ислам. Известный чеченский исламовед В.Х. Акаев отмечает по этому поводу: "Процесс аккультуризации (кавказских этносов - авт..) способствовал образованию культурного симбиоза, сложившегося на основе народной культуры и исламской культуры завоевателей. В ходе непрерывных контактов местных этносов с арабскими воинами, а также переселенцами на Кавказ, происходила реорганизация базовой этнической культуры" [21].
Все три аспекта исламского фактора (как способа мобилизации, идеологической ориентации и части культурной самобытности) в практике могут тесно взаимодействовать. К примеру, та или иная этническая группа, сохраняя собственную самобытность, в которой ислам является важной культурно доминантой, проживает на определенном локальном географическом пространстве. На одном из этапов политического процесса происходит актуализация религиозной идентичности, которая может подталкиваться внешними игроками, имеющими собственные геополитические цели. Как правило, это мусульманские страны, находящиеся в рамках региона или соседствующие с ним. На практике это происходит через, на первый взгляд, безобидное развитие конфессиональных связей с единоверцами за рубежом: приезд проповедников, распространение литературы, выезд на обучение молодежи в исламские центры и т.д. Важную роль могут играть близкие
этнические диаспоры, проживающие в этих мусульманских странах. Таким образом начинают закладываться геополитические механизмы влияния мусульманских стран на своих единоверцев за рубежом.
Параллельно происходит политизация этничности, когда религиозная составляющая играет важную роль. Представители этнических групп начинают все громче говорить о проблемах, собственной правовой и политической ущемленности, неспособности действующей власти разрешить существующие проблемы и т. д. На данном этапе религия становится фактором политической мобилизации и деятельности. Рядом с политическими лозунгами начинают все громче звучать лозунги с явным религиозным оттенком. Этническое дистанцирование усиливается религиозным оттенком: "мы мусульмане", а "они христиане", "неверные" и т.д. Примерно по такой модели радикализации ислама происходили события на Северном Кавказе с начала 90-х годов ХХ в. Уже на данном этапе возможен переход конфликта в открытую (вооруженную) фазу, в том числе с применением террористических методов ведения борьбы.
Далее проблема переходит на следующий уровень и начинает приобретать более четкий международный и геополитический характер. Все громче звучат заявления о внешнеполитической ориентации с дальнейшим требованием политического отделения, создания собственного государства или воссоединения с более близкими этническими и религиозными группами, проживающими по соседству. Здесь можно вспомнить сепаратистский проект "Независимая Ичкерия", ирредентистские проекты исламистского содержания "Имират Кавказ" (реализуется под руководством Доку Умарова наиболее радикально настроенными исламистами северного Кавказа) и создание "Крымского Вилаята" (реализуется приверженцами партии Хизб-ут-Тахрир аль-Ислам в Крыму), другие ирредентистские проекты на этнической основе: "Проект Великой Черкессии" (несмотря на попытки адыгских организаций, в частности, Международной черкесской ассоциации "Адыгэ Хасэ", дистанцироваться от подобного проекта, некоторые зарубежные организации продолжают реализовывать подобные идеи. Наиболее показательна деятельность сайта "Черкесский мир", где подобные идеи пропагандируются открыто.), "Великого Турана"
(идея общетюркского государства, которая на практике реализуется в геополитической стратегии) и т.д.
Данные проекты носят утопический характер. Однако многие региональные государства в скрытой форме поддерживают такие идеи, исходя из своих геополитических устремлений. Известна роль многих стран в попытках создания подобных утопических образований. Проект "Независимая Ичкерия" щедро спонсировался ближневосточными странами (в основном через неправительственные фонды Саудовской Аравии, Кувейта, Катара, Сирии и т.д.). Многие организации и фонды Турции культивируют пантюркистские идеи создания общетюркского государства "Туран". Адыгские диаспоры, проживающие в Турции и на Ближнем Востоке (где их именуют черкесами), активно участвуют в проектах поддержки идеи "Великой Черкесии". Несмотря на то, что религиозная (исламская) составляющая в подобных идеях может быть представлена в различной степени, она, тем не менее, является важным и неотъемлемым компонентом.
Таким образом, каждый из рассматриваемых аспектов исламского фактора может иметь различную содержательную сущность и форму проявления. Кроме того, каждый из этих аспектов способен иметь собственное значение на определенном этапе развертывания политических процессов. Любой из них сам по себе может быть по-разному связан с этнополитической динамикой. При этом каждый из данных аспектов может использоваться различными игроками как на локальном (региональном), так и более широком - международном (геополитическом) уровне. Кроме того, исламский фактор проявляет себя как координатор деятельности мусульманских стран и между собой, и в рамках международных исламских организаций, в частности, организации "Исламская конференция".
