CC BY
23
УДК 1
DOI 10.24147/1812-3996.2021.26(3).37-44
ГЕОМЕТРИЯ ПАРАЛОГИКИ. РИТОРИКА, ЛОГИКА, ИНТУИЦИЯ
Г. Ч. Синченко1, Е. Ю. Воробьева2
1 Омская академия МВД России, г. Омск, Россия
2 Сибирский институт бизнеса и информационных технологий, г. Омск, Россия
Аннотация. Тезис Ю. М. Лотмана о единой аналоговой природе творческого мышления получил продолжение в идее паралогики как смежного с логикой феномена. Этот подход может быть усилен инверсией, позволяющей охватить поле творчества концепцией паралогики, в которой сочетаются риторика, логика и интуиция. Логика и интуиция представимы в виде особых случаев паралогики, достигающих ее краевых значений. Риторика широко использует не притязающие на логическое нормирование смысловые переносы, прибавления, убавления и перестановки, преобразующие концепт А в В. Ужесточение требований к сопоставлениям и императив интерсубъективной демонстративности перехода от А к В устремляют мысль к логическому полюсу. Имплицитные риторические и эксплицитные логические опосредствования и конвенции находятся в отношении инверсии с непосредственным усмотрением А как В, т. е. интуицией. Такая трактовка укладывается в общую тенденцию перехода к коммуникативной модели рациональности и обеспечивает известную экономию средств экспликации взаимодействия формализуемых и неформализуемых моментов познания.
PARALOGIC GEOMETRY. RHETORIC, LOGIC, INTUITION G. Ch. Sinchenko1, E. Yu. Vorob'eva2
1 Omsk Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Omsk, Russia
2 Siberian Institute of Business and Information Technology, Omsk, Russia
Abstract. The idea by Yu.M. Lotman concerning the analog nature of creative thinking was continued in the idea of paralogic as a phenomenon adjacent to logic. This approach can be strengthened by means of inversion making it possible to represent creativity through such a concept of paralogic in which rhetoric, logic and intuition complement each other. Logic and intuition can be found out as particular cases of paralogic reaching its edge values. Rhetoric widely uses voluntary semantic and verbal shifts, additions and subtractions converting some concept A to concept B. Tightening of the comparisons and the imperative of intersubjective testimony of the transition from A to B approximates the thought to the logical pole. Implicit rhetorical and explicit logical mediations and conventions are in relation of inversion with the direct discretion of A as B, i. e. intuition. This interpretation fits into the trend of transition to the communicative rationality model and provides some crucial savings of formalized and non-formalized cognition components explication.
Информация о статье
Дата поступления 16.06.2021
Дата принятия в печать 13.10.2021
Дата онлайн-размещения 01.12.2021
Ключевые слова
Гетерология, логика, паралогика, риторика, интуиция, разум, язык
Article info
Received 16.06.2021
Accepted 13.10.2021
Available online 01.12.2021
Keywords
Heterology, logic, paralogic, rhetoric, intuition, reason,
Практически в каждом учебнике логики можно прочитать, что паралогизм - это непреднамеренная логическая ошибка. По-древнегречески пара означает около. Чтобы не проводить различия между находящимся в окрестностях логики паралогизмом и отрицающим ее алогизмом, надо быть логическим ригористом, замечающим в самом микроскопиче-
Максимально и минимально кривое есть не что иное, как прямое.
Николай Кузанский
ском отклонении от жестких логических норм коррупцию, т. е. порчу и совращение, мысли. В настоящей статье мы выступаем сторонниками альтернативного подхода, вписывающегося в общие тенденции перехода к коммуникативному пониманию рациональности и налагающего запрет на смешение алогичных конструкций с паралогическими. Ало- 37
гизмы - это бракованные логические «изделия». Для характеристики же паралогического регистра умственной активности логических критериев недостаточно, а потому ригористическая установка мешает делу. Логический ригоризм долгое время играл роль ядра рационального («правильного», методически организованного, научного) мышления, но времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
Мир стал более тесным, интенсивным, пестрым, «семиургичным» (Ж. Бодрийяр), и - что уже аксиоматично - в его трактовке язык занял место онтологической константы, принадлежавшее разуму, а еще раньше Богу. Постструктуралистские максимы «нет ничего, кроме текста» (Ж. Деррида) и «все в конечном счете - политика» (Ж. Делёз) успели стать трюизмами и поизноситься; в наши дни их стоило бы, по меньшей мере, перелицевать в «...кроме гипертекста» и «.геополитика».
