CC BY
56
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 82.091
И. Н. Иванова, А. С. Сазонова
ГЕОПОЭТИКА «НОВОЙ СЕВЕРНОЙ ПРОЗЫ» В СОВРЕМЕННОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Статья посвящена актуальному в настоящее время направлению геопоэтике. Геопоэтика как научный метод позволяет рассматривать художественное произведение как систему геопоэтических образов и символов. В данной статье изучается геопоэтика «новой
северной прозы» в рассказах Дмитрия Новикова и Александра Бушковского.
Ключевые слова: геопоэтика, «новая северная проза», пространство, ландшафт, образ, символ, мифологема, мотив, миф.
I. N. Ivanova, A. S. Sazonova
GEOPOETICS OF «NEW NORTHERN PROSE» IN MODERN NATIVE LITERATURE
The article is devoted to a topical trend called geopoetics. The geopoetics as a scientific method allows to consider a work of art as a system of geopoetic images and symbols. This article examines the geopoetics of «new northern prose»
В последнее время в современном отечественном литературном процессе появилось такое направление, как «новая северная проза». Его основателями считаются Дмитрий Новиков, Яна Жемойтелите, Александр Буш-ковский, Ирина Мамаева. Писатель Д. Новиков объясняет причины появления нового направления тем фактом, что за последние годы в Карелии появился большой массив художественных текстов высокого уровня, имеющих общие черты. В первую очередь к этим чертам можно отнести:
• особое внимание авторов к географическому пространству;
• мифологизацию и символизацию пространственных образов;
• противопоставление городской и провинциальной культуры.
Эти особенности можно рассматривать при помощи геопоэтического подхода. Геопоэтика как метод изучения художественного текста позволяет наиболее глубоко и полно изучить художественные тексты «новой северной прозы», так как предполагает
in Dmitry Novikov and Alexander Bushkovsky's stories.
Key words: geopoetics, «new northern prose», space, landscape, image, symbol, mytheme, motive, myth.
выделение геопоэтических доминант, то есть господствующих компонентов, характерных для того или иного текста. Например, для «северной прозы» доминантой можно считать представление о Севере как о территории испытания. Попадая сюда, герой вынужден вступить в борьбу с суровым климатом, со своими страхами и, в конце концов, перейти на новый, более высокий, духовный уровень.
Главной чертой художественных текстов «новой северной прозы» можно считать их связь с географическим пространством. Д. Новиков в предисловии к книге Александра Бушковского отмечает эту особенность, сравнивая «новую северную прозу» с карельской осиной: «...так же и северная проза: медленно, мучительно прирастает она новыми словами, еще труднее - законченными произведениями. Мороз и снег, нехватка солнца, тяжелый авитаминоз - где брать ей силы, как не в упорстве и труде, в терпении? Но в результате этого процесса могут появиться такие яркие, светлые пронзительные книги, что порой захватывает дух и слезы выступают
ГУМАНИТАРНЫЕ И ЮРИДИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
на глазах» [6]. Пространство Русского Севера становится центральным образом и главным героем художественных текстов «новой северной прозы». При этом пространствен-ность здесь выступает как то начало, которое обусловливает зарождение и смысл художественного текста. Это ярко проявляется в рассказах Д. Новикова «В сетях твоих», повести И. Мамаевой «Земля Гай», рассказе А. Буш-ковского «Радуйся!».
В книге Д. Новикова центральное место занимает пространство Русского Севера. Все герои произведений отправляются на Север не случайно, каждый стремится к духовному совершенствованию. В рассказе «Глаза леса», главный герой Михаил отправляется на Север в поисках таинственного села Чаль-мны Варэ, причем как будто бы не по своей воле: «Не знаю, что за странная прихоть ведет меня на север. Она неодолима. И часто, опять собираясь, укладывая веши в рюкзак, думаешь со страхом и упованием - бесы ли манят, промысел ли божий. Так и мучаешься в сомнениях, пока не дойдешь до края, где открывается все. Там узнаешь благодарить или бежать» [3, с. 9]. На пути к цели герои сталкиваются с множеством испытаний (голодом, страхом). Так, несколько дней подряд Михаил не мог поймать рыбы, пока не попросил ее у Катьки, местного женского «беса». Только после этого им удалась рыбалка. В одном из эпизодов герой произведения Володя сталкивается с неизвестной силой: «Миша, мне в голову вошел парализующий шар! Я не мог двигаться. Я мог только лежать и звать тебя. Но ты спал. Тогда я испугался» [3, с. 31]. У героев присутствует постоянное ошушение, будто за ними кто-то наблюдает. Люди не понимают и страшатся могущества Севера. Интересно, что при описании красоты природы автор часто характеризует ее как страшную, пугающую, жестокую: «Фотографии смотрю здешних мест - красота такая, что страшно» [3, с. 21]. «Но уже чувствую, как страшно давит меня красота здешних мест» [3, с. 6]. Все эти испытания в рассказах ведут к очищению души героев.