Проанализировав этнополитический, политический, конфессиональный аспекты геополитической ситуации в Черноморско-Каспийском регионе, следует заключить, что потенциальную угрозу безопасности и интересам Российской Федерации в регионе представляют:
- неурегулированные этнополитические конфликты в регионе, а также та геополитическая ситуация, которая может возникнуть в случае их урегулирования;
- политика основных мировых и региональных акторов в ЧКР, направленная на расширение территории их влияния, установление контроля над транзитными потоками в регионе в ущерб интересам России и зачастую принимающая ярко выраженный антироссийский характер;
- исламский фактор, представляющий собой совокупность исторических, культурных и социально-политических особенностей религиозной ориентации мусульманских сообществ, которые могут выступать в качестве одной из доминант этнической мобилизации и политической практики и таким образом служить фактором влияния мусульманских стран на геополитические процессы в ЧКР.
ЛИТЕРАТУРА
1. Колосов В.А. Украина в контексте реконфигурации геополитического пространства в Черноморском регионе // Економ1чш 1нновацп. 2009. Вып. 36. С. 21-27.
2. Концепция внешней политики Российской Федерации от 12 июля 2008 года // Kremlin.ru: официальный сайт президента России. 2008. URL: http://archive.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108. shtml (дата обращения: 16.01.2010).
3. Тихонравов Ю.В. Геополитика: Учеб. пособ. М.: «Бизнес-школа "Интел-Синтез"», 1998. 368 с. С. 32.
4. Аствацатурова М.А. Общественная безопасность в контексте этнокультурных и этнополитических реалий Ставрополья // Региональные конфликты и проблемы безопасности Северного Кавказа / Отв. ред Г.Г. Матишов, В.А. Авксентьев. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2008. 384 с. С. 275.
5. Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в поисках научной парадигмы. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2001. 267 с. С. 211.
6. Тишков В.А. Конфликт в сложных обществах. Введение к русскому изданию // Этнополитиче-ский конфликт: пути к трансформации. Настольная книга Бергхофского центра. М.: Наука, 2007. 583 с. С. 12.
7. См.: Пачкория Т. Почему в Сухуми критикуют Сергея Багапш? Готовится общественное мнение для замены абхазского руководства // Georgian Times: сетевая версия газеты. 2008. URL: http:// www.geotimes.ge/index.php?m=home&newsid=13284 (дата обращения: 16.01.2010).
8. Съезд черкесской молодежи просит объединить территории Черкесии в один субъект федерации // Информационное агентство "REGNUM". 2008. 23 ноября. URL: http://www.regnum.ru/news/1087949. html (дата обращения: 16.12.2009).
9. О долговременной стратегии США в Каспийском регионе и практических шагах по ее реализации. Аналитический доклад. URL: www.e-jornal.ru/p_besop-st8-22.html (дата обращения: 11.11.2009).
10. "Большая черноморская игра". Интересы региональных игроков в Черноморском регионе (окончание) // Флот 2017: информационно-аналитический сетевой ресурс. URL: http://flot2017.com/ru/ analitics/11426 (дата обращения: 16.12.2009).
11. Добаев И.П. Исламский радикализм: социально-философский анализ. Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. 120 с. С. 7.
12. Игнатенко А.А. Эндогенный радикализм в исламе // Центральная Азия и Кавказ. 2000. № 2. С. 112-128.
13. Григорьянц В.Е. Возрождение ислама в Крыму (1989-2004 годы) // Фонд стратегической культуры: официальный сайт. URL: www.fondsk.ru/article. php?id=23 (дата обращения: 16.12.2009).
14. Малашенко А.В. Исламские ориентиры Северного Кавказа. М.: Гендальф, 2001. 180 с. С. 169.
15. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2003. 603 с.
16. Богомолов А.В., Данилов С.И., Семиволос И.Н., Яворская Г.М. Исламская идентичность в Украине: Пер. с укр. 2-е изд., доп. Киев: Стилос, 2006. 200 с. С. 105, 108-125.
17. Муратова Э.С. Ислам в современном Крыму: индикаторы и проблемы процесса возрождения. Симферополь: Эльиньо, 2008. 240 с. С. 184-190.
18. Ярлыкапов А.А. "Народный ислам" и мусульманская молодежь Центрального и СевероЗападного Кавказа // Этнографическое обозрение. 2006. № 2. С. 59-74.
19. Ярлыкапов А.А. Проблема ваххабизма на Северном Кавказе // Чорноморьско-Касшйский регюн: умови та перспективи розвитку: Мат-ли мiжнар. конф. Ки!в: Центр близькосхвдних дослвджень. 1998. С. 259-268.
20. Добаев И.П. Расколатая умма Северного Кавказа (I) // Фонд стратегической культуры: официальный сайт. URL: www.fondsk.ru/article.php?id=1520 (дата обращения: 16.12.2009).
21. Акаев В.Х. Суфизм в контексте арабо-мусульманской культуры: Автореф. дис. ... д-ра философ. наук. Ростов н/Д, 2004. 46 с. С. 5.
1 декабря 2009 г.
Статья подготовлена в рамках исполнения гранта Госнауки РФ "Моделирование процессов социальных взаимодействий и проблемы национальной безопасности Юга России", шифр "2009-1.1-306-077-004"