Текст - претворение речи, речь - движение языка, язык - место и способ встречи с Другим. По словам Э. Левинаса: «Радикально Иное - это Другой. Он ускользает от моих притязаний, даже если находится в моем распоряжении. Отношение Самотождественного и Другого. осуществляется изначально в виде речи, где Самотождественный, сконцентрированный в самости своего "я", - неповторимого, автохтонного существа, - выходит за собственные пределы» [1, с. 78].
Через замысловатые философские обороты проступают простые вещи: язык - «субстанция» диалогичная, и коль скоро он есть, согласно заштампованному выражению М. Хайдеггера, «дом бытия», то даже в хижине Робинзона обитает не голос, а голоса. А. Челентано поет: «Solo io solo tu (Только я, только ты)», - и два «только» образуют «вдвоем», как мы отнюдь не произвольно переводим название песни «Soli». Гетерологичность (от др.-греч. «ёт£рор> - другой) мира - обратная сторона его «филологично-сти»1. Просвещенческая субъективность уступила интерсубъективности роль философской парадигмы, рациональность не «покончила с собой», но перешла на коммуникативную модель, разум осваивается в гетерологическом измерении. Гетерологика же не может не быть паралогикой.
Скажем, в риторике существует так называемое правило Сократа: чтобы подготовить нужный ответ собеседника, рекомендуется сначала задать ему два безобидных вопроса, на которые он не сможет не откликнуться положительно. Очень приятно, если соглашаются с тобой, но если соглашаешься ты и это тебе ничего не стоит, то это тоже способствует мир-
ному настрою и желательному для организатора диалога результату2. И когда сотрудники кол-центра какого-нибудь банка, склоняя оформить кредит, вкрадчиво внушают: «Согласитесь, это ведь привлекательно - получить дополнительные свободные средства.», - они механически обкатывают на клиентуре «лайфхак» великого спорщика. В то же время в рамках традиционной логики данный прием нейтрален, ибо в ней Другой обычно присутствует на заднем плане или полностью выносится за скобки3, она больше о том, как с помощью людей обрабатывать мысли, зафиксированные в слове, чем о том, как обрабатывать людей с помощью зафиксированных в слове мыслей.
То, на что мы обратили внимание, известно давно. А тот факт, что на такие вещи обращают внимание, ища за ними некий философский смысл, может трактоваться в рамках более широкого, чем прежде, понимания логики, в котором наряду с логикой доказательства предусмотрено место для логики аргументации. Не имея тотальных возражений против такой интерпретации, но, с другой стороны, остерегаясь чрезмерно расширять логос за счет пафоса, мы будем считать схемы обозначенного выше типа нелогическими, а причину их действенности связываем с тем вряд ли требующим обоснования обстоятельством, что человек не является чистой логической инстанцией. «У всякого есть свой задор» (Н. В. Гоголь), и даже чтобы посвятить себя чистому познанию, оно само должно стать аффектом, писал еще Б. Спиноза. Следствие: логика звучна, когда ее голос «знает свое место» в ансамбле, где звучат и другие, сейчас под нее подстраивающиеся, а в следующую секунду перехватывающие ведущую партию голоса. И как только в семиотике на заметное место выдвинулась прагматика, изучающая знаки в аспекте их использования субъектами, осознание неоспоримого, но неабсолютного значения логики в общем пространстве коммуникации получило решающий характер.
Логика, особенно с того времени, как аналитическая философия усмотрела в ней структуру языка науки, с точки зрения четкости формы и однозначности содержания должна была бы стать эпистемологическим эталоном. Но логицистский проект не достиг цели ни в метаматематике, ни в философии науки. Общеизвестно, что логика изобилует искусственными языками, их в ней ничем в принципе не ограниченная и неуклонно растущая масса. Тонкость в том, что чем рафинированнее язык, тем острее вопрос, о чем на нем говорится. «.Одни лишь правила
"логического синтаксиса" и "логической семантики" не позволят понять ни единого связанного с миром значения, которое, тем не менее, нечто говорит пользователям языка», - пишет известный немецкий философ К.-О. Апель [2, с. 42]. Поскольку любой формализованный язык «вылеплен», в конечном счете, из естественного материала, постольку интерпретация формул предполагает движение вспять, к ресурсам естественного языка и структурированного в нем базисного когнитивного слоя.