С категорией пространства теснейшим образом связан мотив пути: «Герой совершает свои подвиги вне дома, в пути - дороге, отдельные участки которой мифологически отмечены (лес как сфера демонических существ, река как граница различных сфер, нижний
и верхний миры и т. п.)» [5]. Попадая сюда, герой вступает в борьбу со своими пороками, страхами, воспоминаниями, что позволяет ему пройти обряд очищения и инициации (переход на новый, более высокий духовный уровень). Обряду инициации способствует путь героев. В начале книги автор говорит: «...только в дороге ты по-настоящему честен перед Богом и собой. В любых других обстоятельствах зависимость от людских схем гнет тебя к земле. И лишь беря на себя всю радость бремени за дорогу к жизни или смерти, имея над головой всего лишь небо, а под ногами только землю или воду, ты становишься господин себе. И помочь тебе может лишь нательный крест, а помешать - лишь былые неправды. Все остальное - в руках, разуме и душе твоей. В дороге ты чист и потому силен и уязвим» [3, с. 18]. В другом эпизоде герой совершает убийство и отправляется скитаться в поисках смерти. Только на Севере, находясь на грани жизни и смерти, он понимает ценность жизни и приходит к спасению. Этот путь позволяет героям пройти процесс отчуждения от общества, от собственного прошлого и заняться духовным становлением. Причем очищение это совершается благодаря приобщению героев к окружающей природе. Например, в рассказе «Куйпога» герой произведения замечает: «Есть в северном лете какая-то жестокая сила. Она чем-то похожа на щедро украшенное рыбьей кровью резвое лезвие, которое без устали пластует тела, отбрасывает прочь всю нутряную смердь и одного добивается холодной своей силой - чистоты» [3, с. 40].
Пространство Севера характеризуется множеством оппозиций: добра/зла, жизни/ смерти, севера/юга и т. д. Автор произведения отмечает неоднозначность восприятия образа Севера: с одной стороны, он ассоциируется с пространством тишины и покоя, с другой -с пространством испытания. Это видно при его описании в рассказе «Жабы мести и совести»: «Когда едешь на Север, то ожидаешь какой-то спокойной ясности: светлых задумчивых озер, еловых и сосновых лесов, снега и камня, прочего умиротворения. Но Север правдив и жесток» [3, с. 81]. Образ Севера характеризуется также антиномией добра и зла. В рассказе «В сетях твоих» он изображается как место борьбы между ангелами и бесами: «На севере многие меняются. Мно-
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
гое проясняется. Не зря здесь битва бесов с ангелами. Тихая такая. Постоянная. Без времени пространство» [3, с. 309]. Герои рассказов отправляются на Север для очищения от земных бесов. В книге автор изображает и религиозную оппозицию. Коренные жители неоднозначно относятся к ортодоксальному православию. Не однократно в диалогах указывается на чужеродность этой религии:
- «Македоныч, а вот у отца Митро-фана мы были. Вроде ничего мужик, церковь восстанавливает, книги пишет. Вы как к нему в деревне относитесь?
- А плохо относимся, - без заминки, как о давно решенном, отозвался старик.
- Почему? - я сильно удивился.
- Да понаставил всюду крестов своих, новых, не наших» [3, с. 364-365].
Бинарная оппозиция предполагает наличие границы между «своим» и «чужим» мирами. Такой границей выступают образы реки, озера, Белого моря. Это представление восходит к мифологии, где стихия воды выступает в качестве проницаемой границы и перехода между верхним, средним и нижним мирами. В художественных текстах «новой северной прозы» реки - место обитания бесов (например, Катька в рассказе «Глаза леса»). Местные жители к воде относятся как к одухотворенной силе, они подчиняются ей. Не зря в рассказе «Беломор» вдова говорит: «Мужа море вчера взяло» [3, с. 111]. А. Буш-ковский также изображает водную стихию как сакральное место: «Хозяин воды не шутит осенью. Выгребешь из пролива между островками на открытую воду, а он толкнет серой волной в дощатый борт и развернет лодку обратно к берегу. Не послушаешь, заупрямишься, он ударит черной» [1]. В рассказе «Куйпо-га» Д. Новиков показывает оппозицию север/ юг в сравнении запаха северного и южного моря: «...на юге он был сильный, пряный, тяжелым потоком несущийся от воды, от гальки покрытого берега, от куч, выброшенных на пляж гниющих водорослей. А здесь если и было что-то похожее, то совсем слабое, еле уловимое, призрачное и обманчивое. Какая-то граница, грань между жизнью и смертью, добром и злом, та, которую постоянно ищешь, иногда натыкаешься, но никогда не можешь устоять, удержаться на ней» [3, с. 43].
Наличие границы способствует отделению пространства «зла» от пространства
«добра». Так, в рассказе «В сетях твоих» автор изображает милиционеров как бесов в человеческом обличье: «Ты заметил, что у креста поморского они стояли? Со стороны тундры, а не моря. И словно границу перейти не могли, все здесь вошкались» [3, с. 309].