Таким образом, всегда предопределено возвращение к истокам. Э. Гуссерль, пришедший в философию из математики и выступивший с проектом феноменологии как строгой науки о явлениях сознания, императивом которой выступало воздержание от высказываний о находящихся за горизонтом сознания вещах, неслучайно в поздний период творчества обратился к понятию жизненного мира - первичного слоя донаучных данностей, на чьем фундаменте формируется любая теоретическая установка, следовательно, и его собственная.
Вряд ли жизненный мир весь без остатка «упакован» в язык, однако без естественного языка его для нас нет. Каким способом упакован? П. Я. Чаадаев, ум с «медвежьей хваткой», как охарактеризовал его В. В. Бибихин, обронил ремарку, которой последний уделил повышенное внимание (см.: [3, с. 48-49, 59]): «Никто не может сказать, при помощи каких приемов народ создал свой язык. Но несомненно, что это не был ни один из тех приемов, к которым мы прибегаем при наших логических построениях. Сверх того, первобытный человеческий язык несомненно явился на свет разом, и это по той простой причине, что без слов нельзя мыслить. именно в этих поразительных явлениях таинственно заключены самые творческие приемы человеческого разума.» [4, с. 183-184].
Двести лет отделяют нас от Чаадаева, а проблема не снята. И все же в XX в. стартовало исследование языка в качестве гносеологической «машины» - подход, который современников Чаадаева шокировал бы, на что, не подразумевая русского мыслителя и маловероятно, что будучи осведомленным о его наследии, указывает Апель (см.: [2, с. 33]). Фило-софско-логический анализ языка науки перерос в аналитику языка естественного, а послевоенный языковой поворот вызвал из забвения риторику -уже как неориторику, теорию и практику коммуникативного сосуществования в новом мире4. Вследствие этого между ней и монологичной классической рациональностью наметился зазор, освещен-
ный и заполненный идеей Ю. М. Лотмана: «Риторика свойственна научному сознанию в такой же мере, как и художественному. В области научного сознания можно выделить две сферы. Первая - риторическая - область сближений, аналогий и моделирования. Это сфера выдвижения новых идей, установления неожиданных постулатов и гипотез, прежде казавшихся абсурдными. Вторая - логическая. Здесь выдвинутые гипотезы подвергаются проверке, разрабатываются вытекающие из них выводы, устраняются внутренние противоречия в доказательствах и рассуждениях. Творческое мышление как в области науки, так и в области искусства имеет аналоговую природу и строится на принципиально одинаковой основе - сближении объектов и понятий, вне риторической ситуации не поддающихся сближению. Из этого вытекает, что создание метари-торики превращается в общенаучную задачу, а сама метариторика может быть определена как теория творческого мышления» [5, с. 175-176].
Термин «паралогика» в цитированной статье Лотмана отсутствует и появляется у идущего за ним Е. В. Клюева. Вводя его не в негативном, а в реабилитированном значении, исследователь подчеркивает: «.Паралогика легко могла ощущаться в качестве смежной области - смежной по отношению к логике. Речь идет не о двух областях речевой практики, в одной из которых законы построения высказывания используются только и исключительно "со знаком плюс", в то время как в другой - только и исключительно "со знаком минус". для разных видов речевых ситуаций тот или иной тип использования законов построения высказывания можно рассматривать лишь как тенденцию или как своего рода вектор, задающий основное направление речевой ситуации» [6, с. 168-169]5.
Е. В. Клюев сделал перспективный ход, который, однако, несколько тематически заужен контекстом речевой ситуации. Концепция паралогики, если продолжать ее развивать, позволяет намного больше, чем снизить давление логической эпистемы на паралогические интеллектуально-речевые акты и признать за ними относительную целесообразность. Отталкиваясь от продуктивной идеи о едином механизме построения высказываний в логическом и риторическом форматах, мы расширяем понимание паралогики и вводим конвенцию, согласно которой не паралогика смежна с логикой, а логика выступает частным случаем паралогики, в которую входит и риторика (а также интуиция, о чем ниже).
Оперирование этим допущением требует «переключения гештальта». Риторическим каноном постулировалось, что сначала оратор должен мыслить логически адекватно, а затем, уже овладев знаниями о предмете речи и расположив их линейно, вправе решать, какие «логические вольности» оправданы в вербальной плоскости: где в целях образности пригодится метафора, где усилению контраста поможет антифразис и т. п. Якобы все это сводится к выражению такого содержания, которое предшествует фигуративной практике и от нее не зависит.
Несмотря на то что в техническом плане канон сохраняет работоспособность, его философские предпосылки устарели. Лингвистика, начав с прозорливого замечания В. фон Гумбольдта о языке как средстве не только изложения, но и открытия истины, выработав усилиями Ш. Балли тезис о всеобщей метафоричности языка, испытав влияние концепции Р. Якобсона о метафоре и метонимии как механизмах, распространяющихся на самый широкий круг видов знаковой деятельности, и т. д., к 80-м гг. XX в. прошла путь, позволивший ей поучаствовать в развитии междисциплинарного подхода, который получил название когнитивной науки. На роль девиза нового взгляда на традиционные объекты риторического анализа подходит высказывание Дж. Ла-коффа и М. Джонсона: «Метафоры как выражения естественного языка возможны именно потому, что они являются метафорами концептуальной системы человека» [7, с. 27].
Трудно избавиться от впечатления, что эволюция метафоры двигалась словно по ленте Мёбиуса. Выйдя две с половиной тысячи лет назад из пункта «вербальный наряд от кутюр для мысли», под занавес прошлого столетия она достигла пункта «замаскированная в речи ментальная структура», т. е. вернула метафору на прежнее место, однако с противоположной стороны. Тем самым было положено начало переформатированию концепции фигур в целом. Уже давно издаются работы, посвященные когнитивной интерпретации метонимии, как исследовательские, так и обзорные (см., напр.: [8]), и не только за рубежом, но и в России (см., напр.: [9]); один из авторов настоящей статьи еще в начале 2000-х гг. проводил мысль, что чем-то значительно более существенным, нежели острая приправа к речи, может оказаться оксюморон (см.: [10, с. 179-218]).
Если мысль не выкладывается в готовом виде во внешнее для нее паралогическое измерение речи, а формируется в нем изначально, то, полагаем, и тезис о паралогической природе логики, звуча
странно, не звучит бессмысленным: это просто следствие вынужденности критического обсуждения ло-гоцентризма с помощью логоцентричного словаря. И все же подкрепим наш тезис.
Один из краеугольных камней системы законов формальной логики - закон тождества A = A. Тождество транзитивно: если A = B, а B = C, то A = C. Напротив, в риторике не все, но многое основано на подобии A ~ B, которое, строго говоря, не транзитивно. Как следствие, узнавая во внуке и деда, и внучку, по внучке не всегда можно догадаться, кто их общий с внуком дед: если A ~ B и B ~ C, то неверно, что A ~ C. Основанный на этом и не укладывающийся в логический норматив обобщения понятий принцип концептуализации Л. Витгенштейн назвал семейным сходством. И у последнего есть занимательные частные случаи.
Допустим, некому фокуснику несказанно повезло: он нашел и нанял трех однояйцевых близнецов. Если бы они были тождественными в самом тесном значении слова «тождество», какое только мыслимо, то это были бы не близнецы, а один человек. Фокуснику такое не интересно - ему интересно поставить фокус так, чтобы за одно лицо публикой принимались три. Чем даровитее и мастеровитее фокусник, тем вернее, что в механизме презентации циркового номера подобие отождествимо с тождеством.
Мы готовы купить билеты, но не готовы поверить маэстро: и он иллюзионист, и то, что он нам предъявил, всего-навсего впечатляющий розыгрыш. Пусть так. А правовая реабилитация (скажем, отождествление судимого и несудимого посредством снятия или погашения судимости) - это «всего-навсего» властная юридическая фикция. И как среди фикций встречаются социально полезные, так среди иллюзий попадаются конструктивные. Иллюзия иллюзии рознь: одна - просто иллюзия, другая - иллюзия обмана...
Изменим вектор и подойдем не к тождеству со стороны подобия, а к подобию со стороны тождества. На закон тождества опирается операция определения понятий. В ней определяемое понятие A (дефиниендум) отождествляется по объему с определяющим понятием B (дефиниенс): «Правоспособность (A) есть (по определению то же самое, что) способность лица быть носителем прав и обязанностей (B)». При этом, гласит логическое правило, дефиниенс уже должен быть известным. Если отнестись к ситуации въедливо и настаивать, что известное - это предварительно правильно определенное (давайте сначала определим «способность», «лицо», «носитель».), то одно из двух. Либо цепь
дефиниций никогда не закончится - ошибка определения неизвестного через неизвестное в любом на данный момент последнем звене, либо на некотором шаге дефиниенс «уткнется» в дефиниендум -ошибка круга в определении.