Еще одной характерной чертой «новой северной прозы» является противопоставление городской и деревенской жизни. Ирина Мамаева, говоря о «северной прозе», пишет: «Хочется обособиться от Москвы, писать о Севере, о его людях, которые совершают свой маленький подвиг, об их жизни» [2]. В рассказах «Строить!», «Змей (Голос внутренних озер)» Д. Новикова ярко изображается эта оппозиция. Главный герой решает построить дом в деревне и подробно описывает этот процесс. Местные жители не сразу принимают героя. Лишь спустя три года сосед Коля показывает, где находится заветное озеро. Со временем герой произведения приобщается к деревенской среде и начинает по-другому относиться к природе. Например, при описании озера он говорит: «...будто царевну заповедную незваному гостю показывал. А она такая красавица да скромница - лишний раз подуть страшно - как бы не навредить» [3, с. 263]. Жители деревни верят в одухотворенность природы. Прежде, чем срубить сосну, они обращаются к стволу дерева: «Извини, ты нам нужен» [3, с.203]. Автор постоянно подчеркивает любовь местных жителей к труду. Именно благодаря ему главный герой приобщается к местной среде: «Ну и что - ныла спина от многочисленных наклонов. Пусть лес воспримет это как благодарность, как поклоны низкие ему за чудесное и бесплатное сокровище» [3, с.189].
В повести Ирины Мамаевой «Земля Гай» также противопоставляется «свое» и «чужое» пространство. В произведении показана история небольшой деревни - Гай. Когда-то здесь был леспромхоз, но после его закрытия деревня стала разоряться и беднеть, многие люди в поисках работы и жизненной цели переехали в города. Оставшиеся жители также хотят покинуть деревню. Город в их представлении представлен как некое утопическое место, в котором нет горя и забот. По стечению обстоятельств ни у одного из героев не получается покинуть деревню. Так, Михайловна во сне сжигает деньги, отложенные на переезд, у Егора их крадет цыган Василий.
ГУМАНИТАРНЫЕ И ЮРИДИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
К концу повести герои понимают, что их истинное место в родной деревне и находят в ней смысл своей жизни. Интересно описывается деревня в начале и в конце произведения. Так, в начале повести в сознании героев описывается разрушенная, обедневшая, вымирающая деревня: «...Когда попадаешь сюда первый раз, особенно в неважную погоду, кажется, что все здесь спит, стоит - не шевелится, что времени здесь нет, а только пространство - сирое, убогое, брошенное, потустороннее» [4, с. 6]. В конце повести Егор описывает ее уже по-другому: «Вот он - наш Гай. Милый, знакомый до боли, родной. Политый слезами. Потом и кровью людскими. Долгими северными дождями. Такой, какой он есть, такой, каким видим его мы. Здесь дом наш, здесь - жизнь наша, здесь - все, что у нас есть, и все, что нам надо. Доля наша, наша ноша - подарок наш и благословение.
Это неправда, что мы не построили свое светлое будущее. Мы все сделали как надо. Мы выжили, выстояли, мы стали не та-
кими, какими были, - лучше, крепче, человечнее. Иногда победу трудно отличить от поражения. Внешне, глядишь: все плохо, все развалилось, разошлось по швам. Заглянешь в нутро - а там, под шелухой, плод созрел. Ведь ничего просто так не бывает - с болью, с муками, но зачем-то» [4, с. 89].
Таким образом, главной особенностью «новой северной прозы» является ориентация художественных текстов на географическое пространство. Человек в произведениях словно отходит на второй план. Чувства, мысли, прошлое и будущее героев становится всецело зависящим от окружающей их природы. Пространство Севера имеет сложную и неоднородную структуру, оно формируется из бинарных оппозиций добра/зла, жизни/смерти, города/деревни. Главные герои проходят «новой северной прозы» проходят некое перерождение, что обусловлено природой Севера, тяжелыми климатическими условиями и замкнутостью территории.
Литература
1. Бушковский А. Радуйся! // Журнальный зал. - «Октябрь». - 2011. - № 9. [Электронный ресурс] URL: http://magazines.russ.rU/october/2011/9/bu5.html (Дата обращения 26.05.2015).
2. Интернет-журнал «Лицей». [Электронный ресурс] URL: http://gazeta-licey.ru/literature/6146-tixaya-revolyucziya-video (дата обращения 20.05.2015).
3. Новиков Д. Г. В сетях твоих. - М.: Эксмо, 2014.
4. Мамаева И. Л. Земля Гай [худож. - Аида Сидоренко]. - М.: Вагриус, 2006.
5. Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. - М.: РГГУ, 1994.
6. Павел Басинский. Не вреден Север для меня. [Электронный ресурс] URL: http://www. rg.ru/2013/11/18/provinzia.html (Дата обращения 27.05.2015).