Определительное совершенство - явление местного масштаба. Высвеченные дефиницией семантические связи достигают периферии и недр контекста, и какие бы интегративные эффекты в нем ни возникали, приходится признать, что, во-первых, вербальные определения коренятся в так называемых остенсивных - указаниях вроде «прозрение есть это», «карандаш есть то», во-вторых, во всякой дефиниции, обыденные и примелькавшиеся не исключение, присутствует момент декларативности.
Остенсивные отсылки неформализуемым образом отождествляют нетождественное, ибо яснее ясного, что «это» говорится вместо «это и такое же», а «.такое же» не говорится вместо «.примерно такое же». В прозрение вообще не выйдет «ткнуть пальцем» - придется в стотысячный раз рассказать, допустим, о «вещих снах» творцов науки и искусства. В карандаш ткнуть можно, но он окажется зеленым (или синим), а дефинитивно охватить требуется также синие (зеленые) и всех прочих цветов.
Что касается деклараций, то из них неустраним аспект условности, и даже тривиальная на первый взгляд констатация сложившегося значения слова оставляет зазор подвижности узуса, не говоря уже об индивидуальных речевых актах. Как ни определяй «хлеб», дефиниция будет либо мертворожденной, либо резервирующей ситуации разного рода: и такие, где приемлемо распространение этого слова на, например, японские рисовые лепешки, называемые «мути», и противоположные. Это неизбежно хотя бы в силу того, что термин в процедуре его определения и тот же термин в процессе его употребления находятся в отношении дополнительности, а не содержательной идентичности.
«Нет ничего более фундаментального для мышления и языка, - утверждал У. В. О. Куайн, - чем наше ощущение подобия» (цит. по: [11, с. 15]). Дефиниции так или иначе препарируют именно это отношение, чтобы «извлечь» из него тождество. В таком случае тождество - не уплотненное ли оно подобие, предельный его случай? Поскольку же сближение неодинакового и разъединение близкого традиционно числятся за риторикой (причем здесь парало-гичность таких операций не скрадывается, а афишируется), постольку логику можно изобразить в качестве «угасшей» риторики. Или, чтобы отсечь совер-
шенно ненужную якобы негативно-оценочную окраску и принижение первой, сформулируем мысль так: логика есть риторика с нулевой гносеологической кривизной6. Для истолкования сказанного нужен третий член сравнения - интуиция.
Еще раз прибегнем к аналогии. Есть геометрия Римана: сумма внутренних углов треугольника больше 180°, через точку, не принадлежащую прямой, нельзя провести ни одной прямой, ей параллельной. Есть геометрия Евклида: сумма равна 180°, можно провести только одну такую прямую. И есть геометрия Лобачевского: сумма меньше 180°, таких прямых как минимум две. Геометрия с положительной гауссовой кривизной (риманова) коррелятивна риторике, с нулевой (евклидова) - логике, с отрицательной (геометрия Лобачевского) - интуиции.
На положительной кривизне творческого поиска увлеченный авиацией ученик реального училища сталкивается на улице с нетрезвым прохожим. Один глаз подбит, другим, по разным источникам, прохожий то ли смотрит «свирепо и весело», то ли подмигивает юноше. Независимо от этих нюансов юноша, впоследствии академик А. А. Микулин, находит зерно решения технической проблемы безопасности полетов. Кривизна познания здесь велика в том смысле, что сопоставляемые явления чрезвычайно, до анекдотичности, далеки: винопийца с одним заплывшим и вторым озорным глазом на одном полюсе, два магнето, вырабатывающих электрическую искру для двигателя, на противоположном.
Когда познавательная кривая спрямляется, чего можно добиться на некотором конечном отрезке с помощью аргументативной аппаратуры, иногда очень изощренной, получаем логичность в ее привычном облике. Э. Уайлс доказывает великую теорему П. Ферма, спрессовав триста пятьдесят лет мозгового штурма в сто двадцать страниц формул (примерно вдвое короче доказательство Г. Я. Пере-льманом гипотезы А. Пуанкаре). Путь, прямой в смысле логичности, естественно, не самый короткий и быстрый и совсем не обязательно рутинный. Главное, что на нем всякий последующий шаг максимально подготовлен предыдущими и эксплицирован способом, рассчитанным на предельную однозначность и имперсональность. И как нельзя выговорить второе слово, выговаривая первое, как нельзя поместить всех близнецов в бутафорский ящик, сколоченный по мерке одного, так нельзя, разворачивая цепь логически выверенных действий, активировать сразу несколько пунктов смысловой интенсивности, лежащих на разных линиях, или же пучок ли- 41
ний понимания, проходящих через общий им пункт. За внятную конечную доказательность приходится расплачиваться ослаблением лично переживаемой безграничной многомерности, за многомерность -ослаблением обезличенной доказательности7. Поэтому продвигаться логически сообразно трактуемому предмету (в этом смысле - параллельно ему) к точке демонстрируемого тезиса можно по единственной интеллектуальной прямой. По другой тоже допустимо, но уже в следующем доказательстве, а не в данном.
Но вот кривизна «выворачивается наизнанку», и решение проблемы приходит внезапно, в порядке озарения, т. е. интуитивно в предельно концентрированном смысле слова. Очень близко к «геометрии Римана», да и момент логического скачка, казалось бы, свидетельствует в пользу однотипности ситуаций, но обратим внимание на нюанс: критически важные для риторики термины сопоставления явлений из качественно различных предметных областей утрачивают свою роль. Змея из сна Ф. А. Кекуле, «открывшая» ему циклическую формулу бензола - это, если понимать мемуар Кекуле дословно, не змея, а атомы, которые сплелись наподобие змеи: «Атомы снова запрыгали перед моими глазами. На этот раз две небольшие группы скромно держались на заднем плане. Мой умственный взгляд мог теперь различить длинные ряды, извивающиеся подобно змеям. Но смотрите! Одна из змей схватила свой собственный хвост.»
Во избежание упрека в профанации истории науки оговариваем: мы всего лишь читаем выдающегося химика буквально, а сам этот хрестоматийный эпизод приводится не только в бульварной, но и в солидной, академически «сухой» литературе (см., напр.: [14, с. 289]). И, конечно, мы далеки от мнения, что достаточно «удачно» задремать, чтобы очнуться знаменитым.
Более того, озарение как привычный психологический маркер интуиции можно вычеркнуть из рассмотрения, суть дела от этого не изменится. В феноменологически акцентированных «Картезианских размышлениях» М. К. Мамардашвили предпринимается депсихологизация состояний сознания. В результате интеллектуальная интуиция раскрывается в качестве усмотрения в одном действии, простом и чистом (т. е. без логических переходов), того, «чего мы не можем не знать, если будем думать» [13, с. 89]. При этом лейтмотивом «Размышлений» выступает движение по прямой. В то время как в характеристике личности Декарта это еще можно расце-
нивать в качестве художественного приема, в аспекте анализа cogito «прямую линию» уже никак нельзя брать в переносном смысле ввиду того, что она выступает системообразующим фактором того, что у Мамардашвили называется установившимся движением мысли: свобода - это несворачивание с мысли, быть в одной мысли значит быть на прямой линии, а «прямая - это не абстракция сравнения разных движений, а всеприсутствие именно прямого "там". Точно так же всеприсутствует "я" или мысль». «...У вас малюсенькое окошечко, - говорит философ, - а вы его раздвинули и смотрите туда, в образовавшийся проем - и перед вами громадная область, в которой в "вечном настоящем" взаимодействуют, перекликаются и корреспондируют массы связей, предметов, моментов и состояний. Так вот, именно это, согласно Декарту, и не может склониться или отклониться, это нельзя сбить потоком» (см.: [13, с. 56, 61, 66, 138 и др.]).
Таким образом, в момент, когда «я» избегает потока (психологического напора) и удерживает себя на прямой, ему открывается «громадная область». Разве это не означает, что именно благодаря тому, что «я» не сворачивает с прямой, оно оказывается в точке пересечения множества параллельных линий, т. е. находится на нескольких прямых, как если бы пребывало в движении по всем сразу, не сворачивая ни на одну?
Х. Ортега-и-Гассет, еще один большой философ, анализировавший Декарта, эффектно заметил: «Интуиция - самая немистическая и немагическая вещь на свете; она означает просто такое состояние ума, при котором некоторый объект присутствует перед нами». Заметил - и тут же себе возразил: «.В интуиции всегда содержится больше того, что мы мыслим» [15, с. 116, 119]. Суммируя, получаем примерно следующее: когда «я» находится в «пространстве интуиции», оно мыслит сверх того, что мыслит, или снова: устанавливается в движении на прямой, через которую проходят другие параллельные ей прямые.
Полагаем, продемонстрированные выше «геометрические интерпретации» различных режимов разрешения познавательных проблемных ситуаций помогают, толкуя риторику в обновляющем ее паралогическом ключе, охарактеризовать в виде особых случаев паралогики, достигающих ее «краевых значений», также логику и интуицию. Центральный домен паралогики, риторика, широко использует не притязающие на логическое нормирование смысловые переносы, прибавления, убавления и перестановки, благодаря которым некоторое смыслорече-
вое образование А трансформируется в В. Ужесточение требований к сопоставлениям и императив интерсубъективной демонстративности перехода от А к В устремляют мысль к логическому полюсу. Имплицитные риторические и эксплицитные логические опосредствования и конвенции находятся в отношении инверсии с непосредственным усмотрением А как В, т. е. интуицией. Возможно, слово «логика» в составе «паралогики» теперь смотрится лишним - на вкус пуриста. С более же мягкой позиции почему бы не принять к сведению, что и геометрия давно не замкнута на землемерие, вопреки чему бережет в своем имени почвенную связь с землей-Геей?
Разумеется, значительная часть проведенных рассуждений опирается на образное сравнение, в котором тождественного не больше, чем нетождественного. Вопрос не в том, что сравнение условно: оно всегда условно. Вопрос в том, что мы приобрели за плату условностью. А приобрели мы экономию и простоту. Не надо первой области, не надо смежной с ней второй области и непонятно как скоординированной с обеими таинственной интуиции. Интуиция остается неформализуемой, но отныне в границах общего диапазона, где часть лингвокогнитивных актов стремится к одному пределу, часть - к противоположному, а остальные находят себе место ближе
к середине. При этом все три «геометрии» действуют сообща и передавая друг другу эстафету. Предлагается не столько новая онтология или тем более психология познания, сколько интегрированный способ описания8, исходящий из современной социокультурной ситуации. Главное, что на этом базисе можно пытаться интерпретировать, объяснять, понимать, сделав по пути Лотмана следующий шаг и собрав воедино то, что еще выглядит разрозненным. Так, риторика ни в коем случае не сводится к построению аналогий и заменам по критерию подобия. И если считать ее ядром паралогики, то открывается возможность развить более богатую, чем намечено в метариторическом тезисе Лотмана об аналоговой природе творческого мышления, концепцию последнего во всех режимах его функционирования. Познавательный ресурс паралогики не заканчивается переистолкованием понятия о ней.
Остается еще один вопрос: какое место в предложенной схеме отводится логическим оплошностям (алогизмам) как таковым? Они сами пристроятся к месту - если не в схеме, то в жизни, ибо человеку по-прежнему свойственно ошибаться. И все-таки поскольку человек есть, так сказать, мыслящее тело, постольку их будет тем меньше, чем яснее все мы будем понимать, что гигиена тела не заменяет гигиены мышления.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Если понимать «гетерос» как другое, то гетерология - учение о множественности, а если как Другой, то учение о соприсутствии. Мы останавливаемся на втором толковании не в силу этимологии, но и не сбрасывая ее со счета. Тяжелая македонская кавалерия называлась «гетайры» (друзья, сотрапезники, ср. рус. «дружина»), а гетера была для древних эллинов не вполне тем, чем для нас, а и «Таис Афинской» - независимой, обворожительной, талантливой и образованной женщиной (этимологически - подругой, спутницей, ср. укр. «дружина» - супруга).
2 Известна точка зрения, что данный эффект поддерживается гормонально.
3 Отдельные исключения (раздел, посвященный логическим ошибкам доказательства etc.) принципиального значения не имеют.
4 К ограниченной роли логики в общении риторика была готова еще с античных времен благодаря сформированной Аристотелем триаде средств убеждения «этос - пафос - логос».
5 Паралогикой обобщенно называются также системы паранепротиворечивой и параполной логики. Является ли совпадение случайным и чисто внешним - тема отдельной дискуссии.
6 А. П. Огурцов писал о риторике науки как новом философском подходе к науке, в котором «логикой концептуализации предстает, логика аргументации, теорией текста - теория нарративов, концепцией научной коммуникации - риторика, основной единицей анализа - научный дискурс и дискурсивные практики» [12, с. 68 и др.]. Разворачиваемые нами соображения коррелятивны этому, но не ограничены научным познанием и учитывают диалогичность только как внутреннюю форму мышления безотносительно к реальной коммуникативной активности мыслящих существ.
7 Вероятно, ввиду этого «Картезианские размышления» М. К. Мамардашвили, где подчеркивается личный характер мыслительного акта, усыпаны фразами: «Впечатление ясное, а вот объяснить это очень трудно»,
- 43
Herald of Omsk University 2021, vol. 26, no. 3, pp. 37-44
Вестник Омского университета 2021. Т. 26, № 3. С. 37-44
-ISSN 1812-3996
«Даже язык не поворачивается, как это сформулировать» [13, с. 20, 57] и т. п. В противном случае их проникновение в речь философа вызывало бы сплошное недоумение.
8 Представить отношения в паралогическом треугольнике близко к тому, как показывается допустимость перехода от теории относительности к классической механике при некоторых значениях скорости, размеров движущихся тел и расстояния между ними, мешает отсутствие формул с входящими в них числовыми переменными.
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. ЛевинасЭ. Тотальность и бесконечное // Левинас Э. Избранное. Тотальность и бесконечное. М. ; СПб. : Университетская книга, 2000. С. 66-291.
2. Апель К.-О. Язык и истина в современной ситуации философии // Апель К.-О. Трансформация философии. М. : Логос, 2001. С. 33-60.
3. Бибихин В. В. Язык философии. М. : Прогресс, 1993. 416 с.
4. Чаадаев П. Я. Статьи и письма. 2-е изд., доп. М. : Современник, 1989. 623 с.
5. Лотман Ю. М. Риторика // Избр. ст. : в 3 т. Т. I. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллинн : «Александра», 1992. С. 167-183.
6. Клюев Е. В. Риторика (Инвенция. Диспозиция. Элокуция). М. : ПРИОР, 2001. 272 с.
7. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М. : Едиториал УРСС, 2004. 256 с.
8. DrozdZ G. The development of the theory of metonymy in cognitive lingistics. Lingüistica Silesiana 35. 2014. P. 119-151.
9. Романенко В. А. Метонимия в когнитивном аспекте // Вестн. Рос. ун-та дружбы народов. Сер.: Русский и иностранные языки и методика их преподавания. 2010. № 2. С. 16-20.
10. Синченко Г. Ч. Философско-правовые облики человека. Омск : Омская академия МВД России, 2001.
240 с.
11. Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. М. : Прогресс, 1990. С. 5-32.
12. Огурцов А. П. От нормативного разума к коммуникативной рациональности // Философия науки. Вып. 11: Этос науки на рубеже веков. М. : ИФ РАН, 2005. С. 54-81.
13. Мамардашвили М. Картезианские размышления. М. : Прогресс : Культура, 1993. 352 с.
14. Джуа М. История химии. М. : Мир, 1975. 480 с.
15. Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? // Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? М. : Наука, 1991. С. 51-191.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ INFORMATION ABOUT THE AUTHORS
Синченко Георгий Чонгарович - доктор философ- Sinchenko Georgij Chongarovich - Doctor of Philosoph-ских наук, профессор, Заслуженный работник выс- ical Sciences, Professor, Honored Worker of Higher шей школы РФ, профессор кафедры философии и по- School of the Russian Federation, Professor of the De-литологии, Омская академия МВД России, 644092, partment of Philosophy and Political Science, Omsk Россия, г. Омск, пр. Комарова, 7; e-mail: gsinchenko@ Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 7, rambler.ru. pr. Komarova, Omsk, 644092, Russia; e-mail:
gsinchenko@rambler.ru.
Воробьева Елена Юрьевна - кандидат философских Vorob'eva Elena Yurievna - Candidate of Philosophical наук, доцент, Сибирский институт бизнеса и ин- Sciences, Docent, Siberian Institute of Business and In-формационных технологий, 644116, Россия, г. Омск, formation Technologies, 196/1, ul. 24-ya Severnaya, ул. 24-я Северная, 196/1; e-mail: velena-05@mail.ru. Omsk, 644116, Russia; e-mail: velena-05@mail.ru.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ FOR GTATIONS
Синченко Г. Ч., Воробьева Е. Ю. Геометрия парало- Sinchenko G.Ch., Vorob'eva E.Yu. Paralogic geometry.
гики. Риторика, логика, интуиция // Вестн. Ом. ун-та. Rhetoric, logic, intuition. Vestnik Omskogo universiteta =
2021. Т. 26, № 3. С. 37-44. DOI: 10.24147/1812-3996. Herald of Omsk University, 2021, vol. 26, no. 3, pp. 37-44.
2021.26(3).37-44. DOI: 10.24147/1812-3996.2021.26(3).37-44. (in Russ.).
